За все наличными

Глава 14. Парижские тайны

Отношения Карлена Татляна с Оленькой Харитоновой завязывались все туже день ото дня, и теперь в доме известного профессора его принимали как жениха. Норману такое положение нравилось. Семья невесты вну-шала Карлену уважение — чувствовались традиции, культура, основательность уклада дома, несмотря на материальные невзгоды, переживаемые научной элитой в России. Но тут Карлену удалось помочь будущему тестю, Олегу Даниловичу: он пристроил несколько его нашумевших ранее в узких кругах лекций-статей, которые в прежнее время нельзя было опубликовать в открытой печати из-за тотальной секретности всего и вся. А западные технические журналы платили куда более солидные гонорары, чем искусствоведческие издания за статьи и обзоры культурной жизни России. После первых публикаций на Западе забытый на родине и бедствующий профессор получил от нескольких видных журналов предложение выступить по той или иной проблеме, в которых был весьма компетентен доктор наук Харитонов. А один престижный университет даже пригласил прочитать курс лекций в удобное для него время. В общем, благополучие в семье Харитоновых начало возрождаться с появлением в их доме обаятельного американца, которого будущая теща ласково звала Каро и пекла к его приходу любимые им пироги с грибами и с капустой. В условиях контракта, подписанного Карленом-Норманом с американской разведкой, был пункт, где он обязывался поставить в известность руководство, если надумает вступить в законный брак. Особенно в том случае, если избранницей сердца окажется подданная другой державы. Американские спецслужбы знают несколько случаев, когда всесильный КГБ, да и другие известные в мире разведки: итальянская, немецкая, израильская — сумели скрутить заокеанских агентов брачными узами. Американцы до сих пор спорят, была ли минчанка Марина, жена Ли Харви Освальда, убийцы президента Джона Кеннеди, агентом КГБ и как этот факт повлиял на судьбу самого обаятельного президента всемогущего государства. Составил такой рапорт руководству и Карлен-Норман, где подробно описал семью профессора Харитонова, на чьей дочери он собирался жениться в ближайшее время. Сообщил в центр и о публикациях будущего тестя в американских журналах, и о приглашении прочитать курс лекций перед студентами влиятельного университета, в котором учились несколько бывших президентов США. Передал он и с десяток фотографий семьи Харитоновых: дома, на даче, в театре — это тоже являлось непременным пунктом подписанного контракта. Ответа долго ждать не пришлось, он получил его гораздо раньше, чем предполагал. Причем депеша была подписана высшим руководством разведки, а это означало, что брак агента представлял повышенный интерес для спецслужб. Оказалось, что к профессору Олегу Даниловичу Харитонову разведка имела давний интерес, еще с начала семидесятых годов, когда по научным каналам до ЦРУ дошли слухи об его открытиях в жизни химии, пригодных для использования в области высоких технологий. Но работы, ценность которых была очевидна, сразу строго засекретили, впрочем как и самого профессора, и ниточка интереса ЦРУ к нему оборвалась в самом начале его научной карьеры. И вдруг такая приятная неожиданность — возможность внедрить агента в семью самого ученого, такое случается не часто! Начальство, заранее поздравляя своего молодого и талантли-вого агента, просило не упустить свой шанс и даже обещало увеличить суммы представительских расходов, дабы он выглядел достойным Америки женихом.

Карлен, читая высокопарное послание из центра, лишь туманно улыбался -интересы США, патриотизм и любовь к звездно-полосатому флагу теперь его мало волновали. Москва быстро остудила и юношеский и шпионский романтизм. Жениться на Ольге он, конечно, хотел всерьез и, как считал, по любви, хотя и проскальзывала тут скрытая от чужих глаз личная выгода, тонкий расчет. Отсылая в центр сообщение о том, что он намерен обзавестись семьей, Карлен, конечно, знал, что оно вызовет у его шефов подобный резонанс. Это он понял еще тогда, когда прочитал статьи Олега Даниловича для американских журналов, да и по разговорам, беседам дома на английском он ощутил незаурядную одаренность будущего тестя. Такие люди, как профессор Харитонов, и составляли сегодняшнее богатство и могущество его новой родины: Америка всегда жила за счет талантливых доноров со всего света. Карлен хорошо знал, что из тридцати живущих сегодня в США лауреатов Нобелевской премии — три четверти составляют выходцы из Китая, Индии, Пакистана, Израиля, России, Латинской Америки. Даже в большой политике, в кого ни ткни, по нашим понятиям, иностранец: Генри Киссинджер — немец, Збигнев Бжезинский -поляк, Спиро Агню — грек. Конечно, такие люди, как профессор Харитонов, интересовали разведку, тем более если много лет к нему не было подхода. Но Карлен, несмотря на молодость, уже всерьез играл свою игру. Этим сообщением он надолго, если не навсегда, резервировал за собой место в Москве, из которой ему уезжать никуда не хотелось. Во-вторых, теперь даже отсутствие больших результатов в охоте за "граверами" не могло изменить его местопребывание — профессор Харитонов стоил того, чтобы агент находился постоянно подле него. В невинном на первый взгляд сообщении репортера светской хроники, что он собирается жениться, таилась еще одна коварная хитрость. Положение жениха, естественно, требовало времени, и он получал на полгода, на год относительную свободу — и это время он всерьез собирался потратить на поиски "гравера". Карлен чувствовал, что тот где-то рядом, в России, если не живет, то обязательно часто бывает в Москве, косвенно все подтверждало это. А разыщи он "гравера", можно навсегда остаться в белокаменной и потихоньку, год от года, сворачивать работу, чтобы уйти в отставку неоправдавшим надежд бесперспективным агентом.

... Как-то в конце лета, в августе, он подъехал на своем белом "мерседесе" вместе с Олей к ресторану "Пекин" поужинать, потанцевать. Карлену, да и Оле тоже, очень нравился китайский ресторан, где их уже знали и принимали как завсегдатаев.

Только свернув с Тверской направо, на автостоянку перед кинотеатром "Дом Ханжонкова", прежде называвшимся "Москва", Карлен увидел небывалое скопище роскошных иномарок и не сразу понял, что все они стараются припарковаться на площадке перед "Пекином". У въезда на стоянку стоял вальяжного вида распорядитель, ловко направлявший машины на соответствующие места; он пропустил Карлена с его "мерседесом", видимо приняв его за званого на сегодняшний банкет гостя. Как только они с Олей вышли из автомобиля, на стоянку под восторженный гул встречающих въехал кортеж свадебных машин, элегантно украшенных цветами, без всяких пошлых надувных шаров и пластмассовых кукол. И они поняли, что кто-то арендовал в "Пекине" зал на свадьбу. К головной машине, огромному черному "кадиллаку", где сидели жених с невестой, кинулись гости с цветами. И Ольга потянула Карлена туда же — ей хотелось посмотреть платье невесты, в последнее время они тоже часто говорили о свадьбе, о церковном венчании. После первых объятий, приветствий, поздравлений у "кадиллака" толпа гостей расступилась и открыла дорогу молодоженам к ресторану, и под ноги им полетели розы — новая традиция на богатых свадьбах в России.

— Какое платье! — с восторгом прошептала Ольга. — Наверное, в Париже на заказ сшили. Красивое и без шлейфа, удобно танцевать, — азартно комментировала она наряд невесты.

Но Карлен не видел ни наряда невесты, ни самой невесты, его внимание привлекли шаферы жениха — в элегантных смокингах на располневших фигурах, с белыми атласными лентами через грудь, по давней русской традиции. Как-то давно, еще до знакомства с Олей, ужиная с Крисом и Абреком в "Пекине", Карлен видел этих вальяжных господ неподалеку за соседним столом и помнил, что одного кличут Дантес, а второго Шаман, знал он и то, что на ближайших выборах они наверняка выставят свои кандидатуры на президентский пост, а депутатские мандаты в Государственную думу в ту пору уже имели оба. Чуть поодаль за шаферами-дружками, на позиции телохранителя, шел Хавтан, владелец ресторана "Золотой петушок". Незнаком был Карлену только жених, его он никогда и нигде не встречал, хотя большинство окружавших молодоженов людей Норман видел часто: в казино, в хавтановском ресторане, на бегах, в автосервисе иномарок, ночных клубах, в "Пекине", наконец. Видимо, седеющий жених не первой молодости был влиятельный человек, раз такие высокие господа оказались у него доверенными людьми на свадьбе.

— Вот заснять бы это платье! — продолжала мечтательно восторгаться Ольга, завороженная нарядом невесты.

Но Карлен, в лацкане пиджака которого всегда наготове таился глазок скрытой микрокамеры, уже давно усиленно фотографировал и молодых, и окружение, и всех подходивших гостей — чувствовал, что эти снимки когда-нибудь очень ему пригодятся. Судя по заставленной автостоянке, свадьба намечалась грандиозная, а машины все прибывали. Уже когда жених с невестой подошли к распахнутым настежь высоченным дверям "Пекина", появился чуть запоздавший Аргентинец в белом смокинге, рядом с ним — жена и дочери, в руках у женщин были роскошные букеты. "Значит, вездесущий Аргентинец хорошо знает жениха", — почему-то подумал Карлен. Телефон Городецкого давно уже стоял на прослушивании у Татляна, и он решил дня через два внимательно изучить записи разговоров каталы, который наверняка в беседе с кем-нибудь обмолвится о сегодняшней роскошной свадьбе в китайском ресторане.

Среди множества иномарок Карлен узрел и две машины фирмы "Кара-Дюшатель", только других расцветок: белую и жемчужно-дымчато-перламутровую, на фоне даже самых престижных моделей эти автомобили выглядели вызывающе роскошно. Карлен, занятый личными делами, уже три дня не видел своих друзей с четвертого этажа, и "кара-дюшатель" навела его на мысль поискать их тут, но сколько он ни оглядывал плотно заставленную стоянку, знакомой машины, на которой он часто выезжал сам, не было видно. Хотя, судя по составу гостей, особенно по их количеству, Крис с Абреком вполне могли быть приглашены на это претенциозное торжество. Отыскать соседей не удалось, и Карлен, потерявший интерес к чужой свадьбе, отъехал от "Пекина".

Тот вечер Карлен с Олей провели тоже шумно и весело — в хавтановском ресторане у Петровича. В тот день там отмечали день рождения сразу три компании: шампанское лилось рекой, оркестр не умолкал ни на минуту, и специально приглашенные цыгане из театра "Ромэн" придали гулянью особый, по-русски залихватский шарм, так нравившийся Карлену.

История, когда они не попали в "Пекин" из-за чужой свадьбы, скоро забылась, и Карлен с Олей ни разу не вспоминали о ней, хотя Татлян, проявив снимки, сделанные на автостоянке рядом с кинотеатром "Дом Ханжонкова", обратился к своим друзьям с четвертого этажа, надеясь прояснить ситуацию: почему такие влиятельные люди, как Дантес и Шаман, были шаферами со стороны жениха, человека неизвестного для широкой публики? И почему с такой помпой отмечалась эта свадьба — ведь не политик, не банкир, не предприниматель, не эстрадный кумир? Крис с Абреком, рассматривая фотографии, узнали почти всех присутствующих на торжестве людей. Это вдохновило Абрека на поучительные откровения:

— Дорогой Каро, ничего случайного в жизни не бывает. Если состоялась такая роскошная свадьба, значит, человек заслужил подобные почести. Ты прав, не на всякую свадьбу пойдут и Дантес, и Шаман, представляющие наивысших авторитетов в государстве. А что касается скромного, на твой взгляд, жениха, то это легендарный человек из уходящего поколения. Например, его хорошо знал наш дядя Рафик Сво. Он как-то, упоминая о нем, изрек: это великий человек, чистодел! Но чем этот великий занимается, рассказать не успел, что-то увело в тот раз разговор в другую сторону, а допытываться у нас не принято, дурной тон, западло, когда надо, сам скажет. Но чистодел — означает мастерство, что-то по высшему пилотажу. Может, он из тех редчайших людей, художников-ювелиров, которые отладили в начале семидесятых чеканку старых царских золотых монет достоинством в пять и десять рублей — самого привлекательного товара для тех, кто любил прежде "солить" деньги, таких гобсеков пруд пруди. Никакая экспертиза, кроме Пробирной палаты при Гохране СССР, не могла установить подделку, все совпадало: абсолютные параметры, точнейший вес, чисто золотой звук, а золота там была только одна десятая часть. Таких мастеров и называют с уважением — чистоделы. В любом случае он человек высочайшего авторитета, за это головой ручаюсь. Он, видимо, давно отошел от дел, еще до нашего появления в Москве, иначе бы мы точно знали, кто он, чем занимается. А теперь, вероятно, живет в свое удовольствие, как видишь, решил семьей обзавестись, значит, раньше жил по иным понятиям: братан в законе не имел права на семью, на собственность. Сегодня авторитет такого человека, его слово дороже золота, дороже бриллиантов. Случись какой-нибудь важный спор, разборка между большими людьми — обратятся к нему. И как он скажет, так и будет, нравится это кому или нет. Как говорят юристы, приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Но ошибись он, прими чью-либо сторону — больше к нему не обратятся. Независимый и неподкупный судья нужен не только в гражданском обществе, но и в уголовном мире, иначе конец: хаос, беспредел.

— Да, жаль, не были мы званы на эту свадьбу, — поддержал Крис, -погуляли бы рядом с такими корифеями. Жаль, не запомнил, какая у него кликуха, хотя Сво нам тогда ее называл, точно. Но ничего, дорогой Каро, мы свое тоже возьмем и пригласим самого чистодела на наши свадьбы, если сами, конечно, доживем до таких дней...

Вот такой неожиданный комментарий получил Карлен по поводу свадьбы в "Пекине". 2

Прошло всего лишь три месяца со дня пышной августовской свадьбы, и Карлен с Олей еще раз вспомнили о ней. Но на этот раз репортер светской хроники из "Лос-Анджелес таймс" проявил к ее главным участникам гораздо более пристальный интерес.

В конце ноября, в один из промозглых дней позд-ней московской осени, когда уже выпал первый снег и все напоминало о предстоящей зиме, Карлен заехал к Ольге домой, захотел повидаться с ней, да и новость приятная для Олега Даниловича имелась. Приехал он без предупреждения — сразу после интервью с одним молодым скрипачом, которому специалисты с восторгом прочили лавры Давида Ойстраха или даже Иегуди Менухина, — и попал за накрытый стол. Ольга, ока-зывается, только полчаса назад вернулась из института, а гость к столу у всех народов считается счастли-вой приметой, о чем ему не преминули поведать. После такой преамбулы новость для Олега Даниловича явилась как божий дар, а не как дальний, ловко рассчитанный ход американской разведки. Один из всемирно известных университетов в Вашингтоне, округ Колумбия, собирался издать его учебник по химии, который он написал для студентов высших учебных заведений СССР еще лет пятнадцать назад. Гонорары за издание для потерявшего ориентиры в жизни профессора показались просто гигантскими, снимавшими все финансовые проблемы.

Посидев за столом, Карлен с Олей оставили счастливых родителей на кухне и уединились, как обычно, у нее в комнате. Не успел он ее обнять, как Оля взяла с письменного стола броский журнал, название которого ни о чем не говорило Карлену, и протянула ему. Подобные издания возникали шумно, претенциозно, денег на их рекламу, особенно на презентацию, не жалели, но через полгода, успев выпустить пять-шесть номеров и не оставив заметного следа в культурной жизни страны, они исчезали навсегда. Скорее всего этот журнал был из этой серии однодневок, более серьезные издания, утвердившиеся на рынке, Карлен хорошо знал, так как сотрудничал с большинством из них.

Протягивая Карлену журнал, Оля сказала с лукавой улыбкой:

— И у меня для тебя сюрприз. Помнишь ту свадьбу в "Пекине", где мне так понравилось подвенечное платье невесты? Мадам, выходит, очень богатая, посмотри, какие она траты себе позволяет.

Журнал, как и предполагал Карлен, оказался "пустым", так на профессиональном жаргоне оценивается качество издания. На Западе подобную прессу называют "бульварной", или "желтой", но в чистом виде таковой в России еще не сформировалось. Большинство страниц застолбили фотографии скандальных звезд, дам полусвета, шлюх, не скрывающих своей профессии, вчерашних кумиров, спившихся спортсменов. Разворот в середине журнала занимали тоже снимки, но уже лучшего качества. Они принадлежали западным фоторепортерам, даже очень известным. Те быстро сориентировались на русский рынок и сбывали в Москву работы, которым не нашлось места в "Плейбое", "Вог", "Эль", "Базар", "Космополитен" — дорогих и престижных в Европе изданиях. Снимки шли под вызывающе претенциозным названием: "Русские завоевывают мир". Только глянув на несколько фотографий, сделанных в дорогих ювелирных магазинах Лондона, Вены, Тель-Авива, Цюриха или в антикварных салонах Парижа, Мадрида, Афин или Рима, Карлен подумал, что эти снимки могли бы заинтересовать налоговую инспекцию России, жаль, не было сопроводительного текста к ним.

Но два снимка внизу разворота заставили насторожиться и Карлена-Нормана, ему с трудом удалось скрыть свое волнение от невесты.

На первом, сделанном в известном парижском автосалоне "Себастьян", где продаются дорогие, чаще всего сделанные по предварительному заказу эксклюзивные экземпляры редких машин, была изображена знакомая им невеста, чье свадебное платье сразило Ольгу. Одета она была и на этот раз богато и со вкусом, но не нарядом привлекла она внимание Татляна. Покупательница явно позировала оказавшемуся случайно рядом или специально дежурившему в таком магазине фоторепортеру — она эффектно, с улыбкой опустила левую руку, унизанную кольцами и браслетами с дорогими камнями, особенно ярко выделявшимися на цветном снимке, на стопку долларов в банковских упаковках, а находящийся по другую сторону от впе-чатляющей долларовой пирамиды не то владелец, не то менеджер магазина держал перед собой двумя паль-цами пачку нераспечатанных ассигнаций из этой же стопки. Снимок явно символизировал поведение "новых русских" за рубежом и их девиз: "За все — наличными!"

На другой фотографии, пониже, та же дама уже сидела за рулем роскошного кабриолета "мазерати": ослепительная женщина, умопомрачительная машина! Подобная модель "мазерати" с откидывающимся верхом стоила, на взгляд Карлена, не меньше трехсот тысяч долларов. Если репортер хотел эпатировать публику, он своего вполне добился! На втором снимке рядом с женщиной на переднем сиденье примостился какой-то мужчина, но для фотографа не он был главный в кадре, и фигура смазалась. Однако Карлен ясно видел, что этот мужчина совсем не тот жених, седеющий господин, что вел невесту под руку у ресторана "Пекин", — тот был заметно выше, вальяжнее.

Карлен уже хотел вернуть журнал Ольге, как вдруг его взгляд от роскошного золотистого "мазерати" с кожаным откидным верхом перекинулся на невзрачного менеджера магазина "Себастьян", а точнее — на пачку долларов, которую держал тот почти на уровне лица. И только тут Карлен понял замысел фотомастера: главным в кадре были все-таки деньги — Его Величество Доллар. В пачке долларов, в пирамиде, составленной из них, и крылась задуманная художником идея, очень понятная западному обывателю. Выходило, что деньги затмили, заслонили служащего автосалона, доллар на снимке выглядел броско, рекламно, можно даже сказать — художественно. И тут Карлен, уже минуты три державший в руках журнал и в упор разглядывавший снимки, увидел четко номер и серию купюры — это были те самые супербанкноты, о которых предупредило его ЦРУ и Федеральный резервный банк Америки...

От неожиданности он чуть не вскрикнул, но вовремя сдержался. Ольга уловила перемену в настроении своего жениха, заметила его необычную бледность, мгновенно возникший лихорадочный блеск глаз, как при температуре, и потому, нежно обняв, участливо спросила:

— Что-нибудь случилось, Каро? Этими снимками я огорчила тебя?

Карлен, чтобы скрыть свое состояние, встал и, нежно приобняв ее, потерся щекой о щеку:

— Конечно, жаль, что я не могу подарить тебе такую великолепную машину или драгоценности, но я очень люблю тебя и думаю, что смогу баловать дорогими подарками...

— Спасибо, милый. Но я не завидую ни ее машине, ни нарядам и украшениям. Странно другое, что она уже дважды встретилась на нашем пути...

— Да, пожалуй, ты права, в этом есть что-то мистическое. В десятимиллионном городе это похоже на чудо, но, как говорится у вас в России: что ни делается, все к добру. Будем и мы считать так...

Уходя из дома профессора Харитонова, Карлен попросил у Оли журнал, сказав, что хочет показать эту модель "мазерати" своим друзьям, ярым поклонникам автомобилей Крису и Абреку.

Вернулся к себе в "армянский дом" Карлен расстроенным, честно говоря, он не оказался готов к такой быстрой удаче. Он полагал, что поиски "гравера" затянутся на годы, хотя чувствовал, что все крутится где-то рядом, возле него, и многих людей, имеющих к этому отношение, он уже наверняка знает в лицо. В этот промозглый предзимний день Карлен уже больше никуда не собирался выходить из квартиры и потому налил себе солидную, по-русски, порцию виски "Баллантайн", к которому пристрастился уже в Москве. Потом, хотя и отобедал у невесты дома, принялся готовить ужин. В холодильнике у него была пицца-полуфабрикат из хорошего итальянского ресторана по соседству — он поставил ее в микроволновую печь. И от души пожалел, что в такую минуту в доме не было ничего от Петровича, день ото дня Карлен-Норман все больше ценил русскую кухню, русскую еду, особенно ту, что готовили в хавтановском ресторане. В какой-то момент он хотел даже позвонить в "Золотой петушок", чтобы прислали корзину с традиционным набо-ром, но в последний момент передумал: ему нужно было побыть одному, принять стратегически правильное решение, — он стоял у долгожданной цели и ошибаться не имел права. В конце концов, в холодильнике было достаточно еды, это соответствовало его армянскому менталитету, которого он, из-за дружбы с Крисом и Абреком, пытался придерживаться. Друзья с четвертого этажа могли позвонить среди ночи и спросить: нет ли у тебя семги или соленой капусты и хрустящих огурчиков с Центрального рынка под водочку? И не окажись того или другого, могли воспринять это как обиду — по понятиям Криса и Абрека, в доме должно быть все.

Накрыв стол, Карлен достал новый сорт русской водки, рекомендованной ему Петровичем, и с удовольствием выпил стопку под грибы и языковую колбаску. Татлян принадлежал к тому редкому типу людей, которых спиртное скорее мобилизует, чем расслабляет. Обычно, приняв два-три стаканчика крепкого спиртного, он мыслил четче, многовариантнее, такое он за собой заметил давно, еще со студенческих лет. Сегодня требовалась особенная ясность ума: в том, что он случайно наткнулся либо на самого русского "гравера", либо на крутого сбытчика фальшивых долларов, он не сомневался. При любом раскладе — он у финиша. Он не упустит свой шанс, дожмет "жениха", чего бы это ни стоило, чтобы выйти на подпольный валютный центр. Если надо, прибегнет к помощи бандитов с четвертого этажа. После первой рюмки прекрасной водки "Русская рулетка" на ум ему пришла неожиданная мысль... В последнее время он искал фальшивомонетчика только для себя, но в эти минуты подумал, что, если русский "гравер" почему-то окажется ему не по зубам, он, не мешкая, призовет на помощь всю американскую мощь. В выигрыше он окажется в любом случае, но лучше было попытаться провернуть все самостоятельно. Ведь найди он этот чертов цех — сразу решил бы все проблемы личной жизни, а жизнь у него только-только начиналась, судьба редко и не всякому предоставляет такой шанс. Карлен прекрасно это понимал. Поразмыслив на эту тему еще с полчаса, он твердо решил: вначале попытать личный шанс, тем более что к интересам Америки он мог вернуться на любом этапе поиска "гравера". Сегодняшнее открытие требовало немедленных действий, и Карлен, подняв лежавший всегда рядом сотовый телефон, позвонил на четвертый этаж, но никто по стационарному номеру не ответил. Тогда он позвонил прямо в "кара-дюшатель" — от-кликнулись сразу.

— Абрек, мне нужно срочно вылететь на недельку в Париж. Не могли бы вы помочь мне с паспортом? Я хотел бы слетать туда инкогнито...

— Каро, дорогой, без скрэмблера на телефоне о таких делах говорить не стоит, мы ведь можем быть на крючке у властей, а это повредит твоей репутации, это на всякий случай, не обижайся, — укоризненно заметил Абрек, и Татлян согласно кивнул, словно друзья могли его видеть. — Те связи сохранились... Слушай, мы решили провести вечер дома, холодно, да и снег повалил. Так что жди нас в гости, аппетит гарантируем...

Вечером за дружеской пирушкой, которая оказалась так кстати к настроению Карлена-Нормана — в одиночку он от волнения не находил себе места в квартире, — вопрос с паспортом, обязательно зеленым, дипломатическим, решился быстро. Карлен объяснил: он хотел бы, чтобы его скоротечный визит в Париж не был известен его хозяевам, а иначе он не мог оформить визу во Францию через американское посольство. Поездку в Париж он объяснил личными проблемами: хотел купить невесте наряды и свадебное платье — о том, что у них с Ольгой дело шло к венцу, Абрек с Крисом хорошо знали.

После ухода друзей, которым он журнал, естественно, не показал, Карлен долго разглядывал снимки в одиночку, пытаясь составить к ним словесный комментарий. Выходило, что молодожены, на чью свадьбу он чуть было случайно не попал, жили или имели квартиру в Париже. Если бы они покупали такую дорогую машину для Москвы, им пришлось бы оплатить только ее стоимость, и через некоторое время ее доставили бы транспортным самолетом прямо в Шереметьево. И тогда хозяйка скорее всего фотографировалась бы в машине уже дома, на фоне российского пейзажа, а тут на фотографии четко виднелись парижские номера — там машины продают уже с номерами, зарегистрированными в полиции. Эти детали Карлену, хорошо знавшему западную жизнь и бывавшему в Париже, говорили о многом. Люди, имеющие доступ к фальшивым долларам, могли позволить себе жить двумя домами — в Москве и в Париже, что сейчас ничуть не удивительно для "новых русских". "Господа высокого полета", — говорил о таких нуворишах язвительный Абрек. Отсюда и пышная свадьба в Москве... Значит, столица занимает в их жизни не последнее место...

Такие гипотезы выстраивал в ту ночь Татлян после ухода гостей. Но как бы он ни фантазировал, следовало лететь в Париж, наведаться в автосалон "Себастьян", а там уже искать покупательницу, позволившую себе дорогую покупку, да еще и за наличные, через три месяца после роскошной свадьбы в "Пекине". 3

Прилетел Карлен в Париж рано утром, первым рейсом авиакомпании "Эр-Франс", в знакомый по прежним визитам аэропорт Орли. В Париже стояла такая же сырая, промозглая погода, хотя снег во Франции еще не выпадал. Погода не оказалась для него неожиданной — он жил в Париже больше года, проходил стажировку в известной газете "Франс суар" и знал, что такое конец ноября во Франции. Да и в самолете объявили метеосводку, после чего все дружно запросили кто виски, кто коньяк.

Прибыл он в Париж налегке, с одним полупустым "дипломатом", если что и понадобится, все можно приобрести здесь — денег с собой он взял достаточно. Друзья с четвертого этажа любезно предоставили возможность еще раз воспользоваться чеченским саквояжем из лондонского отеля "Лейнсборо". Кстати, Карлена сильно удивило, что денег в щегольском саквояже за последние два месяца нисколько не убыло, хотя Крис с Абреком тратили их напропалую, значит, снова разжились где-то солидной суммой.

В Париж он летел без особого трепета и волнения, и не потому, что не любил его или был равнодушен к европейской столице, просто хорошо помнил тот давний год стажировки. Здесь, как ни в каком другом городе мира, чувствуешь власть, силу денег и свое бессилие, ничтожество, когда их нет! Все есть и все не для тебя — таким запомнился Карлену Париж. Что мог позволить себе бедный студент, куда пойти, когда на счету был каждый доллар, а в молодые годы так хочется есть, одеваться, гулять, ухаживать за красивыми девушками! Париж не оставил в его воспоминаниях ничего сентиментального, о чем стоило сожалеть, и оттого сегодня он чувствовал себя твердо и уверенно, казалось, ничто не способно его расслабить или отвлечь от выполнения задуманной миссии.

В самолете, когда он равнодушно думал о Париже, припомнился почему-то конец одного знаменитого европейского романа, когда некий разочаровавшийся путешественник возвращается из Венеции, о которой грезил всю жизнь. В ресторане Восточного экспресса ему на глаза попадается газетный абзац о том, что Венеция ежегодно погружается в пучину на сантиметр-полтора. И незадачливый, разочарованный герой в сердцах роняет: "Пусть поглотит ее мир!" — и выпивает бокал вина за будущую смерть великого города грез. Конечно, Карлен не вынес бы столь сурового приговора любимому всем миром городу, но Париж не трогал его сердце. Стажировка во "Франс суар" позволила ему неплохо узнать французскую столицу, особенно ее вечернюю жизнь, — он и там специализировался на культуре и светской хронике. Конечно, у него, как у всякого молодого человека, случались тут интрижки и в электронной записной книжке еще хранились телефоны девушек, но он не строил никаких планов на их счет. Хотя, конечно, ему было приятно осознавать, что сегодня он мог бы пригласить любую из них в дорогой ресторан, сделать какой-нибудь подарок или удивить отелем, в котором остановился. "Прежде всего дело, а там посмотрим", — решил он. В аэропорту он взял такси и назвал одну из дорогих гостиниц на Елисейских полях — "Палас-отель", когда-то он брал там интервью у Элтона Джона, гастролировавшего в Париже, и был поражен роскошью апартаментов.

Устроившись на том же этаже, где некогда проживал кумир его юности, Карлен спустился в ресторан, где плотно, на русский манер, позавтракал и даже выпил пару рюмок хорошего французского коньяка "Реми-Мартэн", чем удивил, казалось бы, невозмутимых официантов престижного отеля. За завтраком он пытался как-то спланировать свой день или продумать разговор в "Себастьяне", который на сегодня был важнее всего, но быстро отбросил эту идею — действовать следовало по обстоятельствам.

У подъезда "Палас-отеля" стояла вереница пустых такси, поджидавших клиентов дорогой гостиницы. Карлен, мысленно перекрестившись, нырнул в теплое чрево первого же автомобиля, откуда его услужливо поманили. Шпионские привычки, а точнее выучка, давали себя знать: он сел на заднее сиденье и назвал не сам магазин "Себастьян", куда направлялся, а кафе рядом с ним. Он хорошо запомнил русскую поговорку: береженого Бог бережет. Прекрасное итальянское кафе "Верона" как раз находилось наискосок, через дорогу от автосалона. Шофер, подъезжая, уточнил: "Вам в "Верону"?", и Карлен кивком молча подтвердил адрес.

Прежде чем раздеться в гардеробе, Карлен придирчиво оглядел себя в высоком зеркале у входной двери. Английское пальто из ткани "викуния", на теплой норковой подкладке, приобретенное в Москве в отеле "Софитель-Ирис", сидело на нем безукоризненно, впрочем, как и костюм от фирмы "Дормей", купленный там же, в "Ягуар-стиль". Пожалуй, так или приблизительно так выглядят покупатели магазина "Себастьян" — у продавцов глаз зорок, ему нельзя было их чем-нибудь насторожить. Раздеваясь, он перестраховался, оглянувшись по привычке: нет ли за ним хвоста. И столик занял так, чтобы хорошо видеть входную дверь, но, судя по всему, его никто не пас. В "Вероне" он просидел больше получаса, выпил две чашки крепкого кофе и рюмку коньяку. Погода требовала сегодня крепких напитков, хотя в итальянском заведении обычно больше пьют вино, а сюда оно поступало из самой Сицилии, об этом говорили рекламные плакаты на стенах. Было тепло, уютно, обслуживали любезно, но дело есть дело, и Карлен, глянув на свои "Франк Мюллер", с сожалением покинул "Верону". Постояв минуты две у кафе, словно поджидая такси, неожиданно резко пересек улицу и решительно направился к "Себастьяну".

В автомагазине на подиуме стояли четыре машины, и все европейские -две немецкие, одна итальянская и одна французская, "рено". Посетителей в этот час еще не было, а праздные зеваки во Франции в дорогие магазины не заглядывают, там вообще не принято без особой нужды слоняться по торговым заведениям, тем более таким, как "Себастьян". Кажется, не пришли даже все служащие автосалона, лишь одинокий человек в синей фирменной курточке "Себастьяна" протирал переднее стекло у белого "порше". Едва Карлен распахнул входную дверь, в глубине магазина раздался мелодичный звук колокольчика, так обычно подается сигнал, что в зале появился его величество клиент. Человек в униформе оставил "порше", снял перчатки, в которых протирал стекло, и двинулся навстречу Карлену, изобразив улыбку на лице. Выходило, что приступать к делу следовало прямо с порога.

Поздоровавшись, продавец, чувствуя в Карлене солидного покупателя, вежливо спросил:

— Чем могу быть полезен? Какая вам нужна машина: европейская, американская, японская? У нас широчайший выбор. Не обращайте внимания на подиум — площадь магазина не позволяет выставить даже супермодели, новейшие образцы.

— О да, "Себастьян" не нуждается в рекламе, — с такой же улыбкой ответил Татлян. — Но я сегодня пришел не за машиной. Я по другому делу, пожалуйста, помогите... — и, достав из-за пазухи заготовленный журнал, распахнул на нужной странице и протянул его служащему.

Тот, мгновенно утратив к посетителю интерес, нехотя наклонился, но, увидев знакомое лицо шефа и интерьер своего магазина, заулыбался на всякий случай снова.

— Да, это наш магазин, а на снимке главный менеджер "Себастьяна", -сказал он и вопросительно глянул на посетителя, давая понять, что свободным временем на пустопорожние разговоры не располагает.

— Я репортер светской хроники, — поняв его красноречивый взгляд, стал объяснять Карлен. — Пишу о жизни "новых русских", заполнивших Европу и Америку, да и весь свет. Тема вызывает у читателей громадный интерес. Не могли бы вы подсказать мне адрес этой мадам, купившей такой роскошный кабриолет "мазерати"? Я полагаю, что эта эффектная женщина достойна эксклюзивного интервью, а не только снимка в русском журнале без всяких комментариев. Уж больно хороша и элегантна, особенно за рулем такой красавицы, — машину она, наверное, подбирала под цвет своих прекрасных волос...

Последнее замечание несколько рассмешило продавца, но он вдруг, вероятно вспомнив про свои обязанности, жестко сказал:

— Извините, мсье, мы не вправе давать какую-нибудь информацию о своих покупателях, тем более о таких богатых, — и, считая разговор оконченным, сделал шаг в сторону "порше".

— Но я же журналист, вот мое корреспондентское удостоверение, -попытался вновь завладеть вниманием служивого человека Карлен, хотя заранее знал, что таким и будет ответ.

Однако форсировать события было нельзя. Если продавец не поверит, испугается — в Париже, как и в России, аферистов хватает, — он не только не поможет, а доложит руководству магазина о домоганиях прессы. А те могут позвонить покупательнице, такими клиентами на Западе не разбрасываются и услужить им — значит, закрепить доверие на будущее: кто живет одним днем, редко выигрывает.

Человек в униформе чисто из вежливости глянул на настоящее репортерское удостоверение, подтверждавшее, что перед ним корреспондент "Лос-Анджелес таймс", и тут Татлян пустил в ход домашнюю заготовку: словно замявшись, сменив тональность разговора, просительно сказал:

— Пожалуйста, помогите, у меня горит важный репортаж. От его успеха зависит моя карьера... — и протянул тому три сотенные купюры долларов.

Продавец, как-то быстро, воровато зыркнув по сторонам, взял адресованные ему деньги и, спрятав их в нагрудный карман, уже по-отечески мягко ответил:

— Так сразу бы и сказали... Помочь молодому человеку в работе, в карьере — дело святое. Но и вы должны войти в мое положение. Что не положено — то не положено. Так что в любом случае я вам ничего не говорил, имейте это в виду... — Предупредив настырного клиента, он направился к служебной стойке, достал из сейфа толстую бухгалтерскую книгу, где, видимо, велся какой-то учет, и быстро, поглядывая на входную дверь, надиктовал Карлену адрес и телефон владелицы "мазерати". Искренне поблагодарив его, Карлен тут же выпорхнул из "Себастьяна" — ему, как и продавцу, свидетели были ни к чему.

Не успел он пройти и сотни шагов после удачного посещения автосалона, как рядом на перекрестке тормознуло пустое такси, и Татлян, неожиданно для себя, еще не наметив дальнейших планов, нырнул в машину. Ему вдруг захотелось немедленно увидеть дом, где снимала квартиру загадочная московская пара, имевшая отношение к фальшивым супердолларам. Судя по адресу, жили они в респектабельном районе неподалеку от Булонского леса, и он еще раз оценил вкус молодой женщины и почему-то представил ее гарцующей верхом на прекрасной лошади в Булонском лесу. Такая женщина должна была не только гонять на роскошной машине, но и непременно заниматься верховой ездой. Не оттого ли чета выбрала квартиру рядом с лесом?

Подъехав по указанному адресу, Карлен отпустил машину, но, выйдя из теплого салона, сразу почувствовал сырость, неуют, холод с заметным северным ветром. Тут и в пальто с норковой подкладкой недолго замерзнуть. То, что он здесь надолго не задержится, Карлен понял быстро. Семиэтажный дом, построенный в начале прошлого века, в готическом стиле, с элементами барокко, выглядел помпезно — такие здания и составляют красоту и величие Парижа. Конечно, от первоначального строения осталась лишь внешняя оболочка, да и та искусно отреставрированная, внутри все давно перестроено от и до и здание напичкано самыми современными коммуникациями и другой технической начинкой. Он бывал по долгу службы в Париже в таких домах, где брал интервью у известных людей. В подобном доме, даже, кажется, неподалеку, жил великий французский шансонье Шарль Азнавур, армянин по происхождению, о нем Карлен сделал свой первый репортаж из Парижа, как-никак свой по национальности.

Дом стоял чуть в глубине от дороги, в саду, и попасть во двор было невозможно. В обоих торцах пятиподъездного величественного дома располагались внушительные старинные ворота, являвшие собой шедевры кузнечного ремесла, и при каждом входе сидел консьерж, который без согласования по телефону с жильцами респектабельного дома никого не впустит. Карлен прошелся вдоль ограды раз и другой, наивно надеясь, что сейчас из тех или других ворот плавно выплывет золотистый "мазерати" с поднятым кожаным верхом и он увидит знакомых по Москве молодоженов. Время шло, но бесшумно двигавшиеся на гидравлике ажурные ворота казались задраены наглухо, никто не въезжал и никто не выезжал из строго охраняемого дома.

Карлен уже хотел ретироваться от не подающего признаков жизни особняка. Следовало выработать какую-то иную тактику — ведь у него был домашний телефон молодой четы, — но на продуваемом осенним ветром тротуаре ничего толкового в голову не приходило. Вдруг около одной из будок с консьержем остановился пикапчик, или, как говорят в России, "пирожковоз", "каблучок". Пробежав глазами рекламные надписи на машине, Карлен понял, что к особняку за забором подъехала молочница, доставлявшая прямо к дверям жильцов продукты: творог, кефир, йогурты, молоко, сметану, мороженое, — форма обслуживания, кажущаяся в России фантастической, но уже давно принятая во всем мире. Жилец делает время от времени заказ по телефону и забирает продукты за дверью своего порога, а по мере накопления счетов оплачивает их в соседнем магазине.

Из "каблучка" ловко выпорхнула статная девушка в джинсах и кожаной куртке и, не закрыв машину, подбежала к будке. О чем-то переговорив с консьержем, она зашла на охраняемую территорию и тут же выкатила из-под навеса с внутренней стороны хромированную двухосную тележку на резиновом ходу. Охранники открыли для нее тяжелые кованые ворота. Как понял Карлен, на территорию въезд на машине был запрещен даже для молочницы, и то верно, трудно было представить, что она переезжает от подъезда к подъезду на машине, тут каждый из пяти входов походил на театральное парадное.

Подкатив быстренько тележку к задней дверце пикапа, девушка нажала на какую-то педаль, площадка для груза поднялась на уровень днища машины, и оттуда одной рукой, без усилий, выкатила большой контейнер с заказами. Легонько подталкивая нарядную тележку с контейнером, она покатила ее к первому подъезду. Ворота за девушкой закрылись сразу, чувствовалось, что операция ежедневная и отработана по минутам, да и девушка действовала ловко, сноровисто. Карлен подумал, сколько же минут она задержится в ближайшем подъезде, и засек время.

Задержалась она ровно на пять минут — лифты в таком доме скоростные, незагруженные, да и молочные продукты заказывают не в каждой квартире. Он уже собирался остановить первое свободное такси, но неожиданно ему в голову пришла дерзкая мысль: а вдруг что и прознает? И, проходя мимо "пирожковоза", нырнул на переднее сиденье рядом с водительским местом. В машине было тепло, уютно, волнующе пахло незнакомыми духами. Ключ зажигания торчал в панели, и Карлен включил музыку, закурил и, на мгновение отвлекшись от дел, даже подумал: "А молочница недурна собой, стройна, легка в движениях, может, пригласить ее сегодня вечером куда-нибудь?" От этой мысли он почувствовал себя веселее, непринужденнее.

В машине он провел более получаса, которых в тепле, считай, и не заметил: позволил себе даже сменить кассету, уж слишком заманчивыми показались записи, лежавшие свободно на сиденье. Заслушавшись музыкой, он на минуту задремал и прозевал возвращение хозяйки автомобиля, увидев девушку уже на водительском месте. Молочница оказалась не робкого десятка, а главное, с юмором: первое, что она спросила после "бонжур": "Не огорчила ли я вас своей фонотекой?"

Карлен с улыбкой ответил в том же духе:

— Нет, даже наоборот. У нас почти совпадают вкусы. Я тоже люблю Патрисию Каас, Далиду и Иглесиаса. Жаль, у вас не нашлось Шарля Азнавура, я брал у него когда-то интервью.

— О, вы журналист? — спросила с любопытством девушка, тронув машину с места.

— Да, я из этого незавидного племени, — ответил Татлян, предложив сигарету девушке, и тут же, уловив ее благосклонное отношение, представился: — Меня зовут Карлен, я репортер светской хроники.

— А меня зовут Колетт. Вы что же, собираетесь взять у меня интервью? — спросила она кокетливо.

Молодой человек ее явно заинтересовал: одет был изысканно, держался уверенно, но без цинизма и хамства, такие мужчины нравились ей.

— Отчего бы и не взять? Прекрасные молочницы могут такие тайны знать про своих клиентов!.. — Но тут же, сменив шутливый тон, продолжил серьезно: — Честно говоря, я чертовски замерз, и ваша машина спасла меня от верной смерти. А караулил я тут одну богатую особу из того дома, куда вы доставляете молочные продукты. Мне обязательно надо взять у нее интервью или сделать о ней репортаж.

— Если не секрет, у кого? — спросила Колетт.

— Какие могут быть секреты у репортера светской хроники! Наоборот, хочется разболтать о них на весь свет, о своей героине, ее причудах, страстях, наклонностях, вкусах, пороках. А ждал я одну русскую даму, она с мужем поселилась тут, кажется, недавно. Могу даже показать вам ее фотографию...

— Я уже догадалась, о ком вы говорите, — торопливо прервала его Колетт, — в этом доме одна русская — Натали. Действительно, очаровательная женщина, добрая, приветливая, щедрая, не то что старые гусыни по соседству, — заключила она неожиданно сердито.

Карлен на всякий случай показал разворот журнала, где был снимок, заставивший его прилететь в Париж.

— Я угадала, это она, — кивнула Колетт. — И что же вы хотели бы у нее спросить?

— То, о чем спрашивают у всех красивых и богатых женщин: почему она выбрала местом жизни Париж, Францию, почему отдала предпочтение "мазерати", да еще кабриолету, нравится ли ей дом возле Булонского леса, занимается ли она верховой ездой, кто шьет ей такие изысканные наряды, где собирается встретить Рождество, какой подарок она сделает любимому мужу? Спрошу что-нибудь про Россию. Да мало ли что можно спросить у молодой женщины с такой очаровательной улыбкой. А как вы считаете, Колетт, мадам Натали интересная женщина? И что бы вы спросили у нее, окажись на моем месте?

— Не знаю, — сказала она нерешительно. Потом вдруг весело выпалила: — А я сама могу дать ответы на некоторые ваши вопросы. Возможно, они помогут вам в работе.

— Было бы очень любезно с вашей стороны, — загорелся Карлен. — Ведь я пока не знаю, как подступиться к теме, а так я, пожалуй, смогу развить какую-нибудь линию, например, какие очаровательные молочницы доставляют продукты в дом, где она купила квартиру.

— Вот и введете читателя в заблуждение, — прервала Колетт, не отрывая взгляда от дороги и лавируя между множеством машин. — Дом действительно роскошный, с родословной, живут там многие известные люди, но мадам Натали лишь снимает шестикомнатную квартиру во втором подъезде на пятом этаже. Поселились они тут недавно, еще и месяца нет, а квартира принадлежит профессору права Огюсту де Брессону, вернее, она принадлежала испокон веков его роду, известной во Франции фамилии — его предки служили при дворе еще во времена Бурбонов. Профессора назначили послом в Мексику, и он через своих знакомых сдал квартиру со всей обстановкой на два года. Нынче содержать этаж в Париже в таком респектабельном районе дорого, а свободных квартир у Булонского леса почти не бывает, тут живет французская аристократия, наверное, мадам Натали прельстило именно это.

— Вы с ней познакомились, бывали у нее дома? — спросил Карлен, направляя разговор в нужное для себя русло.

— Да, буквально на второй или третий день, как она поселилась в этом доме. Услышав мои громыхания за дверью, она пригласила в квартиру и кое-что по-женски расспросила: о магазинах, о прачечных, парикмахерских, косметических салонах в этом районе. — Заметив удивление на лице собеседника, Колетт с вызовом сказала: — В нашем знакомстве, как мне кажется, ничего удивительного нет: мы с ней близки по возрасту, я парижанка, и спросить ей есть о чем, например о соседях... Еще я могу рассказать, где она так элегантно одевается.

— О, это один из главных вопросов к прекрасным и знаменитым женщинам, — пытаясь подладиться к Колетт, поспешил уверить Карлен. — И ответ будет волновать многих наших читательниц...

— Тут ей повезло. Ее муж — его я, правда, видела только мельком и то на фотографии, стоящей в прихожей у зеркала, — работает у известного кутюрье Кристиана Лакруа, занимает какую-то высокую должность. Натали обмолвилась, что в России она работала от этого торгового дома и познакомилась с мсье Робером, когда он приезжал туда по делам фирмы.

— Значит, муж у нее француз? — тщательно скрывая удивление, поторопился спросить Карлен.

— А вы думали кто, немец? — засмеялась Колетт. — Потому она и приехала к нему в Париж.

Карлен от неожиданного сообщения непроизвольно откинулся на спинку сиденья и вытер испарину на лбу. В машине действительно было слишком тепло, но бросило его в жар от слов Колетт. Возникла абсолютно новая, непредсказуемая ситуация: муж у прекрасной Натали, оказывается, не тот чистодел, которого некогда высоко аттестовал легендарный вор в законе Рафик Сво, а какой-то француз по имени Робер, имеющий отношение к миру высокой моды. В таком случае сразу возникла тьма вопросов, и прежде всего, зачем был организован тот недавний шумный маскарад со свадьбой в Москве и почему в нем участвовали Шаман с Дантесом — люди, официально претендующие на российский престол, им-то скандалы вовсе ни к чему. И вообще, куда тогда подевался тот седой вальяжный господин, весомый и авторитетный в уголовных кругах человек, в котором он, Карлен, заподозрил или русского "гравера", или, на худой конец, крупного сбытчика фальшивых долларов. И что сулит ему, Карлену, появление некоего Робера рядом с московской красавицей — новый, французский след супербанкнота? Не Натали, похожая на супермодель, а прямо какая-то Мата Хари: муж в Москве, муж в Париже, шаферы на свадьбе — уголовные генералы, да и гости того же пошиба, муж-француз занимается высокой модой -непонятный, нелогичный получается винегрет, пришел к выводу Карлен-Норман.

Пытаясь разобраться с мужьями загадочной Натальи, Карлен шутливо спросил:

— Наверное, мсье Робер похож на Карла Лагерфельда — в возрасте, с сединой, но без брюшка?

Кто его знает, может, теперь этот московский чистодел выдает себя за француза и готовит аферу во Франции — против франка? А может, Шаман с Дантесом замыслили через него прикупить какую-нибудь отрасль или вообще взять в руки Париж, как прибрали к рукам златоглавую Москву, Прагу и взяли уже за горло немцев у них же дома? Планы у этих деятелей могли быть самые обширные, аппетит у русской мафии завидный, тем более если есть фальшивые доллары, чтобы реализовать любые амбициозные фантазии, ведь Запад еще по-настоящему не искушали крупными взятками, не запугивали всерьез.

Но Колетт в ответ от души рассмеялась:

— Как вы меня развеселили! Я действительно представила рядом с мадам Натали этого обаятельного толстяка Лагерфельда — смешная пара получилась бы. Хотя я высоко ценю его модели. А что касается мсье Робера, он вполне достоин своей красавицы жены: молод, строен, обаятелен и талантлив. Как сказала мадам Натали, он намерен отделиться от Кристиана Лакруа и открыть свой салон, и главной моделью там будет интересующая вас русская мадам.

— Вот это поворот сюжета, значит, я правильно выбрал натуру. Предугадать будущую топ-модель редко кому удается, — восхитился в меру всех своих артистических сил Карлен-Норман, внутренне чувствуя, что запутался пуще прежнего, для него было бы лучше, если мсье Робер оказался бы московским чистоделом.

Было от чего разволноваться Карлену. Единственное, чему он порадовался в этой ситуации, так это тому, что не показал Колетт свадебные фотографии Натальи из Москвы, они бы однозначно вызвали у нее подозрение. Карлену теперь было над чем подумать, но вслух он возбужденно сказал:

— Да, представляю, какую дополнительную рекламу получит напоследок дом Кристиана Лакруа, одевается-то она действительно изысканно... — Сведений он накопал вполне достаточно, и они немедленно требовали спокойного осмысления, и потому, сворачивая разговор, Карлен вежливо сказал: — Я вам очень обязан, Колетт, за бесценную информацию, кроме того, просто рад знакомству с вами. Если вы располагаете временем и желанием, я бы сегодня с удовольствием пригласил вас куда-нибудь посидеть, потанцевать? — и внимательно посмотрел на зардевшуюся девушку.

— Спасибо, я тоже очень рада знакомству с вами — не каждый день приходится беседовать с репортером светской хроники. Но сегодня я очень занята, семейное торжество, — сожалеюще ответила Колетт. — Если вы позвоните завтра, я встречусь с вами с удовольствием, — и, достав визитную карточку, протянула ее Карлену. 4

Расставшись с Колетт, Карлен довольно долго гулял пешком по центру, как ни странно, не ощущая ни холода, ни сырости, ни ветра, а ведь погода нисколько не изменилась, ничуть не потеплело, — мысли его были возле Натальи, высветившейся с неожиданной стороны, — теперь о ней можно было строить любые догадки.

Если у него, сначала в Москве, потом в самолете "Эр-Франс", а затем рано поутру в Париже, в кафе "Верона", и выстроился какой-то план, схема расследования, теперь все это ни к черту не годилось — все карты спутал французский муж Натальи, некий Робер из торгового дома Кристиана Лакруа. Машинально глянув на свои "Франк Мюллер", Карлен от удивления аж присвистнул: время приближалось к полудню, а в Москве он привык обедать обстоятельно и потому почувствовал, как проголодался. Нужно было возвращаться в отель на Елисейских полях, пообедать там, а затем в тепле уютного номера, рядом с телефоном выстроить новый план действия. Вероятно, придется звонить в Москву Абреку с Крисом, чтобы узнать, там ли находится один из мужей Натальи, о чьей свадьбе в "Пекине" он не только поведал им, но и показал любопытные фотографии участников торжества. А может, ему придется здесь, в Париже, прибегнуть к чьей-то помощи, если одному окажется не по силам разобраться с "невестой", — следовало обдумать и этот вариант. В общем, напрашивался небольшой перерыв, чтобы переосмыслить возникшую ситуацию, хотя первый день пребывания в Париже следовало признать удачным: повезло ему и в "Себастьяне", и с Колетт, от них он получил нужную информацию.

Приняв такое решение, Карлен остановил первое же свободное такси и поехал к себе в "Палас-отель". В номере он отдохнул с полчаса, попытался позвонить в Москву, но телефон Абрека с Крисом не отвечал, и он спустился вниз, в ресторан. Обедал он уже в другом, основном зале, хотя и утренний, где завтракал, ему понравился. Карлену и тут подфартило — в ресторане был день итальянской кухни. Конечно, лучше бы русской, но после Петровича из "Золотого петушка" его вряд ли любая другая русская кухня устроила, да еще во Франции. Но итальянская кухня для него все же лучше, чем французская, -как южанину, кавказцу, она была ближе, роднее. С пряностями, приправами, соусами, зеленью; равиоли, спагетти, пасты, террапитос — слоеные пирожки с особым сыром... при одной мысли у него разыгрался аппетит, и Карлен кивком подозвал официанта, молча дожидавшегося, пока он перелистает многостраничное меню и винную карту.

Во время обеда Татляну вдруг пришла на ум такая невероятная мысль, что он чуть не выронил в бульон с равиоли ложку. А что, если во всей этой истории со свадьбой в Москве, с женихом-чистоделом, известным в уголовных кругах, и мужем-французом в Париже, занятым в сфере высокой моды, что более всего поразило Карлена, — главное действующее лицо не мужчина, а женщина: невеста — в Москве, мужняя жена — в Париже, некая очаровательная россиянка Наталья? Задав этот вопрос, Карлен окончательно испортил себе роскошный обед — любимые равиоли, напоминающие русские пельмени, только совсем мелкие, если не сказать крошечные, даже непонятно, как их начиняют, Карлен доедал почти остывшими. Второе блюдо — особо запеченная рыба — требовало при еде внимания, но он не мог отдаться ей целиком и тоже не получил удовольствия, хотя рыба была редкостная и подана с соусами, приправой, зеленью — огромное блюдо походило издали по цветочной гамме на букет-икебану.

Смешно, но все складывалось совсем по-французски: ищите женщину! Об этом им толковали еще в разведшколе: женщина, ее причуды, капризы, вкусы, требования, запросы и даже ее преступления слишком индивидуальны и неповторимы! Мысль о том, что главным лицом в производстве супербанкнотов может оказаться женщина, настолько взбудоражила душу Карлена, что он окончательно потерял интерес к обеду и, не дожидаясь десерта, покинул ресторан и поднялся к себе. Правда, попросил подать кофе в номер.

В конце ноября в Париже темнеет рано, особенно в такие пасмурные дни, и в комнатах было уже мрачно, неуютно. Сгущавшаяся за окнами темень ничуть не напоминала привычные московские сумерки, которые Карлен так любил. Он завесил плотные шторы, включил свет, и номер преобразился. Расхаживая по просторному номеру, устланному дорогими персидскими коврами ручной работы, отчего шаги делались вкрадчивыми, бесшумными, Карлен пытался нащупать в памяти хоть какую-то зацепку насчет женщин-"граверов", но, сколько ни старался, ничего припомнить не мог, таких фактов просто не было. Правда, были женщины-подручные, женщины-подружки, женщины — реализаторы готовой продукции. Таковых, причем даже очень известных, прославившихся шумными аферами, он мог перечислить много, ведь этот этап работы у фальшивомонетчиков не менее важен. Запустить фальшивки в жизнь, чтобы не попасться сразу, даже не ощутив результатов своего рискованного труда, — на это тоже требуется большой талант, даже артистизм.

Возвращаясь мыслями в Москву, особенно к шумной августовской свадьбе в "Пекине", Карлен, развивая тему, предположил: а может, она сама и без "завязавшего" жениха-чистодела известна в уголовных российских кругах? Мысль о русской красавице, наверняка имеющей связь с преступным миром, как ни гнал он ее от себя, не давала покоя, и он стал ворошить в памяти свои долгие беседы с Крисом и Абреком об уголовной среде Москвы, Кавказа и даже Средней Азии, но не припомнил, чтобы когда-нибудь в них упоминалась женщина. Но Наталья, как бы он ни прикидывал, не походила на тех бандерш, что готовят вооруженные налеты или занимаются по ночам с подругами и дружками гоп-стопом. На аферистку, мошенницу, даже на "гравера" или крупную растратчицу она еще могла потянуть, но не на пресловутую уголовницу. Может, поэтому он не мог отделаться от навязчивой идеи, что эта женщина теперь его главный ориентир в поисках подпольного монетного двора...

В Париж Карлен прилетел ненадолго, от силы на недельку, да и виза была краткосрочной, поэтому действовать следовало оперативно. Первый день во Франции подходил к концу, а ясного плана, с чего начать, у Карлена не было. И тут он впервые ощутил, как тяжело работать одному, или, вернее, лично для себя. Искал бы он фальшивомонетчика от имени всемогущей Америки, немедленно получил бы в Париже подмогу: тут же взяли бы старинный особняк у Булонского леса и его прекрасную обитательницу с мужем под круглосуточное наблюдение, поставили бы телефоны на прослушивание, а через двадцать четыре часа, ну, максимум через сорок восемь, он знал бы все о некоем мсье Робере, занятом в сфере высокой моды, если, конечно, он действительно мсье Робер и работает у великого кутюрье Кристиана Лакруа. Но чего нет, того нет — зато и успех ему не придется делить ни с кем. А если выйдет на самого "гравера" и подпольный монетный двор, то получит не премию, равную двум-трем окладам, и повышение в звании, а огромное состояние, которого хватит на всю жизнь. Последняя перспектива приободрила Карлена, опускать руки у самой цели он не имел права, да и удача пока не отворачивала от него свое ехидное лицо.

Наступил вечер, первый вечер в Париже после долгой разлуки с этим городом, и эта мысль несколько взбудоражила Карлена. Он тут же искренне пожалел, что у прекрасной молочницы Колетт вечер сегодня занят, а просидеть его в номере один он не собирался. Друзей, особо близких людей, к которым он мог наведаться или пригласить их куда-нибудь в ресторан, у него в Париже не было, оставались девушки, с кем он приятно проводил время в своей тесной комнатушке под самой крышей старого восьмиэтажного дома, которую снимал во время стажировки во "Франс суар".

Достав из "дипломата" электронную записную книжку, Карлен начал отыскивать старые парижские телефоны — их набралось всего четыре, хотя ему казалось, что их должно быть больше. "Изабель... Беатрис... Мануэла... Жанетт..." — читал он имена своих бывших парижских пассий, пытаясь припомнить какие-нибудь детали давних встреч. Не дай Бог спутать особо милые подробности свиданий — женщины очень обидчивы, ведь они считают, что остаются в памяти мужчин единственными и неповторимыми. Отчетливее всех он помнил Жанетт — она работала с ним во "Франс суар" и проявляла к нему повышенный интерес, кажется, даже имела на него виды. У нее была небольшая двухкомнатная квартира с балконом на Сену — наследство от любимой бабушки. Жанетт была единственной, с кем он встречался на ее территории. Но звонить ей первой ему не очень хотелось, большие страсти ему ни к чему, в Москве у него невеста, а Жанетт такая взбалмошная, замучает потом по международному телефону.

Первой он позвонил Мануэле, черноокой брюнетке с пышной грудью и дивными вьющимися смолисто-черными волосами, она работала в каком-то музыкальном театре, пела и танцевала, веселая девушка, хохотушка. Первый блин оказался комом: на том конце провода сказали, что такая здесь давно не живет. Не повезло и с Изабель: какая-то бабуля садистски строго отчеканила на его вопрос, что Изабель вышла замуж и отныне живет в Лондоне, и, не дав сказать ему ни слова, положила трубку. Два прокола подряд сбили спесь с Карлена, но вечер коротать одному все-таки не хотелось, а знакомиться было поздно, лень было выходить на холод, ветер, в темень. Оставались Беатрис и Жанетт, и он, переведя дух, позвонил студентке Сорбонны. К этому времени Беатрис должна была уже закончить филологический факультет или одолевала последний курс университета. На этот раз ему повезло: Беатрис оказалась дома, замуж не вышла, никуда не уехала, пребывала в прекрасном настроении и даже обрадовалась его звонку. Поддразнивая Карлена, видимо, не забыла его бедную студенческую жизнь стажера, она сказала:

— Может, ты пригласишь меня ужинать в "Максим"?

— А почему бы и нет, — огорошил ее ответом Карлен. — В Москве, где я сейчас работаю, открыли такой же ресторан "Максим" и на открытие приезжал сам мэтр Карден, правда, я до сих пор там не побывал — дела, заботы. Говорят, "Максим" парижский и "Максим" московский — один к одному, до последней тарелки, до последнего бокала и вешалки в гардеробе. Так что мне представляется прекрасная возможность проверить, так ли это, может, даже наскребу на какой-нибудь скандальный материал. "Максим" так "Максим", я принимаю с удовольствием твой выбор...

— Ты не шутишь? Или неожиданно разбогател? — спросила иронически Беатрис.

— Я думаю, что наша встреча после долгой разлуки стоит того, чтобы ее отметить в изысканном "Максиме". Тем более что для меня, да и для тебя скорее всего, это первое знакомство с карденовской гастрономией, -отшутился Карлен. — Так во сколько мне ждать тебя? Может, мне заехать за тобой?

— Нет, спасибо, я приеду на своей машине. Будь любезен, не забудь предупредить метрдотеля, я вряд ли похожа на завсегдатаев "Максима". А буду я там ровно через два часа.

— Какие тебе сегодня нравятся духи? — спросил он напоследок в радостном порыве — хотелось порадовать Беатрис и поблагодарить за спасение от одиночества в этот сырой и ветреный вечер.

— "Ван Клиф" и "Дюн". Но учти, у меня сегодня другая парфюмерия, духи, что я назвала, — из области мечты. Целую. До встречи...

Перво-наперво Карлен набрал номер главного метрдотеля в "Максиме" и заказал столик на двоих, на всякий случай, — не хотелось огорчать ни себя, ни Беатрис, если случится какой-то наплыв гостей, хоть и редко, но такое бывает в Париже. Затем позвонил вниз — в холле отеля он видел несколько роскошных магазинчиков, где в витринах стояли изысканные французские духи, — и спросил, нет ли у них "Ван Клиф" и "Дюн". Ему ответили, что есть, но предупредили, что через час закрываются. И он поспешил в холл, ему очень хотелось удивить Беатрис. Заодно он купил себе там же шелковую сорочку от "Труссарди" и строгий галстук, напрашивавшийся к его костюму от "Дормей". Времени у него было в достатке, и, забыв на время о "граверах", о женщине, живущей у Булонского леса, ее мужьях, московском и парижском, он с удовольствием принял ванну, тщательно побрился и вскоре был готов отправиться в знаменитый ресторан. 5

К "Максиму" Карлен подъехал за двадцать минут до назначенного времени, по дороге успев купить букет роскошных белых роз. Он не стал один рассматривать убранство ресторана, а поспешил сразу к зарезервированному столику, чтобы спокойно, не спеша сделать заказ — ему по-мальчишески хотелось ошеломить бывшую подружку. С помощью метрдотеля он справился с меню: на стол должны были подать шампанское "Тайттингер", особенно любимое "новыми русскими", устрицы, которых Карлен сам впервые попробовал в Москве, заказал и большого лобстера, зная, что французы неравнодушны к дарам моря, и, подчеркивая свою нынешнюю причастность к русской столице, попросил черную икру и нежнейшую семгу. Чувствуя, что стол получается с "морским уклоном", в качестве основного блюда попросил что-нибудь из дичи — остановились на белых куропатках, фаршированных белыми грибами с брусникой; куропаток и грибы, оказывается, доставляли в "Максим" из Польши. В общем, стол получился богатым, на русско-кавказский манер, как он уже привык в Москве.

К приходу Беатрис все было готово: заказ сделан, цветы и подарки на столе. По натуре Карлен был пунктуальным, обязательным человеком и сейчас почувствовал внутреннее удовлетворение: вот теперь-то можно было и оглянуться, посмотреть, что из себя представляет всемирно известный ресторан "Максим". Но рассмотреть внимательно зал ресторана, где в основе стиля лежали три священных кита: роскошь, изящество и утонченный вкус, ему все же не удалось. Хотя он успел заметить, что кругом красное дерево, бронза, позолота, редчайший мрамор, парча и на всем печать индивидуальности великого Кардена: будь то дверь, стул, серебряное ведерко для шампанского или лампа на столе. Именно в это мгновение, когда он, покончив со сложным заказом, поправил букет для Беатрис в высокой витиеватой вазе из цветного венецианского стекла, сделанной тоже по эскизам мсье Кардена, и развернулся лицом к залу, он снова вспомнил о мадам Натали, сбившей его с толку своими многонациональными браками. Точнее, он не вспомнил о ней, а ясно представил, как ему следует поступить завтра, — то, над чем он бился целый день, то, ради чего он и прилетел в Париж. Все оказалось просто, как и учили в разведшколе, а там любили повторять: самые гениальные ходы отличаются простотой и ясностью и, как правило, лежат на поверхности. Так случилось и с ним. Не нужно было звонить в Москву Крису и Абреку, уточнять, там ли пребывает московский муж Натальи, не надо ставить на прослушивание ее квартиру и собирать досье на саму хозяйку и ее французского мужа Робера. Двух наборов фотографий — из магазина "Себастьян" и московской свадьбы -вполне хватит, чтобы, умело выстроив разговор, припереть ее к стене, ведь в том, что она рассчитывалась теми самыми супербанкнотами, которые искало ЦРУ, не было никаких сомнений, об этом красноречиво свидетельствовал журнал. На всякий случай, для верности, до приватной встречи с Натальей следовало лишь удостовериться, что мсье Робер на самом деле француз и ни капли не похож на московского жениха — чистодела. А есть ли французский след у супербанкнота, или он имеет чисто российскую родословную — все должна была прояснить завтрашняя встреча с будущей топ-моделью Натали.

"Вот что значит хорошее настроение", — радостно подумал Карлен, именно настроение одарило его внезапным озарением, и он потянулся взглядом к арке, откуда вот-вот должна была появиться Беатрис...

Вечер в "Максиме" они провели удивительный, ресторан ошеломил их обоих, позже, перекусив, они разглядели его вдвоем более основательно. Если бы в этот ноябрьский вечер кто-то со стороны наблюдал за Карленом и Беатрис, наверное, без сомнения, сказал бы: какая счастливая пара. Так оно и было: Татлян был безудержно рад, что нашел ход, как подступиться к заветным супербанкнотам, а Беатрис оттого, что неожиданно попала в знаменитый "Максим" и встретилась с молодым журналистом, который оставил когда-то след в ее сердце. Во время пиршества, как окрестила застолье Беатрис, Карлен все же не раз, хоть и ненадолго, возвращался мыслями к предстоящим событиям завтрашнего дня, на который уже составил четкий план.

Прощаясь с Беатрис у отеля на Елисейских полях, Карлен как бы случайно, мимоходом сказал:

— Мне с утра потребуется твоя машина и твоя помощь. Ты располагаешь временем и желанием выручить бедного корреспондента? Я готовлю сверхважный материал, который может отразиться на моей карьере.

— Ну, если дело касается твоей карьеры и если от этого будут зависеть твои поездки в Париж, то я и моя старая колымага к твоим услугам. -Счастливая подружка была согласна, кажется, на все. — Во сколько мне приехать и куда?

— Спасибо, я обязан тебе за сегодняшний дивный вечер и верю, что твое присутствие рядом поможет мне в работе. Пожалуйста, подъезжай к девяти утра сюда, к "Палас-отелю", если не возражаешь. Вместе и позавтракаем...

Утром за завтраком Карлен, чувствуя, что Беатрис сгорает от любопытства, в чем же будет заключаться ее помощь, показал ей прежде всего московский журнал со снимками в магазине "Себастьян". Конечно, фотографии вызвали восторг у Беатрис: ей понравился и кабриолет, и хозяйка машины, оценила она и пирамиду долларов. Насладившись эффектом, Карлен, не раскрывая истинной тайны, попытался чуть-чуть ввести Беатрис в курс дела.

— Я пишу репортаж о жизни "новых русских". Они сегодня затмили даже похождения арабских шейхов. Повсюду таскают с собой огромные суммы наличных денег... Меня интересует эта молодая женщина в "мазерати". Зовут ее Натали, она русская, из Москвы. Нынче живет в Париже в респектабельном районе, в старинном особняке у Булонского леса. По моим данным, которые обязательно надо будет уточнить, она вышла замуж за француза, некоего мсье Робера. Он работает у Кристиана Лакруа в очень высокой должности... Скоро мсье Робер отделится от великого кутюрье и откроет собственный салон высокой моды, где главной моделью станет его жена, русская красавица Натали. Если все это соответствует действительности, то мой материал получит совсем иную окраску... Тебе интересно? — спохватился Карлен.

— Очень. Но чем же я могу помочь тебе? — Беатрис недоуменно пожала плечами.

— Не спеши, допей кофе, и пора ехать. На месте, по обстоятельствам, и будем действовать.

В машине Карлен назвал адрес старинного особняка, где жила новоиспеченная парижанка, щедро сорившая фальшивыми долларами.

Подъехали к особняку у Булонского леса быстро и заняли исходную позицию, которую Карлен наметил еще вчера. Как раз из обоих ворот, охраняемых консьержами, выезжали две машины: одна — черный "мерседес", другая тоже немецкая, "порше", точно такую Карлен видел вчера на подиуме автомагазина "Себастьян". В каждой из них мог ехать на работу мсье Робер, -наверное, у молодоженов в гараже стояла не одна "мазерати". Размышляя об этом, Карлен сказал Беатрис, внимательно оглядывавшей дом в глубине сада:

— Мы приехали наобум. Я верю в случай, и слово "вдруг" мое любимое. Подождем ровно час, и, если на нашу удачу не выплывет знакомая нам "мазерати", тогда мы поедем прямиком в дом Кристиана Лакруа и уже там попытаемся увидеть мсье Робера и выяснить, какое он имеет отношение к московской красавице Натали. У меня даже есть кое-какие наметки этого плана, но не будем торопить события, я человек везучий... Включи, пожалуйста, музыку и расскажи что-нибудь веселенькое из жизни студентов Сорбонны, -попросил он Беатрис с улыбкой...

Прошло минут двадцать, из ворот одна за другой выезжали машины, и Карлен отметил, что подъехали они вовремя: мсье Робер не простой портной в доме высокой моды, и ему необязательно являться на работу минута в минуту.

Время от времени Карлен кидал взгляд на сновавшие мимо молочные фургончики, гадая, приезжала сегодня Колетт к этому дому или нет, — телефон симпатичной молочницы он на всякий случай занес в память электронной записной книжки. Еще минут через двадцать, когда Карлен машинально глянул на свои "Франк Мюллер", поток машин со двора респектабельного дома иссяк совсем и наступило затишье — точно как и вчера, когда при нем в эти ворота не въехала и не выехала ни одна машина. Можно было гадать по-всякому: или мсье Робер уже выехал на работу в другой, незнакомой им машине, или сегодня уже никуда не поедет.

Время бежало, и таяли надежды на удачный исход дела. Карлен, на минуту оторвав взгляд от кованых ворот, задумался, как же быть дальше. Никакого четкого плана у него не было, блефовал по привычке, одно он знал наверняка — в случае неудачи надо ехать в дом высокой моды Кристиана Лакруа, где служит Робер, будь он неладен.

Беатрис, заразившаяся азартом охоты за неизвестной ей мадам, еще надеялась, что вот-вот из тех или других ворот выскочит долгожданная "мазерати" и они помчатся вслед за ней — ей нравилось быть в роли добытчицы чужих тайн. Она так страстно жаждала увидеть машину первой, что, когда Карлен о чем-то надолго задумался, даже обрадовалась и не стала его отвлекать, хотя, судя по всему, первый вариант их "охоты" проваливался окончательно. Однако Беатрис упорно не отрывала взгляд от дома — до конца условленного времени оставалось еще семь минут... И вдруг в глубине сада мелькнуло длинное хищное тело "мазерати", и Беатрис от неожиданности невольно протерла глаза: не померещилось ли, ведь ей так хотелось, чтобы эта машина появилась. Но тут она увидела, как медленно и бесшумно поплыли створки ворот, чтобы пропустить машину. От волнения у нее перехватило дыхание, и она не смогла ничего сказать, хотя пыталась что-то произнести шепотом, и лишь сильно ткнула кулачком ушедшего в свои мысли Карлена. Тот мгновенно очнулся и радостно подтвердил:

— Она самая, родная. Включай мотор — и следом за ней, не давай только оторваться. Я полагаю, мадам Натали везет мужа на работу, если, конечно, рядом с нею мсье Робер... — В машине хорошо просматривались два силуэта: мужчины и женщины.

Как только проехали несколько кварталов, Беатрис радостно сказала:

— Похоже, они и впрямь едут к дому Кристиана Лакруа.

— Тогда, Беатрис, слушай меня внимательно. Наша задача в этом случае простая и ясная. Как только автомобиль остановится у дома моды и мадам Натали с попутчиком выйдут из машины, ты ступай следом. Постарайся запомнить, какой плащ или пальто будет на мадам. Это на тот случай, если они в холле не задержатся, а вместе поднимутся лифтом прямо к мсье Роберу. Но может статься, что они с кем-нибудь заговорят в приемной — французы любят посудачить, потрепать языком. Может, кто-то скажет комплимент мадам Натали или поздоровается с мсье Робером — этого для нас будет достаточно, чтобы понять, кто есть кто. Мне непременно надо знать, похожа ли дама в журнале на мадам Натали и как выглядит мсье Робер — фотографии его у меня нет.

— Я пойду одна? — загорелась Беатрис — приключение все больше захватывало ее. — А если...

— Я тоже войду следом за тобой в холл, — успокоил ее Карлен. — Если они там задержатся хотя бы две-три минуты, как я рассчитываю, я успею понять что к чему. Но это лучший для нас вариант, самый удачный. Если же они не задержатся в холле и молча прошмыгнут к себе на этаж, ты обратись к приемщице заказов. Скажешь: вот только что прошла красивая женщина с мужчиной, у нее такое дивное осеннее пальто, я бы хотела заказать себе такое. Если будут уточнять, какая, мол, женщина, скажешь: они только что вышли из стоящей под окном роскошной "мазерати", вероятно, работают здесь...

— Мне придется заказать у Кристиана Лакруа пальто или плащ? Это же безумные деньги... — Глаза Беатрис изумленно округлились, на что Карлен от души расхохотался: женщина она и есть женщина.

Он положил руку ей на колено, успокаивающе сказал:

— Не волнуйся... Если дело дойдет до этого, закажем и оплатим, пусть пальто станет памятным подарком о твоем сегодняшнем приключении. Я буду поблизости и подойду в нужный момент, не переживай...

Уточняя на ходу детали предстоящей операции, они подъехали к дому моделей Кристиана Лакруа. Выходило, что прелестная молочница Колетт дала верную наколку и муж Натали все-таки имел отношение к моде, это-то и сбивало с толку Татляна; по его предположениям, у супербанкнотов должен был быть только русский след.

Машина Беатрис, старенькая, но проворная "рено", остановилась почти вплотную за припарковавшейся золотистой "мазерати", из которой вышли оба пассажира, что несказанно обрадовало Карлена, ведь Натали могла высадить мсье Робера и поехать дальше по своим делам, и тогда хоть разорвись — за кем следовать в первую очередь?.. Операция могла бы затянуться еще на день-два, и снова пришлось бы просить о помощи Беатрис, а это не входило в планы Карлена.

Вслед за четой выпорхнула из автомобиля и Беатрис. Карлен шепнул ей вдогонку:

— Запомни ее пальто, оно и впрямь красивое...

Натали, в демисезонном удлиненном и расклешенном пальто с большим воротником-шарфом из мягкого струящегося кашемира фиолетово-василькового цвета, в туфлях на высоких каблуках смотрелась чуть выше своего партнера, которого Карлену не удалось разглядеть — он все время держался спиной, -но было ясно, как божий день, что он молод и ничуть не похож на московского жениха-чистодела. Как только исчезли в нарядном парадном Натали с мсье Робером и Беатрис поспешила за ними следом, вышел из машины и Карлен-Норман...

Когда Татлян появился в просторном, изысканно обставленном, благоухающем духами холле, перед его глазами предстала сцена, которую он провидчески предсказал Беатрис всего несколько минут назад. По всей видимости, мадам Натали не часто бывала на работе у мужа, и сейчас коллеги, сотрудники дома, встретившие мсье Робера, вслух выражали восторг его красавицей женой, ее нарядом, такой замечательной парой... Находившаяся неподалеку от них Беатрис вроде бы внимательно рассматривала модели, выставленные на продажу, а встретившись с Карленом взглядом, со счастливым лицом стала делать ему какие-то гримасы, означавшие одно — что она все прознала. Впрочем, тут особых секретов и не было, это понял и Карлен, услышав две-три фразы, обращенные к счастливой паре. Да, мадам Натали была той самой покупательницей "мазерати", что изображена в московском журнале, а ее муж Робер оказался чистой воды французом и ничуть не смахивал на московского чистодела. Компания вокруг сияющих молодоженов, к которой одни подходили, другие отходили, еще минут пять восхищалась избранницей своего патрона, и Карлен, узнавший даже больше, чем ему требовалось, незаметно дал знак Беатрис, чтобы она подошла к нему.

В другом конце просторного холла, у лестницы, ведущей на второй этаж, устланной роскошным ковром цвета опавших осенних листьев, разместился небольшой бар со стойкой на четыре места и прямо под лестницей — три крошечных столика для посетителей. Очень уютное, хорошо продуманное и выполненное по дизайну самого Кристиана Лакруа место, куда Карлен и пригласил Беатрис. Заняв столик, удобный для обозрения холла, Татлян спросил у Беатрис:

— Не знаешь, сколько минут может занять примерка платья в этом доме моды?

— Смотря какое платье, — усмехнулась Беатрис. — Тут все шьется вручную, значит, минут сорок, не меньше. Ты решил заказать мне платье вместо пальто? — лукаво поддела его подружка.

Карлен, улыбнувшись, сожалеюще развел руками:

— Видишь, Беатрис, не судьба, а могли заказать тебе пальто... Но не огорчайся, — поспешил он успокоить девушку, заметив, как потухли ее глаза, — ты заслужила подарок, и я его сделаю обязательно. А примерка у мадам Натали, она поэтому заехала на работу к мужу, это я сам слышал. Нам лучше подождать русскую красавицу в тепле и уюте. Не возражаешь? Какой кофе тебе заказать? Может, рюмочку шартреза, бенедиктина? На улице так холодно...

Дружески подмигнув Беатрис, Карлен отправился к стойке сделать заказ. Сам он решил выпить коньяку, грех на родине божественного напитка отдавать предпочтение виски или водке, к тому же коньяк не требует особой закуски.

В углу бара негромко звучала хорошо знакомая Карлену джазовая музыка -попурри из танцевальных шлягеров двадцатых годов в исполнении оркестра Глена Миллера.

— Любите джаз? — любезно спросил Карлен бармена по-английски.

— А что? — почему-то настороженно, вопросом на вопрос ответил человек за стойкой.

— Я американец, и приятно услышать во Франции первоклассный джаз...

— Я француз, но не меньше вашего люблю джаз, именно довоенного периода, когда царствовали большие биг-бенды, как Миллер например, -подтвердил меломан догадку Татляна.

Карлен был в хорошем настроении и, как когда-то Тоглар за этой же стойкой, предложил бармену выпить по рюмочке редкого французского коньяка. Вероятно, это было просто совпадение, но он указал на ту же самую коллекционную бутыль безумно дорогого напитка и попросил чуть прибавить громкость в динамиках испанской "Риохи" с хай-эндовским звучанием.

Они просидели в баре с Беатрис чуть больше сорока минут, прежде чем в холле появилась Натали в сопровождении мсье Робера — судя по одежде, он вышел проводить ее только до машины. Так оно и оказалось, и, пока они прощались с поцелуями у "мазерати", Карлен с Беатрис уже сидели в своей машине с включенным мотором. "Мазерати" не повернула обратно к дому, как рассчитывал Карлен, а двинулась вперед, и скоро стало ясно, что Натали, видимо, решила пройтись по магазинам на Елисейских полях, только долго не находила места для порковки и наконец заехала на платную стоянку у небольшого отеля. Карлен, дав ей отойти на несколько шагов, пошел следом за молодой женщиной. Беатрис осталась в машине, теперь в дело вступал сам репортер светской хроники.

По тому, как Натали с восторгом рассматривала яркие витрины, заглядывала почти в каждый престижный бутик или салон по пути, Карлен понял, что она еще не очень хорошо знает Париж, не привыкла к нему, но ей доставляет удовольствие знакомиться с городом вот так, самой, на ощупь. Интересно было наблюдать за женщиной со стороны: иногда что-то явно провинциальное проскальзывало в ее движениях, неожиданной суетливости, но она это чутко улавливала, словно обладала боковым зрением, и старалась вовремя поправиться. В такие минуты становилось очевидным, что она самостоятельная, богатая женщина, которая знает, чего хочет в жизни, понимает всесильную власть денег. Хотя Натали была в туфлях на высоких каблуках, шла она быстро, энергично, с каким-то особым изяществом, словно заранее готовила себя к подиуму, и ловила на себе заинтересованные взгляды мужчин. Она ушла от припаркованного "мазерати" довольно далеко, и чем дальше удалялась женщина от стоянки отеля, тем больше радовался Карлен. Рано или поздно "шпильки" дадут о себе знать, и она обязательно зайдет в одно из ближайших уютных и дорогих кафе на Елисейских полях или даже в ресторан, чтобы перевести там дух, дать отдых натруженным ногам. Вот тогда-то наступит для него подходящий момент: он подсядет к ней, расслабленной, уставшей, и задаст свои "неприятные" вопросы.

Попался ей на пути и изысканный салон "Эрмес", конкурент всем известным домам моды, где она и сделала первые покупки. "Эрмес" знаком всем модницам мира своими знаменитыми шелковыми платками-каре, и Натали тщательно отобрала их сразу четыре, а один, в красно-вишневых тонах, тут же, у зеркала, повязала на шею — получилось необычайно элегантно. "Эрмес" славен и аксессуарами для светских дам, и она купила в другом отделе зонт-трость из плотного набивного шелка с изящно выгнутой ручкой из редкого черного, хорошо отполированного дерева. "Это дерево используют резчики, скульпторы, растет оно лишь на севере Африки и обладает такой плотностью, что тонет в во-де, -любезно пояснил покупательнице консультант, сопровождавший Натали по магазину. — А такие зонты у "Эрмеса" — изюминка сезона", — уточнил он. Сделанные Натальей покупки обрадовали не только продавцов салона, но прежде всего Татляна — представлялся шанс увидеть самому, какими деньгами она будет оплачивать чек. В "Эрмесе" было немало товаров и для мужчин, и, как только Наталья отобрала каре, Карлен тоже решил приобрести несколько шелковых шейных платков для себя и в подарок Крису с Абреком — неудобно было возвращаться из Парижа с пустыми ру-ками, они о нем никогда не забывали и дарили очень дорогие и изысканные вещи. В тот момент, когда Наталье упаковывали платки и она раскрыла сумочку, чтобы расплатиться, за ее спиной у кассы встал и Карлен. Одного его наметанного взгляда было достаточно, чтобы определить: толстая пачка долларов, которую достала Наталья, была из той самой серии, что и ожидал увидеть Карлен, — фальшивки.

После "Эрмеса" Натали заглянула еще в два салона, но задержалась в них недолго. Постояла в раздумье у слепящих бриллиантами витрин респектабельного ювелирного магазина "Картье", того самого, где ее московский муж Тоглар некогда заказывал себе визитки из сусального золота, но не вошла -драгоценности требуют свежего глаза, и она скорее всего отложила посещение на следующий раз. Теперь в ее походке появились признаки усталости, подиумное изящество движения исчезло, судя по лицу, она уже жалела о "шпильках" и, как правильно рассчитал Карлен, стала поглядывать в сторону встречающихся по пути кафе и бистро, по случаю ненастья убравших столики с тротуара, иначе она уже не выдержала бы и присела за первый попавшийся. Но то, что видела за стеклом молодая женщина, видимо, ей не нравилось: в одних было тесно, в других — чересчур просто, в третьих — многолюдно и шумно, и она проходила мимо. Было ясно, что она ищет место, где можно отдохнуть, выпить чашечку кофе, зайти в дамскую комнату и привести себя в порядок. Карлен тоже был не прочь присесть, выпить не только чашечку кофе, но и рюмочку хорошего коньяка, погода не радовала, однако его грел азарт охотника: Натали вот-вот должна была попасть в заготовленный им капкан.

Впереди показалось величественное здание старинного "Гранд-отеля", который в конце прошлого века и до революции так любили богатые русские люди, недаром он описан во многих романах эмигрантов первой волны. Обновленный, стилизованный под модерн пристроенный стеклянный фасад гостиницы вплотную приблизился к тротуару, и Карлен подумал, что лучшего места перевести дух ей не найти. То ли до Натальи дошли импульсы, исходившие от следовавшего за ней по пятам американского сыщика, то ли она сама сообразила, что отель есть отель, или увидела сквозь прозрачный стеклянный фасад уютное кафе-бар внутри, справа от входа, тоже под лестницей, как и в доме Кристиана Лакруа, она уверенно подошла к парадному, и вальяжный швейцар в богатой униформе учтиво распахнул перед ней дверь и что-то с улыбкой сказал. Улыбнулась в ответ ему и гостья...

Подошел поближе к входу и Карлен. Сквозь стекло хорошо просматривался просторный холл "Гранд-отеля". Он увидел Наталью, направляющуюся в сторону кафе-бара, а вернее, к гардеробу ресторана, вход в который он тоже разглядел в глубине. Однако было неясно, куда она свернет: в ресторан или в кафе под лестницей. Столики под лестницей, их было всего пять, проглядывались лучше всего, и он увидит, если Натали решит выпить кофе там, ресторан же находился в глубине и с улицы был недоступен обзору. Все столики в кафе, на парижский манер крошечные, оказались заняты, кроме одного, самого дальнего, везде сидели парами, а за одним — трое пожилых людей. И тут Карлену пришла оригинальная идея: пока женщина будет прихорашиваться в дамской комнате, надо занять место за пустующим столом. Если Натали решит зайти в кафе, ей ничего другого не останется, как занять оставшееся свободное место рядом с ним, если же она выберет ресторан, он вынужден будет направиться туда. Зато, если его ход окажется верным, он застанет ее врасплох: неожиданность, внезапность — половина успеха, так учили его в разведшколе. 6

Когда Карлен, занявший позицию в кафе, допивал свою рюмку "Наполеона", Наталья появилась у стойки бара — энергичная, собранная, вновь демонстрирующая свою летящую походку, что только не делает с женщиной зеркало и воля! Пока она что-то заказывала у стойки, Карлен углубился в заранее заготовленную "Фигаро" и оторвался от нее, лишь услышав адресованный ему вопрос:

— Не возражаете, если я здесь присяду?

Французский у нее был приличный, но русский акцент все-таки чувствовался.

— Да-да, пожалуйста, — ответил Карлен и постарался скрыть за газетой довольное лицо. Интуиция не подвела его, все складывалось как нельзя лучше.

Натали присела с удовольствием и, если бы не молодой человек рядом за столом, наверное, с наслаждением вытянула бы ноги, они гудели, как натянутые в мороз провода. В последние минуты прогулки по Елисейским полям ей нестерпимо хотелось зайти в обувной магазин и купить первые попавшиеся туфли без каблука, что-нибудь легкое, на сплошной подошве. Но сейчас она гордилась собой — выдержала! И почему-то вспомнила поговорку покойной матери из времен ее молодости: дрожи, но фасон держи. Правда, это касалось истории капроновых чулок и модниц, щеголявших в них суровой российской зимой, но суть от этого не менялась — мода всегда, во все времена, требовала жертв.

Принесли заказ. Гарсон, убирая пустую рюмку и чашку из-под кофе у соседа, спросил:

— Желаете чего-нибудь еще?

Карлен, оторвавшись на миг от газеты, ответил:

— Пожалуйста, повторите заказ, — и снова углубился в чтение.

Натали, поняв, что ей не удастся вытянуть ноги, как хотелось бы, вдруг почувствовала, что она еще и замерзла, и пожалела, что не заказала себе рюмочку чего-нибудь крепкого — в образ парижанки она еще не вжилась.

Соседка заказала себе большую чашку шоколада с ликером, а кофе должны были принести чуть позже. Когда она допивала шоколад, сразу оценив его обжигающее блаженное тепло, молодой человек, отложив газету и вежливо улыбнувшись, спросил на прекрасном русском языке:

— Как вам живется в Париже, не скучаете по России, по Москве?

Хотя молодой человек и был сама любезность и вопрос не содержал ничего неприятного, она ощутила, как все похолодело внутри, и она по-женски остро почувствовала надвигающуюся беду. Тут гарсон как раз принес кофе, и Натали получила на какой-то момент передышку, чтобы собраться с мыслями, но ничего оригинального в голову не приходило; неожиданно сковавший ее страх парализовал не только волю, но и все тело, и она, чтобы продлить паузу, попросила официанта принести ей рюмочку коньяку, после чего, повернувшись к соседу за столиком, вместо ответа с улыбкой спросила сама:

— Как вы угадали, что я не француженка? Вы прекрасно говорите по-русски. Вы россиянин, москвич?

— Нет, я американец, из Лос-Анджелеса. Кроме русского, знаю еще французский, английский, итальянский.

— Вы не ответили на главный вопрос, как вы угадали, что я русская? Многие принимают меня за француженку, говорят, что язык у меня неплохой...

— Да, французский у вас неплохой, — согласился Карлен, изучающе разглядывая молодую женщину, — но я почувствовал в нем именно русский акцент. Однако узнал я вас не по акценту. У меня профессия такая — много знать, я охотник за чужими тайнами. — Он уже почувствовал, как соседка внутренне насторожилась, напряглась. Это было почти незаметно, но ведь он был профессионал, а она — вряд ли. — Вас я знаю по Москве, вы представляете для меня интерес, и я намерен задать вам несколько вопросов, — нарочито спокойно говорил Карлен, видя, как смятение, растерянность и даже страх меняют красивое лицо собеседницы. В разведке при допросах или дознании непременно наступает "момент истины", и этот момент не следовало упускать. Чем ошеломительнее атака, тем вероятнее шанс на удачу.

— Любопытно, любопытно, — только и нашлась что сказать с улыбкой Наталья и потянулась к чашечке с кофе, чтобы скрыть смятение, однако жест получился жалким, движения потеряли былую уверенность, и вся она сникла.

Она пожалела, что зашла в "Гранд-отель", потом тут же поняла, что от этого разговора, явно переходящего в допрос, ей было не отвертеться и совсем не случайно этот американец оказался рядом за столом. А молодой человек, словно задавшись целью испортить ей настроение, неторопливо продолжил:

— Мне очень понравилась ваша недавняя свадьба в Москве, в "Пекине". Роскошная, многолюдная, а какие гости! Да и жених ваш человек в определенных кругах известный. Между прочим, вы вместе прекрасно смотритесь. — Он достал из кармана и протянул ей несколько свадебных фотографий. — А тут случайно встречаю вас в Париже и с удивлением узнаю, что у вас и здесь недавно появился муж — мсье Робер, человек тоже небезызвестный. Как тут могут не возникнуть вопросы? Вы не находите?

Наталья впервые видела эти снимки: она в подвенечном платье у "Пекина", рядом с Константином Николаевичем. Выходит, этот молодой человек действительно много знает о ней... Но уже готовая расплакаться или сорваться на крик от надвигающейся истерики, она все-таки взяла себя в руки и спокойно спросила:

— Кто вы? И почему вас интересует моя личная жизнь?

Карлен, как и всякий человек, живущий на Западе, сразу среагировал на этот выпад, на эти слова: "личная жизнь". Это табу, запретная зона, куда заказан вход посторонним. Но он не растерялся, не выпустил инициативу из рук.

— Вы правы, ваши браки — хоть в Москве, хоть в Париже — это, разумеется, ваша личная жизнь, и она меня мало волнует, поверьте, я не моралист. — Он сделал паузу, вертя кофейную чашечку в руках, словно ожидал вопроса, но Наталья молчала. — Меня интересует другое. Вы повсюду рассчитываетесь крупными наличными суммами в долларах, и сегодня в "Эрмесе", и чуть раньше в "Себастьяне". — И он пододвинул к ней журнал, открытый на нужной странице.

Наталья, видимо, впервые видела снимки, сделанные в автомагазине "Себастьян" в день приобретения "мазерати". Тогда она подумала, что позирует случайному покупателю, которого привела в полный восторг своим внешним видом и богатой покупкой. В то утро, особенно рядом с кабриолетом, она казалась себе голливудской звездой, не меньше! Выходило, доснималась! Эти фотографии — свадебные и журнальные, — специально подобранные, конечно, смущали ее, но она, не понимая, чего же хочет от нее этот настырный американец, и зная, что атака — лучшая защита, агрессивно ответила:

— А что, разве возбраняется оплачивать покупки наличными? Я не вижу тут никакого криминала...

— Нет, не возбраняется, — согласился Карлен. — Но вы повсюду расплачиваетесь долларами одной серии, в крупных купюрах. А известно ли вам, что эта самая серия, более двадцати миллионов, доставленная из подвалов Федерального резервного банка Америки для коммерческих структур России, была украдена полтора года назад в аэропорту Шереметьево? — уверенно сблефовал Карлен и, не отрывая взгляда от ее глаз, спросил в упор: — Откуда у вас эти деньги?

Она ожидала, видимо, какого угодно вопроса, только не этого. Хотя еще там, в Москве, обнаружив в тайнике у мужа, в мастерской на Кутузовском, эти доллары, почувствовала, что с ними что-то не так. Но чтобы деньги были краденые и их могут разыскивать, такое ей и в голову не приходило, ведь они тратили их давно и по всему свету, включая и Париж. Если бы она чувствовала, подозревала это, у нее рука не поднялась бы украсть их. Зачем ей рисковать молодой жизнью, когда у нее было все! И все принадлежало ей законно — жена за грехи мужа не ответчица, она знала это. Теперь крайней оказывалась она, ей могут предъявить обвинение. Но терять свободу, такую прекрасную, Париж, идти в тюрьму ей не хотелось, и от отчаяния она выпалила не раздумывая:

— Это не мои деньги...

— А чьи же? — понимая, что вот он настал, "момент истины", и надо жать до упора, уже более строго спросил Карлен, чувствуя, что Наталья потеряла контроль над собой.

И она шепотом простонала:

— Фешина Константина Николаевича.

— Где он проживает, чем занимается и есть ли у него кличка? — пытался как можно быстрее выудить главное Карлен, пока женщина находилась в шоке. И чтобы придать разговору официальность, выложил на стол портативный магнитофон, на который записывал всю беседу.

— В Москве, на Кутузовском проспекте, — она назвала дом, квартиру, номер телефона, — по профессии он художник. Друзья, обращаясь к нему, называли его иногда Тогларом, но я не знаю, кличка ли это.

Видя, что она неожиданно побледнела, Карлен предложил:

— Вы не возражаете, если мы выйдем на свежий воздух и продолжим разговор в другом месте?

Наталья безвольно поднялась, и они вместе покинули кафе. Не прошли они и несколько шагов по тротуару, как Карлен услышал сзади знакомый автомобильный гудок, явно адресованный ему, и, оглянувшись, увидел улыбающуюся Беатрис в припаркованной у "Гранд-отеля" машине. "Молодец!" -мысленно похвалил ее Карлен, а вслух, обращаясь к Наталье, предложил:

— Здесь моя машина с водителем, она подбросит нас на стоянку, где вы оставили свою "мазерати". Не возражаете?

— Спасибо. Я, наверное, и не дошла бы пешком, так болят ноги и спина, — призналась Наталья, и они направились к белому "рено".

Карлен услужливо открыл ей дверцу и сам сел рядом.

Когда они вышли из машины около платной стоянки, Карлен взял свою спутницу под руку:

— Я предлагаю продолжить нашу непростую беседу хоть у вас дома, хоть у меня в "Палас-отеле", это недалеко, тоже на Елисейских полях, только в другую сторону.

— Лучше у вас, тем более если это рядом. Я так устала и скорее хочу покончить с этим кошмаром, — обреченно согласилась Наталья. От былого ее великолепия не осталось и следа.

— Боюсь, что быстро не получится, вы влипли в очень неприятную историю. Кража в таких масштабах расценивается не просто как уголовное преступление, но как подрыв экономики государства — в Америке к деньгам особое отношение. Если мы решили поехать в "Палас-отель", я отпущу машину...

Татлян отошел к "рено" и попрощался с Беатрис, пообещав ей вечером обязательно позвонить. Вернувшись к Наталье, он увидел, что та совсем сникла, и предложил:

— Вы не возражаете, если я сяду за руль?

Наталья, не говоря ни слова, протянула ему ключи. 7

В номере, помогая гостье раздеться, Карлен понял, что она держится из последних сил, — в такие минуты от человека можно ожидать чего угодно. "Стадия непредсказуемости", кажется, так говорили его учителя в Иллинойсе. Надо было срочно снять это нервное напряжение, и Татлян позвонил в ресторан, заказал бутылку хорошего коньяка, закуски, лучшие на русский манер: рыбу, икру, заливное, свежие овощи и кофе, непременно в кофейнике на спиртовке -разговор мог затянуться. Наталья безучастно слушала его разговор по телефону, не пытаясь осмотреться вокруг, а апартаменты были неплохие — на стенах висели старинные картины, хрустальная люстра даже представляла антикварный интерес, как и две бронзовые скульптуры в углах на изящных консолях из старого красного дерева. Но ничего этого молодая женщина не замечала, погруженная в свое смятение.

Чтобы вернуть ее к прежней беседе, а заодно дать почувствовать ей серьезность момента, Карлен выложил прямо перед ней диктофон и включил запись. Однако дослушать до конца неприятные вопросы и вымученные ответы не удалось — расторопный гарсон из дневного ресторана вкатил в номер тележку с заказом и вмиг накрыл стол.

Когда Карлен пригласил Наталью за стол, она встрепенулась и вдруг неожиданно весело произнесла:

— Да, мне хорошая порция спиртного не помешает... — И Татлян понял, что с ней надо держать ухо востро — такая может выкинуть любой фортель, -и на всякий случай вынул из диктофона мини-кассету и спрятал ее в карман.

Карлен разлил по рюмочкам коньяк и предложил гостье выпить, сказав что-то про непогоду, настроение. Она отказываться не стала, только неожиданно для Татляна плеснула себе коньяку из бутылки в фужер для воды, опрокинула туда же рюмочку, предложенную хозяином, и без комментариев, в несколько глотков, выпила как воду — российская школа жизни чувствовалась. За столом Карлен ни слова не говорил о деле, больше о Париже, о погоде, хотя Наталья и попыталась, после выпитого, вернуться к неприятной беседе, начатой в "Гранд-отеле". Но он ей резонно заметил:

— Кажется, у вас в России есть пословица: делу — время, потехе -час.

Пословица Наталье показалась двусмысленной, и она, поняв ее на свой лад, вдруг стала строить глазки Карлену, поправлять и без того идеально сидевшие чулки, но, даже будучи подшофе, увидела равнодушные глаза американца и поняла, что поступает пошло. Когда пришел черед кофе, Карлен неожиданно сказал:

— Вот теперь-то мы можем вернуться к нашим делам, — и жестом пригласил ее в кресло к журнальному столику, куда поставил чашечки с кофе.

Впрочем, особо важных вопросов у него уже не было, что надо, он прознал. Но чувствовал в ее словах, поведении какую-то недосказанную тайну — не такая она уж невинная овечка, какой хочет прикинуться перед ним, в этом Карлен был убежден. Да и отпускать ее просто так, не запугав надолго, тоже было нельзя. И вдруг пришла неожиданная мысль:

— Я должен доставить вас в Москву. Необходима очная ставка с господином Фешиным, может, вы оговариваете его. Ведь сорит деньгами не какой-то там Тоглар, а вы, не так ли? — Вроде бы логичные слова, вытекавшие из ситуации, и какая вдруг последовала неожиданная реакция.

Наталья, побледнев, истерично взвизгнула и выронила из рук чашечку с кофе, и та жалобно дзинькнула о блюдце.

— Нет, нет! В Москву я не поеду, хоть убейте! Умоляю вас, что хотите, только не это, — и, совсем уже неожиданно для Карлена, соскользнула с кресла, встала перед ним на колени. — Я лучше покончу с собой тут, в Париже, там меня ждет только смерть.

— Почему? И кто желает свести с вами счеты? — жестко спросил Карлен, даже не пытаясь ее успокоить, он чувствовал: наткнулся на что-то важное.

Тут она, долго сдерживавшаяся, заревела в полный голос и, размазывая тушь и румяна по лицу, призналась:

— Я украла эти деньги в Москве у Фешина, и, если узнают об этом его друзья, меня просто разорвут на куски.

— Ах вот оно что! — от души рассмеялся Карлен, но тут же посерьезнел. — Вор у вора дубинку украл, а отвечать не хотите, мечтаете жить в Париже жизнью великосветской дамы: квартира у Булонского леса, "мазерати", муж, известный человек в мире моды. Губа не дура. Сколько же вы украли?

Как бы ни была подавлена, сломлена Наталья, тут она спохватилась и вроде искренне, с раскаянием, без раздумий вымолвила:

— Ой, много, целых четыре миллиона! — хотя хапнула гораздо больше.

— Немалая сумма. И сколько же вы оставили на жизнь господину Фешину? — язвительно уточнил Карлен.

— Нисколько, я забрала все до копейки... — Наталья "в раскаянии" склонила голову.

Тут Карлен не выдержал менторского тона и в сердцах произнес:

— Вы не только коварная, но и жадная женщина. Но как говорится: жадность фраера сгубила. Одного не пойму: зачем вы это сделали, вы же были его женой, деньги и так принадлежали вам на законных основаниях? Нелогично, мадам Натали. Не-ло-гич-но...

Женщина усмехнулась, в глазах ее промелькнул прежний огонек.

— Вы так полагаете? А еще утверждали, что знаете обо мне все. Тогда вы должны быть осведомлены о том, что задолго до встречи с Фешиным я была любовницей Робера Платта, и он не раз говорил, что только финансовые возможности не позволяют ему жениться на мне. Вот я и попыталась снять эту проблему...

— За счет этого самого Фешина? За счет его денег и личной судьбы? Можно ли строить свою жизнь на несчастье других? Мне показалось, этот Тоглар вас тоже любил. Во всяком случае, на вашей свадьбе он выглядел очень счастливым... — жестко укорил Татлян.

Наталья смолчала, понимая, каким ничтожеством она выглядит в глазах этого настырного сыщика. Но поговорка о жадности натолкнула ее на отчаянную мысль: пан или пропал. Чувствуя, что влипла всерьез, и еще неизвестно, кто страшнее: братва, государство или этот иноземец, она встала с коленей, отряхнула юбку от несуществующего сора и твердо, совсем по-блатному, сказала:

— Давай, начальник, разойдемся по-мирному. Ты меня не нашел, я тебя не видела. Идет?

Карлен зашелся в смехе от подобной наглости и, вытирая слезы на глазах, с иронией спросил:

— И как вы себе это представляете, мадам?

— Я делюсь с тобой долларами, и ты обо мне забываешь. Ниточку к вашим пропавшим долларам в аэропорту Шереметьево-2 я дала, копайте на здоровье в Москве — и флаг вам в руки.

— Но вы забыли, что я не российский милиционер, который за взятку готов на что угодно, я агент секретной службы. Аме-ри-кан-ской, — четко выговорил Карлен, чтобы до нее дошло. — Теперь-то поняли? — и на всякий случай, бравируя, протянул ей свое настоящее удостоверение, которое предъявляется только в крайних обстоятельствах, но она даже не взглянула на документ.

— Все менты одинаковые, не берете только до поры до времени, а я предлагаю серьезную сумму...

— Серьезную — это сколько? — полюбопытствовал Карлен, откинувшись в кресле и внимательно наблюдая за ее преображением.

— Чтобы ты снова не обвинил меня в жадности — половину, и думаю, это будет справедливо: я ведь тоже рисковала.

— О, ничуть не сомневаюсь в этом, — усмехнулся Карлен.

— Ни за что ни про что заполучить сразу два миллиона баксов — такое выпадает не всякому агенту, даже американскому, — в свою очередь съехидничала и Наталья, видимо уловив перемену в его настроении.

— Это предложение надо обдумать, взвесить, — сказал Карлен уже не так строго и пригласил ее снова к столу — там было еще что выпить и чем закусить.

Теперь уже Наталья сама разлила коньяк по рюмкам и предложила тост: за милосердие. Карлен молча выпил, испытующе глянул на женщину.

— Деньги я могу получить прямо сейчас, наличными?

— Да, минут через сорок. Поедем ко мне домой, и я отдам — из рук в руки. Жаль, конечно, расставаться с такой суммой, но свобода того стоит. Правда, у меня будет одно условие...

— Какое? — уточнил Карлен. Преображение этой женщины все больше занимало его. Черт побери, ему это даже нравилось.

— Никогда и нигде ты не должен упоминать, что видел меня в Париже, -жестко отчеканила московская воровка или несостоявшаяся парижская мадам. -Или — или...

— Даю слово офицера, — искренне и вполне серьезно поклялся Карлен.

Мысль о двух миллионах долларов, которыми он будет располагать через час, уже сейчас грела его душу. Да что там грела — его душа пела, и он готов был пуститься в пляс: такого расклада событий он даже не предполагал.

— Что же, придется положиться на слово чести американского офицера. -Наталья потянулась к сумочке, чтобы привести себя в порядок.

"Тем более что ничего иного вам и не остается, мадам", — мысленно заключил журналист. 8

Через два часа Карлен вернулся в номер с пластиковым пакетом, где покоились ровно два миллиона долларов. Он тут же пересчитал их — красавица Натали на этот раз не обманула, отсчитала честно. Прошло всего два дня его пребывания во Франции, а он уже решил все проблемы — на такой быстрый успех он не рассчитывал. На радостях он позвонил Ольге в Москву, уточнил размер одежды и обуви — теперь он мог позволить себе любые траты. Вспомнил он и про Криса с Абреком, но звонить им не стал, он и так прекрасно знал их вкусы и привычки и еще раз мысленно поблагодарил их за зеленый дипломатический паспорт — с ним он беспрепятственно мог ввезти в российскую столицу любую сумму денег. С этим капиталом он мог начать совсем другую жизнь: сыграть богатую свадьбу, купить отличную квартиру на имя жены — в общем, открывались невероятные перспективы, ведь он вышел наконец на человека по кличке Тоглар, так или иначе связанного с изготовлением или сбытом супербанкнотов.

В тот же вечер он позвонил молочнице Колетт и пригласил ее в ресторан. Как человек суеверный, Карлен считал, что его удачи в Париже начались с нее, да и нравилась она ему — остроумная, приятная девушка.

В Париже он пробыл еще два дня, потому что невероятно преобразилась погода: потеплело, появилось солнышко, исчезли ветер и облака — ну прямо бабье лето вернулось во французскую столицу, и грех было уезжать, не погуляв, не побродив по его волнующим улицам. Карлену Париж теперь казался совсем иным: таинственным, привлекательным, сулящим удачу...

Возвращался он ночным рейсом "Эр-Франс", нагруженный подарками. Самолет прилетал в Москву на рассвете, и он не стал беспокоить друзей просьбой, чтобы его встретили. В самолете, наверное из-за хорошего настроения, он даже не вздремнул — все строил планы. Теперь-то он стоял у цели и оттого время от времени мысленно повторял кличку человека, знавшего тайну фальшивых долларов. "Тоглар... Тоглар..." — назойливо вертелось в голове, и вдруг ему показалось, что он когда-то уже слышал это имя. Редкая кликуха, не спутаешь. Ничего конкретного связать с этим именем Карлен не мог, но и от навязчивой мысли отделаться не удавалось...

Войдя в дом и даже не распаковав вещи, он поспешил к своему всезнающему компьютеру, где находились данные на всех, кто мог быть причастен к производству супербанкнотов. Поискал человека по кличке Тоглар по многим разделам, но ничего похожего не было, и, уже отчаявшись, просто на авось, он "заглянул в досье" на умерших "граверов". И тут ему повезло: в самом конце он нашел данные, которые так упорно искал, — все-таки его коллеги из ФБР работали основательно, надежно. Сведения гласили: "Фешин Константин Николаевич, год рождения 1943-й, имеет судимость за подделку документов государственной важности. С 1966 года постоянно живет в Москве, не женат. Пользуется авторитетом в криминальных кругах. Имеет узкую специализацию -может подделать любой документ, а значит, при определенных обстоятельствах, и деньги. Кличка — Тоглар. Погиб в декабре 1990 года в автокатастрофе на московской обводной дороге, похоронен на Востряковском кладбище, могила No 11632".

Погиб? Опять какая-то тайна. А может, ловко инсценированная смерть, чтобы надолго пропасть из поля зрения органов или конкурентов и наладить выпуск супербанкнотов? По срокам все совпадало. И тут Карлен вспомнил, как Абрек комментировал свадебные фотографии, сделанные в "Пекине", и, несмотря на раннее утро, позвонил на четвертый этаж. Трубку снял сам Абрек. Поздоровавшись и сообщив о своем приезде, Карлен сообщил без обиняков:

— Помнишь, мы как-то говорили о шикарной свадьбе в "Пекине", о женихе, которого некогда высоко аттестовал Рафик Сво? Вспомни, пожалуйста, кличка у него — Тоглар?

— Да, точно, Тоглар, — обрадовался Абрек. — Вспомнил наконец. Да разве запомнишь такую мудреную кликуху — не Кувалда, не Кистень, не Балда. Зачем он тебе сдался, хочешь статью о нем тиснуть? — спросонья зевнул в трубку Абрек.

Но Карлен уже не слышал его трепа... Все сходилось и теоретически и практически: человека, которого разыскивали все спецслужбы США, звали Тоглар.