За стеной из диких роз

18.

«Почему бы тебе не остаться здесь?»

Эти слова заставили Аннабелль резко сесть и удивлённо взглянуть на своего принца, не веря своим ушам. На глаза тут же наползла кипящая пелена слёз, в которых было совершенно неконтролируемое отчаяние. Для неё эти слова звучали грохотом рушившихся надежд.

К тому светлому летнему утру, когда воздух был пропитан слабым ароматом ночных цветов и предрассветного тумана, Анна и Клод успели стать близкими друзьями и едва ли не чем-то большим. Они окончательно признали друг друга равными, а их немое противостояние остальным сплотило молодых людей, сделав их надёжными союзниками. После своего выздоровления Клод уже не стремился избежать общества Анны, наоборот, он искал возможности оказаться рядом, впрочем, как и она. Теперь не было ни вымученности, ни ощущения неизбежности; их разговоры вдруг сделались чем-то естественным и оба не понимали, что мешало им раньше. Им было комфортно говорить друг с другом и так же уютно было молчать; даже в тишине между ними чувствовалась удивительная, почти неуловимая связь, которая ощущалась, подобно согревающим солнечным лучам на коже. Эти лучи прятались в улыбках, движениях глаз, случайных прикосновениях. И с каждым разом молодые люди придавали этому всё большее значение, не предпринимая попыток заговорить о чём-то кроме книг, точно боясь спугнуть это щекочущее чувство, готовое в любой момент улететь, подобно птице, без труда сломав клетку сердца.

Анна рассказывала Клоду о путешествиях, далёких странах, удивительных языках, и непередаваемо радовалась, видя огонёк заинтересованности в его глазах. Его внешний вид стал ей совершенно привычен и в те, ставшие довольно редкими, моменты, когда к девушке возвращалась способность трезво мыслить, она спрашивала саму себя, не ослепла ли она. Но ответ на вопрос тут же терялся, сознание словно пьянело от общения с собеседником, от его ума и тонкого юмора, умения думать и представлять. Девушка не представляла, как такой прекрасный и живой ум соглашался со своим заточением, и с каждым днём её надежда выполнить то, что предрекла ей ведьма, крепла. Её вера в собственные силы росла и идея покинуть вместе с Клодом эти зачарованные леса стала желанием Анны. Она с горькой усмешкой понимала, что влюбляется подобно юной фрейлине, впервые представленной ко двору. С восхищением она воспринимала общение, от которого отвыкла за время своих скитаний: жаркие дебаты на философские темы, пустые разговоры о несуществующих мирах, весёлые, порой детские игры. Казалось, она вновь изучала счастье, рассматривала его под разными углами, но никак не могла понять, почему именно она счастлива. Всё казалось сном и в глубине души Анна боялась, что он прекратится, хотя и уверяла себя, что стойко встретит и это, если придётся.

Клод словно вновь вернулся к жизни. Мысль о том, что Аннабелль рано или поздно покинет его, заставляла принца ещё более ревностно искать встречи с девушкой. Ему нравилось говорить с ней, защищать её и чувствовать надежду, появлявшуюся при виде её улыбки. В тайне от себя он верил в то, что ему хватит сил исчезнуть вместе с Анной, но вере этой стоило ещё крепнуть, а времени для этого было мало. Клод чувствовал, что Аннабелль недолго сможет оставаться в золочёной клетке. За эти недели он сумел изучить её характер настолько, что понимал, что в душе эта девушка — птица, летящая вслед за солнцем, ловящая его отблески в каждом отражении, но, поняв, что ошиблась, вновь отправлявшаяся в путь. И он, Клод, чувствовал себя совершенным чудовищем, удерживающим эту свободолюбивую пташку против воли. Но чем? Он и сам порой не знал, что заставляло Анну быть рядом, и был бесконечно благодарен ей за её присутствие.

Близился август и уже на рассвете нужно было искать спасительную тень. Молодые люди скрылись среди деревьев, росших недалеко от замка, у самой ограды. Длинные ветви проходили сквозь железные прутья и переплетались с ветками кустов и садовых деревьев, точно пытаясь увести их на свободу. Аннабелль сидела, прислонившись спиной к стволу дерева, на коленях у неё лежала раскрытая книга, из которой не было прочитано ни одной строки — солнечные лучи скакали по странице, ослепляя, так что даже смотреть на стройные ряды слов было невыносимо. Да и читать не было особого настроения, когда вокруг раскинулся просыпавшийся лес. Эта картина, разворачивающаяся в утренний час, была прекрасно знакома Аннабелль, и всё же каждый раз она представала по-разному: солнечные лучи вновь и вновь пронзали листья, создавая на земле причудливый золотой узор, непохожий на предыдущие, птицы пели иначе. Анне нравилось улавливать эти едва заметные различия. Пожалуй, только так можно было не сойти с ума в этом заточении. Клод сидел рядом, разделяя её бездействие. Он сам не понял, как тонкая ладонь Аннабелль оказалась в его руке, и рассматривал её, запоминая каждый изгиб, изредка переводил взгляд на лицо девушки, задумчиво слушавшей пение птиц; на губах Анны играла слабая улыбка. И вдруг вопрос сам вырвался на свободу, заглушив все посторонние звуки.

«Почему бы тебе не остаться здесь?» — Аннабелль была почти уверена в том, что сможет убедить Клода оставить свою темницу, но получалось, что ей предложено разделить его заточение. Самым страшным в этом были не душевные терзания Аннабелль, когда она думала, что спасает человека против его воли, а осознание, что она едва не согласилась на вечную золотую клетку. Она вскочила и отступила на несколько шагов, точно боялась, что её прямо сейчас свяжут и навсегда запрут в одной из комнат. Клод удивлённо смотрел на неё, постепенно в его глазах появлялось понимание и разочарование. «Конечно! — думал он, вспоминая о своём отражении. — Каким ещё мог быть ответ?».

— Что? — переспросила Аннабелль, понимая, что уже поздно задавать подобный вопрос.

— Неважно, — безразлично произнёс Клод.

— Прости… — пробормотала она. — Я просто не поняла, — она быстро нагнала на лицо улыбку, — конечно, можем остаться здесь хоть до самого заката! — девушка улыбалась, надеясь, что принц поддержит её улыбкой, как раньше, но он лишь окинул Анну скептичным взглядом и вымученно усмехнулся.

— Как пожелаешь, belle.

Он замер, словно изваяние, а Аннабелль не знала, что сказать ему, чтобы не усугубить ситуацию. Она вновь подсела к нему и склонила голову на плечо.

— А ты никогда не думал о том, чтобы покинуть эти места? — спросила она спустя несколько минут молчания. — В мире столько всего, что стоит увидеть… — она мечтательно вздохнула, вспоминая серебристые перекаты волн.

— Думал, — согласился Клод. — Но как я оставлю их? Им уже некуда идти, дворянские гнёзда разорены, а на самих аристократов объявлена охота.

— Говорят, что король сейчас переключился на колдунов и ведьм, — обнадёживающе произнесла Анна.

— Хочешь сказать, у горстки беспомощных придворных есть шанс? — недоверчиво спросил он и глухо рассмеялся, однако во всех его словах и жестах чувствовалась горечь.

Аннабелль не хотела упрашивать его уйти вместе с ней, а он не хотел заставлять её остаться и оба не знали, что делать. Их окутало неуютное молчание. Они то и дело поглядывали друг на друга в надежде, что кто-нибудь первым начнёт разговор, но безуспешно. Вдруг Клод резко поднялся и, протянув руку Анне, помог девушке встать с земли.

— Куда мы идём? — с робкой надеждой спросила Аннабелль, казус постепенно забывался и привычные быстрые и резкие жесты Клода вместе с его неизменной усмешкой давали понять, что всё возвращается на круги своя.

— На конюшню. Как насчёт того, чтобы прокатиться? — спросил он. — Можем съездить к ручью или в рощу.

— Хорошо, — согласилась она.

Во время поездки по узким тропам говорить, как правило, неудобно. Клод всякий раз оборачивался к ехавшей позади девушке, точно боясь, что она вот-вот исчезнет, растворится в солнечных лучах или просто сбежит. На одной из полян она остановилась и, спешившись, принялась быстро собирать росшие вокруг цветы, стараясь успеть вернуться в седло до того, как Клод скроется за деревьями. Мужчина заметил её отсутствие и остановил коня. Девушка порхала по поляне подобно причудливой птице, Клод всё хотел сказать ей, чтобы она не беспокоилась и не спешила, но не хотел спугнуть её, так увлёкшуюся своим занятием. Через минуту Анна вновь оказалась в седле и, пришпорив лошадь, принялась перебирать оказавшиеся у неё цветы. Она аккуратно плела венок из васильков, разбавляя их синеву спокойной зеленью мелиссы и добавляла к ним белые звёздочки цветов клевера. Получился вполне себе величественный венец, который Аннабелль, прибавив шагу, возложила на голову Клода.

— Красиво, — кивнул тот, машинально сняв венок и, оценив его безопасность, надев обратно. — Что хочешь делать?

— Как обычно, — пожала плечами Аннабелль, принимаясь за новый венок для себя, — ты будешь размышлять, а я — мешать тебе.

Клод обернулся к ней и, улыбнувшись шире, протянул ей белоснежное соцветие каштана, ещё не успевшего сбросить свой белый наряд. Густой терпкий запах его цветов напоил густой от жары воздух. Анна с благодарностью приняла цветы.

— Какая книга у тебя с собой?

— «Блики на воде», — ответила Анна. — Немного приключений и философии.

— Что ж, они неразделимы, — покачал головой Клод. — Хочешь почитать там, когда приедем? Будет самый душный час, тогда ни одна живая душа не сможет прервать тебя, — поймав её недоверчивый взгляд, он снисходительно произнёс: — Если пожелаешь, я почитаю.

Аннабелль благодарно кивнула. У ручья она с готовностью передала ему книгу и устроилась в корнях дерева, как в причудливом кресле. От мерно бегущей воды веяло прохладой, а блики танцевали на тёмной коре, разрывая расположившуюся под густой кроной тень. Иногда золотистые пятна света прыгали на руки Аннабелль и тут же убегали вслед за водой ручья, теряясь на залитой солнцем поляне. Девушка ловила лучи зеркальцем и играла ими, направляя их на ветки деревьев, как причудливых птиц или бабочек, подсвечивала ими тёмно-зелёную листву, вспыхивавшую изумрудным светом.

Вскоре и это занятие ей надоело. Уже давно Анна страдала от праздности, чувствовала неутолимую потребность в деятельности. Ей не давала покоя мысль, что она может сделать что-то полезное, помочь кому-то. После выздоровления Клода эта мысль мучала её со страшной силой, едва не вгоняя в депрессию, и даже книги не спасали от неё. Ещё больше девушке не нравилось то, что пока её ум не был занят каким-то делом, в нём вольготно располагались другие мысли: неприятные воспоминания, сожаление, тоска, которые не могла разогнать даже самая жаркая дискуссия.

Клод заметил её состояние и, прекратив чтение, устремил взгляд на Анну, без слов спрашивая, в чём дело. Девушка тяжело вздохнула, боясь показаться неблагодарной или просто непонятой, и сказала:

— Мне просто нужно что-то делать, — слова прозвучали отчего-то виновато. — Понимаешь, раньше я помогала людям, а сейчас… Я не делаю ничего. Всё, что мне нравилось, успело наскучить, а других увлечений, кроме того, как лечить людей или путешествовать, у меня нет. Да они мне и не нужны.

— Если хочешь, ты можешь лечить животных, — с участием предложил Клод. — Они, конечно, не люди, но тоже могут нуждаться в помощи. Правда, сопротивляются с двойным упорством.

Взгляд Аннабелль просиял, как у ребёнка, раздразнённого новой игрой, готового наслаждаться ею, пока не наскучит. С животными ей ещё не приходилось работать, но это означало лишь то, что Анна снова будет учиться, с ещё большим рвением узнавать новое, чувствовать стук взволнованного сердца. А Клод лишь усмехнулся, отметив преображение в её лице.

Над их головами раздался звонкий щебет, эхом прокатившийся по умолкшему из-за жары лесу. Аннабелль обернулась и увидела малиновку, усевшуюся на самой нижней ветке и сверлившую молодых людей неподвижным взглядом.

— Первый пациент? — спросил Клод, но голос его был холоден, точно он знал, чей посланец эта птица.

— Не знаю, — тихо ответила Аннабелль, беспокойно глядя на незваную гостью. Она не боялась встречи с ведьмой или испытания, но почему-то ей хотелось, чтобы все возможные трудности, которые заготовила ей колдунья, в этот раз обошли её стороной.

Птица вновь громко защебетала, точно пытаясь что-то сказать и, в последний раз взглянув на Клода и его спутницу, вспорхнула с ветки и исчезла в тени леса. Отзвуки её тонкого голоска ещё висели в воздухе, даже когда она была совсем далеко. Лес точно не решался отвечать ей своим мерным шёпотом и боялся перебить даже самым тихим звуком: вздохом, шелестом, щёлканьем ветвей. Молчанье окутало и Анну с Клодом, они точно сделались его частью и тихо сидели, ожидая, кто первым нарушит тишину. Это безмолвие только подстёгивало дурное предчувствие Анны, беспричинное беспокойство росло с каждой секундой, и лучше бы в тот момент уже случилось что-нибудь плохое — тогда бы прекратилась эта немая пытка.

Постепенно стали возвращаться остальные звуки, где-то неподалёку робко запела стайка птиц, ветер вновь заиграл травой и ветвями, и казалось, что даже ручей ускорил свой бег. Однако Клод, казалось, был совершенно не рад этой перемене. Он прислушался и через мгновение поднялся на ноги, словно пытаясь возвыситься над всеми звуками, чтобы уловить среди них один, на секунду захвативший его внимание. Аннабелль тоже прислушалась, но не отметила ничего необычного. Клод сделал несколько шагов вперёд, пригибаясь, точно удерживая себя от того, чтобы по-животному припасть к земле.

— Что такое? — спросила у него Анна.

— Кто-то ходит по лесу, — хмуро ответил ей хозяин замка.

— Отправишься на поиски? — он только обернулся и, коротко кивнув, пошёл к лошадям. Аннабелль беззвучно последовала за ним. На его вопросительный взгляд она ответила: — Я могу пригодиться.

Тот только кивнул в ответ, стараясь не издавать лишних звуков, чтобы не упустить уловленный им шорох шагов, лёгких, почти неслышных, точно заколдованных. Звук то исчезал, то появлялся вновь, шедший постоянно останавливался и не спешил двигаться куда-либо, словно зная, что за ним следят. Вдруг шум раздвоился. Две очень лёгкие пары ног то бежали, то топтались на месте, чем ближе Клод и Анна подъезжали, тем отчётливее хозяин замка слышал это. Он терялся в догадках, кто мог быть обладателем такой поступи: колдун или охотник? Никогда его так не волновало, кто вторгался в его владения. Теперь же он не мог успокоиться, гадая, заблудились ли те чужаки или пришли, зная, что могут найти в этом лесу. Он пришпоривал и тут же осаждал коня, в громком топоте чужие шаги растворялись и Клоду приходилось ехать невыносимо медленно, чтобы уловить их вновь. Вдруг они вовсе стихли. Принц остановил коня и прислушался. Аннабелль замерла в нескольких шагах от него и припала к шее лошади, готова в любой момент пустить её во весь опор или, если будет нужно, спешиться.

Клод заозирался в поисках следов. Тропа была испещрена ими, маленькие отпечатки то исчезали, то появлялись вновь — чужаки то и дело сходили с тропы, а в тех местах, где они шагали не было ни одного подходящего следа, вся тропа была испещрена ими, затоптанными и перепутанными. «Как будто танцевали», — хмуро пробормотал Клод, рассматривая следы и пытаясь найти одну-единственную цепочку, которая приведёт его к чужакам.

Анна спешилась и, отведя лошадей подальше от тропы, осталась ждать своего спутника. Его напряжение передалось ей и девушка стояла, обхватив локти и то и дело оглядываясь по сторонам в попытках заметить источник опасности раньше, чем это сделает Клод. Вдруг её взгляд столкнулся с парой глаз, смотревших прямо на неё из куста. Через секунду они скрылись в густой листве, куст зашевелил ветвями и замер, изредка потрескивая и издавая протяжное сопение. Аннабелль обернулась и, поймав настороженный взгляд Клода, указала ему на куст. Не дожидаясь спутника, девушка сделала пару шагов в сторону так заинтересовавшего её растения, как вдруг нечто вылетело ей навстречу и вцепилось в подол платья, едва не повалив на землю, оглашая воздух громкими визгами и криками. Анна посмотрела вниз и увидела двоих детей, повисших у неё на юбке и отчаянно рыдавших. Низкорослые мальчик и девочка, судя по виду — брат и сестра, оба слишком худые и угловатые для своего возраста: мальчику, казалось, было не больше восьми лет, а девочке — от силы пять. Секундное замешательство, взыгравший материнский инстинкт, и через секунду Анна уже утешала детей, вспоминая все приёмы, какие успела перенять у Марион. Рыдания детей то утихали, то вновь раздавались с удвоенной силой, и в промежутках между беспорядочными всхлипами дети старались впихнуть слова, но получались лишь обрывки длинных мычащих звуков. «Ну-ну… всё в порядке», — повторяла Анна, с каждой секундой всё больше отчаиваясь успокоить детей. Казалось, они уже давно забыли, почему плакали: от страха или горя, усталости, голода; они рыдали и завывали только ради звука и боли в горле, не зная, когда можно будет остановиться. Вдруг на плечо девушки села птица и, чирикнув всего пару раз, смогла привлечь к себе внимание детей. Малышка с улыбкой на раскрасневшемся от слёз лице протянула ручонки к малиновке, тут же перепорхнувшей на другое плечо Аннабелль. Девочка принялась с азартным смехом бегать вокруг Анны, пытаясь ухватить пёструю пташку, а её брат стоял неподвижно, нахмурившись и нагнав на себя нарочито-серьёзный вид. При взгляде на него Анна не сдержала улыбки, отчего мальчик нахмурился только сильнее. Девушка облегченно перевела дыхание в надежде, что успокоить смеющегося ребёнка, бегавшего вокруг неё за птицей, будет легче, чем плачущего. С этим ей помог Клод, схвативший малиновку на лету и протянувший её девочке.

— Готов поклясться, что где-то я её видел, — донеслось из-под капюшона.

— Кого? — спросила Аннабелль.

— Птицу, — коротко ответил Клод и обратился к мальчику. — Кто вы такие? — молчание. — Что вы здесь делаете? — ребёнок не спешил отвечать и неясно было, кто испытывает терпение собеседника.

— Это всего лишь дети, — предупреждающе сказала Аннабелль и, обращаясь одновременно к обоим детям, сказала: — Вы потерялись, так? Пойдёмте с нами, мы дадим вам поесть и покажем дорогу домой.

— Кажется, они не умеют разговаривать, — покачал головой хозяин замка, глядя на внимательный взгляд двух пар глаз, устремлённых на них. Девочка была уже готова подойти к Анне, но брат держал её, не давая сделать и шага.

— Умеем, — вдруг сказал он. — Кто вы?

— Хозяева этого места, — сдержанно произнёс Клод.

— Тогда мы пойдём с вами, — произнёс мальчик и больше не сказал ни слова, сколько Клод и Анна ни пытались разговорить его. Это напоминало игру на выдержку, взрослые сохраняли терпение и спокойно задавали вопросы, а дети хранили молчание. Они отказались, когда Клод предложил усадить их на лошадей, чтобы им не пришлось идти пешком ещё большее расстояние.

Маленькая девочка всё так же держала в руках отданную ей на растерзание птицу, она гладила её по пернатой голове, вызывая весёлый, порой истерический щебет, при виде этой игры у Клода нет-нет, а вырывался довольный смешок. Анна подошла к девочке и протянула ей руку. Малышка тут же отвлеклась от своей игры и, улыбаясь во все свои неполные тридцать два, схватилась за руку Аннабелль и взглянула на девушку полными восхищения глазами.

— Ты фея? — спросила она.

— Наверное, — пожала плечами Анна, ища подсказки. — А что?

— Мы её искали, — она помахала ладошкой, призывая девушку нагнуться. Стоило Аннабелль это сделать, как малышка не совсем аккуратно схватилась за плечи Анны и, дотянувшись до её уха, шёпотом произнесла: — Жак не говорит, зачем ему фея, потому что он взрослый и ему нельзя в них верить, но он согласился помочь мне искать.

— А зачем вам она? — таким же закадычными тоном спросила Анна.

— Мы хотим вылечить маму, — честно ответила малышка и тут же отпрянула, заметив серьёзный взгляд брата. Она тут же подбежала к Жаку, громко спрашивая: — Что такое? Ну что такое? — тот лишь отмахивался.

Узнать, откуда дети были родом так и не удалось, однако Анна была уверена, что они не из Имфи. Малышка теперь шла рядом со своим чересчур серьёзным братом и не осмеливалась сказать ни слова, даже собственное имя. Дети стойко переносили долгий путь, не показывая усталости. Пожалуй, они даже не понимали своей стойкости, она просто была у них, вела их вперёд с неуловимой, но всё же недетской, серьёзностью. Мысли Аннабелль теперь были полностью заняты этими детьми. Их нельзя было оставлять, наверняка, их уже ищут, к тому же их мать была больна и, видимо, серьёзно, если дети отправились на поиски волшебства, чтобы спасти её. Уже в замке она поделилась этой мыслью с Клодом. Тот лишь пожал плечами, предоставляя девушке полную свободу действий.

Девушка сама позаботилась о брате с сестрой, приготовила им обед и отвела их в комнату, где они могли бы отдохнуть. Даже это гостеприимство не помогло выведать хоть что-то у детей кроме их имён; малышку звали Эленой.

— Отдыхайте, завтра мы отвезём вас домой, — она наклонилась к ним, закадычно улыбаясь, Элена ответила ей весёлой улыбкой.- Не расскажете ведь о том, что встретили нас?

— Почему? — хмуро спросил Жак. В его серых глазах заблестело любопытство.

— Потому что… — Анна задумалась, пытаясь придумать ответ, который бы точно убедил детей, но как назло в самый нужный момент среди десятков заученных фраз не нашлось ни одной подходящей. — Потому что иначе люди ворвутся сюда и мы исчезнем. Волшебство, оно такое…

За такие неубедительные, скучные оправдания хотелось ущипнуть себя как можно сильнее, ведь никто не поверит такой глупости, но слова были сказаны и оставалось только уповать на веру детей в чудеса. С каких пор Анна стала пользоваться этой легковерностью? Девушка опустила взгляд, чувствуя нависшую над ней тень собственной совести. Понурив голову, она ушла в соседнюю комнату, посоветовав детям как следует отдохнуть. Совершенно опустошённая, Анна упала в кресло в гостиной.

До заката оставалось не больше часа, воздух начинал пропитываться освежающей предсумеречной мягкой прохладой, лёгкий ветерок игриво развевал занавески, Аннабелль сидела неподвижно, глядя на их причудливый танец, точно в комнату случайно попали белые облака. Она не сразу заметила присутствие Клода, неслышно зашедшего в гостиную. Он опустился в кресло и снял капюшон, от которого успел отвыкнуть за последнее время. Несколько минут хозяин замка вглядывался в лицо Аннабелль, пытаясь прочитать в нём что-то, скрывавшееся за обычной мечтательностью. Это была печаль, но печаль многогранна: бывает лёгкая, вроде лёгкой щекотки, пробегающей по сердцу и рёбрам, которая даже в чём-то полезна, а бывает та, что сводит с ума, доводит до отчаяния. Но ни та, ни другая не терзали девушку. Грусть Анны была задумчива, порождена мыслями и скрывалась в них. Разрастаясь всё больше с каждой секундой, она становилась настолько величественной, что вежливый человек не рискнул бы нарушить её правление. Клод окликнул Анну, вырывая её из водоворота мыслей. Девушка повернула к нему голову и слабо улыбнулась, будто даже для этого ей не хватало сил.

— Они сказали, что отправятся дальше искать фею, — задумчиво произнесла она. — У них тяжело больна мать, возможно, когда они вернутся домой, их уже никто не будет ждать, — перед глазами у неё вдруг вспыхнула знакомая картина: пустой, умерший дом, находиться в котором невыносимо, зная, что когда-то люди, жившие в его стенах, были счастливы.

— Ужасная будет утрата. Они ещё совсем малы, — сдержанно произнёс принц. Увидев понимание в его глазах, Аннабелль осмелела.

— Возможно, пока не стало слишком поздно, стоит им помочь? — пожала плечами она. — Я могла бы вылечить их мать, — чуть скромнее произнесла девушка и устремила выжидающий взгляд на Клода.

— Хочешь устроить здесь лазарет? — спросил он тем тоном, о который разбиваются все надежды. Уже сейчас было понятно, что положительного ответа можно не ждать, но Анна была готова бросить ему вызов.

— Да, — кивнула она.

— Не самая плохая идея, — покачал головой хозяин замка. — Но этот лес сам решает, кого впускать, а кого нет. Пусть он привёл детей, но никто не может поручиться за их мать. С таким же успехом они могут заблудиться и бродить по лесу до конца своих дней, — Анна хотела возразить, но Клод точно перехватил её мысль на лету. — Да, можно попробовать, но если выйдет так, как я сказал, то ты будешь винить себя в том, что погубила целую семью. Смиришься ли ты с этим?

Он серьёзно посмотрел на неё, в его тяжёлом взгляде скользила забота, всё ещё немного грубая, нешлифованная, способная одинаково утешать и ранить.

— Возможно, есть другой выход, — сказала девушка. Слова давались ей с куда большим трудом. Казалось, она не должна произносить их, но одновременно с этим Анна понимала, что не могла иначе. Она должна была помочь детям и их матери, если у неё была такая возможность. Теперь в ней говорила не жажда действий, порождённая праздностью, она словно очнулась от затянувшегося сна и вспомнила, что хотела помогать, всем, кому сможет помочь. Мысль о том, чтобы оставить в беде встретившихся ей детей, казалась чем-то из ряда вон выходящим и Анна отказывалась так просто сдаваться.

Клод с первого взгляда уловил ход её мыслей и с трудом сдержал желание во что бы то ни стало задержать девушку в этих стенах, силой, если нужно будет. Но в алеющих лучах солнца он рассмотрел страх в её глазах, не столько перед ним, сколько перед его отказом и какую-то необъяснимую горечь. Анна понимала, что в случае несогласия Клода она всегда может нарушить запрет и покинуть замок вместе с Жаком и Эленой, но это значило бы, что путь назад ей перекроет собственная совесть, и девушка осознавала, что этот выбор даётся ей не так молниеносно, как все предыдущие. Хозяин замка поверхностно скользил по душе девушки, пытаясь отгадать течение её мыслей, но чувствовал лишь, что она с чем-то борется: то ли с собой, то ли с ним самим.

— Ты хочешь уйти? — спросил он напрямую.

Анна подняла на него взгляд, резанувший, как раскалённый металл и плотнее сжала зубы, точно всеми силами пытаясь задержать рвавшийся на свободу ответ. Она прижала тыльную сторону ладони к губам и, отвернувшись вправо, посмотрела на заходящее солнце. Его лучи окрасили кожу девушки в алый и подсветили слёзы, появившиеся на глазах. Как она могла объяснить, что не может оставить ни его, ни тех детей? До этого момента она допускала мысль о том, что, возможно, готова была остаться в заколдованном замке вместе с его причудливым хозяином, но в последний момент она поняла, что не может этого сделать. А ещё она не могла бросить двоих беззащитных детей, пусть решительных и не по годам храбрых (или вполне по-детски безрассудных), не могла смириться с тем, что кому-то ещё придётся перенести испытанную ею горечь утраты. Если бы это было в её силах, Анна бы оградила от этого весь мир, но ей была доступна лишь малая часть его.

— Пожалуйста… — произнесла она отчего-то задрожавшим голосом, в котором были и надежда, и боль, и мольба о прощении. И что-то ещё неуловимое, но ощутимое: горечь, боль, обжигающая и крошащая всё внутри, от которой слепнешь и окончательно теряешь человеческий облик. Анна хотела уверить его, что это ненадолго, но голос отказался ей служить и девушка молчала, беззвучно шевелила губами в бесплодных попытках сказать хоть что-нибудь.

Клод всматривался в лицо девушки, надеясь найти в нём что-то ещё. На дне её глаз под пеленой слёз он увидел своё отражение — своё отвратительное, уродливое лицо, не ставшее прекраснее от появления Аннабелль, всё ещё вселявшее ужас, как раньше. Он видел страх, окружавший его облик, хлеставший из него, как из открытой раны, а к этому ужасу примешивалась унизительная жалость, обострявшая все самые неприятные чувства, которые только могли быть.

Он молча кивнул, то ли Анне, то ли самому себе, поднялся со своего места и в очередной раз взглянул на девушку. Ему вновь захотелось коснуться её, хотя бы локона её волос, в слабой надежде доказать себе, что Аннабелль ещё здесь. Из соседней комнаты донёсся тихий голос маленькой Элены, искренне молившейся о здоровье матери. Клод опустил руку и, отвернувшись, с трудом произнёс: «как тебе будет угодно». Немые слёзы стекали по лицу Анны, к ним примешивались благодарность и исступлённое отчаяние.