Юный техник, 2015 № 05

Генерал от радио Юрий Мажоров

Конечно, в современном перечне воинских званий такого — генерал от радио — нет. Это только когда-то существовали, например, генералы от инфантерии. Но по сути верно. Потому как практически всю свою сознательную жизнь Юрий Николаевич Мажоров занимался проблемами, так или иначе связанными с радио.

Любовь к радиоделу Юрию привил его отец Николай Андреевич — человек увлекающийся. На заре ХХ века он начал заниматься радиоделом. А когда сын подрос, заинтересовал этим занятием и его.

Занятие радио потом не раз выручало Юрия в жизни. Впервые это случилось в конце тридцатых годов, когда Николай Андреевич был репрессирован и ни за что два года просидел в ташкентской тюрьме. Шестнадцатилетнему Юре пришлось искать работу, чтобы хоть как-то прокормить семью. Здесь-то и помогло знание радиодела — его взяли в радиоузел Ташкентских бань. Там как раз сломалась американская радиола, работавшая на четыре десятка громкоговорителей. Даже опытные специалисты не смогли ее починить. А может, не захотели возиться, поскольку, как выяснил Юрий, в радиоле сгорел силовой трансформатор, который представлял собой запаянную металлическую коробку, залитую еще и битумом. С большим трудом на костре Мажоров-младший обжег битум, потом распаял крышку коробки и, наконец, извлек оттуда трансформатор. На его перемотку ушло две недели. В общем, Юра вдоволь намаялся, перемазался в битуме, но своего в конце концов добился. Когда он установил трансформатор на прежнее место, припаял все концы, заморская радиола ожила. Банное начальство в восхищении цокало языками.

Вскоре Юрий поступил в Ташкентский техникум связи, продолжая по совместительству работать в тех же банях. А когда в сентябре 1940 года ему пришла повестка из военкомата, служить он стал радиотелеграфистом в частях особого назначения — ОСНАЗ.

В учебной роте курсантов учили приему азбуки Морзе на слух, работе на ключе, умению при случае и починить рацию. Мажоров передавал на ключе до 140–150 знаков в минуту, до тонкостей освоил работу на радиостанции РСБ — сухопутном варианте рации бомбардировщика СБ.

Весной 1941 года, по окончании учебной роты, Мажорова отправили на пункт радиотехнической разведки, находившийся в 30 километрах от Ташкента. Здесь он стал прослушивать радиограммы, которые английская колония Сингапур направляла в метрополию. С началом войны радиоразведчики продолжали перехват радиограмм из Сингапура. Многие, как и Юрий, рвались на фронт, но лишь в октябре через Ташкент и Казахстан их перебросили в район города Коврова, поближе к действующей армии.

Одной из главных задач радиоразведчиков в период битвы за Москву было предупреждение о приближающихся фашистских самолетах. И они вскоре нашли слабое место немцев. На бомбардировку Москвы экипажи поднимались с разных аэродромов, чаще всего из-под Орши, Минска и Могилева. После набора высоты бомбардировщики выстраивались в боевые порядки. Ведущий выходил в эфир и вызывал ведомых. Каждое звено отвечало ведущему. В это время дивизион радиоразведки перехватывал их переговоры, определял примерный состав группы, а также пеленг самолетов. Через 20–30 минут сеанс связи между машинами повторялся, и ОСНАЗ уточнял данные. Таким образом, за час до налета на столицу радиоразведчики могли оповестить штаб ПВО о приближающемся налете.

Слушая переговоры экипажей бомбардировщиков, ОСНАЗ почему-то не слышал переговоров немецких истребителей. Именно Юрий догадался, в чем тут дело. Оказалось, что истребители ведут переговоры в ультракоротковолновом диапазоне, совершенно новом для тех лет. Через некоторое время, когда радиоразведчикам в руки попалась трофейная радиостанция со сбитого фашистского истребителя, догадка блестяще подтвердилась.

В дальнейшем Мажорова, несмотря на напряженные фронтовые будни, не покидал «инженерно-конструкторский зуд». Он, например, сумел усовершенствовать маломощную радиостанцию «Север». В 1944 году с территории освобожденной Украины Мажоров ухитрялся поддерживать связь со штабом в Подмосковье.

Узнав про это, его командир лейтенант Шинко сказал: «Знаешь, Мажоров, из тебя получится хороший офицер и военный инженер». Слова командира оказались пророческими.

Покончив с войной счеты в Берлине, в 1946 году Юрий вместе с женой — радисткой Татьяной Костровой — стал подумывать, не поступить ли ему в военную академию. Мысль еще не успела толком оформиться, как Мажорова перебросили к новому месту службы — в немецкий город Нордхаузен, где формировалась БОН — бригада особого назначения, которой командовал генерал Александр Тверецкой. Задачей БОН было освоение трофейной ракетной техники.

В городе также был развернут институт «Нордхаузен», в котором работали конструкторы Борис Черток, Валентин Глушко, Николай Пилюгин, Леонид Воскресенский, Борис Коноплев, Василий Мишин, Михаил Рязанский, Евгений Богуславский, Юрий Мозжорин, Юрий Победоносцев и многие другие специалисты, ставшие затем правофланговыми советской ракетной индустрии.

Юный радиолюбитель и военный инженер Юрий Мажоров.

Старший лейтенант Мажоров сначала получил должность техника наземных испытаний, затем его назначили инженером-расчетчиком пульта вертикальных испытаний ракеты, а позднее — начальником электрогруппы. А вскоре последовал приказ о передислокации бригады в Советский Союз, где в астраханских степях создавался Государственный центральный полигон, ныне известный как Капустин Яр. Там начались испытания ракет «Фау-2», либо целиком вывезенных из Германии, либо собранных в СССР из немецких деталей.

Мажоров перед каждым пуском ракеты обслуживал приборный отсек, который находился на высоте шестого этажа многоквартирного дома. Чтобы добраться до него, приходилось карабкаться по пожарной лестнице.

Интересная деталь: испытания были тщательно засекречены, но это не очень-то помогало — о каждом пуске исправно сообщало британское Би-би-си. А когда одна из ракет, отклонившись от курса, ушла на север и упала близ города Красный Кут Саратовской области, на вопросы поисковиков к местным мальчишкам, мол, «не видели ли они, где упал самолет», те честно ответили: «Самолета не видели, а вот где упала ракета, знаем».

Испытаниям конца и края видно не было, и Мажоров заскучал. Он написал рапорт с просьбой отпустить его в Ленинград для поступления в военную академию. Экзамены он сдал успешно.

Мажоров не только хорошо учился, но еще и находил время для хобби.

Осенью 1951 года он собрал самодельный телевизор. Посмотреть на «чудо» приходили жильцы со всего дома.

Защитив дипломный проект на «отлично», Юрий прошел несколько собеседований и попал в ЦНИИ Министерства обороны. Здесь Мажоров стал заниматься созданием устройств радиоэлектронной борьбы. Первое, что поручил Юрию Николаевичу главный инженер ЦНИИ Теодор Рубенович Брахман, — переделать передатчик непрерывных шумовых помех «Натрий» в импульсный.

Затем ему поручили заняться исследовательскими работами по созданию системы ответных помех. Плодом этих работ стало создание станции «Север-1». Станцию установили на самолет «Ли-2», который поднялся с аэродрома Измайлово и полетел в сторону города Ступино, в 120 км к юго-востоку от Москвы. Маршрут был проложен так, что самолет создавал помехи радиолокаторам П-20 противовоздушной обороны. В итоге операторы дивизионов ПВО так и не смогли увидеть его на экранах своих радаров.

Через некоторое время на основе этой станции была создана более совершенная «Резеда», которая стала первой отечественной станцией ответных помех, пошедшей в серийное производство.

В 1957 году НИИ-108, как стал именоваться ЦНИИ, открыл свой филиал в Протве. Мажорова перевели туда начальником отдела. А в 1960 году его назначили главным инженером головного НИИ-108.

Вскоре после этого назначения ему довелось решить любопытную проблему: Юрию Николаевичу было доверено доказать или опровергнуть гипотезу о том, что из здания посольства США на Садовом кольце можно перехватывать сигналы радиолокационных станций ПВО Москвы.

Обдумав, Мажоров решил, что лучше всего с принимающей аппаратурой подняться на шпиль высотного здания на площади Восстания рядом с посольством СТТТА. Шпиль здания металлический, внутри лестница и площадка. Здесь и разместили американский приемник APR-5, который работал на волнах от 3 до 15 см с чувствительностью не менее 10^-10 Вт.

Ю. Н. Мажоров во время войны.

В итоге Мажорову вместе с начальником 112-й лаборатории Евгением Фридбергом удалось засечь работу некоего радиоисточника. Выявили его местоположение — на крыше посольства США. Через некоторое время выяснилось и то, что янки с помощью этого оборудования прослушивали работу радиотелефонов служебных машин членов правительства. Советские министры, сидя в автомобилях, вели переговоры по линиям связи, называемым «кремлевками». Вообще-то по таким аппаратам вести секретные переговоры запрещалось, но высокие руководители на этот запрет внимания не обращали. Что и стало настоящим подарком для ЦРУ.

Тогда в НИИ-108 разработали радиопередатчик помех и установили его неподалеку от посольства США. Те стали бурно протестовать. Даже демонстративно повесили на окна экранирующие сети «для защиты от варварского облучения». Но это лишь свидетельствовало о том, что работа Мажорова и его коллег оказалась успешной.

В дальнейшем Юрию Николаевичу Мажорову довелось заниматься проблемами нелинейной радиолокации. Итогом этих работ стало появление небольшого радара, позволявшего выявлять спрятанные в карманах диктофоны и портативную шпионскую аппаратуру вроде пресловутых «жучков», даже когда они не включены.

В первой половине 1980-х годов ЦНИРТИ (НИИ-108) сумел решить проблему подавления помехами работы радиоаппаратуры американских самолетов ДРЛО Е-2С «Хокай» и Е-3 АВАКС. За ее создание коллектив разработчиков был удостоен Ленинской премии. В их числе и многолетний директор ЦНИРТИ генерал-майор Юрий Николаевич Мажоров.

В декабре 1985 года Ю. Н. Мажоров ушел в отставку. Однако связей с родным институтом не порывает и сейчас. Несмотря на возраст, он по-прежнему в боевом строю, консультирует по мере необходимости своих коллег.

Из зениток — по танкам

В городе Лобня, на перекрестке Букинского и Рогачевского шоссе, стоит крупнокалиберная зенитка. На пьедестале написано, что именно здесь 1–3 декабря 1941 года артиллеристы 13-й батареи 864-го зенитно-артиллерийского полка заставили отступить фашистские танки, двигавшиеся на Москву. Подробности этого необычного сражения таковы.

Под натиском превосходящего по численности и боевой мощи врага 16-я армия отступала по Ленинградскому шоссе к столице. 24 ноября немцы заняли Солнечногорск. Сталин позвонил командующему, спросил, каково положение. «Очень тяжелое», — ответил Константин Рокоссовский. «Мы вам поможем!» — обнадежил Верховный главнокомандующий.

Он знал, что противотанковой артиллерии в наших войсках катастрофически не хватало. Война началась как раз в тот период, когда в Красной армии шло перевооружение. Старые пушки были сняты с вооружения, а новые выпустить еще не успели. И все же выход из положения был найден.

В тот же день Верховный главнокомандующий приказал снять зенитную батарею первого корпуса противовоздушной обороны Москвы, прикрывавшего центр города от налетов фашистской авиации. Вечером четыре 85-мм пушки Б-52 уже были у деревни Ложки, рядом с Лобней. Здесь и приняли боевое крещение.

Создатель Музея истории Лобни, фронтовик, полковник запаса Прокопий Колычев в 60-х годах ХХ века записал воспоминания командира одного из расчетов — Гайка Шадунца. Вот строки машинописи на пожелтевшей от времени бумаге: «Орудие мы затащили во двор барака, как мне казалось, безлюдного, — вспоминал Г. Шадунц. — Только начали расчищать площадку, как к нам подошла женщина в черной фуфайке, спросила, что мы собираемся делать на ее огороде. Объяснил. Рассказала, что зовут Евдокией, фамилия — Ивашенкова. Муж на фронте, а она тут с пятью сыновьями, мал мала меньше. Я посоветовал матери уехать, потому что тут скоро будет пекло. Предложил отвезти на завод ЗИС-5 в Лианозово, а она ответила: «Куда мне деваться с такой оравой?!» Оказалось, рядом с домом есть землянка, когда начнется стрельба, говорит, спрячусь с детьми в ней».

Подбитые немецкие танки. Фото 1941 года.

Потом о зенитчиках, которым отступать было некуда — рядом мать с пятью сыновьями, позади Москва — снимут 2 фильма. Сначала документальный — «Если дорог тебе твой дом», а затем и художественный— «У твоего порога» (режиссер Василий Ордынский).

У Лобни инженерные войска при помощи населения создали систему обороны, состоящую из противотанкового рва глубиной 4 м, шириной 6 м — по верху и 4 м — по низу; забора из колючей проволоки в 2–3 ряда; противотанковых и противопехотных минных полей; долговременных огневых точек с железобетонными колпаками; окопов для пехоты; позиции для минометов и артиллерии. Командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Бок это знал и начал подтягивать в Красную Поляну (ныне пригород Лобни) бронетанковые части и подразделения пехоты. Противостояли ему бойцы 2-й Московской стрелковой дивизии, сформированной в октябре из москвичей и жителей Подмосковья. Они принимали участие в военном параде на Красной площади 7 ноября 1941 года. И прямо оттуда отправились на фронт.

Видя, что под Лобней создается весьма напряженная обстановка, Ставка Верховного главнокомандования перебросила туда из резерва 28-ю и 35-ю отдельные стрелковые бригады, 64-ю отдельную морскую стрелковую бригаду. Повернула на север эшелоны с войсками 331-й стрелковой дивизии, следовавшими на юг, под Тулу. Артполк дивизии занял позиции у деревни Киово, рядом с батареей зенитчиков. И как раз вовремя.

В ночь на 1 декабря 1941 года немцы обрушили шквал огня на позиции зенитной батареи. Два расчета вскоре погибли вместе с орудиями. Но орудие Шадунца продолжало стрелять.

«Ранним утром 1 декабря мы увидели фашистские танки — 11 машин, — вспоминал он впоследствии. — Легкие и средние. Они были в километре от нас. Я скомандовал: «Огонь!» Головной танк завилял на месте и замер. Следом — второй. Остальные стали отходить»…

Фашисты хотели прорваться правее, через рощу у деревни Букино. Но здесь их встретил огнем артиллерийский полк 331-й стрелковой дивизии. Подбили еще 4 танка. Противник на время отошел. Однако днем 3 декабря со стороны деревни Нестериха появились 23 танка. Расчет второй зенитки под командованием Громышева выстрелил, вызвал огонь на себя. Артиллеристы погибли. На поле боя из четырех пушек осталась одна — расчета Шадунца. «Подбит головной танк, второй, третий... шестой. Немцы начали отступать. Мы в тот морозный солнечный день насчитали у орудия 120 стреляных гильз. Из 51 зенитчика в живых остались лишь 16»...

За 8 подбитых танков командир зенитного расчета Шадунц и заряжающий Петреев получили ордена Боевого Красного Знамени, наводчик Баранов — орден Красной Звезды.

…А 5 ноября 1967 года неподалеку от барака, во дворе которого стояло орудие, благодарные жители Лобни открыли памятник, поставив на постамент последнюю уцелевшую зенитку. Сюда люди ежегодно приходят на митинг в день начала контрнаступления наших войск и в День Победы. С венками и цветами.

Теперь неподалеку от памятника, на первом этаже жилого дома, расположен и музей, где вам подробно расскажут о тех памятных днях ныне уже далекого 1941 года