За СССР. Старик на ринге

Глава 3

Звонок в дверь застал Михаила Петровича за привычным занятием — он перебирал старые фотографии, аккуратно размещая их в потертый кожаный альбом. Солнечные лучи, пробивающиеся через занавески, придавали комнате особое, почти торжественное освещение. Старик на мгновение замер, удивленный — гостей он не ждал.

— Иду, иду, — пробормотал он, с трудом поднимаясь из кресла. Колени протестующе хрустнули, напоминая о возрасте.

Он медленно подошел к двери, привычно посмотрел в глазок и замер. За дверью стоял молодой человек со спортивной сумкой через плечо — высокий, широкоплечий, с упрямым подбородком и ясными серыми глазами. Знакомые черты, до боли родные.

— Алешка? — неверяще прошептал старик, торопливо отпирая замок. — Алешка, ты?

Дверь распахнулась, и внук шагнул в прихожую, опустив сумку на пол.

— Дед Миша! — улыбка осветила лицо молодого человека. — Не ждал?

Они обнялись — крепко, по-мужски, без лишних сантиментов, но с той особой теплотой, которая бывает только между по-настоящему близкими людьми.

— Какими судьбами? — Воронин отстранился, окидывая внука внимательным взглядом. — Похудел вроде. Кормят вас там нормально? И чего не предупредил, что приезжаешь?

— Хотел сюрприз сделать, — Алексей снял куртку, повесил на вешалку. — У нас неделя свободная перед сессией. Думаю, проведаю деда, заодно учебники повторю в тишине. В общежитии же сам знаешь — гул стоит круглосуточно.

— Молодец, что приехал, — кивнул Воронин, пытаясь скрыть внезапно нахлынувшее волнение. — Проходи, не стой в дверях. Я как раз чай собирался ставить.

На кухне, уютной и чистой, с вышитыми занавесками и старым радиоприемником на подоконнике, они устроились за столом. Михаил Петрович достал из буфета банку с печеньем — то самое, овсяное, которое Алешка любил с детства.

— Рассказывай, — проговорил старик, разливая ароматный чай по чашкам. — Как учеба? Как жизнь молодая?

— Да нормально все, деда, — Алексей взял печенье, с удовольствием откусил. — Учеба идет, на военной кафедре хвалят. Говорят, офицерский материал.

— Еще бы, — хмыкнул Воронин с нескрываемой гордостью. — У тебя дед фронтовик и отец — мужик крепкий. Военная косточка.

Они разговаривали неторопливо, словно примеряясь друг к другу после разлуки. Алексей рассказывал об институте, о новых друзьях, о сложных экзаменах и интересных лекциях. Дед слушал внимательно, время от времени задавая вопросы и делая меткие замечания.

— А личная жизнь как? — неожиданно спросил Воронин, хитро прищурившись. — Девушка-то есть?

Алексей слегка смутился, но улыбнулся:

— Есть одна... однокурсница. Светланой зовут. Умная, деда. На физмате учится, отличница.

— Фотографию покажешь?

— Да нет у меня с собой, — Алексей потер шею в смущении. — Мы недавно познакомились...

— Ну-ну, — понимающе кивнул старик. — Главное, чтоб серьезная была девушка. Не как нынешние — сегодня с одним, завтра с другим.

— Светлана не такая, — твердо сказал Алексей. — Она из профессорской семьи, культурная.

Воронин одобрительно хмыкнул, разглядывая внука. Как же быстро летит время! Вроде вчера только учил его кататься на велосипеде, а сегодня уже студент, почти мужчина. И лицом — вылитый Сергей, младший брат Михаила, погибший под Кёнигсбергом. Те же решительные глаза, тот же упрямый подбородок.

— Знаешь что, Алешка, — вдруг сказал Воронин, отставляя чашку. — А давай-ка мы с тобой на рыбалку сходим? Как в детстве. Помнишь, как я тебя на Истринское водохранилище возил?

Глаза Алексея загорелись.

— Конечно, помню! Я тогда первого своего леща поймал, граммов на семьсот!

— На шестьсот пятьдесят, — уточнил дед с серьезным видом. — Я взвешивал.

Они рассмеялись, вспоминая то солнечное утро, когда десятилетний Алешка, дрожа от возбуждения, вытащил своего первого серьезного леща.

— Поехали, деда, — решительно сказал Алексей. — Завтра с утра и поедем. Я все снасти с собой привез, знал, что ты предложишь.

— Вот и славно, — кивнул Воронин. — Только не на Истринское. Есть у меня местечко одно, секретное. Туда немногие добираются — далековато от станции. Зато карась — во! — он показал рукой внушительный размер. — И тихо там, спокойно. Поговорим по душам.

***

Утро выдалось ясным и прохладным. Они выехали из дома, когда первые лучи солнца только-только окрасили восточный край неба в нежно-розовый цвет. Сначала электричкой до станции "Фирсановка", затем пешком через лес — узкими тропинками, известными только старому рыбаку.

Воронин шел впереди, опираясь на суковатую палку, которую подобрал у кромки леса. Несмотря на возраст, двигался он уверенно, почти не задыхаясь на подъемах. Алексей следовал за ним, неся рюкзак с провизией и снастями.

— Не отстаешь? — время от времени спрашивал дед, оглядываясь.

— За тобой, деда, угнаться непросто, — улыбался Алексей. — Ты как марафонец.

— Просто знаю, куда иду, — хмыкал в ответ старик. — Когда цель ясна, и шаг тверже.

Путь занял около часа. Наконец, лес расступился, и перед ними открылось небольшое озеро, окруженное камышами и старыми ивами, склонившимися к воде. Поверхность водоема была гладкой, как зеркало, лишь изредка нарушаемой всплесками рыбы.

— Вот оно, мое секретное место, — с гордостью сказал Воронин. — Сорок лет сюда хожу, и никому не рассказывал. Только тебе доверяю.

Они устроились на небольшом деревянном настиле, который, по словам деда, он сам соорудил еще в шестидесятых. Доски потемнели от времени и влаги, но выглядели крепкими. Расчехлили удочки, подготовили наживку.

— Смотри, Алешка, — Воронин показывал, как насаживать червя, хотя внук, конечно, давно это умел. — Главное — чтобы живой оставался, шевелился. Рыба хитрая, мертвого не возьмет.

Алексей слушал, не перебивая. Он понимал, что для деда этот ритуал важен — передать знание, поделиться опытом, почувствовать себя нужным.

Они забросили удочки и погрузились в то особое состояние покоя, которое знакомо только рыбакам. Тишина, нарушаемая лишь щебетом птиц и тихим плеском воды, обволакивала их, смывая городскую суету и тревоги.

— Знаешь, Алешка, — неожиданно заговорил Воронин, глядя на неподвижный поплавок, — жизнь она как эта рыбалка. Нужно терпение и внимательность. Поспешишь — все испортишь. А выждешь момент — получишь награду.

— Философ ты, деда, — улыбнулся Алексей.

— Не философ, а просто пожил достаточно, чтобы понять простые вещи, — отозвался старик. — Вот смотри на поплавок. Видишь, как чуть подрагивает? Это не клев еще, это рыба приглядывается, решает. Так и в жизни — прежде чем решение принять, присмотрись, подумай. Поспешных решений потом всю жизнь не расхлебаешь.

Алексей кивнул, вспоминая, как несколько месяцев назад чуть не бросил институт из-за конфликта с преподавателем. Хорошо, что дед тогда отговорил, заставил "подумать головой, а не задницей", как он выразился.

— А еще, Алешка, запомни, — продолжал Воронин, — самое важное в жизни — это не деньги и не слава. Это люди, которые рядом. Семья. Друзья настоящие. Те, кто в беде не бросит. Я на войне это понял. Когда смерть рядом ходит, сразу видно, кто чего стоит.

— Расскажи про войну, деда, — попросил Алексей, хотя слышал многие истории не раз. — Про Сталинград.

Воронин помолчал, глядя куда-то вдаль, словно видя там, за кромкой леса, те страшные дни сорок второго.

— Холод был такой, что автоматы примерзали к рукам, — наконец заговорил он тихо. — Мы в подвале разрушенного дома сидели, шестеро. Вокруг немцы. Патронов — на полчаса боя. Воды нет, еды тоже. И знаешь, что нас спасло?

— Что, деда?

— Вера друг в друга. Мы знали — никто не дрогнет, не побежит, не предаст. Это придавало сил. Двое суток продержались, пока наши не подошли. Троих потеряли... — Он замолчал, затем резко сменил тему: — О, смотри, клюет!

Поплавок Алексея дернулся и ушел под воду. Молодой человек резко подсек и начал вываживать рыбу. Леска натянулась, удилище изогнулось дугой.

— Не торопись, — командовал дед. — Дай устать. Не форсируй. Плавно, плавно...

Через несколько минут на настиле бился крупный карась — золотистый, с красными плавниками.

— Граммов восемьсот, не меньше, — с гордостью оценил Воронин. — Молодец, внучок! Руки помнят.

Они продолжили рыбалку, и разговор тек неспешно, перескакивая с темы на тему. Дед рассказывал о своих боксерских боях, о встречах с легендарными спортсменами, о том, как изменился бокс за эти годы. Алексей делился планами на будущее, мечтами, сомнениями.

— А знаешь, деда, я иногда думаю, — сказал он, когда солнце уже поднялось высоко, — выбрал бы ты снова бокс, если бы можно было все начать сначала?

Воронин задумался, поглаживая подбородок.

— Знаешь, Алешка, бокс — это не просто спорт. Это школа жизни. Он учит держать удар — и не только на ринге. Учит уважать противника. Учит падать и подниматься. — Он улыбнулся. — Так что да, выбрал бы. Хотя кости теперь ноют в дождь, и нос был сломан трижды... Все равно выбрал бы.

— А не страшно было на ринг выходить? — спросил Алексей. — Против чемпионов?

— После войны? — Воронин усмехнулся. — Нет, Алёшка. После Сталинграда, после Ржева, после Кёнигсберга... Что может быть страшного в том, что на тебя идёт человек в перчатках? Да ещё по правилам. На войне правил не было — или ты его, или он тебя. А здесь рефери остановит, если что. Нет, не страшно.

Они замолчали. Тишина окружала их — спокойная, умиротворяющая. Поплавки мирно покачивались на водной глади, редкие облака медленно плыли по голубому небу.

И вдруг этот покой нарушил треск ломающихся веток. Алексей и дед обернулись одновременно. На противоположном берегу показались две фигуры — мужчины в строгих костюмах, совершенно неуместных в лесу. Они осматривались, явно кого-то разыскивая.

— Кого это принесло? — проворчал Воронин. — Моё секретное место уже не такое секретное...

Один из мужчин заметил их и что-то сказал своему спутнику. Они решительно двинулись в обход озера.

— Может, егеря? — предположил Алексей.

— Какие егеря в таких костюмах, — покачал головой дед. — Это городские.

Через десять минут незнакомцы подошли к их настилу. Теперь можно было разглядеть их получше — оба средних лет, подтянутые, с сосредоточенными лицами. Один из них, повыше, с залысинами и внимательными глазами, держал в руках папку.

— Михаил Петрович Воронин? — спросил он без предисловий.

— Он самый, — настороженно ответил старик. — С кем имею честь?

— Коробов Сергей Иванович, Спорткомитет СССР, — представился мужчина, доставая удостоверение. — А это Дмитрий Анатольевич Климов, мой коллега.

— И как же вы меня нашли? — Воронин нахмурился, откладывая удочку.

— В вашей квартире нам соседка сказала, что вы на рыбалку поехали, — объяснил Коробов. — На станции подсказали направление. А дальше... порасспрашивали местных.

— Вот и верь после этого людям, — проворчал старик. — Что ж, раз нашли — говорите, зачем пожаловали? Я, как видите, отдыхаю с внуком.

Коробов переглянулся с коллегой, затем произнёс:

— Михаил Петрович, у нас к вам дело государственной важности. Не могли бы мы поговорить... наедине?

— Я внуку доверяю, как себе, — отрезал Воронин. — Говорите при нём.

Коробов вздохнул и раскрыл папку.

— Я не знаю, насколько вы в курсе, — начал он, — через два дня во Дворце спорта "Лужники" должен состояться международный матч по боксу между нашим Игорем Высоцким и американцем Тайроном Джексоном...

— В курсе, — кивнул Воронин. — По телевизору говорили. И что?

— Возникла непредвиденная ситуация, — продолжил Коробов. — Автобус с нашей сборной задержан на контрольно-пропускном пункте. Формально — для проверки документов, но фактически... — он понизил голос, — это провокация. Игорь Высоцкий и его команда не успеют прибыть к началу матча.

— Американцы специально устроили, — вставил Климов. — Не хотят честного боя.

— Отложите матч, — пожал плечами Воронин.

— Нельзя, — покачал головой Коробов. — Международные обязательства, телетрансляция по всему миру. Отмена будет выглядеть как наше поражение. Как признание, что мы не можем противостоять западному чемпиону.

Воронин начал догадываться, к чему идёт разговор. Он прищурился, внимательно разглядывая представителей Спорткомитета.

— И чего вы от меня хотите? Подскажите какого-нибудь другого боксера?

— Михаил Петрович, — Коробов сделал паузу, — мы хотим, чтобы вы вышли на ринг против Джексона.

Наступила тишина. Даже птицы, казалось, замолчали. Алексей открыл рот, чтобы что-то сказать, но не смог произнести ни звука от изумления.

— Я? — наконец проговорил Воронин. — Против действующего чемпиона мира? В мои семьдесят два?

— Именно, — твёрдо сказал Коробов. — Вы легенда советского бокса. Чемпион СССР, победитель международных турниров. Ветеран войны, орденоносец. Кто, если не вы?

— Да вы с ума сошли! — не выдержал Алексей. — Моему деду семьдесят два года! А Джексону сколько? Тридцать? И он профессионал!

— Молодой человек, — холодно произнёс Климов, — речь идёт о престиже страны. О том, чтобы не дать американцам морального превосходства.

— За счёт здоровья моего деда? — возмутился Алексей.

— Тихо, Алёшка, — Воронин положил руку на плечо внука. — Дай я сам разберусь.

Он повернулся к представителям Спорткомитета.

— Вы понимаете, что просите? Джексон меня просто уничтожит на ринге. Я не боксировал профессионально уже пятнадцать лет.

— Мы не ждём от вас победы, Михаил Петрович, — честно признался Коробов. — Мы просим вас выйти и стоять. Показать советский характер. Показать, что наши ветераны не боятся американских чемпионов.

Воронин задумался. В памяти всплыли далёкие образы — зал, полный зрителей, свет прожекторов, запах пота и кожаных перчаток. Адреналин, бурлящий в крови. Звук гонга.

— Деда, ты же не собираешься соглашаться? — с тревогой спросил Алексей. — Это же безумие!

— А я уже один раз страну защищал, — медленно проговорил Воронин, глядя куда-то вдаль, на водную гладь. — Когда надо было. Что, сейчас не выйду?

Алексей схватил деда за руку.

— Но это разные вещи! Там была война, враги! А здесь спорт, просто спорт!

— Нет, Алёшка, — покачал головой старик. — Не просто спорт. Никогда не был просто спортом. Всегда — борьба. Всегда — символ. Они хотят показать, что мы слабые. Что мы боимся. — В его глазах появился знакомый внуку стальной блеск. — Не дождутся.

Коробов еле заметно улыбнулся и достал из папки документы.

— Вот контракт, Михаил Петрович. Всё официально. Гонорар достойный. Медицинское обслуживание гарантируем.

— К чёрту ваш гонорар, — отмахнулся Воронин. — Не за деньги иду.

Но документы всё же взял, просмотрел внимательно. Пока он читал, Алексей пытался образумить представителей Спорткомитета.

— Вы понимаете, что это опасно? Если с ним что-то случится...

— Молодой человек, — прервал его Климов, — ваш дед — взрослый человек и герой. Он сам принимает решения.

— Я согласен, — наконец сказал Воронин, возвращая подписанные бумаги. — При одном условии — моим секундантом будет внук. Алексей Юрьевич Воронин.

Коробов кивнул.

— Без проблем. Машина заберет вас завтра . Вас доставят прямо во Дворец спорта на взвешивание и пресс-конференцию.

Когда представители Спорткомитета ушли, Алексей взорвался:

— Дед, ты с ума сошёл! Тебе нельзя выходить против этого американца! Он же тебя покалечит!

— Не впервой, — спокойно ответил Воронин, сматывая леску. — Собирай снасти, Алёшка. Нас машина ждёт.

— Ты ведь не передумаешь, да? — с горечью спросил внук.

— Нет, — твердо ответил дед. — Есть вещи, которые нужно делать, даже если страшно. Особенно если страшно. — Он положил руку на плечо внука. — Я всю жизнь учил тебя стоять за правду, за своих, за страну. Как я могу сам отступить?

Алексей вздохнул и начал собирать удочки. Он знал этот взгляд деда — упрямый, решительный. Когда в его глазах появлялся этот стальной блеск, спорить было бесполезно.