Забытая цивилизация в долине Инда

Заключение

Читатель, отважившийся терпеливо дойти до последних страниц книги, мог составить себе общее представление о протоиндийской цивилизации — интереснейшем фрагменте истории индийского субконтинента и заполнить лакуну в цепи знаний о древнейшей истории человечества. Мы последовательно рассмотрели, как хараппская цивилизация росла и функционировала в пределах определённой биосферы, отражая коэволюцию природы и человека. Этому посвящена первая глава — «Ландшафт». В следующей главе мы упомянули социосферу, состоящую из взаимосвязанных политических и социальных институтов, — изучить формы социальной структуры по скудным имеющимся источникам пока не удаётся. Практически за пределами нашего рассмотрения осталась техническая сфера (энергетическая база, связанная с системой продукции и системой распределения) — её мы лишь вскользь коснулись, ибо детальное описание увеличило бы объём книги до непозволительных размеров. Коммуникационным каналам, через которые распространялась необходимая информация, посвящены главы о письме и языке. И наконец, в трёх последних главах рассмотрены отдельные характеристики человеческого универсума и некоторые мировоззренческие элементы. Так, штрихами, то едва различимыми, то довольно чётко обозначенными, рисуются выступающие из глубокой древности черты забытой цивилизации, существовавшей некогда в долине Инда.

Восстановление конкретного облика этой цивилизации — задача чрезвычайно сложная, но выполнимая, несмотря на недостаток сведений, их отрывчатость и скудость. Настоящая книга очерчивает общие контуры этой задачи, и, вероятно, в близком или далёком будущем она будет решена. Для этого надо проделать большой и сложный путь исследований, сопоставлений, интерпретаций, привлечения большего сопоставительного материала. Это внутренняя сторона задачи.

Её внешняя сторона не менее интересна и к тому же весьма актуальна: она касается связи протоиндийской цивилизации с современностью. Эта сторона также двояка: она имеет, во-первых, сугубо индологический интерес и, во-вторых, общечеловеческий. Индологическая сторона задачи общепонятна. Она связана со значением хараппской культуры для последующей судьбы субконтинента. Логика исторического развития любого периода подсказывает, что полное исчезновение и бесследное растворение во времени и пространстве какого-либо народа почти нереально, тем более когда речь идёт о столь крупном и ярком явлении, как протоиндийская цивилизация.

Бесспорно, цепь исторического развития не была прервана каким-либо роковым образом, например вследствие природных катаклизмов или вражеского нападения. Культурное наследие Хараппы и Мохенджо-Даро продолжало свою жизнь — в новых формах — в недрах последующих культур.

Во II тысячелетии до нашей эры на северо-западе Индостана появляются арьи — скотоводы-кочевники. Как помнит читатель, с их приходом связывают гибель протоиндийской цивилизации, считая это одной из причин, вызвавших упадок городов. Появление индоарийских народов было одним из важнейших событий в истории Индии. Во-первых, оно положило начало языковой экспансии индоарьев. Во-вторых, оно связано с появлением древнейших текстов на индоарийских языках, дошедших до нас, — гимнов Ригведы. Именно с этими языками — санскритом, пали — связываем мы прежде всего великие достижения религиозно-философской мысли Индии: они главные посредники, донёсшие до нас исполненные красоты и величия гимны Ригведы, детально разработанные описания сложнейших философских систем, грандиозные эпические картины подвигов древних героев, эмоционально насыщенные культовые гимны.

Завоевание или колонизация арьями северо-запада Индии свершилось не сразу и длилось, вероятно, не одно десятилетие. Так или иначе, происходил активный процесс арианизации местного населения, которое воспринимало язык и культуру арьев, сохраняя, однако, и свой собственный язык, и свою культуру — следы доарийского субстрата заметны уже в Ригведе.

Ослабленные экологическим кризисом и упадком власти жители хараппских городов не смогли ни оказать завоевателям должного сопротивления, ни ассимилировать их. Произошла своего рода этническая рекомпозиция, когда более сильные арьи адаптировали протоиндийцев и нивелировали их культуру под свой уровень. Распавшиеся города-государства влились в новые этнические образования. Как отмечалось выше, хараппцы не являлись гомогенным народом и потому, по всей вероятности, быстро распались на группы, однородные или близкие в этническом отношении. Судьба этих групп могла складываться по-разному. Но представляется бесспорным, что часть населения могла отмигрировать. Достаточно взглянуть на карту Индостана, чтобы предположить, какие пути они могли для этого выбрать. Миграции, естественно, происходили не все сразу и не в одном направлении, а, скорее всего, волнообразно. Наиболее подходящие пути для неё, проторённые торговыми связями, вели на восток, в долину Ганга и на юг, в Центральную Индию и далее в южную оконечность субконтинента. Двинувшиеся на восток немногочисленные группы рассеялись и были ассимилированы арьями и местным населением. Большая часть населения, по всей вероятности, двинулась в южном направлении сухопутными маршрутами через Центральную Индию и морскими путями, осев на юге Индии, приблизительно на рубеже нашей эры, ассимилировав местное население и адаптировавшись в автохтонной среде, породив самобытную и исключительно интересную дравидскую культуру, к сожалению, мало знакомую не только широкой публике, но и специалистам. Все эти многогранные проблемы встали перед индологией сравнительно недавно и ждут своего рассмотрения.

Для широкого круга читателей гораздо интереснее, вероятно, общечеловеческий аспект, который состоит прежде всего в уроках истории, преподанных нам древностью. По ходу предыдущего изложения мы слегка касались этих уроков, и здесь хотелось бы сказать о них особо. Пусть не пугается читатель: никаких назидательных слов в свой адрес он не прочтёт: я лишь приглашаю к совместному размышлению о грядущих днях, трудностях, которые они несут, и опыте истории, который может оказаться небесполезным в их преодолении.

Мне бы очень хотелось быть правильно понятой: говоря о том, чего мы лишились в ходе прогресса, я отнюдь не ратую за возврат к прошлому и не пытаюсь его идеализировать, так же как не хочу умалить достоинства и достижения нашей современной цивилизации. Радио, телевидение, вычислительная техника, освоение ядерной энергии, выход в космос, генная инженерия — всё это неузнаваемо по сравнению с прошлым изменило нашу жизнь и предоставило возможности, о которых наши далёкие предки и мечтать не смели. Изменился образ жизни, понимание мира и мы сами. Но вместе с огромными возможностями наша цивилизация поставила нас перед столь же огромными трудностями. Они слишком хорошо известны, чтобы стоило их здесь повторять. Ища пути для их преодоления, мы должны знать опыт и ошибки предшествующих поколений, причём в общепланетном масштабе.

История постоянно ставила эксперименты и производила ценностный отбор. В наших интересах увидеть направление этого отбора и его неслучайный характер.

К сожалению, мы остаёмся глухими и слепыми и не можем следовать тому пути, на который нас толкает история, стремясь изобрести что-нибудь ошеломительно новое, словно за десять тысяч лет, со времени неолитической революции, не были перепробованы разные варианты развития — в разных климатах и на разных ландшафтах, под разными небесами, населёнными разными богами.

Вяч. Вс. Иванов справедливо отметил: «Одно из основных отличий современной цивилизации ото всех, которые ей предшествовали, заключается в том, что нам известен (пусть отрывочно, пусть по мозаике фактов, открытых археологами, дешифровщиками древних текстов, историками) опыт предшествующих цивилизаций» [15, с. 549]. Почему же мы не используем выводы из прошлого, когда думаем о будущем? «Ведь у нас есть преимущества наблюдателей, знающих, что случилось в конце» [там же].

Пользу обращения к десятитысячелетнему опыту прошлого Вяч. Вс. Иванов выразительно продемонстрировал на примере той области, которая привлекла к себе внимание в связи с проектом поворота рек.

Проанализировав основные социально-экономические уроки развития больших ирригационных систем древнего и средневекового Востока, учёный делает неутешительный вывод: «Ирригационные общества древнего мира и средневековья, основанные на крупномасштабных каналах и других больших ирригационных сооружениях, все плохо кончили. Последствия этих регулярно повторявшихся крушений, в основном однотипных, до сих пор заставляют о себе помнить. Но помнят ли — скажу даже больше, знают ли — об этих катастрофах те, кто планирует создание современных больших ирригационных систем? Позволю себе предположить отрицательный ответ на этот вопрос» [там же, с. 561]. Если история произвела отбор эффективных методов организации хозяйства в конкретных экологических условиях и забраковала крупномасштабную ирригацию, то стоит ли возрождать старое наперекор случившемуся, опять и опять повторяя старые ошибки?

Это — лишь один из выразительных примеров, а их можно привести множество. Надеюсь, читатель, внимательно следовавший за автором, понял, что не романтической ностальгией по ушедшему прошлому проникнуты страницы, описывающие забытую цивилизацию, а приглашением поразмыслить о тех рациональных выводах исторических дисциплин, которые могут оказаться полезными для поиска новых путей, отвечающих современной культурной и социально-экономической ситуации. Как же вредит нам распространённое заблуждение, отказывающее древней истории в её практической значимости и прикладном характере! Ведь это — богатейшая сокровищница тысячелетнего опыта многих поколений, и от скольких ошибок, бед и катастроф мы были бы избавлены, если бы чаще прислушивались к её урокам.