Забытая Беларусь

Книга «Тайны беларуской истории» вызвала большой интерес у читателей, в том числе у тех, кто не согласен с мнением автора. В основном споры идут вокруг отвергаемых мной концепций западнорусизма.

«Беларусов нет»

Так, минчанин Сергей Каракаев (родился в 1953 г. в Барановичах) пишет в своем письме:

Однако далее Сергей Каракаев критикует книгу с позиций западнорусизма, то есть концепции, разработанной идеологами царизма во второй половине XIX века. Он утверждает:

Вот такие взгляды. Давайте с ними разберемся.

О терминах

Начну с того, что выдумку «беларусы-литвины — это Русь» — придумали придворные идеологи царизма и ЦК КПСС, которые уж точно отрабатывали заказ властей. Суждение о том, что Грушевский якобы «отрабатывал австрийские деньги» никакой не аргумент, а выдумка коммунистической пропаганды периода 1930-х годов. А вот аргументов в доказательство того, что «Московия — это Русь», автор письма не привел ни одного.

Однако всем известна древняя фраза: «Киев — Матерь городов Русских». Почему же автор письма не считает Киев «русским», а украинцев — «русскими»? И куда у него делась принадлежность Руси к греческой вере Киева — вовсе не Москвы?

И как можно «русифицировать» Киевскую Русь?! Это — что сластить сахар! Ясно уже на этом примере, что под «русификацией народов» Каракаев понимает их московизацию. Например, в старину русины Киева говорили на чистом славянском языке, а в результате целенаправленных действий властей Российской империи в их язык вошли целые пласты татарской и финской лексики, ибо татарская и финская лексика составляет базу «русского» языка жителей так называемых «великорусских губерний». Например, таковы наиболее употребляемые слова, связанные в XIX веке со сферой торговли и одежды: товар и товарищ, деньги (от теньге), хозяин и хозяйство (от хозя, ходжа) и т. п... А еще язык московитов (в современном понимании — русский язык) очень многое взял из грамматики финских языков.

Если копнуть глубже содержание такой «русификации», то в ней нет ничего «русского», а только финское и тюркское. Это и лексика, и фонетика (например, оканье), и грамматика, и бытовая культура (ныне выдаваемая за «славянскую»). Например, финские лапти, гусли (кусли) и матрешка (символ идола «Золотая Баба»), балалайка... Это финские и татарские национальные блюда, выдаваемые за «русские» (то есть за «славянские»), красно-синие цвета народной одежды и многое прочее. А главное — ордынский менталитет с его обожествлением власти монарха и покорностью населения к деспотии, чего никогда не было в исконной варяжской Руси — обществе военной демократии с его вечевым строем. То есть под «русификацией» Каракаев на самом деле понимает московизацию.

Он также защищает принципиально ошибочную концепцию, согласно которой этнос — это не биология, а только культура. Ошибка тут в том, что «абстрактной культуры» не существует — сам этнос и создаст собственную культуру. Например, так называемая «русская культура» в действительности является культурой московизированных народов Орды.

Нет ничего «русского» в словах «деньги» и «хозяин», в замене глагола «иметь» сочетанием «у меня есть», в финском оканье и многом прочем. Все это — продукт культуры нерусских народов, «русифицированных» Москвой, ведь любая ассимиляция — процесс двусторонний, а не односторонний (например, ляхи ассимилировали Мазуров, но при этом сами утратили чистый славянский язык и стали пшекать).

Поэтому «русификация» населения Киевской Руси (т. е. нынешней Восточной Беларуси, Восточной и Центральной Украины) заключалась в искоренении там ВСЕГО РУССКОГО и ЗАМЕНЕ НА ОРДЫНСКОЕ. На то, что считали «истинно русским» царские идеологи. Вацлав Ластовский писал в своей «Краткой истории Беларуси» (1910 г.): царизм объяснял Западу, что он всего лишь вернул исконные Русские земли, но при этом царские чиновники посылали туда циркуляры с требованиями скорейшей «русификации» этих территорий.

Сей парадокс идеологи Российской империи пытались (пытаются и сегодня!) объяснить тем, что, мол, «украинцев и беларусов испортило польское влияние». Однако те же идеологи и самих поляков называли «древними русскими ляхами». Они даже создали теорию о том, что в древности и земли ляхов, и Пруссия были «частью Русского государства» — под которым опять-таки понимают Московию. Выходит, что «польское влияние» — это «русское влияние», а полонизация — это русификация.

Из сферы Абсурда нас выводит понимание того, что понимали под «Русью» в своих концепциях теоретики западнорусизма. Это никакая не «культура Руси», как фантазирует Каракаев, а только и единственно ПОЛИТИЧЕСКАЯ принадлежность территории Российской империи[4]. Вот и вся суть «Руси». Входит Польша в состав царской России — идеологи придумывают ей «древнерусское происхождение», не входит — никто не занимается такой чепухой.

Прекрасная тому иллюстрация — недавний сюжет в «Новостях» на канале РТР о юбилее Астрахани. Дикторы многократно называли этот город «древним русским православным городом». Хотя даже школьник обязан знать, что это столица Астраханского ханства Орды.

В «Советской исторической энциклопедии» (том 1. Москва. 1961 г., с. 910) ясно сказано:

Как мы видим на примере Астрахани, «Русью» и «русским» называют Орду и ордынское вследствие политической подчиненности Москве. Нет такого подчинения — автоматически нет и «Руси».

«Русское» или «советское»?

Вторая огромная ошибка автора письма — полное игнорирование им 70-летнего советского периода, как будто его не было вовсе. Однако в Советском Союзе не было «русских якутов», они имели свою автономию в составе РСФСР — Якутскую АССР.

Кроме якутов, свои национально-государственные образования в РСФСР в виде автономий имели башкиры и татары, марийцы и мордвины, удмурты и чуваши, калмыки и коми, буряты и тувинцы... Существовали также автономные области и округа, созданные именно по этническому признаку. Следует напомнить в данной связи, что такое автономия: это право населения определенной территории в составе государства самостоятельно осуществлять власть в пределах, указанных конституцией данного государства.

УССР и БССР обладали равными правами вместе с РСФСР, и никто не говорил, что одна из республик — якобы часть этноса другой республики.

Напомню также, что в атеистическом СССР не было никакой «Московской церкви», как не было «культуры Руси». Была советская культура, и руководство КПСС планомерно добивалось «слияния» всех этносов (народов и народностей) Союза вовсе не в «этнос Руси», как выдумывает Каракаев, а в новую историческую общность под названием СОВЕТСКИЙ НАРОД.

Советская культура — совершенно иное явление, чем «культура этноса Руси». Это культура городской жизни, индустриализации и глобализации, интернациональная по своей сути. Яркий пример — имена. Автор письма заблуждается, когда говорит, что «беларусы стали называть своих детей русскими именами» Ничего подобною! Это СОВЕТСКИЕ имена, вовсе не русские.

Еще в 1970-е годы журнал «Русская речь» поместил исследование московских лингвистов, где констатировалось, что в городах РСФСР перестали называть детей русскими именами. Русские имена (в смысле — языческие и православные), такие, как Иван, Петр, Николай, Мария, Ульяна и подобные им, сохранились в русских деревнях. А в городах РСФСР уже тогда преобладали такие, как Анатолий, Валентин, Виктор, Марат, Сергей, Валерия, Марина, Светлана, Юлия и прочие, из них большинство — нерусские (то есть отсутствовавшие в ХVII—XVIII веках в списках Русской православной церкви). Напомню, например, повесть Аркадия Гайдара «Тимур и его команда»: то есть «Тамерлан и его команда». Очень по-русски! То же самое, что «Батый и его команда»...

В БССР беларусы не называли детей русскими именами; в селах были свои (Алесь, Алеся, Якуб, Ян, Янина и т. п...), в городах свои (Марины и Валентины) — советские, по не русские и даже не православные. То есть в проблеме имен отчетливо видно влияние советской глобализации, но не влияние «русской культуры». Весьма существенно то, что это влияние в первую очередь себя проявило именно в РСФСР, а не в союзных с ней национальных республиках. Так что тезис о «русских именах» — выдумка.

Ошибается Каракаев и в вопросе «русских отчеств». Это не «русское», а советское изобретение. До революции в царских документах не было отчеств на «-ич»: например, в дореволюционных документах Ленина указано «Владимир Ильин Ульянов», Сталина — «Иосиф Виссарионов Джугашвили».

Суть дела в том, что с XVI века московские бояре заимствовали от литвинов (предков беларусов) фамильное окончание на «-вич» для оформления ОЧЕНЬ РОДОВИТОГО отчества. «Вичились» только самые знатные князья и бояре Московии, а даровал или отнимал право «вичиться» царь (например, фамилия печатника Яна Федоровича из Баранович была изменена во время его работы в Москве на «Ивана Федорова»). До революции «вичились» только царская семья и великие князья, представители высшей аристократии России. Эту практику Янкель Свердлов и Лейба Троцкий нашли «уродливым пережитком великодержавия» и ввели право «вичиться» для всех советских граждан.

Замечу, что в СССР стали «вичить» вообще всех: кавказцев и казахов, киргизов и туркмен, таджиков и узбеков, которые русского языка не знали, никогда не покидали своих аулов, но при этом имели советские паспорта с отчеством на «-ич» типа «Тынгизович» или «Сапармуратович». А в 1939 - 40 годах паспорта с отчествами на «-ич» выдали западным беларусам и украинцам, евреям этого края, жителям балтийских стран и молдаванам. Понятно без лишних слов, что это не русификация, а советизация: показатель не «русскости», а «советскости». «Визитная карточка» СССР, а вовсе не «Руси».

Аналогично обстоит дело с беларуским языком. Царизм его запретил своим указом еще в 1839 году: сожжению подлежали все Библии на нашем языке, запрещалось книгоиздание на нем. Молиться Богу отныне следовало по-русски, который наша паства тогда еще не понимала. Но именно на этом языке вещали ей командированные сюда из России бородатые попы.

И все же народ не отказался от своего языка! В период сталинизма вынужденный отказ происходил только в городах, где в 30-е и 40-е годы жило не более 25 % населения. Это было связано с борьбой московских властей против пресловутых «национал-демократов». Где тут «естественный путь отношения народа к своему языку», хотя Каракаев пытается создать такую видимость в своих рассуждениях. Думаю, что если ему приставят пистолет к виску, то он запросто перейдет на китайский или арабский язык, но при чем здесь «внутренняя тенденция жизни этноса»? Это открытое насилие.

Когда в 1953 году умер Сталин, три четверти населения БССР составляли селяне, которые продолжали говорить на беларуской «мове». Тут оказался бессилен даже сталинизм. Однако ситуация кардинально изменилась в следующие 30 лет. Хрущев «отпустил» крестьян из колхозов, и они стали массово оставлять село. Наступил величайший КРИЗИС СЕЛА: за 20 лет в города БССР мигрировала половина Беларуси, пропорция изменилась в противоположную сторону — при Машерове в городах жило уже две трети населения республики. Они там старались походить на горожан, поэтому без указки сверху и какой-то специально организованной «русификации» переходили на язык горожан. НО КАКОЙ? Вот ведь вопрос!

Это не «русский», а СОВЕТСКИЙ ЯЗЫК — язык индустриализации и советизации огромного государства. Для сравнения: точно так же «советскоязычными» стали жители Ташкента и Самарканда, Баку и Алма-Аты, Ашхабада и Бишкека, хотя там до Хрущева тоже преобладали местные языки.

Так что суть проблемы заключается в советизации населения, а не в его «русификации».

Напомню, что в 1920 - 30-е годы произошла культурная революция, в ходе которой традиционная русская культура и традиционные национальные культуры в республиках вне РСФСР заменялись на советскую. Это и внедрение огромного массива новой лексики (типа рабкрин, сельпо, управдом...) и нового образа жизни, когда Бога заменил усатый «Хозяин», а святых — многочисленные «вожди» рангом пониже, портреты которых висели в красных углах хат, ранее заполненных иконами.

А в 1960 - 70-е годы в СССР произошла «вторая культурная революция» — урбанистическая (фактически — глобализация). Население страны превратилось из аграрного (70 % в 1955 году) в городское (70 % в 1970). Поскольку хранителями традиционной национальной культуры всегда и везде являются крестьяне, эта метаморфоза означала полную смену культуры страны. Если же применить концепцию тождества культуры и этноса (изложенную Каракаевым), то выходит, что в эпоху Хрущева родился новый («советский») этнос горожан, отрицавший «русское содержание» в той же степени, как он отрицал любое другое национальное содержание.

Почему этого не хочет видеть автор письма? Видимо, потому, что увлечен своей идеей «этноса Руси», а все остальное не воспринимает.

И наконец, после распада Союза беларусы ментально ощущали себя вовсе не частью России — а частью СССР, то есть СОВЕТСКИМИ людьми, но не русскими.

Современные западнорусисты пытаются выдать желаемое за действительное: тягу беларусов к СССР за тягу якобы «к России». В реальности «особость» беларусов объясняется только их особой толерантностью, то есть аполитичностью, индивидуализмом и внутренней стеной, ограждающей от внешних проблем: «я не трогаю вас — вы не лезьте в мою жизнь». Толерантность беларусов — исключительно местный феномен, которого нет у соседей и который создан спецификой нашей многовековой истории. Нынешние западнорусисты явно не поняли сути беларуской толерантности и поспешили с выводами о том, что на просторах бывшего СССР «одни беларусы не предали Россию», хотя беларусы «не предали СССР», а вовсе не Россию. Да и то они из-за своей толерантности лишь более длительно проходят этапы смены ментальных установок по сравнению с тем же Кавказом или Украиной.

То есть если беларусы мучительно долго расстаются с советским прошлым, это не показатель, что они «ментально россияне» («этнически», как понимает автор письма). На самом деле беларусы всегда в этом вопросе были такими «медлительными» и точно так же мучительно долго отходили от ментальной связи с Речью Посполитой. Беларуский народ «при коммунистах» был частью не «Великой России», а Советского Союза, где формально заявленное равноправие народов хорошо вписывалось в толерантный менталитет беларусов. Это важный момент: русские «державники» понимают СССР как «Русскую империю», а беларусы видят в СССР совсем иное.

Подведу итог: Сергей Каракаев в своих суждениях говорит вовсе не о «русском содержании» в беларусах, а о «советском». Но «русское» и «советское» — разные реалии.

И вот еще вопрос: куда подевал автор письма СОВЕТСКИЙ ЭТНОС, который обязан был существовать, согласно его представлению об этносах как культурах? Почему нет ни его, ни даже намека на советский период нашей истории? Полагаю, что потому, что советский народ никак не вписывается в узкие рамки концепции западнорусизма, разработанной задолго до создания СССР.

О религии беларусов

Для Каракаева наши католики — поляки, а православные — русские. Это чисто колониальный подход, в римском духе «разделяй и властвуй». Однако вот ведь проблема: более половины беларусов — вовсе не католики и не православные, но атеисты. Они не ходят в церковь, не молятся Богу, не крестят детей, ни разу в жизни не исповедовались. Так к кому их относить — к полякам или к русским? Может быть, к немцам-протестантам?

Таким образом, суждения сторонников западнорусизма о якобы «этнической сути религиозной принадлежности» — чистой воды спекуляция. Они имели определенный смысл только в царское время, когда насаждение православной религии московского образца служило важным инструментом колониальной политики царизма. Однако в советское время в Восточной Беларуси православие было ликвидировано еще в довоенный период, а в Западной Беларуси католичество продолжало существовать, поэтому формально с октября 1939 года католиков в БССР стало намного больше, чем православных. Так неужели беларусы от этого превратились в поляков?!

Нечто аналогичное можно сказать и о беларуском православии: хотя у нас в православных храмах службы ведутся на русском языке (следуя указу царя 1839 года), но после распада СССР православные беларусы являются паствой вовсе не Московской церкви, как фантазирует Каракаев, а Беларуской епархии Русской православной церкви, которая в административном отношении независима от иерархов РПЦ. И которая, кстати, издает религиозную литературу также и на беларуской «мове».

Так что же получается по логике автора письма: верующие БЕЛАРУСКОЙ епархии православной церкви — это не беларусы, а русские? С какой такой стати?

Во-первых, в основе религии россиян со времен Орды лежит обожествление верховной власти, ибо в своих основах РПЦ — типичное несторианство. А вот наша шляхта (дворянство) и мещанство (горожане) в ХV веке были в своем большинстве ПРОТЕСТАНТАМИ, в отличие от Украины, Польши и Жемойтии (Летувы). Почему наши предки массово восприняли идеи Реформации? Да потому что они наиболее полно отвечали извечному духу нашей толерантности, к тому же литвины не считали церкви Кракова и Киева (а тем более Москвы) этнически своими — им нужна была «своя» вера. Ею стало протестантство в форме кальвинизма.

Правда, затем иезуиты его у нас победили, обращая литвинов-протестантов (вовсе не православных, как врали в царской России!) в католиков. Ну да ничего: в настоящее время темпы распространения протестантства в независимой Беларуси превосходят темпы распространения католицизма, а он, в свою очередь, обгоняет православие.

Наша религиозная традиция заключается в ином, чем у россиян-московитов отношении к вере. Отсюда вполне нормальные отношения между католиками и православными (с 1596 года — униатами), это соответственно 39 % и 45 % населения ВКЛ до российской оккупации, произошедшей в 1772 - 1795 годах, спокойное отношение к иудеям (8 %), староверам — беглецам из России (0,5 %), православным РПЦ (6 %), протестантам (1 %), мусульманам (0,5 %).

Каракаев пишет, что наши католики и униаты — это не беларусы: беларусами, дескать, были только 6 % православных РПЦ. Но, во-первых, эти 6 % — как раз не беларусы, а беглые российские крестьяне, удравшие из крепостной России в ВКЛ, где не было крепостного права.

Во-вторых, в то время православная вера «по-московски» автоматически означала верность главному российскому феодалу — царю. По этой причине у нас формально не было ни одного адепта РПЦ, ибо все наши жители были подданными Великого Князя Литовского, Русского и Жемойтского (с 1569 года — еще и короля Польского). Напомню, что во время каждой очередной войны против ВКЛ и Речи Посполитой московские оккупанты пытались насильно перекрестить наших предков в свою веру, рассматривая этот акт именно как присягу московскому правителю. Но как только их выбрасывали назад, литвины-беларусы возвращались к своей вере. Более того, после агрессии Ивана ІV ряд лет РПЦ вообще была запрещена в ВКЛ.

В-третьих, во времена советской власти в СССР торжествовал атеизм. По концепции западнорусистов выходит, что уже только поэтому «беларусы, исчезли»!

Впрочем, как и русские, как и украинцы. Ибо атеист «этнически» не принадлежит к «святой Руси».

Еще одно отличие паствы БПЦ от паствы РПЦ: в России любят устраивать «крестные ходы» в честь Куликовской битвы, Николая II (вдруг превратившегося из «кровавого» в «святого») и по поводу других своих историко-романтических мифов. В Беларуси ничего подобного нет.

И похоронные ритуалы у беларусов иные, чем у православных россиян. Только у нас существует Радуница (и только у нас она сделана нерабочим днем), когда беларусы идут на могилы к родным и символически едят вместе с ними, кроша еду на могилу и раскатывая по ней пасхальные яйца.

Суть западнорусизма

В связи с восстанием 1830 - 31 гг. царь Николай I создал специальный орган — секретный Комитет по делам западных губерний. По рекомендациям Комитета в 1840 году был упразднен Статут ВКЛ 1588 года и введено общероссийское законодательство, ликвидирована Униатская Церковь, разработан план русификации на основе положений о «единой вере» (православии) и «единой народности» (русской). Комитет действовал до января 1848 года.

Подводя итоги колониальных усилий за первые 10 лет работы Комитета (с 1831 по 1841 год), виленский генерал-губернатор Миркович докладывал царю Николаю I:

Это — значимые памятники этноцида.

Отрицание права беларусов на свою государственность, свою религию, свою историю, свой язык — сама суть западнорусизма. Западнорусисты используют ряд псевдонаучных спекуляций, направленных на «доказательство» факта «несуществования беларуского этноса». А это позволяет им обосновывать «права Москвы» на Восточную Беларусь, тогда как западную часть Беларуси они легко «дарят» Польше или Летуве — им без разницы.

Основоположником западнорусизма был Михаил Коялович (1828 - 1891), окончивший в 1855 году православную Духовную академию в Санкт-Петербурге. Это он, отрабатывая подачки своих хозяев из Третьего (жандармского) отделения императорской канцелярии, в 1863 году выпустил книгу «О расселении племен Западного края России», в которой безудержно фантазировал об «исстари русском характере края». За ней последовал ряд других. Во всех своих сочинениях Коялович утверждал, что беларусы — это часть русского народа, которая приобрела некоторую специфику исключительно в результате контактов с литовцами (жамойтами) и поляками, а также окатоличивания в период ХIV-ХVIII веков.

В книге «Чтения по истории Западной России» Коялович требовал принять решительные меры к тому, чтобы беларусы и украинцы забыли свои языки, начали говорить и думать только по-русски.

Но Каракаев проходит мимо того факта, что переход беларусов на русский язык — вовсе не «нечто естественное», а реализация целенаправленного плана, заявленного Кояловичем в 1860-е годы и принятого к исполнению генерал-губернатором Северо-Западного края Михаилом Муравьевым, по прозвищу «вешатель».

План этот был основан не на научных фактах, доказывающих «единство беларусов и украинцев с русскими», а на политическом заказе царизма: идейно подавить национально-освободительное движение и закрепить захваченные земли в составе России путем ассимиляции населения в «российский этнос».

Сам западнорусизм есть АМОРАЛЬНАЯ идеология сотрудничества с оккупантами, мазохистское по своей сути желание быть ассимилированным. Аморальность очевидна, ибо методологические схемы западнорусизма равно оправдывают и обосновывают Турецкое иго над народами Балкан (Болгарии, Греции, Румынии, бывшей Югославии), а также Немецкое иго над славянами и балтами Полабья, Поморья и Порусья (Пруссии).

В обоих регионах оккупанты тоже прилагали титанические усилия для ассимиляции населения, которое, как и у нас, этнически не имело ничего общего с захватчиками. И в обоих регионах появилась масса коллаборационистов, которые пытались обосновать «правильность» ассимиляции своего народа оккупантами, используя те же приемы, что и западнорусизм.

Пожалуй, наиболее одиозное выражение такого коллаборационизма — янычары. Их набирали из детей в порабощенных странах, воспитывали в духе турецкого великодержавия и воинствующего ислама, а затем использовали для искоренения сепаратизма в краях их родителей. Западнорусисты аналогичны янычарам: выполняют ту же функцию.

С 1860-х по 1980-е годы (120 лет!) западнорусизм опирался на басню о якобы «общем предке беларусов, украинцев и русских» — фантастическом «древнерусском народе». Эту басню уже давно полностью разоблачили ученые — как противоречащую научно установленным фактам истории и археологии, антропологии и генетики, сравнительной лингвистики, культурологии, социологии.

Напомню, что это Екатерина II (чистокровная немка-лютеранка, вдруг превратившаяся в русскую православную царицу) поручила созданной ей Комиссии по «упорядочиванию истории России» разработать концепцию о том, что население Московии было не финским и татарским, а якобы исконно славянским.

Вторым этапом разработки этого мифа стали поиски «доказательств» того, что поляки, литвины (беларусы) и русины (украинцы) якобы лишь «отпочкование от московского народа».

А в советское время, особенно при Сталине, это стало уже догмой (правда, поляков из списка убрали, так как они не входили в состав СССР). ЦК КПСС поддерживал и поощрял западнорусизм, поскольку он помогал подавлять желание беларусов и украинцев обладать своей собственной государственностью.

Казалось бы, мы живем в период полного краха теории и практики западнорусизма: он не только разоблачен наукой как вымысел царских янычаров специально для «туземцев», но и утратил смысл после обретения Беларусью и Украиной реального суверенитета.

Но нет! Судя по письму Каракаева, западнорусизм все еще жив Только теперь он опирается не на научные факты (ибо разоблачен наукой), а на «достижения» политики западнорусизма. Дескать, беларусы, подобно якутам или башкирам в самом деле не имеют ничего антропологически, генетически и исторически общего с «Владимирцами» (ассимилированной муромой) или «Рязанцами» (ассимилированной эрзей). Но, мол, это и не важно, так как у беларусов с ними один этнос благодаря общей религии, языку и культуре.

Аналогию можно найти в истории Османской империи: многие боснийские идеологи (этакие балканские «западнорусисты» на свой манер) утверждали, что боснийцы переняли от турок ислам, а имамы Боснии учатся в Турции. Поэтому незачем боснийцам отрываться от «истоков» и выдумывать свое государство, надо воссоединиться с Турцией — ведь боснийцы с давних пор и поныне «часть турецкого народа», а не «вражеского» сербского (в нашем случае роль сербов исполняют поляки).

Однако — НЕ ПО СВОЕЙ ВОЛЕ (этот главный нюанс коллаборационисты сознательно скрывают), а в результате политики оккупантов, направленной на всеобъемлющую ассимиляцию местного населения. В итоге получается парадокс: результаты этой ассимиляции коллаборационисты (янычары) представляют в качестве АРГУМЕНТОВ для ее обоснования. Мол, наш народ стал в результате ассимиляции другим этносом — а потому, дескать, поставьте крест на этносе старом.

Или, как пишет Каракаев, «ваш вывод о существовании биологических беларусов совершенно абсурден и антинаучен (...). Получается, что вы сообщаете людям ложные сведения».

Но все это уже было! Точно так же в ФРГ в XX веке (уже после разгрома нацизма!) говорили, что существование этноса лужичан совершенно абсурдно и ненаучно, ибо они на самом деле давно стали немцами.

Лужичане и беларусы

Вот пример, который, как мне кажется, расставляет все точки над «і».

Юрий Брезан — самый известный писатель лужицких сербов, он лауреат двух Государственных премий ГДР. В книге Брезана «Избранное» (Москва, 1987 г.) во вступлении сказано:

«Когда волна немецкой колонизации, возглавляемой саксонским герцогом Генрихом Львом и маркграфом Альбрехтом Медведем, разметала поселения полабских и поморских славян, когда на смертном «пиру» между Лабой и Одрой полегли дружины бодричей и лютичей, на вытоптанной нашествием равнине чудом сохранился островок славянства. Уцелели те, кто сумел пригнуться, «поднырнуть» под волну.»

(Читая это, невольно вспоминаешь и о толерантности беларусов, и о западнорусизме. — Авт.).

«Лужичане», «сербье», «сербский люд» — так и по сей день зовут себя потомки тех, кто восемь столетий назад намертво вцепился в супеси прилабских пустошей в неистребимой надежде переждать, перебедовать лихую годину, выжить».

(Опять не могу без комментария — восемь столетий! А у нас только 122 года царской оккупации. — Авт.).

«В этом забытом Богом уголке Германии, «Лужицкой марке», подобно вымороченному поместью переходившей от одного хозяина к другому, пока Венский конгресс 1815 года не поделил ее между Саксонией и Пруссией, ветер и реки, поле и лес продолжали говорить по-лужицки. Мягкое звучание славянской речи продолжало убеждать маленький народ, зажатый между Горным краем на юге и Шпреевальдом на севере, что земля, на которой он живет, — его древняя родина. Здесь еще звучали старинные, исконно славянские названия местных городов и деревень, здесь люди еще помнили, что Люббен — это «по-настоящему» Любин, Губен — Губин, Деберн — Дербно, Ритчен — Речицы, Бауден — Будишин, Дрезден — Дрезно, а Лейпциг — Липск».

(Полная аналогия с Беларусью, где исконные топонимы тоже изменены на польский, московский или жамойтский манер: Берестье — на Брест, Менеск — на Минск, Вильня — на Вильнюс, Ковно — на Каунас, Вицьбеск — на Витебск, Гомей — на Гомель и т. д... — Авт.).

«В 30-е годы лужицкие писатели — и прежде всего М. Новак-Нойман (р. 1900), Я. Веля (1893 - 1969). Я. Скала (1889 - 1945) — вступили в прямую борьбу с нацистской политикой «окончательного решения» лужицкого вопроса. Немецкий фашизм предпринял последнюю — и самую опасную — попытку стереть с лица земли культуру, язык, самосознание лужицкого народа. Гитлеровцы разработали проект выселения лужичан в «генерал-губернаторство», на территорию оккупированной Польши».

(Как видим, лужицкий вопрос есть аналог «беларуского вопроса» в концепциях западнорусизма. Только наши «теоретики-практики» выступают не за переселение, а «слияние» с Россией. — Авт.).

Справка: Лужичане, или лужицкие сербы (самоназвание — serbski lud, немецкое название — Sorben, Wenden) — славянский народ, живущий в восточной части Германии (округа Дрезден и Котбусс). Численность в 1961 году составляла около 100 тысяч человек.

Лужичане используют два языка: верхнелужицкий (близок чешскому) и нижнелужицкий (близок польскому). Все они также говорят и пишут по-немецки. Преобладающая религия — лютеранство, есть также католики. Основное занятие населения — сельское хозяйство.

Лужицкая письменность возникла в первой половине XVI века. В 1912 году лужичане создали свою культурно-просветительскую организацию «Домовина». В период нацизма лужичан объявили немцами, говорящими по-лужицки, а «Домовину» в 1937 году закрыли. В ГДР в 1949 году был принят закон об охране лужицкой культуры, действовавший до объединения страны с ФРГ (1989 г.).

Когда в ГДР Юрия Брезана наградили Государственной премией, в ФРГ возмутились многие великодержавники. Они гневно заявляли в средствах массовой информации ФРГ, что все лужичане-сербы давно растворились в немецкой среде, стали немцами, АССИМИЛИРОВАЛИСЬ. А потому, дескать, Брезан и наградившие его «товарищи» из ГДР «сообщают людям ложные сведения», ибо этот этнос вовсе не сербы, а натуральные немцы.

Крайне интересен тот факт, что у Брезана и его коллег-писателей самые распространенные лужицкие имена аналогичны беларуским: Якуб, Янка, Янина, Алеся и прочие. А язык лужицких сербов близок и родствен именно и только — кому?.. Беларуской «мове»! Выходит, что лужичане и беларусы — ОДИН ЭТНОС. Вот ведь загадка! Не сохранила история точных сведений о миграции лужичан в наши земли. Есть только предположения.

Беларусы и лужичане — не только этнические близнецы, но и судьба у них похожая: одних пытался ассимилировать германский сосед, вторых — российский. К счастью, беларусы смогли сохранить свой уникальный этнический облик, потеряли свою государственность только на 122 года пребывания (а лужичане более восьми столетий не могут ее вернуть). К тому же Беларусь — одно из государств-учредителей ООН.

Мне кажется, что борьба лужичан за свою национальную идентичность — в контексте проживания в богатой преуспевающей Германии (не продали ведь свое национальное за «германские житейские блага»!) — это великий пример патриотизма для нас.

Реалии дня

Идеология западнорусизма — калька идеологии полонизма. Полонисты теми же методами и спекулятивными приемами отрицают право беларусов на свою государственность. Различие только в том, что Беларусь, по их мнению, должна подчиняться не Москве, а Варшаве. В этом плане было бы полезно провести когда-нибудь сравнительный анализ концепций западнорусизма и полонизма — чтобы показать их полное сходство на концептуальном уровне.

В 1914 году Антон Луцкевич в газете «Наша Ніва» констатировал крайне слабое национальное самосознание беларусов — вследствие чудовищной ментальной агрессии с Востока и Запада. С Востока нас душила РПЦ Москвы, навязывавшая представление о том, что «православные беларусы — это русские», а с Запада душил Польский костёл, навязывавший идею, что «католики-беларусы — это поляки». В результате никаких беларусов «не оставалось»: только московиты или ляхи. Поэтому Луцкевич написал, что «пока костёл и церковь в Беларуси не сделаются беларускими, народ наш всегда будет делиться на две части». (Кстати, эту важную цитату приводит сегодня наш учебник истории для 8 класса — что весьма существенно для воспитания нового поколения беларусов).

Согласно оценкам историков, беларусы в 1914 году делились (в плане ментальности) примерно так: примерно по 45 % — западнорусисты и полонисты, лишь около 10 % являлись сторонниками независимой Беларуси, в основном представители разночинной национальной интеллигенции, которая одна и проявляла активность в этом вопросе.

Сегодня ситуация совершенно иная. 3 декабря 2009 года агентство БелаПАН сообщило о результатах исследования национальной идентичности беларусов. Его провели Беларуский институт стратегических исследований и аксиометрическая лаборатория «Новак».

Как сообщил на пресс-конференции руководитель БИСС Виталий Силицкий, большинство беларусов считают себя «отдельным народом». Такое мнение высказали 51,8 % опрошенных лиц. А 41,9 % респондентов считают, что беларусы — часть «триединой славянской нации». Всего лишь 1,5 % опрошенных считают, что беларусы — это русские, и 1,1 % — что беларусы — это поляки.

Таким образом, по сравнению с 1914 годом мы видим крах идей западнорусизма (их разделяют только 1,5 %) и полонизма (1,1 %). Однако не следует забывать, что почти 42 % еще бредят какой-то «триединой славянской нацией» (как будто поляки — не славяне, а ведь так и думают, не считают поляков славянами). То есть налицо ментальный рудимент западнорусизма, который нам вбивали в головы под новым соусом уже в СССР. Есть, правда, весьма существенное различие: тезис о «триединой славянской нации» уже не противоречит праву беларусов на свое Национальное Государство. Он лишь указывает на желание более тесных отношений с Украиной и Россией, чем с Польшей, — но не более того. Это уже не западнорусизм в его чистом виде.

По мнению Силицкого, такая статистика свидетельствует, что небольшими шагами, но все-таки происходит «политическая самоидентификация беларусов».

А иначе и быть не может: проживая почти 20 лет в суверенном Национальном Государстве и выстраивая его своими руками, беларусы начали его ЦЕНИТЬ. Тем более что страна, нами самими созданная — великолепна, она во многом лучше как России, так и Польши. Идеи западнорусизма и полонизма уже потому сегодня «пустые», что не соответствуют реалиям нынешнего дня.

В XIX веке идеологи царизма придумали миф о «триедином русском народе», состоявшем из «великороссов, малороссов и белороссов». К сожалению, и сегодня кое-кто продолжает верить в эту выдумку.

Среди мифов

Москвичка Татьяна Миронова, член-корреспондент Международной Славянской академии наук, доктор филологических наук, опубликовала в украинском издании «Новый Регион» статью под названием «Русские, украинцы и белорусы являются единым народом».

Все национальное беларуское и украинское, включая языки, она отвергает как «дурное польское влияние», в том числе и государственность Украины и Беларуси. Возникает вопрос — правильно ли называется «Международная Славянская академия наук», членом-корреспондентом которой является Миронова? Ведь там не признают национальную самобытность беларусов и украинцев, а поляков изображают «врагами славян».

Татьяна Миронова пишет:

Тут все поставлено с ног на голову. Давайте разбираться. Что значит фраза «В середине XIX века мы беспечно приняли так выгодную полякам, немцам, евреям идею дробления русских на три самостоятельных «народа» — русских, украинцев и белорусов»? Кто такие «мы»? Царизм? Ведь именно в середине XIX века появилась концепция «западнорусизма», которая объявляла литвинов (переименованных царскими властями в «белорусов»), русинов (украинцев) и московитов («русских») одним народом.

До того никто эти три народа не считал даже родственными. Например, Михалон Литвин в своей книге «О нравах тартар, литвинов и мосхов» («De moribus Tartarorum, Livanorum et Moschorum») писал, что мосхи (московиты-мокшане) вообще нехристианской веры, как и татары — поскольку московиты в то время (начало XVI века) исповедовали гибрид несторианства и ислама.

Беларуский историк Владимир Орлов отмечал:

«Для меня и моих коллег, профессиональных историков нового поколения, которые рассматривают прошлое с позиций существования белорусской нации и государственности с многовековой традицией, совершенно очевидно, что версия происхождения восточных славян из «единого корня» — это плод творчества российских ученых XVIII-XIX вв., призванных обосновать притязания кремлевских правителей на белорусские и украинские земли. Логика тут чрезвычайно простая: поскольку мы, мол, из одного корня, значит, и жить должны в одном государстве — разумеется, в русском.

Реальное существование единой древнерусской народности, откуда якобы вышли белорусы, украинцы и русские, ничем не доказывается. С самого начала этногенез трех народов происходил на разных территориях и с участием разных этнических компонентов.

... В летописях вы не найдете названия «Киевская Русь». Территория, которую обозначают таким образом, не была единой ни этнографически, ни тем более политически. Полоцкое княжество, откуда берет начало белорусская государственность, попадало в зависимость от Киева на считанные годы, и каждый раз киевлянам приходилось для этого применять оружие. В 1129 г. при сыне Владимира Мономаха Мстиславе полоцких князей удалось выслать в Византию, но спустя три года Мстислав умер, и Полоцк снова стал независимым. Государство Рюриковичей было лишено главного признака, характеризующего этническую общность, — единого самосознания. До середины XIII века летописцы называют население Беларуси прежними именами — кривичи, дреговичи, радимичи. Не только Полоцк, но и Новгород, Ростов, Суздаль, Рязань не считались в то время Русью, а, напротив, ей противопоставлялись. За Владимиро-Суздальской землей это название закрепилось только со второй половины ХIII века, когда население белорусских земель уже представляло собой отдельное этническое целое».

Доктор биологических наук, лауреат Государственной премии Беларуси Алексей Микулич в интервью 30 нюня 2010 года сказал, что антропологически (по генам и внешности) беларусы близки мазурам Польши, а не украинцам и русским, причем русские близки по генам финно-уграм. Оно и понятно, ведь это славянизированные (по языку) финны.

Вернемся к словам Татьяны Мироновой:

Простите, а какая могла быть «НЕ ОТДЕЛЬНАЯ» от русского народа история, если до российской оккупации 1795 года литвины (беларусы) никогда не жили под властью Москвы или Петербурга? Мало того, московиты являлись главным врагом литвинов на протяжении многих веков. Достаточно напомнить, что только в войне 1654 - 1667 годов, развязанной московитами, погибла половина беларуского населения, а 300 тысяч беларусов было уведено в кандалах в московское рабство.

И почему беларусы — это в середине XIX века «новоиспеченный народ»? В энциклопедии «Беларусь» сказано: «В XIII-XVI веках сформировался беларуский этнос». Как видим, не в середине XIX века, и не в составе Российской империи («вместе с русским народом»), а в своем национальном государстве — ВКЛ.

«Искусственные языки беларусов и украинцев»

Татьяна Миронова утверждает, что в середине XIX века «украинцам и белорусам изготовили собственные литературные языки — украинский и белорусский, которые подражали польским литературным моделям». Кто же в царской России мог «изготовить» украинцам и беларусам собственные литературные языки? Неужели специалисты, находившиеся на службе у царизма?

На самом деле царизм ЗАПРЕТИЛ беларуский язык в 1839 году, украинский — в 1861. В 1839 году были сожжены все Библии на беларуской «мове», было запрещено использовать беларуский язык в богослужениях — нашу паству, абсолютно не понимавшую московскую речь, состоящую более чем наполовину из финских и татарских слов, заставляли обращаться к Богу на этом иностранном языке.

И что значит «подражали польским литературным моделям»? С какой стати? Обладательница докторской степени в филологических науках должна знать, что всякий литературный язык формируется на основе преобладающих в коренном населении говоров — иначе он будет непонятен населению. Поэтому если Миронова узрела в беларуском и украинском языках нечто «польское», то это не «искусственное», а пришло из языка наших селян. А они-то поляками никогда не были.

Действительно, «языковеды по сию пору не находят на картах четких границ между говорами русских, белорусских и украинских народов». Но объясняется это только тем, что земли Смоленской, Курской, Брянской областей, части Псковской и Тверской — это этнические земли балтов-кривичей, которые были захвачены Россией. Там в деревнях по сей день говорят не на русском языке, а на беларуском — который Миронова считает «испорченным полонизмами русским языком». Но кто же портил «полонизмами» язык селян на Смоленщине или Брянщине?

Что вообще подразумевает филолог под термином «полонизмы»? Она пишет:

Никаких «германизмов» в украинском и беларуском языках нет, есть только пласты архаичной индоевропейской лексики. Это не «немецкие слова», а древние индоевропейские. И они присутствуют не только в литературном языке Беларуси и Украины, но и в языке народа. Что касается «слов польского языка», то это не «ПОЛЬСКИЕ», а ОБЩЕСЛАВЯНСКИЕ слова. В Международной Славянской академии наук этого, видимо, не знают, там ведь поляков славянами не считают. Что касается «варваризмов, наречия поселян Украины», — то это непонятно. Неужто коренное население Украины — варвары? Получается, что Татьяна Миронова говорит о едином народе русских и варваров Украины и Беларуси?!

Если это «триединый народ», то почему в таком случае беларусы, украинцы, поляки, чехи, словаки говорят в знак согласия славянское «Так», а русские говорят «Да» — как болгары, турки и румыны с молдаванами?

Эта странность объясняется просто. Коренное финское население Центральной России учило славянский язык от болгарских и киевских попов в процессе своего приобщения к христианству. Отсюда и пришло в язык московитов балканское «да», которое чуждо славянам.

Что касается беларуского (славянского) языка, то он сформировался в виде десятков региональных диалектов не ранее XVI века, а прежде население в деревнях говорило на разных диалектах (наречиях) балтского языка кривичских и ятвяжских племен[5].

Однако отличие между беларусами и нынешними русскими в том, что субстратом беларуского (славянского) языка был балтский язык (индоевропейский), наиболее близкий славянскому языку — смешению языка готов и балтов, а вот субстратом нынешнего русского языка, как считают сами российские лингвисты, были финские языки коренного населения Центральной России (Московии) — то есть не индоевропейские.

Субстратом украинского языка были индоевропейские языки днепровских балтов и ираноязычных сарматов (аланов), сегодня их язык сохранился в виде осетинскою языка (от языка последних появились гидронимы Дон, Днепр, Днестр) — коренного до славянизации населения Центральной и Западной Украины. Восточная же Украина населена, как Московия, славянизированными финскими племенами — отсюда и нынешние конфликты в этой стране между разными субстратами.

Татьяна Миронова считает, что беларуский и украинский языки «испорчены полонизмами» по сравнению с (надо полагать) чистым от полонизмов русским языком.

Хорошо, пусть слово «сябр» (друг, товарищ) — полонизм. Но что тогда не полонизм? Русское слово «товарищ»? Так ведь оно татарское, произошло от такого же татарского «товар», вообще не славянское. Видимо, Миронова хочет, чтобы беларусы и украинцы забыли свою индоевропейскую лексику и стали вместо него использовать татарскую лексику русского языка.

Пусть слова «гаспадарка» и «гаспадар» — полонизмы. Менять их на русские «хозяйство» и «хозяин»? Но это производные от «хозя» и «ходжа», вошедшие в язык московитов в ордынский период. Так с какой стати мы, в Орде не жившие, должны использовать конструкцию «хозяин колхоза» или «хозяин машины» — буквально «ходжа колхоза» и «ходжа машины»? Зачем менять наши нндоевропейские слова на не индоевропейские и неславянские?

Пусть слово «гроши» — «германизм». Но это все же индоевропейская лексика — в сравнении с навязываемым нам русским словом «деньги» — от тюркского «тэнге».

В русском языке гораздо меньше славянской и индоевропейской лексики, чем в беларуском и украинском. Вся лексика России XIX века в сфере торговли и в сфере народной одежды целиком взята из татарскою языка.

Татьяна Миронова нашла, что беларуский и украинский языки «подражали польским литературным моделям». Конечно! Ведь литературный русский язык — не славянский, а полуславянский, он наполовину основан на финской грамматике. Ясно, что раз в других славянских языках нет этих самобытных русских реалий — то все они якобы «подверглись влиянию полонизма», и даже не славянские вовсе.

Русский язык — это единственный индоевропейский язык, где глагол «иметь» заменяется, как в финских языках, конструкцией с глаголом «быть»: «у меня есть», «у нас есть», «у них есть» — вместо индоевропейского «я имею», «мы имеем», «они имеют». Почему? А потому что в финских языках нет глагола «иметь», он там заменен конструкцией с глаголом «быть».

Поскольку субстратом русского языка был финский язык, русская грамматика унаследовала многие черты финской (неиндоевропейской) грамматики. Это и многопадежность русского языка в создании разных падежных окончаний для форм одного падежа (в финских языках до 22 падежей). Это и наличие частиц «-ка» и «-то», что является прямым заимствованием от финнов и не присутствует ни в одном индоевропейском языке. И финская окающая фонетика, и многое другое, о чем писали российские лингвисты, исследуя финский субстрат русского языка.

Так почему русский язык не похож на беларуский и украинский? Вовсе не потому, что, как утверждает Миронова, эти два языка «испорчены польским влиянием». А потому что русский язык формировался на субстрате финских языков и формировался в ордынский период, впитав огромные пласты татарской лексики.

Так что вопрос, «чей язык более испорчен» — если таковой вообще имеет право на научное обсуждение (хотя я такой вопрос считаю ненаучным и неэтичным) — должен иметь такой ответ: более всех «испорчен» финским и татарским влиянием русский язык, и он дальше всех отстоит от других славянских языков. Во всяком случае, образованные славяне понимают другие славянские языки без переводчика, и только русские не понимают ни один другой славянский язык. Потому что в других славянских языках нет финского субстрата и нет татарской лексики.

Мне непонятны и обвинения в том, что у беларусов в их языке нет русских языковых реалий, а есть якобы «полонизмы». Простите, но мы не жили в Орде, а жили в Речи Посполитой. Язык формируется на основе реалий жизни. Если Татьяна Миронова считает, что нам надо освободить язык от полонизмов — то чего тогда она не призывает освободить свой русский язык от тюркской лексики? Почему не требует запретить слова «деньги», «товарищ», «хозяин» и подобные им? Почему не требует использовать форму «я имею» вместо финской «у меня есть»? Где логика?

На деле получается, что под предлогом «избавления от полонизмов» член-корреспондент Международной Славянской академии наук требует от беларусов и украинцев отказаться от своих индоевропейских языковых реалий — и вместо них принять финские грамматические нормы и татарскую лексику русского языка. Мне такая замена представляется абсолютно ненужной.

«Беларусь и Украина — это заговор врагов»

Татьяна Миронова фантазирует:

Оставим в стороне тот факт, что смеяться над другими языками (или приписывать им «базарную развязность») — это дурной тон и признак глубокого невежества.

На мой взгляд, именно Татьяна Миронова забивает огромный клин в наши отношения, не признавая уже не просто этносы, а НАЦИИ беларусов и украинцев, не признавая наши национальные языки, не признавая наше право на свою Государственность, не признавая, наконец, право членства в ООН соучредителей этой организации — Беларуси и Украины.

Все это она отрицает, но — вот парадокс! — считает себя «другом славян».

Непонятно, почему существование наций беларусов и украинцев она называет «вредоносным»? «Вред» тут только великодержавному имперскому шовинизму, а Киеву и Минску — польза, ибо нам давно надоело быть марионетками то Варшавы, то Москвы. Впрочем, если сторонники версии о «происхождении России из Киева» так хотят объединения, то пусть Россия распустит свое правительство и перенесет столицу в Киев: в Киевской Руси правили киевские князья — вот пусть и сегодня Киев правит Россией. Однако такой вариант радетелей «единства» никак не устраивает: в их представлениях Беларусью и Украиной должны править только Кремль вместе с Газпромом. Получается, что под ширмой демагогии о «триедином народе» на самом деле проталкивается идея власти Кремля и московской олигархии над Беларусью и Украиной.

Заканчивает свою статью Миронова так:

Никакого «одного русского корня» нет, и по вере мы вовсе не братья. После завершения в 1795 году оккупации BKЛ Россией выяснилось, что во «вновь приобретенных губерниях» среди населения в нынешних границах Беларуси 39,5 % католиков, 44 % униатов, 8 % иудеев и только 6 %православных. Это кого же россияне увидели в ВКЛ «братьями по вере»? Неужели католиков с униатами? Странно, что доктор наук оперирует не фактами, а заклинаниями советской пропаганды.

Что касается тезиса про «врагов русского единства и русской силы, пытающихся нас разделять и ссорить», то это чисто имперское словоблудие нынешних российских «державников», которые хотят видеть Минск и Киев и в XXI веке сателлитами Москвы.

В таком аспекте само существование независимых Беларуси и Украины современные радетели Русской империи считают проявлением русофобии.

Но нет ничего нового под луной — все это уже было. Точно так в 1930-е годы, когда Западная Беларусь и Западная Украина входили в состав Польши, польские паны-академики заявляли, что стремление беларусов и украинцев к своей национальной самостоятельности — это «проявление ненависти к полякам», что беларуский и украинский языки — тот же самый польский язык, только испорченный влиянием языка «мосхов». Что внешние враги великой и могучей «наияснейшей Речи Посполитой» (главным образом русские) стараются разъединить общность единокровного посполитого народа, у которого, говоря словами Мироновой, «есть один язык, один род и одна кровь».

Так что мы это уже проходили. «Дежа вю» — пусть с иным акцентом, но смысл тот же.

Я категорически не согласен со словами А. С. Пушкина, написаными после антироссийского восстания 1830 - 1831 годов: «С кем быть Литве — извечный спор славян». Почему именно «с кем быть»? А разве нельзя быть самими собой?

Вопрос чисто риторический...

Большевизм против Беларуси

Нынешние ненаучные, чисто политические декларации о том, что, дескать, беларусы и русские — «один народ», являются всего лишь повторением указаний вождей СССР о ликвидации всех нерусских народов (и примером того, как политика грубо калечит научные представления, плодя нелепые мифы).

В послереволюционной статье В. И. Ульянова-Ленина «О национальном и национально-колониальном вопросе» сказано:

Это — чисто нацистское утверждение (то же самое говорил Гитлер о полной германизации лужицких сербов и других коренных славян Германии, о ликвидации их культуры и языка), и реализовывалось оно в СССР чисто силовыми методами. Кстати говоря, той же «логикой Ленина» руководствовались сподвижники Милошевича в Югославии, что вызвало там гражданскую войну. И той же «логикой Ленина» руководствовались сторонники Гамсахурдиа, которые упразднили автономии Южной Осетии и Абхазии, упразднили их языки и перевели в паспортах их фамилии на новые, с грузинскими окончаниями. Мол, это «один грузинский народ». Чем это обернулось для Грузии — общеизвестно. Однако непонятна логика российских радетелей «триединого народа», почему они только русский народ считают «триединым», а грузинский «триединым» не признают, даже пошли войной на Грузию именно из-за отрицания «триединого грузинского народа». Снова двойные стандарты?

Безусловно, концепция Ленина является преступной — в том числе по меркам ЮНЕСКО, где национальная самобытность охраняется ООН, а всякая преднамеренная ассимиляция считается этноцидом. Не удивительно, что всемирно известный исследователь ленинизма-сталинизма Абдурахман Авторханов в книге «Империя Кремля: Советский тип колониализма» (Мюнхен, 1988 г.) подчеркивал, что Ленин был «больше великодержавник, чем все русские цари, вместе взятые, и больше империалист, чем любой император в истории».

По плану вождей большевизма, русификацию следовало начинать не сразу — а через «коренизацию», что означало внедрение идей большевизма в нерусское население на их родных языках — а уже затем, когда населению привьется большевистская идеология, его следовало русифицировать. Если же начинать прямо с русификации, то идеи большевизма будут восприниматься населением как чуждые и колониальные — при этом население их плохо поймет из-за незнания русского языка.

Период «коренизации» длился до 1929 года. В БССР тогда беларуский язык был языком даже армии — в обязательном порядке учили беларускую мову даже офицеры из РСФСР, которых командировали служить в БССР. (Парадокс — но Красная Армия БССР до 1929 года говорила на беларуском языке, а армия независимой Республики Беларусь за 20 лет своего существования так и не смогла перейти на свой язык!).

Во всех учреждениях БССР тогда использовался государственный беларуский язык, его учили государственные и партийные работники небеларуского происхождения. Глядя на это, и в Польше были вынуждены ввести беларусизацию на территории Западной Беларуси, но когда СССР в 1929 году покончил с «коренизацией», ее немедленно свернули и в Польше.

Согласно плану Ленина, начался этап русификации нерусских народов СССР. Проводил его Сталин, который, по формулировке Ленина, был «истинно русским человеком, великороссом, шовинистом, в сущности подлецом и насильником».

Уже в ноябре 1927 года в Беларуси активные проявления национального самосознания были объявлены, по требованию Сталина, «мелкобуржуазным национализмом» и «наиионал-демократизмом», а Франциска Скорину запретили упоминать на том основании, что он превратился в «жупел мелкобуржуазных студентов-националистов». Резолюция ХI съезда КП(б)Б по этому вопросу гласила:

Начались судебные процессы над той частью интеллигенции БССР, которая являлась генератором национальною самосознания народа. Первым мощным ударом по ней стало дело о «Союзе освобождения Беларуси», сфабрикованное в 1930 - 31 гг. органами ГПУ — советской политической полиции. Жертвами этой фальсификации оказались 108 наиболее видных деятелей беларуской науки и культуры. Среди них ученые из Академии наук БССР, преподаватели высших учебных заведений, литераторы, журналисты, театральные деятели и даже бывшие наркомы.

Их обвиняли в том, что они поставили своей «окончательной целью отрыв Белоруссии в этнографических границах от Советского Союза и создание так называемой Белорусской Народной Республики».

Никто из высланных и посаженных домой не вернулся. После отбытия сроков заключения или ссылки все они без следствия и суда получили новые приговоры. Почти все эти люди погибли. Вернуться домой через 25 лет довелось лишь нескольким.

Аналогично в УССР в 1930 году было сфабриковано дело о мифическом «Союзе освобождения Украины» — уничтожены 42 видных деятеля украинской науки и культуры. Вся вина их, как и 108 беларуских ученых и деятелей культуры (а также тысяч других, в том числе репрессированных в «освобожденных от Польши» Западной Украине и Западной Беларуси), была только в том, что они не верили в «триединый народ».

Это делает концепцию Татьяны Мироновой (и иных нынешних политиков) о «триедином народе» такой же кровавой, как концепции нацистов Гитлера, которые точно так истребляли всех, кто был не согласен с «расовой теорией». Всякий, кто сегодня разделяет идею о «триедином народе» — автоматически становится соучастником преступлений сталинизма, замазывает себя в крови жертв, единственная вина которых была в том, что они не верили в «триединый народ».

Александр Гришанов и Анатолий Тарас пишут в книге «Научный антикоммунизм и антифашизм» (Минск, 2010):

«Подавляя «местный национализм», московское руководство фактически пыталось уничтожить национальное самосознание десятков миллионов людей. Расправы с национальными меньшинствами длились несколько десятилетий. Уже в предвоенные годы началось массовое выселение целых народов. Жертвами депортаций стали поляки, курды, корейцы, буряты и другие. Цифрой 3,5 миллиона исчисляется число людей, репрессированных исключительно по национальному признаку с середины 1940-х по 1961 год. Были выселены из родных мест калмыки, вайнахи (чеченцы), крымские татары и другие народы. Депортация коснулась 14 народов целиком и 48 — частично!

По нашему мнению, именно безумная национальная политика ВКП(б)-КПСС сыграла главную роль в распаде СССР.

Вспомним в этой связи прогноз 1938 года. Находившийся в эмиграции украинский общественный деятель М. А. Славянский квалифицировал попытку создания в СССР единой имперской нации («советского народа») как «нациологический курьез» и отметил:

«Такой народ не способен на благоразумный отказ от своих претензий на властвование. И особенно не могут сделать этого его командные слои, бывшие и настоящие, ибо эти претензии стали органической частью в составе их национального мироощущения, а то или иное изменение этого мироощущения требует, как известно нациологам, весьма длительного времени...

Подкомандным нациям на этот счет не годится создавать никаких иллюзий. Борьбой и кровью окрашен их отрыв от имперской России, в той же атмосфере произойдет и их освобождение от СССР. Других путей к разрешению национально-государственной проблемы на востоке Европы история не знает, а современная действительность не указывает».

Авторханов охарактеризовал результат национальной политики коммунистического государства следующим образом:

«История страны и партии на протяжении десятилетий подвергалась фальсификации и извращению. Это в первую очередь относится к истории национального вопроса... Ведущая идея фальсификации — выдавать советский тип колониализма за идеальное решение национального вопроса, а советскую великодержавную политику русификации нерусских народов — за политику «интернационализации».

Быть беларусом в СССР считалось преступлением

Как вспоминал Якуб Колас, в конце 30-х годов были случаи арестов минчан только за то, что они дома и на улице говорили по-беларуски. Вот такими полицейскими методами сначала в Минске, а затем и в других городах БССР насаждался русский язык — население стало просто бояться говорить на «мове».

Кадровый партработник Пантелеймон Пономаренко, уроженец Кубани, около девяти лет (с июля 1938 по февраль 1947 года) занимал пост первого секретаря ЦК КП(б)Б. В мемуарах, написанных в конце жизни, он изображал себя большим другом беларуского народа и поборником беларуской культуры. Но вот какое письмо Пономаренко отправил Сталину 21 ноября 1938 года, всего через четыре месяца после назначения на должность главного беларуского «партайгеноссе».

Вот что значит коммунистическая идеология. Для ее приверженцев все национальное — это «фашистское»! А ведь некоторые граждане Беларуси и сегодня говорят, что история Великого княжества Литовского — это «нечто фашистское, прозападное и нам глубоко чуждое». То есть они отрицают свое Отечество.

Но именно такие концепции внедряло в массовое сознание руководство компартии с помощью огромной машины агитации и пропаганды, системы среднего, высшего и специального образования, через средства массовой информации. Так было при Сталине, так было и после его смерти. Петр Машеров, возглавлявший «республиканскую парторганизацию» свыше 15 лет (с марта 1965 по октябрь 1980), как никто другой повинен в массовой денационализации беларусов. Еще бы, ведь «генсек» КПСС Никита Хрущев сказал в январе 1969 года ему и другим предводителям «белорусского отряда коммунистов»: «Чем быстрее мы все перейдем на русский язык — тем быстрее построим коммунизм».

Удивительное дело — оказывается, при коммунизме все говорят только на русском языке. А если ты на беларуском говоришь — значит не коммунист. Видимо, фашист. Во времена СССР беларусам настойчиво вбивали в головы, что все своё, национальное беларуское — это что-то не просто плохое, реакционное, но даже фашистское.

Логика поразительная! Бело-красно-белый национальный флаг и герб «Погоня» объявили «фашистскими» потому, что с ними коллаборационисты во время оккупации ходили по улицам беларуских городов — отнюдь не на фронте. А вот российский триколор и московский герб «Георгий Победоносец» фашистскими не называют, хотя именно под этим флагом и с этим гербом воевала против СССР полумиллионная армия генерала Андрея Власова. Так в чем суть этой логики? Обратите внимание на то, что Пономаренко в своем письме Сталину, написанному задолго до немецкой оккупации, назвал «фашистскими» беларуский язык, беларуских классиков литературы и саму идею Независимой Беларуси. Как видим, суть этой лотки проста: если ты считаешь себя беларусом — значит фашист, а если отказался быть беларусом — ты часть «триединого» великого русского народа.

Здравый смысл подсказывает, что нам, беларусам, уже 20 лет живущим в своем Независимом Государстве, давно пора отказаться от навязанных в СССР представлений о том, что национальное — это «фашистское».

И еще надо реализовать план Якуба Коласа и Янки Купалы по переводу беларуской «мовы» с кириллицы на латиницу — для закрепления места государственного языка как равного в семье других европейских славянских языков. Ведь в СССР именно наш язык стал главной целью издевательств и насилия со стороны врагов беларуской идентичности. Его сознательно исковеркали до безобразного состояния «полурусского языка».

О «славянском единстве»

Что же касается темы «славянского единства», то оно (единство) вовсе не означает отказ одних народов от своей идентичности в пользу «единства» с другими (например, в пользу полонизации, русификации или сербизации).

Татьяна Миронова, несмотря на то, что состоит в рядах Международной Славянской академии наук, пытается фактически постулировать принцип Ленина:

Ей кажется, что этот принцип взывает к памяти о том, что мы («триединый русский народ») вместе жили в СССР и в царской России, а потому якобы позитивен для славянства. На самом деле он разрушителен, ибо, следуя ему, немцы должны окончательно ассимилировать в свой немецкий этнос лужицких сербов. Точно так же подлежат ассимиляции все другие славянские меньшинства в Европе, не имеющие пока своей автономии.

Более того, проведение в жизнь этого принципа привело бы к разрушению Славянского Мира в результате исчезновения одних славянских народов за счет укрупнения других. Например, словаки именно потому отделились от чехов, что ясно увидели угрозу их растворения в чешском этносе.

На мой взгляд, цели Международной Славянской академии наук должны быть прямо противоположными тому, что предлагает Миронова. Не ассимилировать малые славянские народы и страны в лоно крупных, а наоборот — защищать и охранять самобытность славянских наций и народностей.

Миронова отрицает украинский и беларуский литературные языки — величайшие в Славянском Мире после русского и польскою. Но что останется после такого отрицания? А вот что.

Из южнославянских языков — только болгарский и сербский (в последний, по «логике» Мироновой, надо записать еще и хорватский, македонский, словенский языки). Из западнославянских — только польский и чешский (в последний будет записан словацкий, который в свое время коммунисты-сталинисты Чехословакии тоже называли «фашистским»), а верхнелужицкий и нижнелужицкий языки безусловно подлежат германизации согласно принципу «разграничение наций в пределах одного государства вредно».

По тому же принципу подлежат ликвидации остальные литературные «малые» славянские языки: русинский (Галиция Западной Украины), другой русинский (Сербия, Хорватия), чакавский (Хорватия), градищанско-хорватский (Австрия), молизско-хорватский (Италия), резьянский (Италия), прекмурско-словенский (Словения, Венгрия, Австрия), бататско-болгарский (Румыния, страны бывшей Югославии), кашубский (Польша), ляшский (Чехия, Словакия, Польша), восточнословацкий (Словакия), карпаторутенский (США).

Как видим, подход, предлагаемый Мироновой в отношении беларусов и украинцев, уничтожает многообразие Славянского Мира, оставляя от него только пять «укрупненных» народов: русских, поляков, чехов, сербов и болгар. Возможно, именно так представляют себе славян члены и члены-корреспонденты Международной Славянской академии наук, но мне это кажется УНИЧТОЖЕНИЕМ Славянского Мира.

Лишить нас «Дикой охоты короля Стаха» Владимира Короткевича под предлогом того, что это «фашистское произведение» на «фашистском» или «испорченном полонизмами» языке? Это вандализм. Концепция «триединого народа», отрицая литературные языки Беларуси и Украины как «полонизмы», тем самым перечеркивает наши национальные литературы.

Таким образом, следствием басни о «триедином народе» является чудовищное мракобесие. Сжигать штабелями книги на беларуской и украинской «мовах» как «написанных на языках, испорченных славянскими полонизмами» — это уже было в XIX веке по желанию царя Николая «Палкина», реализованному через секретный Комитет по делам западных губерний. И вот есть люди, желающие все это повторить в XXI веке. При этом, как и двести лет назад, они выдают себя за поборников славянства и православия!

Жил когда-то в СССР проходимец по имени Трофим Лысенко (1898 - 1976). Он создал псевдонаучную концепцию наследственности, изменчивости и видообразования растений и животных, которую назвал «мичуринским учением», по фамилии известного селекционера Ивана Мичурина (1855 - 1935). Дескать, классическая генетика (так называемый «менделизм-морганизм») — это «идеалистическая буржуазная» лженаука, а «мичуринское учение», в версии Лысенко — по своей сути материалистическое и коммунистическое. Лысенко процветал с середины 1930-х годов и по 1964 год.

Как пишут теперь в энциклопедиях, «в период лысенковшины были разгромлены научные школы в генетике, репрессированы или отстранены от работы многие ученые, деградировало биологическое и сельскохозяйственное образование, затормозилось развитие биологии и сельского хозяйства».

Но за время безраздельного господства большевиков (коммунистов) аналоги «лысенковшины» успели сформироваться в СССР во многих натуральных научных дисциплинах и во всех гуманитарных, в том числе в историографии.

Лысенковщина в исторической науке

Миллионы беларусов и украинцев были оболванены в СССР мифом о том, что они — «младшие братья» великого русского народа. Миф этот живет по сей день. Одним из активных его популяризаторов был ныне покойный Петр Петриков, доктор исторических наук, профессор, член-корреспондент Национальной академии наук Беларуси. 31 августа 2006 года в газете «Советская Белоруссия» он опубликовал статью «Методологические идеологемы историков», где, в частности, писал:

Но одиннадцатью годами раньше в энциклопедии «Беларусь» (Минск. 1995) было сказано:

Как у древней Нации может «пробуждаться» сознание народности — «древнерусской» в данном случае? Это такая же бессмыслица, как утверждение о том, что у старика прорезались молочные зубы.

И потом, с какой стати насильственное пребывание Полоцкого княжества в составе Киевского княжества на протяжении 70 лет, имевшее место тысячу лет назад, должно означать в XIX и XX веках «тягу к воссоединению с братским русским народом»? Ведь Владимиро-Суздальские земли (будущая Московия) и земли Полоцкого княжества подчинялись Киеву В РАЗНОЕ ВРЕМЯ. Полоцк освободился от власти киевских князей еще до того, как отпрыски последних отправились захватывать и русифицировать финские земли нынешней Центральной России.

Сама «древнерусская народность» — великодержавный миф, придуманный Михаилом Ломоносовым для обоснования претензий царизма на земли Литвы (Беларуси) и Руси (Украины). Претензии эти шли от бывшего Московского улуса Золотой Орды, ставшего ее наследником и поглотившего ее обломки — Большую Орду, Казанскую Орду, Астраханскую Орду, Сибирскую Орду. Хотелось бы знать — разве жители Золотой Орды в самом деле обладали «древнерусским сознанием»? И неужели литвины ВКЛ действительно вели «историческую борьбу» за воссоединение с «братским» народом Золотой Орды?

И еще: почему пребывание Полоцка под властью Киева на протяжении всего лишь 70 лет создало некое «общее сознание», а пребывание московитов в составе Орды в течение 240 лет (с 1238 по 1480 год) такое общее сознание не смогло создать?!

И почему 226 лет пребывания поляков и беларусов в едином государстве Речь Посполитая (что на 104 года больше их совместного 122-летнего пребывания в составе царской России) тоже не сформировало общего польско-беларуского сознания? Одним словом, налицо политическая фальсификация истории царскими, а потом советскими историками.

Миф о «древнерусской народности» базируется фактически на мифе о каком-то «древнерусском языке», на котором написаны книги в Киеве, Полоцке, Новгороде, Владимире и Суздале. Но на самом деле это не «древнерусский язык», а церковнославянский. «Древнерусским» его никак нельзя называть, потому что его точно так же использовали церковные авторы в Хорватии и Сербии, Богемии (Чехии) и Польше, Румынии и Молдавии. Но почему-то эти территории никто не называет «древнерусскими», а их население — «древнерусской народностью», хотя везде писали на одном и том же языке — солунском диалекте Македонии[6]. Именно его взяли за основу Кирилл и Мефодий, когда создавали в 863 году письменность для славян.

Вот яркая, но малоизвестная у нас аналогия. В период с XIV по начало XVI вв. польские города, включая Краков, формировались как немецкие. Красноярский историк профессор Андрей Буровский пишет:

«В тот период горожане в Польше говорили на немецком языке (или на смеси немецкого с польским), а позже города стали полностью польскими».

Но аналогичное было и у нас — язык горожан (солунский диалект, он же церковнославянский, он же «древнерусский») не был языком коренных жителей. Однако ни кто не заявляет о том, что раз горожане Польши когда-то говорили на немецком языке, то в те времена Польша была некоей «Древней Германией» с древнегерманским сознанием поляков!

В мировой исторической науке принято считать, что этногенез всех европейских народов (в том числе славянских) происходил по общему сценарию. Но в России утверждают, будто бы три «восточнославянских» народа в конце 1-го — начале 2-го тысячелетий умудрились сформировать некую «древнерусскую народность» с единым разговорным языком (солунским диалектом Македонии, ныне болгарский язык) на просторах Беларуси. Украины и России. Эту фантастическую концепцию создали и активно развивали такие советские авторы, как Б. А. Рыбаков, С. А. Токарев, В. Мавродин, М. Б. Свердлов, М. Рабинович и ряд других. Они придумали сказочное государство «Древняя Русь», с единым болгароязычным «древнерусским народом», якобы существовавшее до ХIII века. Дескать, это государство распалось под ударами татаро-монголов, а в XIV-XVI веках на его руинах возникли «три братских народа», причем русский народ (в смысле — московский) оказался «старшим» среди них.

Сегодня многие историки высмеивают эту «лысенковщину» в историографии. Беларуский профессор, доктор исторических наук Виктор Титов в своем очерке «Этногенез литвинов (беларусов) в славянском контексте» (2010 г.) отметил следующие несообразности данной псевдоисторической концепции.

«1. До настоящего времени неизвестны исторические документы, первоисточники, даже исторические легенды и мифы (не принимая во внимание мифов советского времени), которые прямо или косвенно сообщали бы о единой древнерусской народности.

2. Процесс формирования восточнославянских народов в том виде, как он представляется авторам этой концепции, всецело противоречит этногенезу соседних славянских и европейских народов — поляков, чехов, словаков, сербов, летувисов, немцев, которые в основном сформировались в конце 1-го — начале 2-го тысячелетия. Их непосредственными предками были реальные этноплеменные группы (союзы), стоявшие примерно на том же уровне исторического развития, что и кривичи, дреговичи, радимичи, днепровские поляне, волыняне.

3. Формирование единой народности реально возможно только в условиях постоянных этнокультурных и экономических связей. На огромных пространствах «империи Рюриковичей», непрочного политического образования с разными культурными традициями местных племен, разными экономическими условиями, процесс их консолидации и интеграции в единую народность был просто невозможен. Это было бы равнозначно историческому парадоксу.

4. Принимая во внимание хронологические рамки, в которые авторы советской концепции «втискивают» процесс этногенеза беларусов, нельзя не заметить, что период XV-XVI веков известен в Беларуси, а также в Украине и Польше как эпоха Возрождении. Авторы концепции допускают подмену исторических понятий, между тем этногенез и Возрождение — это принципиально разные процессы.

5. Неизбежно возникает еще один вопрос: каким образом и в силу каких обстоятельств на просторах Восточной Европы, в отличие от Западной, в древний период (VIII-ХIII века) преобладали процессы консолидации и интеграции (что якобы и привело к образованию единой народности), однако позже, в ХVІ-ХVІІ веках, уже в условиях единого славянского государства — Великого княжества Литовского, переживавшего в то время свой «золотой век», эта «народность» внезапно распалась, и в ее «колыбели» впервые появились два новых народа ― украинцы и беларусы. Ответа на такие вопросы авторы концепции древнерусской народности не дают».

Профессор B. C. Титов делает вывод:

«Значительно проще указанную проблему в XIX веке решали идеологи российской концепции «западнорусизма». Они отрицали сам факт существования беларусов и украинцев как самостоятельных народов, низводя их до понятий этнографических групп единого русского народа. Действительно, цель оправдывает средства, как и принцип «нет народа — нет проблем!».

Нетрудно заметить преемственную связь между этими двумя концепциями: и там и тут обнаруживается имперский характер мышления, подчинение науки великодержавной идее, возвеличивание и оправдание культа силы за счет унижения своих «младших братьев», якобы освобожденных Российской империей из-под «гнета Литвы и Польши».

Сегодня из уст многих российских политиков и рядовых россиян можно услышать высказывания о том, что, дескать, трем братским народам надо снова объединиться в одну страну. Например, в недавнем сюжете на ТВ об автопробеге «За Беларусь!» некий российский предприниматель сказал:

«Беларусы, русские и украинцы — это один народ, и нам надо снова быть вместе в единой стране».

На взгляд обывателей, такие высказывания являются «дружественными». А на самом деле они идентичны концепции «западнорусизма», отрицающей факт существования наших наций, низводящей их до «части русского народа». Для сравнения: точно так же поляки говорили, что «крэсовые беларусы и украинцы — это братские народы Речи Посполитой, которые должны снова объединиться с поляками в одну страну». Именно такой «интеграционный» лозунг был популярен во Второй Речи Посполитой (1920 - 1939). Так что словеса о «братстве» и «едином народе» — одна из форм покушения российских «державников» на независимость и суверенитет беларуского народа.

Если вы услышите, что кто-то говорит «беларусы и русские — один народ», это значит, что говорящий отрицает существование беларусов в качестве самостоятельной нации. Соответственно, он отрицает право беларусов на свое национальное государство.

Тщетные поиски «Древней Руси»

Честные ученые не признавали концепцию «древнерусской народности» ни во времена царизма, ни при советской власти. Например, российский историк Василий Ключевский (1841 - 1911) неоднократно отмечал в своем «Курсе русской истории»:

Абсолютно верное замечание: народы в средневековой Восточной Европе стали формироваться только с XII-ХIII веков, поэтому раньше этого времени какой-то «древнерусский народ» не мог существовать в принципе.

Видный советский историк Арсений Насонов (1898 - 1965) писал, что регион проживания полян в среднем течении Днепра стал ядром государства Киевской Руси. В последний раз название «поляне» встречается в «Начальном своде» под 944 годом. Потом его сменило название «Русь». Оно постепенно закрепилось за той частью славянизированных днепровских балтов и сарматов, которые жили вокруг Киева, Переяславля и Чернигова. Первоначально только эта территория называлась «Русской землей», именно она была «господствующим ядром» в составе Киевского государства.

Видный исследователь истории восточных славян П. Н. Третьяков (1909 - 1976) писал, что термин «древнерусская народность» является «книжным», его придумали советские историки. По мнению Третьякова, эта «народность» была общностью весьма относительной: свои особенности сохраняли все ее субстраты — балтские, сарматские, финно-угорские племена. Не только в IХ-X, но и в ХI-ХII веках Русью, Русской землей называлась небольшая область в границах Среднего Поднепровья. Третьяков утверждал, что термин «древнерусская народность» дает лишь возможность не смешивать жителей этой области во времена Киевской Руси с «русской народностью» XIV-XVI веков, то есть с московитами и славянизированными ими народами Золотой Орды.

Беларуский профессор, доктор исторических наук Георгий Штыхов (лауреат Государственной премии БССР 1990 г., соавтор школьных учебников), в очерке «У истоков беларуской народности (от индоевропейцев до балтов и славян)» пишет, что Полоцкое государство никогда не являлось никакой «Русью»:

«Территория Беларуси находилась вне границ Руси в «узком значении».

В первую очередь это относится к Полоцкой земле. В Ипатьевском списке под 1140 годом летописей объясняет, почему великий князь киевский Мстислав захватил в 1129 году пятерых полоцких князей и выслал в Византию: полоцкие князья «не слушахуть его (Мстислава) коли с завяшет в Русскую землю на помощь» (от половцев). Видимо, у полочан хватало своих забот.

В недавнем прошлом в советской историографии настойчиво внедрялось понимание «Русской земли» в широком смысле — как территории всех восточных славян. Однако летописцы называют на территории Восточной Европы разные этнические группировки, существовавшие длительное время. Так, древляне фигурируют до 1136 года, дреговичи —до 1149, кривичи — до 1162, радимичи — до 1169 года. С этими сведениями хорошо согласуются данные археологических исследований.

По материалам раскопок курганов прослеживаются этнографические различия между группировками восточных славян. Так археолог Л.В.. Дучиц выделяет три комплекса костюма кривичанок.

Сравнительное изучение археологических и этнографических материалов, особенно летгало-беларуского пограничья, позволило исследовательнице сделать вывод о том, что в этнографическом костюме Витебщины даже в XIX веке прослеживались летгальские реликты. Кривичей труднее, чем какое-либо другое племенное объединение, «вписать» в единую древнерусскую народность. Многие исследователи считают их скорее балтами, чем славянами. «Это были балтские племена, оставившие культуру длинных курганов» — пишет профессор Э. М. Загорульский.

Экономические связи между землями древнерусского государства (Киевской Руси) были слабыми. Языковые, культурные и другие этнические особенности восточнославянских группировок не успели стереться. В одежде, украшениях, быте, языке, верованиях их представителей сохранялось много отличий, которые шли от племенных особенностей.

Поэтому нет смысла ставить на одну доску тезис о единой древнерусской народности с тезисом о политической общности в границах государства, существовавшего до начала 30-х годов XII века, а затем распавшегося на самостоятельные княжества».

В 1996 году на VI Международном конгрессе славянской археологии в Великом Новгороде состоялось заседание, посвященное вопросам древнерусской народности. В одном из докладов был сделан вывод:

«Версия о том, что древнерусская народность не сформировалась окончательно и распалась в связи с распадом древнерусского государства, имеет больше реалий и правдоподобия, чем альтернатива, основанная на мифическом представлении существования единой народности, поскольку условий для этого явно не хватало. Процесс возникновения родственных восточнославянских народов — белорусского, украинского и русского (великорусского) ― можно рассматривать без использования этого спорного понятия».

Одновременно был сделан вывод о терминах «Русь» и «Русская земля»:

«Название «Русь» первоначально означало ядро Киевского государства. В XII веке Русская земля — это название четко не обозначенной территории Среднего Поднепровья В XIII-ХIV веках термин «Русь» использовался уже как собирательное название земель восточных славян, население которых признавало православную веру безотносительно их расположения. В тот период происходило формирование трех восточнославянских народностей».

Но считать веру главным ориентиром для принятия термина «Русь» в качестве суррогатной замены нашего древнего названия «Литва» просто глупо на территории, например, Минщины. Вот отрывок из очерка историка Андрея Пятчица «Торжество» православия в Беларуси: имперский вариант»:

«... в 1861 году дворяне Минской губернии во главе с губернским «предводителем дворянства» Лаппой составили обращение к императору Александру II с просьбой присоединить губернию в административном отношении к Царству Польскому. Поводом для такого присоединения было то, что «губерния эта... сплошь заселена католиками и поляками». Такое же обращение было направлено императору дворянским собранием Могилевской губернии. Впрочем, оба обращения были отклонены, но интересно, что среди подписавшихся под этими прошениями были и «русские» (православные) дворяне». (Источник: Брянцев П. Д. Польский мятеж 1863 г. Вильня. 1892, с. 147.).

Такой факт (один из множества!) опровергает попытки видеть Минщину «Русью» по фактору религии — а никаких других оснований видеть ее «Русью» или «Белой Русью» вообще больше нет.

Наш этнос литвинов формировался как минимум с ХIII века (одно из первых документальных свидетельств тому — договор 1219 года литвинских князей Новогрудка Булевичей и Рускевичей с Галицией). Он формировался в ЛИТВЕ (в Великом княжестве Литовском), а при царизме пребывал в Литовской Губернии (существовавшей до 1801 г.), а не в какой-то «Руси». То есть не менее 580 лет мы были Литвой и литвинами (не путать с нынешними летувисами, которые всегда были и остаются по сей день жамойтами, или жмудинами, или самогитами).

Насильное переименование царским режимом нашей Литвы — главного средневекового соперника Московии-Орды в «Белоруссию», а нации литвинов в невесть что (термин Северо-Западный край исключал существование там какой-то отдельной нации) — это то же самое, что переименование соли в сахар. А поиски упомянутым в начале главы профессором Петриковым «древнерусского сознания» у литвинов этой многовековой Литвы — это попытки найти сладкое во вкусе соли. Самообман. Сколько ни говори «халва», слаще во рту не станет.

Итак, наш народ более пяти столетий до российской оккупации именовался Литвой и литвинами. Если бы не захват Великого княжества Литовского Россией в последней четверти XVIII века — мы бы и сегодня называли себя прежними именами. Так с какой стати мы — Великая Литва — вдруг какая-то иностранная «Русь»? Это сущий новодел, выдумка колонизаторов.

Так что было на самом деле?

Русь — это варяжский термин, распространенный во всей Центральной и частично Восточной Европе. Варяги (выходцы из готских и славянских племен Южной Скандинавии и Полабской Руси) были чем-то средним между бандитами, колонизаторами и торговцами. Варяжские дружины передвигались в основном по рекам на ладьях, поэтому их называли «рутси» или «русь», что означало просто «гребцы» (в том смысле, что почти все они сидели за веслами). Постепенно название «Русь» распространилось на сеть созданных ими опорных пунктов (крепостей), контролировавших торговые пути на судоходных реках. Базируясь в этих пунктах, варяги-русь силой заставляли проезжих торговцев платить им пошлину (дань),а также отбирали часть продуктов у окрестных туземных племен для своего пропитания (это тоже называлось данью).

Поскольку варяжские дружины имели смешанное этническое происхождение (юты, западные балты, возможно, кто-то еще), постольку в их среде постепенно выработался язык межнационального общения «арго», «койне». Он представлял собой смесь лексики и упрощенных грамматических форм готского и западнобалтского языков. Этот «койне» и есть славянский язык. От варягов его постепенно перенимало туземное население. Таких туземцев варяги именовали «словенами» или «славянами», ибо они «понимали слово». По этой причине Нестор (конец ХI века) и другие древние летописцы ставили знаки равенства между понятиями «руський язык», «словеньский язык» и «варяжский язык» — тогда это было одно и то же[7].

В Центральной Европе, на Балканах, а потом и в Восточной Европе — Русь существовала везде сначала на реках. И только от этих рек и варяжских на них крепостей шло в глубь территории распространение славянского «койне» и названия «Русь». Так появились, задолго до князя русинов-ободритов Рюрика, различные «Руси» на территории Центральной Европы.

Полабская Русь — это ныне северная Германия, а самый старый германский город Ольденбург — переименованный славянский город Старград.

Поморская Русь — ныне северная Польша.

Русь в Тюрингии (сохраняла название «Русское герцогство» до 1920 г.) — ныне восточная Германия.

Боруссия Германии — это Порусье, как и Пруссия — тоже Порусье. Была своя Русь и в Штирии, ныне это часть Австрии.

Большая часть Венгрии была Карпатской Русью со столицей в городе Кеве, который старше Киева и который историки часто путают с Киевом (оттуда, кстати, и шла русификация-славянизация ее отпрыска — Галицкой Руси).

И на Балканах варяги успешно распространяли славянский язык (он же «рюський», он же «варяжский»).

Русь была даже в Италии, куда вторглись племена из Полабской Руси и остались там жить. Именно от них происходит резьянский (славянский) литературный микроязык[8].

Таким образом, само понятие «Русь» не имеет никакого отношения к Восточной Европе, где оно появилось с приходом варягов на много веков позже, чем в Центральной Европе (где оно известно с VІ-VІI веков и связано с появлением там варягов). Уже по одной только этой причине, которую российские историки обычно стараются не упоминать, у Москвы нет и быть не может никакой «монополии» на термин «Русь».

То, что мы сегодня называем «Киевской Русью», не было национальным государством. Об этом сегодня говорят многие историки, например, московский историк Алексей Бычков так и назвал свою книгу: «Киевская Русь: страна, которой никогда не было».

Киевская Русь — это колония иноземцев-варягов (готов из южной части Скандинавии и ободритов из нынешнего Мекленбурга) над местными туземными народами, созданная только для взимания с них дани. Иных целей у этого «государства» не было.

Объединяло племена «Древней Руси» одно-единственное обстоятельство: все они — местные балты, финно-угры, сарматы и прочие — платили дань варягам. В том числе, как гласят летописи, и кривичи. Неужели это — «древнерусская народность»? Общая только в том отношении, что все се «элементы» — данники иноземных завоевателей-колонистов? И в чем тут «древнерусское сознание»? В том, чтобы платить дань варягам?

Имена киевских князей изначально готские, а не славянские. Например, не Олег, а Хельги; не Игорь, а Ингвар; не Владимир, а Вольдемар; не Ярослав, а Ярислейф... На нервом этапе существования «Древней Руси Киева» готы составляли большинство в княжеской дружине и в княжеском окружении.

На следующем этапе истории тесная связь Киева с готами исчезла, что объяснялось упадком и вырождением самого «варяжства». Оно как явление незаметно исчезло по пути «из варяг в греки». А название «Русь» «прилепилось» к Киеву — главному центру сбора дани на этом пути.

Действительно, Киев на каком-то этапе древней истории собирал дань и с наших предков. Но этого недолгого периода никто не помнил в ВКЛ в средние века, тем более что сам Киев, освобожденный великим князем литовским Ольгердом в 1362 году от власти Орды, стал захудалой провинцией ВКЛ на период значительно более долгий, чем 70 лет господства «Киевской Руси» над Полоцким княжеством. А потом наши предки вообще отдали его Польскому королевству как нечто для нас абсолютно не «святое».

Лишь в начале XIX века российский историк Николай Карамзин (1766 - 1826) изобразил Киевскую Русь — Россией. Он осуществил эту подмену понятий в своей 12-томной «Истории государства Российского», опубликованной в 1816 - 1829 гг. Смысл его фальсификации заключался в следующем. Дескать, современная ему Российская империя, возникшая в процессе многочисленных завоеваний Московского княжества (которое, в свою очередь, было одним из улусов татаро-монгольской Золотой Орды, созданным в ХIII веке на землях Владимиро-Суздальской колонии выходцев из Киева), — это прямая наследница обширного и могучего древнего славянского государства — Киевской Руси. Просто до поры до времени столицей этого государства был Киев, а потом ее перенесли в Москву.

Вот так название «Русь» присвоила себе часть бывшей Золотой Орды, а все московское (т. е. по сути ордынское) стало именоваться отныне «Русью» и «русским». На этом фоне Киев перестали воспринимать в России как «Матерь городов Русских», и стал он уже «не русским», а украинским. То есть «окраинным», чем-то захудалым и сугубо провинциальным по сравнению с «истинным центром Руси» — Москвой.

В 1721 году царь Петр I переименовал Московию (на картах того времени обозначавшейся как «Великая Тартария») в Россию. Это слово означает «Русь» на латинском и греческом языках. Так Орда обрела чудесным образом варяжские корни и превратилась в наследницу и правопреемницу Киевского государства, от которого сам Киев, столицу нынешней Украины, российские идеологи сегодня заботливо отстраняют. «Украинцы не имеют отношения к тому государству Руси» — это утверждают почти все московские историки.

Не будем лезть в споры между Киевом и Москвой о том, кто и что у них «настоящая Русь». Пусть себе спорят. У нас СВОЯ история предков — Полоцкое Государство и Великое княжество Литовское.

У истоков нашей державы

Известно, что в 1021 году полоцкий князь Брачислав Изяславич (внук Рогнеды) заключил договор с киевским князем Ярославом Владимировичем (позже названным «Мудрым») о разграничении своих владений. Следовательно, уже в то время наша страна была самостоятельным государством. Она не входила в состав Киевской Руси, а тем более в состав Владимиро-Суздальской земли — колонии, основанной выходцами из Киевского княжества (будущей Московии).

В 1044 году на полоцкий престол взошел 15-летний Всеслав, сын Брачислава. Он, как и отец, не принадлежал к роду киевских князей Ярославичей. Это означает, что и в династическом смысле Полоцкое княжество находилось вне Киевской Руси.

Очень важным символом полной самостоятельности Полоцкого государства стала постройка князем Всеславом Софийского собора, построенного практически одновременно с Софией Новгородской (Новгородский храм был заложен в 1045 году, а Полоцкий — в 1050). Разрешение на постройку Софии давал патриарх Константинопольский, духовный владыка всех христиан восточного обряда (т. е. православных). Святая София являлась главным храмом страны. Значит, Византия признавала Полоцк столицей самостоятельного суверенною государства. А вот Москва так никогда и не получила аналогичного разрешения. Этот факт более чем красноречив!

Князь Всеслав, прозванный Чародеем, за 57 лет своего княжения расширил границы Полоцкой державы до 100 тыс. кв. км. (!), причем это расширение шло в основном за счет балтских и балто-финских земель, где проживали родичи кривичей. Всеслав присоединил к Полоцку земли ятвягов (нынешняя Западная Беларусь), а также живших вдоль берегов Балтики ливов, земгалов, куршей, латгалов и селов. То есть он создал этнически БАЛТСКОЕ государство — прообраз будущей Литвы. В этом смысле князя Всеслава Брачиславича можно называть первым ЛИТОВСКИМ князем.

Что касается земель нынешней Республики Летува (без Виленщины), то там обитали племена жамойтов (по генам наполовину финны), из-за своего дикого состояния «не пригодные» для вовлечения в орбиту государственности. У них не было городов — они жили в лесах, продукты питания добывали преимущественно охотой и рыболовством, не вступали в битвы с пришельцами, прятались от них в лесных дебрях и болотах, нападая исподтишка. Ни с кем не имели ни договоров, ни торговли, а христианских миссионеров убивали, не знали грамоты, носили звериные шкуры, орудиями охоты и войны им служили дубины, каменные топоры, копья с каменными наконечниками. Одним словом, жамойты в то время еще оставались в каменном веке, потому и не попали в Полоцкое государство Всеслава. И, разумеется, к понятию «Литва» эти дикари не имели в ту эпоху никакого отношения.

Тесные торговые и политические связи Полоцк поддерживал не с Киевской Русью (с которой почти постоянно воевал), а с Балтийским регионом. Полоцк имел свой флот. Напомню, что прадед Всеслава, норвежский конунг Рогволод, приплыл на кораблях:

Князь Всеслав активно помогал «языческим восстаниям» в Полабской Руси ободритов (1066 г.) и в Швеции (1067 г.). Это очень важный факт, показывающий Полоцкое государство как самостоятельный субъект международной политики в Северной Европе. При этом открытым остается вопрос, были ли эти восстания «языческими» или же «еретическими»?

Дело в том, что в странах Балтийского региона до утверждения католицизма — «римского» варианта христианства, были распространены арианство и богомильство, считавшиеся в Риме «еретическими учениями». Например, был ли язычником Миндовг — король Погезании (области в Пруссии) и создатель ВКЛ? Ипатьевская летопись (начало XV века) и «Хроника Быховца» (начало XVI века) сообщают, что Миндовг якобы поклонялся неким языческим богам, даже уже после своего крещения в римско-католическую веру в 1253 году:

«Крещение же его было обманным. Чтил богов своих потаенно. Первого Нанадая, и Телявеля, и Диверикса».

На самом деле эти «языческие боги» — всего лишь строки из христианской молитвы на ятвяжско-прусском языке, где Нанадай — «numons dajs». Телявель — «tawo walle», Диверикс — «Deiwe riks». Вместе получается фраза «Numons dajs tawo walle. Deiwe riks» — «Пусть будет воля Твоя, Господи Боже!». То есть фраза из молитвы «Отче наш» на языке предков беларусов, дославянском западнобалтском языке (фактически — древнебеларуском)[9].

Несомненно Всеслав помогал вовсе не «восстаниям язычников». Он защищал независимое от Рима христианство прибалтийских стран, существовавшее на трех местных языках: славянском — в Полабской Руси, готском — в Швеции и западнобалтском — у лужичан, в Мазовии, Пруссии и Литве (Беларуси)[10].

Это «балтийское христианство» существовало в Полоцке как минимум со времен Рогволода, а Всеслав, как позже Миндовг, следовал вере своих дедов. Вот почему он поддержал религиозные восстания единоверцев — ободритов и шведов. То есть и в религиозном плане государство Всеслава было связано не с югом — Киевской Русью, где распространилось греческое вероисповедание, а с Северо-Западом.

Не тут ли кроется ответ на загадку — почему Всеслава называли «Чародеем»? Миндовга считали «язычником» из-за того, что он на ятвяжском языке, непонятном киевлянам и галичанам, произносил молитву «Отче наш» («Numons dajs tawo walle. Deiwe riks») перед тем, как сесть на коня или в лодку, перед входом на мост и в город, перед питьем и едой, перед сном. Вероятно, Всеслав тоже делал нечто подобное. Возможно, что киевляне, давшие ему прозвище «Чародей», слышали от него такие же повторения молитвы «Отче наш» (на местном кривичском или на готском языке) — и сочли это «магическими заклинаниями». Отсюда и прозвище «Чародей»...

Но вернемся от гипотез к фактам.

Полоцкая держава — не «киевское наследство»

Беларуский историк Геннадий Семенчук, доцент кафедры археологии и этнологии Гродненского университета им. Янки Купалы, писал в очерке «Всеслав Брачиславич, князь Полоцкий» (альманах «Деды». № 6. с. 195):

«После смерти в 1054 году киевского князя Ярослава Владимировича ведущей политической силой на Руси стал союз трех его старших сыновей — Изяслава, Святослава и Всеволода. По завету отца, первый получил Киев, что формально делало его главной персоной в этом союзе. Святославу достался Чернигов, а Всеволоду — Переяславль. Два младших сына получили от Ярослава во владение Владимир-Волынский (Игорь) и Смоленск (Вячеслав).

Как видим, Полоцк не был частью «империи» Ярослава Владимировича. В 1044 году, после смерти Брачислава Изяславича, Полоцкое княжество не было поглощено владениями Ярослава, а перешло и наследство сыну Всеславу. Поэтому Полоцк не упоминается в завещании Ярослава и не входит в число территорий, которыми владели, либо на которые претендовали Ярославичи».

Уже один только этот факт полностью перечеркивает «претензии» московских князей Василия III и Ивана IV (через 500 лет!) на Полоцкие земли как якобы «от наследства киевских князей». Но, как мы убедились, еще в 1021 году киевские князья признали Полоцкие земли отдельными и самостоятельными. Так с какой же стати на них стали претендовать московские князья через полтысячи лет?

Абсурдность таких претензий доказывает и тот факт, что с 1181 по 1190 год Полоцкое государство было феодальной республикой с вечевым строем, а в 1190 году полочане выбрали своим князем Мингайло — ятвяжского князя, который затем передал трон своему сыну Гинвиллу. Тот имел, помимо ятвяжского языческого имени, еще и христианское — Юрий; умер он в 1199 году в Орше.

А в Московии в 1613 году Земский собор избрал своем царем 16-летнего боярина Михаила Романова. Основоположником рода Романовых был Андрей Кобыла, боярин московских князей в середине XIV века. Он не имел никакого отношения к Рюриковичам. Потомков Андрея Кобылы именовали сначала Кошкиными (от прозвища его пятого сына Федора), потом Захарьиными.

Таким образом, династические линии киевских и московских князей-рюриковичей разошлись с династической линией князей полоцких очень давно. Но этот исторический факт никогда не смущал восточного соседа. Алексей Михайлович, сын первого царя из династии Романовых, снова заявил о якобы законных претензиях Москвы на Полоцкие земли и начал в 1654 году кровавую 13-летнюю войну.

Более того, надуманные претензии московских властителей сегодня считают «законными» иные пророссийско настроенные авторы даже в современной Беларуси, называющие Беларусь «исторической частью России». Вот пример.

Институт социально-политических исследовании при Администрации Президента Беларуси издал книгу Николая Амбражевича «Оршанская битва 1514 года: военно-исторический аспект», где автор прямо пишет:

«К началу XVI века Великое княжество Московское (ВКМ) превратилось в мощную Православную державу. Будучи прямыми потомками и наследниками династии Рюриковичей — создателей и властителей Киевской Руси — его государи в полном соответствии с нормами международного феодального права заявили о своих исторических правах на земли Древней Руси, оказавшиеся в составе ВКЛ».

Относительно «норм международного феодального права» (если таковое существовало) пусть разбираются между собой историки Украины и России. Но вот Полоцкие земли, как показано выше, с 1021 года не подлежали юрисдикции князей Киева, а тем более князей Москвы. Это неоспоримый факт.

Более того, после разделов Речи Посполитой, когда наши земли захватила Россия, одним из титулов российских самодержцев стал «Великий князь Литовский» (по отношению к землям нынешней Беларуси), а другим — «Князь Самогитский» (по отношению к землям нынешней Республики Летува). То есть «нормы международного феодального права» как раз и не признавали претензий российских феодалов на «наследие киевских князей» применительно к нашей стране. Напротив, они указывали, что никаким «русским княжеством» наша территория никогда не была, а была она Великим княжеством Литовским, и что новым его Великим князем, после раздела Речи Посполитой, стал российский император.

Итак, Полоцкое государство с начала ХI века не только не было частью наследия Киевских князей в ХI веке, но и «Русью» не именовалось в летописях той эпохи. В Полоцке себя ощущали не Русью, а Кривией (страной кривичей), связанной не со степной сарматско-славянской Русью Киева, а с ближайшим балтским окружением. Отсюда и выбор полочанами своим князем в 1190 году ятвяга Мингайло, и дальнейшее слияние с ятвягами под общим понятием «Литва». Этот балтийский вектор нашего развития был заложен, как мы видели, еще князем Всеславом Чародеем.

Войны Руси с нашей державой

Самым главным врагом Полоцкого государства являлась Киевская Русь. Дружины киевлян творили здесь такие зверства, которых не позволяли себе даже в отношении половцев. Вот типичный пример из летописи, рассказывающий о геноциде князей Ярославичей (Изяслава, Святослава и Всеволода) в древнем Минске:

Уничтожение оккупантами населения Минска — это не «междоусобица», как фантазируют некоторые наши историки, а война между разными этносами — война русинов против кривичей. Характер геноцида был присущ войнам Киевской Руси против Полоцкой державы и в последующие годы. Историк Геннадий Семенчук пишет:

«Именно Всеволод и его сын Владимир (будущий «Мономах») стали инициаторами нового обострения отношений с Полоцком. Подчинить последний Киеву, за счет его расширить свои территории (Руси), а если нет, то раздавить и максимально ослабить Полоцкую землю и ее князя — вот цели их имперской политики. Бросается в глаза то, что военные походы южнорусских князей на Полоцкую землю отличались особой жестокостью на фоне обычных для того времени военных кампаний».

Летом 1077 года войска киевлян во главе с Всеволодом и его сыном Владимиром (тем самым — «крестителем Руси») попытались захватить Полоцк, но встретили жесткий отпор. Понимая, что имеющихся сил для оккупации Полоцкого государства не хватает, зимой 1077 - 1078 гг. Владимир Всеволодович собрал для нападения еще половцев и новгородцев:

В ответ Всеслав в 1078 году напал на Смоленск. В свою очередь Киев осуществил жесточайшую карательную акцию: уничтожил города Полоцкого княжества от Лукомля до Логойска и от Логойска до Друцка:

Наконец, в 1085 году «южнорусские» оккупанты под командованием Владимира Всеволодовича полностью уничтожили Минск:

Никаких вторжений на наши земли со стороны немцев, прибалтов, смолян и мазовшан тогда не было. Их разоряли одни только русские агрессоры из Киева. И вот к этим убийцам-разорителям нас сегодня пытаются «исторически приписать» иные идеологи под флагом «братства трех славянских народов»!

Но, несмотря на великие старания и великую жестокость ратников князя Всеволода, подчинить себе Полоцкое государство Киеву не удалось.

Затем между киевскими князьями начался раздрай — стычки за наследство Чернигова, Ростова, Суздаля и Мурома. Пытаясь разрешить эти конфликты, отпрыски русских князей устроили в 1097 году съезд в Любече. Но Всеслав Чародей не участвовал во «всеобщем съезде русских князей». И этот факт еще раз доказывает, что правитель Полоцкого государства не считал себя «русским князем», а свою страну — «Русью». Она для него была страной кривичей — народа, отдельного от русского народа, т. е.. жителей Киевской Руси. Геннадий Семенчук пишет:

«Во-первых, Полоцкому князю, в отличие от них (русских князей), не было нужды что-нибудь делить или с кем-нибудь делиться.

Во-вторых, Всеслав не имел династических либо политических претензий на киевский престол.

В-третьих. Полоцкое княжество было суверенным государством, независимым от Киева.

Закрепленный в Любече принцип владычества «каждо да держить отчину свою» стал новацией только для потомков Ярослава Владимировича. Ибо традиция передачи княжеского престола от отца сыну в Полоцком княжестве существовала уже с 1001 года — почти сто лет. И это был главный результат многолетней и трудной борьбы Полоцка против Днепровской Руси с центром в Киеве, которая на страницах летописей персонифицировалась в войну между Всеславом Брачиславичем, с одной стороны, сыновьями и внуками Ярослава Владимировича — с другой».

В чем же причина изначального конфликта между полоцкими и киевскими князьями? И почему в Полоцке наследование трона шло по европейской традиции «от отца к сыну», а в Киевской Руси это было принято князьями только на съезде в Любече в 1097 году?

Ответ, как считают историки, в том, что Полоцкое государство со времен Рогволода (60 - 70-е годы X века) фактически имело статус КОРОЛЕВСТВА. Георгий Новициан, магистр университета Центральной Европы в Будапеште, отожествляет в своем исследовании Рогволода с Рагнфродом — сыном норвежского короля Эйрика, прозванного Кровавым Топором. Если Рогволод происходил из норвежского королевского рода, то и его дочь Рогнеда (Ранхильд), которую в захваченном Полоцке изнасиловал будущий «святой» — князь Владимир (тогда 16 лет отроду и язычник с гаремом в 1000 наложниц), была королевского рода. Киевский язычник Владимир насильно сделал норвежскую принцессу одной из своих жен. В результате насилия родился сын Изяслав, который потом вполне справедливо пытался зарезать своего папашку — как отморозка.

То есть уже тогда проявился «сепаратизм Полоцка», а «сепаратизм» Всеслава Чародея — только традиция представителей этого рода, помнивших, что они происходят от норвежской королевны Рогнеды-Ранхильды и ее отца, норвежского королевича Рогволода-Рагнфрода. По сравнению с Рогволодовичами потомки Рюрика находились ниже на лестнице феодальной иерархии.

Это предположение объясняет, почему в Полоцке еще задолго до съезда русских князей в Любече престол передавался по наследству от отца к сыну. Рогнеда была норвежского королевского рода, ее потомки хорошо это знали, и ставили себя выше «неблагородных» отпрысков Владимира (даже не вдаваясь в детали скандального рождения князя Владимира от безродной наложницы Малуши). Они были КОРОЛЕВСКОГО РОДА — а не княжеского рода русских феодалов Киевской Руси. И, соответственно, следовали в феодальных традициях наследования трона в Полоцке — не русским традициям Киева, а своим местным королевским традициям.

Если Всеслав Чародей был правнуком норвежского короля, то это тоже объясняет и его презрение к «меньшим по статусу» князьям Киевской Руси, и вектор политики, направленный в Балтийский регион, а не на юг.

Как известно, российские и советские историки традиционно называют Всеслава «сепаратистом». Но это, как говорится, с какой стороны посмотреть. Во времена Российской империи (после раздела Речи Посполитой) и в СССР князь Всеслав — действительно «сепаратист», «отделивший Полоцкое княжество от Общерусского пространства». А с 1991 года он — создатель основ беларуской государственности. Согласитесь, оценка не просто принципиально другая и не просто положительная, она демонстрирует истинное значение личности Всеслава Изяславича для Беларуси.

Геннадий Семенчук заканчивает свой очерк так:

«При Всеславе Брачиславиче Полоцкая земля окончательно превратилась в самостоятельное раннесредневековое государство, имевшее все необходимые атрибуты и политические инструменты: стабильную территорию, высшую власть в лице князя, собственную династию, аппараты принуждения и идеологии, религиозную организацию, вооруженные силы. Все это позволяло князю Полоцка проводить независимую от какого-либо центра внешнюю и внутреннюю политику. Частые и упорные столкновения с соседями свидетельствовали о мощном экономическом и военном потенциале этою государства.

Видимо, были правы те, кто писал, что главной целью жизни Всеслава являлось объединение вокруг Полоцка всех кривичей, которые позже частично попали под власть Новгорода (Псковская земля) и Смоленска. Именно на создание кривичской державы были направлены талант, энергия, жизненное назначение князя Всеслава Брачиславича».

Добавлю: позже наша держава не раз меняла свои названия. Но впервые она реализовалась как Полоцкое государство — со всеми атрибутами своей государственности. Врут те, кто говорят, что у нас «молодое государство». Оно было создано не позже 1021 года, и его возраст — тысяча лет.

Не утихают споры о том, кем являются беларусы ― славянами или балтами.

22 октября 2010 года агентство БелаПАН распространило заявление, которое сделал на пресс-конференции заведующий лабораторией нехромосомной наследственности Института генетики и цитологии, член-корреспондент НАН Беларуси Олег Давыденко. Он сказал, что исследование по этногеномике беларуского народа проводилось в 2005 - 06 гг. В ходе него было изучено около тысячи проб ДНК коренных беларусов шести географических районов: северного Подвинья, западного и восточного Полесья, центральной, северо-западной и восточной Беларуси. Давыденко, в частности, заявил:

«Основной результат исследований: белорусы — это индоевропейцы, славяне (а никакие не балты). Во-вторых, наиболее близкие родственники к нам по числу генетических систем — это русские и украинцы. Ближе всего к этой группе славян стоят балты, следующие по близости — германцы, остальные все от нас дальше».

Эти слова вызвали большой резонанс в стране, были перепечатаны многими газетами. Всех удивило то, что суждения Давыденко противоречат суждениям других беларуских ученых. Так, 30 июня 2010 года наши СМИ распространили интервью с известным антропологом и генетиком, доктором биологических наук, лауреатом Государственной премии Беларуси Алексеем Микуличем. Интервью имело заглавие «История беларусов зашифрована в их крови». Этот ученый разоблачил миф о «родстве» беларусов и русских: русские являются славянизированными финнами, тогда как беларусы генетически наиболее близки не русским или украинцам, а мазурам Польши — западным балтам.

Но в феврале 2011 года в программе «Генетический код» на Первом национальном телеканале Олег Давыденко снова повторил, что «беларусы — славяне, никакие не балты». На этот раз он привел свою аргументацию данного тезиса:

«У летувисов в генах 35 - 37 % финской гаплогруппы, а у беларусов только 9 -14 %. Если бы беларусы были балтами, то у них тоже должно было быть около 35 % финской гаплогруппы. Поэтому беларусы — славяне, никакие не балты».

Мягко выражаясь, логика просто удивительная! Какое вообще отношение к «балтам» имеет финская гаплогруппа? Она показывает только степень их смешения в древности с финнами, но такое смешение присуще разным народам. Например, у современных татар 20 % генов относятся к финской гаплогруппе, у ненцев — 38 %, но это же не означает, что татары и ненцы — балты.

Да, у латышей 41 % генов относится к финской гаплогруппе, но этот показатель появился после смешения с финским племенем ливов. У эстонцев 34 % генов — финские, но при этом следует учесть тот факт, что ни ливы, ни эстонцы НЕ ЯВЛЯЮТСЯ БАЛТАМИ.

Дело в том, что финны — не индоевропейцы, а балты — индоевропейцы, причем самые архаичные. Достаточно отметить, что западнобалтский язык пруссов был очень близок к так называемому праязыку индоевропейцев. Поэтому балтов нельзя рассматривать как смешение индоевропейцев с финнами — лингвистика такой подход отрицает.

Что касается генофонда летувисов и латышей, то здесь логический вывод из фактов прямо противоположен тому, что утверждает Давыденко: их нельзя считать «чистыми» балтами из-за значительного смешения с финнами. Генетически беларусы как раз намного больше балты, чем летувисы и латыши.

Показатель балтской гаплогруппы Rla наиболее высок у славянизированных (по языку) западных балтов: на первом месте стоят лужицкие сербы (63 %) восточной Германии, на втором мазуры Польши (57 %), на третьем беларусы (50 %). Ретроспективно показатель Rla должен был быть на уровне 60 - 65 % у западнобалтских племен ятвягов и погезан (пруссов), которые не граничили с ареалом финнов.

Старые споры

Концепцию, именуемую «теорией балтского субстрата беларусов», выдвинули и аргументированно доказали в своих исследованиях академик Ефим Карский, российский археолог профессор Валентин Седов, беларуский историк Николай Ермолович, польский лингвист Ян Розвадовский, американский лингвист Ю. Шерех и многие другие ученые. Однако ее категорически запрещали в СССР, предписывая говорить так, как сегодня говорит Олег Давыденко: «беларусы — это славяне, а никакие не балты».

Об идеологической подоплеке данного предписания рассказал в статье «Балтский субстрат в формировании беларуской народности» доктор философских наук, профессор Георгий Давидюк:

«Российские историки в своем большинстве до сих пор выступают против теории балтского субстрата. В основе их аргументации лежат постулаты, сформулированные идеологами царского самодержавия и Русской православной церкви, а позже воспроизведенные идеологами ЦК КПСС. Таково «научное обоснование» шовинистической политики правителей России всех времен (...).

Труднее понять, почему некоторые беларуские историки после обретения независимости в 1991 году продолжают рьяно защищать выдумки о «родстве» беларусов и россиян, их «славянской чистоте», о «братской любви» россиян к беларусам.

... Идейные вдохновители (теории о «братских» славянских народах. — Ред.) в 60 - 70-е годы XX века организовали борьбу против теории «балтского субстрата». Уже в тот период она поставила под сомнение «славянскую чистоту» происхождения беларусов, равно как и теорию единой древнерусской народности, из которой будто бы вышли русские, украинцы и беларусы. А это под корень уничтожало «научные» концепции многих беларуских историков — академиков, членов-корреспондентов, докторов и кандидатов наук. Поэтому они решительно выступили против этой теории, защищая собственное благополучное существование»[11].

Итак, в СССР активно «запрещали» концепции и скрывали факты, указывающие на балтийское, а не славянское происхождение беларусов. Давайте и мы посмотрим на эти факты, но без догматизма штатных идеологов КПСС.

Предыстория беларусов

Упомянутый выше антрополог и генетик Алексей Микулич осуществил фундаментальное научное исследование генофонда беларусов. Его результаты он изложил в монографии «Беларусы в генетическом пространстве. Антропология этноса» (2005 г.). Познакомимся с выводами ученого:

«Обобщенный анализ позволил выяснить, что генофонды беларусов, а также смежных районов Летувы и России почти не различаются между собой».

Но это вовсе не означает родство беларусов с летувисами или русскими (как это кажется Давыденко), а только еще раз подтверждает давно известный факт: территории Виленщины, Смоленской и Брянской областей являются этнически беларускими. Именно такими они показаны на картах расселения беларуского этноса, которые составили Ефим Карский (1903 г.), Московская диалектологическая комиссия (1915 г.), Митрофан Довнар-Запольский (1919 г.) и Янка Станкевич (1921 г.). Поэтому сравнение генофонда населения в данном регионе — это не сравнение генофонда беларусов с генофондом летувисов или русских, а сравнение беларусов с беларусами (несмотря на то что в Летуве жителей Виленщины считают летувисами, а в России жителей Смоленщины и Брянщины — русскими).

Алексей Микулич отмечает:

«На карте генетических расстояний населения Восточной Европы от средних беларуских частот генов, построенной на основе значительного количества маркеров (57 аллелей 21 локуса), прекрасно видна своеобразная особенность генофонда беларусов. К ним присоединяются коренные жители Псковской, Новгородской, Смоленской и Брянской областей, Виленского края, Украинскою Полесья» (с. 153).

Согласно исследованиям, беларусы идентичны по генам населению юго-восточной части Летувы (Виленщины) и восточной Латвии (Латгалии), но абсолютно не родственны населению Московской области и территории восточнее ее.

В своей работе Микулич подчеркивает, что беларусы генетически и антропологически старше славян как минимум в три раза (если считать датой рождения славянства самую верхнюю дату из называемых — VI век до нашей эры):

«Согласно нашим расчетам по «генетическим часам», этот срок (рождение беларуского этноса) для коренных сельских популяций углубляется до 130 - 140 поколений (3250 - 3500 лет)» (с. 99).

Он также ссылается и на российские исследования:

«... русские популяции во всех диаграммах оказываются в одном кластере с финно-угорскими, а не славянскими этносами (Лимборская С. А. и др.. 2002)» (с. 151).

«Этнические облака» беларусов и украинцев достаточно компактны и в графическом пространстве двух главных компонент существенно перекрываются. Русское же «облако» весьма размыто, и лишь незначительная его часть перекрывается с предыдущими двумя. Если украинский этнос вообще не граничит с финно-угорским, а беларуский лишь достигает ею границ, то русский этнос фактически смешивается с ним» (с. 179).

А теперь посмотрим, что заявляет Олег Давыденко:

«Основной результат исследований: беларусы — это индоевропейцы, славяне (а никакие не балты). Во-вторых, наиболее близкие родственники к нам по числу генетических систем — это русские и украинцы».

Но славяне не едины в расовом отношении. Например, жители Псковской области относятся к балтийской расе, а жители Хорватии — к балканской. Доктор исторических наук Алексей Бычков отмстил:

«Иными словами, то, что мы сегодня считаем славянскими землями, — это огромная масса разноэтничного народа, лишь постепенно славянизированного (по языку. — Прим. ред.)» (с. 72).

Как можно считать в расовом отношении русских славянами, если сами российские ученые утверждают, что «русские популяции во всех диаграммах оказываются в одном кластере с финно-угорскими, а не славянскими этносами»?

И что понимает Давыденко под термином «балты»? Оказывается, вовсе не древних западных балтов (ятвягов, пруссов, кривичей) — предков беларусов, а современных жителей Летувы и Латвии. Но они — балты восточные и к тому же в немалой степени смешавшиеся с финнами (имеют 41 % генов угоро-финской гаплогруппы).

Беларуские ученые Алексей Дермант и Сергей Санько пишут:

«1) согласно имеющимся сегодня сведениям разных наук исконными обитателями, то есть автохтонами нашего края были балтоязычные племена;

2) консервативность антропологическо-генетического облика беларусов не позволяет принять теорию о массовой славянской миграции на территорию будущей Беларуси;

3) славянизация местного балтского населения имела в основном языковый (частично и культурный) характер;

4) особенности процесса формирования беларуского этнического сообщества соответствуют этногенетической ситуации, когда предполагаемые переселенцы составляли меньшинство, однако через административно-религиозный фактор оно произвело изменения в языково-культурном ландшафте местного населения;

5) балтские корни родословной беларусов находят подтверждение в специфических антропологических, этнографических, лингвистических чертах;

6) они также объясняют факт длительного исторического сосуществования предков беларусов и летувисов в границах одного государства — Великого княжества Литовского, равно как и органический характер его образования» (с. 530).

Истоки ошибок

Миф об общем славянском происхождении русских, украинцев и беларусов придумал Михаил Ломоносов (1750 г.). Далее этот миф развивали и активно пропагандировали Николай Карамзин, Михаил Погодин, Владимир Соловьев и прочие историки царской России, так как он идеологически обосновывал захват Украины и Беларуси, а также русификацию их жителей. Коммунистическое руководство СССР продолжило имперскую политику царизма, поэтому старый миф не только не был отброшен, но и получил развитие в виде теории «единой древнерусской народности».

Понятно, что этот миф насаждался и в антропологии, причем столь успешно что некоторые беларуские ученые продолжают отстаивать его даже после развала СССР. В лучшем случае они говорят, что ставить вопрос «являются ли беларусы чистокровными славянами или же балтами» — неправомерно. Именно так сказала в одном интервью доктор биологических наук Инесса Саливон:

«Так балты мы или славяне? — с таким бесконечно дискутируемым вопросом я (журналистка) обратилась к Инессе Ивановне — кто еще может ответить на него наиболее квалифицированно?! Данная проблема ― тема её постоянных научных исследований.

Предположительно до расселения славян на территории Беларуси преобладало балтское население. Причем довольно многочисленное, о чем свидетельствует тот факт, что и сегодня, зная закономерности наследования устойчивых во времени признаков, можно проследить определенную степень сходства белорусов Гродненской. Витебской и в меньшей степени Минской областей с населением восточных районов Литвы и Латвии Многие их жители — высокорослые, крупно сложенные. Это тип северных европеоидов. А вот среди населения Полесья чаше встречаются люди ниже среднего роста, с темными волосами и глазами. Эти особенности южных европеоидов, возможно, и привнесены на территорию Беларуси миграционным потоком южной ветви славян.

Лингвистические исследования также показывают, что в Беларуси сохранились древние балтские названия рек и поселений. Например, реки Реста, Брожа, Эса, Цна, деревни Бершты, Ятвезь, Литва, Жемайтишки, фамилии Сурвила, Ловейка, Зыль... Так что есть гипотеза, что до проникновения первых славянских миграций — примерно IV-VI веков нашей эры — на территории Беларуси жили балтоязычные племена.

Но, как бывает, материальный и духовный комплекс культуры пришельцев даже при численном преобладании коренного населения может им постепенно усваиваться. Именно с этого начинается формирование новой этнической общности, происходит смена этнической принадлежности потомков. Такой процесс, судя по всему, происходил и на территории Беларуси при расселении славян, ассимилировавших балтское население. В этническом же плане белорусы сформировались в ХІV-ХVІ веках и уже не на балтской, а на восточнославянской основе. Отсюда в нашей культуре определяющими являются славянские, а не балтские черты.

Словом, спорить о том, являются ли белорусы чистокровными славянами или же балтами, неправомерно. Этническая принадлежность определяется не биологическими особенностями, а совокупностью элементов духовной и материальной культуры, самосознанием. Так, в Соединенных Штатах негр и европеоидного облика человек не родственники ни в расовом отношении, ни в национальном — они жители Америки и представляют один этнос».

Этот пример И. И. Саливон из реалий США и показывает всю абсурдность представлений о том, что со сменой языка якобы меняется антропология — дескать, раз беларусы стали славяноязычными, то перестали быть балтами. На самом деле негр, освоив английский язык, не становится англичанином, а балты (предки беларусов), перейдя на славянский, — не превратились в славян. Не только генетически и антропологически, но также и ментально они остались балтами — пусть славяноязычными.

Сами славяне — это, как уже говорилось, не «этническая группа» и не раса, а нечто, напоминающее народ США: пестрая смесь разных этносов и рас. Доктор исторических наук Алексей Бычков в статье «Славяне, кто вы и откуда?» отмечает:

«В чем заключается колоссальная ассимилирующая сила славянского языка? Напомним: население современной Польши, Чехии, Словакии — отчасти потомки носителей пшеворской и пражско-корчаковской культур, а отчасти — потомки кельтов, германцев, западных балтов. Но в средние века это (уже) сплошь славяне, то есть люди, говорящие на славянских языках и считающие себя славянами.

Население всей полосы европейской степи и лесостепи — это много столетий подряд ираноязычные народы (скифы, сарматы, аланы), а на ее западных рубежах — еще и готы, и фракийцы (геты, даки, карпы). Но к X веку это уже сплошь славяне, по тем же признакам» (с. 72).

Ошибка таких антропологов, как Инесса Саливон или Людмила Тегако, налицо: они строят генетическую классификацию «восточных славян» на основе одного лишь языка, хотя он-то как раз к антропологии никакого отношения не имеет. Точно так же английский язык в настоящее время является родным для жителей Индии, Гонконга и Кении, но если принять «научную методологию» наших горе-антропологов, то китайцы, индусы и негры-кенийцы должны входить в антропологическую и этническую общность с англичанами. Почему? А из-за языка, принесенного колонистами из Англии, а также вследствие влияния на Индию, Гонконг и Кению английской культуры.

При последней переписи населения Российской Федерации в русский этнос записались 160 тысяч бурятов (бурятского языка не знают, имена и фамилии русские, по вероисповеданию — православные). Согласно «научной методологии» Саливон, их надо зачислить теперь в особую группу: «очень восточные славяне с узкими глазами».

Если кто-то сочтет комичным отнести славянизированных бурятов к славянам, то я задам риторический вопрос: а почему вообще русский этнос считается славянским? Ведь его костяк — это примерно 70 миллионов славянизированных финно-угров центральной России и еще столько же — славянизированных народов бывшей Золотой Орды. Те и другие точно так же не индоевропейцы, как и буряты. Они, правда, европеоиды — и только на этом основании кажутся «славянской внешности», хотя в виду имеется только «европеоидная внешность». Но антропологически и генетически эти русские далеки от чехов и лужицких сорбов, от Мазуров и беларусов.

Кроме того, сторонники мифа о «восточных славянах» дружно обходят стороной вопрос о том, как и откуда в России появились 140 миллионов славян? Это ведь значительно больше, чем всех остальных славян, вместе взятых. И куда исчезли финно-угры и тюркские народы Орды?

Инесса Саливон утверждает, что «в Соединенных Штатах негр и европеоидного облика человек не родственники ни в расовом отношении, ни в национальном». Но почему тогда беларус вдруг оказывается родственником (в расовом и генетическом смысле) потомков татарских мурз, перешедших на службу московским царям, например фельдмаршала Кутузова или Карамзина, автора «Истории государства Российского»?

Вот еще вопрос для любителей определять этнос по языку. В Минске есть приют для детей, больных болезнью Дауна. У них особые черты лица, а многие так и не научились говорить. Если национальность определяется по языку, то выходит, что эти несчастные дети вообще не имеют национальности? Тем более, что очень часто неизвестна национальность родителей, отказавшихся от них еще в родильном доме.

Но когда появляется такое «качество», как национальность? С момента рождения ребенка, или с той поры, когда он начинает понимать язык своей нации и говорить на нем? Например, почему считают «беларусами» тех детей, которые до школы абсолютно не знают «мовы» и говорят только по-русски? Ведь согласно концепциям таких «специалистов», как И. И. Саливон, они не беларусы, а русские.

Я же полагаю, что всякий ребенок имеет определенную национальность с рождения. Анализ его генов и антропологических черт автоматически относит его к той или иной этнической группе. Обращаю внимание — еще до того, как он стал понимать речь.

Когда рождается беларуский младенец, он уже имеет определенный комплекс генов (балтийскую гаплогруппу) и специфические антропологические характеристики (например, лицевой угол, разрез глаз, пигментацию кожи и т. д.). Иными словами, он беларус. А выучит ли он потом беларуский язык (став славяноязычным и в этом смысле — славянином), или же его увезут в США, Германию или Венесуэлу, где он усвоит совсем другой язык и культуру — это уже ничего не значит в плане того, что он родился беларусом.

Поэтому БЕЛАРУС — это понятие изначально генетическое и антропологическое (с балтским содержанием), а не лингвистическое или культурологическое. Точно так же негр — не лингвистическое понятие. Однако ученые «советской школы» утверждают, что если от негров мы действительно отличаемся и лингвистически, и антропологически, и генетически, то от русских — только лингвистически.

Вообще говоря, подобные умственные упражнения принято называть словоблудием. Кстати говоря, генетические различия между русскими, беларусами и украинцами позволяют криминалистам легко определять по генному материалу трупа, уроженцем какой области Беларуси, России или Украины был потерпевший. А в перспективе, как писала Светлана Лимборская, по мере совершенствования методов генетического анализа, можно будет определять происхождение человека из конкретного района радиусом не более 50 - 60 км. Как видим, генетические различия между людьми очень даже конкретны.

Одним словом, когда ученые советской школы делают акцент на схожести беларусов именно с русскими, смысл этого тезиса в том, что мы — «младшие братья» русских. На самом деле у беларусов куда больше схожего с украинцами, чем с русскими. Микулич отмечает в своей работе:

«У русских тоже нет 7 аллелей (аллели — различные формы гена, расположенные в одинаковых участках (локусах) гомологичных (парных) хромосом. — Прим. авт.), но только три из них те же, что отсутствуют и у беларусов: 41-й, 47-й, 55-й (...). Среди украинцев нет почти половины евразийских аллельных вариантов ― 12 (25, 27, 28, 31, 33, 37, 39, 41, 45, 47, 53, 55). Таким образом, если у беларусов вместе с русскими одинаково отсутствуют только три аллели, то у беларусов вместе с украинцами — уже семь, или в 2,3 раза больше. Этот факт свидетельствует о большей общности исторической судьбы нашего народа с южным соседом, чем с восточным» (с. 167).

Почему же генетики и политики, твердящие о «родстве беларусов и русских», всегда «забывают» уточнить, что беларусы в 2,3 раза генетически ближе украинцам, чем русским? Видимо, потому, что этот факт «политически» никем не востребован — в Киеве нет политиков, желающих использовать генетическую общность как предлог для включения Беларуси в состав «Великой Украины». То есть подоплека споров о «старших и младших братьях» — идеология и политика.

Беларусы — балты

Кандидат исторических наук Олег Дернович пишет в статье «Этническая история Беларуси»:

«Пути миграции кривичей всегда проходили через балтские территории, и это насторожило исследователей — здесь нет никаких славянских признаков. Антропологически кривичи оказались не просто похожими, но общими с латгалами (обитателями Восточной Латвии). А гидронимия (названия водных объектов) кривичской территории — бесспорно балтская. Беларуский археолог Александр Медведев теперь прямо пишет, что кривичи — это балты.

... Следует напомнить, что автор «Повести временных лет» не называет кривичей среди «словенских языков Руси»... Кривичей по объективным признакам мы можем отнести к балтам» (с. 194).

Дреговичи — тоже западные балты. По мнению московского лингвиста Георгия Хабургаева, название балтского сообщества Припятского региона имело форму Dreguva, что соответствует западнобалтским названиям соседних племен: Мазова, Литва, Ятва, Дайнова, Крива.

Историк Алексей Дермант в статье «Кривичи» пишет:

«Особенности кривичей-полочан археологически связаны с культурой ранних длинных курганов Полотчины и атокинским вариантом банцеровской культуры, а этнически — прежде всего с балтским субстратом... Это обстоятельство позволяет отказаться от противопоставления в этническом смысле определений «кривичский» и «балтский», ибо априорная славянскость кривичей просто исчезает, а их славянское слагаемое (безразлично, откуда оно могло происходить) оказывается фикцией» (с. 214).

То же самое писал еще в 1973 году Владимир Топоров в работе «К вопросу о балтизмах в славянских языках»:

«Чрезвычайно интересно то, что понятие «славянский», употребляемое в традиционном смысле, меняет (а отсюда и теряет) свое значение также и в свете ряда иных достижений последних лет в области реконструкции этнолингвистической карты Восточной Европы.

... Иначе говоря, для этой части Восточной Европы «славянский» элемент, как он понимался до сих пор, для определенной эпохи, когда балтский элемент был бесспорно актуальным, оказывается фикцией».

М. Артамонов писал еще в 1974 году:

«Вследствие того, что славянские памятники, которые определенно относятся к VIII веку, в Верхнем Поднепровье до сих пор не обнаружены, славянский период на этой территории (...) надо начинать с IX века».

То есть на 200 - 400 лет позже, чем утверждает И. И. Саливон.

Российский историк И. Ляпушкин пишет:

«До VIII-IX веков вся область Верхнего Поднепровья и прилегающих к ней районов до верховий Оки на востоке и до Немана на западе, от границы с лесостепью на юге и до бассейна Западной Двины на севере была занята балтскими племенами».

Алекесй Дермант делает вывод из многочисленных исследований:

«Бесспорно, что в ІХ-ХІ веках произошли значительные изменения как в материальной, так и в духовной культуре здешних обитателей, но объяснение этих трансформаций исключительно поиском следов «массовой славянской миграции» выглядит как упрошенный и ангажированный подход» (с. 216).

Все эти выводы опровергают суждение «белорусы — это славяне, а никакие не балты». Поскольку массовой миграции славян на территорию Беларуси никогда не было, постольку бессмысленно искать у беларусов «славянские гены», а называть таковыми гены коренного балтского населения (которое старше славян минимум на 2000 лет и генетически неизменно 3500 лет) — антинаучно.

Алексей Дермант:

«Г. Дебец, который исследовал черепа из захоронений кривичей, дреговичей и радимичей X-XII веков, констатировал отсутствие между ними реальных различий, а также отметил их весьма большое сходство с серией черепов из Люцинского кладбища (Латвия). На основании этого автор утверждает, что включение территории современной Беларуси в круг славянских культур не сопровождалось какими-то значительными переселениями, а происходило через окультурацию.

Т. Трофимова приобщала полоцких кривичей к долихоцефальному широколицему типу и, отмечая его связь со Средним и Верхним Поднепровьем и Прибалтикой, считала этот тип реликтовым, известным по крайней мере с эпохи бронзы» (с. 221).

Т. Н. Алексеева в труде «Этногенез восточных славян по данным антропологии» (1973 г.) отмечала в отношении полоцких кривичей:

«... долихокрания в сочетании с относительной широколицестостью характеризует балтоязычное население средневековья, и, вероятно, генетически этот комплекс не связан со славянами. Территориальное размещение (северная часть зоны расселения славян) также свидетельствует против славянской его принадлежности».

Алексей Дермант пишет:

«Псковская группировка кривичей антропологически наиболее похожа на население ятвяжского ареала... По абсолютным размерам мозгового отдела черепа и скелета лица в отношении головного показателя и ширины лица, мазовшане (славянизированные западные балты), полоцкие кривичи, ятвяги и латгалы объединяются одним комплексом физических черт и в этом приближаются к норвежцам и англосаксам» (с. 222 - 223).

Вот такова степень «близости беларусов с русскими»... И далее:

«Изучение одонтологических (зубных) материалов показывает, что западные серии кривичей полностью соответствуют так называемым ранним латгалам Видземе и жемойтам, но наибольшее сходство у них выявляется с восточными латгалами VІІІ-ХІІІ веков. Отмеченная близость зубного комплекса кривичей и синхронных им латгалов может быть объяснена в пользу местного (балтского) происхождения первых.

Явных антропологических следов проникновения славян на территорию Подвинья нет. Те материалы, которые некоторые ученые идентифицируют со славянами, могут быть связаны и с другими этносами, в том числе с балтскими племенами. При этом единственное, что позволяют утверждать антропологические исследования, это отсутствие массовых миграций, которые могли бы привести к существенному изменению физического типа населения Беларуси.

Таким образом, засвидетельствованное большинством антропологов значительное сходство балтских племен (особенно латгалов) и полоцких кривичей позволяет поддержать мнение о славянизации кривичей путем замены ими своего балтского языка на славянский» (с. 223).

Кстати, еще в середине XIX века летувисский историк Симон Даукантас подчеркнул тот факт, что у кривичей до перехода на славянский язык был балтский:

«Род кревов (krievai) так соединился с русами, что разговаривает по-русски, а не по-своему. Кревы... говорили на том же языке, что и литовцы, жамойты, леты, пруссы. В стране кревов было два языка — один письменный, так называемый русский, второй — людской, так называемый кревский»[12].

Однако постепенный переход крестьянского (в те времена 95 % от всей популяции) балтского населения кривичей на «русский» язык (т. е. на славянский «койне») вовсе не означал, что Крива стала пресловутой «Русью».

Дермант отмечает:

«При этом к собственно «Русской земле», или «Руси» ― в узком смысле слова (которая существовала в Среднем Поднепровье), Полоцк и Смоленск не принадлежали. До последней трети IX века полоцкие кривичи не зависели ни от Киева, ни от Новгорода, и только в 70-е годы IX века киевские князья Аскольд и Дир совершили поход на Полоцк и, возможно, включили его в орбиту своего влияния. Но в любом случае при князе Олеге Полоцк уже не подчинялся Киеву.

Все вышеупомянутые города, которые являлись конкурентными государствообразующими центрами, принадлежали к трем крупным этнокультурным и географическим ареалам: финско-словенскому Северу (Новгород), ирано-полянскому Поднепровью (Киев) и балто-кривскому Верхнему Поднепровью и Подвинью (Полоцк, Смоленск). Два первых ареала, не завершив самостоятельного развития в государственные структуры, были объединены Рюриковичами и уже вместе пошли к созданию общего государства. Полоцкая же земля проявила максимум упрямства и не попала в эту компанию. Известный историк и культуролог Л. Акиншевич утверждал по этому поводу, что «во времена княжеские (Х-ХІІІ века) беларуские княжества, бесспорно, менее, чем украинские и российские, имели тенденцию к объединению в единое «русское» целое» (с. 232 - 233).

Балтская культура беларусов

В начале 90-х годов вопрос «славяне или балты?» обрел «патриотическое звучание». В стремлении доказать, что история Великого Княжества Литовского является историей беларуского этноса и государства, а не Летувы жамойтов, беларуские историки стали изображать историческую Литву как славянское государство.

Если судить по заявлениям Олега Давыденко, для некоторых ученых и сейчас вопрос стоит именно так. На самом деле этот вопрос неверен по существу, потому что наши предки, создавшие ВКЛ, не были ни славянами, ни восточными балтами (предками летувисов и латышей). Они были ЗАПАДНЫЕ БАЛТЫ — большая этническая группа, ныне полностью ассимилированная.

Еще в 1950-е годы беларуский историк-эмигрант Витовт Тумаш опубликовал работы «Балтский элемент при становлении современного беларуского народа» и «К вопросу о беларуской южной этнографической границе». В них он убедительно показал культурную и духовную близость беларусов к «современным балтам». Однако эта близость обусловлена не процессами этноконтактов между «славянами-беларусами» и восточными балтами, а самой сутью нашего древнего субстрата, к которому предки летувисов и латышей имели отношение только «по касательной». Наше балтийское содержание сугубо западнобалтское, а не от нынешних соседей.

Что касается балтских этнокультурных реалий, то таковых существует масса у беларусов, мазуров и лужичан, только их почему-то причисляют к «славянским традициям». Например:

1) архаичная западнобалтская лексика (по Е. Карскому в беларуском языке конца XIX века не менее 83 % корней слов были балтские);

2) фамилии на «-вич», топонимы на «-но» и «-овичи», пшеканье-дзеканье и другие особенности балтской фонетики;

3) блюда из овса, имеющие возраст минимум 3500 лет (тогда как в народной кухне славян овсяных блюд вообще не было);

4) уникальные традиции и календарные праздники;

5) поклонение дубам, камням, ужам...

Короче говоря, в культуре беларусов, мазуров и лужичан даже сегодня ярко выражены балтские черты.

Разве наша культура похожа хоть чем-то на культуру болгарских «славян»? Нет, у них совершенно иная культура, они даже в знак согласия мотают головой, а в знак несогласия кивают.

Или разве в культуре беларусов есть хоть что-то из якобы «славянской» русской культуры с ее угорскими матрешками, финскими саунами, тюркской кадрилью и балалайками? Нет, у нас есть «дуда» (беларуская волынка) и «батлейка» (кукольный театр). Это у кого же еще из славян национальным инструментом является волынка? Больше ни у кого. А для украинцев характерны балканские песни и пляски, шаровары и ленты в косах, все прочее — от ираноязычной культуры сарматов.

НЕТ ГЕНОВ «СЛАВЯНСТВА», НЕТ ОБЩЕЙ СЛАВЯНСКОЙ КУЛЬТУРЫ. Есть народы разных рас и культур, перешедшие на общий жаргон межэтнического общения («койне») — то есть ставшие славяноязычными.

Предлагаю задуматься над следующим фактом. В середине XIX века генерал-губернатор Северо-Западного края Михаил Муравьев-вешатель, следуя указаниям из Петербурга, перевел «жмудскую письменность» (то есть нынешний «литовский язык») на кириллицу (перед этим он сделал то же самое с литвинским-беларуским языком). Это было только началом реформ Муравьева, в перспективе обозначился перевод «жмудского наречия» на «русский алфавит», а всех «жмудинов» на русский язык.

И вот представьте себе, что царизму это насилие удалось бы (как оно удалось по отношению ко многим другим народам, порабощенным царизмом). Тогда мы имели бы сегодня славяноязычную Республику Летува, население которой называлось бы литово-русами. И вот ее ученые ставят вопрос: кто мы — славяне или балты?

Какой-нибудь Жмудявичус, академик Литово-Русской ССР, с жаром доказывал бы, что литово-русы Жамойтии — никакие не балты, а славяне. Ведь они сегодня говорят на русско-жамойтском языке (из семьи славянских языков) и вместе с этим языком впитали «славянскую культуру». А раз они и по культуре славяне — тогда они во всем славяне. Мало того, этот академик грозил бы оппонентам тем, что попытки увидеть в литово-русах Жамойтии и в беларусах Беларуси каких-то «балтов» — это попытка подрыва единства «великорусского народа» и замаскированное под науку стремление отделиться от России.

Или другой пример. Один из главных аргументов наших ретроградов заключается в том, что, дескать, беларусы потому не балты, что перешли на славянский беларуский язык. Но эти их суждения соотносятся с реальностью лишь первой половины XX века, а вот в 2011 году в Беларуси уже трудно найти беларуса, говорящего на «роднай мове». Причем только за 10 последних лет число беларусов, считающих беларуский язык родным, сократилось на 25 %. Если эти ученые уважают законы логики, они должны теперь провозгласить, что беларусы исчезли, а вместо них в Беларуси появилась новая русская нация. Мол, раз перешли на русский язык, то утратили заодно всю свою культуру и традиционную ментальность, а также антропологию — этнически перестали быть беларусами.

Эти два примера еще раз показывают, что вопрос «славяне или балты» носит чисто политический характер и упирается в абсолютно ненаучный вопрос принадлежности к унизительному сообществу «младших братьев Москвы». Кстати, в XIX веке идеологи западнорусизма даже поляков причисляли к «восточным славянам» и к западной ветви «древнерусской народности». Якобы Карамзин и его коллеги счастливым образом одновременно с оккупацией Речи Посполитой нашли где-то ветхие документы, в которых сказано, что «ляхи Кракова — это суть русы и отпочкование от России».

В 1888 году был введен запрет на само слово «Польша», вместо него царские чиновники пытались ввести название «Привисленский край». Они утверждали с серьезным видом, что поляки — те же самые русские, но «испорченные католицизмом». А беларусы генетически ближе всего к мазурам — жителям Северо-Восточной Польши. Поэтому сегодня ангажированные ученые на основании данного факта доказывали бы, что поляки — тоже «по генам русские». Это не юмор, и не преувеличение. Именно таковы по своей сути нынешние спекуляции ряда генетиков из России.

Спекуляции

Некоторые российские ученые разделили современный русский этнос на две группы (что уже странно): «московских русских» (славянизированных финно-угров) и «западных русских» (кривичей). Они утверждают, что гаплотипы кривичей из пограничных с Беларусью российских областей (Псковской, Новгородской, Смоленской, Брянской) — это «основа русского генофонда». Дескать, историко-генетическим эталоном русского этноса являются вовсе не жители Владимиро-Суздальского региона (то есть исторической Московии), а тех земель, которые Иван III и Василий III отвоевали у ВКЛ!

Дело в том, что эти потомки кривичей, во-первых, отличаются от русских из региона так называемого «Золотого кольца» отсутствием статистически значимой примеси финно-угорских генов и, во-вторых, похожи на беларусов и украинцев. Таким образом, политическое значение «эталона» заключается в якобы «научном» обосновании великодержавных претензий Москвы на территории Беларуси и Украины.

При этом заявления беларуских ученых о том, что кривичи — это и есть беларусы, а не русские — игнорируются. Более того, российские ученые, записав кривичей Псковщины, Смоленщины, Брянщины в «основу русского этноса», находят теперь саму Беларусь — этнически русской. Мол, раз кривичи — основа русской нации, то и никакой беларуской нации нет.

И вот мы видим сегодня, как российские генетики проводят сравнительные исследования, манипулируя тремя «субъектами».

Первый — «смежные западные русские», то есть кривичи. Сравнение их генофонда с генофондом беларусов и украинцев нужно для обоснования политического тезиса о «братской родственности» трех восточных славяноязычных народов.

Второй — «московские русские» (то есть исторические московиты). Они как отдельная общность обычно не афишируются в исследованиях, ибо по генам идентичны финно-уграм.

Третий «субъект» — усредненные показатели «смежных русских» и «московских русских», которые используются как картина «общего русского генофонда».

Такое «усреднение» генофонда кривичей и мордвы столь же абсурдно и ненаучно, как попытка найти «среднего американца» путем «усреднения» генетических особенностей англосаксов и негров в США (вспомните слова И. Саливон). Вроде они тоже 300 лет жили вместе в одной стране и являются одной нацией, только вот слишком разные по генам, цвету кожи, курчавости волос. Это как в анекдоте о «средней температуре» по больнице.

Алексей Микулич комментирует эти ненаучные концепции следующим образом:

«Сначала кратко о том, как выглядит восточноевропейский генофонд с точки зрения московских антропологов. Юрий Рычков с коллегами на основе построенных ими карт предложили время формирования генофонда русских на протяжении 1000 - 1500 лет. Они утверждают, что на этой карте восточноевропейский генофонд выглядит как отклонение от «средних частот генов русского народа и тех других народов, чьи ареалы полностью или частично входят в прямоугольное окно со сторонами 28 и 56 градусов восточной долготы, 50 и 60 градусов северной широты (Восточные славяне. М., 1999, с. 129).

Однако генофонд беларусов существенно отличается от русских (по материалам сравнения 100 аллелей 34 локусов). К беларусам Придвинья генетически наиболее близки жители Псковской, Новгородской и Смоленской областей. Этому факту есть историческое объяснение — общие кривичские корни. Немного дальше от «кривичского» ареала находятся популяции Центральной Беларуси и Поднепровья вместе с жителями юго-западной Летувы и восточной Латвии. В третью шкалу генетическо-антропологических расстояний попадают западные беларусы Понемонья (вместе с жителями польского пограничья, западными летувисами, латышами) и южные популяции Беларуского Полесья.

Мы принимаем мнение московских коллег только как дополнительное свидетельство продвижения генных комплексов из Центральной Европы и с Балкан в эпоху славянизации автохтонов. Влияние балтских популяций на беларуский генофонд они, несмотря на неопровержимые археологические факты, к сожалению, не учитывают» (с. 147 - 148).

Причина понятна: стоит только московским ученым признать балтский субстрат беларусов, как автоматически встанет вопрос о финно-угорском и ордынском субстратах русского этноса. А этого в Москве категорически не хотят. Микулич продолжает:

«Поэтому с тезисом, что «ядро русского генофонда находится на юго-западе русского этнического ареала» (то есть на захваченных Московией землях беларусов-кривичей. — В. Д.), с добавлением части беларуского ареала (т. е.. «кривичской части» уже территории Республики Беларусь. — B. Д.), мы согласиться не можем. В действительности на карте уровней близости к беларускому этносу эти два субареала объединяются и один — беларуский. Именно здесь отчетливо проявляется многовекторная дивергенция обобщенной генетической компоненты. К беларусам на северо-востоке и юго-востоке нашей страны приближаются жители смежных территорий, предки которых еще в первой четверти XX века идентифицировались как беларусы» (с. 148).

Нет сомнения в том, что жители тех районов Псковской, Смоленской, Новгородской и Брянской областей, что граничат с Беларусью, родственны коренным жителям нашей страны. Ведь все они потомки кривичей. Но этот факт не делает беларусов «родными братьями» русских. Тем более ненаучно изображать кривичей «ядром русского генофонда», так как вовсе не от кривичей произошли генетически 140 миллионов нынешних русских. Кривичи даже на территории Беларуси являются предками максимум 4-х миллионов беларусов.

С такой российской пропорцией «раздачи генов» беларуские кривичи должны были размножиться до 220 - 250 миллионов человек. Но у нас они почему-то плодились по законам демографии, тогда как в России неизвестно по каким законам: если кривичи Смоленщины и Брянщины породили русский этнос как его «генетическое ядро», то должны были иметь в семьях в 35 раз больше детей, чем потомки кривичей в нынешней Беларуси. То есть рожать не 7 - 8 детей, а 245 - 280 (! ).

Но абсурд не смущает: уж очень хочется российским ученым видеть свой этнос «рожденным от кривичей», а не от финно-угров и не от тюрков Орды. Это «идеологически не котируется».

Ненужные теории о «всяких субстратах»

Все сказанное выше проясняет вопрос, почему во времена СССР запрещалось считать кривичей — балтами, а беларусов — славяноязычным народом с балтским субстратом. Ведь правда о балтском происхождении беларусов на принципиальном уровне опровергает миф о том, что русский этнос — славянский.

Более того, с 1991 года значение этого мифа для обоснования «претензий на Беларусь и Украину» значительно ослабло. Однако на кон теперь поставлено этническое единство самой России, где славянство официально преподносится как «главный стержень объединения нации». Поэтому вполне закономерно российские ученые в своих поисках «славянских генов» (как «ядра русского генофонда» ) остановились на кривичах. Но тут оказалось, что беларусы их «предают», доказывая, что кривичи — не славяне, а балты. Получается полный конфуз...

Суть проблемы, на мой взгляд, в следующем. Беларусам, по большому счету, вообще не так уж важно, кто они — балты, славяне, кельты или готы (которые когда-то жили в западной части Беларуси, и от их этнонима Gytos летувисы до сих пор именуют нас «гудами»). Единственное, что важно — чтобы нас не считали «младшими братьями» какого-нибудь соседнего народа, будь то русские, поляки, украинцы или жамойты.

Формально и Беларусь, и Россия — моноэтнические государства (доля титульной нации в населении страны превышает 80 %). Но есть огромная разница: в Беларуси основой нации действительно является единый субстрат. И как его ни называй (славянский, балтский, кельтский...) — это никак не скажется на единстве нации. А вот в России огромная масса субстратов, где кривичский — просто мизерная часть на фоне финно-угорских, тюркских, северных, дальневосточных и прочих субстратов, вплоть до казаков (изначально нерусского и неславянского этноса). Поэтому сама постановка вопроса о субстратах славяноязычного ныне населения — разрушительна для единства России. Предельно ясно высказал суть вопроса один известный российский политик:

И вот ряд беларуских ученых, преимущественно старшего поколения, по-прежнему не мыслящих себе жизни «без России», отстаивают и пропагандируют именно такой подход. Но тогда нет речи об объективном освещении вопросов этногенеза беларусов. Выходит, что такие исследования неизбежно «подрывают» основанную на мифах государственность соседа.

Нам нет дела до единства России. Хочу напомнить другое. Еще в 60-е годы в рамках подобных споров Николай Алексютович задал вопрос: «А где же истина объективная?» (таким был заголовок его статьи в журнале «Полымя», № 5 за 1966 год). Он назвал московско-партийную концепцию истории Беларуси политическим шулерством и обкрадыванием истории беларуского народа.

И я тоже завершу свои рассуждения вопросом: чего ради нам приносить себя в жертву мифам другой страны и чужой нации?

Древнерусский язык никогда не существовал — ни письменный, ни разговорный.

Миф о «древнерусском языке»

По сей день филологи России, Украины и Беларуси обманывают граждан своих стран выдумкой о каком-то общем «древнерусском» языке.

Согласно этой басне, разговорным языком жителей Древней Руси якобы был «древнерусский». Однако случился политический катаклизм: татаро-монголы захватили большую часть «Древней Руси», а «остаток» ее попал под власть Литвы. Живя под татарами в Орде, русские почему-то смогли сохранить свой язык похожим на «древнерусский», а вот беларусы и украинцы оказались под влиянием летувисов и поляков, и в итоге их языки мало похожи на «древнерусский».

Беларуский писатель Иван Антонович Ласков (1941 - 1994) в очерке «Откуда появился беларуский язык?» отметил:

«Вот такая схема. Она вошла в уйму школьных и институтских учебников, с помощью которых вбивается в головы каждому новому поколению. Не случайно один из читателей «Народной газеты» высказался так: «Беларуский язык — это тот же русский, по которому походил польский сапог». И что интересно, газета не нашла, чем опровергнуть это заявление!

А опровергнуть требовалось. Потому что есть еще люди, воспринимающие борьбу за укрепление суверенной Беларуси как ненужную возню: мол, зачем беларусам независимость, если они — те же русские, по которым походил польский бот? Раз их когда-то насильно оторвали от русских братьев, то почему бы не вернуть? Именно этого домогался сотни лет российский царизм, а после него КПСС во главе со Сталиным, Хрущевым, Брежневым».

Российский «Лингвистический энциклопедический словарь», изданный в 1999 году, на странице І43 так конкретизирует этот миф дескать, «древнерусский язык» сформировался уже в VII-VIII веках, а в ХІV-ХV он «распался» на три отдельных восточнославянских языка. Это вроде бы подтверждается тем наблюдением, что до XV века и даже позже литература, созданная на территории современной России, Украины и Беларуси, написана на одном и том же языке, но потом тексты из Беларуси и Украины все более от него отклоняются. Спрашивается: это показатель «распада единого языка», или же здесь нечто иное?

Прежде всего, с позиций логики ясно то, что «древнерусский язык» лучше всего должен был сохраниться на территории Беларуси, где (в отличие от России и Украины) никогда не было «татаро-монгольского ига». Вместо этого он «сохранился» в Беларуси хуже всего.

Во-вторых, если верна басня о «польском влиянии», то оно должно максимально наблюдаться в пограничных с Польшей районах, а этого нет. Оказывается, что «испорчены польским влиянием» в равной мере не только восточные области Беларуси, но — что абсурдно! — также язык селян Смоленщины, Брянщины, части Тверской и Псковской областей, то есть территории кривичей. А там «польское влияние» откуда взялось? Уже одно это показывает, что никаких «полонизмов» там не было, что эти особенности языка являются наследием языка кривичей.

Приведем мнение современных украинских ученых:

«Миф о том, что украинский это якобы полонизированный русский, вообще выглядит абсурдным. Как известно, за основу литературного украинского языка взят Надднепрянскнй диалект украинского языка, он общий для Киева, Чернигова, Полтавы, Черкасс и т. д... поляки массово здесь не жили никогда, а в некоторых селах этих местностей и поляков-то никогда не видели. Зная о яростном сопротивлении против католицизма и полонизации в Западной Украине, говорить о полонизации также не приходится, хотя отдельные заимствования, естественно, имеют место. Характерные же особенности украинского языка не отмечаются ни в польском, ни в русском».

Теорию появления малороссийского (украинского) языка путем «полонизации русского» придумал Ломоносов. Он же автор выдумки о едином «древнерусском языке». Эта теория очень хорошо вписывалась в политику Российской империи. Впрочем, вписывается и в политику России XXI века.

Кроме того, зададим вопрос: что вообще называть «полонизмами»? Сам польский язык сложился только к концу XVI — началу XVII века, поэтому он не существовал в те времена, которые российские лингвисты относят к периоду «влияния полонизмов». Вместо него существовали два разных языка. Первый — это ляшский язык региона Кракова, чисто славянский, идентичный языку Полабской Руси (языку ободритов Рюрика) и языку новгородских грамот (ободритскому). Второй субстрат нынешнего польского языка — западнобалтский язык мазуров региона Варшавы. Именно от него в польском языке пшеканье и элементы балтской лексики.

Поэтому когда какой-нибудь умник говорит о «польском влиянии» или о «польском сапоге, который топтался на беларуском языке», каждый раз обязательно требуется уточнение: о чем именно идет речь? О ляшско-ободритско-новгородском славянском языке, или же о языке западных балтов мазуров? Ведь в то время они еще не слились в польский язык и являлись независимыми языками, причем из разных языковых групп.

Нетрудно увидеть, что чаще всего под «полонизмами» понимаются реалии польского языка, «перенятые» от мазуров (западных балтов). И в таком случае надо говорить, что средневековая Мазовия оказывала мощное политическое, культурное и религиозное влияние на жителей ВКЛ. Но такого влияния никогда не было. Сходство языков мазуров и литвинов (ятвягов, дайновов, кривичей) объясняются тем, что все племена изначально были балтскими и почти одновременно (по историческим меркам) подверглись славянизации.

Ну, а язык жамойтов (восточных балтов), ныне именуемый ошибочно «литовским», вообще не мог оказать никакого влияния на язык литвинов (беларусов). Не мог и в силу статуса Жамойтии в составе ВКЛ как туземной колонии (ею правила наша шляхта), и в силу культурной отсталости этой области (жамойты обрели свою письменность последними в Европе), и в силу малочисленности жамойтов.

Кстати говоря, никакого «старобеларуского» языка в ВКЛ никогда не было, как не было и такого народа — «старобеларусы». Под этим названием подразумеваются литвины, чей язык лингвисты относили (вместе с мазурским) к семье славянских языков. Название «беларусы» на территории Беларуси утвердилось только в XIX веке в качестве замены нашего древнего названия «литвины». И этот факт тоже доказывает абсурдность представлений о «древнерусском языке», в который записали еще и язык литвинов исторической Литвы.

Иван Ласков дополняет этот ряд вопросов своими:

«И еще одно загадочное явление. Почему в пределах Великого княжества Литовского из «древнерусского» образовались два новых языка — беларуский и украинский? Почему украинский не близок к русскому, хотя Киев был «оторван» от России на 200 лет меньше, чем Беларусь? (До середины XIV века Киев вместе с Москвой входил в состав Золотой Орды, а в 1654 году был присоединен к России, тогда как Беларусь была захвачена Россией только к концу XVIII века, татарского же господства вообще не знала[13]).

Российская филология таких вопросов не ставит, ибо они невыгодны для теории единого происхождения русских, украинцев и беларусов, не работают в пользу «слияния» украинцев и беларусов с русскими, то есть не способствуют поглощению первых — последними».

Язык Новгорода

Кроме того, непонятно, на каком основании российские историки считают «древнерусским» язык Новгорода и Пскова и вообще изображают Москву «наследницей» Древнего Новгорода. Языку Древнего Новгорода не суждено было развиваться. После захвата Новгорода в 1478 году Москвой князь Иван III специальным указом запретил местный язык, а новгородскую знать (бояр) и «лутших людей» (богатых торговцев и ремесленников) приказал переселить на территорию московского княжества. Так был уничтожен древний новгородский диалект, а фактически язык.

Он являлся языком ободритов Рюрика и, как установил профессор МГУ А. А. Зализняк по материалам раскопок 2002 - 2005 гг.. фактически не отличался от ляшского языка краковского региона (поэтому его нельзя называть «древнерусским», ведь Краков никогда не был «русским»). Ободриты были пришлым элементом, тогда как коренное население края — саамы. Они учились у ободритов «русскому» языку на протяжении трех веков!

Вот как фонетически читается берестяная «грамота» ХIII века из Новгорода, написанная кириллицей на саамском языке:

В переводе это значит:

Здесь мы видим в саамском языке заимствование из церковнославянского только слова «соудьни» — судный. Вот другой образец новгородского языка ХII-XIII вв. из доклада Зализняка в 2005 году о новгородских грамотах:

Эго пример живого разговорного языка Новгорода ХII-ХIII веков со своими особенностями, в котором почти нет церковнославянского влияния.

В 1950 - 70-х годах исследователи берестяных грамот по идеологическим причинам нередко трактовали непонятные места в берестяных грамотах, написанных на новгородском или смоленском, галицком или волынском диалектах как ошибки малограмотных писцов, как искажение «древнерусского» языка. Однако грамоты были написаны правильно — на местных разговорных языках.

«Проблема» заключалась в том, что эти примеры живой речи опровергали миф о «едином древнерусском языке». Как признался недавно на страницах журнала «Наука и жизнь» академик Валентин Янин, берестяные грамоты показывают, что языки Новгорода и Киева изначально совершенно разные. Киевский был близок балканским языкам, тогда как новгородский идентичен диалектам Полабья, Поморья и Ляхии. Этот научно установленный факт полностью разрушает выдумку Ломоносова об «испорченности польским влиянием», так как такового не было и быть не могло в древнем Новгородском государстве, да к тому же в эпоху якобы единого «древнерусского языка».

И еще это показывает, что, в отличие от языков Новгорода, Полоцка и Киева, язык финно-угорской Московии формировался на основе церковнославянского. Именно его московские историки спекулятивно именуют «древнерусским».

Московский язык появился значительно позже новгородского и киевского, и уже один этот факт отвергает претензии Москвы и на роль «собирателя Земли Русской» и тем более на роль «старшего брата». Вот почему московские правители запретили новгородский язык, а царские, потом советские власти издали за 300 лет 126 указов и постановлений, направленных на подавление и запрещение украинской культуры и языка.

Язык Украины периода XVI-XVII веков хорошо отражен в так называемой «Летописи самовидца» (очевидца), относящейся к XVII веку[14].

Однако печатать книги на литературном староукраинском языке XVII века запретил своим указом царь Петр I в 1720 году — формально якобы по решению Всесвятейшего Синода. Еще через 20 лет, в 1740 - 48 гг. запретили его употребление в церковных службах и гражданском делопроизводстве. Но, несмотря на все запреты, именно произведения XVIII века на украинском языке — поэзия Григория Сковороды 1750-х годов и поэма «Энеида» Ивана Котляревского 1798 года стали классикой украинской литературы и послужили основой для современного украинского языка.

Точно так же царские чиновники запретили в 1839 году литвинский (беларуский) язык. Они штабелями сжигали на территории Полоцкого православного духовного управления церковную и светскую литературу, которую привозили изо всех западных губерний.

Научный подлог

Филологи СССР (а ныне России) утверждали и утверждают, что в Киевской Руси были два письменных языка. Один — это тот, что пришел сюда вместе с христианством, язык Священного Писания. Графически он — ответвление от классического греческого письма (вместе с коптским, готским, армянским, грузинским и славяно-глаголическим; кстати говоря, и латынь тоже произошла от греческого архаического письма, поэтому у «русского письма» одни корни с латынью). А семантически — это македонский (болгарский) язык, на который в Византии переводили с греческого церковные книги. Дата рождения искусственного языка с греческим письмом и болгарским содержанием, который называют церковнославянским — 863 год. Его создали монахи Кирилл и Мефодий по приказу Константинопольского патриарха, специально для того, чтобы нести «слов Божие» в существовавшее тогда славянское государство — Великую Моравию[15].

Церковнославянский использовался как письменный язык во многих странах — Хорватии, Сербии, Румынии, Молдове, Богемии (Чехии), Литве, Московии... В подлинных текстах того времени этот язык называли не церковнославянским, а словенским — от «словъне». Однако разговорным и общеславянским этот язык никогда не был.

Другой язык Киевской Руси якобы был «разговорным» с VII-VIII веков, его филологи именуют «древнерусским».

Удивительное «совпадение» заключается в том, что переход беларусов и украинцев с «древнерусского языка» на свои национальные точно совпадает по времени с отказом от церковнославянского языка. То есть это произошло тогда, когда церковные книги были переведены на наши языки. Для Литвы это первым сделал Франциск Скорина, издав в 1517 - 1519 годах в Праге «Библию Русскую» в виде 20 отдельных частей (Псалтырь, Царства, Судьи, Экклезиаст и т. д.). Она заменила предыдущую Библию на церковнославянском. Фактически предыдущая Библия являлась «Библией Болгарской».

В России тоже (но гораздо позже Литвы и Украины) издали Библию на своем «московском наречии». Удивляет полная «слепота» российских историков и лингвистов, которые не видят в этом «третий акт» «отказа от древнерусского языка» как церковнославянского — уже со стороны русского языка.

В 1778 году в Москве была издана брошюра писателя и лингвиста Федора Григорьевича Карина «Письмо о преобразителях российского языка». Он писал:

«Ужасная разность между нашим языком («российским») и славянским часто пресекает у нас способы изъясняться на нем с тою вольностию, которая одна оживляет красноречие и которая приобретается не иным чем, как ежедневным разговором (...) Как искусный садовник молодым прививком обновляет старое дерево, очищая засохлые на нем лозы и тернии, при корени его растущие, так великие писатели поступили в преображении нашего языка, который сам по себе был беден, а подделанный к славянскому сделался уже безобразен».

Вот вопрос к авторам «Лингвистического энциклопедического словаря» 1999 года: что понимал под «славянским языком» Ф. Г. Карин в 1778 году — церковнославянский или «древнерусский»? Нетрудно увидеть, что у него это синонимы.

Российские лингвисты ХVIII века «героически» разорвали «пуповину» многовековой связи московских книжников с церковнославянским (равно «древнерусским», равно болгарским языком), который дружно сочли «чуждым», «вычурным в условиях России», «тормозящим становление литературного российского языка». Великими деятелями, совершившими эту языковую революцию, Ф. Г. Карин в своей работе назвал Феофана Прокоповича (1681 - 1736), Василия Тредиаковского (1703 - 1768), Михаила Ломоносова (1711 - 1765) и Александра Сумарокова (1717 - 1777).

Этот отрыв «московского наречия» от «древнерусского языка» российские ученые потому и не афишируют, что его уже не объяснить «польским влиянием» или «жамойтским влиянием». А суть языковой революции та же, что в Беларуси и Украине, — в переводе церковных книг с «древнерусского» на свой «живой» (разговорный) язык.

Чем же отличаются между собой церковнославянский и фантастический «древнерусский» языки? Иван Ласков пишет:

«На этот вопрос отвечает Н. Самсонов, автор учебника «Древнерусский язык» (М., 1973). Интересная вещь — оказывается, только фонетикой! Причем и фонетических отличий — кот наплакал: в церковнославянском — глава, млеко, брег, шлем, елень, езеро, югь, южинь; в «древнерусском» — голова, молоко, берег, шелом, олень, озеро, оугь, оужинъ[16]. Да еще несколько самостоятельных слов — в «древнерусском» правъда (в церковнославянском — истина), видокъ (съвидетель), сватьба (брак). И все! Морфологических отличий — никаких, приставки и суффиксы «древнерусского» — церковнославянские (с. 71 - 75). И это два разных языка? Здесь даже о диалектах нельзя говорить!

Тем не менее, ученые «знатоки» делят киевскую литературу: вот это произведение написано на церковнославянском, а эти («Русская правда», «Поучение Владимира Мономаха», «Слово о полку Игореве», «Моление Даниила-заточника») — на древнерусском... Несмотря на то что и «древнерусский» щедро пересыпан «всеми особенностями» церковнославянского.

Вот маленький, но красноречивый пример. В начале «Слова о полку Игореве» имеется такой оборот:

Как видите, в одном предложении — церковнославянское славию и «древнерусское» соловию, что означает одно и то же — соловей.

Для сравнения отмечу, что беларуский филолог Ф. М. Янковский выявил между беларуским и русским языками 27 фонетических различий; 43 морфологических и более двух десятков синтаксических (Янкоускі Ф. Гістарычная граматыка беларускай мовы. Мінск, 1983, с. 21 - 38). Не говоря уже о лексических, которых огромное множество. И то находятся русские филологи, которые относят беларуский язык к «наречию» русского (...). А здесь — всего-навсего 8 фонетических отличий, несколько других слов, и уже провозглашается наличие самостоятельного «древнерусского» языка».

И. А. Ласков делает следующие выводы:

«Пора поставить точки над «і»: древнерусский язык НИКОГДА НЕ СУЩЕСТВОВАЛ — ни письменный, ни разговорный. Были говоры полян, древлян, кривичей и других. А то, что нам осталось от Киевской Руси на пергаменте и бумаге, написано на церковнославянском языке Библии. Иначе и быть не могло. Язык Библии в то время считался священным и единственно возможным для использования в письме. То же самое было с латинским языком в Западной Европе. Чтобы прийти к мысли, что свой природный язык тоже можно употреблять для письма, люди должны были пережить революцию сознания. Не случайно, например, первый письменный памятник польского языка датируется серединой XIV века».

И еще несколько столетий по всей Европе писали на латыни не только религиозные книги, но и законы, научные трактаты, художественную литературу — таковы, например, «Похвала глупости» Эразма Роттердамского (1509 г.) или «Песня о зубре» Николая Гусовского (1523 г.).

Церковнославянский язык играл в Восточной Европе ту же роль, что латинский в Западной. Библия была не только Священным Писанием, но и единственным учебником, по которому учились читать и писать. Однако знание чужого языка никогда не бывает стопроцентным. Поэтому и киевские авторы, используя церковнославянский, делали в нем ошибки: вместо «славию» — «соловию», вместо «градъ» — «город», вместо «млеко» — «молоко» и т. д.. Могли они вставить и какое-то слово, известное им от рождения, особенно если в Библии не находилось адекватного ему. Этим объясняются отступления от языка Писания в некоторых произведениях. Правильно ли ошибки в языке объявлять «вторым» языком?

Церковнославянский язык — выходец с крайнего юга славянского ареала. Переводчики Библии Кирилл и Мефодий жили в греческом городе Салоники, где тогда было много болгар. Безусловно, говоры салоникских болгар они досконально не знали и потому активно вносили в перевод греческие слова и греческие грамматические формы, такие, как деепричастия, звательный падеж, парные числа и другие. Так что церковнославянский язык — южнославянский, к тому же эллинизированный. «Древнерусский», если бы он существовал, отличался бы от него примерно так, как польский язык отличается от болгарского. А нам заявляют, что между ними всего лишь восемь фонетических отличий...

Понимание того, что славянские говоры Беларуси были преимущественно западного происхождения, имеет большое значение. Нет, по нашему языку «польский сапог» не ходил. Он сам по себе, от истоков был близок к польскому, как близки к нему чешский, словацкий, лужицкий. Большое число беларуских слов, совпадающих с аналогичными польскими, существует в нем изначально: «бачыць» (видеть), «кахаць» (любить), «рэч» (вещь), «уласны» (собственный) и т. д.. и т. п.. Свой же нынешний восточнославянский облик беларуский язык приобрел в результате 700-летнего давления со стороны церковнославянского.

Подведем итог: не было никогда «древнерусского языка», этим именем называют церковнославянский (он же македонский, или староболгарский). Из этого автоматически следует, что никогда не было никакой «древнерусской народности» — якобы «общего предка русских, украинцев и беларусов».

Наши предки-селяне никогда не говорили на церковнославянском языке, хотя в раннем средневековье на нем писали документы в городах. Точно так селяне-поляки (ляхи и мазуры) никогда не говорили на церковном латинском языке — хотя на нем составляли все документы в Польше того периода.

Не составляет особого труда найти в польских документах на латыни элементы, почерпнутые из польского языка. Но ни одному ученому Польши не приходит в голову искать 8 фонетических отличий «польского латинского» от классической латыни, чтобы на этом смехотворном основании объявить о существовании «древнелатинского польского разговорного языка».

В науке такое называется ФАЛЬСИФИКАЦИЕЙ. Сегодня такие фальсификации истории культивируют только три «озабоченные» страны мира: Россия, Израиль и Китай. Там созданы «научные школы» для искажения истории в своих великодержавных целях.

В поисках «древнерусского языка»

Как можно говорить о каком-то «древнерусском» языке, если первые создатели грамматик беларуского и украинского языков четко противопоставляли их (как именно «русские грамматики») языку церковнославянскому, то есть якобы «древнерусскому» — согласно фантазиям политически ангажированных ученых XX века! Они прямо указывали на то, что в церковнославянском языке нет ничего русского, и находили это РУССКОЕ в языке русинов Украины и литвинов Беларуси. То есть в том, что деятели типа Т. Мироновой объявляют сегодня «польской испорченностью», «полонизмами».

Получается, что все перевернуто с ног на голову. Осуществляя реформу языка (путем перевода Библии на язык беларусов и украинцев), переводчики в Литве (Беларуси) и Украине (Руси) указывали, что это перевод на РУССКИЙ язык. При этом отличия (русскую специфику) языка русинов Киева они находили именно в том, что советские лингвисты стали именовать «полонизмами». Большей нелепости трудно вообразить!

Мелетий Смотрицкий, беларуский и украинский просветитель, автор изданной в 1619 году «Граматіки словенскія правильное синтагма», задолго до Ломоносова, создателя первой российской грамматики, разрабатывал научные основы языка русинов. Как и Лаврентий Зизаний (Тустановский) в его «Грамматике словенской» (1596 год), он четко различал болгарский церковный язык и народный язык русинов:

Из его книги следует ясный вывод: русским языком Смотрицкий считал украинский, в то время называвшийся русинским. «Нехай» (пусть), «мовять» (говорят), «здрады» (ложь) — это украинские слова, которые Смотрицкий называл «переводом на русский язык». Почти идентичны им беларуские слова «няхай», «мовяць», «здрада».

Получается странная картина: фантастический «древнерусский язык» средневековые создатели грамматик РУССКИМ не считали, а называли его либо «словенским», либо «церковнославянским». Более того, делали с него переводы на русский — как с иностранного! Не странно ли: существовал «древнерусский язык», вроде бы живой и разговорный (по диссертациям советских ученых) — но Смотрицкий переводил на какой-то совсем другой русский язык. Это как называть — «переводе русского на русский»?

Доктор филологических наук В. В. Аниченко из Гомельского государственного университета в статье в журнале «Русская речь» облекает язык, на который Смотрицкий ПЕРЕВОДИЛ церковно-болгарский язык, в формулу «так называемый «русский»».

Кем «так называемый»? Всем средневековым населением? Или Мелетием Смотрицким? Под «русским» в те времена в Украине понимали свой разговорный язык — как противопоставление церковнославянскому, который «загадочным образом» был разговорным только в одной Московии.

Великие загадки московского диалекта

Почему же в этом регионе только московский диалект оказался похож на церковнославянский язык — и вообще похож на болгарский и сербский языки, а не на соседние новгородский, беларуский (литвинский), украинский, словацкий или польский?

Как так вышло, что у населения Московии язык почти не отличается от южнославянского (солунского) диалекта IX-ХI веков, к тому же давно исчезнувшего на своей родине в качестве разговорного? И почему этим диалектом никто не пользуется в Киеве, Братиславе, Кракове, хотя оттуда куда ближе к городу Салоники (Солунь)? Этот вопрос ставил в тупик всех грамматиков России — Адодурова (1740 г.), Ломоносова (1755 г.), Николая Греча (1827 г.)[17].

Именно в поисках ответа был придуман тезис об «испорченности полонизмами» беларуского, украинского и словацкого языков, вовсе не на почве «великодержавия», как считают иные беларуские и украинские исследователи. Без такого тезиса нельзя было объяснить уникальные особенности московского диалекта. Он в таком случае выглядит ненормальностью, исключением из правил. А это не к лицу официальному языку империи.

Правильный ответ на заданный вопрос дают две важные детали, которые в принципе не хотят рассматривать российские ученые.

Первая: в московском диалекте отсутствуют слова древнего славянского и вообще индоевропейского обихода — например, «ватра» (очаг, от него слово «ватрушка»). Этот факт показывает что в эпоху родоплеменного строя население будущей Московии не знало славянских и вообще индоевропейских слов.

Вторая деталь: если бы язык Московии создавался естественным путем, то его «формулы вежливости» (выражение согласия, благодарности, приветствия) соответствовали бы региональным. Однако этого нет. Как писали средневековые авторы, в Москве в качестве приветствия говорили «Шалом» или «Салом». Конечно, это заимствование у Орды — вместе с отмененными лишь Петром I гаремами-теремами, чадрой и прочей азиатской спецификой. Форма благодарности «спасибо» (то есть «Спаси Бог») — тоже калька с ордынского «Спаси Аллах».

Но самое интересное — форма выражения согласия. В московском диалекте оно выглядит как «Да».

Но этого «Да» нет в языках новгородском, беларуском, украинском, польском, лужицком, словацком, чешском (там говорят «Так»). Зато оно есть в языках народов Балканского полуострова (в том числе у молдаван и румын) и в турецком языке. То есть регион употребления слова «да» очерчивается границей юго-востока Европы, к тому же имеет тюркские или ираноязычные корни, каковых не могло быть в финно-угорской Московии. Она находится далеко за пределами границ указанного региона.

Почему беларусы и украинцы — якобы представители «древнерусской народности» — говорят «так», а не московское «да»? Создатели российских грамматик не смогли объяснить сей факт и сошлись на том, что это, дескать, «польское влияние». Однако в Древнем Новгороде и Пскове тоже не знали никакого «да» и говорили «так». Получается, что «да» — это не русская норма. А русская норма — говорить «так». Выходит, что язык Московии — нерусский, не язык Древней Руси.

Но проблема лежит еще глубже.

Формы согласия и благодарности прочно взаимосвязаны и являются фактически одной исходной формой в двух вариантах. Кроме того, она имеет древнейшее индоевропейское происхождение. Беларуские «так» («да») и «дзякую» («благодарю») имеют один и тот же корень (у наших соседей-летувисов он звучит как «taip»).

Вариации форм согласия/благодарности «tak»/«tak + флексия» характерны, по мнению ученых, традициям балтских, германских и славянских языков — и восходят к древнему индоевропейскому праязыку.

Вот как выглядит форма благодарности в северных и центральных европейских языках. У датчан и норвежцев «tak», у исландцев «takk», у словаков «vdaka», у голландцев «dankzij», у немцев «danke». у беларусов и украинцев «дзякую»/«дякую» (эта же форма была в уничтоженном новгородском диалекте), у поляков «dzieki», у чехов «diky», у англичан «thank» и т.д..

Территория употребления этих форм ясно указывает, что их нельзя назвать «полонизмами». Эти формы придумали не поляки, им от 5 до 8 тысяч лет, они были присущи древнему индоевропейскому языку и не являются «новацией».

Зато можно назвать «новацией» формы у хорватов и словенов — «hvala», у сербов «хвала». Отдельно стоят болгары со своим «благодаря», но, впрочем, его там сейчас не используют — все говорят «мерси». Откуда взялось у народов бывшей Югославии слово «хвала», не присущее славянским языкам? Оттуда же, откуда и московское «Спаси Бог» — от мусульман во времена турецкого ига, чьим языковым нормам присущи выражения «Хвала Аллаху» или «Спаси Аллах».

Что касается балкано-турецкого «да», то оно, видимо, является вариацией индоевропейского «так», но уже на свой южный манер.

Этот пример показывает суть ошибки московских лингвистов: они, пытаясь объяснить глубочайшие исконные различия между языками наследников фантастической «древнерусской народности», выдвинули тезис о несуществующих «полонизмах» в языках беларусов и украинцев (а также у средневековых новгородцев). На самом деле вопрос надо ставить в противоположном ракурсе: о странном преобладании в языке московитов балканского влияния.

При этом следует ясно понимать, что только в последние три века российский этнос «разбух как на дрожжах» вследствие активной ассимиляции нерусских народностей. А вот в средние века население Московии было просто мизерным по сравнению с совокупным населением вместе взятых Великого княжества Литовского и Великого княжества Киевского, феодальных республик Новгорода и Пскова. Не более 10 - 20 % от их численности. Поэтому московские языковые нормы уже хотя бы на этом основании тогда никто не признавал в качестве «общерусских».

Все эти «загадки» объясняются просто. Так называемое «Древнерусское государство» не включало в себя земли финно-угорского Залесья — их много позже завоевали отпрыски киевских князей, не получившие по наследству собственных уделов. Славянизация Новгорода, Полоцка, Смоленска, Киева варягами (готами и славянами-ободритами) растянулась на несколько веков, ибо здесь находился великий торговый путь «из варяг в греки». А вот от Залесья (будущей Владимиро-Суздальской земли) этот варяжский маршрут проходил далеко. Поэтому славянизацию земель будущего «Золотого кольца России» князь Юрий Владимирович (ок. 1095 - 1157), по прозвищу «Долгорукий», начинал почти с нуля.

Здесь славянизация края происходила искусственным путем через крещение язычников-финнов. Занимались этим киевские попы (многие из которых были болгарского происхождения) по церковным книгам, вот почему в Московии финно-угорские племена постепенно перешли на церковнославянский КАК НА РАЗГОВОРНЫЙ — хотя таковой к тому времени уже вымер на своей родине. Но именно его сегодня ученые России именуют «древнерусским языком».

А дальше — больше. Впервые использованный киевскими князьями механизм славянизации Залесья московские правители стали применить уже к народам Орды, когда Москва установила свою власть над Большим, Астраханским, Казанским и Сибирским царствами Орды. Вот так появились к сегодняшнему дню 140 миллионов якобы «русских славян», которые — что удивительно! — говорят на модернизированном солунском диалекте IX-ХI веков. То есть «великий и могучий русский язык» родила мизерная болгароязычная Македония. Именно этот регион должен считаться родиной «древнерусского языка» и «древнерусской народности», придуманных российскими учеными.

Так считают и украинские авторы:

«Исторически постепенно происходило вытеснение заимствованных ранее письменных языков — латыни, церковнославянского и формирование национальных языков на основе живой речи общей народности, т. е.. на место письменного, часто искусственного и мертвого языка, приходит оформленный литературно-разговорный язык, свойственный именно данной нации, а не навязанный церковью, принесенный властью империи и т. д.. Так произошло практически во всех славянских странах.

Однако в Московском княжестве было по-другому. Там не народный разговорный язык стал литературным, а письменный формальный постепенно стал разговорным, на смену десяткам диалектов и смеси языков пришел искусственный единый «церковнославянский», а не язык народов, населявших в ХIII-XVI веках Московию. Принесенный образованными князьями-переселенцами и монахами, церковнославянский стал в Московии языком церкви, власти, судов, армии и т. д.., и уже через 4 столетия, вобрав в себя заимствования из языков покоренных финно-угорских народов, татарского и т.д.., становится разговорным русским языком. Русский лингвист Даль писал, что он не понимал языка крестьян, живших всего в 150 верстах от Москвы.

... Наступление царя Петра на церковь и реформы положили конец господству церковнославянского языка в литературе. Поэзия вообще изменилась кардинальным образом и, по сути, была создана заново в XVIII веке. Именно поэтому в ХІХ веке известный российский критик Вл. Белинский предложил считать 1739 год началом русской литературы, тем самым отрицая «церковнославянский допетровский» период. Огромное влияние на создание литературного русского языка оказали нововведения М. Ломоносова и В. Тредиаковского. Ломоносов писал стихи и оды на «новом» русском языке и зачитывал их царице, показывая, каким может быть русский язык. Именно тогда Ломоносов вводит термин «русский», в отличие от правильного для Руси «руській». Даль же, напротив, указывал на то, что правильно писать руський с одним «с».

... Церковь в Болгарии, Македонии, Сербии, России и сегодня пользуется староболгарским (старомакедонским) церковнославянским языком. Он имеет местные отличии в произношении и написании некоторых звуков. Однако только в России, по политическим соображениям, этот язык в исторической и специальной литературе называют «старорусским» или «древнерусским», выдавая его за язык не менее мифического «великого единого древнерусского» народа. Этим выдуманным термином пестрят учебники по истории и даже солидные научные работы в России. Это абсурдно по своей сути.

Название же текстов и произведений Руси «древнерусскими» выглядит вообще как историческое мошенничество и, кроме политики, не несет в себе практически никакой нагрузки. С куда большим успехом их можно назвать «древнеукраинскими» или «древнебеларускими», ибо происходят с этих земель».

Блуждая в трех теоретических соснах

От себя добавлю, что речь идет не о российских шовинистах типа Олега Платонова, который в своей «Энциклопедии Руси» назвал оккупацию Полоцка Иваном IV в 1563 - 1580 гг. термином «возвращен России», хотя Полоцк под властью Москвы в предыдущие семь столетий своей истории никогда не был. Тут другое.

Даже такие скептически настроенные российские историки, как писатель Александр Бушков и профессор Андреи Буровский (авторы сверхпопулярной серии книг «Россия, которой не было»), оказались несведущими в этом вопросе: они понятия «церковнославянское» и «древнерусское» воспринимают как синонимы. Они полагают, что если кто-то когда-то в ВКЛ писал текст на церковнославянском языке, то он автоматически «русский». Например, документы и другие письменные памятники ВКЛ на церковнославянском языке они называют «русскими» и на этом «основании» заявляют, что ВКЛ — это русское государство. Тут полшага до того, чтобы сказать «российское»...

Да с какой же стати? Церковнославянский язык использовался как официальный язык государства и (или) церкви не только у нас, а еще в Хорватии, Румынии, Сербии, Богемии (Чехии), Молдавии. Так что это не критерий «русскости». И у Москвы нет никакой монополии на этот церковнославянский язык — как равно у Польши нет монополии на латынь, хотя она была языком ее государственных документов.

Ну, а с точки зрения научной порядочности, как верно замечают украинские авторы, Бушков и Буровский должны были, говоря о документах ВКЛ, употреблять термины «древнеукраинские» или «древнебеларуские», так как речь идет о нашей территории и наших нациях, а не о русской нации России.

Подмена понятий, главенство идеологического начала над чисто научными определениями — все это водит хороводы давно и запутывает людей. Фигурально выражаясь, многие заблудились между «трех сосен». Между понятиями «церковнославянское», «древнерусское» и «древнеукраинское/древнебеларуское». Причем туману задает сегодня еще и Русская православная церковь. Ее попы в теологи (яркий пример — Андрей Кураев, часто выступающий по ТВ) больше всех твердят о том, что «церковнославянское» — это и есть «древнерусское». Знают о проблеме меньше всех, зато больше всех болтают.

Подведем научный итог

1. Никакого «древнерусского языка» не было. Им спекулятивно называют церковнославянский язык, который равно был распространен не только на территории мифической «Древней Руси» (под которой понимаются — в разное время — Киевское и Московское княжества, Новгородская республика, а также другие земли нынешней Центральной России), но еще и в Хорватии, Румынии, Сербии, Богемии, Молдавии. Понятно без лишних слов, что все вместе они никак не являются «Древнерусским государством».

2. Разговорным он был только в Македонии и потом вымер, но затем «возродился» в этом качестве в процессе славянизации киевскими князьями, попами и монахами финского Залесья. А далее воспроизводился при славянизации народов Золотой Орды после обретения Москвой власти над се остатками.

3. Этот язык нельзя называть ни «древнерусским», ни просто «русским», так как это солунский (салоникский) диалект IX-XI веков Македонии. Македония (Болгария) никогда не была никакой «Русью».

4. Ну и последнее во всей этой путанице-перепутанице. А что вообще считать русским?

Ордынское, которое объявляют сейчас «истинно русским» потому, что было славянизировано в Средние века? Или все же полоцкое, новгородское, киевское — «нерусское» только по соображениям идеологии и политики?

Будем с оптимизмом надеяться, что ученые славяноязычного Треугольника — трех соседних средневековых держав: ВКЛ (Великого княжества Литовского), ВКК (Великого княжества Киевского) и ВКМ (Великого княжества Московского) — разберутся в этих вопросах, придут к общему знаменателю в оценке нашей истории.

Конечно, не сегодня, но когда-нибудь...

Беларусы — не славяне

Беларусы привыкли считать себя «славянами», однако на самом деле они на тысячи лет старше славянства. Выше уже сказано, что, по мнению доктора биологических наук А. И. Микулича, популяции коренных жителей Беларуси ведут свою родословную непрерывно на протяжении 130 - 140 поколений, то есть с середины 2-го тысячелетия до н. э.. Это мнение разделяют многие другие беларуские историки и антропологи: сельские жители Беларуси по своей антропологии (долихокранный широколицый тип) и генетике неизменны как минимум 3500 лет. Следовательно, никакого «растворения» (ассимиляции) местного балтского населения в массе «пришлых славян» никогда не было. Был только постепенный переход этого населения на жаргон межэтнического общения, известный под названием «славянский язык».

Возникает вопрос: на каком языке говорили наши предки до славянизации?

В VIII-ХIII веках на территории этнической Беларуси жили три основные группы племен («литовские» по старой терминологии, по нынешней — балтские): это ятвяги, дайновы и кривичи. Замечу, что эпизодически упоминавшиеся в ряде летописей племена радимичей и дреговичей (любимые многими историками вследствие их большей «славянскоcти», чем забытые ятвяги или дайновы), на самом деле были только отпочкованиями тех же ятвягов или кривичей, либо смешением кривичей с сарматами. У них не было ни своих княжеств, ни главных городищ.

Здесь надо сделать небольшое отступление. Ныне многие люди полагают, что и прошлом языки европейских народов различались между собой примерно так же, как сегодня. Однако это заблуждение. Долгое время индоевропейская часть населения Европы говорила практически на одном языке. В нем латинский и греческий языки (как и архаичные языки восточных балтов, сохранившиеся почти неизменными с тех времен) были только местными диалектами. Несомненно, что и наши предки тоже говорили на таком языке. Равно как будущие немцы, французы, испанцы, англичане, славяне, чьи языки появятся только много веков или десятки веков спустя.

Однако к IV веку (эпохе великого переселения народов) ситуация несколько изменилась: племена романцев, германцев и западных балтов утратили падежные окончания древнего индоевропейского языка. Смешение с другими народами (часто не индоевропейскими) вело к утрате ими изначальной синтетичности языка. У немцев, французов, испанцев, португальцев и особенно у англичан язык становился все более аналитическим (без шести индоевропейских падежей, с флексиями, вынесенными за слово).

Нет источников, свидетельствующих о том языке, на каком говорили наши предки в VI веке. Но не приходится сомневаться, что их язык в то время был еще близок древнему индоевропейскому праязыку. А вот славянский праязык (поначалу общий для всех славян) был уже меньше похож на древний индоевропейский язык. Собственно говоря, постоянный ОТХОД от норм древнего индоевропейского языка и определялся фактами появления все новых «койне» (жаргонов) для общения между теми или иными народами (племенами) в Европе.

Славяне — это формация, основой для которой послужил в первую очередь готский субстрат. Это хорошо видно по именам. Например: Владимир — готское Вальдемар (германский термин wald, wall соответствовал праславянскому voldъ — «валадарить», владеть), Ярослав — готское Geroslavъ (от германского «ger» — боевое копье) означало «славный копейщик» или «славное копье». По-славянски звучат имена готских князей периода образования славянского языка Витимер (ум. 376), Валамер (461), Тиудимер или Теодимер (ум. 474), Хлодомер (524), Гислемар (ум. 683), Теодрад (ум. 794).

На территории будущей Беларуси славянского языка еще долго не было. Он появился только тогда, когда варяги (готы-славяне) взяли под свой контроль путь «из варяг в греки» и стали строить здесь свои крепости. Фактически язык кривичей, ятвягов и дайновов походил и на язык готов, и на язык латышей, жамойтов, пруссов, так как был частью древнего индоевропейскою языка. Напомню, что даже сегодня в беларуской «мове» примерно четверть лексики — древняя балтская, аналогичная прусской лексике. Она архаична, уходит корнями в древний индоевропейский язык.

Все это указывает на ошибочность позиции тех беларуских лингвистов, которые считают «древним беларуским» язык Статутов ВКЛ, составленных в XVI веке. Этот язык был ПЕРЕНЯТ от Киева для ведения документации в ВКЛ, был «канцелярским», письменным языком, а не разговорным. В ту эпоху наших предков называли литвинами, а их язык — литвинским языком. Именно об этом сообщали авторы хроник того времени: что литвины взяли для государственного оборота документации ЧУЖОЙ (киевский) язык, а на своем литвинском говорят в семьях и на людях.

Таким образом, настоящий древнебеларуский — не язык Статутов ВКЛ (киевско-волынский диалект общеславянского), а литвинский. Он, в свою очередь, фактически язык ятвяжский: ятвяги примерно с 1220 - 40-х годов стали называть себя литвинами.

Что писали древние авторы? Возьмем, например, «Хронику» Феодосия Софоновича (1673 год). О ятвягах он пишет:

И далее:

В ХIII веке название «ятвяги» исчезает, вместо него в районе Новогородка (ныне имеет польское название Новогрудок) живет уже народ «литвины». Так что литвинский язык — это ятвяжский язык. А в более широком смысле вообще язык коренного населения Беларуси: ятвягов, дайновов и кривичей.

Кстати говоря, нынешние жители западной части Беларуси антропологически и генетически идентичны ятвягам, о которых историки царской России и СССР писали, что те, дескать, все «вымерли и исчезли». Никуда они не исчезли — их потомки и есть нынешние беларусы.

Однако такая точка зрения является новой для современных исследователей по той причине, что в СССР господствовал идеологический миф о «древнерусской народности». Этот миф, включающий в себя представления о «славянских корнях» беларусов, настолько укоренился в умах многих ученых Беларуси, что они продолжают ему следовать и после 1991 года.

Каким был язык наших предков?

В древности предки беларусов говорили на диалектах балтского языка, а не на славянском «старобеларуском». Славянский язык появился потом.

Например, в 1501 году посол ВКЛ при Папе Римском Александре VI Эразм Телак докладывал Папе, что литвины имеют свою собственную «мову», но в связи с тем, что русины населяют почти половину княжества, литвины стали пользоваться их «мовой», так как она «удобная для употребления».

Это свидетельство подтверждают выводы современных ученых. Например, академик АН Республики Летувы Зинкявичус утверждает, что канцелярский язык ВКЛ претерпел ряд изменений. Если в XIV-XV веках он был основан на диалектах южно-беларуских и северо-волынских земель, то к середине XV века сложился письменный язык на диалектах полосы от Бреста до Новогрудка, а к середине XVI века его заменил язык полосы от Минска до Вильни, который и принято считать «старобеларуским».

Фактически речь идет о поэтапной славянизации наших предков, которая шла с Волыни (южная часть Брестской области — историческая Волынь, где жили русины). Появившийся в результате «старобеларуский» язык является по существу волынским языком (по грамматике и формантам), но с огромным массивом балтской лексики.

Эразм Телак прекрасно знал языковую ситуацию в Отечестве. Его словам о том, что литвины имеют свою «мову», однако перешли на рутенскую, соответствуют выводы Зинкявичуса. Выходит, что так называемый «старобеларуский язык» — вовсе не наш, а только диалект («гаворка») староукраинского языка.

Вот еще факт. В том же 1501 году виленский католический епископ Альберт получил письмо от Великого князя Литовского и Русского Александра. Речь в нем шла о том, что, не зная «литвинского говора», священники не могут приобщить паству к слову Божьему, ибо службы ведут на латинском языке. Князь просил епископа назначать сюда таких ксендзов, которые знают эту «литовскую говорку» — вовсе не «русинскую мову» и не «жамойтскую».

В письме князя перечислены 28 городов и местечек, население которых не знало «рутенской мовы» и говорило на литвинском языке. Среди них Волковыск, Воложин, Гродно, Дубичи, Койданово, Красное Село, Лида, Молодечно, Новогрудок, Радошковичи, Слоним, Слуцк, Стрешин и другие на территории нынешней Гродненской, Брестской и Минской областей.

Этот реальный факт показывает, что даже в 1501 году (т. е. в начале XVI века) преобладающее большинство населения западной половины нынешней Беларуси (включая Минщину) все еще говорило на своем «литвинском языке» (видимо, ятвяжском) и не знало «рутенской мовы»[18].

Любопытно, что упомянутый выше посол ВКЛ Эразм Телак в двух своих докладах Папе Римскому в 1501 году называл «Белой Русью» Московию. Русский историк Н. М. Карамзин отметил в начале XIX века, что московский великий князь Иван III свои письма Папе подписывал как «князь Белой Руси». Московию именовали «Белой Русью» все путешественники, посещавшие Москву. Поэтому с научной точки зрения нынешний термин «старобеларуский язык» является неудачным, так как применительно к ХV-ХVІ векам понятие «беларуский язык» надо соотносить с языком московитов, чья страна называлась «Белой Русью».

Русский этнограф Сергей Васильевич Максимов (1831 - 1901) в 1868 году (через 106 лет после захвата Россией восточной части ВКЛ) был командирован Русским Географическим обществом в Северо-Западный край. Он объездил губернии Смоленскую, Могилевскую, Витебскую, Виленскую, Гродненскую, Минскую — и в 1877 опубликовал свои наблюдения в одном из томов серии «Живописная Россия». Вот что он писал:

Факты такого рода доказывают неудачность термина «старобеларуский язык».

Надпись на камне

Наш читатель Вячеслав Романович, заместитель председателя Федерации подводного спорта Республики Беларусь, осенью 2005 года нашел на дне озера Навлицкое в Полоцком районе осколок камня с письменностью, которую он определил как «руническую». Когда мы сфотографировали и изучили эту надпись, то смогли ее точно идентифицировать как надпись на прусско-ятвяжском языке (сравнив ее с надписями на прусском языке ХIII века — времен короля Миндовга).

Фактически то была древнебеларуская письменность — западнобалтская. Ее до славянизации использовали на территории Беларуси ятвяги, дайновы, пруссы, кривичи (предки нынешних беларусов). Судя по месту находки, она была сделана кривичами в дославянский период. Скорее всего, это времена Миндовга или даже раньше.

Перевести надпись на камне мы не смогли, тем более что она — только отрывок, остальная часть утеряна с остальной частью камня.

Можно надеяться, что продолжение поисков в этом озере позволит найти и другие части камня (что даст возможность прочесть всю надпись) и, возможно, найти еще и другие камни с аналогичными надписями.

Западнобалтская письменность (древнебеларуская) сохранилась только в виде надписей на таких древних камнях, так как их массово уничтожали во время «христианизации» — то есть насаждения у нас веры Кракова и Киева с параллельной славянизацией. Этот алфавит в прошлом именовали «литовским» — что не имеет никакого отношения к нынешним летувисам (потомкам жамойтов, не имевших тогда письменности и остававшихся язычниками), а относится только к западным балтам — пруссам и кривичам.

Это наглядно доказывает следующий пример. В боях с пруссами-погезанами и ятвягами (то есть народом Миндовга и его отца Рингольда) немцы захватили «литовское знамя». Три немецких свидетеля — Симон Грунау, Хеннебергер и Лукас Давид — скопировали надпись на нем, сделанную, по мнению Теодора Нарбутта, на «литовском алфавите раннехристианского периода» (вариант руники). «По-литовски» (то есть по-прусски или по-ятваяжски, что одно и то же) она такова (в переложении на латиницу):

Переводится так:

Этот язык пруссов и предков беларусов принципиально отличается от восточнобалтского языка жамойтов, который много позже по недоразумению стали называть «литовским». Это, повторяю, западнобалтский язык. Ко всему прочему, тут указано, что речь идет о прусском народе, да к тому же христианском. Напомню, что Миндовга считали «язычником» из-за того, что он на своем ятвяжском (древнебеларуском) языке произносил молитву «Отче наш»: «Пусть будет воля Твоя, Господь Бог!» («Numons dajs tawo walle, Deiwe riks»),

Находка в озере Навлицкое камня с надписью на языке Миндовга доказывает, что в основе ВКЛ лежала единая западнобалтская языковая общность населения (хотя в городах варяжские князья, их дружинники и «обслуживающий персонал» говорили на славянском койне, они составляли мизерный процент населения края). Позже народ пруссов-погезан бесследно исчез, а одноязычные им ятвяги, дайновы и кривичи были славянизированы. В результате смеси их западнобалтского языка с городским славянским койне и возник нынешний беларуский язык.

Точно так мазуры Мазовы в Польше утратили свой западнобалтский язык от влияния ляхов Кракова, и в результате создался современный польский язык ― тоже, как и беларуский, наполовину балтский.

Язык литвинский и язык «литовский»

Польский историк Ян Длугош описал эпизод первого массового крещения литвинов (западных беларусов) в 1387 году, в котором участвовали великий князь Ягайло, архиепископ Гнезно и целая свита польских священников. Автор указал, что Ягайло «знал язык своего народа». Затем Длугош описал участие Ягайло в крещении жамойтов в 1413 году и отметил, что не знавшие жемойтского языка польские священники пользовались услугами переводчиков.

Длугош подчеркнул, что язык литвинов (западных беларусов) более или менее понятен полякам, так как изначально язык литвинов был «латинский» (то есть балтский), но вследствие широких контактов с соседями «приобрел особенности славянской мовы» — в отличие от жамойтского языка. Об этом писали и другие авторы, например польский хронист Мацей из Мехова в своем «Трактате о двух Сарматиях» ( начало XVI века). Заметим также, что князья ВКЛ не знали жемойтского языка — а только язык литвинов (предков беларусов).

Есть множество свидетельств о том, что литвинский и жамойтский языки являются разными. Тот же Длугош в 11-й книге своей хроники писал о назначении епископа в Жамойтию:

«На первого епископа кафедры в Медниках был предложен Мацей, по происхождению немец, который, однако, родился в Вильне. Он хорошо знал мовы литовскую (литвинскую — Aвт.) и жамойтскую».

И в царской России жамойтский язык не называли «литовским». Вот яркий пример. Профессор истории Теодор Р. Уикс (США) писал в статье «Русификация: слова и дела (1863 - 1914)», что генерал-губернатор Северо-Западного края Михаил Муравьев готовился к «введению преподавания жмудского письма (жамойтской грамоты. — Авт.) русскими буквами во всех школах Самогитии».

Теодор Уикс пояснил, что термином «литовцы» тогда именовали не жамойтов, как сейчас, а жителей губерний, ныне расположенных в Беларуси, то есть — нынешних западных беларусов.

В работе академика АН Литовской ССР К. Корсакаса и старшего научного сотрудника Института литовского языка и литературы А. Сабаляускаса «Балтийские языки», опубликованной в журнале «Русская речь» в 1971 году (№ 4), сказано, что «литовский литературный язык сформировался на основе диалектов западных аукштайтов». Время формирования — «конец XIX века».

Но с какой стати «литовским языком» они называют жмудский язык — пусть в варианте жителей восточной части своей страны, то есть той же Жмуди? Павел Урбан в этой связи пишет в цитированной выше книге (с. 33):

«Интересно, что историки, которые Аукштоту отождествляли именно с Литвой и подчеркивали не только географическую, но и государственную идентичность этих понятий, не могли назвать ни одного архивного документа, где хоть бы один из великих князей ВКЛ характеризовался как «князь» или «король» Аукштоты. Наоборот, есть акты, например, времен Великого князя Гедемина, в которых упоминались также земли Аукштоты и Жамойтии, но сам Гедемин титуловался в тех актах как «король Литвы»».

Следует также заметить, что литературный язык под названием «литовский» в конце XIX века не формировался. Ученые-летувисы фантазировали. В «опроснике для переписчиков населения Российской империи в 1897 году в графе «литовские племена» есть три раздела: латыши, жамойты (никакие аукштайты не упоминаются) и литовцы — то есть литвины-беларусы. Последние, по данным переписи, проживали в Минской губернии, Виленской (вместе с Сувалковским округом) и Гродненской (включая Белостокский округ и нынешнюю Брестскую область). То есть эти «литовцы» в переписи — бывшие ятвяги и дайновы. Ныне — беларусы.

Кстати говоря, нынешнюю южную часть Республики Летувы, подаренную ей Сталиным в 1939 году (Виленщину), все ученые царского времени и начала 1920-х годов считали ЭТНИЧЕСКИ БЕЛАРУСКОЙ. Этот факт отражен на картах расселения беларуского этноса, составленных комиссией Риттиха (1875 г.), Ефимом Карским (1903 г.), Московской диалектологической комиссией (1915 г..), Янкой Станкевичем (1921 г.).

Зачем ученым Летувы понадобилась выдумка о «сотворении» какого-то «литовского» языка в результате слияния нелитовских языков Жмуди? Ответ ясен: желание примазаться к истории славной Литвы. Даже свое старинное название «жмудины» там сегодня считают «оскорбительным», равно как термины губернатора Муравьева «жмудская грамота» и «жмудский народ». «Оскорбляют» именно потому, что не «литвинами» и не «Литвой» их именовали, а подлинным историческим названием.

Следы дославянского языка беларусов

В ряде уголков Беларуси сельское население и сегодня помнит свой дославянский язык. Вот сообщение читателя нашей «Аналитической газеты «Секретные исследования» из Республики Летува:

Уточним: он же — литвинский язык, он же — литвинская основа «старобеларуского языка». Это родной язык Ягайло и тех литвинов, которых он крестил в 1387 году. Он же — язык 1501 года, который использовали жители 28 католических городов и местечек ВКЛ, не знавшие «рутенской» и «жемойтской мовы». Это — вся Западная и Центральная часть нынешней Беларуси.

В 2006 году ко мне обратилась жительница Минска Л. Е., которая рассказала, что она — представитель «прусской составной» беларуского народа. Видимо, на ее «малой родине» сохранились древние западнобалтские истоки.

Она в семье говорит на «прусском языке», и на этом же языке говорит вся ее родня. Что она и продемонстрировала, перейдя в разговоре со мной на РАЗГОВОРНЫЙ «прусский язык». Это, конечно, вызвало у меня шок, так как ученые считают, что пруссы давно исчезли как народ, а два-три сохранившихся письменных памятника прусского языка относятся к XV-XVI векам. Поэтому прусского разговорного языка сегодня нет и в принципе быть не может.

«А вот и есть!» — сообщила читательница. По ее утверждению, в Пинском и Брестском районах до сих пор живут тысячи «пруссов», которые в семье и между собой говорят на родном «прусском языке». Это не беларуский язык, не польский и не летувисский, а именно прусский. Детям из поколения в поколение деды передают, что вы — «пруссы», а не беларусы, не поляки, не летувисы.

Из нескольких сел в Беларуси, где до сих пор живут «пруссы», сохраняющие «прусскую» самоидентификацию, читательница вспомнила Одрижин и Акдемер. Есть также села, названия которых образованы от слова «пруссы». Назвала она и ученого, который лет 20 назад занимался историей беларуских пруссов, — это Николай Шелегович, в то время — преподаватель БГУ.

На территорию Западной Беларуси действительно мигрировало немало пруссов, спасавшихся от немецко-польской экспансии. Пруссом (королем Погезании) был и сам Миндовг, основатель ВКЛ. Однако в данном случае я все же не стану утверждать, что речь идет именно о прусском языке. Дело в том, что этот язык мало отличался от ятвяжского языка местного населения — потому сюда и бежали пруссы. Скорее это «древнебеларуский» западнобалтский язык.

Когда я сообщил об этом случае в газете, мне позвонил еще один наш постоянный читатель (не назвавший своего имени) — родом из деревни Купятичи под Пинском. Он подтвердил, что в его родной деревне до сих пор говорят на непонятном языке, а его мать и бабушка во время ссор обычно переходят с «трасянки» на непонятный ему язык — язык их предков.

Читатель привел несколько примеров лексики этого языка: дочь — дохна, золовка — ятробка, кружка — кварта, канава — прысть, поля — дологи и т. д.. Вся домашняя утварь именуется иначе, чем в современном беларуском языке. Что любопытно — бабушка читателя не знала, что это за язык, на котором она говорит.

Читатель сообщил, что в 1958 году в деревню приезжала этнографическая экспедиция из Минска, работе которой он, тогда школьник, активно помогал. Потом была и вторая экспедиция по изучению «диалекта», но больше никто не приезжал. Тему прочно забыли в Минске. Видимо, потому, что она «подрывала» официальный миф о «славянском» происхождении беларусов и «древнерусской народности».

Анатолий Иванович Житкевич из Баранович продолжил разговор о забытых языках Беларуси. Он написал, что упомянутые читательницей П. Е. деревни Одрижин и Акдемер находятся вблизи городов Иваново (бывший Янов Полесский) и Дрогичин в Брестской области:

На мой взгляд, лаборский язык — очередная вариация нашего дославянского языка. Само слово «лабор» на древнем индоевропейском означало «труженик», то есть имелся в виду язык низов, в отличие от знати и горожан ВКЛ, использовавших вариант рутенской «мовы». Точно так же шляхта и горожане во времена Речи Посполитой перешли на польский язык, а при российском господстве — на русский.

Ятвяги никуда не исчезли, хотя именно это заявляют историки России. Другой наш читатель Андрей рассказал в своем письме о неудавшейся попытке создания национального движения ятвягов «Етвызь» в первой половине 1990-х:

Здесь мы видим удивительный парадокс: беларуские националисты, воспитанные на баснях КПСС, не знают о том, что беларусы произошли именно от ятвягов, а не от каких-то «славян», и поэтому считали ятвяжское движение «угрозой нашей державности».

О роли субстрата в формировании языка

В двух словах коснусь темы, которая во многом остается «белым пятном» науки, хотя это очень важный аспект проблемы дославянских языков Восточной Европы. Речь идет о роли субстрата в формировании языка. Приведу такие примеры.

Субстратом русского языка является финский язык — об этом пишут многие российские лингвисты. Русский язык единственный из славянских перенял у финнов замену глагола «иметь» на форму «у меня есть» (так как в финских языках нет глагола «иметь», он заменяется формой с глаголом «быть»). В русском языке наблюдается тенденция создания новых падежных форм (вследствие многопадежности финских языков), чисто финские черты в синтаксисе и особенно в «окающей» фонетике, в использовании финских частиц «то» и «ка», чуждых индоевропейским языкам. Всё это ученые исследовали (хотя их выводы остаются неизвестными широкой публике из-за непопулярности в России самой темы).

Кроме русского языка, корень «рус» лежит в названии русинского языка — это язык Галицкой Руси, которая, кстати, в Польше единственно и называлась Русью. Русинов ныне около 5 млн. человек, они тщетно требуют от властей Украины автономии для себя.

Некоторые активисты русинского движения ошибочно думают, что их язык якобы ближе русскому, чем украинскому, но на самом деле он нечто уникальное среди «восточнославянских» языков. Этот язык сильно похож только на болгарский, который называют «единственным аналитическим языком среди славянских».

Напомню, что все славянские языки — синтетические, с флексиями внутри слова; а вот в болгарском языке, как и в английском или французском, флексии вынесены вне слова[19]. Это аналитические языки. Учитывая, что изначально индоевропейский язык был синтетическим, аналитичность показывает, что язык был крайне упрощен для принятия его местным неиндоевропейским населением.

Однако синтетичность языка сохраняется там, где население переходит с одной формы индоевропейского языка на другую — как это было при славянизации днепровских балтов и ираноязычных сарматов Киева, при славянизации кривичей и ятвягов, при славянизации мазуров и лужицких сербов. Дело в том, что западнобалтский язык точно так, как и славянский (и конечно, латинский), имел 6 падежей, однокоренную индоевропейскую лексику, схожие грамматические конструкции. Поэтому такой языковой переход был здесь проще, чем в других местах.

И не удивляет, что многие современные лингвисты порой в упор не видят балтский субстрат в беларуской «мове» — ведь средневековые ученые тоже причисляли литвинский (балтский) язык к «семье славянских языков» вследствие большой схожести его со славянским.

Около века назад немецкий языковед Э. Леви выдвинул теорию финно-угорскою субстрата (языковой подосновы) русского языка. Эту теорию еще в 1960-е годы разрабатывала целая группа советских лингвистов (Б. А. Серебренников, В. И. Лыткин, П. С. Кузнецов, А. М. Селищев и др.). Они видели объяснение некоторых специфических особенностей русского языка именно в финно-угорском субстратном влиянии. Аналогичных исследований в отношении балтского субстрата беларуского языка еще никто не проводил.

Балтские фамилии беларусов

Фамилии — как передаваемое в наследство название рода — по историческим меркам появились не так давно. В «Википедии» по этому поводу сказано:

«Возникновение фамилий в современном понимании произошло поздно и было связано, очевидно, с расширяющимися экономическими связями и необходимостью регулирования института наследования. Очевидно, что впервые они появились в экономически развитых областях Северной Италии в Х-ХІ вв. В дальнейшем процесс активного становления фамилий начался и на юго-востоке Франции, в Пьемонте, и постепенно охватил всю Францию. В Англии процесс становления фамилий начался после её завоевания норманнами в 1066 и закончился к XV веку, хотя в Уэльсе и Шотландии формирование фамилий шло и в XVIII веке. Похожая ситуация сложилась и на территории Германии, где формирование фамилий немецких крестьян шло еще и в XIX веке. На рубеже ХV-ХVІ вв. фамилии достигли Дании. В 1526 году король приказал всем датским дворянам обзавестись фамилиями. Из Дании и Германии фамилии перешли к шведам».

Но не только к шведам. Уже через два года у всех наших дворян (шляхтичей) были фамилии, что зафиксировано в Переписи войска ВКЛ 1528 года.

Вообще говоря, первая перепись населения Беларуси состоялась 504 года назад. Согласно с постановлением Виленского сейма 1507 года «паны, княжата, земяне, вдовы и вся шляхта обязаны были переписать людей в своих имениях и под присягой представить списки господарю».

То есть наша шляхта сама переписала себя, свои семьи, своих слуг и крестьян и под присягой передала эти сведения писарям, отвечавшим за перепись. Однако в те времена фамилии больше походили на современное отчество и не передавались по наследству. Например, дети и внуки Альгерда именовались Альгердовичами, но при этом его сын Ягайло дал род польским королям, которые носили «фамилию» уже не Альгердовичей (хотя вполне могли), а Ягайловичей (Ягеллонов).

Практически все фамилии шляхты в Переписи войска BKЛ 1528 года были производными от имен (а не от профессий и иных качеств) — и все имели форму на «-ович»: Григор Андреевич, Лаврин Михайлович, Миколай Койлевич, Миколай Якубович, Павел Виштартортович, Петр Вежевич, Римко Кгитовтович, Станислав Пикелевич, Станислав Радивилович, Стась Петкович, Шимко Миколаевич, Юц Пиктурнович, Юц Юрьевич, Юшко Моствилович — и т. д.[20]

Но откуда взялась сама форма на «-ович»?

В Беларуси абсолютное большинство гидронимов и топонимов — балтского происхождения, отнюдь не славянские. Аналогично обстоит дело с беларускими фамилиями и древними языческими именами.

В очерке Максима Петрова «Литвины и жамойты», опубликованном в книге «Предыстория беларусов с древнейших времен до ХIII века» (с. 258 - 440) приведено много фактов, доказывающих балтское происхождение абсолютного большинства современных беларуских фамилий. Так, из минского телефонного справочника были выписаны 1133 фамилии беларусов на А. Б. Д и К. Среди них имеют балтский корень — 824 (72,7 %), славянский — 50 (4,4 %), корни имеют перевод в обоих языках — 259 (22,9 % ). Сделан вывод:

«Как видим, фамилии с балтскими корнями резко преобладают (95,6 %). То же самое мы видели на примере гидронимов и топонимов. Комментарии излишни... Главный след истинной истории — язык этноса. Поскольку 80 - 90 % беларуских слов имеют балтский корень, постольку вывод может быть лишь один: нашими предками были балты».

И тут мы подходим к самому интересному вопросу: форманту «-ович» / «-евич». С какой стати лингвисты его считают «славянским», если он употреблялся только у западных балтов? На мой взгляд, автор очерка Максим Петров не вполне прав, когда пишет:

«Рассмотрим более детально процесс образования фамилий литвинов. Как сказано выше, обычно они происходили от имени предка, к которому добавлялся формант «-ович» или «-евич». В связи с этим уместны вопросы:

1) у кого еще есть фамилии с такими формантами;

2) когда они появились в ВКЛ?

На первый вопрос ответ однозначный: фамилии с формантами «-ович», «-евич» относятся к славянским языкам. Такие фамилии встречаются у сербов, хорватов, словенцев, македонцев, поляков, русских».

Не согласен. Форманты «-ович», «-евич» противоречат нормам всех славянских языков. Ни в одном славянском языке нет формы ответа на вопрос «чей?» или «какой?» с использованием «-ович». Мы по-славянски не говорим в отношении арбузной корки, что она «арбузович корка», а про соседского ребенка, что это «соседич ребенок». Но именно так звучало в языке западных балтов!

Архаичный язык западных балтов имел у прилагательных форму на «-ич», полностью аналогичную форме латинских прилагательных на «-is». Обе эти формы — вариации единой некогда индоевропейской формы. Наши предки западные балты (ятвяги, дайновы, кривичи — позже называвшиеся литвинами) использовали архаичное «-ич» вместо юного славянского «-ий»: не «стеклянный стакан», а «стекляныч стакан»; не «младший сын», а «младшич сын» и т.д..

Разница в формах западнобалтской «-ич» и славянской «-ий» кажется вроде бы небольшой, так как звук «ч» на конце слова вполне закономерно исчез в рамках языкового упрощения при формировании славянского «койне». Но именно это упрощение породило две главные разновидности дворянских фамилий: западнобалтские на «-ич» и славянские на «-ский» (Дубрович — Дубровский; Янович — Яновский).

Фамилии на «-ович», «-евич» встречаются только у потомков западных балтов. Кроме беларусов, это еще мазуры Мазовы (у ляхов Кракова в XVI веке таких фамилий не было, только славянские на «-ов» и «-ский»). А также это лужицкие сербы и потомки их переселенцев на Балканы — народы бывшей Югославии[21]. У всех (как и у нас, беларусов) преобладают в именах и фамилиях, в гидронимах и топонимах балтские корни. А не славянские.

Поэтому формы «-ович», «-евич» являются реалией западнобалтского языка и полностью аналогичны формам восточнобалтского языка «-ойтис» и «-айтис». (Аналогичны и наши топонимы на «-овичи», «-евичи»: их нет у славян).

Убедительным доказательством тому являются уже не фамилии, а имена литвинов из Переписи войска ВКЛ 1528 года, где,напомню, все фамилии шляхтичей образованы от имен с формантом «-ович» / «-евич», а не от названия профессии или личных качеств. А вот языческие имена простолюдинов как раз отражали эти качества. Многие из них имели форму прилагательного, причем уже славянскую на «-ий»: Высокий, Голый и др. Но большинство таких «прилагательных» имен еще сохраняли западнобалтскую форму на «-ович» или «-ич» вместо славянского на «-ий» / «-ый»: Арбузович, Блудкииич, Волосович, Завидич, Клекачевич, Носович, Претич, Прикупович, Твердятич и т. п..

Повторяю: это не фамилии, а ИМЕНА. Не присвоенные при рождении, а полученные в виде прозвищ. Аналогично славянским формам «Высокий», «Голый» наши предки давали названия «Волосович» (то есть «Волосатый») или «Носович» («Носатый»).

От западнобалтских прилагательных на «-ич» образовывались в языке литвинов и существительные тоже на «-ич». Славянский язык унаследовал их как целый класс существительных на «-ец» / «-иц». Например: слово «гостинец» — измененное «гостинич». Таким же способом менялись фамилии на «-ич» у немцев при онемечивании лужицких сербов: «Булевич» стало звучать как «Булевиц», «Рускевич» как «Рускевиц», отсюда и Штирлиц. Придумавший эту фамилию писатель Юлиан Семенов вряд ли мог знать, что она показывает онемеченную западнобалтскую фамилию «Штирлич» — скорее всего, лужицкую.

Имена литвинов на «-ец» / «-иц» являются как бы переходной формой от имен чисто западнобалтских на «-ич» к славянским на «-ий»: Глазоемец, Гостилец, Душилец, Зубец, Зуболомец, Слепец. «Слепец», к примеру, в языке литвинов было «Слепич», в славянском «Слепой», а в данном случае — это переходная форма от одних языковых норм к другим.

В западнобалтском языке форма «-ич» была окончанием прилагательных (аналогично «-is» в латинском языке). Новую славянскую форму «-ий» (которую навязывали нам ляхи, варяги, русины Киева) литвины и мазуры долго не принимали. Вместо нее в подвергавшемся славянизации языке населения ВКЛ-Беларуси и Северной Польши (мазуров) стали использовать вообще усеченное «-и». Согласно законам лингвистики, при переходе с западнобалтского на славянский язык наши предки упрощали его формы. При замене западнобалтского «лисич хвост» на «лисий хвост» стали говорить упрощенное «лиси хвост», но равно в свой новый язык они внесли альтернативную «смешанную» форму «лисичий хвост» — нелепую для норм славянского языка. Это фактически попытка смешать вместе балтийский и славянский форманты.

И равно упростили фамилии на «-ский» до формы «-ски». Если у ляхов Кракова было «Дубровский», то в ВКЛ, в Мазовии, и у лужичан это стало «Дубровски». Потому что не «дубовый лес», а «дубовы», не «местячковый», а «местячковы». Это объяснимо: при навязываемом переходе образования прилагательных с «-ич» на «-ий» неизбежно выбирается усредненный вариант, ибо так проще говорить.

Более сложная форма «-ович» включает уже качество принадлежности (аналогична летувисской «-ойтис»). Славянский койне в рамках языкового упрощения потерял «-ич» (подобно языку готов) и оставил только «-ов», что в готском звучало как «-оу» или «-он» с носовым «н».

Славянский койне — вдвойне «испорченный индоевропейский», так как он стал смешением языка готов (у которых индоевропейский был существенно упрощен) с западными балтами. В рамках такого двойного упрощения были выброшены формы балтских/латинских прилагательных на «-is» / «-ич», без чего «-ович» стало упрощено в «-ов» по норме готского «-оу» / «-он». Ведь готский язык когда-то ранее тоже сам утратил эти «-is» / «-ич».

В итоге древнее индоевропейское и балтское «Мамович»/«Мамойтис» (от «Мама») было усечено и стало звучать у германцев как «Мамон», у славян «Мамин». Славянское «-ин» / «-ен» в фамилиях произошло именно от готского «-он».

В основе форм образования фамилий «славян» — два главных форманта. Один — это готский. Фамилии Джексон и Ленин — равно образованы по этому германскому (готскому) форманту с «-он» / «-ин». Второй — упрощение западнобалтской реалии, где «-ович» упрошено до «-ов», «-ков», или «-ко» в Украине, «-ку» в Румынии.

Ретроспективно в основе всех этих германских и славянских фамилий лежат западнобалтские фамилии. Беларусы старше на тысячи лет и германских народов, и всех славяноязычных. Наши балтские фамилии и имена на «-ич» и «-ович» отражают как реликт древний общий индоевропейский язык, из которого появились потом и латынь, и все языки нынешней Европы.

Тема балтского субстрата беларусов касается многих сторон нашей жизни: от научных трактовок древних источников и исследований генофонда беларусов до «эпопеи» о том, как в СССР идеологи КПСС душили саму идею балтского субстрата беларусов, выдвигавшийся учеными, — ради сохранения московской басни о «древнерусской народности».

Это тема напрямую связана с самосознанием нации и самой сутью нашего государства. Ришард Радик, польский социолог из университета имени Марии Кюри-Складовской в Люблине, писал в очерке «Поляки - беларусы: взаимные стереотипы в ХІХ-ХХ вв».

«В 30-е годы в беларуской историографии закрепилась «модернизированная великорусская концепция, соединенная с большевистскими догмами» (...). Беларусь стала закрытой для внешнего мира, в том числе для ближайшего на Западе, а на других она начала смотреть чужими, российскими глазами».

Почему чужими глазами? Именно потому, что нам очень долго навязывали ложные представления о нашем происхождении и истории. Давно пора сломать эти стереотипы, навязанные в период колониального господства России.

Почему Жамойтию стали именовать Литвой? Многие историки обвиняли в этом политику царизма, но на самом деле причиной было одно нелепое заблуждение, поселившееся в умах правителей ВКЛ в середине XVI века...

СССР против ВКЛ

Этот вопрос, очень важный для понимания нашей истории, долгое время оставался без внимания. Оно и понятно, ведь в советское время идеологи КПСС старались оградить беларусов от наследия ВКЛ. Доктор исторических наук Захар Шибека писал:

«Когда в середине 60-х годов литературовед Николай Прашкович и философ Николай Алексютович заявили в печати, что история Великого княжества Литовского — это наследие беларусов, их выступление было резко осуждено на партийных собраниях и и газетах»[22].

В 1968 году пленум ЦК КПСС обсуждал интервенцию в Чехословакию, а прошедший после в том же году пленум ЦК КПБ для «профилактики» объявил борьбу с «подобными ростками сепаратизма» уже в БССР — понимая под этим желание части беларуской интеллигенции возвращения исторической правды. На этом пленуме директор Института истории Академии наук БССР, якобы от имени «всего коллектива», заявил, что вверенный ему институт берется за «непримиримую борьбу против фальсификаторов истории белорусского народа», «за борьбу против их домыслов о происхождении белорусского народа, истории его культуры, о формировании белорусской нации». (См. газету «Советская Белоруссия» от 19 июня 1968 г.).

Захар Шибека пишет:

«При брежневском режиме окончательно сложилась историческая концепция оправдания царского и большевистского режимов в Беларуси (школа Л. Абецедарского). Беларускому народу навязывался миф, созданный идеологами царизма, о существовании общего древнерусского государства (Киевской Руси) и какой-то древнерусской народности, общего предка трех братских славянских народов. В соответствие с этим мифом беларусы и украинцы получили статут «младших братьев русского брата» и лишились права на древний период своей истории (IX—ХIII века)».

Причины негативного отношения КПСС к ВКЛ вполне понятны.

Во-первых, ВКЛ было национальным государством беларусов, поэтому память о нем могла служить «источником сепаратистских идей».

Во-вторых, ВКЛ было европейским государством, кардинально непохожим на царскую Россию: в нем отсутствовало обожествление власти монарха, существовала религиозная терпимость, воеводства и поветы имели самоуправление (сеймики), в городах тоже было самоуправление (Магдебургское право), крестьяне оставались лично свободными и т. д..

В-третьих, исторически ВКЛ выступало альтернативным центром (по отношению к Москве) так называемого «собирания русских земель», притом не путем оголтелого разбоя, как это делала Москва, а преимущественно дипломатическими методами.

В-четвертых, память о ВКЛ мешала всеобъемлющей московизации («русификации») беларусов и украинцев.

Вот по всем этим причинам царский режим пытался лишить беларусов памяти о ВКЛ. Однако неверным было бы считать, что лишь после раздела Речи Посполитой (когда Литва-Беларусь оказалась в составе России) понятие «Литва» было связано только с Жамойтией. Это произошло гораздо раньше, и царизм не имел к тому никакого отношения.

Кстати говоря, в конце XIX — начале XX века сами жамойты не считали древнюю Литву «своим государством». Например, их философ Арвидас Шлиогерис писал о том, что Республика Летува (Lietuva) не имеет ничего общего со средневековым Литовским государством. Шлиогерис уверждал, что разница между «Литвой древней» и «Литвой современной» состоит в том, что произошла смена «самого политического субстрата». То есть «Литвой» стали считать Жамойтию, а литовцами — жамойтов, хотя в древности ими были литвины (беларусы).

Но такого рода выступления отдельных добросовестных исследователей не помешали формированию в Жамойтии за полтора века мифических представлений о том, что, дескать, именно Жемойтия была «Литвой» в Великом княжестве Литовском. Беларуские же историки аргументированно доказывают, что «Литвой» в ВКЛ являлись земли нынешней Западной и отчасти Центральной Беларуси. Споры такого рода продолжаются до сих пор.

На самом деле были ДВЕ РАЗНЫЕ концепции Литвы. Представление о Литве литвинов (беларусов) господствовало с 1220-х и до, как минимум, 1560-х годов. А в 1560-е годы появилась концепция «Литвы жамойтов и латышей».

Справедливости ради отметим, что в том или ином виде представление о Литве литвинов-беларусов продолжало существовать и потом, вплоть до середины XX века. Например, при опросе этнографами селян Минской области в 1940 - 1950-е годы они называли себя не «беларусами», а «литвинами» либо «тугэйшими» (см.: Малецкий Я. Под знаком «Погони». Торонто, 1976). Напомню, что тогда сельские жители составляли 80 % населения Минской области.

Литва первая

Первой Литвой вообще-то надо называть исконную Литву лютичей, расположенную в Поморье. Польский историк Ежи Довят сообщает:

«Богуслав I, князь Западного Поморья, титуловался princeps Liuticorum».

То есть «князь лютичей», или «князь лютицкий», или «князь литовский». А гербом Богуслава I была «Погоня». В 1220-е годы лютичи мигрировали из Поморья в район Новогородка (Новогрудка), где создали уже нашу Литву (Договор 1219 года между Литвой Новогрудка и Галицией подписан литовскими князьями Булевичами и Рускевичами, которые, как считают некоторые историки, были мигрантами из Поморья). Вслед за лютичами на нашу территорию уходили, спасаясь от немецко-польской экспансии, другие народы Полабья, Поморья, Порусья (Пруссии): русины-ободриты, лужицкие сербы, помезане-русины Святополка, погезане Миндовга...

Именно они (мигрировали, в основном, горожане и ратники) создали на ятвяжских землях Западной Беларуси мощную державу — Литву, ставшую в исторически сжатые сроки крупнейшим государством Восточной Европы.

Первоначально слово «Литва» означало, видимо, военное сословие (как и слово «Русь» означало поначалу военное сословие варягов, промышлявших разбоем, сбором дани с торговых путей и наемкой службой). Со временем слово «Литва» у нас стало означать союз бежавших к нам жителей Полабья, Поморья и Порусья, а потом это название перешло также и на аборигенов — ятвягов, дайновов, кривичей.

В московском сказании «Задонщина» (около 1480 года) литовцами (литвинами) именуются жители Полоцка и Брянска.

В 1400 - 1500-е годы сформировался этнос литвинов, путем смешения потомков мигрантов из Полабья, Поморья и Порусья с местным населением — ятвягами, дайновами и кривичами. Франциск Скорина в актовой записи университета в Падуе (ноябрь 1519 г.) назвал себя «литвином из Полоцка». Это ЭТНИЧЕСКОЕ название, а не «подданство», как выдумывают иные, так как «литвинами» себя не называли тогда ни жамойты, ни русины-украинцы, ни евреи — хотя они тоже были «подданными» ВКЛ.

Впечатляет написанная на латыни поэма Яна Радвана «Radivilas, sive de vita...» (1588 г.), где Литвой названа вся нынешняя Беларусь. Автор перечисляет красоты ЛИТОВСКИХ городов — Вильни, Витебска, Бреста, Гомеля, Орши, Кобрина, Лиды, Минска, Могилева, Мозыря, Мстиславля, Слонима и других.

Статуты ВКЛ и Переписи Войска ВКЛ четко показывают, кто такие литвины — это предки беларусов, их фамилии в 90 % случаев — на «-вич». Отдельно, с некоторым ограничением гражданских прав, в Статутах указаны русины (украинцы Киева), жамойты и евреи. А название ВКЛ означает Великое княжество Литовское (ныне Беларусь, плюс Виленщина с Белосточчиной), Русское (ныне Украина) и Жемойтское (часть нынешней Летувы в границах бывшей Ковенской губернии). Причем жамойты сами выпросили себе отдельное название после Грюнвальдской битвы 1410 года — они не хотели, чтобы их именовали «Литвой».

Таким образом, к 1500 году слова «литвин» и «Литва» были синонимами нынешних терминов «беларус» и «Беларусь».

Что же вызвало смену понятий?

Величайшее заблуждение

Это связано с модой на латинский язык в ВКЛ и с обретением жемойтами своей письменности.

До середины XVI века никто и помыслить не мог называть жамойтов (жмудинов, самогитов) — «литвинами». В Польше и Московии их именовали только «жмудинами», в Литве (Беларуси) — «жемойтами». Их язык называли «жмудским» или «жамойтским», тогда как литовский язык лингвисты относили к семье славянских языков, понимая под ним именно «старобеларуский» (о жемойтском языке никто ничего не знал, так как жамойты не имели письменности). Александр Гваньини писал, что жители Витебска говорят на литовском языке, относимом к славянским, и приводил слова этого языка — ныне беларуские.

В 1500 году Жамойтией практически полностью правила шляхта литвинов (беларусов). По Переписи Войска ВКЛ 1528 года, в Жемойтии впервые появляется своя шляхта вследствие браков нашей шляхты с местным безродным населением туземцев. Она составляет до 20 %, а 80 % — все еще литвинская шляхта, «колонизаторы».

И вот в 1547 году появилась первая книга на жемойтском языке (ныне именуемом «литовским») — «Катехизис» Мартинаса Мажвидаса (ок. 1520 - 1563). Через 26 лет — в 1573 году — появился «Катехизис» на жамойтском языке, написанный другим автором. Рождение жемойтской письменности дало повод ученым впервые обратить внимание на язык жамойтов.

Между тем в 1569 году была заключена Уния между ВКЛ и Польшей, то есть создано конфедеративное государство Речь Посполитая. В Польше государственным языком был латинский, и тут вдруг оказалось, что жамойтский язык непонятным образом весьма похож на латынь. Как, почему?! Это стало сенсацией.

Схожесть этих языков давала возможность тогдашним идеологам спекулятивно обосновывать власть великих князей и королей от древней Римской империи. А поскольку практически вся Центральная Европа считалась тогда Священной Римской империей, то любой высокородный мигрант оттуда воспринимался как «наследник Цезаря»[23]. Аналогично и в Московии тогда считали, что раз Рюрик пришел из земель Священной Римской империи, то Рюриковичи — «потомки Римских императоров». Короче говоря, король Речи Посполитой дал задание своим ученым «разработать тему», и те ринулись плодить мифы.

По заказу монаршей власти «проследить происхождение Литвы через Жмудь из Италии» взялись три крупнейших автора ВКЛ той эпохи. Это литвинские мыслители XVI века Михалон Литвин (он же Венцеслав Миколаевич, ок. 1490 - 1560), виленский войт Ротундус Мялевский (1520 - 1582) и Вацлав Агриппа (ок. 1525 - 1597) — сын Михалона Литвина (В. Миколаевича). Они стали сочинять теории о том, что якобы жамойты — наследники римлян и римского языка!

Так, Михалон Литвин писал:

«Мы изучаем московские письмена (literas Moscoviticas), не несущие в себе ничего древнего, не имеющие ничего, что бы побуждало к доблести, поскольку рутенский язык (или своеобразие) (idioma Ruthenuva) чужд нам, литвинам, то есть италианиам (Italianis), происшедшим от италийской крови (...). Ведь и огонь, и вода, воздух, солнце (...) и многие другие (слова) звучат в литовском языке так же, как и в латинском».

А вот и «историческая» концепция:

«Ведь пришли в эти края наши предки, воины и граждане римские, посланные некогда в колонии, чтобы отогнать прочь от своих границ скифские народы. Или, в соответствии с более правильной точкой зрения, они были занесены бурями океана при Г. Юлии Цезаре. Действительно, когда этот Цезарь, как пишет Луц(ий)) Флор, победил и перебил германцев в Галлии и, покорив ближайшую часть Германии, переправился через Рейн и (поплыл) по Оксану в Британию, и его флот был разметан бурей, (и) плавание было не слишком удачно, и пристали корабли предков наших к побережью, то, как полагают, они вышли на сушу там, где ныне находится крепость Жемайтии Плотели (Ploteli). Ибо и в наше время приставали иные заморские корабли к этому самому побережью.

Здесь наши предки, утомленные и морскими трудностями и опасностями, и владеющие огромным количеством пленных, как мужчин, так и женщин, начали жить в шатрах с очагами, по военному обычаю, до сих (пор) бытующему в Жемайтии. Пройдя оттуда дальше, они покорили соседний народ ятвягов, потом роксоланов, или рутенов, над которыми тогда, как и над москвитянами (Moscis), господствовали заволжские татары; и во главе каждой рутенской крепости стояли так называемые баскаки. Они были изгнаны оттуда родителями нашими италами (italis), которые после стали называться литалами (litali), потом — литвинами (Litvani).

Тогда с присущей им отвагой, избавив рутенский народ (populis Ruthenicis), земли и крепости от татарского и баскакского рабства, они подчинили своей власти все от моря Жемайтского (а mari Samagitico), называемого Балтийским, до Понта Эвксинского, где (находится) устье Борисфена, и до границ Валахии, другой римской колонии и земель Волыни, Подолии, Киевщины, Северщины, а также степных областей вплоть до пределов Таврики и Товани (Towani), (места) переправы через Борисфен, а отсюда распространились на север к самой крайней и самой близкой к стольному граду Московии крепости (называемой) Можайском, однако, исключая ее, но включая Вязьму, Дорогобуж, Белую, Торопец, Луки, Псков, Новгород и все ближайшие крепости и провинции.

Впоследствии воинской доблестью расширив так владения их, они добыли корону с королевским титулом князю своему Миндовгу (Mindawgo), принявшему святое крещение. Но по смерти этого короля погибли как титул королевский, так и христианство, пока соседний христианский с нами народ польский не вернул нас к святому крещению и высокому королевскому титулу, в год (от Рождества) Христа 1386. Он пригласил счастливо правящего здесь прадеда Священного Величества Вашего, блаженной памяти Владислава, по-литовски называемого Ягелло, чтобы объединенная доблесть двух граничащих друг с другом народов усилилась в отражении общего врага имени христианского (то есть татар и московитов Орды)».

Вторая часть этого отрывка описывает хорошо известные нам события: приход прусского короля Миндовга и создание им ВКЛ, освобождение земель от татар, расширение границ ВКЛ до ордынского Можайска, правление Ягайло.

А вот относительно первой части — колоссальная нестыковка эпох. Гай Юлий Цезарь жил в I веке до Рождества Христова. И вдруг выходит, что от берегов Британии какая-то невероятная буря через извилистые Датские проливы отнесла ВЕСЬ его флот к Жамойтии — на 1500 км восточнее по прямой линии, а по изогнутой так более двух тысяч. Более того, здесь он немедленно стал воевать с татарами Батыя. То есть каким-то чудесным образом оказался в XIII веке нашей эры!

Вполне вероятно, что в античные времена римляне высаживались на берегах Восточной Балтики. Но, во-первых, самого жамойтского народа тогда еще не существовало. Как сегодня считает ряд историков, жамойты отпочковались от латышей только в VIII-IX веках и переместились на юг, на территорию современной Летувы[24]. Так что, высаживаясь в античные времена на побережье Жамойтии (оно простирается всего лишь на 35 км, от Швентойи до Клайпеды), римляне никак не могли встретить там жамойтов.

Во-вторых, никакого культурного «наследия» от римлян жамойты не получили. Даже гончарный круг они впервые узнали только от литвинов (беларусов) после того, как в начале XV века вошли в состав ВКЛ. Конечно, это выглядит странно: римляне научили жамойтов своему языку, но такой элементарной вещи, как гончарному кругу, не научили.

А кем были жамойты в этническом смысле до принятия «римского языка»? Финнами? Ведь нынешний латышский этнос — наполовину финны.

И наконец, в воздухе повисает вопрос — откуда уже латыши (не жамойты) узнали свой язык? Ведь у них Гай Юлий Цезарь не высаживался и латинскому языку не учил.

Если оставить в стороне фантастические измышления Михалона Литвина, то, как говорится, «в осадке» у нас остается главное: древнее предание о том, что еще до Миндовга на наших землях появились выходцы из Священной Римской империи (то есть из Центральной Европы, скорее всего — с берегов Балтики).

Михалон Литвин указывает на важный исторический факт: само название «Литва» не является для нас родным и исконным, а принесено сюда мигрантами из Центральной Европы. Если судить по его хронологии, то это произошло в начале ХIII века. Ведь описание изгнания татар он совместил по времени с принятием названия «Литва». Правда, объясняет это своей фантастической гипотезой:

«Они (татары) были изгнаны оттуда родителями нашими италами (italis), которые после стали называться литалами (litali), потом — литвинами (Litvani)».

Дескать, название «Литва» происходит от названия «Италия». Эта гипотеза не выдерживает никакой критики, так как в античное время не было нации «итальянцев» и самой «Италии» (это более поздние понятия), а в ХIII веке у нас не было никаких «колоний итальянцев», которые бы «изгоняли татар». Само предположение о том, что первая буква «Л» в слове «Литва» является сокращенным романским артиклем «La» («L'ltuania») — ошибочно.

Более всех разошелся в фантазиях Ротундус Мялевский, который писал королю Стефану Баторию:

«Литовский народ — это латинский, происхождением из Италии, в наши земли пришел, ведомый князем Палемоном».

.

Эта басня о каком-то Палемоне — бред сивой кобылы. Однако под соусом этой басни Мялевский предлагал грандиозные планы: сделать латинский язык языком ВКЛ во всех сферах жизни, чтобы все народы ВКЛ (жамойты, беларусы, украинцы) отныне даже в семьях говорили только на латинском языке, «который есть язык наших предков».

Вот так и началась в XVI веке эта до сих пор не прекратившаяся (в Летуве) «вакханалия» с «обожествлением» жамойтов как якобы НАСЛЕДНИКОВ ЯЗЫКА ИТАЛИИ, а потому — о якобы «благородной сути» Литвы. История, достойная сатирического журнала (нашего «Вожыка» или российского «Крокодила») о том, как крайне отсталый туземный народ стал в одночасье «благородным», да еще и «отцом Литвы».

Ученые давно разобрались в том, почему языки жамойтов и латышей так похожи на латынь. Ответ прост: жамойты и другие восточнобалтские племена сохранили свой язык примерно в том состоянии, которое было характерно для всех индоевропейцев 2000 - 1500 лет назад. Сохранили вследствие своей самоизоляции (жили в чащобах лесов, сторонясь контактов с другими народами, последними в Европе обрели письменность и христианство). Но их язык вовсе не латинский, просто древнеиндоевропейский. То есть самый архаичный и самый туземный. Потому, кстати, он и похож более всего на санскрит — не потому, что жамойты завоевали Индию и создали там высшую касту брахманов, а только потому, что в результате затворничества на протяжении этого времени сохранили свой язык в чистоте, не взаимодействовали с языками соседей.

Это сегодня знает лингвистика. Но в ВКЛ XVI века этого не знали. Вот и придумали чушь, которая развалила изнутри нашу РЕАЛЬНУЮ Литву, заменив ее «жемойтской Литвой» туземцев, якобы «итальянского происхождения».

В результате столь кардинального изменения содержания понятий «Литва» и «литовцы» (литвины) Литва «сжималась» до весьма скромной по размерам Жемойтии. После окончательного раздела Речи Посполитой эту идею охотно подхватили царские идеологи и чиновники.

Интересно, что уже в XIX веке историки царской России полностью разоблачили басню Литвина, Агриппы и Мялевского о «римском происхождении жамойтов».

А историки СССР вообще вспоминали о ней только в качестве примера вопиющего невежества.

Но после распада СССР в Летуве появилось много авторов, воспринявших эту басню как «откровение о древних истоках жамойтов». Пусть тешат себя иллюзией о том, что они «италийских благородных корней» и «потомки римлян». Нам это просто смешно.

Что касается советской историографии, то она так и не вернулась к исторической правде о Литве литвинов-беларусов — по вполне понятным политическим и идеологическим мотивам.

Про «Белую Русь»

Понятие «беларус» не могло появиться внутри нашего народа, ибо ни один народ не станет брать себе название другого этноса да еще с добавкой, указывающей на какое-то качество. Так, хотя на картах «существовали» (не в административном значении, а этническом) «Красная Русь» и «Черная Русь», никогда не было народов «краснорусов» и «чернорусов». Жители той же Красной Руси (Галиции) именуют себя русинами, вовсе не какими-то «краснорусами».

Что касается «Белой Руси», то, как уже говорилось, при московских великих князьях Иване III, Василии III и Иване IV так называлась только Московия, это название не имело ничего общего с нашей территорией. Об этом старом названии Московии прекрасно знал Н. М. Карамзин. Он привел в своей «Истории государства Российского» письма, которые слал в Рим Иван III во время сватовства к униатке Софии Палеолог в 1472 году. В этих письмах Иван III подписывался как «князь Белой Руси».

Венецианский дипломат Амброджо Контарини находился в Московии с сентября 1475 по январь 1476 года, был принят Иваном III. В 1487 году он издал книгу «Путешествие А. Контарини, посла светлейшей Венецианской республики к знаменитому персидскому государю Узуп-Гассану». В этой книге он называет Ивана III великим князем «Великой Белой Руси» — il duca Zuane, signer della gran Rossia Bianca:

«Итак, 26 сентября 1476 года мы, с пением молитвы «Тебе бога хвалим» и вознося благодарения Богу, который избавил нас от множества бед и опасностей, вступили в город Москву, принадлежащий великому князю Иоанну, властителю Великой Белой Руси».

Франческо да Колло в книге «Доношение о Московии» (1518 - 1519 гг.) писал уже о сыне Ивана III — Василии III (отце Ивана Грозного):

«Престол сего великого Господина Василия, императора и Государя всея Руси и великого Князя находится в городе Московии, окружность которого — три с половиной лиги... Имеет сей князь под господством и полною властью своею одну и другую Русь целиком, то есть черную и белую, кои суть царства громаднейшие. Черная, которая именуется Русью Королевской, почти непрерывно ведет войну против Южной Ливонии и весьма часто ведет сражения на замерзшем море. Белая же Русь ведет войну против Ливонии Северной и весьма часто сражается в северном Ливонском море, иногда же на озере Пейбус (Чудское озеро), замерзавшем со стороны сей Белой Руси. И одна и другая Русь вместе ведут войну против Короля Польского и Великого Герцога Литовского и против Самогитов, Прусов и Курляндцев».

То есть у Колло Белая Русь — это сама Московия, тогда как Черная Русь — Псковское государство. Это наглядно изображено на знаменитой карте Олафа Магнуса «Carta Marina», изданной в 1539 году в Венеции и получившей известность благодаря изображениям диковинных морских чудовищ в своей левой части. В правой нижней части обозначены две половины Московии — Руссия Белая (на территории нынешней Ленинградской области) и Руссия Черная (район Пскова)[25]. Вся нынешняя Беларусь на карте названа Литвой, тогда как земли нынешней Республики Летува — Самогитией (на латыни это означает Жамойтию).

Климент Адамс в книге «Английское путешествие к московитам» (1553 г.) сразу указывает:

«Московия, называемая и Белою Русью, есть обширнейшая страна».

Подтверждение тому, что именно Московия, вовсе не нынешняя Беларусь, на протяжении всей средневековой истории называлась «Белой Русью», мы находим и в книге итальянца Александра Гваньини (Alexander Guagnini; 1534 - 1614) «Описание всей страны, подчиненной царю Московии...», изданной на латинском языке в 1581 году. Этот уроженец Вероны служил в войске ВКЛ, с 1561 года участвовал в войне с Московией, был комендантом Витебска. Он писал:

«Я намерен, благосклонный читатель, описать Московию и пределы ее, коими она замкнута: я полагаю, что прежде всего надлежит мне рассказать, откуда берет она свое наименование. Это — некая область в центре Белой (как называют там) Руссии, лежащая на северо-востоке, от которой получают наименование Московия и все прочие области Руссии, лежащие вокруг (хотя и названные совершенно различными именами); жители их на местном языке называются московитами, и сам монарх областей Руссии именуется великим князем Московии.

Далее, московиты были вначале малым и незначительным народом (...), но теперь уже благодаря прибавлению многих государств к Руссии, частично присоединенных на правах законного наследования, частично подчиненных силой или хитростью, она начала сильно расти за счет завоеванных и захваченных областей соседних народов, так что может считаться обширнейшей державой».

Как видим, с первых строк книги Гваньини указывает на то, что Москва — центр Белой Руси («как называют там») и что Белой Русью являются перечисляемые им «области вокруг», т. е.. земли нынешней Центральной России. Никакой Беларуси!

Десятки источников той эпохи указывают, что Московия называлась «Белой Русью», а правители Москвы сами себя именовали «князьями Белой Руси». Но вот вопрос — почему же в таком случае московиты не стали называться «белорусами»? Почему даже там, в настоящей Белой Руси, не прижилась приставка в виде «бело»? Видимо, потому, что ее не принял народ. Такая приставка была ему непонятна.

А для нас слово «белорус» неестественно вдвойне: мы не были ни «белыми», ни «русами», а были Литвой и литвинами — именно под таким названием фигурируем во всех документах ВКЛ, в Статутах ВКЛ, в Переписях войска ВКЛ. Поэтому у современного человека, далекого от систематического изучения истории, возникает сумятица, когда он знакомится, например, с мемуарами Александра Гваньини: тот пишет, что Витебск обороняли его жители литвины от вторгнувшегося в Литву войск монарха Белой Руси Ивана IV. То есть «белорусами» были не наши предки, а иноземцы, солдаты царя Ивана Грозного, воевавшие против наших предков!

По той же причине ненаучны утверждения наших энциклопедий, где говорится о каких-то «беларусах» на территории БУДУЩЕЙ БЕЛАРУСИ уже в те века, и о каком-то «старобеларуском языке», хотя до 1560-х годов все тогдашние ученые люди именовали его ЛИТВИНСКИМ языком.

С позиций научной методологии странно выглядит утверждение энциклопедии «Беларусь» о том, что, дескать, Литовский Статут был написан на «старобеларуском языке» (почему и зачем — пусть, мол, читатель сам гадает). Но если вы меняете название «литвинский» на «старобеларуский», тогда меняйте и название Статута. Он в таком случае тоже должен именоваться «Статут Старобеларуский», а вместо ВКЛ должно быть «Великое княжество Старобеларуское». Как видим, такую замену понятий надо делать или во всем, или вообще не делать — иначе создается искаженная, даже карикатурная картина прошлого...

Противоречия или парадоксы?

Итак, в начале XVI века понятие «литвины» распространялось не только на предков нынешних жителей Беларуси, но также тех, кто жил на землях Брянска, Смоленска, в Великом княжестве Тверском и в Псковском государстве. Понятие «литвины» ассоциировалось с балтским этносом кривичей, проживавшим на этой обширной территории.

Но Михалон Литвин, Ротундус Мялевский и Вацлав Агриппа прочно приклеили жителям восточной части ВКЛ название Русь (точнее, «Литовская Русь») вследствие господства здесь православной веры и употребления русинского языка — киевско-волынского диалекта общеславянского. Вот так население регионов Полоцка, Витебска, Смоленска, Могилева, Гомеля, Брянска окончательно превратилось в русинов.

Основой для подмены понятий (их содержания) стало увлечение правящей верхушки ВКЛ и Польши латинским языком и баснями о «римском» происхождении Жмуди. А это, в свою очередь, способствовало более позднему зачислению православных жителей ВКЛ (называемых русинами) в великорусский этнос, тогда как литвинов-католиков — в этнос польский.

Парадокс здесь в том, что хотя указанные «теоретики» назвали «Литвой» только Жмудь (Жамойтию) и Латвию, нас Литвой не считая, но в реальности мы все равно остались Великим княжеством Литовским (вся территория современной Беларуси плюс Виленщина, Белосточчина, Сувалкия, Латгалия). А вот постулируемая ими «италийских корней истинная Литва» в лице Жмуди юридически была не Литвой, а Жамойтией — и в Речи Посполитой, и в царской России.

Но в конце XVIII века царица Екатерина II ввела название «Белоруссия», а после восстания 1863 - 64 гг. его заменили на «Северо-Западный край». Через 100 лет, к концу XIX века все образованные слои российского общества (политики, ученые, духовенство, литераторы) считали Литвой только Жмудь (Самогитию на латинском), а нас называли либо Северо-Западным краем, либо Белоруссией. Но при этом в титулах императора значилось, что он Князь Самогитский — в отношении нынешней территории Республики Летува, и Великий князь Литовский — в отношении нынешней территории Республики Беларусь. Титула «Князь Белорусский» у него никогда не было, так как Княжество Белорусское истории неизвестно.

Налицо удивительное противоречие: юридически мы до февраля 1917 года продолжали считаться Литвой и Великим княжеством Литовским (в титуле императора и на гербе Российской империи мы обозначены гербом «Погоня», а нынешняя Республика Летува — гербом «Медведь»).

Это противоречие царская Россия унаследовала от Речи Посполитой, где точно так же территориально король правил Литвой в границах нашей нынешней Беларуси и отдельно — княжеством Жамойтия в границах бывшей Ковенской губернии.

Все это показывает, что становление суверенной Беларуси требует возвращения к национально-государственному наследию нашей древней Литвы. Следует повторить тысячу раз: наши предки создали свое национальное государство — Великое княжество Литовское и называли себя литвинами. Они были единственной истинной Литвой.

За последние 1500 лет своей истории мы имели разные названия: «страна гутов и гепидов», Полоцкое государство, Литва, Белоруссия, Северо-Западный край, Беларусь. Название, может быть, не столь важно — гораздо важнее суть, которая скрывается под ним, — а это наш народ. Смена эпох создает новые названия, меняются языки и верования, но народ остается тем же самым...

Наш читатель Эдуард Тобин (г. Смиловичи Минской области) прислал свои заметки, которые назвал «В чем ошибаются историки Беларуси?». Он утверждает, что многочисленные ошибки, встречающиеся в книгах историков, связаны с путаницей в терминах, и дает свою трактовку понятий «Русь» и «Литва».

Что такое «Русь»?

Boт что пишет наш читатель:

Вообще говоря, об этом говорилось в моей книге «Тайны беларуской истории» — что Русями именовались данники варягов. Происхождение слова «RUS», которое предлагает Тобин, кажется вполне вероятным. Но при этом следует помнить, что взимание дани продолжалось лишь несколько веков, затем местное население было славянизировано, а сами варяги канули в Лету. Поэтому сменилось и значение слова «RUS». Оно обрело новый смысл конкретных в этническом плане территорий (несколько Русей рутенов-ободритов-ругов-русов в Центральной Европе, Галицкая и Киевская Руси, Новгородская Русь).

При рассмотрении термина «Белая Русь» существенно то обстоятельство, что в древности оно относилось не к нынешней Беларуси, а к землям Московии. Как сказано выше, «правителями Белой Руси» именовались московские князья Иван III, Василий III, Иван IV. Поэтому в Статутах ВКЛ нет никаких «беларусов» как народа Литвы (вместо них — литвины), а Белая Русь той поры — это иностранное государство Московия. К этим аспектам терминологии мы вернемся чуть позже...

Что такое «Литва»?

Эдуард Тобин продолжает:

Здесь у него ряд неточностей. Формула LITus + VENede = LITVENia, LITHUANIA — кажется в своей венедской составной явно ошибочной. Не только потому, что в эпоху создания термина «Литва» венедов уже не существовало. Но по той простой причине, что «-ва» в слове «Литва» имело просто собирательный характер, типичный для самоназваний западных балтов: Крива, Ятва, Дайнова, Мазова. Поэтому про венедов в вопросе возникновения термина «Литва» следует забыть.

Но зато кажется верной первая часть этой формулы. Однако и тут следует вспомнить, что Поморье — это не абстрактная территория, а вполне конкретное княжество.

Действительно, очень многое совпадает.

Во-первых, даты: поляки и немцы овладели Поморьем примерно в то же время, когда у нас в районе Новогородка появились (еще до Миндовга) первые литовские князья Булевичи и Рускевичи, которые в 1219 году подписали договор с Галицией. А сам исход поморских князей, дружин и горожан в регион Новогородка происходил в период 1210 - 1240-х годов, в течение примерно трех десятилетий.

Во-вторых, гербом поморских князей была «Погоня»: у Святополка, потом князя Богуслава I в 1214 г. и его преемника Казимира II, Барнима I Поморского в 1235 г.

«Святополк — первый поморский князь, получивший титул «dux», что означало одновременно суверенную власть и независимость. Эту идею отражала символика герба Святополка: рыцарь на коне со щитом и знаменем». (Czaplewski P. Tytulatura ksiazat pomorskich do poczatku XIV w. ( Zapiski TNT 1949) T. 15. S. 9 - 61.).

В-третьих, об этом говорят титулы поморских князей. Польский историк Ежи Довят сообщает:

«Богуслав I, князь Западного Поморья, титуловался princeps Liuticorum».

Казалось бы, что в этой версии титул «princeps Liuticorum» должен переводиться как «князь Поморский». Ведь Богуслав I таковым и был, и тогда получается, что литвины — это и есть поморы на латинском языке, а Литва — это Поморье на латыни. Но... Есть две «неувязки».

1. На латинских картах Поморье продолжило существовать как Pomerania, то есть как транслитерация со славянского языка, а не как якобы латинский термин «Литва». Это кажется непоследовательным, ведь если в титуле Богуслава I такой транслитерации нет, то почему она присутствует на картах?

Этому, впрочем, можно найти какие-то теоретические объяснения (например, такое, что поляки стали авторами введения термина Pomerania в латинские карты и документы). Но вот вторая «неувязка» кажется уже принципиальной.

2. Почему титул «princeps Liuticorum», а не ожидаемый поморский «princeps Liticorum»? Ведь именно второй вариант соответствовал бы правилам латинского языка.

Беларуский историк Здислав Ситько «princeps Liuticorum» трактует как «князь лютичей, лютицкий», а в Папских буллах королевство Миндовга через полвека именуется тоже как Liutowa, то есть ЛЮТОВА. Получается, что имеются в виду не поморы, а именно лютичи.

Корень «Liut» отличается от латинского «Lit» — берег. А этот факт позволяет выстраивать совсем другую цепь происхождения слова «Лютва» от тотема волка «люта», от боевой одежды лютичей — волчьих шкур и волчьих голов. Так что точку тут ставить рано.

А вообще, все может оказаться намного сложнее. Конечно, идентифицировать Поморье как «исконную Литву» трудно: этому нет подтверждений в источниках, а «Лютва» лютичей — лишь небольшая часть Западного Поморья (само Поморье считали частью Руси). Однако не вызывает сомнений, что вильцы (второе название лютичей, возможно, отражающее их миграцию в Европу с нашей реки Вилии) — это западные балты, которые потому и вернулись в район Новогородка, что помнили об исходе отсюда. Поскольку язык западных балтов не сохранился (кроме пары искаженных немецким влиянием разговорников Погезании), трудно судить о том, как на этом языке до славян называлось побережье и поморы. Возможно — и с корнем «Liut», а не латинским «Lit».

С VIII века вильцы постоянно нанимались на военную службу в Северной Франции (их численность порой указывалась в источниках до 100 тысяч, что кажется преувеличением), однако именно там они сформировали класс наемников, именовавшийся «литами». Это вроде бы доказывает «поморскую» версию. Но, с другой стороны, только в языках кельтов Северной Франции общеиндоевропейское «волк» вошло в современный французский язык как «Іe loup» (вспомните ЛУВР — означает буквально «логово волчицы»), и только у кельтов волка называли «лут» или «лют». Получается, что вильцы могли перенять название своего военного сословия от кельтов. А если оно заодно совпадало с западнобалтским понятием «поморы» в языке вильцев (а на латыни «Lit» — как название и наемников, и поморов), то, как кажется, это и способствовало внедрению термина «Лютва», означающего сразу две стороны этнической самоидентификации вильцев.

Тем не менее подобные попытки связать в единое целое две главные, но разные версии о происхождении слова «Литва» кажутся пока неубедительными.

Однако еще более неубедительным кажется такое «СОВПАДЕНИЕ» в титуле Богуслава I, который, будучи (теоретически) раздельно князем Поморов и князем Лютичей, должен был именоваться как «princeps Liuticorum et Liticorum» (князь Лютицкий и Поморский). Налицо поразительная тавтология, а самое главное — не было у него этого двойного титула, он имел титул только «princeps Liuticorum».

Так что с этой загадкой еще предстоит разбираться.

Ошибки

Теперь перейдем непосредственно к ошибкам историков. Эдуард Тобин пишет:

Читатель считает принципиально неправильным название книги Николая Ермоловича «Беларуское Государство Великое княжество Литовское». О книге Константина Тарасова «Память про легенды» Э. Тобин пишет:

И далее:

Такова точка зрения читателя. Попробуем во всем этом разобраться — для чего я хочу предложить свою классификацию ошибок историков.

I. Ошибки по незнанию

Начнем с того, что многие историки просто не знают, что никакой «Беларуси» в прошлом не существовало. Это поразительно — но факт! Например, в 2009 году одна женщина-историк издала в Минске книгу о якобы «древнем названии Белая Русь», в которой фантазирует о существовании «Беларуси» аж с ХI века. Почему такая страна не упомянута ни единым словом в Статутах и вообще всех документах ВКЛ — это ее не смущает.

Всеобщее заблуждение состоит в том, что, дескать, в названии «Великое княжество Литовское, Русское и Жамойтское» под словом «Русское» понимается Беларусь.

Это — чудовищная ошибка, так как под словом «Русское» понималась Украина, а русинами называли не беларусов, а только и конкретно украинцев. Беларусы же назывались литвинами и Литвой, наш язык назывался литвинским и причислялся к славянской группе языков (никакого «беларуского» языка лингвисты той поры не знали, а под русским языком понимался только украинский).

Многие даже самые маститые и уважаемые историки забывают, что название «Великое княжество Литовское, Русское и Жамойтское» имело не этнический, а административный смысл. Вся территория нынешней Республики Беларусь входила в состав Великого княжества Литовского, а не Великого княжества Русского — и потому безусловно была Литвой, а не Русью.

Сюда же следует отнести басню о том, что, дескать, «беларусы — это славяне, а литовцы — это балты». На самом деле беларусы — это славянизированные западные балты, а жамойты (летувисы) — это восточные балты.

Многие историки хранят верность давно опровергнутому наукой мифу о «древнерусской народности», из которой якобы сформировались «три братских этноса»: славянизированные западные балты Беларуси (беларусы), славянизированные сарматы и финны Украины (украинцы), славянизированные финны и тюрки России (русские). Притом славянизированные татары и мордва считаются почему-то «старшим братом» в этой «семье».

2. Ошибки при переносе терминов

Энциклопедия «Беларусь» (Минск, 1995, с. 517) сообщает:

«В ХIII-XVI веках сформировался беларуский этнос».

Однако в указанный период этноса с таким названием не существовало, был этнос литвинов. И формировался он в Литве ВКЛ.

Без указания на этот факт — создастся ложное впечатление о том, что в период формирования нашего этноса у нас якобы не было своего этнического государства (ведь мы жили в Литве, а не в «Беларуси»). Мало того, отсюда идут всякие спекуляции товарища Сталина о том, что, мол, раз у беларусов не было тогда своего этнического государства, то их угнетали жамойты, а беларусы жаждали стать холопами московских феодалов-освободителей.

Про Статуты ВКЛ Энциклопедия сообщает, что они написаны на «старобеларуском языке». Однако ни один источник того времени нигде не упоминает язык со странным названием «старобеларуский» (впрочем, как и «беларуский»). Вместо этого указывается совсем иной язык.

Но зачем потребовалось выдумывать термин «старобеларуский» вместо реально существовавшего названия «литвинский»? Ответ нетрудно найти, если вспомнить, что это делалось под идейным руководством «гениального языковеда» И. В. Сталина.

Однако неверным было бы считать все такие ошибки — только наследием идеологов сталинизма, желавших всячески оградить наш народ от своей славной истории Литвы. Вопрос куда глубже, и заключается в отсутствии хоть какой-то научной методологической базы, которая бы регламентировала перенос современных терминов на события древности.

Надо заметить, что полный бардак в научную методологию был внесен именно советской московской историографией. Именно при Сталине историки СССР фантазировали о том, что московский Улус Орды при Иване Калите был не бесправным данником татар, а якобы Российским Государством (хотя ни одним атрибутом государственности не обладал). И что Иван Калита «собирал русские земли в единое централизованное Русское государство», хотя как «единое централизованное Русское государство» может при этом «изнывать от татарского ига» и существовать в рамках государства Орда — уму непостижимо.

Забавно, что беларусам и украинцам при этом не отводилось такого же права «собирать земли» и жить в своем «едином централизованном государстве», хотя оно таковым было не в фантазиях (как московский улус Орды), а в реальности. Ведь ВКЛ — Великое княжество Литовское (беларусов). Русское (украинцев) и Жамойтское (летувисов).

Так вот, трудность не только в том, что мы все еще пребываем под спудом этих сталинских ложных подходов в переносе нынешних реалий на древнюю историю. Проблема еще и в том, что у Тобина вызывает протест ВООБЩЕ сам такой перенос. Он в принципе против него, а Беларусь именует не иначе как «так называемая Беларусь».

Хорошо, пусть «так называемая», потому что и «Республика Литва» тоже «так называемая», ибо она должна правильно называться «Республика Жамойтия». Но нет путей изменить эти нынешние названия, поскольку они уже устоялись с 1918 года. Вряд ли народ Беларуси принял бы идею переименования в Литву, а себя в литвинов. Мало того, даже в случае такого переименования ПРОБЛЕМА ОСТАЕТСЯ, но уже в своей «обратной стороне» — как называть историкам нашу страну и народ уже в «беларуский» период? Так что такое переименование не снимает проблемы переноса терминов, а только один период, требующий такого переноса, меняет на другой.

Звучали, кстати, с 1918 года предложения назвать нашу страну «Беларутенией», «Кривией», «Балторутенией», даже в пику всему нагло назвать себя «Речью Посполитой» и объявить себя наследником этой великой державы, как равно сделала Жмудь с наследием Литвы (то есть — перещеголять летувисов в этом аспекте).

Жизнь показала, что за 20 лет нашей независимости и в нашем народе, и в мире (особенно в России) многие не хотят принимать даже «косметического» переименования с «Белоруссия» на «Беларусь». Плюс власти страны скажут, что вложили миллионы долларов в «раскручивание торговой марки» «Беларусь», а переименование державы не только сделает эти затраты бессмысленными, но и повредит положению наших производителей на мировом рынке. Ведь, например, и трактор «Беларус» придется переименовывать в трактор «Литвин». Или как думает Эдуард Тобин — страну переименуем, а трактор — нет? И снова придется кому-то доказывать, что трактор «Беларус» означает «Литвин»? Путаницы от такого переименования, наверно, будет еще больше: нам придется, например, безуспешно добиваться от зарубежных историков Второй мировой войны, чтобы они называли беларуских партизан «литвинскими партизанами» и не путали их с «литовскими».

Поэтому вce-таки признаем, что переименование снова в «Литву» вряд ли возможно, так как, кроме прочего, оно не наведет порядок в терминологии, а только посеет еще больший хаос. И по той же причине надо признать неизбежность переноса терминов-реалий нашего дня на древнюю историю. И ограничить «проблемный круг» только выработкой научной методологии такого переноса. Что, кстати говоря, ничего не стоит — в отличие от расходов и рисков при переименовании страны.

Я предлагаю такое решение. Установить в рамках научной методологии беларуской историографии постулаты о том, что литвины и Литва — названия беларусов и Беларуси до XIX века. Плюс четко разграничить термины древний «литвинский» (семантически «беларуским») и новодел царизма «литовский» (семантически «жамойтский», «летувисский»),

А чтобы ни у кого не возникало ПУТАНИЦЫ (ведь есть люди, трудно что-то понимающие), то использовать везде СДВОЕННУЮ терминологию (не использовать только там, где она будет уже повторением и усложнением текста). Например: не «старобеларуский язык» или «литвинский язык», а «старобеларуский-литвинский язык». Не «беларусы» или «литвины», а «беларусы-литвины». Не «Литва» или «Беларусь», а «Литва-Беларусь» и равно «ВКЛ-Беларусь».

Не «литовский» («литвинский») или «беларуский», а «литвинский-беларуский» (не путать с «литовско-беларуский», что искажает смысл и означает не синонимичность, а сочетание двух РАЗНЫХ частей, к тому же многие под частью «литовско-» поймут ошибочно Жамойтию).

Такая терминология позволит, как я склонен думать, решить если не все, то 90 % проблем, вызванных путаницей. Давайте проверим это на примерах Тобина.

Он считает принципиально неправильным название книги Ермоловича «Беларуское Государство Великое княжество Литовское». При новой методологии книга должна называться так: «Беларуское-Литвинское Государство Великое княжество Литовское». Думаю, такое название книги устроило бы Эдуарда Тобина. (Подчеркиваю: не «Беларуско-Литвинское», что означает сочетание двух частей, а только и именно «Беларуское-Литвинское» как синонимы).

О книге К. Тарасова «Память про легенды» Тобин пишет: «У него под Грюнвальдом воевали «беларуско-литовские полки».

Меняем: «беларуские-литвинскне полки». Великолепно!

«После захвата Российской империей в 1772 - 1795 гг. беларуской части Речи Посполитой...»

Меняем:

«После захвата Российской империей в 1772 - 1795 гг. литвинской-беларуской части Речи Посполитой...»

Как мы теперь убедились, устранение советского бардака в путанице терминов — решается не переименованием страны, а путем наведения элементарного порядка в базе терминов научной методологии.

3. Ошибки-спекуляции

Сюда надо отнести тысячи примеров того, как историки-беларусофобы используют бардак в терминах для искажения исторических событий. Если наше население в войнах с Московией-Россией принимало сторону восточного оккупанта, то его именуют «беларусами», если сопротивлялось агрессии — это уже «литовцы». Хотя не только имеется в виду тот же самый народ, но и те же самые люди в разных ситуациях. Например, в показанном на ТВ РБ документальном цикле «Летопись времен» (автор сценария Вадим Гигин) жители Могилева называются «беларусами», когда подчинились оккупации царя Алексея Михайловича, а когда они же потом вырезали гарнизон московитов — то именуются уже «литовцами».

Предложенная выше новая методология исторических терминов не оставляет никаких лазеек для подобных спекуляций, ставших основным приемом пропаганды для противников Государственности Литвы-Беларуси еще со времен Муравьева. По этой причине ее внедрение у нас — вопрос уже не научный, а вопрос противостояния концепций литвинизма и западнорусизма.

4. Ошибки в переводах

Настоящим «кладезем» ошибок являются современные переводы древних источников, где слова автора откровенно искажаются, а комментарии историков меняют весь смысл повествования. Яркий пример — перевод книги Михалона Литвина «De moribus Tartarorum, Litvanorum et Moschorum», выполненный и изданный учеными Московского университета в 1994 году.

Ошибочен перевод уже самого названия книги: «О нравах татар, литовцев и москвитян». Вместо татар — надо «тартар». Вместо «литовцев» — следует писать «литвинов», так как и фамилию автора не перевели как «Михалон Литовец», а потому использование слова «литовец» неверно, по крайней мере, из-за непоследовательности. Но причина этого искажения понятна: московские авторы пытаются скрыть, что речь-то в книге идет не о «литовцах», а о литвинах — нынешних беларусах. Показательно, что в польских переводах этого искажения нет — там используется слово «litwinow».

Наконец, и слово «Moschorum» вовсе не переводится как «московитян», которому должно соответствовать «Moscovitae». Автор называет их не «москвитянами», а мосхами — то есть мокшанами, народом мокша, которым вообще в то время называли финское (мордовское) население Московии.

Таким образом, правильный перевод названия книги такой: «О нравах тартар, литвинов и мосхов».

Эта же ошибка («... над москвитянами (Moschorum)») — и на первой странице текста, хотя правильный перевод: «над мосхами». В комментариях к переводу (с. 108) сказано:

«Согласно терминологии, принятой в ВКЛ, «москвитяне», «моски», «мосхи» — жители Московского княжества, а позднее и Русского государства. Противопоставление «москвитян» остальным русским — «рутенам», находившимся в ВКЛ, возникло в конце XV в., когда Иван III выдвинул претензии на все земли бывшего Древнерусского государства, населенные «русью» («русаками»). Отказывая этому князю в праве называться князем «всея Руси», литовские дипломаты и политические деятели признавали его лишь князем «Московии».

Что значит фраза «рутенам», находившимся в ВКЛ»?

Почему «находившимся»? Они «находились» на своей Родине, они жили в своем собственном национальном государстве! Но нет — авторы перевода выдвигают лживую мысль о том, что, дескать, беларусы и украинцы всегда мечтали стать рабами московского феодала, да вот «литовские дипломаты и политические деятели» их этого счастья насильно лишали.

Слово «Московия» везде в комментариях подастся в кавычках, как «злобная выдумка врагов власти Москвы над Беларусью и Украиной», хотя даже на картах, изданных при участии Петра I, значится не «Россия», а та же «Московия» (а через всю Сибирь — «Великая Тартария»).

Искажения начинаются уже с первых слов в предисловии (с. 4):

«Трактат Михалона Литвина входит в серию иностранных записок о Руси и России».

Авторы удивительным образом тартар Орды и мосхов считают «Русью» и «Россией». А записки беларуса-литвина — «иностранными». Как говорится, хоть стой, хоть падай...

Следом в предисловии сказано:

«Читателю, не имеющему специальной подготовки, сопровождающий записки «конвой» (вступительная статья, комментарий и научно-справочный аппарат) позволит правильно оценить степень информированности и объективности автора».

В общем, Михалона Литвина «конвоируют» — весьма верное тюремное слово, которое использовали фальсификаторы.

Глава «Михалон Литвин и его трактат» тоже начинается с демагогии:

«Реальную опасность для Литовского княжества представляли притязания могущественного восточного соседа: Русское государство упорно претендовало на территории, входившие в состав Древней Руси, такие, как Киев, Полоцк, Витебск. Отношения с Россией регулировались уже в течение полустолетия лишь силой оружия...»

Тут все — ложь. Никакого «Русского государства» или «России» просто не было. Был все тот же Московский улус Орды, который смог захватить власть над ордынскими царствами, а еще одному — Крымскому — продолжал платить дань. В состав этого «Русского государства» не входили Псковская и Новгородская республики, которые провозгласили о своем вступлении в ВКЛ (и справедливо именуются в книге Литвина частью ВКЛ). Таким образом, получается, что свои претензии на Киев, Полоцк и Витебск предъявляет Орда — никакая не «Русь-Россия». Но Орда и раньше пыталась их захватить, так что тут нет ничего нового.

Что касается Киева, то он не «входил» в состав Древней Руси, а был се столицей (сравните с аналогичной издевательской фразой: «Москва входила в состав Московского княжества»). Однако московские ученые своей демагогией пытаются поставить все с ног на голову: что, дескать, Киев был провинцией, а столицей Древней Руси была Москва. Хотя сей топоним впервые упомянут в татарских переписях только в 1270-е годы, да и то как захолустное село. Полоцк и Витебск освободились от власти Киевской Руси еще до рождения Москвы — и никакой «Древней Русью» не были, там с тех пор не правили Рюриковичи, а правили ятвяжские князья. Пребывание 70 лет Полоцкого Государства под властью Киева — не повод для его захвата в XVI веке мосхами, которые в тот период еще сами не являлись «Древней Русью» (ею стали только при Юрии Долгоруком).

Удивительно, что московские историки в 1994 году (даже после распада СССР! ) считают эти баснословные притязания Ивана IV на города других государств «обоснованными». Возникает вопрос: а на каком же основании Иван IV захватил власть над Астраханской, Сибирской и Казанской Ордами и над Большой Ордой? Те тоже входили когда-то в состав «Древней Руси»? И тоже их население — это РУССКИЕ?

Понятно, что подобные «обоснования» абсолютно ненаучны, но они почему-то не просто концептуальны для ученых МГУ, но вообще главные, составляют некую «призму», сквозь которую они на все смотрят — и, конечно, все видят в искаженном свете.

В комментарии о Брацлаве:

«После захвата Подолья Ольгердом в 1362 г...»

У КОГО «захвата»? Ольгерд освободил Подолье от ига Орды. Как видим, в данном случае ученые освобождение от Орды считают «захватом», так как свое древнее Отечество видят именно в Орде, а не в Руси.

Кто-то может подумать, что я напрасно критикую историков МГУ — мол, они не придавали слову «захват» никакого значения. Нет? У них сия терминология — часть «научной методологии». На с. 131:

«Вязьма и Дорогобуж были захвачены ВКЛ только при Витовте ... а Великие Луки, в 1486 году присоединенные к Русскому государству...»

«Методология» понятна: все земли, которые присоединялись к ВКЛ (в большинстве добровольно) — были «захвачены», а все земли, которые в абсолютном большинстве кроваво захватывал Московский Улус Орды или выкупал на них ярлык у Орды (причем на собранную с самих этих земель дань, так как половину дани Орда оставляла Москве «за труды»), — «присоединялись». Про захват Твери, Новгорода, Пскова и Полоцка (последний был освобожден ВКЛ через 17 лет) Иваном IV ученые используют термин «присоединение», который НЕНАУЧЕН, так как было истреблено почти все городское население (на 100 % — все духовенство). Это геноцид, а не «присоединение».

И опять-таки: «присоединение» К ЧЕМУ? К Астраханской, Сибирской, Казанской и Большой Ордам — и Москве во главе их. Это именуется историками «Русским государством». А у Михалона Литвина — это только «Tartarorum et Moschorum». Так кто более точен — автор или его комментаторы из МГУ?

Великодержавие историков МГУ ощущается везде. Пример из многих на странице 124:

«На белорусских и украинских землях, входивших в состав ВКЛ...»

Почему «входивших в состав»? Такая лживая формулировка призвана отрицать тот факт, что ВКЛ являлось национальным государством беларусов и украинцев. При этом профессора МГУ никогда не пишут про жамойтов и Жамойтию, что та тоже «входила в состав ВКЛ», хотя такая формулировка как раз ИСТИННАЯ, так как Жмудь — это туземная провинция ВКЛ, которая к тому же почти полтора века в Литве не была — была под властью немцев, а в ВКЛ были в этот период — как раз экспансии ВКЛ — только беларусы (литвины) и украинцы (русины). Жмудь мы отвоевали у немцев, напомню, в 1410 году. Но историки МГУ и тут все ставят с ног на голову мол, беларусов и украинцев в ВКЛ «угнетали» жамойты и аукштайты, которые — вот «фокус»! — в это же самое время изнывали под тевтонским игом и ждали, когда мы их освободим.

А если бы мы их не освободили? Что тогда бы выдумывали историки МГУ, пытаясь титаническими усилиями показать ВКЛ как якобы не национальное государство беларусов и украинцев?

На странице 37:

«Литвин рассказывает о принятии христианства в Киеве, который, по его мнению, был «владением князей России и Московии»... Михалон одновременно с негодованием сообщает о намерении «князя мосхов» вернуть Киев».

Далее ученые МГУ критикуют «невежество» Литвина, который «не понимал» по своей средневековой отсталости, что мосхи и Московия — это и есть «Россия», а то, что «Россией» называл Михалон, — это не Россия, а Украина. Конечно, сегодня можно сколько угодно потешаться над «невежеством» всех средневековых авторов, которые называли «Россией» нынешнюю Украину, а Московию «Россией» не считали, как равно и ее жителей московитов (мосхов) не считали русинами (украинцами ныне). Но с научной точки зрения средневековые авторы были абсолютно правы, так как в ту пору понятие «Русь-Россия» было закреплено за Киевом — и именно из-за него ВКЛ имело в названии слово «Русское» — то есть «Российское» на латыни. А не «Великое княжество Литовское, Украинское и Жамойтское».

На странице 50 выдумки из той же оперы:

«... причины восхищения Литвина русскими... Михалон прославляет умеренность в России, где якобы не едят пряностей, не пьют вина, но продают его в Литву».

Но для Литвина «русские» и «Россия» — это украинцы и Украина, и пишет он не о них, а о «мосхах» и Московии.

Следует возразить ученым МГУ, что Михалон как раз четко отличает русских ВКЛ (украинцев) от мосхов Московии. На стр. 72 он пишет:

«... новые невольники, простые, бесхитростные, только что пойманные, из королевского народа, не московского (Moscovilico). Ибо род московитян (Moschorum), как хитрый и лживый, весьма дешево ценится там на невольничьем рынке».

Обратим внимание, что переводчики и тут обманывают: слово «Moschorum» надо переводить не «московитян», а «мосхов». Это научная фальсификация, так как Литвин писал о национальном характере мокшан (то есть финнов) — а не московитов как якобы просто всех подданных страны, ведь тогда в Московии-Орде абсолютным большинством населении (то есть подданными страны) являлись татары бывшей Золотой Орды, а не сами мосхи-московиты.

На стр. 44 сказано, что один из первых гуманистов Польши Ян Остророг в XV веке прославлял Вильнюс. А почему бы равно не написать, что Демидов жил в Свердловске, а Петр I основал Ленинград?

Абсолютно лжива и та концепция ученых, в которой литвинов нынешние читатели должны понимать как «летувисов» (то есть жамойтов), а не как беларусов. Хотя сам Михалон неоднократно подчеркивает разницу между жамойтами и литвинами. Например (с. 93):

«... тогда как наша литовская и жамойтская (Litvana et Samogitana) молодежь...»

На странице 131 в комментариях авторы без всякой аргументации пишут:

«Аукштайтский князь Миндовг (Миндаугас)... объединил под своей властью Восточную и Западную Литву — Аукштайтию и Жемайтию, а также Черную Русь с городами Новогрудком, Слонимом и Волковыском».

Все это — выдумки. Аукштайтия и Жамойтия никогда не считались в ВКЛ административно Литвой — причем сами потребовали у нас не считать их Литвой при их освобождении в 1410 году — вытребовали себе отдельное свое княжество аукштайтов и жамойтов — княжество Жамойтское. Что касается Миндовга (а имени «Миндаугас» в истории не существовало), то это вовсе не «аукштайтский князь», а, как сказано в Великой Хронике Польской, король Пруссии (Погезании) Миндовг (Мендольф на латинском, сын короля Пруссии Рингольда). Он вместе с князем Помезания (Руси-Рисен) Святополком героически отражал агрессию поляков и немцев на Пруссию, а потом ушел в Новогрудок (Литву в Хронике), уже оттуда продолжая вести войну.

Причем Новогрудок стал Литвой еще задолго до прихода Миндовга, в Договоре 1219 года с Галицией он назван «Литвой», и Договор подписан литовскими князьями Булевичами и Рускевичами (очевидно, мигрантами с Поморья). Так что «аукштайтская версия Литвы» не выдерживает никакой критики и является только политизированным вымыслом, призванным отрицать ВКЛ как наше национальное государство.

То, что ученые МГУ называют «Черной Русью», на самом деле и есть у нас в ВКЛ первая исконная Литва (созданная с исходом сюда лютичей-литвинов Поморья), а до того это ЯТВА ятвягов — никакая не «Русь». Рядом, на стр. 130, ученые снова спекулируют:

«Ятвяги — балтийское племя, родственное пруссам и литовцам. Обитали по среднему течению р. Немана, в верховьях р. Нарева, в источниках упоминаются с конца X в. В 1283 г. большая часть территории ятвягов была захвачена крестоносцами. Часть ятвягов ушла в Литву и сравнительно быстро ассимилировалась».

Снова ложь. Ятвяги и Дайновы — исконные жители всей Западной и Центральной Беларуси и добрая половина нынешнего этноса беларусов (вторая половина — кривичи). Новогрудок — это исконная территория ятвягов, центр Ятвы. В тексте: «Часть ятвягов ушла в Литву и сравнительно быстро ассимилировалась». Все наоборот: это мигранты с Поморья, основавшие у нас в Новогрудке Лютву в 1219 году, — и ассимилировали ятвягов.

Дабы «переписать» все наследие ВКЛ на одних жамойтов-аукштайтов и оградить этим литвинов-беларусов от «памяти ненужной» о своей национальной государственности в ВКЛ — историки МГУ следуют концепту «князей мосхов» о «праве на западные земли». Ради этой концепции у них невесть куда исчезает страна ятвягов Ятва (о Дайнове они даже не знают), ставшая Литвой, как исчезают вообще ятвяги Западной Беларуси-Литвы (пожертвовали целым народом западных беларусов! ), а все западнобалтское в фактуре ВКЛ отныне приписывается восточным балтам Жмуди.

Это в чистом виде — научная фальсификация, исходящая из шовинистических концептов «мосхов», как верно и четко писал Михалон Литвин. Хотя непредвзятый историк без всякой лупы увидит, что Ятва ятвягов (население ныне Западной Беларуси) вовсе не исчезла и на Луну не улетела в ХIII веке — а себя просто переименовала в Литву и литвинов. И на всех картах средневековья нынешняя Республика Летува — это Жмудь, а не Литва. На картах «Истинная Литва» — это по территории бывшая Ятва ятвягов и Дайнова дайновичей — то есть ныне западные беларусы, они же и были коренным населением Виленщины.

Что касается жамойтов, то те не только ВКЛ не правили, но даже Статуты ВКЛ до сих пор на свой жамойтский язык не перевели. Хотя Статуты ошибочно именуются «литовскими» (то есть жамойтскими и аукштайтскими), а на деле были ЛИТВИНСКИМИ, а не «литовскими».

Подводя «итог» в этой теме (неисчерпаемой и огромной на самом деле), скажу, что начинать наводить порядок в научной методологии нужно прежде всего с разграничения между древним термином «литвинский» и новоделом в языке XIX века «литовский». Первый означал нынешнее беларуское, второй — нынешнее Жамойтское. Пока же у уважаемых ученых это все куча да каша.