З.Л.О.

Глава 11 ГОРОД-ДОНОР

Год провалялся в «Гестапо» Ольгерт Францевич Блок, он же Следак, после неудачного внедрения его в банду Алхимика. Лечили его в этот раз серьезно и вдумчиво, химикатов не жалели. Еще бы! Ведь он находился под личным патронатом не полковника Швеца, к моменту его выписки давно уволенного и списанного в тираж, а самого Александра Барона, который теперь был не только владельцем порта и всех аптек в городе, но еще и директором черняевского водоканала. Правда, Следак об этом даже не догадывался. Его так усиленно кололи, что он абсолютно потерял связь с внешним миром, перестал им интересоваться. Ольгерт не вел счет дням, жил от кормежки до кормежки, то и дело проваливаясь в черный ватный сон, и только каким-то чудом умудрился не превратиться в полный овощ.

Наконец врачи, видимо, убедились, что лечить Следака бесполезно, тем более что они уже и не помнили, от чего его лечат, — забыли, как только Швеца уволили со службы. Так что они перестали пичкать Следака лекарствами, и он целых две недели адаптировался к реальности, общаясь со свежими клиентами заведения. Все они несли полную ахинею о том, что случилось в городе за последний год. Причем одну и ту же ахинею. Видимо, какая-то эпидемия шизофрении охватила Черняевск, потому что все новоприбывшие больные убеждали Следака, что ему крупно повезло и лучше бы ему и дальше оставаться здесь. В городе якобы творится полная чертовщина, причем с явного попустительства Москвы. Все в городе сошли с ума, а тех, кто остался в разуме и пытается противостоять всеобщему безумию, отправляют в психбольницу, как в прекрасное время брежневского застоя. Власти в городе тоже абсолютно сумасшедшие, интересует их только донорство и повышение рождаемости, так что — сдавай кровь, размножайся и ходи с довольной улыбкой, иначе отправят в дурдом. И это в лучшем случае, ведь некоторые диссиденты пропадают без следа. Такой вот уродливый мир ждал Ольгерта Блока, чей мозг едва-едва приходил в себя после годового онемения. Но слушать безумцев — последнее дело, и когда врач сказал Следаку, что завтра его выпишут, он расплакался счастливыми слезами.

Город встретил свободного Следака утренней майской грозой. Потемневшее в секунду небо перечеркивали зигзаги молний, толстые капли лупили несчастного Ольгерта по голове. Мокрый сверху донизу, Следак зайчиком доскакал до маминой квартиры, в которой опять отключили свет. На ощупь он добрался в темноте до кровати и проспал целые сутки, опьяненный воздухом свободы. Разбудило его солнце, нагло залившее светом убогое жилище. Настала пора выйти в город. Первым делом нужно выяснить, что произошло с Алхимиком и его дочерьми. Если с ними все в порядке, можно свалить из Черняевска в Петербург — хотя бы могилку Верину в порядок привести. Спасать Черняевск, бороться с мифическим злом и даже убивать себя бухлом Следаку больше не хотелось. Может, действительно вылечили пилюлькины? Телефона у Следака не имелось — не только мобильного, но и городского, поэтому он решил дойти до башни пешком, хотя в глубине души очень боялся встречи с Алхимиком. Город за год поразительно изменился. Утром мучимый жаждой Следак, предвкушая отвратительный вкус, припал к кухонному крану, и — о чудо! — вода оказалась на редкость приятной. Конечно, не такой сладкой, как в детстве, но удивительно бодрящей и вкусной. Оторваться от крана Следак заставил себя с трудом.

«Не вода, а прямо сказка, или мне после „дуры“ все таким кажется?» — подумал Следак.

Но то, что он увидел на улицах города, замечательным ему не показалось, скорее — странным и пугающим. Черняевск жил в ритме замедленной съемки: не спеша передвигались по грязноватым тротуарам вальяжные пешеходы, по улицам неспешно катил транспорт. Следак смог без труда обогнать зеленый троллейбус. При этом на лицах встреченных Следаком людей застыло странное выражение — они приветливо, но очень натянуто улыбались ему, как рекламные персонажи, при этом глаза у них были абсолютно пустые, как у законченных наркоманов. Полный город радушных наркоманов, приветствующих его выписку из больнички. Может, врачи поторопились его выписать? Следак перестал смотреть на лица медлительных горожан, тем более что и без них нашлось на что положить глаз. Например, на беременные животы прогуливающихся дам. Смотреть на них было гораздо приятнее, чем в пустые глаза их обладательниц. Пугало только то, что беременной казалась каждая вторая из встреченных Следаком женщин. Следак стал крутить головой в попытках отвлечься от осмысливания увиденного. Весь город был увешан, оклеен и заставлен рекламой донорства.

«Отлично, — сначала подумал Следак, — никакой коммерческой рекламы — только социалка, к тому же красивая, грамотная и ради хорошего дела». Но когда он свернул на третью, а потом и на четверную улицу, а тумбы, плакаты и транспаранты, так или иначе рекомендующие ему сдать немедленно часть своей крови, не прекратились — благое дело показалось несколько навязчивым. Следаку сильно захотелось немедленно купить и повесить на шею освященный крестик. Такой, самый простой и дешевый, на суровом шнурке, как он носил не снимая много лет до попадания в «Гестапо», где крест забрали и не вернули. С крестиком как-то спокойнее ходить по городу, жаждущему твоей крови. Как по заказу впереди он увидел храм. «Сдай кровь — обрети спасение!» — прочитал он на транспаранте, растянутом на фасаде церкви. «Ничего себе, как это им разрешили?» Подойдя поближе, он понял как. Двери и окна церкви были заколочены толстыми досками. «Кровь есть любовь» — написали на плакатике поменьше, висевшем на заколоченных крест-накрест дверях. Рядом с церковью, в бывшей аптеке, расположился ППК — пункт приема крови у граждан. Симпатичный красный крест аптеки приобрел себе компаньона в виде полумесяца. «Два больших религиозных символа», — пронеслось в голове Ольгерта, которая начинала кипеть. Несмотря на утренний час, у дверей ППК стояла солидная очередь желающих сдать кровь улыбающихся людей. Следак, поначалу отвечавший улыбкой растянутым ртам горожан, загрустил. «Что-то здесь не так. Зов крови какой-то».

Он свернул за угол и увидел еще один ППК, у которого стояла еще более длинная очередь. Улица Свободы — одна из самых центровых в Черняевске — раньше славилась обилием кафешек, ресторанов и всяческих модных бутиков. Теперь все они позакрывались. В некоторых просто грустили пустые витрины, в других заботливо выбили стекла. Бывшее прибежище местной богемы — галерея «Порей», располагавшаяся в уютном подвальчике, зияла выбитыми глазами окон и заколоченными крест-накрест дверями, зато ППК на улице Свободы Следак насчитал аж четыре штуки, и на каждом — плакат: «Твоя кровь — кровь спасителя!» И у каждого — очередь из желающих обескровиться. «Может быть, зря я не послушал психов», — взгрустнул Следак и прибавил шагу. Рядом почти что с каждым ППК открылись женские консультации, украшенные красивым изображением молодой мамы в синем платье с грудным ребенком на руках. «Почти Мадонна, прости господи», — на бегу подумал Следак. Беременные, попадавшиеся ему навстречу, все как одна спешили в консультацию. «Слава богу, что не кровь сдавать», — обрадовался Ольгерт. В руках входящих в консультацию дам, как сильно беременных, так и не очень, обязательно виднелись либо бутылочки, либо пакеты, в которых просвечивали бутылочки. «Анализы, что ли?» — заинтересовался любознательный Следак, для которого женская консультация всегда была совершенно загадочным местом. Ну вот и башня. Может, хотя бы Алхимик объяснит ему, что за чертовщина творится в Черняевске?

Но Следака ждало очередное разочарование: дверь в башню оказалась заколоченной, а на стене рядом с дверью висел плакат: «Передвижные пункты приема крови: если ты не можешь прийти, просто позвони, и мы приедем к тебе. 007». «Ого! Похоже, никто не расскажет мне, что здесь приключилось. Может, сдать кровь? Всю. Позвонить 007, пусть приедут эти обворожительные красавицы и красавцы с плаката. Похоже, мне все-таки придется спасать этот город». У Следака пересохло в горле от нервного напряжения и немедленно захотелось его промочить. Попить водички, а лучше сразу водки. Вот и продуктовый магазин — правда, весь в рекламе гематогена, ну да ладно.

— Бутылку водки, пожалуйста. — Хорошо, что деньги дождались его в тайнике под ванной.

— Вы приезжий? — Опять мутные глаза и растянутые до боли губы, обнажающие плохие зубы.

— С чего вы взяли? — Следак недружелюбно посмотрел на улыбчивую продавщицу.

— У нас в городе больше не торгуют алкоголем. Уже давно.

— Как это? Сухой закон, что ли?

— Алкоголь убивает мозг, не знали? Портит кровь, отражается на детородных функциях. Нас веками травили жадные правители, наживаясь на болезненной привязанности. Разрешенный наркотик, понимаете? — Продавщица говорила медленно, без выражения, но внятно.

— Понимаю. Чего уж тут не понять. Меня долго здесь не было. Или весь мир отказался от синьки?

— Нет. Во всем мире люди травятся, как и раньше. Но Черняевск — город будущего, рай на земле. Вся Россия и весь мир с надеждой смотрят за нашим экспериментом. Вам очень повезло, что вы теперь с нами. Наше правительство заботится о нас.

Толстая рука указала на лучезарного мужчину, улыбающегося Следаку с плаката на стене. Весь в белом, он раскинул руки для объятий. Под плакатом подпись: «Иван Сангров. Мы с тобой одной крови — ты и я».

«Отличная политическая программа от Киплинга. Политика на крови. Кровное братство вместо кровной вражды. „Кров“ — старорусское „дом“…» Следаковский мозг начинал кипеть.

— И что, барышня, народ прямо так разом пить и перестал по указу сверху? Водочных бунтов у вас еще не было? — А про себя подумал: «Теперь будут».

— Только сумасшедший будет себя добровольно травить, — уверенно сказала женщина с мертвыми наркоманскими глазами. — Никому ваша водка не нужна. И вам не нужна, зачем вам самообман, лживая радость, уход от мира? В нашем мире все счастливы. Вы просто еще не в курсе — наши ученые выяснили, что в черняевской водопроводной воде есть все, что человеку нужно для счастья. Все микроэлементы счастливой жизни.

Продавщица вытащила из ряда литровых пластиковых бутылок-близнецов одну и протянула Следаку:

— Попробуйте — не пожалеете.

На бутыли красовалась завлекательная этикетка: «Черняевская натуральная живая вода. Счастье пить — счастливым быть». Также на этикетке разместились уже знакомые Следаку молодая мама с младенцем на фоне креста с полумесяцем.

— Наш новый герб, — похвасталась тетка.

— Понятно. Значит, вы воду из-под крана пьете и все счастливы? Только я с детства черняевской воды по горло нахлебался и что-то не помогло.

— Это потому, что раньше нашу воду вытравливали химикатами. Превращали в мертвую, — объяснила терпеливая женщина. — Зато теперь каждый горожанин имеет в своем доме источник неиссякаемой радости, счастья и человеколюбия. Вкусите всю палитру черняевской святой воды, — она настойчиво протянула бутылку Следаку, — и оставайтесь в нашем городе навсегда.

— Спасибо, я уже с утра причастился. Я местный, только долго отсутствовал.

— Чего ж вы мне голову морочите? Гематоген брать будете?

— У вас, кроме местной воды, есть еще что-нибудь попить? — спросил Следак и тут же осознал всю глупость своего вопроса.

— Это зачем? — Продавщица искренне удивилась. — Странный вы какой-то. — Не меняя улыбающегося выражения лица, она потянулась к телефону, торчащему из нагрудного кармана белого халата с новым гербом города.

— Хетфилд! Черт побери! Глазам не верю. Как ты постарел, братишка! Выглядишь ужасно!

Продавщица отдернула руку от кармана и вместе со Следаком уставилась на нового персонажа их мини-пьесы, недавно подошедшего к прилавку и внимательно следившего за их беседой.

— А я стою и думаю, кто здесь такую пургу несет. Не слушайте вы его. У него в голове пластина. Хай, металюга!

— Оззи? — В толстом лысом улыбающемся желтыми зубами мужчине нелегко было узнать старого дружка — приятеля по волосатому прошлому, собутыльника и весельчака. — Где твой хайр, чувак?

— Да я такой лысый уже лет десять, а вот ты с волосами не расстался — лохматый, косматый, — продолжал улыбаться толстячок, и Следак почти готов был поверить в искренность этой улыбки. — Где тебя носило, бродяга? Я тебя года с девяностого не видел, наверное.

— С девяносто первого, если уж точно. Да, долгая история. Помотала меня жизнь. Не суть. Главное, что я снова в Черняевске.

— Это ты молодец. Правильный выбор. Многие сейчас возвращаются из тех, кто свалил отсюда в девяностые, пережил их и теперь хочет простого человеческого счастья. Ты, я слышал, уже вкусил. Только не пойму, чего у тебя тогда такая мина кислая, чего ты глупыми вопросами женщину тиранишь?

— Оззи, ты прикалываешься?

— Я абсолютно серьезно, брат, — Оззи взял Следака под локоть и нежно вывел из магазина, — у нас и счастье, и порядок. Может, ты мало выпил? Пойдем ко мне, с женой познакомлю, она, правда, на сносях, но гостям всегда рада. Налью тебе водички из своего крана, бродяга. Нельзя ходить по Черняевску с такой унылой физией. — Толстяк настойчиво вел Следака под руку в нужном направлении.

— Оззи, ты пугаешь меня. Скажи, что все это прикол, ты же нормальный мужик. Помнишь, как мы на дискаче Яшки Цыгана под «Киссов» отжигали, а потом от местной гопотуры бегали. У тебя же на груди Оззи Осборн у летучей мыши голову откусывает. Что ты несешь про счастье из-под крана? Что за дебильная улыбка у тебя на лице?

— Улыбка — потому что рад тебя видеть, брат. Конечно, я все помню. Только с тех пор многое изменилось. Мы пережили катастрофу, стали умнее, сильнее и добрее. Хочешь быть счастливым — будь им. Пей нашу воду, сдавай кровь, рожай детей.

— Оззи, похоже, ты не шутишь. Отпусти меня. Мне с тобой не по пути. Пойду домой — пить воду.

— Нет, брат. Я должен тебе помочь. Путь уныния — вот твой путь. Если б я не увел тебя из магазина, везла б тебя сейчас «санитарка» на принудиловку. Но ничего, сдашь кровь, все пойдет на лад. Кровопускание, оно от меланхолии очень помогает. Потом водички, и все наладится.

— Что наладится? Я вчера из дурки выписался. Год там пролежал. Из-за меня, мудака, жена моя любимая погибла, друг грудь за меня под пули подставил, а ты хочешь меня водой из-под крана осчастливить?

— Конечно хочу. Нельзя с такими мыслями жить. Бери от жизни только позитив. Вода — жизнь. Мы из нее на семьдесят процентов состоим. А черняевская вода — счастливая жизнь. Прими, проверь, пойми. Все будет хорошо. Невесту тебе найдем, детей заведешь. Жизнь наладится, Хетфилд. Но сначала нужно пополнить банк крови. Спасти чью-то жизнь. Что может быть прекраснее?

Оззи произнес свою речь на одной ноте. Вкупе с приклеенной улыбкой она произвела на Следака пренеприятнейшее впечатление. Спорить с фанатиками бесполезно. А спорить с фанатиками под дозой бесполезно вдвойне. А судя по иголочным зрачкам Оззи и той ахинее, которую он нес, он искренне верил в свой бред, причем вера его подкреплялась сильной дозой химикатов.

«Если они травятся водой, то почему на меня она не подействовала? Странно», — подумал Следак и сказал:

— Слушай, Оззи, быть донором, конечно, почетно, но ведь я душевнобольной, у меня и справка есть. Моя кровь может быть опасной для других.

— Бредни! Это врачи раньше всех специально путали. Мол, нужны справки. С такими болезнями можно, с такими нельзя. Дурили народ, чтобы деньги не платить. А мы, черняевцы, сдаем кровь бесплатно, сознательно и с удовольствием. Все сдаем. Любая кровь пригодится. Если тебе крови своей жалко для чьего-либо спасения, значит, ты — плохой человек и счастья недостоин, Хетфилд. Но я-то знаю, ты не такой.

— Понятно. А что все бабы местные в консультации несут в бутылочках? Анализы, что ли? — Следак решил перевести тему на менее кровавую.

— Анализы? Похоже, ты не врешь про дурку. У нас в городе беби-бум. Сознательные женщины восполняют потери человеческих ресурсов, случившиеся из-за терактов. Но не у всех есть грудное молоко, а все искусственные детские питания вредны. Вот горожанки и сдают излишки молока в консультации — опять же бесплатно. А ты — анализы! Бестолочь волосатая. У нас же рай на земле, город-сад, полный цветов жизни.

— Грязноватый какой-то сад, — сказал Следак, споткнувшись об очередную кучу мусора на тротуаре. За кустами и деревьями в городе тоже явно следили вполсилы. «Конечно, если они только и делают, что сдают кровь, откуда у них силы-то будут, поэтому и транспорт такой вялый».

— Ты о чем, брат? — Оззи, похоже, обиделся, и улыбка его стала угрожающей. — Вокруг такая красота! Посмотри! Все ухожено, все сияет! А ты чем-то недоволен. Что-то не так с тобой. Тебя ведь не прислали разрушить наше счастье?

— Нет, что ты, Оззи. — Следак для убедительности остановился и приобнял толстячка, прощупав при этом его на устойчивость. Оззи оказался однозначно слабоватым, полуватным каким-то.

— Тогда не пугай меня. Вот и ППК. Смотри, Хетфилд, какое шикарное заведение. Заходи, я тебя здесь подожду. Сдашь свой литр — и ко мне праздновать. Брата новообращенного святой живой водой будем обмывать.

Следак собрал все силы и, оттолкнув бывшего приятеля, побежал по направлению к маминому дому. Позади зазвенела пронзительная трель свинцового свистка.

— Вон он, гад, бежит. Точно террорист! Держите его, ребятушки!

Следак обернулся. Из ППК выскочили четверо санитаров в белых халатах с крестом и полумесяцем и побежали за ним. Лица санитаров закрывали белые полумаски. Когда они догнали изнуренного годовым лечением Следака, накинули на него, как на дикого зверя, крепкую зеленую нейлоновую сеть, повалили на асфальт и приблизили к его лицу свои лица, он увидел их бездонные глаза. Глаза тьмы. Полностью черные глазные яблоки. Комариный укус шприца в плечо, и Следак погрузился в кошмарную темноту глаз поймавших его санитаров. Очнулся в уже родном ему «Гестапо», пробыв на этот раз на свободе меньше суток.