Кэлли могла вынести от Паоло многое: насмешку, отвращение, презрение. Это только поднимало ее боевой дух. Однако, когда он становился таким добреньким, это приводило ее в ужас.
И вдруг, к удивлению Кэлли, она обнаружила себя в его объятиях, рыдая как дитя. Все преграды были сломлены. Поток слез хлынул, и она дала волю своим чувствам. Удивительно: он не сказал ни слова. Вместо этого терпеливо ждал, пока буря закончится.
Наконец ее рыдания стали стихать. Теперь в ее душе стало так же свежо, как в летний день после дождя. Время шло, а они не очень старались изменить ситуацию, так и сидели обнявшись. И проходившие секунды отмеряли только звуки их собственных сердец. Наконец, боясь снова разбудить ее чувства, Паоло тихонько проговорил:
— Уже лучше, Кэролайн?
И она ответила, всхлипнув:
— Полагаю, да. Просто мне так трудно принять то, что Джина выпроводила меня из комнаты… — и она закрыла горящее лицо руками. — Я ведь и правда чужая для нее. Но мое сердце не может принять такое положение дел.
Паоло с удивительной нежностью погладил ее по голове.
— Ты ведь знаешь, Джине так тяжело все это осмыслить. Ведь они всего лишь дети.
— Да, — признала Кэлли, пытаясь унять жалость к самой себе. — Каждый раз, когда я думаю о смерти Ванессы, реальность ужасает меня с новой силой. Я тоже не смирилась с ее уходом от нас.
— Мы все чувствуем то же самое.
— Однако дети должны видеть, что взрослые сильнее их. Наши слезы пугают их.
— Безусловно. Именно поэтому им и нужны стабильность и уют. — Его рука замерла на полпути к ее щеке, и он снова заговорил, пытаясь справиться со своими собственными чувствами к этой женщине: — Они нуждаются в этой гармонии, дорогая моя.
А Кэлли начинала думать, что это она нуждается в нем, и даже больше, чем предполагала сама. Несмотря на логические уверения разума. Ей был нужен именно тот человек, который разрушил ее жить.
— Ты правда думаешь, что мы могли бы создать нечто вроде семьи, Паоло?
— Да, — ответил он, ни секунды не колеблясь. — Совершенно в этом уверен.
Пытаясь остаться на грани разумного, она решила броситься в атаку:
— Но помимо родственных связей с детьми, что еще есть общего между нами?
Он погладил ее по щеке.
— Да в целом ничего особенного, кроме того, что все чаще и чаще у меня возникает жгучее желание защищать тебя от всего, что может тебя задеть. Когда я вижу, что ты плачешь, у меня щемит сердце. Я хочу видеть твою улыбку, твое счастливое лицо. Несмотря на все наши ссоры, я доверяю тебе и очень хотел бы, чтобы и ты доверяла мне.
— На это потребуется время, — задумчиво произнесла Кэлли. — Это то же самое, что и уважение. Его еще нужно заслужить.
— Иногда надо просто доверять другому человеку, Кэролайн, — сказал Паоло, заглянув ей в лицо.
Ее сердце обливалось кровью.
— И ты можешь пожертвовать свою жизнь женщине, которую едва знаешь? — спросила она, желая узнать правду. Она должна быть уверена в нем. Безусловно, правда может разрушить все их радужные перспективы.
Он назначил испытательный период, но Кэлли хотела бы продлить этот эксперимент на всю жизнь Она влюбилась в него девять лет назад и поняла, что любит его до сих пор. Это глупо… но ведь она имеет законное право на детей! Что за ирония судьбы!
Она-то готовилась к битве, о которой понятия не имела. Она хотела использовать детей как оружие в свою защиту, а теперь вынуждена презирать себя за слабость и слезы.
Его лицо осветила слабая улыбка.
— Если ты правда хочешь знать, то даю тебе слово чести. До сих пор я не женился только потому, что не хотел давать обещаний Богу, которых не смог бы выполнить.
И хотя ответ мог шокировать ее, Кэлли рискнула задать роковой вопрос:
— А теперь ты сможешь выполнить эти обещания?
— Да, — ответил он с удивительной искренностью. — За последнее время многое изменилось. Этот несчастный случай, эта беда сплотила нас. Я стал смотреть на жизнь иначе. В моей жизни появились дети. Именно они должны быть для нас на первом месте. Мы должны устроить их жизнь.
— А другое? — Здравый смысл говорил ей, что не надо бы акцентировать разговор на этой теме, однако она не могла сдержаться. — Но ведь сами по себе дети не смогут придать нашему браку гармонию. Я хочу, чтобы ты это понял. Например, в нашей семье, несмотря на то что у отца было две дочери и жена, которая в нем нуждалась, он все же ушел от моей матери, оставив меня и Ванессу…
— В таком случае твой отец не заслуживает звания настоящего мужчины. Родить детей, а потом бросить их на мать — это бесчестно. Кэролайн, поверь мне, я не оставлю тебя.
— Тогда почему ты назначил для нашего брака испытательный срок в год?
— Я не хочу неволить тебя, в этом все дело. Нам надо кое-что уточнить: если наш брак не будет иметь продолжения, то только в том случае, если ты сама станешь настаивать на разрыве, — его голос понизился. — А я намерен облегчить тебе жизнь в браке, насколько это возможно.
И он поцеловал ее сначала в лоб, потом приблизился к губам, но обошел их и стал целовать щеки и подбородок и лишь потом рискнул поцеловать в губы.
Такие поцелуи надо запретить законом, мелькнула у нее мысль. Она представила себе их будущую жизнь: даже если он ограничится поцелуями, то она умрет самой счастливой женщиной на свете.
Однако Паоло был склонен продлить чувственное удовольствие. Медленно он уложил ее на кровать, впрочем, Кэлли и не сопротивлялась, поскольку была к этому готова. Уверенными движениями опытного соблазнителя Паоло расстегнул ряд маленьких жемчужных пуговиц на халате и обнажил ее грудь.
Кажется, и этим он не удовлетворился, потому что продолжил свои исследования. Развязал пояс халата, освободив ее талию. А дальше все было гораздо проще.
А Кэлли думала о том, что если бы Паоло был более внимательным, то, несомненно, мог бы узнать в близнецах именно своих детей, своих и ее… Беспомощная, как бабочка, приколотая иголкой к подушке коллекционера, она сдалась и перестала сопротивляться, подчинившись своей судьбе. Его дыхание овевало ее легким бризом летнего дня.
— Прекрасная моя! — твердил он по-итальянски. — Красавица, милая!
Кэлли достаточно знала этот язык, поэтому все понимала, и ее щеки залила краска. Страсть охватила ее саму, она пылала вся.
Больше всего ее поразила его нежность и аккуратность, с которой он пытался передать ей свое чувство. Это было отточенное мастерство соблазнителя женщин. Она это понимала, и это ей нравилось, черт побери!
Если бы так было в прошлый раз, она, возможно, с радостью отдала бы ему свою невинность, а не с тем напряжением, которое получилось невольно и оскорбило его тогда.
— Паоло! — выдохнула она, пытаясь высвободить руки из его объятий. — Можно и я прикоснусь к тебе….
— Терпение, моя любовь, — проговорил он на итальянском, коснувшись губами ее шеи. — У нас еще вся ночь впереди…
— Если твой отец обнаружит нас тут…
Лучше бы она не говорила этого. Ни секунды не колеблясь, Паоло вскочил с кровати и подошел к двери.
— Этого не будет. Иначе он весь дом на ноги поднимет.
Кэлли уже пожалела о своих словах: надо же, сама прервала такое блаженство! Когда он покинул ее, она почувствовала острое желание. Да, она хотела этого мужчину, как давно уже никого не хотела. Она хотела принадлежать ему вся — и физически, и эмоционально, и духовно.
У нее не было ни отца, ни братьев, ни дяди, а дети росли вдали от нее. Таким образом, Паоло был единственным близким ей мужчиной на свете.
Отбросив гордость, она попросила;
— Паоло, пожалуйста, не уходи!
— Но я должен, — сказал он жестко и вышел, закрыв за собой дверь.
Оставшись одна, Кэлли вцепилась в простыню и зарылась головой в подушку, чтобы никто не услышал ее бессильных рыданий. Быть так близко от райского наслаждения и так глупо все разрушить! А он! Как мог он так поступить с ней! Погрузить ее в отчаянное страдание вместо неземного наслаждения было попросту жестоко и безответственно!
И вдруг, словно бы Бог услышал ее молитвы, дверь открылась и появился Паоло. Пораженная и радостная, она сказала:
— А я уже думала, что ты бросил меня и уже не вернешься.
— Не вернусь? — Закрыв за собой дверь, он бросил ключи на столик, а затем начал срывать с себя одежду. — Кэролайн, ангел мой, я бы не смог уйти, даже если бы и захотел.
Когда он подошел к кровати, она тоже успела раздеться. Удивительно, как за эти годы он изменился. Молодой плейбой, избалованный сынок своего богатого папаши Сальваторе Райнеро превратился в настоящего статного мужчину, и она была заколдована этим величественным зрелищем.
Он и раньше был высоким и привлекательным, но тогда, в двадцать четыре, в его фигуре еще была некоторая мягкость и изнеженность. В то время на нем было слишком много украшений. Бриллиантовые часы и золотая цепь как показатели принадлежности к богатой семейке. Другое дорогое кольцо украшало его мизинец. Тогда ей это показалось несколько вульгарным.
Теперь же на нем были простые золотые часы, которые он снял вместе с одеждой, и простая цепочка, поблескивающая на смуглой коже. Грудные мышцы окрепли, плечи стали еще шире, накачанные бицепсы говорили о многочисленных тренировках, которыми он изнурял себя каждый день.
— Мне показалось, что ты с легкостью мог оставить меня, — ответила наконец Кэлли, оторвавшись от величественного зрелища обнаженной фигуры этого молодца.
— Да что такое ты говоришь, Кэролайн? — возмутился он.
Она судорожно вздохнула и облизнула пересохшие губы.
— Да. Я говорю «да» — я выйду за тебя.
Его темные глаза блеснули радостью, смешанной с триумфом и облегчением.
— Давай-ка обсудим это еще раз. Я далек от совершенства, впрочем, как и все люди. Я непременно буду говорить или делать что-то, что тебе не понравится, и ты не раз пожалеешь о том, что стала моей женой. Я с легкостью мог бы сказать, что люблю тебя, Кэролайн. Но это не те слова, что можно бросать на ветер, а потом просто встать и уйти. Поэтому сейчас я скажу только то, что я восхищен тобой и очень хочу тебя. — Он взял ее руку и положил себе на грудь. — Обещаю: я никогда не солгу тебе, никогда не предам наше соглашение. Твоя искренность вдохновляет меня, моя радость, и дает надежду на будущее.
Эти слова молнией сразили ее в самое сердце. Он обещает ей так много, гораздо больше, чем она от него ожидала. Но она… Что она может пообещать ему в ответ? Ее тайна встает между ними высокой стеной и мешает наслаждаться радостью жизни.
Так или иначе, она должна была сказать ему правду, и чем скорее, тем лучше. Откладывать это до самой свадьбы было бы по крайней мере не разумно.
Ну, сделай же это сейчас! Расскажи ему и попроси прощения за то, что так долго молчала. Вместе мы сможем все это пережить. Он ведь уже совсем другой человек. Он поймет. Как он смотрит на тебя. В каждом его движении безумная нежность. Сделай это сейчас, пока ты еще не потеряла его.
— Паоло, — начала Кэлли дрожащим голосом, — я и сама не совершенство. Ведь есть некоторые вещи, которых ты обо мне не знаешь. Есть тайны, которые ты должен узнать.
— Я уже давно догадывался об этом, но ничто не может изменить моего к тебе отношения. Ты — будущая мать Джины и Клементе. Разве может быть что-нибудь важнее этого?
— Да, но…
— Никаких «но», — и он стал опускать ее руку ниже по своему животу и еще ниже, пока она не достигла его мужской плоти. — Видишь, что происходит между нами сейчас? Так что давай-ка отложим все серьезные разговоры на потом и доставим друг другу блаженство, на которое способны мы оба.
Их наслаждение погрузило их в безвременье, где, казалось, существовали только они одни.
Я люблю тебя! Я люблю тебя!
Эти слова звучали в ее голове, и Кэлли едва сдерживалась, чтобы не сказать их вслух.
— Паоло, я хочу тебя, — тихо прошептала она. — Пожалуйста, сейчас.
Он протянул руку к ночному столику и зашуршал маленьким пакетиком, за которым, собственно, и ходил.
— Подожди минутку, — сказал он, открывая пакетик. — Нужно сделать еще кое-что. Нам пока не нужна непредвиденная беременность.
Слишком поздно, подумалось ей. Теперь будет вдвойне сложнее сделать свое признание.
— Что-то ты притихла, милая, — заметил Паоло. — Разве ты не согласна: ребенок был бы сейчас некстати.
— Конечно, — выдавила она.
И дальше началось одно сплошное волшебство, пересказать которое практически невозможно, иначе это было бы невероятной ложью. Ведь слова об этих отношениях никогда не передают того восторга чувств, которые испытывают в этот момент двое.