Церемония взвешивания была назначена почти перед боем в главном зале Дворца спорта «Лужники». За два часа до начала вокруг здания уже собралась толпа — журналисты, болельщики, просто любопытные. Многие держали самодельные плакаты: «Воронин — наша гордость!», «Ветеран, покажи класс!», «СССР победит!»
Внутри зала установили помост с весами, расставили стулья для прессы, натянули баннеры спонсоров. Представители Спорткомитета нервно проверяли каждую деталь, опасаясь международного скандала.
Воронин приехал заранее. Алексей сопровождал деда, неся спортивную сумку с вещами. Их встретил Коробов, выглядевший одновременно взволнованным и торжественным.
— Всё готово, Михаил Петрович, — сказал он. — Пресса уже здесь, американцы тоже скоро подъедут. Постарайтесь быть... дипломатичным.
— Я всегда дипломатичен, — хмыкнул Воронин. — Когда нужно.
Их провели в раздевалку — просторное помещение с деревянными скамейками, шкафчиками и душевыми кабинками. Воронин сел, чувствуя внезапную усталость. Вчерашнее волнение и бессонная ночь брали своё.
— Как себя чувствуешь, деда? — спросил Алексей, доставая из сумки вещи.
— Нормально, — ответил старик. — Колени ноют немного, но это обычное дело. — Он помолчал. — Знаешь, Алёшка, странное ощущение. Как будто снова молодой, перед важным боем. То же волнение, та же сосредоточенность.
— Ты и есть молодой, — улыбнулся внук. — Душой.
Воронин только махнул рукой, но улыбнулся. Он начал переодеваться, медленно снимая костюм и надевая спортивные брюки и футболку. Алексей помогал ему, стараясь не показывать тревоги при виде старого, покрытого шрамами тела деда.
Когда пришло время выходить к весам, Воронин на мгновение задержался у зеркала. Из отражения на него смотрел пожилой, но всё ещё крепкий мужчина с прямой спиной и ясными глазами. «Ну, старик, — мысленно сказал он сам себе, — последний бой. Держись».
В главном зале их уже ждали. Американская делегация прибыла — Джексон в окружении своей команды стоял у помоста, беседуя с официальными лицами. Увидев Воронина, он кивнул в знак приветствия.
Публика, допущенная на церемонию, отреагировала на появление советского ветерана по-разному. Кто-то аплодировал, кто-то с недоумением разглядывал пожилого человека, который должен был противостоять молодому чемпиону. Иностранные журналисты обменивались скептическими взглядами, советские — демонстративно выражали уважение.
Церемония началась с официальных речей. Представитель Международной федерации бокса говорил о значимости поединка для развития спортивных связей, о важности честной борьбы. Коробов перечислял заслуги обоих боксёров, особенно подчёркивая военные награды Воронина. Тренер Джексона, Билл Хейман, отметил уникальность ситуации и выразил уважение к советскому спорту.
Наконец, настал момент взвешивания. Первым на весы поднялся Джексон. Он снял футболку, продемонстрировав великолепно развитую мускулатуру. Весы показали 102 килограмма. Публика одобрительно загудела — американец был в отличной форме.
Затем настала очередь Воронина. Он медленно снял футболку, и многие в зале невольно ахнули. Тело старого боксёра, несмотря на возраст, сохраняло следы былой мощи — широкие плечи, мускулистые руки. Но более всего поражали шрамы — десятки шрамов от пуль, осколков, ударов, покрывавших его грудь и спину. Это было тело не просто спортсмена, но воина, прошедшего через настоящий ад.
Весы показали 87 килограммов. Разница в весе была значительной, и это заставило публику снова загудеть — теперь уже встревоженно.
— Пятнадцать килограммов форы, — прокомментировал один из американских журналистов достаточно громко, чтобы все услышали. — Плюс сорок лет разницы. Это не бой, это избиение.
Воронин, услышав эти слова, спокойно повернулся к журналисту.
— Молодой человек, — сказал он по-русски, и переводчик тут же начал переводить, — на фронте я весил ещё меньше, а немецкие танки были куда тяжелее вашего чемпиона. И ничего, справлялся.
Зал одобрительно зашумел, многие захлопали. Даже некоторые иностранные журналисты не сдержали улыбок — старик явно умел держать удар не только на ринге, но и за его пределами.
После взвешивания боксёры должны были встретиться лицом к лицу для традиционной фотосессии. Воронин и Джексон встали друг напротив друга, глядя глаза в глаза. Разница в росте и массе была очевидной — американец возвышался над советским ветераном как скала.
Фотографы щёлкали затворами, выкрикивая просьбы: «Ближе! Посмотрите в камеру! Покажите кулаки!» Боксёры послушно выполняли указания, сохраняя профессиональную невозмутимость.
И тут один из американских журналистов — тот самый рыжий, который задавал провокационные вопросы на пресс-конференции — крикнул:
— Джексон, не бойся ударить посильнее! Советские ветераны привыкли падать!
Зал замер. Это была явная провокация, переходящая все границы приличия. Переводчик не стал переводить эти слова, но смысл был понятен по интонации. Коробов побледнел, готовясь к дипломатическому скандалу.
Воронин медленно повернулся к журналисту, но не успел ничего сказать. Джексон неожиданно шагнул вперёд и заговорил, чётко и громко:
— Я не знаю, кто вы и какое издание представляете, — сказал он по-английски, — но вы позорите американскую прессу и мою страну. Господин Воронин — ветеран войны, чемпион и уважаемый человек. Если у вас нет уважения к старшим, покиньте зал.
Это заявление вызвало овацию. Советские зрители аплодировали американскому боксёру, явно не ожидав от него такого благородства. Коробов с облегчением выдохнул.
Но напряжение только нарастало. Рыжий журналист, вместо того чтобы извиниться, крикнул что-то ещё более оскорбительное — теперь уже в адрес обоих боксёров. Воронин, услышав это, резко двинулся в сторону журналиста, но Джексон оказался быстрее.
Американский чемпион в два шага оказался рядом с журналистом, схватил его за лацканы пиджака и приподнял над полом.
— Ещё одно слово, и ты вылетишь отсюда вместе со своей аккредитацией, — процедил он сквозь зубы. — Понял?
Журналист побледнел и судорожно кивнул. Джексон отпустил его и повернулся, чтобы вернуться на помост, но в этот момент рыжий, видимо, решив восстановить репутацию, крикнул ему в спину:
— Смотрю, ты уже перешёл на сторону коммунистов!
Это была последняя капля. Джексон развернулся, готовый действительно применить силу, но тут Воронин неожиданно оказался между ними. С удивительной для своего возраста скоростью он нанёс короткий, почти незаметный удар в солнечное сплетение журналиста. Тот согнулся пополам, хватая ртом воздух.
— Извини, молодой человек, — спокойно сказал Воронин. — Старческий рефлекс. На войне такие выкрики часто предшествовали атаке противника.
Зал взорвался — кто аплодисментами, кто возмущёнными криками. Джексон посмотрел на Воронина с удивлением, затем медленно улыбнулся и протянул руку. Старый боксёр пожал её, и в этот момент оба почувствовали, что между ними возникла связь, выходящая за рамки спортивного соперничества.
Охрана бросилась разнимать боксёров, хотя они вовсе не собирались драться друг с другом. Коробов и американские официальные лица пытались успокоить публику. Журналисты снимали всё происходящее, понимая, что получили сенсационный материал.
— Джентльмены, пожалуйста! — взывал представитель Международной федерации бокса. — Давайте сохраним спортивный дух!
Наконец, порядок был восстановлен. Рыжего журналиста вывели из зала и лишили аккредитации. Воронин и Джексон вернулись на помост для заключительных фотографий. Теперь их взгляды были другими — они смотрели друг на друга с новым пониманием, как союзники, которым предстоит стать противниками на ринге.
— Жду встречи, мистер Воронин, — сказал Джексон, пожимая руку советскому боксёру перед уходом. — Это будет честный бой.
— Не сомневаюсь, молодой человек, — ответил Воронин. — Удачи тебе. Она понадобится нам обоим.
Когда церемония закончилась, и публика начала расходиться, Коробов подошёл к Воронину.
— Михаил Петрович, вы понимаете, что устроили? — спросил он, пытаясь выглядеть строгим, но не скрывая улыбки. — Это же международный скандал!
— Бросьте, — отмахнулся Воронин. — Мы с американцем просто поставили на место зарвавшегося писаку. Никакой политики.
— Это вы так видите, — вздохнул Коробов. — А газеты завтра напишут... впрочем, ладно. Теперь уже ничего не изменишь. Готовьтесь к бою, Михаил Петрович. Впереди главное испытание.
— Не впереди, — тихо ответил Воронин. — Главное испытание было под Сталинградом. А это... это просто бокс.