Юрг Иенач

Конрад Фердинанд Мейер и его роман «Юрг Иенач»

Конрад Фердинанд Мейер, современник и земляк Готфрида Келлера, один из виднейших представителей швейцарской прозы и поэзии, принадлежал к числу лучших исторических романистов в европейской литературе XIX века. Его произведения — необычное явление в швейцарской литературе того времени, в которой преобладающее место занимал бытовой роман. Мейер выделяется среди своих соотечественников тем, что под его пером события, отдаленные от нас на триста, восемьсот или две тысячи лет, приобретают актуальность, не теряя вместе с тем неповторимого своеобразия. Ему свойствен широкий интерес к истории разных народов в различные эпохи. Этот интерес определил содержание большинства его произведений, стихов и прозы. Мейер создал несколько циклов стихов и несколько исторических романов и новелл. В балладах и романах перед нами Англия XII века («Святой»), Италия эпохи Возрождения («Анджела Борджа»), начало реформации в Германии («Последние дни Ульриха фон Гуттена») и, наконец, Швейцария в годы Тридцатилетней войны в самом значительном романе Мейера «Юрг Иенач». Очень близок Мейеру и мир греков и римлян, к которому он постоянно обращается.

Увлечение историей не угасает у него в течение всей долгой жизни, богатой занятиями, путешествиями, творчеством, но бедной внешними событиями. Мейер, коренной житель Цюриха, потомок переселившихся сюда в XVII веке ремесленников, родился в 1825 году. В пятнадцать лет Конрад Фердинанд потерял отца — юриста, историка, политического деятеля, тонкого и интеллигентного человека. Это отец во время каникулярных странствий по родному краю впервые познакомил мальчика с далеким прошлым Швейцарии.

До 1856 года Конрад Фердинанд жил в доме матери, под ее опекой. Он готовился изучать юриспруденцию, но затем увлекся историей, живописью, поэзией и много времени отдавал этим занятиям. В юности он пережил тяжелый внутренний кризис, который чуть было не привел к развитию душевной болезни, возможно унаследованной от матери, женщины деспотической и неуравновешенной. В связи с этим он провел три года в Лозанне, у друга отца, историка Луи Вюльемина, автора двухтомной истории Швейцарского союза и истории церкви, профессора Лозаннского университета. Вюльемин помог ему справиться с болезнью и содействовал его серьезным историческим штудиям. Под его влиянием Мейер заинтересовался реформацией в Швейцарии.

После смерти матери он вместе с сестрой отправился в путешествия, и это самый красочный кусок его жизни. Он изъездил вдоль и поперек окрестности Цюриха по следам уже тогда привлекавшего его Георга Иенача — вождя освободительной борьбы швейцарцев в XVII веке, затем долгое время прожил в Париже, побывал в Италии, останавливался в Венеции, Милане. Как художника его интересовали произведения великих мастеров: Мурильо, Тициана, Микеланджело. Как историк он с большим тщанием изучал повсюду памятники старины. Его восприятие прошлого было таким, острым, что, по свидетельству сестры Бетси, Лувр для него оставался прежде всего местом трагической гибели французских гугенотов, а затем уже сокровищницей произведений искусства. После периода странствий он надолго обосновался в своем доме с сестрой, которая была его любимым секретарем (он диктовал ей свои произведения), а в 1877 году, после женитьбы, переселился в загородный дом в Кильхберге под Цюрихом, где и окончил свои дни в 1898 году.

В 1864 году появилась первая книга баллад Мейера, и с этих пор все его время было посвящено творчеству и встречам с литературными друзьями. Но творчество было главным. Оно давалось нелегко. В письмах к сестре он откровенно пишет о том, каких трудов стоит ему каждое сочинение. Признание пришло к Мейеру в конце жизни. В 1880 году он был избран доктором honoris causa [1] Цюрихского университета. Однако болезнь в эти годы все больше подтачивала его духовные силы и в конце концов лишила возможности работать.

История сопутствует Конраду Мейеру в течение всей его жизни, она всегда была рядом: в рассказах отца, изучавшего античность, в занятиях, чтении, наконец, в творчестве, когда он искал в ней своих героев. История лучше, чем окружающая его жизнь, помогала ему понять смысл и ценность человеческой личности, она заменяла ему недостающий жизненный опыт. Увлечение ею не было для него ни бегством от современности, ни столь часто свойственным романтизму средством превознесения отживших учреждений и отношений. Да и национальный характер его творчества проступает очень ясно, несмотря на то что из всех его исторических повествований только один роман посвящен Швейцарии. Выбор сюжетов во всех произведениях навеян прошлым и современным ему положением Швейцарии, судьбой страны, народ которой разобщен самой природой, говорит на разных языках, расколот многовековой религиозной борьбой и должен был в течение сотен лет всеми средствами отстаивать свою независимость от значительно более сильных и могущественных соседей. Поэтому не случайно его интересуют проблемы религиозной борьбы, проблема утверждения на мировой арене малых государств, тема соотношения этики и силы в политике государства и в жизни государственных деятелей.

В выборе сюжетов Мейеру помогала огромная историческая эрудиция. Оставаясь писателем, он необычайно требователен к себе как к исследователю: непременное условие творчества для него — хорошее знание места действия, документов и духа эпохи. Это ясно видно и в «Юрге Иеначе», среди героев которого душе Мейера близки и Вазер, с великим тщанием зарисовывающий и измеряющий развалины римских колонн близ Цюриха, и почтенный, хотя и немного смешной ученый дворянин доктор Фортунатус Шпрехер, стремящийся запечатлеть в своей истории все важные события, связанные с пребыванием в Куре герцога Генриха Рогана.

Описания городов и мест в романе Мейера так ярки и точны, что вы словно сами бродите по запутанным улочкам Цюриха, круто взбирающимся в гору, или плывете в гондоле вдоль величественных дворцов в Венеции. Трактир в Куре, где Иенач встретился с офицерами, существовал еще и в XIX веке, в бытность там самого Мейера. Но важны не только детали. Великолепно уменье Мейера передать духовный климат эпохи. Вот ученый, рассудительный, образованный Лоноша, будущий бургомистр Цюриха Вазер. В руках у него книга Яна Амоса Коменского «Мир в картинках» и блокнот для записей и зарисовок. В разговоре он упоминает о своем соотечественнике Конраде Гесснере, ученом ботанике и лингвисте. Вот школа в Цюрихе с добряком учителем, который громовым голосом читает звучные стихи Гомера и боится, как бы ученики не отозвались неуважительно о его героях. Это Цюрих XVI–XVII веков. А вот Венеция: собор на канале, славящийся тем, что в нем полотно Тициана. Здесь сходятся все герои книги: ведь никто не может, побывав здесь, не воздать должное великому венецианцу. А позднее — дворец венецианского вельможи Гримани, умного и коварного, который не забывает упомянуть о Макиавелли, — и перед вами Италия позднего Возрождения… Через некоторое время вы вместе с Иеначем подъезжаете к испанской крепости и видите грубых, неотесанных вояк-наемников, суету военного лагеря. Но неожиданно оказывается, что Иенач, ради того чтобы проникнуть в лагерь, уверяет часового, что взял почитать у одного офицера «Приключения Дон-Кихота» и приехал вернуть книгу. И часовой принимает это как должное, он не удивлен. Это тоже черта эпохи.

Не будем увеличивать количество примеров. Достаточно сказать, что в романе все персонажи — подлинно существовавшие люди. Их много, но вымышленные лица — лишь слуга Помпео Планта, старый Лука, да бургомистр Вазер. Многие обрисованы очень бегло, но всегда точно. Действие часто прерывается, один раз на целых семнадцать лет, но все события восстанавливаются с полной достоверностью. В упоминаниях битв, деятелей, дипломатических документов нет, пожалуй, ни единой ошибки.

Может возникнуть мысль, — такое ли уж это достоинство, ведь перед нами не исследование, а роман. Но все дело в том, что детали не загромождают повествования. Оно полно острых диалогов, ярких описаний природы, метких характеристик. В книге везде чувствуется живой интерес автора к героям, его личная увлеченность событиями.

Мейер не модернизирует историю. Он не принадлежит к тем писателям, которые на материале любых эпох решают наболевшие вопросы своего времени — иногда даже ценой искажения этого материала. Он выше этого. Он отыскивает в истории такие непреходящей ценности явления, такие ситуации, которые не могут не волновать людей в любые времена, ибо в них возникают этические конфликты, существенные и для последующих поколений. В этом — залог неизменной актуальности лучших произведений Мейера.

Сестра писателя отмечала в своих воспоминаниях, что Конрада Фердинанда занимали всегда «загадки человеческих характеров», сильные фигуры в конфликтных ситуациях. Поисками именно такого характера и объясняется то, что Мейер выбрал Георга Иенача главным героем романа.

Мейер не обратился ни к моменту основания Швейцарского союза, с которым связана знаменитая легенда о Вильгельме Телле, ни к истории возвышения и укрепления Швейцарского союза в результате неоднократных побед швейцарцев над войсками австрийских Габсбургов и немецких князей, — побед, с которыми связано героическое предание о Винкёльриде, бросившемся против австрийских копий на верную смерть и увлекшем в атаку своих земляков.

Мейер выбрал то время, когда Швейцария, маленькое государство, состоящее из полунезависимых кантонов, не признанное иностранными державами, оказалась вовлеченной в Тридцатилетнюю войну 1618–1648 годов, в которой участвовали прямо или косвенно почти все европейские государства.

В такой обстановке герою мало было одного бесстрашия и преданности. Не обойтись ему без жертв и сделок с совестью. Сложность нравственного конфликта, неизбежного в подобных условиях, и привлекла Мейера.

Желая показать связь этой войны с событиями в Швейцарии, Мейер постоянно упоминает о войне. Многие его герои в ней участвуют, с горячностью спорят о ее перспективах и возможном исходе. Многие герои пытаются в войне найти выход из тяжелого положения: не выполнивший обещания, данного швейцарцам, впавший в немилость при французском дворе, герцог Роган уезжает в войска Бернгарда Веймарского и погибает в сражении; Иенач, после того как в 1620 году католическая партия в его стране одержала верх, тоже уезжает сражаться на стороне Протестантской лиги. Но война — не выход из положения ни для страны, ни для отдельного человека. Мейер показывает это ясно. Роган погибает, а Иенач ничего не добивается на войне для своей страны. Нужны другие средства. Ибо корни этой войны — Мейер понимает это очень глубоко — лежат в сфере политики.

Главными причинами Тридцатилетней войны были политические конфликты, которые невозможно было решить на «поле чести». Начиная с XIV века в Европе усиливаются тенденции к национальному объединению и централизации государств, осуществившиеся в Англии, Франции, Швеции, Дании и проявлявшиеся в той или иной степени у всех других народов, в том числе и в раздробленных государствах — в Италии и в Германии. С огромной силой выразил эту тенденцию Никколо Макиавелли, самый тонкий ум этого времени, допускавший любые отступления от норм нравственности во имя торжества объединительных начал в Италии. Идеи Макиавелли, воплощенные в трактате «Государь», его высказывания о Швейцарии не раз цитируют герои Мейера. Они им понятны.

В противовес этой линии национального развития Европы, в XVI веке фантом всемирной, универсалистской империи на некоторое время обрел видимые очертания в монархии Карла V Габсбурга, в которой, по выражению современников, никогда не заходило солнце. Ему были подвластны Австрия, Тироль, Штирия, Каринтия, Крайна, Чехия, Венгрия, а также Нидерланды, Испания с ее территориями в Италии и колониями за океаном, земли Германской империи.

После отречения Карла V от германского престола образовались две ветви дома Габсбургов: австрийская и испанская. В руках австрийских Габсбургов в XVI и XVII веках находилась германская императорская корона. Испания выступала в союзе с Австрией, поддерживая ее стремление к главенству в Германской империи в пику Франции, так как боялась усиления на Рейне по соседству с Нидерландами мощной державы.

Германия оставалась раздробленной. В ней после поражения Крестьянской войны восторжествовали территориальные князья, самыми сильными, кроме дома Габсбургов, были владетели Баварии, Саксонии, Бранденбурга. Франция, превратившаяся к этому времени в сильное абсолютистское государство, пользовалась раздробленностью Германии и преследовала свои политические интересы.

Руководил французской политикой в то время (1624–1643) кардинал Ришелье, провозгласивший тезис о том, что благо государства превыше всего.

Политические противоречия переплетались в этот период с религиозными разногласиями, связанными с победой реформации. Окончательно сложились все три течения в ней. Лютеранство в Германии стало оплотом княжеской власти и усилило княжеский сепаратизм и раздробленность страны, где часть княжеств оставалась католическими, часть — протестантскими. Кальвинизм распространился во всех странах, где победила буржуазия, и стал господствующей религией в Англии, Нидерландах, Скандинавии, а цвинглианство, более радикальное направление в догматике, требовавшее республиканской организации общины верующих, не вышло за пределы Швейцарии, — но там оказало глубокое влияние на борьбу городских низов с патрицианскими родами и земельной аристократией.

Однако события Тридцатилетней войны свидетельствуют о том, что в XVII веке во всех странах государственные интересы ставятся всеми ее участниками выше религиозных разногласий. Выражение Генриха IV «Париж стоит мессы» имели основание повторить многие, и в том числе Георг Иенач. Ришелье, в интересах единства Франции расправившийся с гугенотами и отменивший Нантский эдикт, в Тридцатилетнюю войну поддерживает в целях ослабления Германии протестантских князей в их борьбе против Католической лиги и императора. Этого требуют государственные интересы французского абсолютизма.

В своем романе Мейер очень метко оценивает позицию Франции и других государств и с большим сочувствием относится к судьбе народов, находящихся под чужеземным игом. Он не раз обращается в романе к трагической судьбе Чехии, разгромленной габсбургскими войсками, и совершенно правильно отмечает сходство между Чехией и Швейцарией, безрезультатно добивающимися независимости.

В конце войны борьба за Швейцарию особенно усилилась: тогда в нее вступили активно Франция, Мантуя, Венеция и Милан. Для всех этих государств и городов огромное значение имели ее горные проходы, дороги, крепости. Поэтому борьба за подчинение Швейцарии усилилась. Одновременно в самой Швейцарии возросло стремление к полному суверенитету.

Швейцария не была централизованным государством, она состояла из кантонов, лесных и городских, союзных земель и земель, подчиненных отдельным кантонам. Кантоны были связаны между собой договором о союзе, посылали представителей на годичные собрания, или ландтаги, но не были подчинены единой власти и сохраняли право заключать союзы с иностранными государствами, лишь бы не в ущерб остальным участникам союза. Кантоны были различны по социальной структуре, экономическим связям, политическому устройству. Цюрих был крупным ремесленным центром, Женева постепенно превращалась в торговый центр с европейскими связями, лесные кантоны оставались экономически более отсталыми. Общим бичом для Швейцарии было наемничество, на котором наживались и феодалы лесных кантонов, и патрицианские роды городов-республик Цюриха, Берна и других, получавшие пенсии от иностранных государств за поставку наемников. Везде, и особенно в городских кантонах, в связи с острой нуждой в рабочей силе поднимается протест против этой системы. Все противоречия в Швейцарии обостряются в ходе Крестьянской войны XVI века и реформации. Мы уже говорили, что Швейцария была родиной цвинглианства — самого радикального направления реформации, центром которого был Цюрих. Цвингли отрицал церковную иерархию, безбрачие духовенства, культ святых и монастырское землевладение. Он пошел далее Лютера и Кальвина в толковании догмата о причастии и демократизировал церковную организацию. Община верующих, по его идее, должна была избирать проповедников слова божия, толковавших Священное писание, а все дела веры должен был вершить городской совет. Цвингли выступил и против системы пенсий и наемничества. Городское население, часть крестьянства поддержали его, но оппозиция со стороны феодальной знати католических лесных кантонов, городского патрициата была очень сильна. В 1531 году Цвингли погиб в битве.

Граубюнденский союз трех кантонов, образовавшийся в 1497 году, был расположен недалеко от Цюриха и был связан с ним договором, поэтому реформация распространялась в Граубюндене в форме цвинглианства.

К началу XVII века более пятнадцати коммун и земель Граубюнденского союза были реформированы, среди них Шаранса, Домлечг, Претигау, но некоторые подчиненные союзу земли, и в том числе отвоеванная у Италии Вальтеллина, оставались католическими. Знатные патрицианские семьи, владевшие имуществом в городах, поместьями и замками за их пределами, такие, как Планта, Базельджа, твердо стояли за католицизм. Они опирались на поддержку Австрии, Испании, Венеции. Сторонников же реформации, среди которых были также и представители знати (де Салис, например), поддерживала Франция. Действовали иностранные державы путем подкупа городских и кантональных властей.

Поэтому, чтобы оградить союз от иноземного влияния, в 1603 году были приняты статьи, запрещавшие кому бы то ни было получать пенсии от иностранных держав. А четыре года спустя один из представителей семьи Базельджа, признавший, что получал деньги от Испании, был обезглавлен. В последующие двадцать лет борьба сторонников католицизма и реформации внутри союза обостряется, а ориентация — первых на Испанию и вторых на Францию — становится все яснее. Лишь на какое-то время обе партии объединились, приняв в марте 1616 года решение отказать Венеции в свободном проходе ее войск через территорию союза. В следующем году ландтаг союза постановил не заключать договора ни с кем, кроме Франции. Это означало победу более демократических слоев. Против этого решительно выступили оба брата Планта, Рудольф и Помпео. Тогда отряды из нижнего Энгадина осадили Рудольфа Планта в его замке Вильденберг. Отрядами командовали проповедники Блазиус Александер и двадцатилетний Георг Иенач, сын пастора и нотариуса из Сильвапланы. Планта удалось бежать в Мюнстер, а Георг Иенач с отрядами прибыл в Тузис, и в сентябре 1618 года здесь был создан особый трибунал из шестидесяти шести человек, который осудил братьев Планта на пожизненное изгнание, казнил одного из сторонников Испании и вынес еще сто пятьдесят семь приговоров. Католический священник Руска умер под пытками. В следующем году этот приговор по делу Планта то отменялся, то утверждался вновь, в зависимости от того, какая партия брала верх. В июле 1620 года произошло избиение протестантов в Вальтеллине под руководством ставленника Помпео Планта Робустелли. Было убито более трехсот протестантов, шестьдесят — семьдесят человек, в их числе и пастор Иенач, с трудом спаслись. Вальтеллина отделилась от союза. Экспедиция Граубюндена и союзных кантонов в Вальтеллину окончилась неудачей. Весть об этом всколыхнула все реформированные кантоны Швейцарии. Отряды пяти небольших кантонов объединились и перешли Альпы. Возглавлявшие их Георг Иенач и Блазиус Александер ворвались в замок Ридберг и убили Помпео Планта, как они говорили, во исполнение решений суда в Тузисе. После еще одной неудачной попытки вернуть Вальтеллину и восстания против австрийцев в Претигау, в котором отличился Иенач, в 1622 году был заключен договор с Испанией в Милане, так называемые «Миланские статьи», по которым Граубюнден отказался от всей Валь-теллины, кроме города Кьявенны, где протестантизм был запрещен.

Наступили самые тяжелые годы для Граубюнденского союза. Восемь коммун от него откололись, австрийские войска трижды вторгались на его территорию (в 1622,1627,1629 годах), оккупировали Кур. Само существование союза было под угрозой. Поддержку союзу оказала Франция, злейший противник австро-испанского блока. В 1635 и 1637 годах французские войска заняли Вальтеллину. Ришелье не мог допустить, чтобы Габсбурги, владевшие Миланом, захватили также Швейцарию. Во главе французских войск в Швейцарию был послан герцог Генрих Роган, который от имени французского короля обещал граубюнденцам передать им все их земли, освобожденные от испанцев и австрийцев.

Во время двухлетних войн за Вальтеллину вместе с войсками французов сражались и швейцарцы во главе с вернувшимся из-за границы Георгом Иеначем. Очистив Вальтеллину от испанцев, Иенач стал добиваться от Рогана выполнения его обещаний. Но кардинал Ришелье в Париже не спешил очистить швейцарскую территорию. Положение становилось безвыходным. Тогда по инициативе Иенача была создана антифранцузская лига (Кеттенбунд), начавшая переговоры с Испанией через Сербеллони, наместника Испании в Милане. Швейцарские полки под командованием Георга Иенача, возглавлявшего лигу, восстали против ничего не подозревавшего о тайных переговорах Рогана, которому были подчинены, окружили его в крепости на Рейне и заставили подписать приказ об уходе французских войск из Вальтеллины. К этому времени Георг Иенач стал самым влиятельным деятелем в Граубюндене, получив должность губернатора Кьявенны. Он добился от Испании согласия на Подписание «вечного мира» с Граубюнденом и признания его целостности и независимости. Правда, подписан мир был уже после смерти Иенача, в феврале 1639 года. Объединенный и сильный Граубюнденский союз не устраивал ни одну из великих держав. Кардинал Ришелье полагал, что Франция сумеет восстановить свое влияние в Швейцарии, если там не будет Георга Иенача. Испания не торопилась выполнить обещания относительно Вальтеллины и также не прочь была избавиться от Иенача. Поэтому убийство Иенача, которое произошло в Куре 14 января 1639 года, — дело рук его политических противников, и совершили его капитан Конрадин Бели и барон Отто фон Шауенштейн, брат и племянник Улисса де Салис, сторонника Франции. Известно, что незадолго до убийства, в Кур прибыл испанский курьер, подстрекавший народ против Георга Иенача. Но более широко распространилась версия, что убийство Иенача — акт мести детей Помпео Планта за смерть отца. Эту версию и разработал Мейер в своем романе. Кто же, в сущности, Иенач, которого Мейер назвал «швейцарским Валленштейном»?

Сложная обстановка в Европе во времена Тридцатилетней войны и наличие огромных армий наемников породили особый сорт людей, сочетавших в себе качества полководца и дипломата, обладавших огромным честолюбием и уменьем не брезговать никакими средствами для его удовлетворения. Таков был Валленштейн, но не таков — Георг Иенач, в котором, несомненно, были черты предводителя наемников, кондотьера XVII века (недаром он участвовал в Тридцатилетней войне и командовал полком наемников в Далмации на службе у Венецианской республики), но который много лет жизни и много усилий отдал борьбе за независимость Швейцарии. Там он опирался не только на армии наемников, но и на отряды крестьянских ополченцев, которых умел поднять на борьбу против иноземных захватчиков и знати. Этого нельзя сказать о Валленштейне. И объясняется такое сопоставление не стремлением Мейера принизить заслуги Георга Иенача, а скорее тем, что он, следуя традиции XIX века, установленной Шиллером, идеализировал Валленштейна.

К.-Ф. Мейер, сделав Юрга Иенача центральной фигурой своего романа, не только отдал должное этому незаурядному деятелю, но и усложнил и углубил его образ. В соответствии со своим кредо исторического романиста он раскрыл внутренние переживания политического деятеля, вынужденного идти на нарушения этических норм и религиозного долга ради священной для него цели, в данном случае — ради освобождения от чужеземцев Граубюндена в условиях господства на мировой арене сильных абсолютистских государств. В соответствии с замыслом автора образ Георга Иенача становится стержнем и композиционной основой романа, очень сложно организованного. В книге много действующих лиц, из которых лишь некоторые проходят через весь роман, а остальные появляются и исчезают (действие развивается с интервалом в семнадцать лет). Много разговоров о событиях, происходящих за кулисами романа, о людях, которые в романе лишь упоминаются, — однако это не просто упоминания, а часто меткие и подробные оценки и характеристики (Ришелье, Гесснер, Макиавелли, Фридрих Пфальцский, Густав Адольф).

Роман распадается на три части. Ни одна из частей не посвящена непосредственно Иеначу. Одна называется «Путешествие господина Вазера», другая — «Лукреция», третья — «Добрый герцог». Действие происходит в Граубюндене, затем в Венеции, затем в Куре. И, несмотря на это, стройность и единство придает роману именно фигура Иенача. Отношение к нему связывает всех героев, определяет строгую, классически четкую линир развития его образа до кульминационного пункта его конфликта с герцогом Генрихом Роганом и следующей за этим гибели обоих. В первой части романа все полны симпатии к Иеначу. Господин Вазер все свое путешествие затеял для того, чтобы повидать друга детства, он спешит к нему в Вальтеллину. Юная Лукреция преисполпена детской любовью, к товарищу своих игр. Ему предан и бесстрашный пастор Блазиус, и хитрый Лоренц Фауш, уверенный в его успехе и потому без боязни отдающий ему свои последние деньги. Беззаветно предана Георгу и кроткая, прекрасная Лючия, жена его, порвавшая с родителями ради мужа. Сам Георг Иенач — и в авторском тексте, и в диалогах — предстает перед нами как добрый, сильный человек, немного увалень, смелый, прямой и честный, бескопромиссный в своих решениях, несколько недалекий. Запоминается его разговор с Вазером об одном человеке, который не примкнул ни к одной из сторон и был осужден. «Так ему, схоласту эдакому, и надо! — сказал Иенач. — В наше тяжелое время нельзя оставаться в стороне. Недаром сказано: если ты не горяч и не холоден, но тепел… И осудили его за то, что служил и вашим и нашим».

И во второй части Иенач встречен всеми с любовью. Один адъютант герцога Рогана без всякого основания отнесся к нему враждебно да венецианец Гримани видит в нем опасного человека. А друзья не только принимают его с еще большей любовью, но и спасают от всех опасностей. Вазер ходатайствует перед Гримани, чтобы вызволить его из тюрьмы, герцог Роган добивается его освобождения, Лукреция спасает его из рук испанских солдат на пути в Граубюнден. Сам Георг изменился, духовно возмужал, он знает свое предназначение. Он говорит, что жизнь и кровь его принадлежат Швейцарии, что он, как Георгий Победоносец, должен спасти ее от когтей дракона. Он тверд и полон достоинства в разговоре с Гримани. Он зрелый человек. Ему принадлежат сердца друзей и соотечественников. Но вот наступает кульминация. Третья часть. Французы изгнали из Граубюндена испанцев. Однако герцог Роган не может выполнить своего обещания. Умный, тонкий Роган, рыцарски верный слову, окруженный любовью швейцарцев, не может добиться от Ришелье утверждения договора с Граубюнденом. Иенач, с холодным расчетом обманывающий Рогана, человека, спасшего ему жизнь, Иенач, перешедший в католичество, вступивший в тайное соглашение с Испанией, добивается своего, освобождает свою землю от чужестранцев, — но при этом предает самого себя, изменяет своей сущности. Не то чтобы друзья отвернулись от него, нет, но их любовь окрашивается в трагические тона, они не могут отказаться от мысли, что ничего не добившийся, бессильный Генрих Роган им Дороже, чем Иенач, пожертвовавший для родины состоянием, любовью, честью, верой отцов. Иенач утратил свою власть над ними. Он внутренне опустошен. Торжественный праздник в Куре по поводу ухода французов из Граубюндена, который должен был стать триумфом победителя, обнаружил лишь его одиночество. Покинутый друзьями, Иенач обречен. Удар Лукреции, сразивший его, — это самая почетная смерть для него, оставленного всеми в руках подлого сброда.

И лишь мертвого Георга Иенача приходят почтить старейшины города и друзья.

Конец как бы подчеркивает главную мысль автора. Погиб человек с возвышенной душой, совершивший великие дела, способный на сильные чувства и, главное, умеющий и других увлекать за собой в борьбе за дело, которому служит. Но как бы ни был велик человек, он сгорает в огне политической борьбы, и чем прямее, честнее и чище он, тем вернее его гибель. «Политику нельзя делать чистыми руками», — говорит Вазер, мастер компромисса, умевший сохранять нейтралитет в полное бурных событий время, как бы предвосхитивший дальнейшую судьбу своей родины. Но Вазер не герой Мейера. Ему дороже Роган, не переживший бесчестья и отдавший ради торжества своего дела честь Иенач. Роман Мейера — обвинение обществу, в котором конфликт между этикой и политикой неизбежен.

С. РАСКИНА