Юность Маши Строговой

Глава 15

Хотя Ирину Федотовну очень скоро перевели из санитарок в госпитальную лабораторию помощницей лаборантки, тем не менее девятая палата оставалась предметом ее забот и попечений.

Это была палата, где лежал тот юноша с желтым лицом, обросшим каштановой бородой. Юноша в бреду звал мать и ссорился с Наташей. Наташа требовала поднять паруса, а он спорил, что поднимать паруса нельзя, ругал Наташу, кому-то жаловался и кричал: "Наташка, стреляй в того! Стреляй, дура!"

Бедной Наташе доставалось.

Ирина Федотовна подносила к посиневшим губам мальчика воду. Он жадно глотал.

Когда он умер, написать было некому. Он был из Одессы.

В девятой палате стояли три койки. На одной лежал майор с тяжелым ранением в ногу. Он лежал с весны.

Наконец главный хирург сказал, что нога сохранится, не останется даже хромоты; через полгода возможно возвращение на фронт. Тогда у майора обнаружился вдруг тяжелый характер. Он выпытывал у Ирины Федотовны, врут доктора или нет. Ирина Федотовна убеждала, что доктора не врут, а жена не приезжает из Ярославля потому, что трудно достать пропуск и не на кого оставить детей. Иногда Ирине Федотовне не удавалось убедить майора. Он отворачивался к стене. Ирина Федотовна все же не отходила от кровати.

"Господи, если я уйду, кто с ним будет так нянчиться?" — думала она.

Выслушивание жалоб майора, писание писем под диктовку безрукого лейтенанта и просто разговоры в девятой палате — все это не было основной работой, но делать это Ирине Федотовне казалось важнее того, что она делала в лаборатории.

Она называла раненых из девятой палаты "мои ребятки", хотя майору шел сороковой год. Она была озабочена, кому поручить их, когда Кирилл Петрович пришлет вызов в Москву. Где найти заместительницу?

Заместительница явилась в госпиталь сама.

Однажды Ирина Федотовна переходила по доскам госпитальный двор. Доски настилались на пути к служебным постройкам: двор лежал низко, осенью его заливало водой. К кухне вела широкая дорога в три доски, такая же широкая — от главного входа к проходной будке, но к флигельку в отдаленном углу двора, где помещалась лаборатория, проложена была одна узенькая дощечка. Сколько ни жаловалась Ирина Федотовна завхозу, вторую доску не настилали.

— А кому туда ходить? — апатично возражал завхоз. — Вы с лаборанткой и по одной пройдете.

Так и ходили по одной, балансируя, чтобы не оступиться в грязь.

На этой узенькой дощечке Ирина Федотовна столкнулась лицом к лицу с незнакомой девушкой и прежде всего посмотрела на ее ноги. Девушка была обута в открытые туфли и мелкие галоши.

— Не разойдемся, — сказала Ирина Федотовна. — Придется вам вернуться обратно.

— Пожалуйста, — вежливо ответила девушка. — Я куда-то попала, сама не знаю куда.

Она пошла назад. Ирина Федотовна, следуя за девушкой, опытным взглядом оценила ее светлое пальто и шляпку в тон пальто.

— Где вам делали? — нечаянно спросила Ирина Федотовна.

Девушка сразу поняла, о чем речь, и ответила:

— На Крещатике.

— Ах, в Киеве! — обрадовалась Ирина Федотовна, хотя в Киеве была лишь раз, в ранней молодости, и смутно помнила холмы и сады этого живописного города.

Пока они гуськом дошли по доске до лаборатории, девушка рассказала, где в Киеве лучшее ателье, где причесываются артистки и как хорошо одевались киевлянки до войны — куда москвичкам!

Завязалась оживленная беседа о милых пустяках. Они остановились около флигеля продолжить разговор.

"Славная девушка, с широкими взглядами, — определила Ирина Федотовна, мысленно сравнивая ее с Машей. — Маша односторонняя. Она — как Поля, но Поля росла в другое время, когда за идейность преследовали: несовместимо было интересоваться нарядами и читать запрещенные книги".

Девушка показала Ирине Федотовне справку: "Анна Хроменко, студентка четвертого курса, направляется в госпиталь для общественной работы".

— Не знаете ли вы Машу Строгову? — спросила Ирина Федотовна. — Тоже студентка, моя дочь.

— Как же, — ответила Ася. — Мы на одном курсе.

Ирина Федотовна решила, что это просто прелесть — такое совпадение.

"Посмотрим, какая у нашей недотроги мать", — заинтересовалась между тем Ася.

Она давно заметила, что Маша избегает близости с ней, и Усков перестал откровенничать с тех самых пор, как "там" возникла дружба. Асю вызвали в комитет.

Дильда с хмурыми узкими глазами, устало подперев кулаком голову, спросила:

— Какие ты выполняешь общественные поручения?

Ася вмиг сообразила: "Неспроста! Это они мне в отместку за то, что выступала против на уроке и на докладе".

Она решила поговорить с Дильдой по душам, но разговор не получился.

Дильда покачала головой:

— Не надо! Строгову знаю, Ускова знаю. О себе расскажи.

Тогда Ася чистосердечно призналась:

— Давно уж хочу взять общественную работу… У меня привычка: если браться, так по-настоящему. Но у нас на курсе организаторы такие…

— Какие?

— Нерасторопные.

На всякий случай Ася выбрала осуждающее, но все же довольно мирное слово.

Дильда сдвинула ниточки-брови.

Она не поняла значения слова, но спрашивать у Аси не хотелось.

Оказалось, что Ася мечтает работать в госпитале…

Теперь она стояла у деревянного флигеля и охотно знакомилась с Машиной матерью.

Ирина Федотовна пригласила Асю в лабораторию, усадила на табурет и сказала, что вот только наклеит ярлычки на двадцать бутылочек, а затем сама проводит ее в главное здание и познакомит с "ребятами".

— Вы учитесь на педагогическом факультете. Но вам не идет быть учительницей, — сказала Ирина Федотовна, у которой ее новая знакомая вызывала интерес и симпатию.

— Нет, конечно, нет! — рассмеялась Ася. — Я буду журналисткой.

Наклеив ярлыки на бутылки, Ирина Федотовна проводила Асю в девятую палату.

Безрукий лейтенант спал, майор лежал на спине и настойчиво изучал потолок, третья койка была пуста — выздоравливающий гулял в коридоре. По тому, что майор не шевельнулся при их появлении, Ирина Федотовна догадалась — его опять одолевает хандра.

— Алексей Степаныч! — осторожно позвала она. — Познакомьтесь. Журналистка.

— Никаких интервью! — отрезал майор.

Ася улыбнулась:

— Будьте покойны, нет.

Она не возражала против того, что ее отрекомендовали журналисткой. Напротив, послала Ирине Федотовне приветливый взгляд и ловко поправила у майора подушку, хотя в этом не было нужды.

— Благодарю, — буркнул майор.

"Очень мила, очень!" — отметила про себя Ирина Федотовна.

— Позвольте вам чем-нибудь помочь, — просто сказала Ася.

— Мне требуется одно, — ответил майор мрачно, — чтобы моя нога научилась ходить без костыля.

— Представьте, — воскликнула Ася, — сейчас в кабинете врача слышала разговор о вашей ноге! Самое большее через месяц вам не понадобятся костыли.

Майор приподнялся на локте:

— Нет, в самом деле?

"Я спокойна, — решила про себя Ирина Федотовна. — Скорее бы прислали вызов. Я поручу ей своих ребят".

Так завязалось знакомство.

Всякий раз, когда Ася приходила в госпиталь, Ирина Федотовна зазывала ее в лабораторию, и начинался тот увлекательный разговор, который доставлял равное удовольствие обеим собеседницам.

Ася сидела у Ирины Федотовны в лаборатории, подальше от колб и пробирок, чтобы не испачкать светлое пальто, и посвящала ее в свои планы.

— Нет, меня не тянет больше к научной работе. В конце концов, все наши ученые — ску-учнейшие сухари! Это меня оттолкнуло. Каждый выбирает работу в зависимости от темперамента. Я верю в удачу и в случай. Кроме того, имеют значение связи.

"Ах, Маша! — думала Ирина Федотовна. — Сидит до поздней ночи в читальне. Ночью Усков провожает ее домой. Они стоят у забора и говорят о дипломных работах, о последнем воскреснике и о том, какие вопросы нужно обсудить на комсомольском активе. Потом бедный Усков тащится через весь город к себе".

Жизнь Маши представлялась Ирине Федотовне однообразной и скучной. Ужасно жалко ее!

Ирина Федотовна всегда была охотница до празднества, и теперь мысль о развлечении, которое необходимо устроить для Маши, крепко засела ей в голову.

— Маше под Новый год исполнится двадцать. Приглашаю вас на пирог, — сказала она Асе.

Вот и Новый год скоро. Дни летели. Труд, забота о раненых так заполняли время Ирины Федотовны, что она давно позабыла тоску одиночества. Лишения и неустроенность быта, которые раньше донимали до слез, теперь переносились легче. Ирине Федотовне некогда было заниматься мелочами: к вечеру она так уставала, что с трудом добиралась до постели.

Положив голову на подушку и наслаждаясь заслуженным отдыхом, она размышляла некоторое время о Москве и Кирилле Петровиче (как-то он там один, без меня?) и засыпала до утра.