За кулисами вертепа ЗЧ ОУН

«Государственные» хлопоты

Как и в каждом государстве, в бандеровском «королевстве» дела «государственные» не могут беззаботно совершаться. И хлопоты те, конечно, тоже «государственного» масштаба.

Всевозможные они бывают. Например, пришло время, когда на голову донжуанистого «вождя» С. Ленкавского рухнула проблема (государственной важности, конечно), которая принесла ему хлопот. И не знал, как с ней справиться. Очнувшись со временем от чар Гертруды Гарпайтнер, «вождь» был бы рад от неё избавиться, но не знал, как это сделать, ведь фрау-шлюха, видя, что неумолимое время начинает пагубно действовать на её прелести, обесценивает её акции как общественной любовницы, надёжно оседлала своего почтенного болельщика и крепко вцепилась ему в загривок. И вот как-то «вождь» пожаловался мне на свою судьбу — меланхолично поведал, что имеет неприятности со своей пассией, что она пытается держать его под своим шлёпанцем. «И что сделать, человек, — закончил он свою печальную исповедь, — некому то передать. Никто не хочет».

Но вот такие и подобные заботы — это совсем не главное в повседневной жизни оуновских проводников. Наибольшие, основные хлопоты, которые отнимают у них много времени, энергии, связаны опять же с одним: как сделать самый большой вклад в решение важной, «государственного» веса задачи — обеспечить себе люксовую жизнь. То есть: как совершить наивысший свой замысел, сделать реальностью свою единственную идею — как можно ближе протолкаться к заветному, желанному корыту. Достичь же этой вожделённой цели можно только таким путём: как можно ближе добраться до власти. Это и приносит хлопот каждому из них.

Борьба за власть — это неизменный двигатель действий, всех комедий и трагедий, которые разыгрываются в националистическом вертепе. Тянется она годами и не стихает ни на минуту. Каждый так и подстерегает, как бы не пропустить удобного случая и «запустить когти в печёнки» своему конкуренту. И для осуществления этого «святого» дела никакие средства не считаются запрещёнными или недостойными — ни лицемерие, ни коварство, ни прямое убийство.

Если бы всё это описать, то получилась бы поучительная история борьбы за утробные интересы, история, в которой не было бы недостатка в смешных и страшных примерах. Все эти свои поступки бандеровские заправилы прикрывают, конечно, воплями об «интересах матери-Украины».

Бандеровские заводилы хорошо выучились на уничтожении своих противников. Не секрет же, что с их благословения, с их установки и в их же интересах накануне и в начале войны были уничтожены тысячи мельниковцев. Вместе с семьями. Трупами легли не только конкуренты за власть, но и отдали богу душу невинные женщины, дети и старики.

И сегодня, в эмиграции, бандеровские заводилы живут по принципу — свой своему беды не мыслит: как увидит на сухом, то в болото тиснет. Давит, чтобы самому встать на его плечи и дотянуться до сладчайшего куска «гнилой колбасы».

Большинство рядовых членов организации ничего не знает о том, что творится за кулисами вертепа. Им показывают только сцену, на которой при пышных декорациях интриганы и убийцы выступают в ролях вождей, провозглашают фальшивые патетические диалоги и монологи о борьбе за высокую цель. А тем временем в сумерках кулис, куда не может заглянуть посторонний глаз, идёт настоящая и совсем другая борьба…

На Цеппелинштрассе смерть Бандеры на самом деле была не для всех предводителей такой уж очень большой неприятностью, как вот могло показаться и казалось людям непосвящённым. Если одних она таки огорчила и встревожила (ведь могло пошатнуться их положение), то у других, наоборот, вызвала затаённую радость, потому как усилила надежду на тёплое место, на более определённые позиции во власти. В частности, что бы ни говорил Ленкавский, а именно эта смерть дала ему возможность дотянуться, наконец, обеими руками к рулю, а значит, и занять видное место среди тех, кто безнаказанно выгребает денежки из кассы организации.

Не успел новоиспечённый «вождь» ещё и насест «вождёвский» согреть, как против него начал интриговать давний недруг и претендент на трон Стецько. Ленкавский же стал укреплять свой насест, окружать себя надёжными соратниками, для чего стал их подкармливать: опять выросла плата членов организации, щедро раздавались всевозможные «специальные» ассигнования. Выросли акции Кашубы, Васьковича и Костюка.

В то же время пошатнулись позиции Мыськива — одного из ближайших сотрудников Бандеры. Ленкавский не любил его, и это дало о себе знать: этот здоровый, как дуб, сорокалетний мужчина совсем вышел из игры — умер при загадочных обстоятельствах.

Над Цеппелинштрассе повис страх, воцарилась атмосфера неуверенности. Каждый молча спрашивал себя: «Кто следующий?». В частности, душа в пятки полезла у тех, кто забыл, что судьба любит иногда пошутить, не думал, что всё так неожиданно повернётся с тем «вождёвством», и в своё время подложил какую-нибудь свинью Ленкавскому, или по другим причинам мог опасаться его немилости.

Следующим стал полковник Побигущий, прежний друг Шухевича и Оберлендера из батальона фашистских головорезов «Нахтигаль» («Соловей») — его Ленкавский вытурил с должности.

Далее настал черёд Гени Матвиейко, весьма близкой к Бандере дамы. Своим положением при Бандере она гордилась, как заяц хвостом. И очень задирала нос. После смерти своего всемогущего опекуна пришлось госпоже Гене распрощаться с облюбованным на Цеппелинштрассе помещением — её просто выпихнули оттуда и всё…

Когда речь идет о той потасовке, о борьбе за власть, влияние, о той толкотне у корыта, то не лишним будет напомнить историю с Дмитрием Штыкало, которого я хорошо знал и о котором уже говорил, что это был чуть не единственный среди провода ЗЧ ОУН действительно образованный человек. Несмотря на все его ошибки, Штыкало всё-таки был не лишён способности мыслить и делать выводы из своих наблюдений. Это и погубило его.

Как известно, Штыкало был одним из старейших членов ОУН. Ему как своему ближайшему другу вполне доверял Бандера. Штыкало занимал пост генерального судьи ЗЧ ОУН, был редактором газеты «Украинец» («Українець») в Франции и «Освободительного пути» («Визвольного шляху») — в Англии.

В 1959 ему было поручено возглавить подготовку к очередной конференции ЗЧ ОУН. Сам он считался наиболее вероятным кандидатом на пост руководителя ЗЧ ОУН.

Как человек, не лишённый разума, Штыкало в последние годы своей жизни стал критически оценивать деятельность украинских националистов, видел, что она идет не по тому руслу, направленная во вред украинскому народу. В частности, он не одобрял того, что из украинских националистов сделали платных агентов иностранной разведки. В узком кругу осуждал за это Ленкавского, Стецько и Кашубу. Кроме того, резко осуждал аморальные поступки, распущенность Ленкавского, Кашубы и других.

Ещё в 1962 году от Васьковича мне стало известно об угрозе Штыкало довести всё это до сведения непосвящённых членов ЗЧ ОУН.

Это ему не прошло.

Как-то Штыкало был приглашён в жилище Ленкавского, где тот вместе с Кашубой устроил ему допрос. Я знаю об этом хорошо, потому что, по указанию Ленкавского, находился в соседней комнате и записывал ход допроса на магнитофон. Эта запись, как стало мне известно позже, должна была служить для компрометации Штыкало. Поэтому на допросе Штыкало обвиняли в любых грехах, даже в измене ЗЧ ОУН. Не забыли напомнить и о том, что он имел в Украине близких родственников. Это, видите, тоже расценили как грех.

Но для компрометации материала не набралось, скорее эта запись могла повернуться против Ленкавского и Кашубы, поскольку Штыкало не столько оправдывался, сколько фактами обвинял Ленкавского и Кашубу. И факты те свидетельствовали против них. Из этого можно было понять, что Штыкало действительно собирает материал против членов провода, чтобы на следующей конференции ЗЧ ОУН выступить с их разоблачением.

Ленкавский и Кашуба поняли, что над ними нависла угроза. Надо было искать какой-то выход. Наконец, и искать его никто не собирался — выход был уже не раз проверенный на практике: уничтожение.

Через несколько дней после допроса Ленкавский вызвал меня и, не очень заботясь о том, чтобы объяснить свои действия, буквально ошеломил: сказал, что мне надлежит ликвидировать Штыкало. Видимо, этим он стремился убить сразу двух зайцев: уничтожить Штыкало — человека, который каждую минуту мог разоблачить его, ликвидировать тем самым серьёзного конкурента на проводника ЗЧ ОУН и, сделав из меня убийцу, заставить молчать свидетеля допроса Штыкало, допроса, который повернулся против них самих.

Я категорически отказался совершить это преступление.

В ноябре 1963 года в газете «Путь победы» («Шлях перемоги») появилось сообщение о смерти Штыкало. Главари ЗЧ ОУН пускали крокодиловую слезу на свежую могилу, не жалея слов для лицемерных похвал в адрес покойного. Со стороны могло показаться, что смерть эта — природная и слеза — искренняя. А на самом деле Штыкало был убит эсбистами как человек, мешавший Ленкавскому, Стецько и Кашубе вершить их грязные дела, мог их разоблачить и сам прийти к власти…

А вот другой характерный пример, который может быть иллюстрацией к тому, какие разнообразные средства существуют в центральном бандеровском логове против противников в борьбе за вкусную пайку.

На этот раз действующими лицами будут Сушко и Ганяк (последний принадлежал к группе агентов, которые в конце 50-х годов были посланы в Советский Союз для шпионской и диверсионной работы).

В то время, о котором идёт речь, Ганяк и Сушко проживали в доме ЗЧ ОУН на Цеппелинштрассе. Друг на друга синим пламенем дышали, и Сушко, где только мог, пытался навредить соседу, скомпрометировать его в глазах начальства. Ганяк не хотел оставаться в долгу.

Однажды на Цеппелинштрассе зазвонил телефон. Голос в трубке требовал «позвать господина Сушка». Финансовый референт Мыськив крикнул:

Сушко! Бегом! Вас к телефону!

«Доктор» подбежал, запыхавшись, схватил трубку:

Галло… Да, да, я, я… А что за дело?

С того конца спокойный, серьёзный голос — басом:

Господин Сушко, у вас есть время?

Сушко: Да, да, очевидно. Когда дело, то я имею, у меня всегда есть время.

Голос в трубке: Это хорошо, прибегайте и поцелуйте в ж… нас.

Сушко: Что, что вы сказали?

Голос в трубке: Бегите скорее и поцелуйте меня в…

На другом конце положили трубку, а «доктор Вилли» все ещё обалдело стоял с телефонной трубкой в руке, как бы раздумывая, что это и к чему, и кого именно надо целовать в точно указанное место.

Когда, наконец, пришёл в себя и то положил трубку, то кто-то из присутствующих спросил, кто это звонил и чего хотел, и почему «господин доктор» так приуныл. Сушко промямлил, что звонил некий господин, своей фамилии не назвал и вообще очень неясно выражался.

Это «неясно выражался» вызвало немало хохота, потому как Мыськив слушал весь разговор с параллельного аппарата и невинным голосом запротестовал:

— Как это, неясно выражался? Так ведь ваш, господин доктор, собеседник, аж дважды повторил своё желание. Бегите же скорей.

Этот Ганякив номер немало навредил дальнейшей карьере Сушко. На Цеппелинштрассе частенько вспоминали, как он опростоволосился. Когда возник вопрос о поездке Сушко как диверсанта на Украину, в проводе только рукой махнули: куда, мол, такую зеваку посылать? С тех пор Сушко даже машины больше не доверяли. И стал он на хлеб зарабатывать тем, что в замочные скважины заглядывал и редакторов подслушивал…

Так вот: хочешь сладчайший кусок заполучить, хочешь «Украине служить» тем, что полнее себе живот набиваешь, то не будь простофилей — крутись, выслуживайся, держи нос по ветру, интригуй против своих соратников, шпионь за ближним, выпускай из него душу, смотри, чтобы он не оказался расторопнее тебя и не умудрился первым тебе ногу подставить…

Ох, хлопоты, хлопоты — куда ни кинь!..

И все — «государственные»!..

И всё это — борьба ради «матери-Украины», символом которой для «борцов» является корыто!