Забыть Веронику

Константин БУШУЕВ

ЗАБЫТЬ ВЕРОНИКУ

Детективный роман

Глава 1, написанная участковым

Один человек попросил меня написать книгу о прошлогодних событиях. О тех событиях, в результате которых моя относительно счастливая и вполне благополучная жизнь пошла наперекосяк. Старая-престарая истина: что имеем — того не ценим.

Причем он не просто написать попросил, он еще и озвучил требования, которым должна соответствовать книга. Главное требование — правдивость. Я пообещал, что учту его пожелание, и обещание свое намереваюсь сдержать.

Долго думал, какой момент взять за отправную точку. В итоге решил, что правильнее будет начать повествование с семнадцатого мая прошлого года. С предпоследнего свидания с Ксюхой. До крайней нашей встречи тогда оставалось всего шесть дней…

Стоял на удивление теплый для середины мая день, она открыла все форточки, и по квартире гулял слабый ветерок, пахнущий весной и свежестью. Прикрывшись одеялом до середины живота, я лежал на помятой простыне и ел одну за другой ягоды черешни, которые клала мне в рот Ксюха, сидевшая рядом в весьма фривольной позе. Самую сокровенную часть ее женского тела скрывала только большая эмалированная миска с черешней, которую она поставила на внутреннюю сторону бедра и придерживала одной рукой. Из одежды на ней не было ничего, кроме моей форменной рубашки, застегнутой на две пуговицы.

Обсасывая очередную косточку, я подумал, что вот эта трогательная мизансцена наверняка является неким стандартом, шаблоном, образцом поведения, которое наше подсознание велит выполнять снова и снова. Натруженный мужчина расслабленно лежит и отдыхает после любовных ласк, а удовлетворенная полуобнаженная женщина сидит рядышком и кормит его какими-нибудь плодами. И обязательно, чтобы это все происходило при дневном свете, ну или хотя бы в сумерках, но никак не при искусственном освещении. Пришедшая в голову мысль так заинтересовала меня, что я начал вспоминать фильмы, в которых присутствует такая сценка. Из зарубежного кинематографа вспомнилось только одно название, зато из отечественного — целых четыре. Странно. То ли я мало иностранных фильмов посмотрел за свои тридцать четыре года, то ли кормить своих лежащих в постели мужиков любят только русские женщины…

— Ты когда о чем-то постороннем думаешь, это сразу видно по твоему лицу, — неожиданно сообщила Ксюха.

— Может быть, — лениво отозвался я. — Так из меня шпиона никто и не готовил. Ничего страшного, если посторонние, как ты говоришь, мысли на моем лице отражаются…

— Ну, не шпион, да. Но ты же мент. У хорошего мента ничего не должно быть на лице написано. Как у памятника чугунного.

— Так я же не сыщик, я участковый. Мое дело — общий порядок на куске земли поддерживать, а не в банды внедряться…

— Я тебе говорила, что в старших классах тоже мечтала пойти в милицию? — перебила Ксюха. — Тогда в России еще милиция была.

— Не говорила. А почему мечтала?

— Честно сказать?

— Честно.

— А я хотела таким образом себя обезопасить. От остальных ментов. Хотела стать одной из них. Знаешь, как бабки говорят: ворон ворону глаз не выклюет.

— Тебя что, милиционеры обижали?

— Конкретно меня — нет. А вот бате моему доставалось. Как с первой судимости началось, так и пошло-поехало…

— Да, про судимость ты рассказывала. За нанесение увечий…

— Увечий, увечий! — гневно перебила девушка. — Он, между прочим, нас с мамкой защищал. А тех отморозков никто не просил к нам в дом залезать… Бате моему благодарность бы надо было выписать за то, что в одиночку троих заезжих хулиганов отмолотил, причем без всякого оружия. А у них, между прочим, ножи были, вот так!.. А его вместо благодарности в зону на три года закинули… Мать сначала с горя запила, потом мужиков водить стала. А мне ведь тогда уже десять лет исполнилось, понимала все… «Иди, дочка, на детской площадке в соседнем дворе поиграй, там вчера качелю новую поставили, а мы пока с дядей Борей про взрослые дела поговорим», — со злостью спародировала она. — Как будто я не догадывалась, какими именно делами они заниматься будут в мое отсутствие…

За три месяца нашего тайного романа Ксюха несколько раз упоминала о своем нелегком детстве и о нелепо сложившихся судьбах отца и матери, до сих пор прозябавших в нищем, наполовину вымершем поселке неподалеку от Краснодара. Но упоминала как бы вскользь, неохотно, так что общая картина ее прошлого у меня не складывалась. А вот в тот вечер ее словно прорвало. Рассказала мне, как вернулся из колонии отец, оставивший на зоне половину здоровья. Как пытался заняться бизнесом и как мешали его благим начинаниям местные милиционеры. Как отцу приходилось своими силами отбиваться от вымогателей, как он в пылу драки покалечил двоих «братков» и как его за это снова привлекли к уголовной ответственности… В общем, под тяжким грузом жизненных обстоятельств благополучная семья деградировала чуть ли не до самого дна. Регулярных заработков не стало. Изредка появляющиеся деньги тратились в первую очередь на водку и в последнюю — на родную дочь. Вдобавок ко всему родители Ксюхи еще и двоих сыновей-погодков сделали, одного за другим, и особой заботы о них не проявляли. Как я понял, сама Ксения ухаживала за маленькими братьями больше, чем отец и мать, вместе взятые. Нетрудно, в общем, представить, в какой атмосфере жила молодая девушка в отчем доме. И столь же нетрудно понять ее горячее стремление поскорее вырваться из серой и унылой обстановки родного поселка. Только-только школу окончила и тут же начала присматриваться, а не подвернется ли возможность переломить судьбу, уехать куда-нибудь далеко, желательно в крупный город, и начать жить заново. Понятно, что такая возможность могла быть связана только с мужчиной. И мужчина такой появился, как только Ксюхе исполнилось девятнадцать лет. Нет, отнюдь не прекрасный принц на белом коне и не олигарх на черном «бумере», а просто хороший и непьющий парень по имени Савелий, родом с Урала. Обычный водитель большегруза. В Краснодарском крае он тогда оказался проездом. Случайно познакомился с Ксюхой, с первого взгляда влюбился, предложил поехать с ним. Родители девушки встали в позу, не захотели отпускать дочь с неизвестным дальнобойщиком, которого они видели впервые в жизни. Но, поскольку всякий авторитет в глазах дочери они давно утратили, не особо она их и спрашивала. Собрала свои скромные пожитки в рюкзачок, залезла в кабину фуры и умчалась вместе со своим ухажером на Урал. Поженились уже здесь, в Городе.

С тех пор прошло два года, Ксюха попривыкла к городской жизни, перепробовала несколько профессий, не требующих особой квалификации. Пыталась даже поступить на бюджетное отделение местного вуза. Наивная… Чтоб в наши учебные заведения на бюджет попасть, это нужно либо «золотой» аттестат иметь, либо много-много лишних купюр в загашнике. Куда уж Ксюхе с ее шестьюдесятью баллами за ЕГЭ… Провалилась на первом же экзамене. А в прошлом году у нее хватило наглости подать документы на поступление в наш Институт МВД, который раньше именовался школой милиции и который я сам окончил в свое время. Понятно, что ее даже до вступительных экзаменов не допустили. Приезжая провинциалка, еле-еле школьный аттестат получившая, да еще и с дважды судимым отцом — ну какая может быть служба в органах внутренних дел?

Прошлой осенью Ксения устроилась продавщицей в небольшой продуктовый магазин, расположенный неподалеку от ее дома, тоже на моем участке. А сразу после новогодних праздников из этого магазина уволилась. Да не просто уволилась, а через серьезный конфликт. Некрасивая история приключилась. Хозяин магазина инсценировал кражу. Подговорил каких-то юных дурачков проникнуть ночью в свое заведение и вынести оттуда большое количество дорогостоящих продуктов. И таким образом дело подстроил, гад, что виновницей как будто оказалась Ксения. Типа, забыла перед уходом магазин на сигнализацию поставить. Потом хозяин быстренько заявление в полицию накатал и стал требовать от Ксении компенсировать мнимые убытки, угрожая в противном случае упечь ее в женскую колонию за организацию кражи. Как я понял, там дело было не столько в деньгах, сколько в личных отношениях. Хозяйчик этот давно облизывался на ее красоту и регулярно подкатывал с недвусмысленными предложениями, но всякий раз Ксюха его отшивала. Вот он и обозлился.

Об этом криминальном происшествии я, естественно, знал по долгу службы. И дал себе труд вникнуть в детали. Вот тогда-то я с Ксюхой и познакомился. На всю жизнь запомнил тот момент, когда ее впервые увидел. Таких девушек не забывают. Высокого роста, с роскошной гривой каштановых волос, с зелеными глазами, шикарным бюстом, богатейшими плечами и бедрами… Было в ее красоте нечто дикарское, бунтарское. Сказать, что она мне понравилась, — значит, ничего не сказать. От одного только ее мягкого южного говорка и фрикативного «г» я едва ли не сходил с ума… Естественно, я решил помочь девчонке, тем более что возможность такая у меня имелась. Хозяин магазина давно был у меня в индивидуальном «черном списке». Вечно возле него всякие темные личности крутились вроде скупщиков краденых мобильников, содержателей борделей и мелких наркодилеров. Я знал, на какие точки нажать, чтобы заставить его снять все претензии в адрес Ксении и выдать ей полный расчет. На точки нажал. Причем сделал это так, чтобы Ксения о моем участии узнала не от меня, а от третьих лиц. Интуиция подсказывала мне, что к сотрудникам полиции эта особа относится отнюдь не восторженно, а я очень хотел ее к себе расположить. Уж до того она мне приглянулась, что факт ее замужества не стоил в моих глазах и копейки. Равно как и обручальное кольцо на моем собственном безымянном пальце. Впрочем, мне и раньше доводилось крутить романы с замужними женщинами, обманывая при этом и чужих мужей, и свою супругу.

К моему удивлению, добиться взаимности этой двадцатидвухлетней красавицы мне удалось довольно легко. Муж ее, тот самый Савелий, регулярно бывал в длительных отлучках, которые я использовал для того, чтобы заглянуть к ней на огонек. Так, будто бы между делом. Обязан же я обходить свой участок, обязан вести профилактику правонарушений!.. В первый раз зашел, чтобы поинтересоваться, не досаждает ли бывший работодатель, владелец магазина. Во второй раз уточнил, не доставляют ли неприятностей судимый сосед с верхнего этажа, не распивают ли подростки пиво в подъезде... Не помню уже в точности, какие предлоги я использовал. Зато помню, как Ксения предложила мне чаю, и около часа мы просидели с ней на маленькой кухне за разговорами. И еще помню мелькнувший в ее глазах огонек, скрыть который не под силу ни одной женщине, особенно молоденькой… Скажу без ложной скромности, опыт у меня в любовных делах немалый: девчонки западали на меня еще в ту пору, когда и подростковые прыщи с моего лица не успели сойти. Думаю, клевали в первую очередь на голливудскую внешность, я ведь и сам, глядя в зеркало, иногда видел некоторое сходство то ли с Ричардом Гиром, то ли с Брэдом Питтом, то ли с ними обоими…

То, о чем мне мечталось с момента нашего знакомства, состоялось в середине февраля, когда дальнобойщик Савелий катался на своей фуре где-то очень далеко, чуть ли не за Полярным кругом. Интимная близость с Ксенией затмила все мои былые представления о сексе. До глубины души меня поразила необычайная разносторонность моей новой пассии. То скромница и недотрога, то распутная и необузданная дикарка, она словно специально давала мне возможность сыграть разные роли. Я мог быть самцом, напористым и брутальным, а мог быть неопытным старшеклассником, волею случая оказавшимся в постели с молодой преподавательницей биологии… Короче, от изнеможения я тогда чуть не скончался. А больше всего меня поразила и позабавила фраза, которую проронила Ксюха, опершись на локоть и склонившись надо мной. «Ты первый мент, от которого я видела добро, и я теперь всегда буду с тобой», — вот что она тогда сказала громким шепотом. И мне эта фраза показалась до боли знакомой, и я усиленно стал вспоминать, но так и не вспомнил. Озарение пришло лишь тогда, когда я вернулся домой и кинул случайный взгляд на нижнюю полку шкафа, где в беспорядке стояли и лежали мои детские книги. Ну конечно! «Ты первый человек, от которого мы видели добро, и стая разрешает тебе остаться с нами». Шведская сказка про мальчика-лилипута, путешествовавшего с гусиной стаей!

Да, многое мне открылось в тот вечер. В том числе и то, что Ксения, несмотря на свой календарный возраст, в духовном смысле остается ребенком. Ну, или девочкой-подростком. Продолжает жить в мире сказок и грез. И я для нее являюсь тем самым принцем на белом коне, которым так и не смог стать Савелий. Его, бедного, мы с Ксюхой впоследствии тоже обсуждали, и девушка вполне откровенно излагала причины своего недовольства супружеской жизнью. Оригинальностью эти причины не отличались. Ну да, часто и подолгу отсутствует… Когда дома находится, то мало внимания жене уделяет… Компанию друзей ценит больше, чем компанию жены… В длительных отъездах наверняка изменяет… Последний пункт, правда, являлся всего лишь предположением, но Ксюха горячо уверяла, что несколько раз обнаруживала в телефоне Савелия фривольные смс-сообщения, отправленные посторонними девушками, и не сомневалась в том, что с этими особами ее муж имел интимные связи, пока колесил по региону.

С самим Савелием я познакомился чуть позже, чем с его супругой. Потрепались о жизни, обменялись сотовыми номерами. Для него не были секретом ни ее проблемы с работодателем, ни моя помощь. Простой парень, душа нараспашку, как мне тогда показалось. Приглашал меня «заходить, если что». Ну, я и заходил. Тщательно выбирая моменты, когда он был далеко от дома и не мог нежданно-негаданно вернуться…

А месяца через полтора после начала нашего с Ксенией романа я узнал и еще одну причину, по которой девушка тяготилась совместной жизнью с Савелием. Парень решительно и твердо отказывался обзаводиться потомством. О мотивах можно было только догадываться, но, по словам неверной супруги, он просто не желал, чтобы его довольно скромный заработок тратился на нового маленького человека. Банальная скупость, прижимистость. А вот сама Ксения детей очень хотела, и желательно двоих или троих, а там уж как пойдет.

Вот когда я понял, насколько сильно в ней это желание, внутри у меня что-то напряглось. Как будто шевельнулось предчувствие скорой беды. Особенно меня взволновало то, что детей она хочет рожать не от кого-нибудь, а от меня. И быть при этом вовсе не тайной любовницей, а законной женой. Ничего удивительного в этом ее стремлении, по сути, не было. Для бедной и не очень умной девушки без связей и без образования это был просто великолепный шанс: сменить примитивного дальнобойщика на капитана полиции, однокомнатную квартирку в пятиэтажной халупе — на шикарную хату в элитном жилом комплексе… В моем жилище она, естественно, никогда не бывала, не такой я дурак, чтобы любовницу приводить, но дом-то мой находился в пяти минутах ходьбы от ее «хрущевки», и она могла представлять, в каких шикарных условиях там люди живут. И мою серебристую «тойоту», купленную в позапрошлом году, она тоже видела и наверняка догадывалась о ее примерной стоимости.

О своем желании занять место моей жены Ксения говорила мне без обиняков. Есть в русских селеньях такие женщины, простые, как дверь. Что думают, то и говорят. И, как ни странно, своей наивной простотой и абсолютной прямолинейностью иногда добиваются того, чего другие дамы не могут добиться ни намеками, ни интригами, ни хитроумными психологическими приемами.

Но со мной у Ксении вышел облом. Откровенность не помогла ей добиться цели. И не могла помочь. За месяцы нашего романа у меня ни на секунду не мелькнула мысль, что можно разрушить брак с нелюбимой, но законной женой Светланой и вот так вот, с чистого листа, создать новую семью с обожаемой Ксюхой. О своем твердом нежелании расставаться с супругой я, конечно, Ксении не говорил. Равно как и о причинах такого нежелания. От нее чего угодно можно было ожидать. Например, она могла вспылить и просто оборвать наши отношения, а терять доступ к ее роскошному телу мне до жути не хотелось. А могла и кое-что другое сделать: заявиться ко мне домой и выложить моей Светлане всю правду-матку. Последствия были бы для меня просто ужасными. Вот и приходилось выкручиваться, кормить Ксюху традиционными мужскими отмазками…

— Не решился еще? — спросила она, когда я уже надевал брюки, поглядывая на часы.

— На что не решился?

— Все ей рассказать.

— Ксюха, милая… Я давно решился. Я нужные слова найти не могу.

— А какие особенные слова тебе нужны? — с искренним недоумением спросила она. — Ты ей так и скажи. Встретил другую, полюбил. Не будет же она тебя силой удерживать. А если упрется, подашь в суд, и вас разведут. Детей у вас нет.

Вот эта колхозная прямота моей любовницы поначалу забавляла и умиляла меня, а когда дошло дело до серьезного вопроса, начала немного раздражать и даже пугать. Не пятнадцать же лет, в самом деле. Должна понимать основы человеческих взаимоотношений.

— Ксюшенька, не все в жизни так просто, как тебе кажется. Я четыре года со Светкой прожил. Она ко мне привыкла. Даже любит, наверное. Если я ей всю правду о нас вывалю, как ты предлагаешь, она может и руки на себя наложить. Или другой вариант: смертельно обидится и ради принципа затянет наш развод на месяцы… А нам оно надо?

— На месяцы — не надо, — согласилась девушка, крутя пуговицу моей рубашки.

— Вот видишь. Поэтому я хочу хорошенько подготовиться к разговору. Подобрать слова. Чтобы все как по маслу прошло… И еще, у Светки сейчас тяжелый период, у нее постоянно плохое настроение. Вот станет ей полегче — и поговорим…

— Какие все нежные, — протянула Ксения, выразительно закатывая глаза. — Надеюсь, она не до следующего года кукситься будет.

— Ну, не капризничай, Ксюша. Сказал же, я все решу. Только не торопи. И вообще, рубашку мою снимай.

Состроив хитрую рожицу, Ксения моментальным движением распахнула полы рубашки, которую, как оказалось, успела незаметно расстегнуть. Во рту у меня мгновенно пересохло, руки сами собой потянулись к ее телу, но я усилием воли заставил себя вспомнить, что уже девять вечера, и если сейчас задержаться еще на полчаса, то Света наверняка начнет названивать на сотовый, а ответить на звонок во время любовных ласк мне будет очень затруднительно. Дабы не искушать судьбу, я поскорее оделся и пошел к выходу. Подруга проводила меня до дверей, на прощанье прижавшись всем телом и сцепив руки у меня на затылке.

Уже на лестнице я вынул из кожаной папки маленький пузырек «Армани», своей любимой туалетной воды, и обильно побрызгался. После каждой встречи с Ксенией мне казалось, что я просто пропитан ароматами ее тела. Так вот, чтоб хоть немного перебить…

На улице уже почти стемнело. Воздух был теплый-теплый, совсем летний. Глубоко вдыхая, я шел через дворы и детские площадки прямо к высоченной семнадцатиэтажной махине, в которую мы со Светой въехали четыре года назад. Уже подойдя к подъезду, я увидел, как из-за угла дома выскочила незнакомая женщина средних лет с паническим выражением на лице.

— Помогите! Помогите кто-нибудь! — закричала она срывающимся голосом. Я резко остановился. Женщина кинулась ко мне.

— Что у вас случилось?

— Скорее сюда… Там… За домом… Там такое…

Я решил, что быстрее будет посмотреть самому, чем добиться вразумительного ответа от перепуганной дамы, лицо которой почему-то показалось мне знакомым. Поспешно побежал за угол и через мгновение вспомнил: так она же в соседнем подъезде живет, с двумя детьми-подростками. Я обогнул дом и вздрогнул от неожиданности. Хоть я и служил в полиции, но ведь не в уголовном розыске, а простым участковым, и не часто мне приходилось видеть мертвые тела, распластанные на газоне. А в том, что лежащая на земле женщина в бежевом халате живой быть не может, сомнений не было. Для пущей уверенности я все-таки пощупал пульс. Тело было еще теплым, но без всяких признаков жизни. По тому, как лежала мертвая женщина, как была у нее вывернута шея, нетрудно было догадаться, что причиной смерти послужило падение с высоты. Я машинально поднял голову и увидел сплошной ряд застекленных лоджий.

— Ой, какой кошмар! — взвизгнула стоящая за моей спиной мать двоих детей. — А я ведь знаю, кто это!

— Кто?

— Ой! — опять вскрикнула женщина. — Я фамилию не знаю, но они на двенадцатом этаже живут! С мужем! Вон же их лоджия, смотрите! Давайте скорее к ним! Скорее!

Взбудораженное состояние соседки передалось и мне. От волнения я даже забыл, что мне следует немедленно позвонить в дежурную часть и вызвать оперативно-следственную группу, а до приезда коллег охранять место происшествия. Вместо этого я заскочил в подъезд и помчался наверх.

Глава 2, написанная доцентом

У каждого начинающего писателя есть личный мотив, побуждающий сесть за стол и начать набирать текст. К примеру, горячее желание донести до людей свои мысли и идеи, хотя бы и бредовые. Или неуемная жажда славы и почестей. Или мечты об огромных гонорарах… Так вот: ничего подобного у меня нет. Ни деньги, ни слава не вернут мне былого счастья. И не роятся в моей голове никакие великие мысли, которые хотелось бы доносить хотя бы до одного человека…

Моим главным и единственным мотивом является Боль. Пишу о ней с большой буквы, потому что все последние месяцы она составляет основу моего существования, и на ее фоне теряются все остальные мысли, чувства и эмоции. Можно сказать, ничего иного в моей жизни и не осталось, кроме великой Боли. Мне регулярно помогают ее заглушать, но она возвращается, как только заканчивается действие очередной дозы медикаментов. А я ведь понимаю, к чему может привести каждодневный прием нейролептиков. Не хочу для себя такой судьбы, не хочу становиться «овощем». Но и нет сил терпеть Боль. Вот и хватаюсь за соломинку, ищу альтернативный способ спасти свою психику от необратимого и окончательного разрушения. Пришла в голову парадоксальная на первый взгляд мыслишка: а что, если сесть и подробно описать все случившееся? Вспомнить и описать. Во всех подробностях, во всех деталях. Чтобы частности заслонили целое. И чтобы у меня появилось ощущение отстраненности, нереальности произошедших событий. Как будто весь этот ужас случился не со мной, а с каким-то выдуманным киношным персонажем, за жизнью которого я наблюдаю, сидя в кинотеатре. Ведь когда мы смотрим фильм, в котором симпатичный нам герой испытывает ужасные моральные или физические муки, то не ощущаем же мы их на своей шкуре? Мы можем посочувствовать, можем взгрустнуть, можем призадуматься и даже всплакнуть, но это не помешает нам, завершив просмотр, приготовить вкусный ужин и с аппетитом его съесть, а на следующее утро пойти на работу и выполнять свои служебные функции… Вот в этом я и увидел свое спасение, чтобы посмотреть на себя со стороны. Знающие люди меня предупреждали, что таким путем я смогу вызвать у себя раздвоение личности… Вполне возможно. Но меня это не пугает. Уж лучше пусть случится раздвоение личности, чем ее гибель!

Элементарная логика подсказывает, что начать рассказ нужно с того страшного события, которое разделило мою жизнь на две части и которое в конечном итоге довело меня до сегодняшнего полурастительного существования. Таким событием явилась нелепая и неожиданная смерть моей жены, с которой мы прожили больше пятнадцати лет. Но тут есть одно затруднение. Дело в том, что внезапная гибель Маргариты и вид ее мертвого тела причинили мне такую мощную психологическую травму, что на несколько дней я почти полностью утратил связь с реальностью. В первый момент я просто потерял сознание, а потом, придя в себя, видел все вокруг как бы сквозь пелену плотного тумана. Перед глазами у меня мелькали хмурые физиономии людей в полицейской форме и озабоченные лица врачей, и все они задавали мне вопросы, все чего-то хотели от меня, но я не мог им ничего сказать. В тот же вечер меня госпитализировали в клинику неврозов и выписали только через четыре дня. Я даже на похоронах Маргариты не присутствовал, лечащий врач категорически отказался меня выпускать. Возможно, он был прав. Не уверен, что у меня хватило бы душевных сил пережить это мероприятие.

За ворота клиники я вышел на следующий день после похорон. На первом же перекрестке чуть не влетел под колеса маршрутки, причем даже не заметил бы этого происшествия, если бы выскочивший из кабины водитель, то ли таджик, то ли узбек, не наорал бы на меня на своем диком наречии, с вкраплениями ломаных русских слов. Ничего не ответив, я пошел на остановку, влез в первый подошедший трамвай, уселся на свободное сиденье и очнулся оттого, что пожилая женщина-кондуктор трясла меня за плечо. Оказалось, я проехал полгорода и оказался в совершенно незнакомом районе. Выйдя на улицу, я задумался, каким образом добираться до дома, но мысль о доме мгновенно улетучилась из головы. Непонятное внутреннее чувство не пускало меня домой. Сначала нужно было сделать нечто очень важное… Но что именно? С полчаса посидев на скамейке, я принял решение и поехал в сторону Восточного кладбища.

Находясь в стационаре, я ни с кем не поддерживал контактов, даже по телефону. Доктор запрещал. Но сам он, очевидно, связывался с кем-то из моих друзей, а иначе откуда бы ему знать точную дату похорон. Он и сообщил мне, что организацией траурных мероприятий занимается брат моей жены Анатолий и что беспокоиться мне совершенно не о чем. И о том, что Маргарита похоронена именно на Восточном кладбище, я узнал тоже от врача.

Точное место мне подсказали сотрудники кладбищенской администрации. Я долго не мог его найти, путался в секциях и участках. Когда наконец нашел свежую могилу, сплошь покрытую богатыми венками, долго стоял возле нее и смотрел на портрет Маргариты, аккуратно прислоненный к деревянному кресту. Почувствовав слабость во всем теле, присел прямо на венки, уронив голову на колени. Сколько я так просидел, закрыв глаза и не слыша вокруг себя ничего, кроме шума сосен? Час, полтора, два… Не знаю.

— Здравствуйте!

Всего одно слово, произнесенное мягким женским голосом, вернуло меня к реальности. Я медленно поднял голову и увидел стоящую метрах в трех от себя стройную русоволосую девушку с очаровательно-милыми чертами лица, одетую в легкое бежевое платье с короткими рукавами. На вид ей было не более двадцати лет.

— Здравствуйте, — тихо сказал я, поднявшись на ноги. — Кто вы?

— Как вам сказать… Я внучка одного очень хорошего человека, похороненного воон там, — она махнула рукой в сторону мощного гранитного памятника, видневшегося неподалеку. — Пришла навестить деда и заодно погулять в одиночестве по сосновому лесу. А тут — вы. Я и решила, что вам нужна помощь. И подошла. Не сердитесь?

— Нет, что вы, — заверил я незнакомку. — Конечно, не сержусь.

— Вам плохо? — спросила она после короткой паузы.

— Да. Мне плохо.

— Это ваша жена?

— Да, — ответил я, взглянув на портрет Маргариты.

— Она красивая.

— Она была красивая! — неожиданно для себя выкрикнул я. — Она была красивая, а сейчас ее нет. Совсем нет! Я никогда больше ее не увижу, понимаете? Ну чем вы можете мне помочь, чем? Вы не сможете ее воскресить!

— Как знать, — слабо улыбнулась она.

Не будь у нее такого доброго лица и такого мягкого голоса, я бы подумал, что она надо мной издевается. Что значит: «как знать»? Кем она себя считает, Богородицей, что ли? Я открыл рот, чтобы заявить о неуместности ее высказывания, но не смог выдавить из себя ни слова. Зато почувствовал, как из глаз полились слезы. Это было так неожиданно, что я даже не попытался их остановить. Да и не было сил на это. С детских лет мне не доводилось так рыдать. Все пятнадцать лет жизни с Маргаритой пролетели перед глазами, пока я содрогался от слез. Когда рыдания закончились, я осознал, что опять сижу на венках, а моя новая знакомая ласково поглаживает меня по руке. Выражение ее лица было таким, как будто она сама отчаянно старается не разреветься. Мне вдруг подумалось, что со стороны это выглядит довольно нелепо: взрослый мужик сидит и плачет, а молоденькая девчонка, которая ему в дочери годится, пытается его поддержать. Собрав остатки самообладания, я сделал пару глубоких вдохов, вытер лицо платком и поднялся на ноги.

— Извините, девушка. Мне не следовало… так себя вести… при вас…

— Нет, в том-то и дело, что вам следовало это сделать гораздо раньше,— покачала она головой. — Слезы, они ведь не просто так природой придуманы. Не надо их сдерживать, даже если вы мужчина. Я вижу, ваша жена умерла пять дней назад?

— Да.

— И я уверена, что вы за это время ни слезинки не проронили.

Я кивнул. Так оно и было. Почти все время, проведенное в клинике, я молча пролежал на кровати, уткнувшись лицом в подушку или глядя в потолок. Глаза не увлажнились ни разу. А вот сейчас поплакал, и вроде на душе легче стало.

— Похоже, мне все-таки удалось вам помочь, — произнесла она и опять улыбнулась. — Давайте прогуляемся по тропинкам. Хотите?

Я кивнул. Спешить мне было некуда, никаких срочных дел не было. Возвращаться в пустую квартиру не хотелось. А в обществе новой знакомой было легко и приятно, от нее веяло свежестью, молодостью и душевной теплотой, и ласковый взгляд ее карих глаз казался мне тем самым глотком чистой воды, о котором мечтает полумертвый от обезвоживания путник, бредущий через пески. Когда мы уже вышли на тропинку, я заметил, как белая бабочка порхнула над русой головой девушки, легко коснулась крылышком ее волос и через секунду уселась на мое плечо. Я никогда не был склонным к мистике, но в этом пустяковом событии увидел знак, посланный свыше. «Ваша встреча не случайна», — шепнул внутренний голос, и я с ним согласился.

— Поначалу всегда тяжело, — задумчиво проговорила девушка. — Чем сильнее вы привязаны к человеку, тем труднее смириться с его уходом. Кажется, что вы уже никогда больше не будете смеяться, радоваться жизни… Но проходит время, и вы замечаете, что продолжаете жить. Снова появляются интересы, радости, заботы, тревоги… Поверьте, я знаю об этом не понаслышке. Не смотрите на мой возраст. Да, мне двадцать, но я успела потерять многое. И многих.

— Ваши родители?..

— Их нет. Они сейчас в лучшем из миров. Если такой есть, конечно…

— Не верите в загробную жизнь?

— Не очень. Я думаю, что наши предки придумали жизнь после смерти для того, чтобы не так страшно было умирать. И чтобы не так тяжело было терять близких. Чтобы можно было тешить себя надеждой на встречу с ними… Но если вам проще верить в то, что после телесной смерти душа продолжает жить, то верьте. Хуже не будет. Представьте, что ваша жена уехала в прекрасную страну и живет сейчас в роскошном замке, в окружении сказочной природы. А через пятьдесят лет вы сможете ее увидеть и обнять…

— Через пятьдесят лет? — невесело усмехнулся я. — Да вы оптимистка. Не много ли вы мне намерили?

— Я уверена, что вы проживете очень долгую жизнь. И счастливую. И новая любовь у вас обязательно будет, вот увидите. Она придет незаметно, без всяких усилий с вашей стороны. Вот как эта белянка, которой вы так понравились, что она уже три минуты сидит у вас на плече.

Девушка кинула на меня лукавый взгляд, и в то же мгновение бабочка взлетела с насиженного места и начала порхать над нами. Моя новая знакомая плавно вытянула вперед руку, и насекомое послушно уселось на ее раскрытую ладонь. «Чудеса дрессировки», — подумал я, но эту мысль тут же заслонила другая. Мне вдруг показалось, что все это уже было. Тонкая кареглазая девушка, немного несовременная, словно сошедшая с тургеневских страниц, и белая бабочка, без страха опускающаяся на ее руку. Очень знакомый образ, когда-то я это уже видел. Может, в кино? Или все же в реальной жизни?

— Вы не все знаете, — сказал я. — Мне плохо и тяжело не только из-за смерти Маргариты. Если бы она умерла от старости, или от болезни, или вследствие несчастного случая, мне было бы проще с этим смириться. Но… она покончила с собой.

— Вот как?

— Да. Маргарита покончила с собой. И ведь я знаю, что у нее не было никаких причин так поступать! Она очень любила жизнь, она умела получать удовольствия. Она любила меня, а я любил ее. Она была красива и умна, у нее была прибыльная и престижная работа, много друзей и знакомых… Но и сумасшедшей она тоже не была и никогда не решилась бы на самоубийство, если бы не особые обстоятельства. Наверняка было нечто такое, с чем она не смогла справиться… И я никак не могу отделаться от мысли, что эти обстоятельства были связаны с нашей совместной жизнью. Со мной в конечном итоге…

— Я понимаю. Вас пугает мысль, что Маргарита могла уйти из жизни лично из-за вас.

— Да! — выкрикнул я, чувствуя, как опять подступают к горлу рыдания. — Простите, я веду себя несдержанно…

— Все в порядке, — она взяла меня за руку и несильно сжала мою ладонь. — Не вините себя. Разве вы плохо обращались с супругой? Не уделяли ей внимания, обижали ее?

— Нет, никогда не обижал.

— Ну вот. Поймите, не может такого быть, чтобы женщина покончила с собой из-за своего мужчины, а он даже не догадывался бы об истинных причинах. Вы просто не все знаете о жизни вашей супруги.

Я с минуту помолчал. Мне раньше как-то не приходило в голову, что в жизни Маргариты могли быть неизвестные мне трудности, настолько серьезные, что из-за них она решила спрыгнуть с двенадцатого этажа. И даже не обратилась ко мне за помощью… Вот ведь еще что обидно. Неужели она была заранее уверена, что я не смогу ей помочь?

— Послушайте… — начал я и тут спохватился, что до сих пор не удосужился узнать имя своей новой знакомой, хотя разговариваю с ней на самые личные темы. — Извините, я совсем погряз в своей беде, ни о чем другом не думаю… Как вас зовут?

— Меня зовут Вера. А вас?

— А меня… — я на секунду задумался, будет ли уместно назвать только имя, или лучше добавить еще и отчество. — Евгений Вениаминович.

— Вот и познакомились, Евгений Вениаминович. Только давайте я буду называть вас Женей. Так нам будет проще, поверьте.

До наступления сумерек мы гуляли по кладбищенским дорожкам. Я рассказывал Вере о своей покойной жене и о том страшном дне, который стал для нее последним. Она с интересом слушала, задавала уточняющие вопросы, принималась утешать меня всякий раз, как только я опять начинал терять самообладание. Совсем немного я рассказал и о себе лично: сорок четыре года, вузовский преподаватель, кандидат наук… Вера оказалась таким талантливым слушателем, что у нас даже не хватило времени, чтобы поговорить о ней самой. Сказала только, что родом она из Курганской области, рано осталась сиротой, воспитывалась дедом и бабкой, а сейчас живет в их квартире вместе с двоюродной сестрой и племянником в небольшом поселке возле аэропорта.

Когда мы вышли из кладбищенских ворот, я вдруг почувствовал зверский голод. Оно и понятно: завтрак в клинике был в восемь утра, и то я к нему почти не притронулся, а сейчас уже половина девятого вечера. Вера как будто угадала мое желание, обрадовалась, что ко мне вернулся здоровый аппетит, и сама предложила зайти в уличное кафе. Выбор там был, конечно, аховый, в основном фастфуд, который я почти никогда не употреблял. Мы сидели за столиком друг напротив друга, уплетали овощной салат, сосиски и пиццу, пили сначала сок, а потом растворимый кофе, и мне казалось, что ничего вкуснее я в жизни не пробовал. Понятно, что дело было не в качестве продуктов, а в моей очаровательной спутнице, в ее взглядах и улыбках, в ее немного детской мимике и жестах, которые сочетались с очень мудрыми и нестандартными высказываниями, побуждавшими меня по-новому посмотреть на проблему жизни и смерти. Увлеченный беседой, я все же обратил внимание, что непропорционально высокая официантка то и дело кидает настороженные взгляды в нашу сторону. Интересно, за кого она нас принимает? За наивную провинциальную дурочку и коварного седеющего обольстителя, у которого «бес в ребро»? Впрочем, какая разница. Важно не то, как мы выглядели со стороны, а то, что мне было очень легко и приятно вот так вот сидеть и смотреть на Веру. К концу нашей трапезы я не только смог улыбаться, но даже сумел рассмеяться над какой-то оригинальной репликой чудесной девушки.

Мы просидели в кафе до самого закрытия. Когда вышли на слабо освещенную улицу, я опять почувствовал мучительное напряжение по всему телу. Ведь сейчас надо будет расставаться, и что мне тогда делать? Я уже судорожно придумывал, под каким бы предлогом зазвать Веру к себе, но она опередила меня.

— Мне нужно ехать домой, Женя, — кротким голосом произнесла она, держа меня за обе руки. — Вы справитесь без меня?.. Уверена, вы справитесь, — сказала она, не дождавшись от меня ответа. — Вы мужчина, настоящий мужчина, я это точно поняла сегодня.

— Да, справлюсь, — еле выговорил я, — если только вы пообещаете, что мы еще встретимся. Прошу вас, дайте мне номер телефона…

— Лучше скажите мне свой, — попросила она, поколебавшись пару секунд. — И я обещаю, что позвоню вам завтра же. С утра.

Вера посмотрела на меня так серьезно, что не поверить ей было невозможно. Я назвал номер, и она два раза повторила его вслух, чтобы не забыть. Меня удивило, что у молодой девушки нет при себе мобильного телефона, и она объяснила, что аппарат у нее стал часто «глючить» и она отдала его в ремонт.

Мы с ней остановились на обочине, я поднял руку, и через минуту возле нас остановилась машина. С водителем договорились, что сначала он доставит домой меня, а потом уже отвезет Веру в ее поселок. У меня при себе нашлось пятьсот рублей, и я отдал их водителю, который всю дорогу пялился на меня в зеркало заднего вида и противно ухмылялся. Вера пыталась протестовать и говорила, что может заплатить сама. Ну уж нет. Не из тех я мужчин, которые допускают, чтобы девушка сама платила за проезд.

— До свидания, Женя! — шепнула Вера, когда машина остановилась у моего подъезда. — Помните, что я вам сказала! Ложитесь спокойно спать, а завтра, когда проснетесь, все будет хорошо.

Пару секунд я поколебался, не поцеловать ли ее на прощанье. Решил все же этого не делать. Да, мы с Верой провели полдня вместе, я воспрянул духом в ее обществе и впервые за последние дни подумал, что жизнь не кончилась, но… Не верил я, будто такая очаровательная девушка может увлечься мною как мужчиной. Да и наверняка у нее есть парень. Чтоб у такой красавицы и умницы не было молодого человека, нет, это просто невозможно. А коли так, зачем же я буду ее целовать и ставить тем самым в неловкое положение?

Машина умчалась, и я посмотрел ей вслед, на всякий случай записав госномер в телефон. В душе шевельнулось беспокойство. Как же Вера не боится поздним вечером садиться к незнакомым водителям и ехать за город? Сколько случается жутких происшествий с такими вот наивными девушками… И я тоже хорош. Надо было проводить ее до поселка.

Покачав головой от досады на собственную недогадливость, я побрел к подъезду. Уже достал ключи, но у самой двери поменял направление и завернул за угол дома. Присел на газон и погладил рукой короткую траву, на которой недавно лежала моя жена. Поднял голову вверх, нашел свою лоджию. Представил, как Маргарита переступила через невысокое ограждение, как она летела вниз… Интересно, что чувствуют люди, которые уже приняли такое ужасное решение и совершили необратимый шаг? Что они чувствуют в те секунды, когда летят навстречу земле?

Несмотря на тяжелые мысли, чувствовал я себя намного лучше, чем днем, когда в беспамятстве сидел на покрытой венками могиле. В теле ощущалась естественная усталость, хотелось лечь в постель и заснуть. Я вновь подошел к подъезду и вдруг увидел у своих ног прижавшегося к входной двери черно-белого котенка. Когда я к нему наклонился, он слегка напрягся, как будто в опаске, однако не убежал, а только коротко мяукнул. Я тихонько погладил зверька по спине и улыбнулся, вспомнив свое детство. Дело в том, что, когда я был ребенком и жил с родителями, у нас в доме всегда обитали коты и кошки. Всех их я воспринимал почти как членов семьи. Просто не представлял себе: как это можно жить и быть счастливым без кошки?.. А вот пришлось привыкать после заключения брака с Маргаритой. У нее была сильнейшая аллергия на кошачью шерсть, так что не могло быть и речи о том, чтобы завести Мурку или Барсика, даже самых гладкошерстных. И если бы вот этот черно-белый малыш повстречался мне неделю назад, то я бы просто вздохнул и прошел мимо в надежде на то, что рано или поздно найдется для него хороший хозяин. Но сейчас Маргарита была мертва, и ничто не мешало мне поучаствовать в судьбе зверька, непонятно почему оказавшегося на улице… Через минуту я вошел в свою пустую квартиру, держа котенка на руках.

Глава 3, написанная участковым

Дверь долго не открывали. Когда я уже решил, что в квартире никого нет, замок щелкнул, и на пороге появился массивный мужчина средних лет, с приятным интеллигентным лицом, которому придавали слегка забавный вид совершенно мокрые волосы. В домашнем халате, накинутом на голое тело. Из ванной выскочил, видимо. Сначала он вообще не понял, о чем я ему толкую, и смотрел на меня как на психа. Потом на его лице мелькнул испуг, и с криком «Рита, Рита!..» он метнулся в комнату, которая выходила на лоджию. Свет в комнате не горел, мужчина нервно хлопнул по выключателю. Я следовал за ним по пятам. Оказавшись на лоджии, я первым делом взглянул вниз. Мужчина сделал то же самое, и испуг на его лице моментально сменился глубоким ужасом. Он весь побелел, издал свистящий звук, конвульсивно взмахнул руками и повалился на пол.

Я затащил беднягу в комнату, после чего позвонил в «скорую помощь» и в дежурную часть местного отдела полиции. Обмахивая мужчину взятой с журнального столика «Теленеделей», напряженно раздумывал: дальше-то что делать?.. То есть должностную инструкцию участкового уполномоченного полиции я знал назубок, а она четко и ясно регламентирует мои действия в такой ситуации: обеспечить сохранность следов вероятного преступления до прибытия оперативно-следственной группы. Вот и все. Никакой самодеятельности, никаких лишних телодвижений. Но здесь была одна сложность. Где оно, место преступления? Лоджия, с которой предположительно упала женщина? Или газон, на который она приземлилась? Ответа на этот вопрос я так для себя и не нашел, поэтому решил остаться в квартире, рядом с находящимся без сознания мужчиной. А то оставлю я его без присмотра, а он возьмет да помрет, и вот тогда мне точно пистон в одно место вставят.

Медики прибыли на три минуты раньше моих коллег. Перепоручив им новоиспеченного вдовца и категорически запретив выходить на лоджию, я спустился вниз и опять подошел к телу. Тут же подлетели две машины. Из одной выскочили оперативники Славик и Виталик, друзья не разлей вода. Из другой вылез розовощекий парень примерно моих лет, но не по возрасту полный и неуклюжий. Фамилия его вполне соответствовала внешнему виду. Следователь Толстов, с которым я познакомился в новогодние праздники, когда на моем участке случилась пьяная драка, закончившаяся двумя смертями. И с ним — двое незнакомых мужиков с чемоданчиками. Эксперты, куда же без них.

— Давайте так сделаем, капитан, — деловито сказал Толстов, когда я предложил свою помощь. — Чтобы вам зря время не тратить, прямо сейчас ответьте на мои вопросы и можете быть свободны. Что вы знаете про эту семью?

— Ничего.

— Из этого следует, что семья благополучная, так?

— Да. Никаких сигналов не поступало. Ни пьянства, ни семейного насилия, ни танцев до утра под бешеную музыку. Так в моем доме вообще все жильцы приличные, гопоты нет.

— В вашем доме? Вы что, тоже здесь живете?

— Да. В соседнем подъезде. Вот, домой шел после обхода, а тут…

— Ладно, сейчас уже поздновато будет, а вот завтра пройдитесь по соседям. Может, кто-нибудь окажется в курсе их взаимоотношений. Знаете, как иногда бывает: с виду вроде приличные люди, непьющие, образованные, а собачатся каждый день…

— Дело ваше, Вячеслав Михайлович, но ее мужа подозревать не стоит. Вы сейчас сами увидите, в каком он состоянии. Как увидел жену на земле,так и отключился.

— Посмотрим, проверим… Дети у них сеть?

— Нет, скорее всего. Я не заметил в квартире ни одной детской вещи.

— Хорошо, если так, — кивнул Толстов. — Сколько лет работаю, а на детские слезы так и не научился спокойно смотреть.

Славик тем временем переставил машину таким образом, чтобы свет фар падал как раз на лежащее тело. На улице уже совсем стемнело, а эксперту для работы требуется хорошее освещение.

— Жалко женщину, эхх, — коротко вздохнул следователь. — Хоть сама спрыгнула, хоть муж помог, все равно жаль. Красивая была.

Я всмотрелся. Лицо погибшей при падении не пострадало, и его действительно можно было назвать красивым. Женщина была уже не первой молодости, но очень ухоженная. Над волосами, ногтями и кожей она явно регулярно трудилась.

Через пару минут я уже входил в свою квартиру. Открыл дверь, и в нос мне ударил обалденный запах баранины в чесночном соусе. Что ж, очень кстати. Обед мой давно успел перевариться, а от черешни, которой меня накормила Ксюха, никакого насыщения не чувствовалось.

Светлана встретила меня в прихожей, одетая в свое привычное домашнее кимоно, стоившее примерно половину моей полицейской зарплаты. Дежурно чмокнула, не прерывая телефонного разговора с одной из своих многочисленных подруг. Это ее обычное занятие, по трубке базарить, она буквально не расстается с мобилой. Хотя надо отдать должное, телефонные разговоры она прекрасно умеет совмещать с другими занятиями, будь то приготовление обеда, глажка белья или даже просмотр телефильма. Помню, был случай вскоре после нашей свадьбы, когда во время ее очередной телефонной беседы мы даже ухитрились осуществить полноценное половое соитие, не пропустив ни одной из стадий, начиная с предварительных ласк и заканчивая тем сладострастным ощущением, ради которого люди и занимаются сексом.

Умывшись и переодевшись, я сел за накрытый стол. Светлана как раз в этот момент закончила переговоры с подругой и, не теряя ни секунды, атаковала меня вопросами.

— Что там случилось? Почему полиция приехала?

— Несчастный случай, Светуль. А может, и самоубийство.

— Да ты что?.. Вот это да… И кто погиб?

— Женщина лет тридцати трех. Из соседнего подъезда.

— Ой… А квартира какая?

— Сто двадцать третья.

— Ой, Андрюша, а ее случайно не Маргаритой зовут?

— Да, так и зовут, — с удивлением сказал я, не донеся вилку с насаженным куском мяса до рта. — А ты откуда знаешь?

— Ну а как не знать, это же Маргарита!.. Маргарита Симонович, заместитель генерального директора турфирмы, через которую мы в прошлом году на Сейшелы летали! Забыл, что ли?

Нет, само по себе путешествие на Сейшельские острова я не забыл и забыть не мог, это было бы несправедливо по отношению к прекрасному отелю с первоклассным сервисом, чистейшему пляжу и великолепному Индийскому океану. После женитьбы на Светлане, дочери преуспевающего бизнесмена, отдых на заграничных курортах перестал быть для меня недосягаемым, я успел побывать и на Средиземном море, и на Эгейском, и в Альпах, и на Канарах, так что сравнивать было с чем. Сейшелы показались мне раем земным. После двухнедельного расслабления в отеле, мраморные ступени которого выходили прямо на мелкопесочный пляж, я чувствовал себя помолодевшим на десять лет. Единственное, о чем я там мог мечтать, это чтобы на месте надоевшей Светки оказалась моя тогдашняя любовница, длинноногая смуглянка, работавшая танцовщицей в ночном клубе и время от времени снимавшаяся в фотосессиях для мужских журналов…

— Аа, — протянул я. — Ну так не я же тур заказывал, а ты. Откуда мне ее знать?.. Значит, ты с ней познакомилась?

— Да, конечно. Она тогда просматривала мой паспорт и сама обратила внимание, что мы с ней живем в одном доме. Разговорились. Такая женщина интересная, ты бы знал!..

— Хочешь сказать, заместитель гендиректора сама оформляла тур, принимала документы? Сомнительно как-то.

— Да, я ее об этом тоже спросила, и она сказала, что всякими Турциями да Египтами занимаются рядовые менеджеры, а вот элитные направления обслуживает она сама. Типа хочет быть лицом фирмы.

— И часто вы с ней общались?

— Не очень часто, но иногда созванивались. Времени не хватает со всеми-то поговорить…

Да, это точно. На всех подруг, друзей, знакомых и родственников времени не хватает. Моя жена имеет обыкновение обрастать дружескими связями, как катящийся с альпийской вершины снежный ком. «Интересным человеком» кажется Светке каждый второй встречный. Естественно, это касается только людей, принадлежащих к ее социальному слою. Почти все ее телефонные собеседницы — это жены, любовницы и дочери богатых предпринимателей, банкиров и политических деятелей регионального уровня.

— А что с ней случилось-то? — выпалила Света. — Что за несчастный случай?

— Падение с высоты. Они на двенадцатом живут…

— Вот это да… Жалко-то как. А муж ее что говорит?

— Ничего он пока не говорит. Не в себе. Я врачей к нему вызвал, думаю, в больницу увезут. Не знаю точно, куда в таких случаях помещают, то ли в психушку, то ли в неврологию… А ты что, и с ним знакома?

— Нет, — помотала головой супруга. — Маргарита о нем мало рассказывала. Он в институте преподает. То ли кандидат наук, то ли доктор. Евгением зовут.

В ее голосе мелькнули едва уловимые нотки легкого пренебрежения. Неудивительно: вузовский преподаватель, хотя бы и с докторской степенью, в глазах моей жены значил весьма немного. Вот если бы муж погибшей Маргариты был коммерческим директором крупной корпорации или депутатом областного Законодательного собрания, тогда другое дело.

— Ни о каком самоубийстве пусть твои друзья даже не думают, — уверенно заявила Светка. — Простая неосторожность.

— А что, не могла Маргарита покончить с собой?

— Да ты что, Андрюша, не сходи с ума! И речи быть не может.

— Почему?

— Ну ты глупый, что ли? — начала раздражаться Светка. — Чего ей жизни себя лишать? У нее все было, и внешность, и деньги, и работа нормальная… Из-за чего ей с балкона бросаться, из-за несчастной любви, что ли? Не девчонка сопливая. Кстати, ей не тридцать три, а тридцать пять было.

Это не я глупый, а она сама. Деньги, работа, подумаешь… С таким количеством «интересных людей» общается, так неужели никогда не слышала про долларовых миллионеров, которые совершали прыг-даун с крыши собственного небоскреба? Так ведь это мужики, прошедшие огонь и воду безжалостного бизнеса. А женщине найти повод для самоистребления еще проще. Особенно если она бездетная.

— У них ведь нет детей? — уточнил я.

— Нет.

— А любовник у Маргариты был?

— Любовник? — переспросила Светка. — Нет. Она ни разу не упоминала. Мы вообще о мужиках не говорили, все больше достоинства и недостатки разных курортов обсуждали, она же весь мир объездила…

Мне показалось, что на вопрос о любовнике Светлана ответила неуверенно. Свою жену я знаю довольно неплохо и могу отличить, когда она уверена в своих словах, а когда сомневается. Да мне и самому не верится, что две сравнительно молодые тетки, которые долгое время общаются друг с дружкой, могут совсем уж не касаться «мужской» темы.

— Слушай, Андрюша, и что теперь будет? — спросила Светка, когда я уже допивал чай. — Надеюсь, у твоих коллег хватит ума сообразить, что это был несчастный случай?

Я неопределенно пожал плечами и вышел на лоджию. Задумчиво посмотрел вниз. Как ни странно, только сейчас мне пришла в голову мысль, что квартира у меня точно такая же, как у несчастной Маргариты Симонович. Только этаж не двенадцатый, а седьмой.

— Или, может, они будут подозревать, что ее сбросил муж?

Я повернул голову. Светлана стояла за моей спиной, совсем рядом, и вопросительно смотрела на меня. Она вообще любит поговорить о моей работе, и обычно я ей в таком удовольствии не отказываю. Иногда даже приукрашиваю. Потому что если не приукрашивать, то слишком уже серым и неинтересным получится описание трудовых будней самого обыкновенного участкового уполномоченного полиции.

— Не знаю, Светуль. Но вряд ли. Понимаешь, он ведь по-настоящему потерял сознание. Я его пытался привести в чувство, но не смог. Потом врачи приехали, тоже его осмотрели. Я просто не верю, что такое можно симулировать… А с другой стороны, в несчастный случай мне тоже не верится.

— Это почему? — возмутилась жена.

— Потому что у нас точь-в-точь такая же лоджия, как у них. Ну вот, прикинь, как бы это могло случиться? Вот ты, лично ты, разве могла бы «случайно» выпасть отсюда?

Светка не нашла, что сказать. Лоджии в нашем доме вполне безопасные. Застекленные, с раздвижными рамами. Высота ограждения — стандартная, примерно сто сантиметров. Чтобы с нашей лоджии выпасть по неосторожности, нужно предварительно открыть две створки, а потом очень сильно перегнуться через край. Если верхняя часть тела перевесит нижнюю, то вот тогда можно и кувыркнуться. Но лишь в том случае, если сам этого захочешь.

— Все равно, — мотнула головой жена, с минуту подумав. — Должен быть какой-то способ. Раз она упала, значит, должен быть. Потому что самоубийство — еще более абсурдно.

— А если все же Евгений, муж… — пробормотал я, наблюдая, как из соседнего подъезда выносят носилки, прикрытые белой простыней. — Всякое же бывает.

— Да зачем ему, сам подумай, Андрюша. Маргарита мне о нем почти ничего не рассказывала, но его профессия говорит сама за себя. Ну сколько денег преподаватель поднимает, сам подумай! Двадцать пять тысяч в месяц или около того. Ну, пусть тридцать, если с утра до вечера пашет. Разве это деньги? Только чтобы с голода не подохнуть… А ты хоть помнишь, сколько стоит такая хата, как наша? Так вот они, между прочим, такую квартиру купили в позапрошлом году, причем без всяких кредитов. А еще у них новенький «Шевроле» имеется, на который этому Евгению за год не накопить, даже если на хлебе и воде сидеть…

Аргумент показался мне весомым. Действительно, если дела обстоят так, как утверждает Света, то с финансовой точки зрения Евгений был последним человеком, заинтересованным в гибели своей супруги. Я поразился, насколько наши семьи схожи по составу. Мужья-бюджетники и богатые жены. Разница только в том, что Маргарита Симонович — успешная бизнес-леди, а моя дорогая Светлана — просто дочка «золотого» папы, неприспособленная к жизни лентяйка, не умеющая и не желающая зарабатывать деньги.

— Почти наверняка будет «отказник», — уверенно сказал я, как бы подводя черту под нашей дискуссией. — Никакому следователю лишнее уголовное дело не нужно. Да и операм тоже. Скорее всего, ограничатся доследственной проверкой и откажут в возбуждении.

— А ты сам будешь как-то участвовать в проверке?

— Мое дело маленькое. С жильцами побеседовать, сведения о погибшей собрать. В принципе, я уже делаю это. С твоей помощью, — я широко улыбнулся. — Ты же была знакома с Маргаритой, значит, являешься живым источником информации.

— Ты держи меня в курсе, если вдруг что узнаешь! Интересно же…

Ответив на все вопросы жены, я посчитал себя свободным и пошел принимать душ. Тело ныло от двойной усталости. От двойной — это потому что интимная встреча с Ксюхой по физическим нагрузкам приравнивалась к шахтерскому рабочему дню, а после нее еще ведь и трех часов не прошло. Я хотел поскорее залезть под одеяло и уснуть. Но сразу уснуть не получилось. В тот вечер мне пришлось удовлетворять не только любопытство супруги, но и ее женскую природу. В этом деле я ей старался отказывать как можно реже. Во-первых, я хорошо знал, на какие несуразные поступки способна неудовлетворенная женщина. А во-вторых, у меня имелась устная договоренность с ее папашей, согласно которой я был обязан обеспечивать Светлане хорошее настроение и бодрое самочувствие. Вот и приходилось исполнять супружеский долг, хотя иногда, после встреч с любовницами, исполнение оказывалось неубедительно коротким…

***

Следующий день выдался относительно спокойный. Я сидел в кабинете и занимался рутинной бумажной работой. На обед сходил домой, как обычно. Светки дома не было, она еще с утра уехала в гости, в небольшой коттеджный поселок на окраине Города, где жила ее бывшая одноклассница. Потом до пяти вечера просто валяли дурака, трепались и пили чай вместе с моим соседом по кабинету, любителем сетевых игр и дорогих смартфонов, на которые уходила чуть ли не вся его зарплата.

В шестом часу я отправился выполнять получение следователя Толстова. Побродил по этажам своего дома, пообщался с жильцами. Обычно в многоквартирных домах никто ничего о соседях не знает, особенно если дом сравнительно новый. Вот и о семье Симонович мне никто рассказать не смог. Ответы на мои вопросы были в основном отрицательные. Шум, крики, звон посуды из сто двадцать третьей квартиры слышали? Нет. Подозрительные личности в квартиру захаживали? Нет. Сами у них в гостях были? Опять нет… В такие моменты я завидовал своим коллегам, работающим в сельской местности. Особенно в глухих деревнях, удаленных от очагов цивилизации. Там все про всех знают, каждый наблюдает за соседом и подмечает интересные факты. В большом же городе вы можете десять лет прожить, а с соседом сверху познакомиться лишь тогда, когда он вас случайно затопит.

Один лишь человек сообщил мне нечто заслуживающее внимания. Женщина из сто десятой квартиры, тридцатилетняя, рано располневшая блондинка с прыщеватым лицом. С Маргаритой Симонович она тоже не была знакома, но взглянула на ее фотографию и сразу вспомнила о мелком эпизоде, приключившемся неделю назад.

— Я тогда у подъезда стояла вместе с сыном, — рассказывала она. — В поликлинику его повела, с больничного выписываться. А Ванюшка у меня жутко не любит врачей и вообще все, что с медициной связано. Каждый поход в поликлинику прям как пытка для него. Ну и для меня тоже, получается. Вот, значит, только мы из подъезда вышли, как он раскапризничался, ногами затопал, стал кричать, что никуда не пойдет. Пришлось его успокаивать и уговаривать. А тут как раз эта женщина домой возвращалась, которая у вас на фотке… Она мимо меня прошла. И не одна.

— А с кем?

— А за ней девчонка молодая волочилась, лет двадцати с небольшим. Причем они не как подружки себя вели, а скорее наоборот, как будто ссорились. Девчонке что-то нужно было от этой вашей женщины, она ее чуть ли не за рукав хватала. А та как будто стремилась побыстрее от нее избавиться. Шла быстрым шагом, на девчонку даже не глядела.

— Они молча в подъезд зашли или разговаривали? — спросил я.

— А они не зашли в подъезд. Женщина перед той, молоденькой, дверь захлопнула, перед самым носом. Девчонка ножкой топнула, прям как мой Ванюшка, и прочь побежала…

— Ну так все же, слышали вы какие-нибудь слова или нет?

— Сейчас, — блондинка комично наморщила лоб, напрягла память. — Я всего пару фраз слышала, когда они уже к самому подъезду подошли. Молодая пару раз произнесла что-то вроде «давай по-хорошему договоримся». Да, вот так. А ваша дама с фотографии ей ответила примерно так: «Он не предмет мебели, чтобы его делить. Сейчас он со мной, а я с ним…» Может, не дословно, но смысл такой был. И потом она дверь закрыла.

— Больше ничего не вспомните?

— Нет, пожалуй.

— А девушку смогли бы узнать, если бы увидели?

— Нет, наверное. Помню, что смуглая брюнетка, волосы длинные, прямые. И темные очки чуть не в половину лица…

Я дежурно поблагодарил женщину за помощь, сделал краткую пометку в блокноте и пошел домой, рассеянно размышляя над услышанным. Если эта пышечка не обозналась, то выходит, что у Евгения Симоновича была молодая любовница. Достаточно наглая для того, чтобы явиться к его жене и заявить на бедного мужика свои права. Или, возможно, не любовница даже, а просто молодая девчонка, которая в него влюбилась до беспамятства. Он же вузовский преподаватель, ежедневно со студентами общается, а на гуманитарных факультетах, как известно, всегда преобладал женский пол. Вот какая-то студенточка на него глаз и положила, невзирая на разницу в возрасте… Но вот вопрос: может ли эта история иметь отношение к смерти Маргариты? Заслуживает ли она того, чтобы в ней копаться?.. Чуть погодя я решил, что на всякий случай все же расскажу оперативникам об этом эпизоде недельной давности. Но разбираться в нем все равно придется лишь после того, как супруг погибшей женщины придет в нормальное состояние и сможет отвечать на вопросы. Вот тогда и можно будет разузнать, была ли у него внебрачная связь с молоденькой брюнеткой и могла ли эта связь послужить прямой или косвенной причиной смерти его супруги.

***

Нельзя сказать, что история с погибшей Маргаритой Симонович произвела на меня такое уж сильное впечатление, чтобы я ни о чем другом не мог думать. Для меня это был просто служебный эпизод, один из многих. Конечно, насильственные смерти на моей территории случаются не каждый день, и меня это каждый раз расстраивает. И как человека, и как сотрудника полиции. В данной же ситуации я испытывал еще и чисто мужское сожаление по поводу преждевременной смерти красивой женщины, находившейся в расцвете сил. И мужу ее я сочувствовал вполне искренне. Я был почти полностью уверен, что он не может быть причастен к смерти жены. И вообще как-то не верилось мне в преступный умысел. Суицид или несчастный случай — вот какие варианты я считал возможными. И даже услышанная вчера история о встрече Маргариты с неизвестной девушкой не поколебала мою уверенность.

В воскресенье, сразу после завтрака, мы со Светланой вместе вышли из дома, но сели каждый в свою машину и направились в разные места. Она собиралась сначала посетить салон красоты, выполнить там какую-то омолаживающую процедуру, а потом встретиться с двумя подругами и поехать исследовать торговую галерею, открывшуюся на прошлой неделе в центре Города. А я поехал заниматься своим хобби, которое никогда не стало бы для меня доступным, не будь я зятем финансового гения. У меня бы это увлечение просто не смогло появиться. Откуда бы я узнал, как это прекрасно и весело, скакать во весь опор на породистой лошади, подчинять ее своей воле, перелетать через кусты и канавы?

В конно-спортивный клуб «Буцефал» меня впервые пригласил тесть, Михаил Иванович Ляпин. Увидев, как робко и неуверенно он обходится с лошадьми, я сразу понял, что ему это все «не в кайф». Как оказалось, не ошибся. Тесть был со мной довольно откровенен и по секрету сообщил, что решил заняться верховой ездой по двум причинам. Во-первых, «Буцефал» представлял собой элитное и очень дорогое заведение, его клиентами были весьма серьезные и состоятельные люди, хорошие отношения с которыми Михаил Иванович считал полезными для своего бизнеса. Давно известно, что доверие и дружба чаще всего возникают и укрепляются за каким-нибудь совместным приятным занятием. А во-вторых, мой «золотой» тесть, уже довольно пожилой мужчина, был женат вторым браком на тридцатилетней красавице, бывшей солистке музыкальной группы «Поющие в терновнике», и испытывал некоторые трудности интимного свойства. Возраст, он никого не щадит, ни офисную мелюзгу, ни олигархов… Вот врач и посоветовал Михаилу Ивановичу попробовать древний способ, которым мужики в стародавние времена лечились от половой слабости. Ну, будто бы верховая езда стимулирует определенные мышцы, да так эффективно, что жеребячья сила широким валом вливается в наездника, и он вновь обретает способность творить чудеса на любовном ложе. Не знаю, правда это или нет, но тесть верил.

Мне самому никакие мышцы тренировать не требовалось, и все же я считал потерянными те выходные, когда не удавалось пару часов полетать на гнедой Зебре или вороном Графе. Садясь в седло, я чувствовал, как сливаюсь в один организм с лошадью, и при этом испытывал ни с чем не сравнимый восторг. Примерно такое же ощущение возникало в раннем детстве в новогодние праздники, когда я нетерпеливо разворачивал шуршащую оберточную бумагу и находил там именно тот подарок, о котором мечтал весь год… Я плотно подсел на лошадей, я просто влюбился в них. И они меня тоже любили. Вроде бы никогда раньше не имел опыта верховой езды, да и лошадей видел только на картинке, а стоило только начать заниматься, и сразу же стал делать успехи. Все получалось само собой, легко и непринужденно. Инструктор, человек эмоциональный, только ахал, глядя, как умело я обращаюсь с животными и как уверенно сижу в седле. Наверное, генетика давала о себе знать, я ведь по материнской линии происхожу от донских казаков, а для них ездить верхом было столь же привычно, как и ходить пешком…

В отличие от Михаила Ивановича, я почти не общался с другими посетителями «Буцефала». Жалко было тратить драгоценные часы, отведенные для общения с лошадками, на эти самодовольные физиономии, на каждой из которых явственно читалось выражение собственной богоизбранности. Элита, блин… Если вот эти мутные типы, волею случая дорвавшиеся до кормушки, считаются «элитой» и принимают судьбоносные решения, то понятно, почему наша несчастная Россия который год буксует. Еще можно с толикой уважения относиться к таким людям, как мой тесть, который сам себя сделал, сам построил свой бизнес и сумел преодолеть все трудности, подстерегающие любого российского гражданина, вознамерившегося заняться частным предпринимательством. Но какого уважения заслуживает малограмотный и беспринципный бездельник, вовремя уловивший дух времени и удачно вступивший в правящую партию?..

Если мои взгляды на ком-то из посетителей клуба и задерживались, так это на двух-трех девушках, пробовавших себя в роли наездниц. Но ничего, кроме взглядов, я себе не позволял, даже знакомиться не пытался. Наверняка они были любовницами каких-нибудь финансовых воротил или членов областного правительства. Связываться с такими персонажами у меня желания не было. К тому же о моем романе с клиенткой «Буцефала» наверняка стало бы известно Ляпину, он ведь приезжал туда раз в две недели. Я знал, как он относится к Светлане, и очень сильно не хотел, чтобы он узнал о моей неверности. Помню, состоялся у нас с ним один разговор в тот самый день, когда он узнал о моем намерении жениться на его дочери… Тягостный разговор. Я тогда узнал от Михаила Ивановича кое-что о прошлом моей невесты, о чем она сама не рассказывала. Оказывается, она уже один раз выходила замуж, в двадцать лет. Влюбилась без памяти в какого-то пацана по имени Ярослав, работавшего в фирме ее отца. Парень был очень хорош собой, умел красиво ухаживать, стильно одеваться и вычурно говорить. Отцу Светы парень тоже нравился, так что никаких возражений против их брака не последовало. Состоялась шикарная свадьба и романтическое путешествие в солнечную Италию. Михаил Иванович тогда еще не был олигархом, но деньги у него уже водились, и немалые. По собственной инициативе он купил молодым неплохую квартиру, а лично Ярославу подарил автомобиль и повысил его в должности. Светка тогда еще числилась студенткой третьего курса и делала вид, что учится в Академии Высоких Технологий, на одной из самых престижных специальностей. И вот как-то раз, возвратившись домой то ли с занятий, то ли со студенческой вечеринки, застала она своего молодого супруга в постели с миниатюрной брюнеткой, с которой Ярослав, как выяснилось, не расставался со школьных лет. Ушлый парень просто воспользовался ситуацией: очаровал дочку своего босса, которую природа обделила красотой и обаянием, да и женился на ней, получив доступ к большим деньгам. Брюнетка, настоящая его любовь, прекрасно знала о действиях Ярослава и полностью их поддерживала. Уж не знаю, зачем они так рисковали, встречаясь на супружеской квартире. Могу предположить, что парень хотел похвастаться плодами своего гениального плана. И еще для меня так и осталось загадкой, каковы же были его дальнейшие намерения. Не вечно же он собирался жить со Светланой и украдкой встречаться со своей возлюбленной… Когда Михаил Иванович поведал мне эту историю, я вполне серьезно подумал, что дочери его, возможно, угрожала смертельная опасность. Ярослав ведь мог ей помочь побыстрее расстаться с жизнью, чтобы заполучить свободу вкупе с деньгами. Но озвучивать свое предположение тестю я не стал.

Если бы Светлана устроила мужу скандал, вцепилась сопернице в волосы или еще каким-то бурным способом проявила бы свое недовольство, это было бы полбеды. Но она повела себя иначе. Как только сконфуженные любовники покинули квартиру, девушка достала из шкафа коробку с лекарствами и съела около тридцати разнокалиберных таблеток, запивая их десертным вином. Она ведь не имела богатого любовного опыта, и никогда ей не приходилось сталкиваться с мужской неверностью. Ярослав был ее первым мужчиной, она ему безгранично доверяла, а тут такое... Вот и не выдержала. Повезло еще, что принятая доза оказалась не смертельной. Неделя — в коме, месяц — на реабилитации. Из организма отраву вывели быстро, а вот психическая травма осталась на много лет. От молодых мужиков Светка шарахалась, как от прокаженных. На нее, впрочем, внимание обращали немногие, потому что от модельных стандартов моя будущая жена была столь же далека, как российский школьный учитель от списка «Форбс». Михаил Иванович, с тревогой думавший о будущем единственной дочери, пытался знакомить ее с проверенными и надежными молодыми людьми, но попытки эти не имели успеха. От общения с лицами мужского пола Светка всячески старалась уклониться, а если это не удавалось, то начинала вести себя таким диким образом, что ни о каком налаживании отношений не могло быть и речи. Десять визитов к психотерапевту тоже пользы не принесли. Специалист только руками разводил и говорил Ляпину, что для его дочери слово «мужчина» отныне прочно ассоциируется с болью. С той самой болью, которую она ощутила, когда застукала своего любимого супруга за любовными ласками с другой девушкой. И врач не мог уверенно сказать, есть ли у женщины шанс вернуться в нормальное состояние и какими средствами можно залечить ее травму.

Что же касается Ярослава, то он, понятно, немедленно вылетел и из фирмы, и из квартиры. Машину тоже пришлось вернуть. По словам тестя, парень исчез из Города вместе со своей брюнеткой. Когда Михаил Иванович мне рассказывал эту невеселую историю, у него голос дрожал от ненависти, и я даже подумал, что он намеренно смягчает ситуацию. Возможно, дальнейшая судьба Ярослава была более плачевной, и его потери не ограничились только хатой и работой…

Неизвестно, как бы сложилась жизнь Светланы, если бы не счастливая встреча со мной. Это была огромная удача для нас обоих. Мы оба получили то, в чем отчаянно нуждались последние годы. У нее появился красивый, умный, воспитанный мужик, который, как ей казалось, сумел по достоинству оценить ее скрытые достоинства и проникся к ней неземной любовью. А я наконец получил возможность жить, не считая копейки, и не думать, как дотянуть до очередной зарплаты. Вполне выгодная сделка, как мне казалось.

Не знаю, верил ли в искренность моих чувств Михаил Иванович. Человек, выстроивший такой успешный бизнес, полным дураком быть не может. Наверное, он все же догадывался, что, будь Светлана дочерью автомеханика или контролера ОТК, я бы даже под влиянием смертельной дозы алкоголя не предложил бы ей вступить в брак. Он и сам недавно женился на молоденькой певичке и никаких иллюзий на ее счет не имел, прекрасно осознавая, что их брак есть не что иное, как взаимовыгодная сделка. Но он также понимал, что именно благодаря мне, Шаманову Андрею Сергеевичу, его дочь сможет обрести женское счастье. Сможет выкарабкаться из той кризисной ямы, куда ее затолкал предыдущий супруг… Он мне вполне ясно дал понять, что счастье дочери для него на первом месте и чтоб я даже думать не смел ни о каких внебрачных увлечениях.

Конечно, я тогда согласился и несколько месяцев держался. Но потом не выдержал, сорвался. Слишком уж привык к женскому вниманию. И к разнообразию тоже. Связался сначала с молоденькой девчонкой из Института МВД, проходившей стажировку в нашем отделе. Потом с бывшей одноклассницей, так и не устроившей личную жизнь. С танцовщицей из клуба, о которой я уже упоминал. С еще одной коллегой, из отдела кадров… С еще одной танцовщицей, из другого клуба… Ну и, наконец, с Ксенией.

Слово, данное тестю, я держал, но на свой манер. Я прилагал все усилия к тому, чтобы до жены не дошла информация о моих эротических похождениях. Чтоб она даже не заподозрила ничего подобного. С прекрасным полом встречался только в дневное или вечернее время, преимущественно в рабочее. Ночевал всегда дома. Ездил вместе со Светой на курорты. Вовремя удалял все лишние звонки и эсэмэски из телефона. А самое главное, я всем своим любовницам намекал на то, что из семьи уйти не могу, потому что жена без меня сразу же загнется. Дескать, извини, дорогая, но никакого более серьезного статуса, чем просто «девушка для встреч», предложить не могу. Даже те мои подруги, которые были откровенно глупы, правильно меня понимали. И Ксения тоже понимала… до поры до времени.

Глава 4, написанная доцентом

Только коснувшись головой ортопедической подушки, я сразу же провалился в глубокий сон. Сказалась эмоциональная и физическая усталость. Пару раз за ночь просыпался и в полумраке видел своего нового питомца, клубочком свернувшегося в широком кресле. Наверное, у него тоже накануне был тяжелый день, раз даже не стал исследовать квартиру, как делают в темное время суток все коты и кошки, попадающие в новое место. Умял вчера вечером чашку сметаны и блюдце зернистого творога, купленных еще Маргаритой в предпоследний день жизни. Потянулся довольно, поточил немного когти о ковер, вскарабкался на кресло в спальне и вырубился.

Проснулся я около десяти часов утра с двумя мыслями. Первая: Маргарита! Вторая: Вера! От первой мысли в глазах потемнело, от второй темнота рассеялась. Но тут же подступила тревога: увидимся мы с ней или нет? Ведь она могла забыть обо мне через пять минут после вчерашнего расставания. Номер свой не оставила, точный адрес мне неизвестен. Так что без ее инициативы наша вторая встреча не состоится. И тогда опять наступит мрак…

Я уже позавтракал и покормил котенка, когда в дверь позвонили. В голове у меня мелькнуло: Вера приехала! Я бросился открывать, на ходу сбрасывая халат и надевая рубашку с короткими рукавами. Но на пороге стояла не Вера, а тот самый человек, который на вечные времена будет у меня ассоциироваться с бедой и смертью.

— Добрый день, Евгений Вениаминович, — сказал участковый, внимательно глядя на меня. — Простите за беспокойство, но мне просто необходимо с вами поговорить. Мне вчера сообщили, что вас выписали, вот я и зашел.

— Здравствуйте, — медленно произнес я, стараясь скрыть разочарование. — Проходите в комнату.

Нежданный визитер аккуратно снял ботинки, и я невольно обратил внимание на их фасон и качество. Обувь явно не с вещевого склада МВД. Я краем уха слышал, что несколько лет назад сотрудникам правоохранительных органов подняли зарплату, но не предполагал, что повышение было настолько значительным.

— Вы ведь меня не знаете, — произнес гость, доставая из черной папки чистые листы бумаги. — Шаманов. Андрей Сергеевич. Ваш участковый.

— Очень рад знакомству, — кивнул я.

— Как вы себя чувствуете?

— Хорошо.

— Объяснения дать сможете?

— Смогу.

— У меня к вам всего несколько вопросов. От них, возможно, зависит, будет ли возбуждено уголовное дело по факту смерти вашей жены… Скажите, пожалуйста, в тот вечер, семнадцатого мая, кто из вас пришел домой раньше, вы или Маргарита Николаевна?

— Я. Часа в три.

— А она?

— Примерно в восемь.

— Она вела себя как обычно?

— Вполне. Ничего странного я не заметил.

— Она не выглядела подавленной или расстроенной?

— Нет.

— А если говорить не об одном дне, а последних двух-трех месяцах, то не казалось ли вам, что ее состояние изменилось? Ну, например, раньше она была веселой и беззаботной, а потом стала мрачной и молчаливой…

— Нет, — я уверенно покачал головой. — Какой она всегда была, такой и оставалась до самой смерти. Ну да, случались дни, когда она возвращалась домой в приподнятом настроении, а иногда — в недовольном. Она могла быть уставшей, могла быть сердитой... Но так у любого человека бывает.

— Евгений Вениаминович, в тот вечер я видел на вашей лоджии начатую бутылку вина и один бокал. Ваша жена пила одна?

— Да.

— Это случалось систематически?

— Да, — с неохотой признал я.

— И много выпивала?

— Нет. Два бокала за вечер максимум. Сухое красное вино, итальянское или французское. Если вас интересует, не была ли она алкоголичкой, то — нет. Все бы такими алкоголиками были, как она. Некоторые врачи даже рекомендуют ежедневно выпивать немного хорошего красного вина.

— Да, слышал. А вы сами ей компанию не составляли?

— Нет. Во-первых, я не понимаю вкуса сухого вина. Предпочитаю полусладкое. Во-вторых, просто не люблю спиртное, тем более каждый день. Ну и, в-третьих, я видел, что Маргарите приятнее посидеть одной…

— Почему так? У вас были плохие отношения?

— У нас были прекрасные отношения, — раздраженно сказал я. — Но у каждого человека должно быть личное пространство. Если Маргарита хотела побыть в одиночестве, почему я должен был навязывать ей свое общество?

— А как вы совместно проводили время? Ходили куда-нибудь?

— Мне не нравятся ваши вопросы, Андрей Сергеевич, — заявил я. — Какая разница, где мы с ней бывали и чем занимались?

— Обычные вопросы, — пожал плечами Шаманов. — И задаю я их вам вовсе не из личного любопытства, а в рамках доследственной проверки по факту гибели вашей жены. Это обычная практика, так всегда делается. При невыясненных обстоятельствах погиб человек. Его смерть может оказаться результатом самоубийства, несчастного случая или убийства. Так вот, чтобы на одном из этих вариантов остановиться, нужно собрать сведения о характере и психотипе погибшего, о его отношениях с родственниками, о его радостях и трудностях. Особенно о последних днях его жизни. И важнейшим источником информации являются, само собой, те люди, с которыми этот человек жил под одной крышей… Сейчас с вами разговариваю я, но в ближайшее время, возможно, вам придется говорить с оперативными сотрудниками. И поверьте, Евгений Вениаминович, не в ваших интересах уклоняться от ответов на вопросы. Только ненужные подозрения вызовете…

Несколько мгновений я смотрел на участкового, не понимая, к чему он клонит. Потом до меня дошло. Ну надо же, а ведь за последние дни мне ни разу не пришла в голову мысль, что из-за смерти Риты у меня могут возникнуть проблемы с правосудием.

— Неужели кто-то додумался меня заподозрить в том, что я сам выбросил родную жену с двенадцатого этажа? — с искренним негодованием спросил я. — Совсем с ума посходили вы, что ли?

— Никто не сошел с ума, — парировал Шаманов. — Но это версия, имеющая право на существование и нуждающаяся в проверке. И давайте, Евгений Вениаминович, обойдемся без обид. Вы ведь педагогический работник, кандидат наук, и склад ума у вас должен быть аналитический… Разве в науке не принято подвергать гипотезу проверке?

Я немного помолчал, размышляя над словами участкового. В самом деле, ну чего обижаться на мужика… Почему он и его коллеги должны безоговорочно верить в то, что я Риту не сталкивал? Для меня это — факт. Но не для них.

— Хорошо, Андрей Сергеевич, я вам отвечу, — уже спокойнее заговорил я. — Мы мало где бывали вместе. Последний раз, если не ошибаюсь, в драматическом театре… примерно полгода назад. В гости ходили очень редко. У нас как-то не сложилось общей компании, в которой мы оба чувствовали бы себя комфортно… Я общался со своими друзьями и знакомыми, Рита — со своими… Поймите, Андрей Сергеевич, все семьи разные. Да, есть семьи, в которых муж и жена всегда вместе, кроме рабочего времени. Живут совместными интересами, не позволяют друг другу никуда ходить порознь... При этом могут друг друга бешено ревновать и отчаянно ссориться. А у нас с Маргаритой другая модель семьи. Была… Каждый из нас имел то самое личное пространство, о котором я вам уже упомянул. И ничего в этом плохого нет. Мы с ней изначально были слишком разными людьми, чтобы жить в одной плоскости… Вам понятно, о чем я говорю?

— Да, вполне, — кивнул участковый. — Исходя из ваших слов можно сделать вывод, что между вами не было доверительных отношений. То есть вы вполне могли не знать о душевных переживаниях Маргариты Николаевны, о ее трудностях…

— Нет, не так, — с досадой ответил я. — Она была со мной откровенной. Если бы она попала в трудную ситуацию, обязательно бы рассказала мне.

— Боюсь, вы ошибаетесь, Евгений Вениаминович, — вздохнул Шаманов. — В последние два-три месяца супруга жаловалась вам на здоровье?

— На здоровье? Нет. Она здоровой женщиной была. Ну, голова иногда побаливала. Она принимала таблетку, и все проходило.

— Ну вот, видите. А вы говорите: была откровенной… Евгений Вениаминович, мне вчера звонил наш сотрудник, который занимается делом о гибели вашей жены. Он рассказал мне о результатах судмедэкспертизы. Когда люди погибают вот так, при невыясненных обстоятельствах, то всегда проводится вскрытие… Так вот: у Маргариты Николаевны была злокачественная опухоль. Рак желудка, если точнее.

— Рак? — вскричал я. — Это не ошибка?

— Не знаю, я не патологоанатом. Но судебный эксперт вынес такое заключение. И образовалась эта опухоль не за день до смерти, а минимум за восемь недель.

— Почему же она не говорила?.. — в диком отчаянии прошептал я. — Ну почему, Риточка?.. Послушайте! — вдруг вскинулся я. — Она ведь могла не знать! Ну сколько таких случаев бывает, когда человек долгое время мучается от болей, но даже не подозревает у себя онкологию…

— Опять же, не знаю. У меня медицинского образования нет. Но в ближайшее время этот вопрос прояснится. Мои коллеги наверняка проверят, не обращалась ли ваша жена в онкологический диспансер. Там все обращения фиксируются.

— Наверняка не знала, — убеждал я не столько участкового, сколько самого себя. — Ведь если бы ей поставили диагноз, то и лечение бы назначили. А у нас в домашней аптечке ни одного нового лекарства не появилось. Ну ведь не стала бы она их прятать, черт возьми!..

Обхватив голову руками, я сидел и покачивался из стороны в сторону. На меня опять наваливалась свинцовая тяжесть, как вчера, на могиле Маргариты. Видя мое состояние, участковый проявил неожиданную деликатность, в общем-то не свойственную людям его профессии. Возможно, у него имелись и еще вопросы, но задавать их он не стал, а просто протянул мне лист бумаги, исписанный крупным почерком, и показал место, где нужно расписаться. Я поставил подпись и через пару минут услышал, как захлопнулась дверь.

***

День тянулся медленно и уныло. Как и в клинике неврозов, мне ничего не хотелось делать, только лежать и смотреть в потолок. Но все же родные стены действовали благотворно, да и было чем себя занять. Я ведь с детства приучен к чистоте и порядку, терпеть не могу грязные полы или запыленные поверхности. А в квартире с прошлой среды никто не убирался. Вот я и решил заняться приборкой. Пропылесосил, помыл, пыль протер, обувь в прихожей расставил… Подумалось: а куда девать вещи Маргариты, все ее многочисленные платья и юбки, блузки и костюмы, туфли и сапоги? Не выставлять же на продажу. Или дождаться, пока в моей жизни новая женщина появится, вот ей все эти шмотки и пригодятся?.. Нет, уж это совсем бред. Если и появится новая женщина, то у нее могут быть совсем другие размеры. Я вновь подумал о Верочке. Она ведь на полголовы ниже Риты и на пару размеров тоньше… Впрочем, где она, Вера? Может, я ее никогда больше и не увижу.

На скорую руку я приготовил себе незамысловатую еду, поел сам и покормил котенка. Вот и еще одна проблема, о которой я раньше не задумывался. В нашей семье всегда готовила Рита, за исключением того далекого периода, когда она делала первые шаги в бизнесе и с утра до вечера пропадала в своем офисе. Она умела готовить, хотя и не любила. А я и не люблю, и не умею. За исключением самых простых блюд типа омлета или гречневой каши. Теперь придется или учиться, или покупать готовую еду в ближайшей кулинарии. Не полуфабрикатами же питаться.

Около пяти вечера позвонил Бурковский, заведующий кафедрой истории искусств, на которой я трудился. Выразил соболезнования, поинтересовался моим самочувствием. Спросил, когда я смогу выйти на работу. Вторая половина мая, в Академии самая горячая пора начинается. Так что без меня, по словам Бурковского, наша кафедра никак не обойдется. Я обещал, что приду послезавтра, хотя сам вовсе не имел уверенности, что смогу, как раньше, входить в аудиторию и связно излагать лекционный материал шумной и бестолковой студенческой толпе.

Ближе к вечеру мне пришло в голову, что неплохо бы сходить в продуктовый магазин, пополнить запасы. Не себя же одного теперь кормить нужно, а еще и котенка. А значит, молоко и сметана обязательно должны быть в холодильнике. Я переоделся и вышел во двор. Бросил тоскливый взгляд на ворота, ведущие в подземный паркинг. Там, внизу, стояла наша «Шевроле», купленная Ритой три года назад. Только она одна на ней и ездила. У меня прав никогда не было, и учиться я не хотел. До работы мне очень удобно добираться на автобусе, а больше я никуда и не езжу. Но Маргариты больше нет, и с машиной надо что-то решать. Можно продать. А можно все же пойти на курсы вождения и попробовать себя в роли автомобилиста.

До супермаркета я дошел минут за десять, еще столько же понадобилось, чтобы загрузить пластмассовую корзину продуктами. Помимо съестных припасов я взял еще бутылку вина. Говорят, спиртное помогает заглушать боль… Только на кассе я вдруг вспомнил, что врач из клиники неврозов запретил мне употреблять алкоголь по меньшей мере десять дней, в течение которых я должен был принимать назначенные им антидепрессанты. Два раза в день по таблетке. А я и вчера пропустил прием, и сегодня утром… Сетуя на собственную забывчивость и угрюмо глядя под ноги, я отправился домой. Уже подходил к подъезду, как вдруг…

— Женя!

Я резко поднял голову и обомлел. Передо мной стояла Вера. Такая же стройная и милая, как и вчера. Только вместо платья на ней были светло-синие джинсы и желтая майка. Через плечо перекинута маленькая сумочка.

— Здравствуйте, дорогая Верочка, — улыбнулся я, изо всех сил стараясь не выдать своей запредельной радости. — Вы как здесь?..

— Ой, Женя, я же ваш номер забыла! Хотела позвонить еще с утра, узнать, все ли ту вас в порядке, а проклятые цифры в голове перепутались. Вот я и решила к вам заехать. Как раз какая-то женщина из вашего подъезда выходила, я у нее спросила, в какой квартире вы живете, она ответила — в сто двадцать третьей…

— Да, верно.

— Ну вот, а вас дома не оказалось. Я и решила подождать, по двору погуляла…

— А если б я до ночи не пришел?

— Ну, значит, до ночи бы ждала… Но мне интуиция подсказала, что вы скоро вернетесь. — Она бросила взгляд на мой пакет, из которого выглядывали батон, палка копченой колбасы и горлышко бутылки. — Вы же в магазин ходили?

— Да… Верочка, я очень рад вас видеть.

Она наклонила голову и с хитрецой посмотрела на меня. И я твердо решил, что не отпущу ее от себя до утра.

— Пойдем скорее, я вас кое с кем познакомлю.

— Ой, с кем?

— А я вчера котенка подобрал, вот сразу после того, как вы уехали…

— Котенка?! Как здорово!

Мы поднялись в квартиру и сразу же прошли на кухню. Я начал торопливо выкладывать купленные продукты, а Вера стала гладить моего черно-белого питомца. Глаза ее сияли детской радостью. Несомненно, она любила животных, и мой котенок ей очень понравился. Я на него даже слегка рассердился за то, что он демонстративно не замечал Вериных ласк и во все глаза глядел только на меня.

Девушка сама предложила помочь с ужином, и я легко согласился. В итоге получилось так, что это не она мне помогала, а я выполнял ее просьбы, самые простые, типа помидоры порезать или майонез из холодильника достать. На моей кухне она управлялась так ловко и уверенно, как будто несколько лет варила здесь борщи и строгала салаты. И при этом еще успевала весело болтать со мной. Не о жизни и смерти, как вчера, а всего-навсего о кошках. Об их повадках и привычках. Оказалось, Вера всю жизнь провела с кошками, и мой черно-белый котенок напомнил ей одного из ее питомцев. Она заявила, что мы должны прямо сейчас дать ему имя, и сама же предложила назвать его в честь того самого котенка, много лет назад жившего в ее доме. Я не возражал. Мы со смехом сообщили малышу, что с этой минуты он будет Мешком.

Ужин был готов в кратчайшие сроки. Я с удовольствием принюхивался к запахам сырной закуски, овощного салата и запеченной в духовке курицы.

— Верочка, вы не возражаете, если я открою вино? — спросил я.

— Да, конечно, с удовольствием. Знаете, я из спиртного только вино и пью. На вечеринках пробовала и водку, и коньяк, но как-то не впечатлило…

— Я тоже не любитель крепкого алкоголя. Пойдемте в гостиную, Вера. Там стол накроем.

— А почему не здесь? У вас такая уютная кухня…

— Ну потому что на кухне я привык есть в самые обычные дни, а вот праздничный стол мы всегда устраивали в гостиной. Когда была жива Маргарита.

— А сегодня праздник?

— Да. Мой праздник — вы. Точнее, ваше присутствие.

Мы быстро накрыли стол в гостиной и уселись на диван. Я взял в руки высокий бокал с вином, второй протянул Вере.

— Может, на брудершафт? — предложила она.

— Тогда и целоваться придется, — слегка замялся я.

— А вы против?

— Нет, что вы… Как можно быть против… — мямлил я, чувствуя себя полным идиотом. — Да, давайте на брудершафт.

Мы осушили бокалы, и я потянулся к ее губам. О, это был настоящий поцелуй! Не символический, не мимолетный, а полный экспрессии и чувства! Я уже начал ощущать, как нарастает волна эротического возбуждения, и успел немного растеряться, потому что совершенно не был уверен, что Вера готова ответить мне взаимностью. Но в этот момент она оторвалась от моих губ с легким выдохом. Пару минут мы сидели молча.

— Я тебя не шокировала? — спросила Вера, искоса взглянув на меня.

— Нет. А я тебя?

— Тоже нет… Я сделала то, что хотела. И ты сделал то, что хотел. А значит, мы хотели одного и того же… Женя, давай покушаем.

Я разлил вино по новой, и мы принялись за еду. Она была до умопомрачения вкусной, а беседа с остроумной и нетривиальной Верой придавала нашему застолью еще большую прелесть. На сей раз девушке не удалось избежать моих вопросов о ее жизни, занятиях и увлечениях. Она сообщила, что учится на заочном отделении Архитектурного института, а на жизнь зарабатывает написанием картин и изготовлением сувениров. Разговор плавно перешел на тему искусства, на которую я мог беседовать сколь угодно долго. Кандидат искусствоведения как-никак.

Меня приятно удивило, что художественные пристрастия двадцатилетней девушки Веры практически полностью совпадают с моими. Как и я, она уважала импрессионистов и скептически относилась к футуристам, абстракционистам и прочим любителям оригинальничать. Как и мне, ей нравилась легкая размытость линий, дающая ощущение незавершенности, недосказанности и неопределенности. В работе она предпочитала использовать все оттенки синего и зеленого цветов. Любила неяркие, прохладные тона. И даже любимые художники у нас совпадали — Николай Рерих и Константин Васильев.

— Женя, а есть еще вино?— со смущенной улыбкой спросила моя гостья.

— Нет, — растерялся я. — Но могу сходить. В соседнем доме, в подвале, есть маленький магазин. Подождешь?

— Давай вместе сходим, хочу пройтись, воздухом подышать. Только идти надо прямо сейчас, уже без двадцати одиннадцать, алкоголь скоро будет недоступен…

Долго собираться нам не пришлось. Вышли, в чем были. Держась за руки, дошли до магазинчика. Конечно, ассортимент алкогольной продукции там был не роскошный, да и за качество никто не смог бы поручиться. Посомневавшись, я купил самое дорогое из красных вин, французское ординарное «Бордо».

— Жень, а попроси, чтобы сразу открыли, — шепнула Вера, коснувшись губами моего уха. — И возьми еще пару стаканчиков, здесь они должны быть.

Я слегка удивился, но просьбу выполнил. Когда мы уже вышли из магазина, Вера взяла меня за руку и заговорщически улыбнулась.

— Женечка, я хочу посидеть на свежем воздухе. Во дворе.

— И выпить?.. А разве это не…

— Да, я знаю, есть какой-то запрет на эту тему. Но ведь уже темно, нас никто не увидит. И никому мы не помешаем.

Выглядеть в глазах молоденькой девушки трусливым и законопослушным занудой мне не хотелось. Подумаешь, посидим с бутылочкой вина на детской площадке!.. Дети-то все спят давно.

— Ой, карусель! — воскликнула моя подруга. — Давай я сяду, а ты меня покрути немного. И вино наливай.

Я подал ей наполненный до середины стаканчик и крутанул карусель. В голове у меня назойливо жужжала мысль, что все это уже было. Вот именно такая ситуация. Вечер… Запах сирени… Темный двор с детской каруселью… Бутылка вина… И вот такая же тонкая и стройная девушка, обожающая кошек, увлекающаяся искусством, порой ведущая себя по-детски и в то же время способная по-взрослому рассуждать о жизни и смерти. Я смотрел на Веру, на губах которой застыла улыбка Джоконды, продолжал раскручивать карусель и упорно вспоминать. Вдруг пришло в голову, что обязательно должна быть очень серьезная причина, мешающая мне восстановить картину прошлого. Может быть, чувство вины?

Вера сделала приглашающий жест, и я запрыгнул на карусель со всей ловкостью, на какую был способен. Чуть не расплескал свое вино. Неожиданно увидел шагах в тридцати человеческую фигуру, стоящую возле тополя. Пригляделся и почувствовал тревожный холодок в животе.

— Опять он… — пробормотал я вполголоса.

— Кто, Женя?

— Вестник смерти. Наш участковый… Это он тогда прибежал ко мне и сообщил, что Маргарита разбилась насмерть. И сегодня утром он тоже заходил ко мне. И опять он здесь…

— Женечка, ну что ж ты так близко к сердцу принимаешь? Ну это же его участок, как я поняла. Работает человек, ну и пусть работает. И вообще, прекрати уже думать про смерть жены. Ты ей ничем не поможешь и сам себе покоя не даешь. Не думай о плохом. И не вздумай себя винить. В смерти Маргариты ты не виноват. Живи, Женя, дыши полной грудью, смотри вперед!..

Я внимал словам Веры и краем глаза наблюдал за участковым, который уже быстрым шагом уходил в сторону пятиэтажного дома. Два чувства боролись во мне в тот момент: отчаянье, вызванное смертью Риты и усиленное очередным появлением Шаманова, и надежда, которую давало мне Верино присутствие. Я понимал, что девушка чувствует мое состояние, и был уверен, что она искренне хочет мне помочь. Но в ее ли это силах?

— Весна, весна, пора любви, — вдруг громко продекламировала Вера. — Как тяжко мне твое явленье, какое томное волненье в моей душе, в моей крови…

Я ошеломленно смотрел на Веру. Одной стихотворной строчкой она сломала ту преграду, которая мешала мне вспомнить все. Я как будто вернулся на много лет назад, в такой же теплый весенний вечер, на такую же детскую площадку. И на карусели сидела со стаканчиком в руке не Вера, а другая девушка, хотя и очень похожая. И внешностью, и манерами, и даже именем.

Я решительно спрыгнул с карусели и подхватил Веру на руки. Почти без усилий. Весила она немного, да и силой я обладал немалой, хотя на окружающих людей всегда производил впечатление рыхлого, нетренированного тюфяка. Крепко прижимая к груди свою улыбающуюся подругу, я быстро зашагал к подъезду. Вот теперь уже у меня не оставалось никаких сомнений в настроении Веры и в ее отношении ко мне. Мы оба хотели одного и того же, как и два часа назад, когда целовались на брудершафт. Только сейчас мы хотели несравненно большего…

Глава 5, написанная участковым

Понедельник пролетел быстро. Всю первую половину дня я проторчал в районном отделе полиции. Посидел на двух собраниях, где до нас довели частично полезную, а частично совершенно бессмысленную информацию. Выслушал длинную лекцию подполковника Токарева, начальника нашего структурного подразделения, давно собиравшегося на пенсию, но никак не решавшегося оставить службу. Тема лекции была вполне актуальной, о террористической угрозе. Но, по сути, Токарев не сказал ничего такого, что я мог бы использовать в работе. Усилить бдительность, усилить бдительность — вот главная мысль, которую вбивал в наши головы подполковник. Я порадовался, что на моей территории нет крупных торгово-развлекательных центров или еще каких-нибудь мест массового скопления людей. Обычный спальный район. А то прибавилось бы работы… Впрочем, ее и так прибавится, ведь на участке есть школа и детский садик.

Сложив в плотный пакет отписанные мне материалы, я уже направился к выходу, но повстречал Серегу Волкова, капитана из уголовного розыска. Мы с ним познакомились в прошлом году, когда на моем участке изнасиловали старшеклассницу. Дело он раскрыл, двоих негодяев отдали под суд. Я еще тогда почувствовал симпатию к Сергею. Увидел в нем родственную душу. У нас действительно было много общего. И возраст одинаковый. И в ментовку оба пришли не по велению сердца, а по вынужденной необходимости, и занимали совсем не те должности, которых заслуживали. Оба любим красиво отдыхать и путешествовать. Оба не курим. Оба любим порассуждать на отвлеченные темы, не связанные с профессиональной деятельностью… Тем не менее друзьями мы не стали просто потому, что очень редко виделись. Я не делился с Волковым личными переживаниями, и о моих любовных приключениях он тоже ничего не знал.

Уже миновал час дня, пора было обедать. Мы дошли до соседнего здания, в котором располагалась столовая. За обедом поделились новостями. Я мимоходом упомянул о трагической гибели Маргариты Симонович. Сергея эта тема заинтересовала.

— Да, я слышал, — кивнул он. — На утренней оперативке об этом говорили. Я ведь с этим Симоновичем знаком немного. Как только фамилию услышал, так сразу и вспомнил.

— Да? А по каким делам ты его знаешь?

— Да ни по каким. Просто он работает в том же вузе, который я десять лет назад окончил. Он у нас лекции по культурологии читал.

— Надо же, как бывает… Мир тесен.

— Я тебе больше скажу: погибшая Маргарита тоже училась в нашем институте, только на другом факультете. Она диплом получила на два или три года раньше меня. Но с ней я знаком не был и даже в лицо не знал.

— А они тогда уже были женаты?

— Вроде да. Помню, разговоры ходили, будто наш препод Симонович женат на какой-то студентке со старшего курса.

— Да, мир тесен, — покачав головой, еще раз повторил я. — И что теперь будет, как думаешь? Уголовное дело возбудят?

— Пока непонятно, Андрюха… Доследственная проверка поручена Толстову. Ты его знаешь, он на место происшествия выезжал. Так себе следователь, прямо скажем. У него главный принцип: лишняя соломинка ломает хребет верблюду, именно поэтому он любую работу старается минимизировать. Либо вообще от нее отбиться, либо на другого переложить. Ну, у нас таких много, ты сам знаешь… Так вот. Пока от него поступило только одно поручение нашему отделу. Симоновича сегодня должны выписать из клиники, так вот, Толстов просил, чтобы кто-нибудь из нашего отдела съездил к нему домой и побеседовал.

— И кто поедет, ты?

— Нет, — он покачал головой. — Я был бы не прочь знакомого препода повидать, но сегодня другими делами занят, на мне разбойное нападение висит и три кражи. Или Славик поедет, или Виталик. Они ведь тоже выезжали на труп Маргариты. Но не исключено, что они это дело на тебя свалят.

— На меня?

— Ага. Ты ведь знаешь эту парочку. У Толстова хотя бы минимальная ответственность имеется, уж если ему от ведения дела отвертеться не удалось, так он его до конца доводит. К тому же дело об убийстве Симонович ему все равно вести не придется, его в следственное управление заберут, там же сто пятая статья будет... Так что ему, в принципе, по барабану, возбуждать или не возбуждать. А вот Славику с Виталиком в любом случае работать придется, потому что наш район. А они ни разу не трудоголики, им лишь бы ничего не делать. Если есть возможность спихнуть работу на кого-то другого, они ее никогда не упускают. А ты, как участковый, обязан оказывать содействие уголовному розыску…

Покончив с едой, мы распрощались, и я поехал к себе в отделение. До вечера сидел за компом и работал со своими материалами. Сосед по кабинету отдыхал после суточного дежурства, так что никто меня не отвлекал. Разве что Ксюха один раз позвонила, предложила воспользоваться тем, что Савелий в рейсе, и встретиться. Я немного поколебался, но все же нашел в себе силы соврать, что сегодня у меня с женой запланирован совместный визит к ее отцу, так что… Короче, никак не получится, моя дорогая. На самом деле я просто догадывался, что Ксения опять будет нудить и донимать меня вопросом, когда же я наконец разведусь и приведу ее в свою квартиру. А ответить мне было решительно нечего.

***

Предсказание Волкова сбылось. В половине седьмого мне позвонил Славик. С места в карьер начал жаловаться, что у него завал по работе, что он ничего не успевает, что у него и завтра куча работы по возбужденным уголовным делам… Так не мог бы я, участковый Шаманов, его выручить и поговорить с мужем женщины, в смерти которой наверняка нет никакого криминала?

— Откуда такая уверенность? — поинтересовался я.

— А сегодня пришли данные судмедэкспертизы. Болела она, Андрюха. Раковая опухоль. Не захотела мучиться, вот и спрыгнула.

— Подожди, а ты уверен, что она о своем заболевании знала?.. Онкология — вещь коварная. У меня тетка умерла от рака желудка, так она ни о чем не догадывалась до последних дней. А когда стала от болей загибаться и в поликлинику пошла, сделать уже ничего нельзя было.

— Да, надо проверить. Мы завтра с утра смотаемся в онкоцентр, уточним, не обращалась ли она за помощью. Если обращалась, значит, мотив для суицида просто железный, и можно будет отказывать в возбуждении…

Я пообещал Славику, что навещу Симоновича в ближайшие два дня. В одном доме живем, так что никакого труда это не составит. Да мне и самому интересно стало: а знает ли Евгений Вениаминович о диагнозе своей супруги?

Возвращаясь домой, я зашел в соседний подъезд и поднялся на двенадцатый этаж. Но дверь никто не открыл. Я позвонил соседям, и они сказали, что Симоновича сегодня не видели. Мне это показалось странным. Обычно после больницы люди первым делом едут домой. Помню, лежал я как-то раз в госпитале МВД, так мне за десять дней до того опротивела тамошняя атмосфера, что ни о чем другом и не мечтал, кроме как о возвращении в родные стены. А Евгений Вениаминович куда направиться изволил?

К дверям сто двадцать третьей квартиры я вновь подошел на следующее утро, примерно в одиннадцать часов. На сей раз доцент Симонович оказался дома. Мне бросилась в глаза метаморфоза, приключившаяся с ним при виде моей персоны. Выражение радости и облегчения сползло с его лица, сменившись разочарованием и даже испугом. У меня родилось предположение, что он кого-то очень хорошего и близкого ждал в гости, а тут я нарисовался, совсем не вовремя.

Разговор не занял много времени. Симонович на мои вопросы отвечал с неохотой. Ничего интересного о своей погибшей жене он мне не рассказал. Да и вряд ли мог рассказать. У меня вообще сложилось впечатление, что они только числились супругами, а жили порознь, как соседи. Такое не так уж редко бывает. И все же я был уверен, что Евгений Вениаминович любил Маргариту. По крайней мере, не относился к ней безразлично. Мое сообщение о ее тяжелом заболевании его просто подкосило. Вряд ли он смог бы сыграть такие эмоции, если бы они не были искренними. Я даже не стал спрашивать убитого горем человека о его предполагаемом внебрачном увлечении, то есть о той брюнетке, которая совсем недавно встречалась с покойной Маргаритой возле подъезда. Просто поставил галочку в уме, что этот вопрос еще нужно будет прояснить, и распрощался.

Выйдя из квартиры доцента, я достал из кармана телефон. Надо же, за пятнадцать минут — целых три пропущенных вызова. Один раз мне звонил Славик. И два раза Ксюха. Ее номер я помнил наизусть и всегда набирал по памяти. Сохранять его в телефонном списке было опасно даже под чужим именем. Мало ли, ушел бы я в душ, оставив мобильник в комнате, и позвонил бы мне какой-нибудь «Вася» или «Миша», а моя Света чисто из врожденного любопытства схватила бы трубку и услышала молодой женский голос… Сколько неверных мужей горит на смс-сообщениях и звонках от любовниц, подумать страшно. Я не такой глупый.

Понимая, что разговор с Ксюхой может затянуться, я первым делом перезвонил Славику. Голос у молодого опера был уставшим. Когда бы он успел утомиться, еще и полудня нет. Впрочем, есть люди, которые просыпаются по утрам уже уставшими.

— Андрюха, ты как, ходил к Симоновичу?

— Ага, ходил. Вот только что от него.

— И чего?

— А ничего интересного. Странная какая-то семья. Вроде и вдвоем жили, а вроде и каждый своей жизнью… Во всяком случае, про ее болезнь он ничего не знал.

— Точно не знал?

— Ну, Слав, у меня карманного детектора лжи нет, но думаю, что действительно не знал. Его это просто шокировало. Я даже засомневался, можно ли его в таком состоянии оставлять. Как бы вслед за женой не прыгнул… А у вас что?

— Ничего хорошего. В онкоцентре я справки навел, Маргарита Симонович туда не обращалась. В районной поликлинике она вообще не значилась. Не по статусу типа. Она же богатой дамой была. В трех кварталах от вашего дома есть частная клиника «Виталина», может, слышал о такой. Вот туда она изредка наведывалась. Виталик там уже успел побывать с утра пораньше, посмотрел журнал посещений, поговорил с врачами. За последние четыре месяца Симонович приходила в клинику два раза. Оба — по линии гинекологии. Обычные плановые осмотры, как у всех баб. А вот на боли в желудке она не жаловалась.

— Получается, не знала…

— Выходит, так. Да еще с братом ее какие-то непонятки творятся.

— Это тот самый брат, который похороны организовал? А что с ним?

— Да понимаешь, я ведь с ним два раза разговаривал. На прошлой неделе и вчера, на похоронах. Спрашивал, мол, какие у вас предположения… Так вот, пять дней назад он только руками разводил, ничего вразумительного сказать не мог. В самоубийство Маргариты не верил, больше склонялся к несчастному случаю. А вчера он уже не про несчастный случай говорил, а про убийство. И очень толстые намеки делал, что это муж ее столкнул.

— О, вот как! Интересно. А мотивировал чем?

— Да ничем не мотивировал. Он же не напрямую утверждал, а просто советовал нам «присмотреться» к Симоновичу. Но вот лично мне показалось, будто он подозревает, что у Симоновича есть другая женщина. И что он жену с лоджии сбросил, чтобы остаться обеспеченным вдовцом и зажить со своей любовницей…

— Но никаких имен не называл?

— Вообще ничего конкретного. Только общие слова.

— И что будете делать?

— Проверять, — грустно вздохнул Славик. — Так жаль, блин. Теперь придется знакомых Симоновича опрашивать. Ты, кстати, тоже участвуй. Обойди еще раз жильцов. Может, кто-нибудь его видел с другой бабой… Вот не дай бог, выяснится, что у него на самом деле любовница есть! Тогда точно придется дело заводить…

Я открыл было рот, чтобы рассказать оперу про показания соседки, видевший Маргариту со смуглой брюнеткой, гипотетической любовницей доцента, но передумал. Сам даже не понял, что заставило меня промолчать. Возможно, элементарное человеческое сочувствие. Внутреннее чутье подсказывало мне, что ни следователь, ни оперативники не смогут поговорить с Евгением Вениаминовичем на столь деликатную тему более мягко и осторожно, чем я сам. И еще мне хотелось сначала самому разобраться в любовных делах доцента, а потом уже преподнести коллегам готовые выводы. Такое вот профессиональное тщеславие. Как-никак был и я когда-то сыщиком…

***

Посочувствовав Славкиным неприятностям и пообещав держать его в курсе дела, я попрощался с ним. Тут же перезвонил Ксюхе, и она ответила после первого гудка, как будто держала мобильный телефон в руках. Новость, которую она мне сообщила, буквально ошеломила меня. Я сначала просто отказался верить, но она напомнила мне про одну из наших встреч, состоявшуюся в первых числах апреля, и про допущенную мною неосторожность. Я вспомнил и едва сумел сдержать свою досаду. Договорились, что я зайду к ней ближе к вечеру, и мы спокойно поговорим.

Как назло, день выдался суматошный, пришлось много ходить и много общаться как с сотрудниками, так и с гражданами. Да еще Светка торчала дома, так что я даже на обед заходить не стал, чтобы она по моему лицу ни о чем не догадалась. Наскоро перекусил в уличном кафе. Жевал свои чебуреки с мясом и сыром и не чувствовал вкуса. Только об одном и думал, как бы выйти сухим из ситуации, в которую сам себя загнал. Я прикидывал, как правильнее построить разговор с Ксюхой, какие предложения ей сделать, какие доводы привести. Я старался предугадать ее реакцию на мои слова. Я искал выход… Это была классическая погоня за двумя зайцами. За материальным благополучием, которое обеспечивал мне брак со Светланой. И за чувственными удовольствиями, которые давал роман с Ксюхой. За двумя зайцами погонишься…

Со служебными делами я покончил к половине седьмого. К пятиэтажному дому, в котором жила моя подруга, подошел через двадцать минут. По лестнице поднимался медленно, оттягивая тяжелый разговор. Между вторым и третьим этажами встретил одного из своих подопечных, дважды судимого Сашку Лютикова, который условно-досрочно освободился в декабре и с тех пор находился под моим наблюдением. Несколько раз я бывал у него дома, в однокомнатной квартире на пятом этаже, где он проживал вместе с суетливой и крикливой женой. Не ради удовольствия я к нему заходил, а по долгу службы. Участковый обязан присматривать за судимыми гражданами, живущими на подведомственной территории.

— Андрей Сергеич!.. Ко мне, что ли?

— К тебе, — соврал я. — А ты что, уходишь?