Азат Абдуллин ТРИНАДЦАТЫЙ ПРЕДСЕДАТЕЛЬ Современная драма в двух частях

Перевод с башкирского автора.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

САГАДЕЕВ.

КАДРИЯ.

ЗАКИРОВ.

САУБАН-АПА.

ВЬЮГИН.

ХАРИСОВА.

КУДАШЕВ.

ХАЛИДА.

БАИМОВ.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ.

УЛИН.

ЯКУБОВ.

ПЕРВЫЙ ЗАСЕДАТЕЛЬ.

ВТОРОЙ ЗАСЕДАТЕЛЬ.

ДЕВУШКА-СЕКРЕТАРЬ.

ДЕВУШКА.

КОНВОЙНЫЙ.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Доносится старинная башкирская песня. Низкий мужской голос поет приглушенно и раздумчиво. Приближаясь издалека, где-то рядом вихрем проносится табун лошадей, слышны ржание, голоса людей. Топот и гул затихают. И возникает небольшой зал заседаний. За окнами видны угловатые силуэты больших зданий. Над крышами проглядывает кусочек неба в облаках.

Справа дверь в коридор. Слева в глубине видна вторая дверь. За довольно длинным столом — п р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Ему лет шестьдесят. Это тяжелый, несколько неповоротливый человек, скромно одетый. По одну сторону от него — п е р в ы й з а с е д а т е л ь, привлекательная тридцатилетняя женщина, одетая со вкусом. По другую сторону — в т о р о й з а с е д а т е л ь. Она худощава, ее темные волосы тронуты сединой. В данную минуту она углубилась в чтение документов, которые кипами лежат на столе. За отдельным столиком — д е в у ш к а - с е к р е т а р ь.

Слева за своим столом — У л и н. Это прокурор. Ему двадцать семь лет. На лице — выражение серьезности и значительности. Рядом с ним расположился Я к у б о в — человек с военной выправкой, заведующий зверофермой в колхозе. Ему пятьдесят пять лет. Он слушает с напряженной сосредоточенностью.

На скамье подсудимых сидит С а г а д е е в — внешне самый обыкновенный мужчина. Единственное, что может привлечь внимание, — его крутой лоб и шрам над левой бровью. Ему столько же лет, сколько и Якубову. Он неподвижно, безучастно смотрит на пустое место адвоката.

Сзади него вытянулся молодой к о н в о й н ы й. В зале неподалеку от Сагадеева сидит, уставившись перед собой, Х а л и д а, невидная хрупкая женщина лет сорока пяти.


П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (мягко и серьезно продолжает зачитывать обвинительное заключение). …и таким образом, вина осужденного признана доказанной. На основании материалов предварительного следствия Сагадеев Мурат Гареевич обвиняется по статье девяносто второй, часть третья, и по статье сто семьдесят второй Уголовного кодекса РСФСР. (Снимая очки.) Подсудимый.


Сагадеев поднимается.


Вам понятно, в чем вас обвиняют?

С а г а д е е в. Понятно.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Признаете ли вы себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

С а г а д е е в. Я хотел бы воздержаться от ответа, пока не допросят свидетелей.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Скажите, почему все же вы отказались от услуг защитника? Ведь это ваше право.

С а г а д е е в (осевшим голосом). Если я виновен, защитник мне не поможет.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Однако на районном суде у вас был адвокат. Он плохо защищал?

С а г а д е е в. Нет, этого нельзя сказать…

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Тогда в чем же дело?


Сагадеев молчит.


П е р в ы й з а с е д а т е л ь. Значит, за те месяцы, пока вы сидели, что-то поняли?

С а г а д е е в (лицо его меняется, словно от злого чувства, с трудом переламывая себя). Скорее, не то, что надо делать, а то, чего делать не следует.


Председательствующий прямо смотрит на него.


(Уже спокойнее и легче.) То, что я сделал, — сделал. А ваше дело — судить.


Входит В ь ю г и н — рослый, плотный, краснолицый мужчина. Он в добротном костюме, при галстуке. Ему лет пятьдесят пять.


В ь ю г и н (бодро). Здравствуйте, товарищи! (Скрипя протезом, проходит вперед; без паузы.) Извините, что опоздал. Приехал раньше всех, а ночью зуб так схватило — утром рта раскрыть не могу. Пока вырвали зуб…

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (обескураженно). Вы кто?


Сагадеев садится.


В ь ю г и н (замер). Назар Вьюгин. В прошлом — матрос Черноморского флота, ныне — заведующий консервным цехом колхоза «Красный луч». Вызван как свидетель. Теперь куда?

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Пожалуйста, выйдите. Вас вызовут когда нужно.

В ь ю г и н (посмотрев на Сагадеева). Что ж, выглядишь совсем неплохо. Сделал дело — отдыхай смело. (Уходит.)

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Решается вопрос о порядке судебного следствия. Товарищ прокурор, ваше мнение?

У л и н. Я считаю, сначала следует допросить подсудимого.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Гражданский истец, ваше мнение?

Я к у б о в. Согласен с мнением прокурора.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Подсудимый, ваше мнение?

С а г а д е е в. Считаю, сперва нужно допросить свидетелей.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (коротко посовещавшись с заседателями). Судебная коллегия определила: начать судебное следствие с допроса свидетелей. (В стоящий перед ним микрофон.) Вызывается свидетель Кудашев.


В зал входит К у д а ш е в. Он маленький, узколицый и лобастый. В глазах наивно-строгое крестьянское выражение. Ему где-то за тридцать пять.


Напоминаю вам: за дачу ложных показаний несете уголовную ответственность.


Кудашев кивает.


Назовите, пожалуйста, ваше имя и должность.

К у д а ш е в. Кудашев Ильяс. Начальник отдела строительства колхоза «Красный луч».

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Расскажите суду, как вы приобретали для колхоза сантехническое оборудование.

К у д а ш е в (рассудительно, что как-то не вяжется с его обликом.). Тут заранее надо было принять к сведению… что вся эта затея с квартирами городского типа, больницами и прочим для колхозников несколько преждевременна.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Объясните.

К у д а ш е в. Мы оказались между двумя жерновами. С одной стороны, колхозники негодуют: «Что, мы не заслужили?» С другой — нет оборудования. А стены стояли. Труд в колхозе стал круглогодичным. Молодежь требовала квартир и детяслей. Чуть ли не с ножом к горлу.

В т о р о й з а с е д а т е л ь. Вы обращались к кому-нибудь?

К у д а ш е в. И в райсовет и повыше… да не стоит перечислять.

В т о р о й з а с е д а т е л ь. И что же?

К у д а ш е в. Говорили — фондов нет. Нет фондов. А деньги у колхоза были. (Вздохнул.) Тогда мы поехали в СМУ, в строительно-монтажное управление. «Продадим, — говорят там, — но ставить будете сами, а платить за установку — нам». У них план горел, а у нас — нужда.

В т о р о й з а с е д а т е л ь. И вы тут же согласились?

К у д а ш е в. Нет, уехали. Созвали небольшой совет. Сагадеев спросил: «Что делать? Постройки пойдут прахом, мы больше потеряем». «Молодежь надо удержать, — сказал я. — Их вон города заманивают». «Защищаться надо! — поддержала Салманова, секретарь правления. — Скоро нас город задавит…»

У л и н. На какую сумму приобрел колхоз сантехническое оборудование?

К у д а ш е в. На сто тысяч триста рублей.

У л и н. В эту сумму входила установка оборудования?

К у д а ш е в. Входила.

У л и н. А кто фактически его устанавливал?

К у д а ш е в. Колхозные сантехники.

У л и н. Им тоже платили?

К у д а ш е в. Да.

У л и н. Значит, платили и слесарям СМУ и колхозным… За одну и ту же работу заплачено дважды. Кто в колхозе подписывал акты?

К у д а ш е в. Первым — Сагадеев, вторым — я.

У л и н. Вы понимали, что разбазариваете колхозные деньги?

К у д а ш е в. Если на сильном морозе окажетесь без шапки, вы купите ее — хоть за двойную цену?

У л и н. Я куплю на свои деньги.

К у д а ш е в (мягко кивнув). Для себя. А мы для колхоза покупали. Колхоз имеет на то право. Когда на пользу дела.

У л и н. А законы против этой пользы?

К у д а ш е в. Но тут с законами проскочить нельзя было. Маленько не в ногу пришлось идти.

Я к у б о в. А ты знаешь, что делают с солдатом, когда он идет не в ногу?

К у д а ш е в. Если один. А если много?

Я к у б о в (судьям). Видали?..

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (взглянув на заседателей, Улина и Сагадеева; Кудашеву). Садитесь.

У л и н (председательствующему). Я прошу вызвать Салманову.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (в микрофон). Вызовите свидетельницу Салманову.


Входит К а д р и я, останавливается перед судейским столом, кинув на Сагадеева короткий проницательный взгляд. Это ладная, миловидная женщина. Ей тридцать два года.


Назовите, пожалуйста, ваше имя и профессию.

К а д р и я. Салманова Кадрия. Агроном колхоза «Красный луч». До прошлого года — двенадцать лет — была секретарем правления.

У л и н. Вы участвовали в решении вопроса о покупке сантехоборудования?

К а д р и я. Да.

У л и н. Как решался этот вопрос? Кто был инициатором?

К а д р и я. Сама ситуация была инициатором. А высказывались многие.

У л и н. Кто именно?

К а д р и я. Кудашев, я… и другие.

У л и н (раскрывая том материалов, лежащий перед ним). Позвольте огласить протокол заседания правления. «Слушали: сообщение председателя колхоза Сагадеева о положении с сантехоборудованием для жилых домов, детского сада, теплиц и котельной. Постановили: поддержать предложение Сагадеева — купить сантехоборудование на условиях, выдвинутых СМУ-три». (Кадрии.) Протокол вели вы?

К а д р и я. Я.

У л и н. Почему в нем не отражены высказывания других членов правления?

К а д р и я. На правлении рассматривается много вопросов; подробности опускаются.

У л и н. Следовательно, самое существенное было — предложение Сагадеева?


Кадрия, не отводя от Улина взгляда, пытается что-то сказать.


Больше вопросов не имею.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Салманова, можете сесть.

К у д а ш е в (вскакивая с места, Улину). Почему руководство СМУ не привлечено к ответу? (Хлестко и зло.) Это они использовали наше тяжелое положение! Это они за наш счет выполнили план, получили премиальные!


Председательствующий стучит по графину.


У л и н. Это к данному делу не относится. (Расставляя слова железным порядком.) Вы получили, фактически дав взятку, дефицитное оборудование, предназначенное по плану, возможно, такому же колхозу, у которого тоже нужда, тоже дети, но он не имеет возможности отвалить куш. Значит, побеждает богатый?..


Кудашев садится.


П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (посмотрев в бумаги). Вызывается свидетельница Аллаярова.


Появляется С а у б а н - а п а — невысокая, убеленная сединами женщина. Ей шестьдесят пять лет.


С а у б а н - а п а (близоруко озираясь). Я ничего не вижу. Я разбила очки.


Кадрия, вскочив, быстро подходит к ней.

В левую дверь просовывается голова д е в у ш к и.


Д е в у ш к а (скороговоркой). …рис… лманович.


Улин оборачивается.


Вас к телефону. (Исчезает.)


На вопросительный взгляд Улина председательствующий кивает. Тот направляется к двери.


С а у б а н - а п а. Где он? Где?


Кадрия подвела ее к Сагадееву и остановилась. В это мгновение слева освещается столик с телефоном.


У л и н (поднимает трубку). Мама?

С а у б а н - а п а. Мурат… мальчик мой. (Давясь слезами, неожиданно утыкается лицом в грудь Сагадеева.)


Конвойный растерялся — не знает, что предпринять.


У л и н. Схватки? Рожает? Как — рожает? Но ведь восемь месяцев… Пока вызови неотложку! Все.


Столик с телефоном погружается в темноту.


П е р в ы й з а с е д а т е л ь. Да будет вам, гражданка…


Кадрия садится. У л и н возвращается.


П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Назовите, пожалуйста, ваше имя.

С а у б а н - а п а. Аллаярова Саубан.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Кем вы работаете в колхозе?

С а у б а н - а п а. Заведующей фермой. Я всю жизнь заведую фермой.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. С какого времени вы знаете подсудимого?

С а у б а н - а п а. Мы росли в одной деревне. По работе знаю с пятьдесят восьмого года, как он стал председателем.

В т о р о й з а с е д а т е л ь. Скажите, а как он стал председателем?

С а у б а н - а п а (вздохнула). Весной того года Мурат… Мурат Гареевич приехал к нам в деревню. Он работал в обкоме партии, мы с ним долго не виделись. Думали, забыл родину, не мила деревня стала. Оказалось, он каждое лето жену на лечение возит… Собрались мы вот так, разговариваем, а кого ни коснись — поездила жизнь на горбу у каждого. Люди тогда уже ни во что не верили. Многие подались в город. Несколько десятков человек еще держались за колхоз; как говорится, до победного конца… А как до войны у нас хорошо-то было… Полно молодежи. Вечером как с песнями, с гармониями пойду-ут… А теперь — какие уж там песни.

У л и н (председательствующему). Простите, какое это имеет отношение к делу?

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (взглянув на первого заседателя и получив неопределенный жест, второму заседателю). Вы настаиваете на своем вопросе?

В т о р о й з а с е д а т е л ь. Да, настаиваю.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (к Саубан-апа). Продолжайте.

С а у б а н - а п а. Ну вот, взялся Мурат… Гареевич за голову. «Это самый худший признак, говорит, когда люди перестают петь…» До войны у нас председателем был его отец. Он и организовал колхоз. Под Москвой погиб… Как раз в эту пору мы без председателя были. Уже двенадцать их после войны сменилось. Теперь вовсе зашли в тупик: со стороны, чужого, уже ни за что не хотели, а у себя — выбирать некого. Тут один из мужиков и спрашивает: «Мурат, а если мы тебя выберем, ты имеешь право отказаться?» «Оставьте, — говорю, — не знаете, где он работает!» Но притихли… И вот Мурат отвечает: «Если выберете, нет у меня такого права…»

К у д а ш е в. Тут-то дед мой и сказал — число нехорошее: тринадцатый…


Председательствующий строго посмотрел на него.


С а у б а н - а п а. Ага… Ладно. Собрали общее собрание — проголосовали. Единогласно! А через неделю он приехал насовсем — с женой и дочкой. Ах ты господи, увидали мы его жену — и ахнули! (Смотрит перед собой, будто видит все, о чем рассказывает.) Стройная, лицо белое, волосы черные, а в глазах — счастье, и нежность, и боль…

К а д р и я (не поднимая глаз, тихо). Не надо, Саубан-апа…

С а у б а н - а п а. Они, оказывается, на войне поженились. Там ее и изранили; теперь с одним легким жила…

В т о р о й з а с е д а т е л ь. Простите, она…

С а у б а н - а п а. Умерла. На третий год, как в колхоз переехали… Умирала уже, угасала, а каждый вечер выходила в поле И ждала мужа. Как увидит его — встрепенется вся, засветится… Умирала, а не делила жизнь на счастье и несчастье, знала: жизнь — она и есть счастье и недуг…

В т о р о й з а с е д а т е л ь. С чего Сагадеев тогда начинал?

С а у б а н - а п а (закивала головой). Пошли мы с вам на другой день по хозяйству — было у нас несколько десятков лошадей, овечек, сорок три коровы, один племенной бык и одна коммунистка. Это я, значит. Иду и думаю: с чего же начнет? Триста тысяч долгу, корма нет, коров собираемся на веревках подвешивать, работать никто не хочет. Мурат вот так зажал лоб руками: «Ох, голова раскалывается, Саубан-апа», — говорит. Гляжу на него и думаю: глупый ты, глупый, от такого места отказался… Ведь двенадцать председателей ничего не смогли. Их как-никак райком ставил… Ну вот, остановились мы наконец перед племенным быком. Ручеек его звали. А как раз время случки начиналось. «В деревне есть еще бык?» — спрашивает Мурат. «Нет, — говорю, — все этим пользуются». «Вот с него и начнем, — говорит он. — За случку — сто рублей». «Иди-ка ты, — говорю, — спокон веку пользовались бесплатно, а ты…» — «Делай, что сказано!» Я и примолкла…

В т о р о й з а с е д а т е л ь. И что же — платили?

С а у б а н - а п а. А куда подашься — без случки ни телка, ни молока. Почесались колхозники да стали приводить… Я ходила вокруг быка и так ласково приговаривала: «Ручеек, Ручеек, ну-ка еще ручеек!» Сделает свое — сто рублей. Мурат подзывал шофера, говорил: «Дуй в город! На половину купи бензина, на остальное — пищевые отходы». Так и спасли всех коров. (Вздохнула.) Вот таким путем он и начинал…

У л и н. Разрешите мне?

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (кивает). Да.

У л и н. Как была организована туристическая поездка? На Черное море.

С а у б а н - а п а (убирая волосы под платок). Вопрос решился на правлении. Бригадирам, заведующим было сказано: выдвигать лучших, тех, кто держал колхоз в самые трудные годы.

У л и н. Путевка и проезд были бесплатны, но вы решили еще и заработок сохранить?

С а у б а н - а п а. Когда мы предложили путевки, многие отказались ехать.

П е р в ы й з а с е д а т е л ь (непроизвольно). Отказались?

С а у б а н - а п а. Детки мои, за долгую свою жизнь я все-таки кое-чему научилась. Научилась глядеть не только своими глазами. А смотришь глазами других — все выглядит иначе. Ехать-то должны были в основном женщины. А у всех дети: у кого по пять, у кого и по семь — у нас рожать еще не разучились… Опять собрали правление. Обмозговали и решили: оплатить дни поездки как рабочие дни. Как поощрение. Потому что…

У л и н. Кто это предложил?

С а у б а н - а п а. Мы поддержали эту идею, стало быть…

У л и н. Отвечайте, пожалуйста, на вопрос: кто предложил?

С а у б а н - а п а. Мы решили вместе.

Я к у б о в. Ты, видно, забыла, Саубан. Я напомню: предложил Сагадеев.

С а у б а н - а п а (вдруг беспомощно). Он никогда категорически не говорил, только задавал вопрос: «А может, вот так?..», «Ну а что, если…»

Я к у б о в. И вы покорно, по-овечьи соглашались…

У л и н. Вы сами ездили?

С а у б а н - а п а. Да, меня выдвинули.

У л и н (мягким, проникновенным тоном). Вы понимаете, что это было преступно — решение правления о сохранении зарплаты? Речь идет не об одном человеке — о целой группе.


На лице Саубан-апа появилось выражение удрученности; одной рукой взялась за спилку стула, другой схватилась за грудь и, прерывисто дыша, с мольбой посмотрела на председательствующего, потом через плечо — на Кадрию; та встала с места.


П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (видя, что со старухой творится что-то неладное). Пожалуйста, садитесь.


Халида подняла голову, Сагадеев бросил беглый взгляд на Саубан-апа; Кадрия взяла ее под руку и усадила рядом с собой.


(Взглянув на лист бумаги.) Вызывается свидетельница Харисова.


Входит Х а р и с о в а, крупная, плечистая женщина со смуглым, грубоватым лицом. Ей сорок шесть лет. Все за судейским столом смотрят на нее.


Ваше имя и род занятий.

Х а р и с о в а. Харисова Надия. Трактористка.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Вы ездили вместе с группой колхозников на Черное море?

Х а р и с о в а. Ездила.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Вам начислялся заработок за время отдыха?

Х а р и с о в а. Да.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Как это оформлялось?

Х а р и с о в а. Как всегда — составляли табели.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Что в них указывалось?

Х а р и с о в а. Что — вспашка.

Я к у б о в. Пляж пахала…

У л и н. Кто подписал платежные документы?

Х а р и с о в а (чуть помолчав). Не помню.

У л и н. Салманова, вы тоже не помните?

К а д р и я (поднимаясь). Нет, я помню. Подписали Сагадеев с бухгалтером, опираясь на решение правления.

У л и н. Вы вели протокол заседания правления по этой поездке?

К а д р и я. Да.

У л и н. Выступал ли кто-нибудь из членов правления, против сохранения заработка?

К а д р и я. Выступали трое. Один из них — здесь, наш истец.

У л и н. Что они говорили?

К а д р и я. Запротестовали, когда Сагадеев сказал: избрать лучших из числа тех, кто работает в нашем колхозе не меньше десяти лет.

У л и н. Сколько человек ездили?

К а д р и я. Сорок.

У л и н. И все за это время получили зарплату?

К а д р и я. Получили.

У л и н. А Сагадеев ездил?

К а д р и я. Да, его избрали.

У л и н. Вы сами ездили?

К а д р и я. Меня тоже избрали.

У л и н. И тоже получили зарплату. (С подчеркнутой медлительностью.) И считаете, что это было законно?


Кадрии вдруг стало не по себе. Халида тревожно взглядывает на нее.


У меня вопросов больше нет.

К а д р и я (устремив взгляд на Улина). В деле, что перед вами, должно быть заключение эксперта.

У л и н. Мы это знаем.


Второй заседатель начинает перебирать кипы документов.


К а д р и я. Эксперт, я слышала, пишет: правление колхоза было правомочно решать данный вопрос в пределах сметы, утвержденной общим собранием колхозников.

У л и н (порывшись в документах). Позвольте огласить заключение второго эксперта. «Решение правления колхоза о сохранении за участниками поездки заработка является незаконным. Составление подложных табелей свидетельствует об умысле скрыть присвоение колхозных денег, что в свою очередь привело к удорожанию продукции в хозяйстве».

К а д р и я (облизнула пересохшие губы). Поездка на Черное море… это было рассчитанным действием председателя. Решимостью пойти на необходимый, оправданный риск. Речь шла о том, чтобы отблагодарить колхозников за прошлые труды, за годы лишения…

П е р в ы й з а с е д а т е л ь. Послушайте…

К а д р и я. …и дать им почувствовать, что они хозяева колхоза!

Х а р и с о в а. Вот именно.

Я к у б о в (председательствующему). Разрешите? (Поднимаясь.) «Оправданный риск»… (Кадрии, с железной хваткой.) Может ли, допустим, директор завода повезти рабочих, служащих на отдых — с бесплатной путевкой да еще с сохранением зарплаты, выбросив на это семь тысяч государственных денег? Может?! Жест купца — вот что это было. (Садится.)

К а д р и я. «Семь тысяч»… В это время колхоз имел пять миллионов чистой прибыли — в пятнадцать раз больше, чем соседние колхозы!

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Свидетельница Салманова, богатство еще не дает права на нарушение закона. (Посмотрел на заседателей; Харисовой и Кадрии.) Можете сесть. (В микрофон.) Вызовите свидетеля Вьюгина.


Харисова и Кадрия садятся. Входит В ь ю г и н.


Вы опоздали, судебная коллегия предупреждает вас: за дачу ложных показаний несете уголовную ответственность. Распишитесь.


Вьюгин расписывается.


Пожалуйста, ваше имя и должность.

В ь ю г и н. Вьюгин Назар. Заведующий консервным цехом колхоза «Красный луч».

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Расскажите суду, как был организован в колхозе консервный цех.

В ь ю г и н (вытер лоб). Вернулся я с фронта на костылях — и стал пожарником. (Жест.) Не по мне работа. Пошел завклубом. Нет таланта. Что за притча? Начал сапожничать. Не по душе было мне и это, да деваться некуда. А тут дети пошли — только успевай. Деньги капали, да еще огород был. Понял: ничего лучше, чем это, у меня уже не будет. Врать не хочу — закладывал. Даже…

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (с глухим раздражением). Нельзя ли без истории?

В ь ю г и н (вроде бы и не слыша его). Живу так мирком-ладком, от земли не убегаю; ничего мне неохота — тоска-а… Весной шестидесятого… лежу, похмеляюсь, голова лопается по швам, и тут — вызывает меня Сагадеев. Сидит с парторгом и (показал на Кадрию) секретаршей. «Назар, — грит, — тут у нас идея».


Кудашев улыбается.


Вышел он из-за стола, стал ходить. Смотрит загнанно, осунулся — мослы на спине выпирают. «У нас, — грит, — тяжелое положение. Земли мало, суглинок, севообороты нарушены, структура стада плохая. Бьемся два года — сдвигов нет. Как выбраться из этого?.. «А я почем знаю», — говорю. У меня в голове туман, еле сижу, а он мне: «Вот вспомнил, — грит, — отца твоего — лесника. Как вы до войны с ним огурцы выращивали, консервировали. Ведь вся деревня лакомилась! Откуда вы все это брали?..» Помню, когда я был мальчонком, учитель один отцу моему покойному книгу подарил. Старинную. Вот там мы и прочли о сортах огурца, теперь уже забытых. И решили мы с отцом добиться их многоплодия. Удалось. Радость. А радость негоже переживать в узком кругу. У нас на огороде даже уроки школьников проводили…

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Ближе к делу.

В ь ю г и н. Это я для разбежки… «Мы даем тебе, — вдруг грит Сагадеев, — бригаду из женщин. Будете выращивать овощи и сами консервировать. Ну, берешься?» Я растерялся… «А ты верить, — спрашиваю, — что я потяну? У меня ведь грехов много и баб щупать люблю…» «Назар, Назар, — грит Сагадеев, — ты же был лучшим среди нас, когда в школе учились. Взбодрись, браток, помоги». Меня даже пот прошиб от радости. «Ведь чего я всегда хотел, братцы, — уже кричу, — чтоб весело было! Такие консервы сочиню — весь район оцепенеет!»


Колхозники тихо смеются.


И пошло помаленьку, поехало. Летом мы — в поле, зимой — на консервах. Маткин берег, откуда что и взялось, будто я заново родился; как будто мне в мозгу несколько новых извилин вырезали. А бабы мои… они что любят — чтобы за ними походили, да с лаской, с лаской — тогда они все открывают, на все идут. На третий год мы такой цех воздвигли, что твой завод. В город каждый день уходил крытый грузовик с консервами, с парниковыми овощами. «Бабы, — говорю, — нервов не ослаблять, на успехи не обращать внимания, полный вперед!»

У л и н (председательствующему). Можно? (Вьюгину.) На каком сырье работал цех?

В ь ю г и н. На нашем и на чужом.

У л и н. На каком — чужом?

В ь ю г и н (простодушно). Покупали у других колхозов.

У л и н. Что именно?

В ь ю г и н. Ну, капусту, помидоры… Клюкву, специи там у потребсоюза приобретали. А уж сбыт налаживали сами. (Не без гордости.) На четвертый год — уже восемьсот точек имели. Отбоя не было.

У л и н. Вы знали положение, по которому колхоз может перерабатывать только собственное сырье?

В ь ю г и н. Ну?

У л и н. Точнее!

В ь ю г и н. Знали.

У л и н. Знали и нарушали… (Ровно и убеждающе.) Выпускали то, что является монополией государственной торговли и потребкооперации. Покупали у колхозов, вместо того чтобы самим выращивать. По сути, колхоз получал доходы, значительная часть которых не ему полагалась. Выращивали другие, а прибыль, навар присваивали вы, одни.

В ь ю г и н (вытирает пот со лба, задумавшись). Значит, теперь мы сукины дети…

У л и н. У меня больше вопросов нет.

В ь ю г и н (едва сдерживая закипающий гнев). Что же вы не спрашиваете, почему мы (взрывается) у других колхозов покупали?!.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Давайте тоном пониже. И не задавайте суду вопросов.

В ь ю г и н. Это почему же? Думаю, что я имею право. Я имею право!

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Садитесь. Вы мешаете работе суда.

В ь ю г и н (замер, растерянно заморгав). Ладно, буду молчать. (Скрипя протезом, тяжелой поступью зашагал по залу.) Если вам от этого легче.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Вызывается свидетель Закиров.


Из двери в глубине д е в у ш к а шепотом подзывает секретаря. Секретарь, поговорив с ней, возвращаясь, что-то шепчет председательствующему на ухо.


Хорошо, он сейчас будет вызван.


Входит З а к и р о в, останавливается. Он среднего роста, поджарый и подтянутый. В глазах его словно какая-то затаенная мысль.


Пожалуйста, ваше имя и профессия.

З а к и р о в. Закиров Вали. Инженер-механик.

У л и н. В каком году вас избрали секретарем парткома колхоза?

З а к и р о в. В шестидесятом.

У л и н. Ушли сами?

З а к и р о в. Меня сняли. Сразу же, как исключили Сагадеева из партии.

У л и н. За что?

З а к и р о в. Я не стоял в стороне, когда он творил дела…

У л и н. …и выпускал продукцию, далекую от сельского хозяйства. Вы поддерживали его?

З а к и р о в (продолжает без всякого выражения). В колхозе я был человек со стороны, родом я из другого района. Пригласил меня к себе Сагадеев. В свое время… он решил судьбу моего отца.

У л и н. При вас открыли цех побочных промыслов?

З а к и р о в. Да, в тот год, как я приехал… колхозники начали вить веревки, делать канаты…

В т о р о й з а с е д а т е л ь (перебивая). Простите, а из чего?

З а к и р о в. Сагадеев разведал о залежах старого каната в балтийских портах. И договорился, чтобы эти канаты продавали колхозу. В колхозе их раскручивали, из цельных волокон свивали новые — для спортивных обществ. И из негодной части делали каболки, уплотнители — дефицитный материал в строительстве.

У л и н. Как вы на это реагировали?

З а к и р о в. Я возмутился. Тогда Сагадеев собрал стариков и спросил: «Чем занимались здесь предки, до колхоза?» «Мясом и маслом, — отвечают. — Зимой веревки вили, дерево обрабатывали. Хлеба сеяли мало». — «Почему?» «Земля так велит, — говорят, — луга хорошие, трава богатая…» После того Сагадеев мне сказал: «План таков: свернуть на мясо и молоко. Тем более — в магазинах говядины нет. Срочно обновить стадо и строить коровники. Срочно! Да нет средств. Вот мы и открыли промыслы, — говорит, — чтобы пришли деньги». Я опять засомневался: имеем ли мы на то право? А он был как в лихорадке. «На скудную зарплату, — кричит, — не можем наскрести, долг растет. Денег! Хотя бы пятьдесят тысяч, но не в долг! Семь бед — один ответ, А права рождаются — из готовности тяжесть брать на себя!» И тут я сдался… (Прижимает руку к темени.)

Я к у б о в. Так что и пикнуть потом не мог…

У л и н (берет бумагу). Я приведу всего две цифры из финансового отчета колхоза. Рубль, вложенный в сельхозпроизводство, приносил в колхозе сорок копеек прибыли, а подсобные промыслы на каждый рубль давали более четырех рублей. Эту разницу не сотрешь, если даже эффективность основного производства повысить в десять раз! А коли так, стоит ли особо стараться его увеличивать?..

Я к у б о в. Зачем же? Будем есть канаты вместо хлеба…

З а к и р о в (прижимает ладонь к виску и морщится). Не за это осудили Сагадеева…

У л и н (с металлом с голосе). Но с этого все и началось.

З а к и р о в (сжимая голову). Товарищи судьи… у меня страшно болит голова. Мне нужно выйти, принять лекарство.


Сагадеев, сидевший не меняя позы, оборачивается к Закирову, пристально смотрит на него. Где-то на улице тихо заиграло радио.


П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Я прошу вас не покидать здание суда.


З а к и р о в уходит.


(В микрофон.) Пригласите товарища Баимова.


Входит Б а и м о в. Он холодновато-сдержан. Лицо по-своему приятное и внушительное. Глаза глубоко посажены. Ему пятьдесят шесть лет.


Б а и м о в. Я прошу простить меня — в дороге машина сломалась.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Назовите, пожалуйста, ваше полное имя и должность.

Б а и м о в. Баимов Даут Усманович. Секретарь райкома.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Судебная коллегия просит вас охарактеризовать подсудимого и его деятельность в качестве председателя колхоза. Давно ли вы его знаете?

Б а и м о в. Как председателя колхоза знаю шесть лет. (С простотой и сердечностью.) В первые годы моей работы отношение у нас к Сагадееву было хорошее. Трудился нормально, был трезв. Он говорил, только цифрами, добавляя при этом: «Это выгодно», «А это не выгодно». (Сморщил лоб.) Должен сказать, среди причин, объясняющих деловые удачи и срывы, есть одна, неизменная везде. Причина эта — руководитель. Сагадеев умел увлечь людей… Но вскоре его положительный заряд изменился. Появилась уверенность: раз я предприимчив, мне все дозволено…


Мужской голос по радио поет мягко, едва слышно.


Мы оказались в сложном положении. Официально колхозам разрешено развивать подсобные промыслы: дают дополнительный доход. Но они у Сагадеева скоро поменялись местами с основным производством. Это вело к углублению неравенства в положении колхозов. В соседних хозяйствах люди получали меньше, хотя работали не хуже. Мог ли Сагадеев получать миллионы, везти колхозников на отдых, сохраняя им заработок, не будь у него промыслов, откуда ему деньги так легко текли? Могли ли мы оставаться нейтральными, когда искривлялась в колхозе вся хозяйственная линия?.. Мы предупреждали Сагадеева, даже наказывали. Он продолжал свое. А в последнее время стал вовсе неуправляем. Ни с кем не считался. А у себя либеральничал. Показывал себя щедрым за счет колхоза: мог запросто подарить доярке колхозную корову. Это создавало ему определенный авторитет. (Вздохнул.) У каждого есть право честно заблуждаться, если человек осознает свою ошибку. К сожалению, этого-то с Сагадеевым не случилось… А когда обнаружились большие нарушения, он был исключен из партии. Вот и все, вкратце.

В т о р о й з а с е д а т е л ь. Скажите, пожалуйста: какое место занимал колхоз в районе — при Сагадееве?

Б а и м о в. Да, колхоз выглядел более выигрышно, нежели другие хозяйства. С точки зрения экономики он добился немалого… Но, не уяснив моральное, человеческое измерение этой экономики, не понять ее значимости, а также виражей в карьере Сагадеева.


Приглушенно поющий голос умолкает.


Я не берусь определить, что такое уважение. Но в понятие это несомненно входит признание той правды, что нельзя строить свое благополучие на слабостях, на нуждах других; на оголтелом предпринимательстве; на ожесточенной погоне за прибылью. Мы многое Сагадееву прощали. Замашки его слабостью считали. Однако когда колхозное строительство превращается в биржевую игру, когда общественная собственность становится групповой, когда принцип «обогащайся!» внедряется в сознание колхозников, когда колхоз, наконец, становится замкнутым кругом, строго охраняющим свои привилегии, и все это заявляет о себе… мы уже не можем мириться. Ибо такая политика не может не выработать психологию стяжателя, рвача. Гори весь свет огнем, было бы одному мне хорошо… Это маска благополучия. Без которой, кстати, Сагадеев чувствовал себя неуверенно. Да это и понятно. Тут его можно сравнить с капитаном судна, когда перед ним светит не один, а два маяка, показывающие в разные стороны. (Слегка вздохнув.) Без аварии тогда не обойтись. Что в данном случае и произошло.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (взглянув на заседателей и Улина). Вопросы будут?

У л и н. У меня нет.


Заседатели отрицательно качают головами.


П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Подсудимый, у вас будут вопросы?

С а г а д е е в. Нет.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (Баимову). Спасибо. (Коротко пошептавшись с заседателями.) Объявляется перерыв на десять минут.


Вдалеке поезд стучит колесами. Колхозники сидят не шелохнувшись. Кадрия широко открытыми глазами смотрит перед собой, и рука ее прижата к горлу.

Затемнение.

Загорается свет над столиком с телефоном.


У л и н (набрав номер). Мам, ну что? Увезли?.. Я на суде. Нет, продолжается. Значит, это родовые схватки?.. А ты туда зачем?.. (Слушает.) Если что, позвони мне оттуда… Да.


Свет над столиком гаснет. Освещается зал заседаний. У окна вдоль стены на стульях молча сидят подавленные К у д а ш е в, С а у б а н - а п а, В ь ю г и н и Х а р и с о в а.


С а у б а н - а п а. Выходит, ты вчера еще приехал?

В ь ю г и н. Я должен иметь запас времени. (Вытянув протез.) Иначе как же мне угнаться за вами. (Понимая общее настроение.) Устроился вчера в гостинице, думаю — дай-ка на город погляжу. Иду, смотрю — мужики бегут. Один, молодой, сбил женщину, вдарился в меня, я цап его за шкирку: «Куда спешишь? На стадион?» «Какой стадион?» — спрашивает. «В библиотеку?» — «Какая библиотека?» — «Так куда же?!» — «Хоккей, — грит, — сегодня, по телевизору». — «Ах, мать-перемать, что же ты из-за этой дури людей калечишь?..» Вдруг слышу: «Вы что тут хулиганите?» Оборачиваюсь — девушка. Это она мне, оказывается. (Виновато.) «Извините, — говорю. — Больше не буду». И пошел. (Стряхнув пепел в коробку от папирос.) Иду, смотрю — ресторан. Дай, думаю, ублажу себя маленько.


Кудашев хмыкнул.


Сижу один, закладываю, размышляю… Тут музыка заиграла — начались танцы. Ма-аткин берег, что тут поднялось — не разберешь, где мужик, где баба, все задом подрыгивают, хапают друг друга, шум, гам, свист… (Наклонив голову в сторону Харисовой.) Веришь, вышел оттуда: что в голове, что в кармане — хоть шаром покати.


Кудашев и Харисова тихо смеются. Саубан-апа сидит, опустив меж колен руки, и словно пытается решить трудную для себя задачу.


У меня такое впечатление: люди из кожи вон лезут, чтобы развлечь себя…


Отдаленно грохочет гром.


С а у б а н - а п а (вполголоса). Детки мои, туго дела-то идут… Так ли?.. С чем вернемся?

К у д а ш е в. Похоже, нам не вывернуться…

В ь ю г и н. Эх, сейчас бы мне грамм сто…


Появляется С а г а д е е в вместе с к о н в о й н ы м и. Он еле заметно прихрамывает. Колхозники встают, Сагадеев приостанавливается, будто что-то припомнив.


К у д а ш е в (неожиданно для себя). Дядя Мурат, наших спортивных лошадей продали. И ипподром закрыли.


Сагадеев смотрит на Вьюгина.


В ь ю г и н. Чехи у нас скакунов искали. Вот им и продали. Сказали — накладно, блажь.


Ни словом не отозвавшись, Сагадеев идет на свое место и садится.


Мда. (От обжегшей вдруг мысли.) Короче, нервов не ослаблять. Еще такое может взыгра-ать — зад вспотеет. (Посмотрев на часы.) Пора.


Все идут по своим местам. Появляется З а к и р о в, за ним — К а д р и я, Х а л и д а. Входят Б а и м о в, Я к у б о в. Из двери в глубине показываются с у д ь и. У л и н вместе с Якубовым проходит за свой стол. Рассаживаются. Садятся и все остальные.


З а н а в е с.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Действие не прерывалось[6].


П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Все присутствующие свидетели опрошены. Судебная коллегия переходит к допросу подсудимого.

К а д р и я (сразу же поднимаясь). Товарищ председатель… мы еще не все сказали.


Улин вскидывает на нее глаза.


П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Простите, вам дали возможность высказаться по обстоятельствам дела.

Х а р и с о в а. Вы услышали только то, что хотели услышать.

В ь ю г и н. Все в полном порядке, больше мы не нужны. Напрасно триста верст махали…

К у д а ш е в. Нам и на районном суде не давали говорить. Только отвечай на вопросы…

К а д р и я (невинным тоном). А разве Верховный суд республики не указал… при новом рассмотрении дела — более тщательно исследовать все показания?.. Я прошу суд выслушать меня еще раз.


Улин ждет, что ответит председательствующий.


П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (коротко посовещавшись с заседателями). Что вы хотите сообщить?

К а д р и я. Я бы хотела рассказать всю жизнь Сагадеева в колхозе. Но я не могу, не имею такой возможности… Да, он был скор на решения, человек внезапных действий. И многие из тех, кто осуждал его за это, мало что знали о людях, с которыми вместе работали или которыми руководили. (Загораясь.) А он знал каждого из нас, знал, кто чем болен, кто кого обманул, кто добр, а кто злобен, у кого нужда, а у кого прихоть, блажь. (Бросив на Баимова короткий взгляд.) «Мог запросто корову подарить»… Это он (показав на Халиду) ей выделил: она отдала колхозу все — молодость, красоту, жизнь под коровами просидела, да еще четырех детей растит, без мужа, одна. Чего она видела? Уж такая выпала ей судьба. И проси она две коровы, он не посмел бы отказать.

Х а р и с о в а (тихо). Да.

К а д р и я. «Стал неуправляем»… А что же им управляло — все эти семнадцать лет, до последнего дня, когда застывал, видя наш дремучий эгоизм, когда смеялся над собой, и при всех людях, когда оплакивал смерть каждого колхозника, когда делился тем, что открыл, что вычитал, сгорал и мок, сиял и бледнел? И цена всему, через что он прошел, что сделал, — снятие с работы, исключение из партии, суд и три года. (У нее перехватывает горло.) Почему мы такие жестокие? Неблагодарные? Кто виноват в этом?

Я к у б о в (глядя на нее в упор). Судят его не за то, что краснел и бледнел. Правда в том…

К а д р и я. Лучше бы умереть — вот в чем правда!


Отдаленный гром. В лице председательствующего что-то дрогнуло. Саубан-апа затуманенными глазами поводила по сторонам.


Я к у б о в. Извини, Кадрия, ты тут не можешь быть объективной.

К а д р и я. Почему?

Я к у б о в. Сама знаешь.

К а д р и я. Что, была любовницей?

Я к у б о в. Тебе видней.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (поглядев на Якубова, стукнул пальцами по столу; Кадрии). Я вас прошу говорить по существу.

К а д р и я. Я по существу.


Откуда-то зазвучал далекий, еле слышный голос. Песня, сдвинув что-то в душе, обрывается.


(Глядя перед собой, негромко.) Мурат Гареевич… помните, когда я вернулась с летней сессии, перешла на последний курс, о нас уже болтали всякое. Я была готова на все. Я ждала, верила — вот-вот свершится. Через неделю вы мне сказали: «Давай так: последний курс окончишь очно». И вместе с Саубан-апа повезли меня… устроили в институт и на вокзале, прощаясь, сказали — при Саубан-апа: «Кадрия… я всегда помнил, что твой отец покойный был моим другом, лучшим другом. Немало мы с тобой вынесли, вынесем и это… Будь счастлива, родная. Прощай». У меня потемнело в глазах. Я как стояла — так и осталась стоять… (Проглатывает комок в горле.)

С а у б а н - а п а. Все так, так было.


Второй заседатель смотрит на Кадрию не сводя глаз. Сагадеев сидит, низко согнувшись.


К а д р и я. Я не знала тогда, какая туча на вас надвигалась. Я не поняла, что вы берегли меня… (Властная память в ней вдруг берет верх.) Мы много можем сказать только о человеке, с кем были несчастны. Пусть он трижды виноват, преступник, но лишь с ним я знала, где я, верила — не зашибусь, не о том думала, что было, а о том, что будет. Да, я не могу быть объективной. Но перед вами — люди, колхозники, которые прожили с ним семнадцать лет, все пережили. Разве им нечего сказать?! (Опускается на стул.)

С а у б а н - а п а (поднимаясь). Товарищ судья… тут прокурор меня спрашивал, понимала ли я, что поездка эта — на Черное море — была преступлением. Мне плохо стало. Я отвечу.


Председательствующий обменивается взглядом с заседателями.


(Глядя куда-то вдаль и будто рассказывая кому-то другому.) «Послушай, — сказал мне как-то Мурат, еще до поездки, — ты присматриваешься к своим людям?» — «А что, говорю, работают». — «Это верно, — он мне, — слов нет». В самом деле: мы от земли и скотины получали уже намного больше, чем в других колхозах. (Точно самой себе.) Чего только мы не делали с нашей землей — такой бедной… Все обработали. Оставался пустырь, гектаров двадцать, там ничего не росло. Построили оранжерею, засеяли цветами. Сорок пять рублей дохода получали с каждого метра. Каких только цветов…

У л и н. Да при чем тут цветы?..

В т о р о й з а с е д а т е л ь. Ну почему же?..

С а у б а н - а п а (тихо вздохнула). О чем я хотела сказать, дай бог память…

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (как-то особо уважительно). Пожалуйста, покороче.

С а у б а н - а п а (тут же вспомнив). «Работают, слов нет, — говорит Мурат. — Проснулся утром: поле, коровник, навоз, ужин, сон — так изо дня в день… замкнутый круг. А не скрывает ли он от нас правду о человеке?..» — «Куда ты гнешь, — я разозлилась, — чего ты хочешь?..»

У л и н (задвигался на стуле). Простите, я вынужден…

С а у б а н - а п а (словно бы и не слыша его). Я поняла это, когда они с Назаром привезли нас в Севастополь; повезли в Одессу, в Керчь, где они оба воевали, кровью истекали; поняла, когда мы по братским могилам ходили, плакали вместе со всеми, что там стояли, — ведь многие из нас были вдовами, женами погибших; поняла, когда мы по морю плыли, на людей глядели, на закаты, думали, как быстро пролетели наши годы…


Вдалеке чуть слышны звуки органа.


(С глубокой интонацией, словно вновь воочию видит то, о чем вспоминает.) Женщины наши как-то засветились все, загорелись, все такие милые; мы не могли наговориться, будто затем только и приехали сюда, чтобы вылить свою душу, освободить себя от выпавших нам переживаний, а не пузо греть на солнышке, не жир сгонять, как другие. И оказывается, трудно носить это бремя. А скинув его, делаешься мягче — тебе легче прощать и получать прощение. И плакали мы, и смеялись, пели хорошие песни и долго молчали, думали об жизни… А то ведь мы-то все вперед, вперед, задыхались уж, запинались — куда там задуматься… Какими же счастливыми вернулись мы домой, будто заново родились все… Никогда не забыть мне эту поездку, что бы там ни говорили. До конца жизни буду помнить… (Медленно садится.)


Наступает короткое молчание. Все только переглянулись, и каждый подумал о своем.


У л и н (более мягким тоном). Я понимаю, что вы испытывали в этой поездке. Уважаю ваши чувства. Но речь идет о другом: о незаконном получении — причем целой группой — зарплаты по фальшивым документам. (Непререкаемо.) Вы же ездили на деньги, которые вам не полагались, получили обманным путем. Почему об этом никто не задумывается? Уж тем более вы, старая коммунистка.

Х а р и с о в а (встает). Дайте-ка мне слово. (Похоже, что редко кому удается навязать ей свою волю.)

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (коротко посмотрев на заседателей, добродушно-настойчиво). Свидетельница, мы ограничены во времени. Если у вас есть что сообщить по делу, то пожалуйста… если нет…

Х а р и с о в а. Вот уж двадцать девять лет я трактористка, все в одном колхозе. Как села в семнадцать лет на трактор, так и не слезаю. Хотя силы уже не те. (Вздохнула.) Первый раз мы его увидали тогда, Черное море. С непривычки да с невидали я все охала: сплошное веселье… За двадцать семь лет я не была в отпуске. Знай ишачила. Пятерых-то детей надо кормить, одеть — муж с фронта инвалидом вернулся. Потом и его лишилась. Я не знала, что такое воскресенье… Здесь спрашивали: может ли директор завода везти рабочих на отдых, сохраняя им зарплату? А можно двадцать семь лет работать без отпуска?


Председательствующий с прищуром смотрит на нее. Второй заседатель сидит сжав губы. Якубов, взяв один из томов, лежащих перед ним, начинает листать его, ища что-то.


И вот недавно бухгалтер мне говорит: «Если собрать все твои отпускные да выходные, то можешь пять лет получать зарплату, ничего не делая»… Вот ведь какие дела-то. А вы увидели эти несчастные сто двадцать рублей, которые мне дали… Мы не такие, какими нас считает гражданин прокурор. Мы не хапуги, но и не кролики. Мы — колхозники! Колхоз — это жизнь. По крайней мере для нас. (Садясь.) Да и для вас тоже, полагаю…

В ь ю г и н. Мать честная…

Х а р и с о в а (поднимаясь). Еще слово… «Либеральничал»… (Кивнув на Сагадеева.) Да он за один брак, худую работу человека раздавить мог! Неужели мы такие простофили, дети малые? (Садится.)

Я к у б о в. Можно огласить один документ, потом задать вопрос?


Председательствующий, глянув на него, кивает.


Показание главного бухгалтера колхоза. В данное время он болен. (Читает.) «Я был против сохранения зарплаты за участниками поездки на Черное море. Сагадеев сделал мне внушение и сказал: «Ты в колхозе человек новый и не знаешь обстоятельства». Я ему заметил: «Обстоятельства везде одинаковые, и на беззаконие меня не толкай». Однако под давлением Сагадеева я подписал документы вторым. В чем раскаялся и помогал следствию». Харисова сама, видно, того не желая, проговорилась: Сагадеев мог раздавить человека. Кудашев, может, ты скажешь, как он с тобой обошелся, тебя искалечил?

К у д а ш е в. А тебе, собственно, какое дело?

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (мягко). Вопрос поставлен, пожалуйста, отвечайте.


Кудашев встает. Колхозники напряженно ждут, что он ответит.


З а к и р о в. Скажи как есть.

К у д а ш е в. Я тогда еще прорабом был. Поддался уговорам строителей — детишки, пожалей — и завысил объем работ. Оформил — не подкопаешься. Назавтра иду по полю — Сагадеев. «Ну как, — говорит, — идешь прямо или криво?» — «Прямо», — говорю. «Прямо?..» И ка-ак даст по шее! Я отлетел. Лежу, кровь из носа булькает, голову не могу поднять. А он сидит возле. «Я тебя, — слышу, — из утробы мамы твоей вытаскивал. Ты в поле родился — за неделю до войны; мы с отцом твоим покойным сено косили. Я тебя на руках в деревню понес. Потом выучили, колхозную стипендию платили, в люди вывели. А теперь мне — нож в спину. Мало других? Ты-то зачем? Хотя бы ради памяти…» Смотрю — весь бледный, губы дрожат… Пришел к строителям и заорал: «Сволочи, деньги на стол — или катитесь вон!» (Как-то раздумчиво.) После того у меня полгода голова дергалась, еле вылечился…

П е р в ы й з а с е д а т е л ь. Ничего себе…

Я к у б о в. То-то и оно.

К у д а ш е в. Недавно я вычитал у Маркса: «Все подвергай сомнению». (Сел.)


Улин переводит взгляд на председательствующего, желая сказать что-то, но не успевает.


В т о р о й з а с е д а т е л ь. У меня вопрос к Закирову.


Тень недовольства проходит по лицу Улина. Закиров встает.


Сколько вам было лет, когда вы стали секретарем парткома колхоза?

З а к и р о в. Двадцать два.

В т о р о й з а с е д а т е л ь. Стали после чего?

З а к и р о в. После Тимирязевской академии.

В т о р о й з а с е д а т е л ь. Теперь в том же колхозе… инженер-механик?

З а к и р о в. Пока да.

В ь ю г и н. Если хотите знать, он написал диссертацию. (Вставив слово, снова угас.)

В т о р о й з а с е д а т е л ь. О чем? По какой теме?

З а к и р о в. По усовершенствованию топливной аппаратуры тракторов. Словом, по мотору.

В т о р о й з а с е д а т е л ь. И защитили?

З а к и р о в. Только что рекомендовали к защите.

В т о р о й з а с е д а т е л ь. Рекомендовал кто?

З а к и р о в. Кафедра Тимирязевской академии.

В т о р о й з а с е д а т е л ь. Говоря о Сагадееве, вы обронили фразу: «Решил судьбу моего отца». В каком смысле?


Все кроме Баимова и Сагадеева смотрят на Закирова.


Пожалуйста, если можно.

З а к и р о в (ни к кому особенно не обращаясь, с тем же хладнокровием, ровным голосом). В пятьдесят втором году отец мой был начальником политотдела МТС… Как-то ехали вдвоем со вторым секретарем в район. В пути разговорились. Отец возьми и скажи: «Мы боимся быть зрячими и предпочитаем быть слепыми». Секретарь промолчал, а по приезде доложил первому. Созвали бюро. И слова отца истолковали так, что его исключили из партии, сняли с работы. Дело послали выше. Все остальное я узнал потом в обкоме партии. Дело поручили инструктору обкома — нынешнему подсудимому, Он просмотрел материал и сказал заведующему отделом: «Не вижу ничего крамольного». Тот опешил. «И шефу так доложим?» (Слегка подчеркнуто.) — «Доложим». Секретарь обкома выслушал и тоже опешил. «Может, ты и первому так скажешь?» — «Придется». Пошли.


Отдаленно грохочет гром.


Первый секретарь выслушал и спросил: «А ну, скажи, почему ты считаешь, что мы боимся быть зрячими и предпочитаем быть слепыми?»

В ь ю г и н. Ишь ты…

З а к и р о в. «Коммунисты, — отвечает наш герой, — имеют право критиковать самих себя. Если это неверно, надо перечеркнуть Устав партии. — И продолжает: — Этот начальник, видно, честный человек. Ехали они вдвоем, свидетелей нет, он мог сказать — клевета. Тогда досталось бы второму». Тут первый секретарь всех выгнал из кабинета… Скоро отца восстановили в партии и на работе. А могло повернуться совсем по-другому… Тогда Сагадееву не посчастливилось бы сидеть сегодня здесь.


Вьюгин криво усмехнулся. Председательствующий с какой-то новой приглядкой взглянул на Сагадеева, потом невольно посмотрел на Улина. Их взгляды встречаются.


У л и н (на этот раз его взгляд холоден и тверд). Разрешите?


Председательствующий кивает.


(Закирову.) Я должен напомнить — на суде побеждает не послужной список, не похвальные отзывы, а право, и только право. Речь идет о закулисной деятельности в сфере деловых отношений, искривлении политики в вопросе оплаты, точнее — об их следствии, о фактах нарушения закона. Только в этих рамках должно рассматриваться данное дело.

З а к и р о в (все поджидая подходящего момента, чтобы приступить к главному, о чем собирается сказать). Факты — свет лишь с одной стороны. Их не понять в отрыве от жизни… и от жизни самого человека. Случай, о котором я рассказал (Улину), по смыслу глубже «похвального отзыва». Не о том ли он говорит, что можно не склоняться в подобных ситуациях и все же остаться в живых?.. Никто у нас не мог противостоять — у себя — реформам-выкидышам, которые печенки проедали, «авторитетам», у которых бывало семь пятниц на неделе, — сей кукурузу, ликвидируй лошадей, личную скотину…


Неподалеку грохочет гром.


(Взглянул на Сагадеева.) Один он у нас смог, осмелился. Я испугался за него и стал умолять: давай свертывать подсобные — из-за них его собирались снимать. Тогда-то я понял…

В т о р о й з а с е д а т е л ь. Что вы поняли?

З а к и р о в. Он осадил меня вопросом: «Чем мы выиграли войну? Только оружием? Нет, и отличной памятью! Было что вспоминать, чем дорожить. Почему крестьяне покидают землю? Мы успели отравить им память! (С чувством.) Надо расшатать ее, их больную память, и навязывать здоровую. Пока не поздно. Деньги нужны для этого! Чуда не жди». (Иным тоном.) Смелость — это еще не оригинальность. Она хороша, когда подталкивается тревогой… Так бы и сняли его тогда, но тут состоялся Пленум ЦК. Шестьдесят пятого года. Призыв к личной инициативе, экономическим методам управления… лучше применяться к земле, на которой живешь, — все это совпало с тем, что уже делал Сагадеев.


Улин взглядом и движением бровей просит у председательствующего разрешения.


П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (кивнул ему; Закирову). Спасибо.


Закиров садится.


У л и н. Закиров. (Неопровержимо.) Человек, как я понимаю, — это то, что он есть сегодня. И всегда неловко, когда сегодняшнее человека начинают подпирать его прошлым. Прошлое его обретает вес только в связи с его настоящим.


Председательствующий внимательно смотрит на него, словно почувствовав его железную хватку.


Товарищ председатель. Как я и предполагал, повторные сообщения свидетелей ничего нового не добавляют по существу. Мы топчемся на месте. Поэтому я настаиваю на прекращении подобных показаний.

Я к у б о в. Я поддерживаю.

В ь ю г и н (грузно поднимаясь среди напряженного молчания зала, сдавленным, хрипловатым голосом). Я прошу дать мне слово. У меня есть кое-что новое. (Скрипнув протезом, опирается на здоровую ногу.)


Во взгляде Улина — требование не отклонять его ходатайство.

Второй заседатель что-то шепчет председательствующему на ухо; тот оборачивается к первому заседателю; из ее жеста и шепота трудно понять что-либо.


П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (Улину). Простите. (Вьюгину.) Что вы хотите сообщить нового? Только по делу.

В ь ю г и н (с ходу). В страшную засуху, два года подряд — вы ее должны помнить, — мы вылетели бы в трубу, порезали бы весь скот, растеряли людей, если б не было у нас консервного цеха, подсобных промыслов, деятельность которых прокурор назвал чуть ли не экономической диверсией! (С жаром.) Мы выдержали эти два года, когда все выгорело, и сохранили заработок людям еще и потому, что десять лет укрепляли хозяйство, всего накупили, понастроили, вернули колхознику веру в труд, в колхоз! В засушливые годы мы не взяли у государства ни одного рубля. Если бы мы позволили засухе застать нас врасплох, вырезали бы всю скотину, взывали к государству о помощи, как делали это другие, нахапали бы кредиты, ссуды, а потом бы обивали пороги, чтобы их списали, — вот тогда, по-вашему, мы поступили бы правильно и все было бы законно!

Х а р и с о в а. Вот именно…

В ь ю г и н. Три года назад в нашем колхозе проводили семинар. Руководителей колхозов, совхозов из нескольких союзных республик. Вместе с учеными. Что же они писали в нашей многотиражной газете? (Разворачивает газету.)

У л и н (председательствующему). Это отвлечение суда от существа дела.


Второй заседатель что-то шепотом доказывает председательствующему.


В ь ю г и н. Я займу всего минуту…

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (Улину, извиняющимся тоном). Давайте послушаем. (Вьюгину, сухо и строго.) Только коротко.

В ь ю г и н. Директор павильона экономики сельхозпроизводства ВДНХ. (Читает, еле сдерживаясь.) «Павильон родился в муках. Скептики говорили — едва ли найдем материалы об экономических достижениях сельхозпредприятий. Не будь таких колхозов, как «Красный луч», не было бы и павильона». Профессор Института экономики сельского хозяйства: «Красный луч» отвечает всем современным требованиям». Председатель колхоза, Герой Соцтруда. Белоруссия».


Баимов оборачивается к Вьюгину, точно намереваясь что-то сказать.


(Упрямо.) «Когда я ехал в этот колхоз, думал — нам полезно будет посоревноваться. Теперь вижу: мы конкурировать не можем. Надеюсь, скоро товарищ Сагадеев будет носить звание Героя Труда».

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Достаточно.

П е р в ы й з а с е д а т е л ь (Вьюгину). Это где опубликовано?

В ь ю г и н. В многотиражке колхоза.

П е р в ы й з а с е д а т е л ь. Колхоза, где председателем был Сагадеев?..

В ь ю г и н. Да.

П е р в ы й з а с е д а т е л ь (заметно поморщившись). Спасибо.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Можете сесть.


Вьюгин уставился на первого заседателя. Рука с газетой так и замерла.


Б а и м о в. Позвольте мне? Председательствующий Пожалуйста.


Сжав губы, Вьюгин опускается на стул. На лице его нет торжества победителя.


Б а и м о в (поднимаясь). Я не навязываю суду своего мнения, но хочу сказать — «эмоциональный» суд здесь явно недостаточен, он не задевает самого существа явления. (Точно в кругу сочувствующих ему людей.) Дело с Сагадеевым осложнялось еще тем, что он имел вдохновителей; они расхваливали его, глядя на вещи со стороны, видя лишь то, что лежало поверху… Да, деньгами тебе дается сила. Только всегда ли она бесспорна, всегда ли сопутствует победе?.. Поневоле вспоминается мне признание одного — одаренного — писателя, как он стал зарабатывать деньги выступлениями. Шло время, и вот вдруг обнаружил: говорить стало легче, чем писать…

Я к у б о в (невольно). Хе.

Б а и м о в. Конечно, он приносил свою пользу. Но где же книги, его детища? Благополучие оказалось мнимым. Мастер обессилел. А слова ушли вперед… Когда побочное дело становится отцом благополучия, такой отец начинает поедать своих детей… Толкать крестьян на то, чтобы зашибали деньги побочным делом, — это значит отучать их от земли. Крестьянский труд оправдан, надежен только привязанностью к земле.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (раздумчиво и тихо). Да.

Б а и м о в. Что хотят доказать свидетели? Колхоз был богат. Но вот тот же факт с обратной стороны. Когда мы Сагадееву говорили: ты богат — забудем, за счет чего, — раз ты вырвался, то подтяни соседей, это даст вашему богатству глубину, протяни им руку, помоги, — он показывал чуть ли не кукиш… Хочешь далеко пойти — умей жить и ничего не выпускай из рук. Сила — вот источник права. Я — это то, что имею, а не то, что вокруг меня. При такой морали ускользает самое главное — духовное, идеологическое обеспечение твоего дела. Тогда даже случайность начинает работать с точностью закономерности. Я должен был сказать об этом, имея в виду, что понять это важно не только судебной коллегии. (Садится.)

В т о р о й з а с е д а т е л ь (не допуская паузы). У меня снова вопрос к Закирову.


Улин, выразительно вздохнув, покачал головой. Закиров поднимается.


Какую позицию вы занимали, когда Сагадеева исключали из партии?

З а к и р о в (с каким-то смирением). На парткоме колхоза на какой-то момент казалось, что удастся спасти Сагадеева… Решил один голос. На бюро райкома, где я присутствовал, против исключения выступили двое — первый секретарь райкома комсомола и директор совхоза. Они были в меньшинстве.


Коротко прогремел гром.


(Теперь он более сосредоточен, чем когда бы го ни было; без укора.) Даут Усманович, вы же поддерживали его, советовались с ним. В первое время. Что потом-то случилось?

Б а и м о в (непринужденно). Мы с ним не конфликтовали. Лично мне он…

З а к и р о в. …не сделал зла?

Б а и м о в (невозмутимо). Что ж, пусть будет так.

З а к и р о в. Сагадеев не раз выручал район. Говорю «Сагадеев» — в последние годы я почти все время болел, после сотрясения мозга. Так вот, в год засухи, когда в других хозяйствах резали скот, он скупил у них более тысячи голов телят.

В т о р о й з а с е д а т е л ь. У него не было засухи?

З а к и р о в. Предыдущий год был урожайным, соломы было очень много. Осенью и весной колхозы сожгли ее в скирдах — пахать мешала. А Сагадеев — нет. Хотя у нас был годовой запас кормов. На соломе и запасе он сохранил и свой скот и вырастил тех телят — в последний год пятилетки. И дал столько мяса… Я могу подтвердить цифрами. И район вышел в передовые. По мясу.

С а у б а н - а п а (с отсутствующим видом, тихо). Господи, куда все это ушло?..

З а к и р о в. Дауту Усмановичу тогда дали орден Ленина. А одному председателю колхоза присвоили звание Героя; хотя ему было далеко до Сагадеева. А Сагадееву — ничего…

Б а и м о в. Ты же знаешь…

З а к и р о в (будто и не слыша). Я вышел из больницы и пошел к нему… и застал в поле. «Друг ты мой, — вздохнул он, — когда-либо я ходил у них в любимчиках? Тем более сейчас — вон следствие ведут… — И глядел на колхозников, что в поле работали. — Вот они — мое счастье и награда. Больше я ничего не хочу». Это было сказано с такой грустью и достоинством — я не нашелся что ответить…

С а у б а н - а п а (глубоко задумавшись, слегка кивает). Он знал не только радость, но и горе своей победы…

З а к и р о в (задержав взгляд на Баимове). Вы помните, как у нас проездом был работник ЦК? Осмотрев хозяйства, собрал маленький актив и спросил: «Как же так, товарищи, у вас один колхоз, по подсчетам Госплана, ушел на двенадцать лет вперед?! Почему такой разрыв, другие отстают?» А в подтексте было: значит, вяло работаете?..


Баимов, оборачиваясь, намеревается что-то сказать, но не успевает.


(Ему в лицо.) Сагадеев бросил всем вызов и — как яркий маяк — высвечивал все вокруг и обессмысливал вашу работу. Вот почему его все одергивали — не вырывайся! — а он бежал, бежал вперед. Это граничило с безумием. Но то было «безумие», устремленное в будущее!


Все сидят не шелохнувшись.


И еще одно… (Пронзив Баимова коротким взглядом.) Сагадеев мыслил лучше и быстрее, чем мы с вами, и был образованнее. (Накаляясь.) Тома Ленина, тома ученых стояли у него все в закладках, это было его оружием. Обо всех переменах он имел точное, глубокое мнение, и плохо тому приходилось, кто пыжился перед ним — лишь по чину. На партконференциях его выступления ждали кто с нетерпением, а кто — с тревогой. Он называл стул — стулом, а боль — болью; прямое слово, считал он, — это и будет по-ленински. (Слабая улыбка кривит его рот.) Долго ли станут терпеть такого человека?.. (Лицо становится жестким и раздумчивым.) Да, необычность человека необычного не так страшна, оскорбительна, как необычность человека обычного…

П е р в ы й з а с е д а т е л ь. Простите, я не совсем…

З а к и р о в (не обращая на нее внимания). У него, как видите, внешность самого обычного смертного. И всего-навсего председатель колхоза… Как же он может, смеет пророчествовать, критиковать, учить! Он же опасный… И жизнь человека перелицевали в житие злодея…

У л и н. Товарищ председатель…

З а к и р о в. Партия сильна потому еще, что ценит сопротивляемость человека, его твердость. А для нас часто человек, попавший в номенклатуру, проваливший не одно дело, переставляемый с места на место, податливый, как вата, ценнее…

У л и н (решительно). Я заявляю протест.

П е р в ы й з а с е д а т е л ь. Поддерживаю.

Я к у б о в. Я тоже поддерживаю.

В т о р о й з а с е д а т е л ь. Я против протеста.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Протест принят. (Закирову.) Вы что-то еще хотите сказать?


Сагадеев теперь полностью в происходящем. Отблески мук, отчаяния, прозрения колхозников еле уловимо отражаются на его лице. Оно то смягчается грустной улыбкой, то покрывается бледностью, то становится сосредоточенным, он ошеломлен неожиданной искренностью выступающих.


З а к и р о в (опустив голову, осевшим голосом). Я виноват перед Сагадеевым… Муратом Гареевичем. Будь жив мой отец, он бы это мне не простил… Да, я болел. Но это не оправдание. Мы все, его друзья, и те, кто шли к нему прислониться, набраться тепла, ума, когда в том нуждались, переоценили его силу. И верили: возьмет верх правда. Он был силен, когда за других боролся, а пришел день постоять за себя — у него силы и не оказалось. И мы прозевали эту минуту… Но одна мать сказала о своем сыне: хорошо, что ему разбили сердце — теперь он будет действовать. Драма произошла не в нашем колхозе, а обнаружилась в нашем колхозе. (Садится.)


У председательствующего брови наползли на глаза.


Х а л и д а (словно очнувшись, поднимает голову и встает; негромким голосом). Можно мне? (Голова ее чуть заметно дрожит, она точно в ознобе.)

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Простите…

Х а л и д а (ни на кого не глядя). Юнусова Халида… доярка.

К у д а ш е в. Та самая, которой корову подарили…

У л и н. Товарищ председатель, обвинение протестует против сообщения человека, не вызванного в суд.


Халида тем временем останавливается почти что возле Сагадеева, приглаживая волосы медленным, выжидательным движением, как человек, готовящийся к схватке.


В т о р о й з а с е д а т е л ь (Улину). Я бы не хотела, чтобы присутствующие в зале ставили под сомнение даже справедливый приговор только потому, что мы кому-то не дали слова. Я прошу выслушать гражданку, если она хочет дать показания.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (посмотрел на первого заседателя, на Сагадеева и, видя, что оба, потупившись, молчат). Просьба удовлетворяется.

Х а л и д а (словно и не слыша). Я тоже виновата… Нас так обрабатывали, внушали: Сагадеев — противник нашей линии, преступник… капали, капали… я тоже поддалась. Что я понимала?.. (Тем же исповедальным тоном, ни к кому не обращаясь.) Глаза мои открылись, когда прошлой осенью новый председатель выступал на собрании, говорил, — колхоз получил небывалый урожай капусты, и Баимов расхваливал его; мол, колхоз является школой, образцом для других хозяйств, колхоз после Сагадеева идет вперед, а не назад, как путали некоторые. Тогда я не выдержала, выступила: какой же небывалый урожай, если посадили сто сорок гектаров, а показали — сто, чтобы превысить урожай? Какой же образец, если себестоимость молока — тридцать копеек, а продаем за двадцать пять? Был колхоз школой при Мурате Гареевиче, когда молоко обходилось в девятнадцать копеек. После Баимов отвел меня в сторону и сказал: «Ты что делаешь? Мы тебя депутатом райсовета выбрали, а ты что делаешь?» Я ответила: «Не могу черное называть белым, вот и все. Что сделал Сагадеев, то и есть. Нарастающего нет».

С а у б а н - а п а (глядя перед собой, шепотом). Господи… Господи…

Х а л и д а (застыв на мгновение). Когда Мурата Гареевича исключали из партии, я была членом парткома. Половина членов были уже новые, пришлые. Когда голосовали… (почти шепотом) я подняла руку. И это все решило. Потом я уснуть не могла, всю ночь проплакала… Назавтра дочка моя… от меня отвернулась… (Какой-то звук, как в удушье, вырывается из ее горла; глаза наполнились слезами, рот перекосился.) За что… за что… (плачет, не может вымолвить слова) в тюрьме… пять месяцев… (На грани безумия. Посмотрела на Якубова, на Баимова, срывающимся голосом.) Будьте вы прокляты! (Как бы надломившись, упала Сагадееву на плечо, обхватила его руками и завыла.) Это я… я погубила-а-а…


Колхозники зашевелились, завздыхали. Конвойный снова растерялся.


Прости… прости меня… (Плачет навзрыд.) Умереть… лучше умереть…


Зашумел дождь.


С а г а д е е в (поглаживает ее по голове). Успокойся, Халида, успокойся. (Кадрии.) Воды.


Второй заседатель быстро наливает из графина воды и протягивает стакан Кадрии. Она подходит к Халиде, та отстраняет стакан.


К а д р и я. Пожалуйста, Халида, родная, успокойся… ну прошу тебя, пожалуйста… (Ей наконец удается усадить Халиду; поправляет ей волосы и садится рядом.)


На протяжении этой сцены Баимов не смотрит ни на кого. Улин украдкой поглядел на него. Саубан-апа вытерла глаза. Второй заседатель встала и, скрестив руки и сжав губы, прохаживается. Председательствующий сидит, обхватив голову руками.

Дождь шумит за окном.


Х а р и с о в а (встает, как бы про себя). Что еще?.. Одно чувство другое вызывает…

В ь ю г и н (вдумчиво). Как дважды два — четыре не выходит…

У л и н (осаживая его). Не надо передергивать.

В т о р о й з а с е д а т е л ь (садясь). Скажите, как реагировали колхозники, когда Сагадеева исключили из партии?


Харисова колеблется.


К у д а ш е в. Скажи, не робь.

Х а р и с о в а. Трактористы побежали к машинам, завели моторы. Чтобы колонной ехать в город.

В т о р о й з а с е д а т е л ь. И что же?

Х а р и с о в а. Мурат Гареевич встал посреди дороги. Прокричал: «Оставьте!» И пошел прочь.

К у д а ш е в (тихо). Все правильно.

Х а р и с о в а (только председательствующему, кивнув на Якубова). А этот три года назад вернулся в деревню — подполковником, с большой пенсией. Дом поставил — на особицу, с глухим забором, с овчаркой. Никогда у нас такого не бывало… Сперва без дела слонялся; пожуривал Сагадеева: зачем подсобные промыслы, зачем колхозникам норки продаешь? А норки эти — семь тысяч шкурок сдавали каждый год. Этого было мало. Норки — экспорт, валюта, не смей Давать колхозникам. Да, мы все в норках ходили. Сагадеева били за это. А он отвечал: мои колхозницы — не хуже английских принцесс, пусть радуются своему труду. Он на нас, на женщин, опирался; всегда говорил: мужчина состоятелен настолько, насколько сумеет договориться с женщиной, (коротко улыбнулась.)

В ь ю г и н. Истинная правда.

Х а р и с о в а. И вдруг этот (на Якубова) на звероферму стал рваться. В районе поддерживали — там он на задних лапках ходит…

Я к у б о в (побагровев, суду). Я прошу суд…

Х а р и с о в а (перекрывая его голос). Вернулся бы ты, если б не гремел колхоз?!

У л и н. Товарищ председатель…

Х а р и с о в а (быстро). У Сагадеева были враги в районе, да и в колхозе. Выжидали. Они-то и подняли голову (кивнув на Якубова) во главе с ним и с тем самым председателем — Героем Труда! Не мытьем, так катаньем! Слова разудалые — мысли короткие. (На Сагадеева.) А он, бедный, и сник, подкосило его. До общего собрания колхозников — как исключили из партии — выгнали его из его кабинета.


Кадрия встает и, не глядя ни на кого, приложив ладонь к щеке, как при зубной боли, делает круг перед стулом и садится снова. Все поглядели на нее с недоумением.


(Уставившись в одну точку.) Однажды, в эти дни, его увидели на кладбище. Он лежал (голос пресекся) у могилы жены и плакал…


Глухо прогремел гром.


В районе нам говорили: не он, это вы поднимали колхоз! Вы!

П е р в ы й з а с е д а т е л ь. По-вашему, все было наоборот?

Б а и м о в. Выходит, он один поднимал? Колхоз в единственном лице?..

Х а р и с о в а. Как-то наш учитель нам легенду читал. О Данко. Писателя Максима Горького. Он дважды прочел строчку: «И вот вдруг лес расступился перед ним… и остался позади». Потом спросил: «Почему перед ним, а не перед ними? Ведь Данко шел не один…» В этом слове, рассказывал учитель, — весь смысл легенды…


Вьюгин покачал головой.


Х а р и с о в а (размышляя). Всяким бывал Сагадеев. Он не бог, он человек. Но там, где нам казалось — тупик, выхода нет, он шел и открывал дорогу. (Садясь, тихо.) Все.


Не допуская паузы, Вьюгин тяжело поднимается.

В дверь просовывается голова д е в у ш к и.


Д е в у ш к а. …рис… лманович.


Улин, чуть вздрогнув, оборачивается.


К телефону. (Исчезает.)


На взгляд Улина председательствующий кивает. Тот быстро уходит.


В ь ю г и н. Товарищ председатель. Тут наш истец — от имени правления колхоза — предъявил Сагадееву иск: на девять тысяч рублей, которые Сагадеев, как сказано в обвинении, растратил из корыстных побуждений. Разрешите сказать два слова.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Пожалуйста, но только коротко и по делу.

В ь ю г и н. Когда описали имущество Сагадеева… Якубов, какова стоимость имущества?


Якубов сидит надувшись.


(Четко.) Девятьсот семьдесят три рубля. Холодильник, телевизор, сервант и настенный ковер… Денег на сбережении не было… Перед тобой, Якубов, он просто бедняк.

В т о р о й з а с е д а т е л ь (не сводя с Вьюгина глаз). С кем же он жил?..

В ь ю г и н. Вместе с дочерью. Она еще не замужем. (Переносит тяжесть тела на здоровую ногу, скрипнув протезом.)


Никто не осмеливается его прервать.


Второй факт. В шестидесятом году к нам приехали четверо девчат. По призыву комсомола. Сагадеев, помню, созвал митинг. «Товарищи, — сказал он тогда, — они — первые ласточки. Потому встречаем с цветами. Мы будем их любить. Но лет через семь кто захочет к нам приехать или вернуться — не примем, не сможем принять». До-олго смеялись мы над ним… И через семь лет, когда стали ломиться к нам, к двери правления мы прибили объявление: «В рабочей силе колхоз не нуждается».


Председательствующий, будто услышав собственный голос, смотрит на Баимова, потом на Закирова.


З а к и р о в. Да, это правда. Пока единственный у нас колхоз.

В ь ю г и н (с внезапной печалью). В общем, он совершил такое… только без славы и на чужую пользу. (Садится.)

К у д а ш е в (почти со злостью). Мы не чужие ему, дядя Назар!


Дождь затих. Солнечные лучи то копьями падают в окно и ложатся на пол и на людей, сидящих в зале, то снова угасают.


В ь ю г и н (будто только теперь поняв, вполголоса). Да, ты прав, Ильяс. (Кивнул самому себе.)


Слева освещается круглый столик с телефоном. К нему подходит У л и н.


П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Сагадеев… хотите ли вы дать показания?

У л и н (в трубку). Что? (Ошеломленный.) Родила?..


Сагадеев поднимается.


Восьмимесячный?.. (Дрогнувшим голосом.) Но они, восьмимесячные, вроде не живут… (Смиренно.) Хорошо… да… хорошо. (Кладет трубку и, прислонившись к стене, вздыхает.)


Свет над ним гаснет.


П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (Сагадееву). Слушаем вас.


Появляется У л и н и садится на свое место.


С а г а д е е в (на лице его невозмутимое спокойствие). В первобытном обществе, как вы знаете, семьи не было… Но отцы были. Как же они появлялись? Женщина рожала, стонала, а какой-нибудь мужик ложился рядом и кряхтел. Рождался ребенок — тот становился отцом: он же сочувствовал…


Кудашев смотрит на него, вытянув шею.


Так бывало и с нами иной раз. Мы стонали, потом обливались, а кое-кто стоял рядом и кряхтел. Если рожали хорошо, они говорили: мы отцы, мы организовали!


Колхозники заулыбались.


Но бывает — рождается и урод… или раньше времени.


Взгляд Улина застывает.


Вот тогда они открещивались: нет, это он отец, он виноват!

П е р в ы й з а с е д а т е л ь (без паузы). Говорят, у вас колхозники получали по триста рублей.

С а г а д е е в (точно споткнувшись). Получали.

П е р в ы й з а с е д а т е л ь. Это как же так? Мы, например, юристы, получаем гораздо меньше, чем колхозники, у которых подчас нет даже среднего образования…

С а г а д е е в (деликатно). Простите, вы коммунистка?

П е р в ы й з а с е д а т е л ь. Да, конечно.

С а г а д е е в. Тогда к чему эти провокационные вопросы? (Смотрит прямо, как обычно, притягивающим взглядом.)

П е р в ы й з а с е д а т е л ь (задетая). Почему — провокационные? Я же училась, окончила университет.

С а г а д е е в (мягко осаживая). Если вы учились, окончили университет — считайте, это ваше счастье. (Показывая на колхозников.) Они не имели такой возможности. И не потому, что глупее… Вот Кадрия, Мечтала быть врачом. Она по натуре врач. Окончила школу с серебряной медалью. А на экзаменах провалилась. Всего полбалла недобрала… От отчаяния чуть себя не порешила.

С а у б а н - а п а (кивает самой себе, тихо). Да.

С а г а д е е в. Не один раз мне говорили: вот потолок — и выше не платить. А объясняли так: мы с тобой морально готовы получать и четыреста рублей, а некоторые до этого еще не доросли. Мол, от больших денег они могут развратиться, заразиться духом стяжательства. Это те колхозники, которые вынесли бремя Отечественной войны, чьим трудом мы питались, жили после войны, те, что давали источник жизни — хлеб, сами часто его не имея.


Все смотрят на него.


Не знаю, как думают на этот счет экономисты, ученые; я же себе отвечаю так: блага, заслуженные честным трудом, развратить человека не могут. Развращают они тогда, когда добываются нечестно и не трудом!


С улицы слышен останавливающий кого-то свисток.


Неравенство в зарплате не прихоть. Сельское хозяйство имеет элемент риска. Вы, юристы, видно, думаете, что дождь падает с неба…

П е р в ы й з а с е д а т е л ь. А что, разве не с неба?..

С а г а д е е в (коротко усмехнувшись). Дождь падает из тучи. А туча — она привольная. Здесь пролил, а там — нет. Значит, и колхозникам — нет. А у вас зарплата стабильная…

В ь ю г и н (многозначительно). Мда…

У л и н. Я протестую, товарищ председатель, это не имеет никакого отношения к делу.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (быстро посовещавшись и получив от первого заседателя положительный, а от второго заседателя отрицательный ответ, глядя перед собой). Протест отклонен.


Улин смотрит на него пронизывающим взглядом.


С а г а д е е в (с перепадами в голосе). Да, я виноват, что бог дал мне, неказистому, помятому войной мужику, такой проклятый норов, что оказывался ершистей, чем надо, и, бывало, режешь какому-нибудь чинуше правду-матку, а потом терзаешься, жалеешь его, ночь напролет не спишь, а назавтра сыплются на голову такие обвинения… За время моей работы председателем сменились шесть секретарей райкома. А у каждого — свой характер, свои взгляды. Если бы я подлаживался к каждому из них, я бы уже превратился в хамелеона…

К у д а ш е в (как бы сам с собой). Так рвут связь родства…

С а г а д е е в. На долгом опыте я убедился: если мы сами будем на должной высоте, то и с людьми будет все в порядке. Если мы с Закировым вот так, как прокурор, стали бы обрывать колхозников на полуслове, мы бы мало чего добились. У нас в колхозе бытовал другой закон: дать всем высказаться — чем они болеют, чего хотят. И снимали шепот. (Убежденно.) Открытость никогда не выродится в то, во что может выродиться скрытность. В уважении к открытости, к сомнению — сама молодость общества. Это — готовность спрашивать, а не уклонение от ответа, стремление к ясности, а не бегство от боли, это недовольство собой, а не самодовольство блаженного.

П е р в ы й з а с е д а т е л ь (решив овладеть положением). Вы признаете себя виновным в незаконном приобретении сантехники?

С а г а д е е в. Я признаю, что нарушил закон. От того, будет ли у нас сантехническое оборудование, зависела в тот момент судьба нашего колхоза. При том темпе, какой мы взяли, людям надо было дать возможность жить в тепле, не думать о топливе, вовремя мыться, иметь детсады и ясли. В тех колхозах, где сидели и ждали, сегодня заколачивают окна. Да, закон я нарушил.

П е р в ы й з а с е д а т е л ь. Признаете себя виновным в незаконной выплате зарплаты колхозникам?

С а г а д е е в. В первые три года моей работы в колхозе… люди не получали ни копейки. Именно тогда сложился костяк, опора колхоза, примерно из сорока человек. Мы говорили колхозникам: придет время — отблагодарим… Шли годы, мы многого добились. Я видел, как те люди поизносились, на моих глазах старели, седели… выходили из строя — с небольшой пенсией. Надо было отблагодарить. (Внятно.) Обещание — обнищает, когда его не исполняют.


И словно теплом дохнуло на колхозников. Но всего на один миг.


П е р в ы й з а с е д а т е л ь (усиливая драматизм). Признаете себя виновным в искривлении хозяйственной линии в колхозе?

С а г а д е е в (чуть подумал). Я приму на себя долевую вину.

У л и н (глядя зорко и бесстрастно). Что значит «долевую»?

С а г а д е е в. Искривление — если вы так считаете — происходило при товарище Баимове.

Я к у б о в. Демагогия. (И посмотрел на Баимова, рассчитывая на одобрение.)

Б а и м о в (Сагадееву). Разве мы тебя не предупреждали? Не наказывали?

С а г а д е е в (в глазах его мелькнул скрытый гнев). Наказания-то были журящие. Приняли вы хоть одно решение, что запретило бы подсобные промыслы? А вы имели такую власть. В одно ухо вы мне кричали: перестань, а в другое: выполняй план, доход не снижай. Это напоминает мне анекдот, как во время революции один мужик ходил в порт и кричал: «Долой царя! Долой царя!» Потом рассказывал людям об этом. А кричал он, когда пароходы давали гудок. Вот и разбери…

В ь ю г и н (забывшись). Гы-гы-гы… (Закрыв рот, смеется в кулак.)

П е р в ы й з а с е д а т е л ь (не без язвительности). Да, хорошо вы защищаетесь…

Б а и м о в (приподнимаясь, с жесткой добринкой). Я не хочу повлиять на решение суда. (Сагадееву.) Значит, все, что ты делал, было единственно законно… и вне круга нашего понимания… Ты вправе так думать. Но ты не вправе выдумывать. (Пронзив его холодным, усмиряющим взглядом, садится.)

С а г а д е е в (облизнув пересохшие губы, глухо). Я выдумщик… (Уставившись на Баимова.) То, как в свое время, будучи инструктором обкома, ты приехал к нам, в район, ликвидировать лошадей, личную скотину и, как ни молили: смягчите удар, кампанию провел с блеском, оставив без молока детей, внуков, — выдумки? А теперь — без меня — снова… (дрожа от гнева) наш табун, спортивные лошади… (Словно поперхнулся.)

З а к и р о в. Что нам кровью достались…

К у д а ш е в. На них мы традиции предков поддерживали, детей воспитывали!

С а г а д е е в. То, что в колхозе с «искривленной линией» стабильный труд — когда не было у нас промыслов, люди работали в году сто пятьдесят дней, сейчас — триста, — с корнем вырвано пьянство, а в других твоих колхозах — зимой, от безделья, — водку глушат; что у нас привес скота, привес за сутки, был килограмм, а в других колхозах — триста грамм; мы забыли, что такое кредит, а другие твои колхозы жить без него не могут; у нас кругом асфальт, а в других твоих колхозах — грязь непролазная — это что, я выдумал?!


Его упорствующая напряженность словно парализовала всех. Баимов оборачивается к Сагадееву с изменившимся лицом.


Разве не вы осуждали нас за цветы? Но мы их не только ради денег растили. Возле них мы делились и горем, и радостью, успокаивались, возвращали забытые песни… и не вычеркивали день, а провожали и каждый уходящий день воспринимали как победу. Как это просто — и как бесконечно много… Народ, который цветы и песни считает своим богатством, — богатый народ! Народ, переставший петь свои песни, обречен на вырождение. (Баимову.) Вы этого хотите?! Я искривлял… Но в наших климатических условиях, когда в зимние месяцы колхозникам нечего делать, а еще столько недоделанного, столько неудовлетворенных потребностей, замыкать жизнь крестьян (с силой) только работой на земле — это равносильно заговору против народа!

У л и н. Вы что же, решили поднять здесь меч гнева?..

С а г а д е е в (уставившись на него). Меч гнева?.. Его поднимают от горечи (четко) поражения разума! Я еще не потерял в него веру.


Улин не в силах сказать что-либо.


Подо все, что мы делали, Баимов подвел идеологическую основу, исходя из того, что я не помогал соседям. Да, это верно. Не помогал… Принцип социализма: благо — по труду. У нас две руки, и у других — две. Когда мы, не жалея сил, работали круглый год, потели, а соседи в потолок поплевывали, нас никто не сравнивал; а как мы поехали на Черное море, стали жить богато — завопили…

В ь ю г и н (негромко). Маткин берег…

С а г а д е е в. Колхозников, крестьян можно развратить только одним — помощью со стороны.

Х а р и с о в а. Вот именно.

С а г а д е е в. Мы хотели помочь соседям. Опытом. Но нам сказали: не пропагандировать! По философии Баимова, чтобы общество развивалось, нужно каждому вносить свой вклад постепенно, жить без натиска и тревоги. Мы должны идти, не вырываясь из общего ряда. Но при таком вкладе мы передаем далеко не самое ценное. Это ценное мы не можем отдать, как мы отдаем пальто или передаем факел. Ибо человек — не факел, а само пламя!

З а к и р о в (самому себе, тихо). Да.

С а г а д е е в (тише). Я твердо решил не раскрывать рта на этом суде. Я молчал не потому, что нечего было сказать. А потому (кивнув на колхозников), чтобы они заговорили… Поэтому отказался от адвоката. Они не смирились, заговорили. Теперь я доволен.


Колхозники, радостно ошеломленные, переглянулись.


Что же касается реплики «хорошо же я защищаюсь»…


В открытую форточку откуда-то врывается приглушенная расстоянием песня. Старинный башкирский напев.


(С отрешенным лицом.) Я не раз умирал в этой жизни. Первый раз — в сорок втором году, на войне… Жаль, думал я, мало жил. Ничего не успел сделать… Из огня, из кошмара меня вытащила на себе хрупкая девчонка. Она стала моей женой… И я выжил. (Чуть помолчав.) Второй раз я умирал в колхозе, в шестьдесят четвертом. Отказало сердце. Руки-ноги уже холодели… Жаль, думал я, еще рановато. Но кое-что сделал… И все же судьба пощадила. (Тихо вздохнув.) Третий раз умирал пять месяцев назад в тюрьме, в первый день. Я упал там на нары и чувствовал: вот-вот сойду с ума… и потерял сознание… Первое, что я увидел, — цветение дня. День распускался, как цветок. Сначала алым цветом, потом голубым…


Халида утирает слезу.


И думал, сколько в своей жизни встречал талантливых председателей… Половина их здоровья, душевной энергии уходила на то, чтобы отбиваться, доказывать, противостоять… Может быть, ошибка состоит в том, что мы привыкли талант мерить удачей…

У л и н. Товарищ председатель, я категори…

С а г а д е е в. Но удача — кратковременна. Она не может быть мерилом систем и истин. С утверждением такого мерила жизнь была бы удручающе обеднена. (Достает из кармана пожелтевший листок ученической тетрадки.) В сороковом году, вступая в партию, я писал в своем заявлении (читает): «…я буду служить своему народу — во имя наших высоких идеалов». Бумага пожелтела, а слова свежи для меня до сих пор. (Садится.)


Сагадеев вдруг становится реальностью. Реальнее всех, кто сидит вокруг него и перед ним. Председательствующий понурил голову. По всему видно: его терзают сомнения. Песня стихла.


П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Слово предоставляется государственному обвинителю.

У л и н (медленно встает, словно ничего не видя перед собой, скованный недобрым предчувствием. Прямо ему в лицо смотрит поражение. На секунду задержав взгляд на бумаге, лежащей перед ним, легонько откашливается и ровным, располагающим голосом). В жизни бывают ситуации… когда закон оказывается на стороне не слишком приятного человека. И наоборот. (Чуть подумав.) Я не буду останавливаться на тех противозаконных действиях, в которых Сагадеев обвиняется. Хочу сказать другое… Представим себе, что мы оправдали Сагадеева… Тогда завтра вспыхнет… вспыхнет тенденция хозяйственников действовать в обход закона — тенденция, которая существует. Они будут ориентироваться на наше решение; тем более что данное дело получило широкую огласку. Выигрывая в частном случае, мы проиграем в целом… Можем ли мы пойти на это, исходя из трогательных (колхозникам) ваших слов? И можете ли вы упрекать нас, что здесь подтасованы факты? Может быть, Сагадеев не знал законы? Даже это к нему неприменимо. О нарушении закона ясно заявлено им самим. (Вдруг слегка наклоняется вперед.) Так что же делать? Переплата была, ущерб, нанесенный колхозу, налицо, факты проверены, а нам сказать: обманных действий не видим?

С а у б а н - а п а (самой себе, тихо). Ой-ёшеньки…

У л и н (теперь он полностью овладел собой). Может, сделать исключение? А закон делает для кого-то исключения?.. Попытка оправдания противозаконных действий всегда выглядит как низкосортное прощение, которое никогда не приводило к хорошему. Попирание закона поблажками не преодолевается. Тем более когда подсудимый не раскаивается в содеянном, твердо стоит на своем. (Оттеняя каждое слово.) Дело Сагадеева проливает свет на одну важную истину: чем человек талантливее и убежденнее в своей правоте, тем больше от него может быть общественного вреда, если он станет игнорировать законность.

В ь ю г и н (про себя). Во как…

У л и н. Юридическая квалификация действий Сагадеева по существу определена районным народным судом правильно. А мера наказания избрана в соответствии с содеянным и данными, характеризующими личность виновного. Поэтому я остаюсь при своем мнении. (Голос еще больше окреп.) Буду поддерживать ранее вынесенный приговор. (Садится и собирает бумаги.)


Харисова обводит зал ошеломленным взглядом.


П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Сагадеев. Вам предоставляется последнее слово.

С а г а д е е в (поднимается). Я все сказал. Больше мне нечего добавить. (Садится.)


Председательствующий сидит, поглаживая пальцами бровь, — перед выбором, который ему предстоит сделать. И его скрываемая напряженность отражается на лицах колхозников, пугая и обнадеживая. Он поднимается. Вслед за ним встают заседатели и все остальные.


П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й (глядя в зал). Суд удаляется для вынесения решения.


Судьи направляются к двери в глубине. Остальные сидят недвижимо.


З а н а в е с[7].


1979

Загрузка...