Глава одиннадцатая Птички

В десять утра я толкнул дверь своего кабинета. Элен сидела за машинкой и просматривала газеты. Она принюхалась:

– Шеф, откуда вы?

– Из постели. Почти что.

– Я сочла, что вы упали в чан с "шанелью".

– А!

– Придется дезинфицировать ваш костюм.

– Да, пожалуй...

Я показал на газеты:

– Что там новенького, моя любовь?

– Опомнитесь. Вы находитесь в агентстве Фиат Люкс. Не в постели вашей любою!

– И все же что нового?

– Ничего особенного. Звонил Ребуль.

– Что еще?

– Совершенно ничего.

– А Заваттер?

– От Заваттера никаких известий.

– Сегодня пополудни мы нанесем ему визит. Это нас развлечет.

– Вам бы лучше отдохнуть.

– Кове?

– Ничего. Вчера он, наверное, разгромил коммутатор в своем листке.

– А Фару?

– Ничего.

Набив трубку, я спокойно ее раскурил, а потом позвонил комиссару:

– Сообщить нечего, – сказал я.

Это был день коротких, отрицательных и вялых сообщений.

– Вы поддерживаете контакт?

– Контакт – самое подходящее слово, – ухмыльнулся я.

Он чуть не подавился:

– Как? Что? Нет? Так вот как! Так вот как! Я-то сказал лишь ради смеха.

– Над такими вещами нельзя смеяться.

– Да уж, верно. Значит, ничего?

– Пока да. А у вас?

– Наши монпарнасские художники исчезли.

– А дело Бирикоса?

– Почти не движется. От полиции Афин мы пока ничего не получили. Нашли брошенной его машину...

– Это я читал в газетах.

– Тщательно ее прочесываем. Отпечатки и все остальное. Среди его вещей, забранных нами в гостинице, обнаружили записную книжку с адресами. Проверяем один за другим. Мало что дает. Одни исчезли, другие умерли. Среди живых многих уже исключили. В частности, почтенного торговца с набережной Межисри по имени Пелтье. Он не из числа ваших взломщиков, а следовательно, и не из убийц Бирикоса. Роковую ночь провел с друзьями. Ужин в честь дня рождения, на котором присутствовал один из наших инспекторов. Тем не менее мы проверили. Пелтье знал Бирикоса в период оккупации, и тот оказал ему большую услугу – денежную, конечно, – несколько лет назад. Пелтье сам рассказал нам об этом. Естественно, мы сочли: услуга за услугу...

– Облагодетельствованный в конце концов убивает благодетеля?

– Совершенно точно. Но мы заблуждались. Уже давно Пелтье не поддерживал постоянных отношений с Бирикосом и мало что смог нам о нем рассказать. На его взгляд, Бирикос был богатым афинским чудаком, который время от времени покупал у него птиц. Хотя в последний раз уже давно. Вот почему я вспоминаю об этих показаниях. Если мы вскоре от греческой полиции узнаем, что Бирикос был коллекционером, как вы и предполагали, меня это не удивит сверх меры. Собиратель. Чудак. Вам пришло бы в голову покупать птичек?

– Нет.

– Не доверяю поэтам.

– И правы. Кстати о Бирикосе. Левассер его не знала.

– А мы ничего не обнаружили такого, что заставляло бы думать, что он был знаком с Ларпаном.

Мы обменялись еще массой ничего не значащих фраз, и Фару повесил трубку. Я закурил.

– Пелтье, – прошептал я. – Набережная Межисри... Элен, скоро полдень. Не холодно. Временами просто прекрасно. Пойдемте. Пошатаемся по набережным.

– Как двое влюбленных.

– Во всяком случае, я развлеку вас как никогда.

Местами туман сохранялся. Солнце не до конца выполнило свои утренние обещания. Но время от времени оно отбрасывало робкий и тусклый лучик, и его хватало, чтобы все сразу же веселело. Набережные выглядели как обычно. Мирные граждане рылись в ларях с книгами. Торговцы семенами, сельскохозяйственными орудиями и птицами захламляли тротуары своими пестрыми и шумными лотками. Я легко нашел лавку Пелтье. Сделать это было тем проще, что его фамилия была выведена над входом крупными зелеными буквами. Я вручил Элен пакетик купленных по дороге конфет.

– Сегодня четверг, – сказал я. – Собери всю мелюзгу двух полов, какую только найдешь вблизи. Бедных, богатых, разряженных и оборванцев. Собери их здесь, напротив лавки нашего типа.

– Что вы хотите устроить, шеф?

– Вы мне не советовали отдохнуть? Так вот, я намерен развлечься. Частный сыщик не может все время жонглировать одними трупами. Иногда ему бывает нужна и поэтическая разрядка.

Элен отправилась ловить ребятню, я же подошел к лавке. Внутри продавец в не очень белой блузе ухаживал за клиентом. Вскоре на другой стороне тротуара послышался шум, доказывавший, что Элен уже удалось собрать немало сорванцов. Набив рты конфетами, они громко болтали. Их было человек пятнадцать. Сделав незаметный жест Элен, я вошел в лавку. Торговец птицами провожал клиента. Бросив любопытный взгляд на детское сборище, он подошел ко мне:

– Что вам угодно, сударь?

– Вы Пелтье? – спросил я.

– Да, сударь.

– Меня зовут Бурма. Нестор Бурма. Именно у меня Бирикос умер. Вы ведь знали Бирикоса, не правда ли?

– Да, сударь, но...

– Он оказал вам услугу?

– Не понимаю...

– Вы отплатили ему такой же услугой?

– Послушайте, сударь...

– Лучше вы послушайте меня, Пелтье. Бирикосу было необходимо порыться у меня в мое отсутствие. Он не мог ни убить меня, ни скрыть в своей гостинице, а поэтому решил, что самое подходящее место насильно удерживать меня – у вас. Конечно, он не известил вас о своих намерениях, но для меня результат тот же самый. Он попросил одолжить ему лавку или ее заднюю комнату, не знаю точно, для того, чтобы там меня поместить. И сами понимаете, дорогой мой, мне это не понравилось.

Он помертвел. Больше не оставалось разницы между цветом его лица и сомнительной блузы. Тот же самый грязновато-серый.

– Послушайте, – взмолился он. – Да, ему понадобилась комната за лавкой. Я не мог ему отказать. Я же не знал... Я не спрашивал у него, зачем. Отдал ему ключи. А потом нашел их в двери. Меня могли обворовать. Но я не знал, я ничего не ведал, господин Бурма. Клянусь вам.

– И все же мне это не нравится, – сказал я. – Бирикос был сволочью. Во всяком случае, со мной он обошелся по-сволочному. Может, и ты такой же. Кто знает? Возможно, фараоны были бы рады узнать, что ты одолжил Бирикосу свое помещение для незаконного задержания частного сыщика. Его связали, кляпом заткнули рот. Что ты об этом думаешь, птицеторговец? Тебя это не колышет?

– Вы... вы... вызовите... по... полицию?.. – заикался он.

– Тебе не очень улыбается самому оказаться в клетке? А твои птички, ты спрашивал их мнение? Успокойся, папаша, я не позову фараонов. Это не мой стиль. Ты не сопровождал Бирикоса во время его обыска у меня и не ты убил грека. Ты просто камера хранения. Полицейским тут нечего делать. Все останется между нами, старый дрозд. Если мусора объявятся, значит, ты их позвал, не я. Но если ты их позовешь, я не буду держать язык за зубами... Я показал на большую вольеру:

– Что там за зверушки?

– Щеглы, сударь. Но...

И вдруг он понял. Хотел было наброситься на меня. Я его оттолкнул:

– Зови полицию, Пелтье... если хватит духа.

Одну за другой я открыл все клетки. Лавка наполнилась трепетом крыльев. Птицы всех размеров метались из стороны в сторону, наталкиваясь друг на друга, щебетали, – несомненно, скорее напуганные, чем радостные, но ведь им еще только предстояло научиться свободе! Вперед же! Больше нет решеток, узеньких жердочек, больше не будет глупцов, которые приходят поддразнить вас грязным пальцем или подуть в клюв. Я распахнул дверь лавки и помахал рукой. Сюда! Сюда! Как к фотографу! Птички, словно длинный пестрый шарф, вылетали на улицу, а по другую сторону мостовой собравшаяся вокруг Элен детвора трепетала от восторга, добавляя свои радостные вопли и крики "браво!" к птичьему пению, приветствовавшему свежий, здоровый и безбрежный воздух. Пелтье стенал, рвал на себе волосы, но и на секунду у него не возникала мысль обратиться в полицию. Птицы разлетелись по небу Парижа, которое сверкающей стрелой рассек луч солнца. Пелтье стенал. В пустых клетках еще потихоньку раскачивались жердочки и словно опасливо посматривали на холодную воду в мисочках, где плавала шелуха.

Я присоединился к Элен.

В ее дивных серых глазах стояли слезы радости.

Но не следовало заблуждаться. Миленькая интермедия подошла к концу, и неясное предчувствие предостерегало меня, что мерзость не замедлит вернуться в свои права.

Загрузка...