Забыть Веронику

Уже закрывая за собой двери, я увидел, что наблюдатель прошел мимо, не глядя в сторону ресторана. Ну и пускай идет. А я пока сделаю заказ да поем. Не скажу, что я совсем никакого значения не придал этой слежке, но и в панику тоже не впадал. Если бы я точно знал, что следят за мной не какие-нибудь уголовники, а сотрудники полиции, меня бы это даже обрадовало. Это бы означало, что они хоть что-то делают. Хотя бы меня самого проверяют. Раз проверяют, значит, все же работают… Впрочем, я тут же оборвал самого себя. Как они могут работать, если сегодня утром мне позвонил следователь и сообщил, что прокурор уже утвердил постановление об отказе в возбуждении уголовного дела?

Пообедал я сытно, хотя и без всякого удовольствия. Невеселые мысли мешали получать удовольствие от вкусной еды. В один момент мне пришла в голову идея, что можно выйти на улицу через запасной выход, как часто делают герои детективных кинофильмов. Но, подумав, я от этой идеи отказался. Во-первых, если наблюдатель меня не дождется из центральных дверей, он наверняка сообразит, что я его раскусил. А во-вторых, если это все же полиция, то своим «отрывом» я могу усилить их подозрения в свой адрес. Совершенно безосновательные, кстати. Вот интересно, о чем Он подумает, когда увидит, куда именно я направляюсь после ресторана?.. Впрочем, выйдя на улицу, наблюдателя я не увидел. То ли замаскировался, то ли откуда-то издалека следит, то ли вообще его сменил другой человек, более опытный.

***

К темно-серому трехэтажному зданию, в котором располагался отдел полиции Восточного района, я подошел ровно в три часа дня. На всякий случай нащупал в кармане паспорт, мало ли, вдруг придется предъявлять на входе, пропуск выписывать. Но документ никто не спросил. Пройдя мимо широкого окна с надписью «Дежурная часть», я поднялся на третий этаж по лестнице, которая, похоже, использовалась сотрудниками отдела в качестве зоны для курения. По коридору дошел до триста восемнадцатого кабинета и в недоумении остановился. По здравому разумению, триста двадцатый должен находиться рядышком. Однако его не наблюдалось. Пока я сомневался, из триста восемнадцатого вышел высокий темно-русый мужик в джинсах и темно-синем джемпере, задержал на мне взгляд, слегка прищурился и направился в конец коридора. У меня возникло ощущение, в общем-то не свойственное мне. Дело в том, что обычно я либо сразу узнаю человека, либо не узнаю совсем. Никаких таких «где-то я его раньше видел» у меня не случается. А вот с этим субъектом получилось не так. Увидев его, я в ту же секунду решил, что когда-то в прошлом уже пересекался с ним, но совершенно не представлял, где и когда это могло произойти.

— Простите, — окликнул я его, — где находится триста двадцатый кабинет?

— А вон в той стороне, слева от лестницы, — не замедляя шага, небрежно махнул рукой мужик и секунду спустя обернулся: — Точно, Евгений Вениаминович, это вы! А я вас сразу и не узнал! Только по голосу и понял, что это вы.

— Вот как? И где же вы слышали мой голос?

— В Гуманитарной Академии, на лекциях по культурологии, — улыбнулся молодой человек. — А потом и на экзамене.

— Видимо, это было очень давно?

— Лет десять прошло, Евгений Вениаминович.

— Как вас зовут, напомните?

— Сергей. Учился на факультете журналистики.

— Но журналистом, как я понимаю, не стали? Вы же здесь работаете, в полиции?

— Да, чуть больше полутора лет. А до этого служил в пресс-службе Центрального военного округа и ушел оттуда вовсе не из-за профнепригодности, — слегка помрачнев, сказал мой бывший ученик. — Так что учился все же не совсем зря... А вы где сейчас?

— Там же. Вот только сегодня экзамен принимал у нового поколения журналистов.

— Ясно. Вы же к нашему начальнику пришли, к Павлу Ивановичу?

— Да, к нему, — кивнул я.

— По поводу вашей супруги, да? — понимающе кивнул он. — Я слышал от коллег, какая беда у вас случилась. Евгений Вениаминович, я искренне сочувствую вашему горю. Очень бы не хотел пережить подобное… Пойдемте покажу вам кабинет.

Через минуту я распрощался с Сергеем (фамилию его так и не вспомнил) и открыл дверь триста двадцатого кабинета. Сразу же увидел Пашку Грушина, стоящего вполоборота ко мне и убиравшего в темно-коричневый сейф какие-то папки. Вот его я узнал сразу же, хотя никогда прежде не видел своего школьного приятеля в форменной одежде, при погонах. Да и вообще, последний раз мы встречались на десятилетней годовщине нашего выпуска и с тех пор не только не виделись, но и не созванивались.

Обмен любезностями не занял много времени, хотя Пашка встретил меня очень дружелюбно, даже с объятиями. То, что я к нему пришел не для того, чтобы вести разговоры «за жизнь» или вспоминать забавные случаи из школьной жизни, он понял еще вчера, когда я позвонил ему впервые за несколько лет и попросил о личной встрече. И не мог он не догадываться, что обращаюсь я к нему не только как к школьному товарищу, но в первую очередь как к сотруднику полиции. Так получилось, никто из друзей моего детства не связал свою жизнь с правоохранительными органами, так что Грушин был единственным человеком в этих самых органах, к которому я мог обратиться, скажем так, не на общих основаниях.

— Понимаешь, Пашка, — приступил я к невеселому рассказу, — я даже не уверен, что ты мне сможешь помочь. Сегодня уже тринадцатый день, а я из книжек знаю, что проще всего расследовать преступления по горячим следам...

— Тринадцатый день после чего? — уточнил он.

— Моя жена... Маргарита... Она погибла семнадцатого мая. И твои коллеги, которые проводили проверку, пришли к выводу, что она покончила с собой.

— Женька... Я тебе искренне сочувствую. Может, налить?..

Ну что он мог мне предложить? В лучшем случае коньяк, в худшем — водку. Не привык я пить такие напитки посреди дня. Вот наступит вечер, приедет ко мне Верочка, с ней и выпьем…

— Нет, Паш, спасибо. У меня сегодня еще дела в Академии, — соврал я.

— Ну хорошо-хорошо, заставлять не буду. Как это случилось, Женька?

Как случилось... Бессчетное количество раз я вспоминал тот кошмарный вечер, и все мои воспоминания были как будто подернуты пеленой серого тумана. Я помнил все, но так, словно это не со мной было, а с каким-то киногероем, за жизнью которого мне довелось наблюдать по телевизору. Возможно, это работал механизм психологической защиты, не позволяя мне слишком уж близко к сердцу принимать обстоятельства смерти Риты. У меня даже сложилось такое ощущение, что если бы я каждый вечер не обсуждал эту историю с Верочкой, то все подробности уже выветрились бы из моей головы.

Сколько ни напрягаю память, так и не могу припомнить хоть какую-то странность, хоть какую-то мелкую деталь, которая предвещала бы трагедию. Все же было совершенно обычно, как всегда!

Утром Маргарита ушла из дома чуть раньше меня, и я видел в окно, как ее красный «Шевроле» выехал с подземной стоянки, резко набирая скорость. У меня в тот день было две пары, потом я долго сидел с молоденьким первокурсником, писавшим курсовую под моим руководством и каждый раз удивлявшим меня сочетанием прилежной старательности и непроходимой тупости. Пообщался минут пятнадцать с профессором Зимниковым, недовольным очередными кадровыми перестановками в руководстве Академии. Домой приехал часа в три. Доел остатки вчерашнего ужина, посмотрел какое-то юмористическое шоу по телевизору...

Жена вернулась довольно поздно, уже начинало смеркаться. Выглядела спокойной и немного уставшей. Говорили ли мы с ней в тот вечер о чем-то? Если и говорили, никаких серьезных тем не касались, иначе я бы запомнил.

Ужинать Маргарита не стала, она вообще в последнее время старалась не есть после семи вечера, фигуру берегла. Я же себя таким испытаниям не подвергал, к лишним килограммам относился как к неизбежности, но вот в тот вечер тоже почему-то не ужинал. Не хотелось. Сидел перед телевизором, переключал каналы, никак не мог сосредоточиться ни на новостях, ни на ток-шоу. Около девяти вечера Рита пошла в ванную, долго плескалась под душем, потом вышла с полотенцем на голове, одетая в свой дорогущий халат, привезенный в прошлом году из Милана. Пока она наносила крем на лицо и сушила волосы феном, я подумал, что неплохо бы тоже принять душ, он меня всегда взбадривал и даже поднимал настроение. А взбодриться как раз хотелось, потому что на душе было тяжко, хотя в тот момент у меня не было никаких причин для тоски и хандры. Может, это было предчувствие надвигавшейся беды? Вполне возможно.

Буквально за минуту до того, как я закрыл за собой дверь ванной, Рита прошла на лоджию с открытой бутылкой красного вина в одной руке и наполненным бокалом в другой. Появилась у нее с недавних пор такая ежевечерняя традиция, выпивать после душа пару бокалов и выкурить две-три сигареты, причем с наступлением теплого времени года она предпочитала это делать, сидя на лоджии в раскладном кресле. Будучи наслышан об опасностях женского алкоголизма, я немного нервничал из-за подобной манеры проводить свободное время, но потом, заметив, что дозы не увеличиваются, а вино не превращается в крепкие напитки, махнул рукой. В любом случае Рите бесполезно было делать замечания, касавшиеся ее образа жизни, она их просто игнорировала и продолжала делать по-своему.

Не помню, сколько времени провел в ванной. Обычно на полноценную помывку у меня уходит минут двадцать. Наверное, и в тот раз тоже было примерно так. И вот, когда я уже выключил воду и вытирался, начались судорожные звонки в дверь. Сначала один раз позвонили, спустя минуту начали трезвонить не переставая. Я надеялся, что Рита вот-вот откроет дверь и звонки прекратятся, но этого не происходило. Недоумевая и раздражаясь, я торопливо набросил на себя халат и с мокрой головой выскочил в прихожую. В дверь уже не только звонили, но и колотили кулаком. С площадки слышались встревоженные голоса соседей. Я щелкнул замком и увидел молодого мужика с необычайно эффектной внешностью, похожего на кого-то из американских киноартистов. Наверняка я бы его не узнал, если бы не полицейская форма. Я сразу сообразил, что это наш участковый. Фамилию его я не помнил, но мне известно было, что он проживает в соседнем подъезде.

Ворвавшись в нашу прихожую, он выкрикивал какие-то ужасные вещи, которые мое сознание в ту минуту отказалось воспринимать. Помню, что участковый раза три повторил один вопрос: «Где ваша жена?!» Вид у него при этом был такой, что я усомнился в его психической адекватности. Когда же до меня наконец дошел дикий смысл его слов, сквозь мое тело словно электрический разряд пробежал. Маргарита... Где она? То, что говорил участковый, было абсолютным бредом, но ведь не могла же она не слышать ни многочисленных звонков в дверь, ни вот этих воплей? Где она, почему не выходит? Не сомневаясь ни на секунду, что сейчас увижу ее, живую и невредимую, я кинулся на лоджию, на бегу включая свет в комнате. «Рита, Рита!!» — отчаянно закричал я, увидев пустое кресло и опрокинутый бокал с небольшой красноватой лужицей рядом. Нет, это ведь не кровь, это вино, она же вино пила! Да, вино... Но где она сама?

Пока я дико озирался по сторонам, участковый резко перегнулся через ограждение, краем ботинка наступив в винную лужицу. Я последовал его примеру и сразу же увидел далеко внизу фигуру женщины, распластанную на земле. Совсем рядом стоял фонарь, и в его желтоватом свете был отчетливо виден до боли знакомый бежевый халат. В последнее время зрение мое стало ухудшаться, но это была дальнозоркость, то есть на большие расстояния я по-прежнему видел хорошо, как и в молодости. И поэтому, даже глядя с двенадцатиэтажной высоты, я четко и ясно понял, что застывшее в неудобной позе тело — это действительно моя жена...

***

Пашка смотрел на меня, и в его взгляде я видел искреннее сочувствие, на которое способен только человек, который и сам пережил нечто подобное. Как выяснилось впоследствии, я не ошибся.

— Плохо помню, что было в последующие три дня, — задумчиво сказал я. — Когда увидел ее лежащей на земле, сразу в глазах потемнело. Ноги подкосились, меня еле участковый успел подхватить. Потом я узнал, что он сразу вызвал «скорую», и меня увезли в клинику неврозов. Как меня там выхаживали, как таблетки давали, как кормили чуть ли не с ложки, это все я помню очень смутно. Словно не со мной было… Иногда я приходил в себя, но как только вспоминал о смерти Риты, так опять терял контакт с реальностью. Только на четвертый день более-менее оправился, и меня выписали. Прямо из больницы поехал на кладбище посмотреть на могилу…

— Мне очень жаль, Женька, — тихо произнес Пашка. — Знаешь, у меня в жизни тоже случилась подобная трагедия. Несколько лет назад моя супруга погибла. Поэтому я прекрасно понимаю, что нет таких слов, которыми можно было бы помочь в такой ситуации… Как ты себя сейчас чувствуешь?

— Поначалу вообще жить не хотелось, — махнул я рукой. — Был бы один, точно бы повесился.

— А кто у тебя остался из родственников?

— Да никого. Отец умер давно, да я с ним и не общался с подростковых лет. А мама умерла пять лет назад.

— Дети?

— Нет, Пашка. Детей я не нажил ни с первой женой, ни со второй.

— Но ты сказал, что ты не один… Кого имел в виду?

— Ах да… — я слегка замялся. — Есть одна девушка, молоденькая. Чудо, а не девушка. Я с ней познакомился как раз в день выписки.

— И у тебя с ней что, уже любовь? — улыбаясь, спросил Грушин.

— Нет. У меня с ней много больше, чем просто любовь, — значительно ответил я и замолчал, давая понять, что не желаю распространяться на интимные темы. Пашка понял правильно, допытываться не стал.

— Чего ты хочешь от меня, Женька? — спросил он.

— Я хочу, чтобы ты помог мне. Понимаешь, уголовное дело возбуждать не стали. Провели какую-то формальную проверку и решили, что Рита покончила с собой. А я в это не верю… Вернее, так: я в это поверю, если получу стопроцентные, исчерпывающие доказательства. А пока у меня таких доказательств нет, я склонен думать, что это было убийство.

Грушин с минуту помолчал, внимательно глядя на меня. Я ждал, что он сейчас начнет убеждать меня в том, что я не один такой… что все родственники самоубийц не могут поверить… что никто не хочет чувствовать себя виноватым и невнимательным… В этих словах не было бы ничего нового, я их многократно слышал и раньше. Но Пашка их и не стал произносить.

— Женька, видишь, в чем проблема… Я только сегодня вышел из отпуска. О смерти твоей жены услышал вот только сейчас, от тебя. Не владею ситуацией, короче. Ты не знаешь, кто из наших оперов к тебе выезжал?

— Ой, вот этого я не скажу. Откуда мне знать их фамилии?

— Ладно, сам узнаю, не проблема. А кто проводил доследственную проверку? — спросил Грушин.

— Толстов. Знаешь такого?

— Да. На него надежды мало, прямо скажем. Я бы очень хотел тебе помочь, Женька, но ты пойми правильно: у меня в отделе всего девять человек. Причем девять — это вместе со мной. Нагрузка у каждого — будь здоров. Они даже по реальным делам работать не успевают…

— Пашка, я все прекрасно понимаю, — поспешно перебил я. — Не надо давать операм никаких официальных заданий. Просто порекомендуй мне одного из них, кого считаешь толковым и опытным. А я уж сам с ним договорюсь.

— Договоришься?

— Вот именно. Денег ему дам, проще говоря.

— Денег дашь? Ну что ж, это упрощает. С деньгами многие проблемы решаются, да?.. Не знаю, Женька, кто из моих ребят самый толковый, а вот жадные они все. Любого назову, и любой согласится… если о сумме договоритесь.

— А мне бы все же хотелось, чтобы не только жадный был, а еще и преступления раскрывать умел, — упрямо сказал я. — А еще лучше, если это будет человек, с которым я лично знаком.

Грушин недоуменно посмотрел на меня.

— Ты что, хочешь, чтобы я сам этим занимался? Извини, даже за деньги не смогу. Мне отделом руководить надо.

— Нет, ты неправильно понял. Я имел в виду другого человека. Вот буквально только что я его встретил в коридоре. Оказывается, у тебя здесь работает мой бывший студент. Фамилию не помню, но зовут Сергеем.

— Да ну? — удивленно протянул Грушин. — Сергей у меня только один. Волков его фамилия.

— Точно, вспомнил! Конечно, Волков. Фамилию подзабыл, а вот как он мне на экзамене отвечал, помню отчетливо. Он тогда еще двух французских художников перепутал, Клода Моне и Огюста Мане. Впрочем, их многие путают, похожие фамилии… Но мне он показался толковым парнем.

— Ну так, серединка на половинку, — усмехнулся Пашка. — Звезд с неба не хватает, выдающихся способностей не демонстрирует. В меру сообразительный, в меру ленивый. Он у меня в отделе единственный, кто без юридического образования. Но он учиться умеет, вот что радует. На лету все схватывает.

— А преступления раскрывает? — с надеждой спросил я.

— Иногда. Когда повезет, — опять ухмыльнулся Грушин. — Да ты не расстраивайся, Женька. Шерлоков Холмсов у меня все равно нет. А Волков — вполне нормальный вариант. Поговори с ним. Если вы знакомы, так мое посредничество тебе и не нужно. Он в триста восемнадцатом сидит, зайди прямо сейчас. А то рискуешь его не застать, он у нас любит незаметно исчезать со службы…

Глава 9, написанная участковым

До следственного управления мы доехали быстро. Еще по дороге я созвонился с Волковым, сообщил о неожиданной находке, а заодно узнал фамилию следователя, который принял к производству дело об убийстве моей Ксении. Сергей тоже обещал подъехать, потому что по линии уголовного розыска этим делом занимался именно он.

По второму и по третьему кругу мы допрашивали Лютикова, задавая ему одни и те же вопросы и пытаясь подловить на неточностях и нестыковках. Парень был напуган и растерян, но старался держать себя в руках. Вопросы сыпались на него с четырех сторон, и он еле успевал переводить глаза со следователя на Волкова, с меня на оперативников из наркоконтроля.

— Да вы поймите, мне подкинули кольца, я же вам объясняю! — срывающимся голосом говорил он. — Ну, Андрей Сергеевич, вы-то хоть скажите: вы же сами видели, что они с моей машиной сделали. Разрисовали и вскрыли. Коллекторы, мать их… Они меня подставить хотят, чтоб я сел.

Я хотел напомнить пацану, что свою тачку он в тот день осматривал сам и никаких следов вскрытия не обнаружил. Но Волков меня опередил.

— Так ты хочешь сказать, что коллекторы и девчонку эту грохнули, да? И все для того, чтобы тебя, убогого, подставить? Вот скажи, сколько ты им должен?

— Сто штук занимал. Двадцать успел вернуть. Потом меня закрыли. А когда вышел, мне из банка стали звонить и требовать уже чуть ли не двести…

— Ну вот. Пусть даже двести. Это не те деньги, чтобы разыгрывать такую сложную комбинацию. Убивать постороннего человека, похищать золото и потом это золото подкидывать должнику.

— Но больше некому! — начинал срываться на крик Лютиков и повернулся к операм, сидевшим у противоположной стены кабинета. — Вы вот сами подумайте, ведь это же не случайность, что вам именно сегодня позвонили и про наркотики нашептали. Да я никогда с наркотой не был связан, ни разу в жизни не вмазывался. Вам только для того позвонили, чтобы вы мою тачку стали обыскивать и кольца нашли… Ну не совсем же я баран, чтобы девку убить и краденые вещи в своей машине хранить!..

Допрос длился около двух часов. В итоге следователь Ивановский вынес постановление о задержании гражданина Лютикова и вызвал конвой. Парень начал орать, что все это беспредел и вообще менты в доле с коллекторами. Не прекращал орать, даже когда его выволакивали из кабинета.

Я ожидал, что следак сейчас устроит совещание, чтобы обсудить ситуацию и прикинуть план дальнейшей работы. Но он, видать, куда-то торопился. Оно и верно, рабочий день давно закончился, мало ли какие дела могут быть у человека.

— Завтра с утра я буду ходатайствовать перед судьей о производстве обыска в хате этого чувака, — сообщил он напоследок. — Хорошо бы найти еще кошелек, пропавший из квартиры Коноваловой. Или одежду с каплями крови. Правда, крови там было не очень много, но чем черт не шутит. Вдруг повезет. Все, мужики, встречаемся завтра… А вам, ребята, — обратился он к сотрудникам отдела по борьбе с наркотиками, — вам огромное человеческое спасибо. Все свободны.

Уже начало темнеть, когда мы с Волковым вышли из отдела. Сергей сказал, что его машина со вчерашнего дня стоит в сервисе, и попросил подвезти до дома. Я не стал отказывать, тем более что ехать мне нужно было примерно в ту же сторону.

— Что тебя веселит? — поинтересовался я, выруливая с парковки. — Я еще в кабинете заметил, что ты еле улыбку сдерживаешь.

— А ты рожи этих оперов из наркоконтроля видел? Разочарование и недоумение в комплекте, да? Они ведь до последнего надеялись, что наш Лютиков начнет давать признательные показания по наркоте. Они приехали по анонимному сигналу, рассчитывали раскрыть целую сеть, изъять крупную партию — и тут такой облом.

— Да, не повезло ребятам. Зато нам повезло. Особенно повезло в том, что они сначала ко мне обратились и я на месте оказался. По большому счету обшмонать тачку Лютикова они могли и без моей помощи и даже могли меня в известность не ставить. А если бы так случилось, то на эти кольца они бы вообще внимания не обратили. Ну, лежат в машине побрякушки, завернутые в носовой платок, подумаешь?.. Они же не золото искать приехали, а наркоту. Удачно получилось, что я присутствовал при досмотре.

— Да, удачно, — пробормотал Волков. — Даже слишком удачно. Вот бы каждый раз так получалось: подходишь на улице к совершенно левому человеку, проверяешь у него документы, а у него из паспорта улика какая-нибудь выпадает прямо тебе в руки, именно по тому делу, которое ты сейчас ведешь… Сам-то что думаешь?

— Не знаю, что и сказать, — помотал я головой. — С одной стороны, такой хороший вещдок, снятые с трупа Коноваловой вещи… Не где-нибудь, а в личном автомобиле мужика, который был с ней знаком и имел реальную возможность ее замочить. А с другой стороны, очень уж похоже на подставу. Анонимный звонок, мифические наркотики… Вот найти бы звонившего да потолковать с ним.

— А я уверен, что следак это обязательно сделает. Я его немного знаю, пересекались один раз. Мозги у него наличествуют. Но я также уверен, что это ничего не даст. Звонили наверняка с сотового номера, и уж точно с чужого. Найдем мы человека, на которого номер оформлен, а он скажет, что телефон у него неделю назад украли. Вот и все.

— Как думаешь, Ивановский правильно сделал, что задержал парня?

— Да. Правильно. Представь, что он действительно убил. И оказался настолько тупым, что припрятал цацки в салоне своей машины. Ты знаешь, не так уж это и сказочно. На интеллектуала этот Лютиков не похож. Ни по лицу, ни по речи нельзя сказать, что он шибко умный. Вполне мог такую глупость свалять… И если его сейчас отпустить, после обнаружения колечек, то он может просто-напросто скрыться. Так что пусть лучше в камере посидит на всякий случай… Вот только если мы не найдем никаких других доказательств, то с одними колечками дело в суде развалится. Да Ивановский и не рискнет его в суд передавать. Колечек недостаточно для обвинительного заключения. Тем более Лютиков нам выдал собственную версию, каким образом цацки могли попасть в его тачку. На этой версии он и будет стоять до конца.

— Да муть это, а не версия, — откликнулся я. — Ты когда-нибудь слышал, чтобы коллекторы убивали человека и подбрасывали изобличающие улики должнику? Это же бред. Абсолютно нелогично. Ты же сам говорил об этом Лютикову. С должника нужно выбивать деньги, а не подставлять его под «убойную» статью. Ну, сядет должник в тюрьму, и что толку? Деньги-то он все равно не вернет. Это во-первых. А во-вторых, по времени не сходится. Я уходил от Коноваловой в семь пятнадцать, она была жива и здорова. А машину Лютикова разрисовали раньше. Когда я вышел из подъезда, он уже стоял возле своей разукрашенной тачки. Девчонку убили примерно через полчаса после моего ухода, судя по ее смс-сообщениям и прервавшемуся звонку в полицию… А Лютиков, по его словам, как раз к этому моменту закончил отмывать свою машину, сел за руль и поехал на вокзал. Вот когда бы ему могли колечки подложить?

— Позже. Когда Лютиков уже вернулся домой вместе со своим другом и когда они начали бухать. Ведь его машина всю ночь простояла на стоянке. И весь следующий день. И еще одну ночь. Охраны там нет, видеонаблюдения нет…

— Хочешь сказать, машину сначала расписали, а через некоторое время вскрыли?

— Могли вскрыть, — уточнил Волков.

— А к чему такие сложности? Сначала машину разрисовывать, а потом возвращаться и вещдоки подкладывать?

— Не знаю, Андрюха. Выяснять надо. Сначала владельца телефона установить, с которого в наркоконтроль звонили. Может, хоть какая-то ниточка появится. Затем надо бы узнать, что за контора наезжает на этого парня. Кто они, эти коллекторы, которые деньги с Лютикова трясут? Надо с ними лично познакомиться, припугнуть, надавить… Тогда и понятно станет, подбрасывали они золотые кольца в машину или нет. Завтра этим займусь. Вот здесь останови, Андрюха, во двор не заезжай.

Я притормозил рядом с двенадцатиэтажным домом. Волков пожал мне руку и вылез из машины. Придерживая дверь, обернулся ко мне:

— Андрей, ты завтра с утра ничего не планируй. Я тебе позвоню до десяти часов. Если судья даст добро на обыск в квартире Лютикова, то нам понадобится твоя помощь.

— Без проблем.

Я проводил его взглядом и несколько минут сидел в задумчивости. Вздрогнул от резкого гудка, глянул в боковое зеркало и заметил, как мою машину объезжает огромный вишневый джип. Мимо меня проплыло широкоскулое лицо водителя, на котором явственно читалось все, что он думал обо мне и о моем умении парковаться. Мужик кинул презрительный взгляд на мою полицейскую форму и шевельнул губами. Артикуляция у него была хорошая, поэтому одно слово я понял точно, «мент». Во втором слове не уверен, но вряд ли его можно было бы воспроизвести на бумаге. Я усмехнулся, посмотрел вслед удаляющемуся джипу, на заднем стекле которого был наклеен небольшой плакат с нарисованным танком и надписью: «1945. Можем повторить». Что ты можешь повторить, придурок на немецкой тачке? Еще двадцать семь миллионов в могилы уложить?.. Я презрительно усмехнулся, потом ударил по газам и поехал домой.

***

Волков, как и обещал, позвонил с утра. Сообщил, что ходатайство о производстве обыска удовлетворено, и попросил меня подойти к дому Лютикова к одиннадцати часам.

— Только вместо меня от нашего отдела будет другой сотрудник, — предупредил он. — Славиком зовут, ты с ним знаком.

— Да, знаком. А почему не ты?

— Я через полчаса на кладбище поеду. Меня начальник отправляет на похороны Ксении Коноваловой. Сам понимаешь, это обычная практика при расследовании убийств. За людьми понаблюдать, чужие разговоры послушать, информацию выудить…

У меня мгновенно пересохло в горле. Ну конечно, похороны. Я как-то и не подумал про них. А ведь это мой последний шанс увидеть Ксению, хотя бы и мертвую.

— Алло, Андрюха, слышишь меня? — донесся из трубки напористый голос Сергея.

— Да, слышу, — прокашлявшись, ответил я. — В одиннадцать буду на месте.

Я порывисто поднялся из-за стола и стал мерить шагами кабинет. Ну что за невезение такое, а? Мне страшно хотелось в последний раз посмотреть на девушку, которая на протяжении последних месяцев дарила мне моменты сказочного блаженства. Которая носила в себе моего ребенка… Но не мог же я сказать Волкову, что отказываюсь участвовать в обыске, потому что хочу тоже поехать на кладбище! Да если бы и не было сегодня никакого обыска, если бы я был совершенно свободен, все равно нельзя мне появляться на похоронах. Обязательно поползут слухи: а чего это вдруг Шаманов пришел, разве он так уж близко знал убитую? Я ведь не следователь и не сыщик. Я просто участковый и не должен показывать своей особой заинтересованности. Вот в прошлом году на моей территории отравилась боярышником сорокалетняя алкоголичка из девятого дома, ну так не пошел же я провожать ее в последний путь, верно?

Около одиннадцати часов я подошел к дому Лютикова. Через несколько минут прикатили следователь Ивановский и опер Славик. Мы поднялись на пятый этаж, предъявили Валентине постановление о производстве обыска и приступили к работе. Понятыми попросили быть жильцов из соседней квартиры.

Однокомнатное жилище супругов Лютиковых обширностью не отличалось, но было порядком захламлено и еще хранило следы недавней пьянки. Куча пустых бутылок, гора немытой посуды, смрад дешевых сигарет… То ли Валентина по жизни была такой безалаберной хозяйкой, то ли на нее вчера так подействовало задержание мужа, что стало не до приборки.

Славик героически взял на себя кухню и санузел, мне досталась комната. Следователь сидел в единственном кресле и угрюмо наблюдал за нашими действиями. Контролировал процесс, так сказать, чтобы мы не схалтурили. Хозяйка квартиры тоже наблюдала, но с другой целью. Боялась, наверное, как бы мы чего-нибудь мимоходом не присвоили. Понятые, мужчина и женщина средних лет, топтались на месте, стараясь нам не мешать. Видно было, что все происходящее их не очень интересует.

Я последовательно осмотрел диван и телевизионную тумбу, приподнял ковер, пошарил за шторами. Приступил к огромному платяному шкафу. Одно за другим проверил все отделения, набитые мужской и женской одеждой. Порядка в шкафу не было, как и во всей квартире. Свитера и джинсы валялись вперемешку с блузками, юбками и колготками. Хорошо хоть, нижнее белье хранили в отдельном ящике.

— А это здесь зачем? — пробормотал я, извлекая из-под синего джемпера маленький прямоугольный предмет. — Что здесь делает банковская карта?

— Покажите, — потребовал Ивановский, взял карту у меня из рук, осмотрел и сунул под нос понятым. — Обратите внимание, уважаемые понятые. Наружным осмотром в платяном шкафу была обнаружена банковская карта. Зарплатная. Именная. Имя владельца выведено латинскими буквами: Ксения Коновалова…

— Что за чушь! — заверещала хозяйка квартиры. — Откуда здесь может быть ее карточка?! Да вы же сами ее подбросили, как и золотые побрякушки в Сашкину машину!

— Насчет золота не знаю, может, кто-то и подложил, но уж точно не мы, — запротестовал я. — А вот зарплатную карту Коноваловой в вашу берлогу точно никто не подкладывал. Вы же с вечера пятницы никуда из квартиры не выходили, все время бухали. Если даже ваш муж куда-то и выходил, хотя бы до винного магазина за добавкой, то вы-то сами все равно оставались дома. Никто не мог незаметно войти и карточку подкинуть…

На пожухлом лице Валентины отразилось смятение, но секунду спустя в ее голове родилась новая версия.

— Так значит, она приходила сюда, эта проститутка длинноногая! — выпалила Лютикова. — Значит, мой все же приводил ее сюда, когда я работала! А я ведь много раз замечала, как он на ее ляжки смотрит, что аж слюни бегут! Вот он, паразит… Получается, он ее сюда привел, они наверняка потрахались, и потом она, когда одевалась, карточку свою проклятую выронила!

— Не просто выронила, а сама ее в шкаф засунула, под ваши тряпки, — издевательски хмыкнул Ивановский.

— Ну, значит, мой Сашка потом нашел карточку на полу и поскорее в шкаф спрятал, чтобы я случайно не нашла…

— Зачем? Он мог спуститься на третий этаж и отдать карту Коноваловой.

Но ревнивая женщина уже сама прониклась своей только что выдуманной версией, и смутить ее было нелегко.

— А вот не мог он отдать, значит! — выпалила она. — Может, там муж дома был. Савелий этот. Узнал бы тот об их шашнях, так моему придурку бы не поздоровилось, он же доходяга по сравнению с Савелием…

— Можете оставаться при своем мнении, уважаемая, разубеждать вас я не буду, — пожал плечами следователь. — Находку мы изымаем, она будет приобщена к материалам дела… Вы все осмотрели? — обратился он к нам со Славиком.

Мы дружно кивнули. Спустя несколько минут все формальности были закончены. Понятые ушли к себе домой. После них вышли из квартиры и мы, оставив расстроенную и разгневанную женщину наедине с ее иллюзиями.

Распрощавшись с коллегами, я быстрым шагом поспешил домой. Скинул полицейскую форму, надел джинсы и куртку. Наплевать на то, что рабочий день в разгаре. Надеюсь, в ближайшие два часа меня не хватятся.

***

Мне даже сейчас трудно объяснить, зачем я в тот день помчался на Восточное кладбище. Увидеть лежащую в гробу Ксению? Нет, на это я не надеялся. По моим прикидкам, к часу дня похороны уже должны были завершиться, гроб должны были забросать землей. Но даже если бы церемония затянулась, если бы возле открытой могилы еще стояла группа друзей и родственников Ксюхи, я все равно не рискнул бы подойти к ним. Потому что я не был ни другом, ни родственником. И не хотел давать повод для сплетен. К тому же у меня не было уверенности, что при виде мертвой любовницы я сумею сохранить на лице бесстрастное выражение. Потому что бесстрастное — это когда нет страсти. А мои отношения с Ксюхой просто клокотали бешеной и неудержимой страстью…

Машину я оставил у ворот ради пущей предосторожности. Узнав в кладбищенской конторе о месте захоронения гражданки Коноваловой, двинулся в указанном направлении по грунтовой дорожке, поминутно оглядываясь. Очень скоро уперся в свежую могилу. Увидел на металлической табличке знакомое имя. Присел на корточки, прислонившись спиной к сосне. Задумался.

О чем?.. Да чушь какая-то в голову полезла. Мне вдруг вспомнился прочитанный мною в глубокой юности рассказ Эдгара По о заживо погребенных людях. Там описывалась история, как мужчина любил замужнюю женщину, и она тоже его любила, но уйти от опостылевшего мужа не могла. Девятнадцатый век, нельзя тогда было просто взять и развестись. Женщина очень тяжело переживала такую двусмысленную ситуацию, тяготилась своим положением любовницы и от жизни такой стала чахнуть и угасать. А потом умерла. Любовник узнал о ее смерти, но даже прийти на похороны не смог, потому что для всего общества он с покойной не был даже знаком. Только на следующий день он осмелился прийти на кладбище. И так сильно ему захотелось посмотреть на свою угасшую любовь, что он быстренько раздобыл лопату да и раскопал могилу. Сорвал крышку гроба и, рыдая, воззрился на лицо подруги. А дальше — как в пушкинской сказке о мертвой царевне. Веки женщины дрогнули, и она сделал едва заметный вдох. А любовник ее был парнем образованным, далеким от предрассудков, поэтому не убежал в ужасе, а взвалил подругу на плечи и при помощи попутного извозчика привез ее в свой дом. Применил какие-то медицинские процедуры, и через пару дней женщина была уже на ногах, и сознание к ней полностью вернулось. Некоторое время они жили в его доме, каждодневно предаваясь любовному сладострастию, а потом поняли, что в родном городе им оставаться никак нельзя, ведь для всех, включая ее мужа, женщина числилась мертвой. Они уехали в другую страну и жили там под чужими документами, но спустя десять лет их случайно повстречал ее бывший супруг, так и не женившийся повторно. Он сразу узнал любимую супругу, и у него даже хватило наглости потребовать, чтобы она к нему вернулась, и по этому поводу состоялся длительный судебный процесс, на котором двое адвокатов сделали себе громкое имя… В общем, воскресшая дама так и осталась со своим спасителем.

А вот бы мне так!.. Найти бы где-нибудь между могилок забытую лопату да и откопать Ксению. И убедиться, что она жива… Только было бы неплохо, если бы у нее случилось нечто вроде частичной амнезии, чтобы она забыла события последних дней жизни. Забыла бы о своих планах выйти за меня замуж, забыла бы о своей беременности... Да и сама беременность пусть бы замерла, рассосалась, растворилась или улетучилась каким-нибудь волшебным образом.

От бредовых мечтаний меня отвлек шум подъехавшего автомобиля. Я повернул голову и увидел, что на обочине припарковался «ниссан» вишневого цвета. Из машины вылез очень высокий мужчина средних лет, в деловом костюме и с букетом красных роз в руках. Я мельком взглянул на него и машинально отметил нездоровый цвет кожи и глубоко запавшие глаза. Он прошел мимо меня к одной из соседних могил, тоже свежей, заваленной дорогими венками. Дышал тяжело, натужно, как дышат при астме. Подошел к могиле, положил букет, скрестил на груди руки и замер, пристально глядя на памятник. Очевидно, он смотрел на портрет покойной. Так пристально и так пронзительно можно смотреть только на лицо любимого человека. Я со своего места не мог видеть портрет, потому что памятник был обращен ко мне тыльной стороной. А вот самого мужика мне было очень хорошо видно. В какой-то момент он поднял глаза, взглянул прямо на меня, и мне даже жутко сделалось, столько боли и страдания читалось в его взгляде. И еще черты его лица вдруг показались мне знакомыми. Где-то я его уже встречал. В жилом секторе, в отделе полиции?.. Или, возможно, в клубе «Буцефал»? Мужик явно не бедствует, судя по машине и по одежде. Вполне может оказаться клиентом элитного конного клуба.

В очередной раз завибрировал телефон. Я взглянул на дисплей. Три пропущенных, один из них от непосредственного начальника. Видать, потеряли меня. Глубоко вздохнув, я поднялся и направился в сторону выхода. Отошел немного, обернулся и увидел, что мужчина неподвижно стоит в той же позе. Я мысленно посочувствовал ему и пошел к своей машине.

Прежде всего я позвонил начальнику и выдал правдоподобную версию своего отсутствия на участке. Потом заехал домой и перекусил, благо время уже близилось к трем часам. Очень хотелось выпить, но это гибельное желание я в себе подавил. Мало ли с кем еще придется разговаривать до окончания рабочего дня. Надел форму и поспешил в отделение.

Возле двери своего кабинета я увидел Евгения Симоновича. Очень странно, мы же вчера с ним разговаривали, и я ему все объяснил. Может, за прошедшие сутки у него появились новые вопросы?

Оказалось, нет. Не вопросы у него появились, а деловое предложение.

— Меня не устраивает формальный подход, которым руководствуются ваши коллеги, — решительно заговорил он, усаживаясь напротив меня. — Я хорошо понимаю, что им выгоднее не возбуждать и не расследовать «лишнее» уголовное дело. Меньше дел — меньше работы, это ясно. И я даже не обижаюсь на то, что сотрудники полиции относятся ко мне как к постороннему. Потому что я и есть посторонний. И моя жена — тоже посторонняя… Но для меня, лично для меня, смерть Маргариты — это не просто единичка, вписанная в какой-нибудь отчет. Для меня это трагедия. И я хочу знать причины этой трагедии.

— Но ведь доследственная проверка еще не закончена, — осторожно возра­зил я. — Почему вы так уверены, что будет отказ в возбуждении?

— Потому что факты, указывающие на то, что это было убийство, не лежат на поверхности, — горько усмехнулся доцент. — А копать вглубь никто из вас не будет. Никому эти факты не нужны. Вот почему. Или я не прав?

— Уровень честности и добросовестности у наших сотрудников очень разный, не надо всех чесать одной гребенкой, — уклонился я от ответа. — Лично от меня вы чего хотите, Евгений Вениаминович?

— Проведите собственное расследование. Найдите убийцу Маргариты. Или найдите убедительные доказательства того, что она сама себя убила. И причины тоже найдите.

— Вы меня переоцениваете, — я вымученно улыбнулся. — Хотите, чтобы участковый уполномоченный выполнил ту работу, которую не могут выполнить несколько сыщиков в компании со следователем?

— Они могут, но не хотят. Потому что у них стимула нет. А у вас он будет.

— Какой?

— Деньги. Вам же нужны деньги?

О да, деньги мне были нужны всегда. Ради денег я даже обрек себя на жизнь с нелюбимой и некрасивой женщиной. Тем самым обеспечил себе удобную и просторную квартиру, хорошую тачку, вкусные и натуральные продукты, престижные курорты, занятия в конно-спортивном клубе и многое другое. Но вот чего я так и не смог себе обеспечить, так это финансовую независимость. Я не мог потратить достаточно крупную сумму, не отчитавшись за нее. Я был как маленький мальчик из богатой семьи, которому папа с мамой покупают все необходимое, причем самого лучшего качества, но карманные деньги дают в таком объеме, что их хватает лишь на пирожки и эклеры. Меня такая ситуация всегда бесила, но волей-неволей я с ней мирился. Свободные деньги мне нужны были в первую очередь для встреч с любовницами. Я не хотел выглядеть в их глазах грубым и невоспитанным самцом, озабоченным поиском объекта для спаривания и не способным думать ни о чем другом. Поэтому приходилось тратиться и на рестораны, и на букеты, и на подарки. Для всех этих трат у меня был только один ресурс — зарплата. Да и то не вся, потому что рано или поздно у Светланы мог бы возникнуть вопрос: а сколько денег накопилось на моей зарплатной карте, если я, по моим словам, их почти не трачу? Так что разбрасываться финансами я не имел возможности. А это непременно должно было отразиться на будущей личной жизни. С Ксенией-то мне повезло, она не требовала, чтобы я водил ее по шикарным кабакам и клубам, не клянчила у меня сережки и шубы, не просила снять ей отдельную квартиру. С ней было удобно до тех пор, пока она не начала настаивать на моем разводе… Но Ксении больше нет, и мне придется искать другую девчонку. С пустыми карманами это будет непросто сделать.

— Конечно, мне деньги нужны, — улыбнулся я. — Хотите предложить мне гонорар за расследование убийства вашей супруги?

— Это если ее убили. Если же она сама… Тогда вы мне должны назвать причины такого поступка. И обязательно с доказательствами.

— Ну что ж, давайте попробуем договориться, — произнес я после минутного раздумья. — Сколько готовы предложить?

Названная доцентом сумма примерно равнялась моей месячной зарплате со всеми надбавками. Вносить задаток Симонович решительно отказался, и я не стал настаивать. Понятно было, что в случае, если я выполню работу, он со мной расплатится полностью, кидать не станет. Не такой человек.

— Я помогу вам докопаться до правды, Евгений Вениаминович, — напыщенно произнес я. — Только знаете, есть такое выражение: иногда, докопавшись до правды, хочется закопать ее обратно… Уверены, что жалеть не станете?

— Не стану. Я реалист. Я не привык себя обманывать, не привык смотреть на мир сквозь розовые очки. Лучше знать самую горькую правду, чем мучиться догадками и сомнениями… Да и что такого страшного может всплыть? Что может быть хуже, чем смерть Маргариты?

— Будем надеяться, что ничего худшего уже не случится… Ну ладно, Евгений Вениаминович, приступим к делу. Вы должны мне рассказать о вашей супруге все, что знаете… Кстати! — вдруг вспомнил я. — В прошлый раз вы были в таком состоянии, что я постеснялся вас кое о чем спросить. У вас есть подруга?

— Подруга? — переспросил доцент.

— Ну да. Любовница, если говорить прямо.

— Нет, подождите… Для меня слово «любовница» означает женщину, с которой женатый мужчина поддерживает интимные отношения, тем самым изменяя жене. Я Маргарите никогда не изменял, значит, любовниц у меня не было. А подруга есть. Ее зовут Вера. Я с ней познакомился совсем недавно. Уже после смерти жены.

— Когда вы успели? Вы же в клинике лежали.

— А вот как раз в тот день, когда из клиники вышел, я ее и повстречал. На кладбище. И с тех пор мы каждый день видимся.

— Понятно. Ну тогда это вряд ли имеет отношение к делу… А можете вспомнить, в последнее время, еще при жизни Маргариты, вам какая-нибудь молодая девушка оказывала знаки внимания? Из числа ваших студенток, например.

Симонович на минуту задумался.

— Нет, — покачал он головой. — За мою педагогическую практику такие истории случались всего дважды. Последний раз — около пяти лет назад. С одной красавицей очень плохо поступил ее парень, она расплакалась прямо в аудитории. Я попросил ее остаться после занятия, расспросил о случившемся, успокоил, как мог. Она меня обняла, в порыве благодарности, а я ее погладил по волосам. Вот и все. И с того дня она вообразила, что между нами есть какая-то интимная связь, и всячески стала меня соблазнять. Пошли слухи, у меня даже с ректором был разговор на эту тему… А потом она «замутила», как они все говорят, с однокурсником, и весь ее интерес ко мне улетучился.

— Нет, если пять лет назад, то это тоже неважно… Меня интересуют последние месяцы. Подскажу вам: смуглая брюнетка с длинными волосами. Нет у вас такой?

— В группах, с которыми я в этом семестре провожу занятия, такие есть. Но ни одна из них в меня не влюблена. Во всяком случае, мне об этом неизвестно, — решительно заявил Симонович. — Может, объясните, откуда у вас такие гипотезы?

— Объясню обязательно, но не сейчас, — пообещал я. — Ничего от вас скрывать не хочу и не буду, но всему свое время. Давайте лучше поговорим о Маргарите…

Еще минут тридцать мы просидели в кабинете. Доцент подробно рассказывал историю своих отношений с покойной супругой. Описывал ее характер, привычки, увлечения и пристрастия. Называл имена общих знакомых и давал каждому из них краткую характеристику. Упоминал о людях, с которыми у Маргариты когда-либо случались конфликты. Видно было, что к нашему разговору он подготовился основательно, а не как вчера. И не как в тот раз, четыре дня назад, когда я пришел к нему и он не смог ответить на самые простые вопросы. Впрочем, его можно понять, он тогда еще не пришел в себя после неврологического диспансера. Наверняка не мог думать ни о каких расследованиях.

Я делал пометки в блокноте, задавал уточняющие вопросы и уже прикидывал в уме, с чего начну свое расследование. На первый взгляд ухватиться было не за что. Тем не менее изложенные Симоновичем факты вызывали некоторый чисто человеческий интерес. Оказывается, на Маргарите он был женат вторым браком. С первой женой развелся в девяносто шестом году, и причиной будто бы послужила ее неверность. Хотя мне показалось, что доцент и сам не до конца уверен в том, что та девушка ему изменяла. Как бы то ни было, произошел разрыв, и она уехала то ли к родителям, то ли за границу. А сам Евгений Вениаминович спустя шесть лет женился на Маргарите. Познакомились в институтской аудитории, на семинаре по искусствоведению. Она была очень красивой студенткой, а он — преподавателем с кандидатской степенью. Первый шаг, по словам Симоновича, сделала девушка, и он не стал противиться, потому что надоело ему жить без женской ласки, а Маргарита действительно отличалась внешней привлекательностью и была неглупой, то есть отношения с ней обещали быть для него приятными во всех смыслах. Не прошло и полугода, как они уже сочетались законным браком.

После ухода Симоновича я еще некоторое время размышлял над его откровениями. Кое о чем он, конечно, умолчал. Постеснялся говорить. Но я же не дурачок, выводы делать умею и в человеческих отношениях немного разбираюсь… Мне стало понятно, что совместная жизнь Евгения Вениаминовича и Маргариты Николаевны дала трещину, на первый взгляд невидимую, но в перспективе довольно опасную. Наверное, поначалу они друг друга искренне любили. Хотя не исключаю, что со стороны Маргариты имелся и расчет: она ведь лимитчицей была, приехала в наш большой город из какой-то дыры. Поступила в институт, поселилась в общаге. Для такой девушки было большой удачей выскочить замуж за кандидата наук, единственного сына и наследника уже немолодой мамы. Правда, жить они стали не в маминой квартире, а в съемной, но в перспективе мамино жилье все равно должно было достаться Евгению. И разница в возрасте у них не такая уж большая была, всего семь лет. Так что на момент вступления в брак каждый из них наверняка полагал, что вытащил счастливый билетик.

А потом… А потом Рита окончила институт и с головой ушла в бизнес. Пропадала в офисе до позднего вечера, делала карьеру. Сменила одно за другим несколько мест работы, преимущественно в сфере туризма. На такие мелочи, как ведение домашнего хозяйства, времени у нее не оставалось, так что уборка квартиры и походы по продуктовым магазинам пали на Симоновича. Зато в семье появились деньги. И год от года доходы Маргариты увеличивались. Квартиру умершей матери Симонович продал, и супруги приобрели новую хату в нашем доме. И обстановка у них в квартире была вполне престижная, не хуже, чем у нас со Светой.

Вроде бы можно только радоваться таким успехам, но… Наметился явный дисбаланс. Из скромной студентки-провинциалки выросла пробивная, энергичная и активная бизнесвумен. (Не люблю этот корявый англицизм, но в данном случае он наиболее точно передает сущность Маргариты Симонович, и я вынужден его употребить.) А ее супруг так и остался преподавателем на кафедре истории искусств, разве что получил ученое звание доцента. Маргарита неоднократно пыталась втянуть мужа в свой бизнес, и он вроде даже пробовал, но быстро понял, что создан не для этого, и вернулся к прежней профессии. Женщина явно была недовольна таким решением. По всей вероятности, роль семейного локомотива ей надоела. Устала она быть главной добытчицей денежных сумм. Но и у Евгения Вениаминовича, в свою очередь, тоже имелись причины для недовольства. Чем старше он становился, тем больше боялся так и не увидеть потомства. Не то чтобы сильно хотел нянчить детишек, а просто чувствовал себя не до конца состоявшимся мужчиной. Как специалист, как ученый — состоялся. А вот как мужчина — нет. И тут его желание вступало в противоречие с нежеланием Маргариты. Она рожать не хотела. Боялась вылететь из бизнеса на два-три года. Да и по прошествии этих лет не так-то просто строить карьеру и зарабатывать деньги, имея на руках маленького ребенка. Для любой семьи рождение ребенка — это резкое увеличение расходов и столь же резкое снижение доходов. А если учесть, что семейный бюджет Симоновичей на три четверти формировала Маргарита, то снижение доходов могло быть просто катастрофичным.

Так что не все было гладко в отношениях супругов. Да, они жили вместе, имели общий бюджет, вели совместное хозяйство, иногда даже в постель ложились вместе, но день ото дня отдалялись друг от друга. Жили каждый в своем мирке. Не зря в прошлый мой визит Симонович мне говорил про «личное пространство», которое должно быть у каждого члена семьи. В принципе, я с этим согласен, определенную свободу супруги действительно должны предоставлять друг другу, но и какие-то связывающие звенья тоже обязаны присутствовать в их жизни. А в этой паре я таких звеньев не видел. Нет общих интересов, нет общей компании, нет доверия… Показательно хотя бы то, что Маргарита не сочла нужным рассказать мужу о своем онкологическом заболевании. Да ведь любая женщина первым делом поделится таким известием с близким человеком, как же иначе!.. Впрочем, тут есть два варианта. Во-первых, Маргарита могла о своем диагнозе и не знать. По крайней мере, в той клинике, которую она регулярно посещала, никто ей онкологию не диагностировал. А во-вторых, у нее мог быть и другой мужчина, действительно близкий, с которым она была откровенной и которому доверяла свои тайны. Если красивая, успешная и относительно молодая женщина живет с невзрачным и нелюбимым мужем, то очень велика вероятность того, что у нее имеется увлечение на стороне... Вот, точно. Я улыбнулся и сам себя похвалил за удачное решение. Начну с того, что попытаюсь найти любовника Маргариты Симонович. И заставлю его рассказать то, о чем никто другой не знает.

Внезапно мне в голову пришла очень толковая мысль. Если у погибшей женщины был любовник, то ведь есть очень простой способ узнать его имя. Я набрал номер Симоновича, и он ответил после третьего гудка.

— Евгений Вениаминович?.. Это Шаманов. Вы уже дома?

— Да, Андрей Сергеевич, дома. У вас появились еще вопросы?

— Нет, но у меня к вам будет одна просьба. У вас ведь остался мобильный телефон, которым пользовалась ваша супруга?

— Конечно, остался. Он вам нужен?

— Да. Я хотел бы его забрать, если вы не возражаете. Это может помочь мне проводить расследование. Естественно, потом я вам его верну.

— Заходите ко мне, я вам его дам. Только, Андрей Сергеевич, — голос в трубке слегка замялся, — заходите не очень поздно. Ко мне должны прийти гости…

— Не волнуйтесь, я подойду к вам прямо сейчас.

Закрыв кабинет, я вышел на улицу. Проходя знакомым маршрутом в сторону дома, думал о том, что Симонович совершенно прав. Мои коллеги действительно отнеслись к проведению доследственной проверки формально и несерьезно. Ни следователь Толстов, ни оперативники Славик и Виталик не проявили должного усердия и профессионализма. Они даже не додумались изъять мобильник погибшей Маргариты и покопаться в нем. Это в наше-то время, когда по содержимому мобильного телефона можно так много узнать о его владельце!.. Смс-сообщения, исходящие и входящие звонки, видео, фотографии, ссылки на интернет-сайты — это же бездонный кладезь информации. А наши олухи такой прекрасной возможностью пренебрегли. Ну что ж, у них ведь действительно мотива не было, правильно доцент говорит. Зато он есть у меня.

В квартиру я проходить не стал. Симонович просто отдал мне мобильник вместе с зарядным устройством и сообщил пароль, которым пользовалась его жена. Я рассчитывал, что уже сегодня вечером изучу содержимое телефона и найду ответы на свои вопросы. Но случилось иначе.

Когда я уже вышел из подъезда, позвонил Серега Волков. Предложил прямо сейчас «встретиться, посидеть, выпить». Меня это предложение слегка удивило, мы с ним все же не друзья, а так, добрые знакомые, и никакие дела, кроме служебных, нас не связывают. Но в его голосе явно чувствовались какие-то нервные, тягостные интонации, которые побудили меня согласиться. Вечер пятницы, почему бы и не посидеть с хорошим мужиком за бутылочкой крепкого алкоголя. Дома все равно никто не ждет, кроме Светланы. А к ней меня не тянет.

***

Сидели в «Севане», недавно открывшемся питейном заведении, в котором я еще не успел побывать, но которое понравилось мне с первого взгляда. Сначала пили водку, потом заказали бутылку виски. Закусывали овечьим сыром, чесночной колбасой и насаженными на шпажки люля-кебабами. После нескольких рюмок я почувствовал, как по телу разливается приятная расслабленность, как раскрепощается мой разум, как отступают на дальний план тревожные мысли. Но я все же помнил, что не могу себе позволить полного расслабления. Ведь если двое мужиков совместно выпивают, то разговор с железной неизбежностью должен рано или поздно свернуть на «женскую» тему. А если у меня под влиянием алкоголя развяжется язык, то не начну ли я трепать лишнего? Не начну ли вспоминать свою любовь, похороненную сегодня на Восточном кладбище? А я ведь не с другом закадычным сижу, а с опером, который разбирается с убийством Ксении. Он ни в коем случае не должен догадаться, что у меня с ней были интимные отношения. А раз так, значит, нельзя напиваться до потери сознания, как я это сделал позавчера.

Серега сначала был мрачен и немногословен до такой степени, что я вообще удивился, для чего ему вздумалось приглашать меня в кабак. Но на спиртное налегал усердно, и скоро из него полились пьяные откровения.

— Уходить надо с этой работы, Андрюха, — бухтел он, сжимая пальцами рюмку. — Не знаю куда, но надо. В любое подразделение… В кадры, в тыловые службы, да хоть жезлом полосатым на дороге махать… Или нет, лучше в пресс-службу. Я же журналист по диплому.

— Шутишь? — усмехнулся я. — Блатные места давно блатными и заняты. А все эти кадры да пресс-службы наполовину сокращены, на треть распогонены… Оптимизация же, мать ее, — выругался я.

— Ну, тогда в участковые. На эту должность очередь не стоит.

— Не советую, — покачал я головой. — Геморройная работа, поверь на слово. А в деньгах потеряешь. Да и вообще, с чего вдруг ты уходить из оперов собрался?

Он опрокинул в себя наполненную до краев рюмку, куснул от люля-кебаба, прожевал. Помолчал, то ли собирая в кучу мысли, то ли подыскивая слова.

— Фильм один сегодня вспомнился. Старый, советский, по Юлиану Семенову. Там двое ментов осматривают обезглавленный труп женщины, а потом сидят в кафе, вот как мы с тобой, и один другому говорит: «Будь проклят наш профессионализм. Видели труп, а сейчас спокойно обедаем. И сердце не разорвалось». А второй возражает: «А может, и разорвалось. Не всегда мы замечаем, как оно рвется…» Андрюха, я не хлюпик какой-нибудь и от вида крови в обморок не падаю, типа как Гиммлер в концлагере упал, когда ему показали трупы казненных людей... Но сегодня я смотрел на нее, на эту девчонку… Я вплотную подошел, хотя никакой надобности не было. Она как живая в гробу лежала, понимаешь? Четвертый день, а она как живая! Такую красоту даже смерть портить не решается, вот в чем дело…

— Брось, — мягко возразил я. — Смерть не личность, чтобы на что-то решаться или не решаться. Просто особенность организма. Она молодая была, здоровая, не наркоманка какая-нибудь и не алкашка. Ну и в морге их ретушируют, прежде чем хоронить, ты же знаешь…

— Вот именно! — вскрикнул Волков, легонько хлопнув ладонью по краю стола. — Молодая, здоровая и вдобавок необычайно красивая. А ведь что такое красота? — вопросил он, театрально взмахнув рукой. — Красота есть показатель генетической ценности человеческой особи. Вот так. Я убежден, что наука в скором времени откроет и изучит ген красоты, и тогда будет найден ответ на один из сложнейших вопросов мироздания… Ты читал Ивана Ефремова?

— Кто это?

— Советский писатель-фантаст. Он до конца понял глубинный смысл человеческой красоты. Он писал, что внешняя красота напрямую взаимосвязана и с физиологическим здоровьем, и с приспособленностью к жизни, и с возможностью производить качественное потомство. Я и сам много раз убеждался в том, что некрасивые люди, будь то мужчины или женщины, зачастую оказываются еще и болезненными, слабыми, хилыми, страдают повышенной утомляемостью и целым сонмом психологических проблем… А ведь это все тоже по наследству передается, Андрюха. Поэтому для меня красивая женщина — это женщина вдвойне. А смерть красивой женщины, наступившая в репродуктивном возрасте, — это двойная, тройная трагедия. Она детей могла нарожать и обогатить генофонд нации своими правильными генами. А ее — вазой по голове… Черт, да за это и наказание должно быть предусмотрено вдвойне более строгое, чем за убийство дурнушки! Может, юристы будущей России дойдут когда-нибудь до этой мысли…

Я слушал пьяный бред Волкова и сочувственно кивал. Юристы будущей России могут еще и не до такого безумия дойти, подумалось мне. Особенно если принять во внимание некоторые тенденции, которые прослеживаются в современной российской правовой системе. Порой сомневаешься, в каком веке живешь. Словно дремучее средневековье вернулось на Русь… Если за размещенную в социальной сети карикатуру или неосторожное смс-сообщение российские граждане получают реальные тюремные сроки, в то время как расхитители миллиардных капиталов отделываются условным наказанием или отстранением от должности, значит, наше бедное правосудие стремительно деградирует.

Серега намахнул еще одну рюмку, не дожидаясь меня. Закусывать не стал. Я подумал,что ему, возможно, действительно стоит подобрать более спокойную работу, раз его так подкосили похороны Ксении. Правда, я и сам два дня назад находился в таком же состоянии, даже в худшем, но ведь меня с Ксюхой связывали продолжительные отношения, да и напился я тогда не столько из-за самого факта ее смерти, сколько из-за того, что никогда больше не смогу улечься с ней в постель. А Волкову-то она кто? Обычная потерпевшая. Молодая, привлекательная, но все же посторонняя.

— Ну а что-нибудь новое ты на похоронах узнал?— постарался я перевести разговор в деловое русло.

— Нет, — мотнул головой мой пьяный собеседник. — Да там и узнавать не у кого было. Кроме мужа еще три ее подружки пришли, из магазина, где она работала. А вот родители не приехали, хотя Савелий говорит, что он их оповестил. На билеты тратиться не захотели, упыри, они же в Краснодарском крае живут… Да, и еще несколько мужиков было, друзья мужа. Поддержать и помочь пришли. Ну и выпить-закусить, конечно…

— И как Савелий? Рвет и мечет? Или он пока не знает про Лютикова?

— Да знает, как же не знать… К нему жена Лютикова вчера вечером заходила. Орала, истерила, требовала, чтобы он какое-то заявление написал, что к Лютикову претензий не имеет и просит его выпустить… Бред, короче. Ксению называла шлюшкой и стервой. Орала, что будто бы ее Сашка с Ксенией спутался, будто бы у них был секс и в машине, и в квартире, и вот будто бы таким образом кольца и карточка оказались и там и там… Чего только бабы не придумают, чтобы своего мужика от зоны отмазать!

— Коновалов ее хоть не прибил?

— Нет, просто из квартиры пинками выгнал… Блин, жалко парня. Он у гроба стоял вообще как контуженный.

— Ему хоть не сказали, что она ребенка ждала? — глухо спросил я.

— Что, какого ребенка? — непонимающе глянул на меня Волков. — Ах да, Андрюха, ты же не знаешь… Короче, не была она беременной. Экспертиза точно установила, двух мнений быть не может.

— А тесты?! — выкрикнул я.

— А вот бывает так! — Сергей впервые за вечер улыбнулся и щелкнул пальцами. — Я у медика спросил, и он объяснил, что в некоторые периоды организм женщины генерирует особые гормоны, которые схожи с теми, которые выделяются при беременности. И вот если в такой период провести тестирование, то будет ложный результат. Вот так и получилось, причем в двух случаях… Мы же в мусорном ведре два два теста нашли, если помнишь.

Я смотрел на него во все глаза и боялся поверить такому счастью. Ксения не была беременной! Она просто ошиблась. Я чувствовал, что с моей души слетела немалая тяжесть. Все в жизни относительно, и часто приходится выбирать между большим и малым злом. Да, конечно, Ксюху все равно не вернуть. Я никогда больше не прикоснусь к ее роскошному, призывному, сексуально-манящему телу ни руками, ни губами, ни чем-либо еще. Но меня, по крайней мере, не будет до конца жизни мучить мысль, что мой ребенок умер, даже не успев появиться на свет.

— Не знаю, что произошло бы с Савелием, если бы кто-нибудь из нас ляпнул про ее мнимую беременность, — пробормотал Волков, теребя салфетку. — Он бы или с ума сошел, или повесился. После похорон я его немного растормошил, так он, знаешь ли, просто рыдал. Я никогда не видел, чтобы взрослые мужики так плакали. Они с женой так мечтали о ребенке, постоянно пробовали, но все никак не получалось. Даже обследоваться собирались, чтобы выяснить, почему никак зачатие не происходит и в ком из них причина…

— Что?! — возмущенно выкрикнул я. — Да врет он! Мне Ксения сама говорила, что он напрочь отказывается детей заводить и во время каждого интима предохраняется! А щас ему непонятно, в ком причина, блин…

— Да ну? — удивился Сергей. — Нагнал, значит… Интересно, зачем? — прищурился он. — Впрочем, неважно. Хочет врать, ну и пусть врет. Алиби у него железобетонное, так что никаких подозрений быть не может.

Мне пришло в голову, что сейчас самая подходящая ситуация, чтобы получить всю интересующую меня информацию по убийству Ксении. На трезвую голову Волков может быть не до конца откровенным.

— С Лютиковым проблем не возникнет, как думаешь? — спросил я. — Сможет Ивановский дотащить его до суда?

— После обнаружения зарплатной карты убитой Коноваловой положение гражданина Лютикова стало безнадежным, — театрально продекламировал Сергей. — С ним очередная истерика приключилась, когда ему протокол обыска показали. Естественно, он никак не смог пояснить, каким образом карточка попала в его квартиру… Золотые кольца в машине он объясняет гнусными происками коллекторов, а вот насчет карточки у него вообще никакой версии нет… Кстати, я сегодня узнал, что за организация трясет с Лютикова деньги. Юридическое агентство «Чисто и быстро». Основная сфера деятельности — покупка и последующее выбивание проблемной задолженности. Ребята там работают не самые отмороженные, в громких скандалах агентство замешано не было. Моральное давление оказывают, конечно, но все же стараются не беспредельничать. Долг Лютикова они купили у банка еще в прошлом году, по договору цессии. Понятно, что в разрисовывании лютиковской тачки никто не признался. «Это не наши методы» типа… Да я и сам на сто процентов уверен, что никакие коллекторы не стали бы убивать девчонку и подкидывать должнику улики! Тем более из-за каких-то двухсот штук…

— А что связывало Лютикова с Коноваловой, вы у него не спрашивали?

— Спрашивали. Напрямую вопрос поставили: а не состоял ли он в интимной связи с Ксенией?.. Нет, говорит, не состоял. Категорически отрицает. А ведь если бы состоял, то это была бы хоть какая-то возможность объяснить и кольца в машине, и карточку в шкафу. Мог бы сказать: да, трахались с Ксенией в машине, и она кольца сняла, а потом надеть забыла. И в квартире тоже трахались, и она карточку выронила, а я, типа, припрятал, чтоб жена не нашла… Тоже ведь версия, хотя и очень хлипкая. Но он до нее не додумался.

— Может, жены боится? — хмыкнул я.

— Жены своей боится больше, чем колонии строгого режима? Вряд ли. Не такая уж страшная у него баба… Нет, Андрюха, любовную связь между ними я напрочь исключаю. Он бы не стал ее скрывать в такой опасной для себя ситуации.

— А следователь как настроен?

— Полон решимости засадить твоего Лютикова минимум на десятку. Корыстный мотив налицо, значит, сто пятая, часть вторая.

В его голосе мне послышались нотки сомнения. Блуждающий взгляд Волкова стал более осмысленным, он слегка откинулся назад и задумался.

— Тебя что-то смущает? — спросил я.

— Да. Сразу два факта. Во-первых, анонимный звонок. Понять не могу, кому и зачем понадобилось наводить оперов из наркоконтроля на тачку Лютикова. Очень уж на подставу похоже. Номер мы пробили, оказался левый, как я и думал. Оформлен на женщину из Перми, умершую в прошлом году. А звонил, судя по записи, мужик средних лет, с хрипотцой в голосе. Биллинг показал, что в момент звонка аппарат находился в нашем районе, недалеко от лесопарка. Где сейчас находится — без понятия, потому что сразу после звонка номер перестал функционировать.

— А второе что?

— Время, Андрюха. Время немного не сходится. Помнишь пропущенный вызов и смс-сообщение с мобильника Ксении?

— Ну да.

— Смотри, ты ушел от нее в семь пятнадцать. Увидел Лютикова возле машины, несколько минут поговорил с ним. А что после этого делал Лютиков?

— Он сам сказал, что отмывал машину от краски. Поднялся к себе на пятый этаж, взял растворитель, спустился, стал тереть… Но это все — по его словам. А на самом деле он зашел к девчонке и грохнул ее, паскудина.

— Допустим. Но ты вспомни: в семь сорок Ксении позвонили по телефону. И она не взяла трубку. А через две минуты отправила эсэмэску: «Мила, я перезвоню»…

— Кстати, кто такая эта Мила, удалось узнать? — перебил я.

— Да, это школьная подруга Коноваловой. Из Краснодара. В нашем-то городе у Ксении близких подруг не появилось, а вот с теми, которые остались на ее малой родине, она созванивалась регулярно… Ну так вот. Блин, мысль потерял… Ах да, время. В семь сорок две отправила смс, а в семь пятьдесят попыталась дозвониться до полиции. И не успела… Так вот: получается, Лютиков пробыл у нее в квартире не меньше десяти минут. Они о чем-то говорили. И разговор был настолько важным для Ксении, что она даже на телефонный звонок не ответила. А о чем они могли трепаться, если у них не было никаких отношений?

Я на минутку призадумался. Действительно, зачем может мужчина прийти к малознакомой девушке, живущей в одном подъезде, и о чем они могут разговаривать в течение десяти минут?

— А может, он у нее денег хотел занять? — предложил я свою версию. — Он же собирался на вокзал ехать, друга-уголовника встречать. Знал, что придется этого друга угощать, стол накрывать. И ведь так оно и получилось, они же два дня пили, не просыхая… Да, наверняка именно такая история и приключилась в квартире Ксении. Лютиков попросил у нее денег в долг, она отказала. Он стал настаивать, она стала его выгонять. Слово за слово… Судимые все обидчивые, с расшатанной психикой. Разъярился да и грохнул ее. А потом колечки с руки стянул и кошелек из прихожей забрал и на вокзал поехал.

— Здорово придумано! — восхитился Волков. — Ни мне, ни следаку такое в голову не пришло. Надо будет подсказать ему… Блин, Андрюха, но тогда тоже хренотень получается, — помрачнел он. — Если Лютикову срочно требовались бабки и он похитил цацки, так чего ж он их в машине-то оставил? Он же потом на вокзал двинул, вот там бы прямо и сдал. Я знаю, там есть точка, где в любое время дня и суток берут все, что принесешь, и не спрашивают, откуда взял. Почему же он их там не продал?

— Ну, может, мало предложили, — пожал я плечами. — А может, ему хватило тех денег, которые лежали в кошельке Ксении. Мы его так и не нашли, кстати. Значит, деньги Лютиков взял, пустой кошелек выбросил, а карточку припрятал, чтобы потом с помощью какого-нибудь хитрого способа ее обналичить… Сейчас почти во всех магазинах требуют код ввести, так что украденная карта сама по себе ценности не представляет. Но люди, знакомые с современными банковскими технологиями, умудряются снимать деньги и без кода. А Саша Лютиков к числу таких профи явно не принадлежит, вот и засунул бесполезную карту в шкаф, авось да пригодится в будущем…

Мой визави опять щелкнул пальцами и одобрительно улыбнулся. Потянулся к бутылке, налил себе и мне. Приглашающе поднял рюмку.

— Сразу видно бывшего опера, — произнес он, глядя мне в глаза. — Андрюха, а за что тебя из розыска турнули?

— Ни за что, — пожал я плечами. — Пришло новое штатное расписание, одну должность потребовали сократить. Я был самым молодым сотрудником в отделе и к тому же не имел никаких связей в верхах. Вот и вся причина. Начальник сказал, ищи себе место сам. Все, что я смог найти, это должность участкового…

Ответив на вопрос, я слегка отвернулся, чтобы Волков не подумал, будто по его лицу я стараюсь понять, поверил он мне или нет. А то прочитал недавно в одной книжке по психологии, что люди, когда лгут, внимательно следят за реакцией собеседника, и по этому признаку их ложь можно распознать. Впрочем, в данной ситуации можно было и не осторожничать, потому как мой коллега набрался изрядно и вряд ли мог оценивать уровень моей откровенности.

— Да, многие ребята-опера вынуждены были уйти на понижение или вообще погон лишились, — глядя мимо меня, пробормотал он. — А вот меня никто не гонит, а я уже сам готов уйти, только чтобы на женские трупы не смотреть…

Я незаметно взглянул на часы. Время позднее, надо бы поспешить. По сложившейся привычке я старался сильно не задерживаться по вечерам, чтобы не давать Светке лишний повод для ревности. Конечно, будь на месте Сереги сексапильная красавица, да если бы она еще мне симпатизировала, то я мог бы и продолжить общение, желательно с глазу на глаз, в более интимной обстановке. Ради плотских удовольствий можно было бы и рискнуть. А от Волкова, хоть он и хороший мужик, никаких удовольствий ожидать не приходится.

Я вызвал такси. По домам поехали на одной машине, благо жили мы недалеко друг от друга. Сначала завезли меня. Выйдя из автомобиля, я на прощанье подал руку полусонному Волкову. Он ответил крепким рукопожатием, как будто и не пил. Но в глазах его на секунду мелькнул злой огонек, который тут же скрыли смежившиеся веки. На свой счет я это относить не стал. Мало ли о чем может думать или вспоминать сильно выпивший мужик. Но неприятный осадочек все же остался. К тому же, меня не отпускало ощущение, что Сергей не был полностью откровенен в разговоре со мной и что некую важную информацию он предпочел мне не сообщать.

Глава 10, написанная доцентом

Разговор со своим бывшим учеником я начал правильно. Едва войдя в его кабинет, сразу же сообщил, что могу дать ему возможность хорошо заработать. Он равнодушно пожал плечами и предложил мне присесть и изложить суть проблемы. Что я и сделал.

— Мне очень жаль, что такая беда случилась с вашей женой,— серьезным тоном сказал он, выслушав мой рассказ. — Только не уверен, что смогу вам помочь. Прошло немало времени. Тело Маргариты захоронено. Никакие повторные экспертизы уже невозможно провести. Остается одно. Копаться в ее прошлом. И в итоге либо найти человека, который желал ей смерти, либо найти причины, которые могли подтолкнуть ее к самоубийству. И вот тут главным источником информации являетесь вы сами, Евгений Вениаминович. Вы — ее супруг, вы вместе прожили много лет. С кем же мне еще работать? Кто может знать прошлое Маргариты лучше вас? Так расскажите мне все, что знаете. Мы никуда не торопимся.

И опять, как и три дня назад, я подробно и обстоятельно обрисовывал жизнь моей несчастной супруги. Только теперь меня слушал не участковый мент, а оперативник. И он тоже делал какие-то записи, и тоже задавал уточняющие вопросы. Особенно его почему-то заинтересовал мой первый брак и дальнейшая судьба Вероники. Я ответил лишь то, что мне было известно: лет двадцать назад она уехала за границу с новым мужем, предположительно на Кипр. С тех пор я с ней не виделся и не общался.

— А вы не знаете, она уехала за рубеж с тем самым парнем, с которым она вам будто бы изменяла, или с другим? — спросил Сергей.

— Не имею представления. А почему «будто бы»?

— Да как вам сказать… Интуитивно я чувствую, что не было никакой измены. Слишком уж все грубо и топорно. Письма какие-то нашли… Кстати, тот факт, что она не стала вам ничего объяснять, тоже скорее говорит о невиновности. Такая вот гордая натура оказалась. У вас есть хоть какая-нибудь информация про того парня, с которым Вероника переписывалась?

— В письмах она называла его Колей. Я знаю, что он на год старше Вероники и окончил Архитектурно-художественный колледж. В наш город приехал то ли из Тавды, то ли из Тюмени. Больше ничего… А вы уверены, что та история имеет отношение к Маргарите?

— Совершенно не уверен. Но я привык доверять своей интуиции… Эх, Евгений Вениаминович, надо было вам сразу сюда прийти. Намного проще было бы вам помочь. Если вы знакомы с нашим начальником, почему же сразу к нему не обратились?

— Сергей, я только неделю назад вышел из неврологии. И в последующие дни у меня как-то не было сомнений в том, что Маргарита сама выбросилась с балкона. А вот потом я начал сомневаться. Стал вспоминать, нет ли у меня знакомых в правоохранительных органах. И только позавчера, в субботу, вспомнил про Пашку Грушина, с которым мы учились в одном классе. Позвонил ему и узнал, что он не просто сотрудник полиции, а начальник уголовного розыска нашего района… Такая удача, но так невовремя. Знал бы заранее, сразу бы к нему обратился.

— А раньше его здесь и не было, — хмыкнул Волков. — Он же в отпуске был, только сегодня вышел.

— Да, он мне сказал… Но вы знаете, Сергей, я ведь и на прошлой неделе нашел, к кому обратиться. К моему участковому. Это именно он обнаружил тело Маргариты.

— Вот как? — удивился Сергей. — А фамилия участкового случайно не Шаманов?

— Да. Я попросил его разобраться в деле, пообещал вознаграждение, и он согласился мне помочь. Это было в пятницу, три дня назад.

— И что, есть какие-то результаты?

— Нет, пока он мне не звонил. Но я и не рассчитывал на столь скорый успех. И к вам я обращаюсь не потому, что сомневаюсь в профессионализме Шаманова. Просто, как говорится, одна голова хорошо, а две лучше. Я бы хотел, чтобы вы объединили усилия и работали сообща. Деньги получит каждый.

— Сколько? — спокойно спросил Сергей.

Я озвучил сумму, и он благожелательно кивнул головой.

— Берусь. Быстрых результатов я вам тоже не гарантирую, но сделаю все, что смогу. Ничего больше не хотите сообщить?

— За мной следят! — выпалил я. — Уже три дня, считая сегодняшний.

— Кто?

— Мужик какой-то. Лет сорока или чуть меньше. Среднего роста, с короткой стрижкой. Голова на луковицу похожа. Глаза слегка навыкате.

— Хорошие приметы, — одобрил Волков. — Давно следит?

— Давно ли следит, не знаю, но я его заметил в субботу. У меня в Академии было две пары, я их отчитал, потом вышел на улицу. Пришел на автобусную остановку и через пару минут случайно встретился взглядом с одним мужиком, который стоял чуть поодаль. Вообще никакого значения этому не придал, но в автобусе заприметил его еще раз. Тоже вроде бы ничего особенного. Мало ли кто куда едет. Когда я из автобуса выходил на своей остановке, мне и в голову не пришло проверить, а не вышел ли и он вслед за мной. Шел домой спокойно, по пути заглянул в магазин. А там в кондитерском отделе одна стена зеркальная, понимаете?

— Так, ну-ну, продолжайте, — подбодрил меня Волков. — Вы увидели этого мужика в зеркальном отражении, да?

— Вот именно! Он на меня из другого отдела смотрел, хотя делал вид, что йогурты выбирает… Ну, тут уж мне стало не по себе. Я сначала решил, что меня ваши коллеги пасут, — смущенно улыбнулся я. — Только понять не мог: зачем? Неужели меня в чем-то подозревают? А теперь уже и не знаю, на кого думать… Может, мою квартиру просто обчистить хотят и выясняют, когда меня дома не бывает?

— Нет, — покачал головой Сергей. — Домушники так не работают. Зачем им за вами по пятам ходить, если можно просто понаблюдать за вашим подъездом и за вашими окнами, «прозвонить» ваш домашний телефон, если таковой имеется…

— А если не домушники, то кто?

— Не имею представления, Евгений Вениаминович. Но попробуем выяснить. Вы и сами постарайтесь вспомнить, кому дорогу перешли в последнее время, кто мог на вас зло затаить… Кстати, когда вы этого мужика последний раз видели?

— Сегодня. С утра я поехал на работу, но его так и не увидел, хотя постоянно осматривался по сторонам. А вот когда вышел из Академии, сразу почувствовал: следит. Так оно и оказалось. Возле ресторана «Лукоморье» мне вновь помогли зеркала. Я его опять увидел, этого следопыта! Потом он куда-то пропал. Не знаю, дотащил ли я его до вашего отдела. Может, стоит сейчас на улице, ждет, пока я выйду.

— Все возможно, — кивнул Сергей. — Вы сказали, что слежку заметили в субботу. Значит, Шаманову вы об этом не говорили?

— Нет, в выходные я с ним не общался.

— Ну и ладно, я ему сам скажу. Совместными усилиями все выясним. И кто за вами следит, и кто вашу жену с балкона столкнул, все узнаем. Идите спокойно домой. Одна только просьба, Евгений Вениаминович: сами ничего не предпринимайте! И когда по улице идете или в транспорте едете, не надо оглядываться и озираться, чтобы наблюдатель не дотумкал, что вы его срисовали. И от слежки отрываться тоже не надо. Будьте самим собой, не играйте в Штирлица. Единственное, чем вы сейчас можете нам помочь, это новой информацией. Вспомните еще раз последние дни, недели и месяцы. Любой конфликт, любое недопонимание, любое неосторожное слово — все может нам пригодиться. Если что — звоните мне в любое время, я поздно спать ложусь.

Я уже попрощался с Волковым и взялся за дверную ручку, как он меня окликнул.

— Последний вопрос, Евгений Вениаминович. Призываю к полной откровенности. У вашей супруги было увлечение на стороне?

— Вы имеете в виду мужчину? — вскинулся я.

— Да. Если только она не была лесбиянкой.

— Нет, внебрачных романов у нее не было, — выдохнул я, подавив возмущение. — Сергей, я знаю эту присказку, что о таких вещах мужья всегда узнают в последнюю очередь, но вот поверьте мне: никого у нее не было. Я бы почувствовал.

Спустившись на первый этаж и поравнявшись с дежурной частью, я стал свидетелем безобразной сцены. Двое сержантов затаскивали в открытую настежь дверь здоровенного мордатого мужика, который с диким остервенением вырывался из их рук, изрыгая матерные проклятия в адрес российской полиции. Сила в нем чувствовалась немереная, а взгляд был совершенно безумный. На помощь сержантам выскочил офицер из дежурной части, обхватил мужика за талию, стал тянуть на себя. Тот одной лапой цеплялся за дверной косяк, другой отбивался от наседавших стражей порядка, поливая их собственной слюной и градом ругательств. Наркоман под дозой или просто сумасшедший, одно из двух. Встретишь такого в полутемном подъезде — мало не покажется.

Я не стал дожидаться, чем кончится противостояние сил добра и зла, вышел и направился на остановку. Как и советовал Волков, по сторонам не смотрел, наблюдателя обнаружить не пытался. Дошел до остановки, дождался автобуса и поехал домой. По дороге, чтобы отвлечься от мыслей о возможной слежке, я мысленно прокручивал разговор с Сергеем Волковым. Особенно меня заботил его последний вопрос, о предполагаемых любовниках Риты. Почему он так спросил? И почему я так уверенно ответил, что никаких внебрачных связей у нее не было?..

Есть немало признаков, по которым женатый мужик может распознать неверность своей женщины. Если, конечно, неверность носит систематический характер, а не разовый. Скажем, жена приходит домой не в семь вечера, а ближе к полуночи, в радостно-приподнятом настроении, с запахом шампанского и блеском в глазах. Или на пару дней исчезает, будто бы в командировку, хотя раньше ее ни в какие командировки не отправляли. Или внезапно появляются у нее красивые дорогие вещицы, будь то ювелирные украшения или элитный парфюм. Или не отвечает в присутствии мужа на телефонный звонок… А случалось ли нечто подобное в поведении Маргариты? Да, случалось. Во всяком случае, довольно часто она возвращалась домой ближе к ночи. Но у нее вообще рабочий день был ненормированный, она же не рядовым менеджером работала, а заместителем гендиректора. Случалось и такое, что приходила с легким ароматом алкоголя. Но ведь у любого руководителя бывают ситуации, когда не поднять бокал просто неприлично. Корпоративный праздник в кафе или на загородной базе отдыха, переговоры с партнерами да просто день рождения коллеги или вышестоящего начальника. Мало ли… Что же касается командировок, то они у Маргариты следовали одна за другой, она за последние годы объездила чуть ли не все страны, в которые ее фирма отправляла туристов. Раньше я к ее частым поездкам относился совершенно спокойно, потому что понимал, что они являются частью работы, и не хотел мешать ей строить карьеру и зарабатывать деньги. Беспокоиться я стал лишь с четырнадцатого года, да и то лишь в тех случаях, когда Рите приходилось летать в ближневосточные страны, пребывание в которых становилось все более опасным. А осенью пятнадцатого года, когда террористы взорвали самолет над Синайским полуостровом, я очень серьезно поговорил с женой и предостерег ее от дальнейших полетов по опасным направлениям. То ли мое красноречие подействовало, то ли ее собственный инстинкт самосохранения, но с той поры Рита летала только в Испанию, Италию и на Кипр.

Выйдя из автобуса, я неспешным шагом двинулся в сторону дома, подводя итог своим размышлениям. Неопределенный итог, если честно говорить. Маргарита имела все условия для ведения романтических отношений на стороне, а вот у меня как раз не было реальной возможности ее контролировать. Ну и что из этого следует? Да ничего. Если человек имеет удобный шанс совершить некий неблаговидный поступок и остаться безнаказанным, то это совсем не означает, что он этот поступок непременно совершит. Помимо возможностей нужны еще и личные намерения, побудительные мотивы… А вот с этим уже сложнее. Я и при жизни Риты не всегда мог правильно понимать, чего она хочет, а уж теперь, когда она мертва, попытки разобраться в ее внутреннем мире тем более обречены на провал.

Я очень удивился, увидев Веру, сидящую на скамеечке возле подъезда. В руках она держала книжку в мягком переплете и заметила меня, только когда я коснулся рукой ее плеча.

— Женечка! — вскричала она, порывисто поднялась и обняла меня за шею, не выпуская книжку из рук. — Наконец-то пришел!

— Привет, Верочка. Как я рад тебя видеть! Я не ждал тебя так рано, потому и не торопился… Давно сидишь?

— Нет, минут пятнадцать, не больше.

— Что ж ты вчера не предупредила?

— А вчера я сама не знала, что так получится. У меня сегодня была назначена встреча с заказчицей, для которой я сувенирные игрушки делаю, но она заболела. Вот я пораньше и приехала.

— Пойдем скорей домой, дорогая моя. На улице похолодало, а ты так легко одета, еще простудишься.

Вера сунула книгу в сумку, и я успел прочитать название. Избранные стихи Цветаевой. Прямо скажем, не самое популярное чтение для современной девушки. Впрочем, мою юную подругу при всем желании нельзя было назвать современной девушкой.

— Верочка, ты со мной не сопьешься? — улыбаясь, спросил я, ввинчивая штопор в пробку. — У нас это уже как традиция, каждый вечер вино пить. Я-то мужчина, и лет мне немало, а тебе же еще детей рожать…

— От кого?— склонив голову набок, спросила она.

— Ну… Не знаю, — растерялся я от столь неожиданной постановки вопроса. — От какого-нибудь хорошего мужчины.

— Самый хороший мужчина для меня — это ты, Женечка, — серьезно сказала Вера. — И если хочешь, я тебе обязательно рожу кого-нибудь. Но не сейчас. Чуть позже. Дай мне хотя бы институт окончить.

Я молчал, изо всех сил стараясь не выдать своего волнения. Первый раз мы с Верой заговорили о будущем. Сам я об этом старался даже не думать, потому что подсознательно понимал, что рано или поздно Вера меня оставит. Слишком уж велика разница в возрасте. Слишком разные жизни мы прожили. Да, пока ей со мной интересно, но не может же это продолжаться вечно. Не сегодня завтра встретит она красивого молодого парня, увлечется им и перестанет ко мне приезжать. Несмотря на то, что я у нее оказался первым мужчиной… От таких невеселых мыслей на душе у меня становилось очень тяжело, поэтому я решительно гнал их от себя. А вот сейчас Вера сама заговорила про рождение совместных детей, и я даже не нашел, что ей ответить. Она, кажется, заметила мое смятение и решила не продолжать разговор на скользкую тему.

— Кис-кис-кис, — поманила она моего котенка, сидящего на подлокотнике дивана. — Иди ко мне, милый!

Но Мешок даже голову не повернул в ее сторону. Щурил один глаз, но смотрел не на Веру, а на меня.

— Не понимаю я это глупое создание, — с досадой проговорил я. — Ну вот почему он так усердно игнорирует тебя? Бабочки, белки, птицы, они же все тебя любят. Ты прямо как Белоснежка из диснеевского мультика. Помнишь, когда она по лесу блуждала, так за ней вся местная фауна гурьбой ходила. И за тобой они тоже ходят… И только Мешок ведет себя, как последняя скотина.

— Да не ругай его, Женечка, — засмеялась Вера. — С тобой он же очень ласков. По первому твоему зову приходит, мурлыкает, на колени запрыгивает… Ты его нашел. Возможно, от смерти спас. Он в тебе хозяина признает, а я ему кто? Тем более а что, если я у него вызываю неприятные ассоциации? Может, я похожа на его прежнюю хозяйку, которая его на улицу выкинула?

— Слишком ты усложняешь кошачью психологию, — покачал я головой. — Нет, мне очень хочется, чтобы вы наладили контакт.

Я взял Мешка под живот, погладил по загривку и аккуратно посадил на Верины колени. Но не успела она прикоснуться к нему кончиками пальцев, как этот черно-белый негодяй соскочил на пол и выбежал в коридор. Я беспомощно развел руками, а Вера небрежно махнула рукой.

— Да ладно, не расстраивайся. Привыкнет. А если и не привыкнет, то ничего страшного. Животное тоже имеет право на симпатию и антипатию… Расскажи лучше, как ты к своему полицейскому другу сходил.

— Ну, «друг» — это громко сказано, мы с ним больше пятнадцати лет не виделись, я же тебе вчера говорил. Просто одноклассник. Но он ко мне очень хорошо отнесся. Выслушал, обещал помочь. И переадресовал меня к одному своему сотруднику, который, как ни странно, оказался моим бывшим студентом…

Стараясь ничего важного не упустить, я передал Вере содержание разговора с Сережей Волковым. Умолчал только об одном — о неведомом наблюдателе, непонятно зачем следившем за мной. Не хотелось мне лишний раз давать Вере повод для беспокойства.

— Как интересно, — медленно проговорила она, сделав большой глоток из бокала. — Вот ты сходил к двоим полицейским. К участковому и к сыщику. Обоим рассказал о жизни и смерти Маргариты. Но ты заметил, какие разные вопросы они тебе задали?

— Разные вопросы? Это ты о чем?

— Ну как же… Участкового интересовало, нет ли у тебя любовницы. А этот самый Волков спрашивал, не было ли любовника у твоей жены.

— Да, верно. Я как-то и не обратил внимания.

— Ну вот, понимаешь теперь, насколько я была права, когда советовала тебе найти еще одного специалиста помимо твоего участкового! Два человека всегда смотрят на одну и ту же проблему с разных сторон, с разных точек зрения. Один может обратить внимание на то, чего другой даже не заметит, и наоборот. А значит, и вероятность удачи повышается! Эти двое обязательно разберутся в смерти твоей жены, вот увидишь.

— Да, конечно, ты права. Я тоже надеюсь, что так и будет… Хотя, честно говоря, мне эти вопросы о любовницах и любовниках очень не понравились. Я ведь действительно никогда не изменял Маргарите и не хочу думать, что она изменяла мне…

— Но ты хочешь знать правду, Женя. Если бы не хотел, ты бы вообще ни к кому не стал обращаться. Твой участковый, похоже, умный мужчина, он тебе очень правильную фразу сказал. Докопавшись до правды, иногда хочется закопать ее обратно… Наверняка он не сам это придумал, а где-то прочитал. Я недавно в инете наткнулась на похожую по смыслу фразу. Вот такую: правда подобна проститутке: все ее хотят, но никто не любит.

Мы оба засмеялись, хотя лично у меня промелькнула мысль, что эта фразочка звучит весьма странно в устах моей юной подруги. Настолько чистой и невесомо-воздушной казалась мне Верочка, что само упоминание падших женщин выглядело в ее устах противоестественно. Это как если бы тургеневская Ася заговорила о борделях и сутенерах.

— Но ты не переживай, — внезапно посерьезнев, сказала она. — Что бы ни случилось, что бы ты ни узнал от своих ребят из полиции, знай: я с тобой. Ты теперь никогда не останешься один, Женечка… Слушай, а у тебя на самом деле ни с кем из твоих студенток не было романчика?

— Не было, Вера. Точно не было. Не считая, конечно, романа с самой Ритой. Я же тебе рассказывал. Когда мы познакомились, она еще училась, а я уже преподавал. Но тогда я был свободен. Не из тех я мужчин, которые ставят под угрозу семейное благополучие ради сиюминутных плотских удовольствий. Есть у меня в Академии один знакомый, заведующий кафедрой с исторического факультета, ему уже за пятьдесят. У него любимая присказка: жены стареют, а студентки третьего курса — никогда. Видел я недавно, как он в свою машину новую подружку усаживал, лет на тридцать моложе… Но я не такой.

— Кстати, я как раз третий курс заканчиваю, — томно выдохнула Вера. — И жены у тебя нет, ты опять свободен…

Она соскользнула с дивана и уселась на мои колени ко мне лицом. Махнула головой, отбрасывая волосы за спину. Я обхватил ее руками и надолго забыл обо все на свете…

Много позже, когда мы, вымотанные и опустошенные, лежали в постели, попивали красное «Шато-Марго» и смотрели ретро-концерт по телевизору, я решил проверить одну свою догадку.

— Вера, какое твое любимое стихотворение у Цветаевой?

— А почему ты спрашиваешь? — удивилась она.

— Когда мы сегодня встретились, ты читала сборник ее стихов. Я тоже неплохо знаком с ее творчеством, вот и захотелось проверить, не совпадут ли наши вкусы.

— А, вот как. Ладно, скажу. Оно называется «Я тебя отвоюю…». На этот стих еще песня есть, может, слышал…

Я умиротворенно улыбнулся и прикрыл глаза. Ну конечно, как мне не знать эту песню. Всякий раз, слушая ее, я уносился в далекое прошлое и вспоминал свою первую любовь, очаровательную Веронику, с которой так нелепо и некрасиво расстался. Потому что она тоже обожала поэзию несчастной Марины Цветаевой, в особенности вот это самое «Я тебя отвоюю…». И Веру я спросил о ее любимом стихотворении именно для того, чтобы в очередной раз убедиться, насколько они похожи, две эти девушки, рядом с каждой из которых я до поры до времени чувствовал себя счастливым.

— А у тебя? У тебя какое любимое стихотворение?

— У меня… Да нет, Верочка, я на самом деле не с собой хотел сравнить… Помнишь, я тебе рассказывал про свою первую жену? Я тебе тогда не сказал одну важную вещь. Ты на нее похожа. Очень похожа. Столько совпадений, что я просто теряюсь, как такое может быть. Вот ты только послушай…

Я сбивчиво рассказал Вере обо всех обстоятельствах, роднивших ее с моей первой супругой. Имя… Внешние данные… Походка, манера говорить и держаться… Тяга к высокому искусству… Оригинальность суждений… Любимый художник, любимое стихотворение… Не умолчал я даже о девственности, потому что в наше сексуально раскрепощенное время она действительно является редкостью для двадцатилетних девушек. Чем больше я говорил, тем сильнее волновался. Старая истина: нельзя говорить женщине, что она на кого-то похожа. Почти всегда это вызывает негативные чувства, даже если они открыто не проявляются. Но я просто не мог больше сдерживаться, мне жизненно необходимо было поделиться всеми этими загадочными совпадениями с близким человеком. А ближе Веры у меня никого не осталось.

— Когда мы с Вероникой расстались, она была чуть старше, чем ты сейчас, — выдохнул я. — И вот я смотрю на тебя, и мне кажется, что она живет в твоем теле. В переселение душ веришь?.. Вот я не верю, я нормальный современный человек с высшим образованием, ни к какой мистике никогда не тяготел. Но и объяснить такую удивительную похожесть тоже не могу. Дело не в мелочах даже, а в том, что с тобой мне столь же хорошо, спокойно и уютно, как было с ней на заре отношений. Бывает же такое…

— Женечка, еще и не такое бывает! Ты знаешь, многие люди, даже образованные, считают подлинным чудом, что на нашей планете возникла жизнь. Слишком многие обстоятельства должны сложиться благоприятно, чтобы сами собой зародились живые клетки. Диапазон температур, уровень радиации, объем солнечного света, наличие воды, состав атмосферы да даже градус, под которым ось вращения Земли наклонена к ее орбите. И это еще далеко не все, мы ведь с тобой не физики и не биологи, многого не знаем. Казалось бы: чудо! Но если вспомнить о том, что только в наблюдаемой Вселенной святят миллиарды звезд и почти у каждой из них есть свои планеты, то не такой уж малой получается вероятность зарождения жизни. Пусть даже на одну обитаемую планету приходятся миллионы безжизненных, на которых вечный мороз или страшная жара... Понимаешь, к чему я?

— Пока не совсем, — честно признался я.

— Женя, на планете живут миллиарды людей. Меньше, конечно, чем звезд на небе, но все же очень, очень много. Так разве так уж удивительно, что ты встретил двух похожих женщин? Да еще и не одновременно, а с разницей в двадцать лет...

— Вера, но ведь я тебя не на другой стороне глобуса нашел! И с Вероникой, и с тобой я встретился в одном городе. А у нас здесь всего-то полтора миллиона...

— У тебя есть ее фотографии?— перебила девушка.

— Да. Хочешь посмотреть?

— Хочу.

Я вылез из постели, сунул ноги в тапочки, сконфуженно взглянул на подругу и замотался полотенцем. Открыл дверцу шкафа и достал с верхней полки плотный пакет. Все фотографии, лежащие в нем, относились именно к периоду моего романа с Вероникой. За все годы, прошедшие после нашего развода, я их пересматривал не более трех или четырех раз. Теперь-то я понимаю, что причиной тому было подсознательное чувство вины, живущее во мне. Не хотелось лишний раз вспоминать про собственную слабость. Но в последние дни под влиянием наших с Верой вечерних бесед это чувство почти угасло, я уже не усматривал в своем былом поведении ничего постыдного. Поэтому я недрогнувшей рукой вынул из пакета пачку фотографий и один небольшой альбом, передал их в руки Вере и опять прилег рядом.

— Красивая была девушка, — заметила моя подруга, перебирая глянцевые снимки. — И ты прав, у нас с ней один типаж внешности.

— Вот и я о том же, Верочка. И не только типаж вас роднит, но и многое другое. Я не удивлюсь, если тебе и фильмы те же нравятся, что и ей…

— Ну вот это вряд ли, — тихонько засмеялась она и поставила на пол пустой бокал. — Вероникина молодость пришлась на девяностые, совсем другая эпоха была. А я только в девяносто седьмом родилась. Хотя… Ну вот скажи, какие фильмы вы с ней вместе смотрели.

— О, их много. Повального интернета тогда еще не было, но уже вовсю продавались кассеты и диски. Так что можно было почти любое кино достать. Ну и в кинотеатры мы тоже ходили, конечно… Помню, Веронике нравились слезливые, элегические мелодрамы, как и большинству молоденьких девушек. Могла и комедию посмотреть, но только такую, в которой бы содержался глубокий смысл, которая бы заставляла думать и переживать. И еще она любила, чтобы присутствовал какой-то элемент фантастики, мистицизма, типа перемещения во времени, переселения душ, вещих снов…

— Сразу в голову приходит американский «День сурка».

— Точно! Вот такого плана фильмы ей нравились. «День сурка» мы с ней раза четыре пересматривали.

— А тебе самому он нравится?

— Очень.

— Я тоже его обожаю… Женя, у тебя телевизор к инету подсоединен?

— Да.

— Тогда включай. Будем смотреть.

— С удовольствием!

— Только налей мне еще вина, пожалуйста. И себе тоже плесни, у тебя бокал пустой.

Я опять выскочил из постели, на сей раз даже не прикрываясь. В бутылке оставалось чуть меньше половины, как раз хватило, чтобы два бокала наполнить. Я сделал несколько глотков, потом подошел к тумбе, на которой стоял телевизор, взял в руки пульт, пощелкал кнопками. Зашел на популярный поисковый сайт и нашел «День сурка». Вдруг заметил, что из разъема торчит белая флэшка с зеленой полоской. Меня это удивило. Ни я, ни Маргарита никогда не оставляли флэшки в компе или в телевизоре, всегда вынимали. Я аккуратно вытащил флэшку, повертел в руках. Самая обычная, на два гигабайта.

— Странно, — произнес я. — Точно не моя, никогда такой не пользовался. Но и у Риты я ее тоже никогда не видел.

— Ну, может, она ее незадолго до смерти купила, — пожала плечиками Вера, глядя на экран, где уже замелькали начальные кадры. — Ложись скорее.

— Да, сейчас, — пробормотал я, чувствуя смутное беспокойство. — Подожди, Верочка, давай я быстренько посмотрю, что на этой флэшке содержится. Вдруг там что-то важное, касающееся смерти Маргариты?..

— Ну Жееня, — протянула девушка, комично надувая губки. — Кино же началось. Ложись ко мне. Никуда она не денется, положи ее на полочку, потом посмотришь. Иди сюда. Ты можешь представить, что к тебе вернулась Вероника и вы с ней смотрите прекрасный фильм. Я ведь так на нее похожа, сам видишь. Да, это случайность, но такая символичная, такая знаковая случайность… Тебе судьба как будто второй шанс дает. С Вероникой ты двух лет не прожил, а со мной ты всю оставшуюся жизнь проведешь, а осталось тебе и мне еще так много, так много…

Повинуясь ее чарующим интонациям, я небрежно положил флэшку на полку и упал в постель. Одну руку просунул Вере под голову, второй стал нежно поглаживать ее живот, не отрывая глаз от телеэкрана. Фильм был замечательным, я сразу же увлекся оригинальными поворотами сюжета, хотя они все были мне прекрасно известны. В момент, когда главный герой решил воспользоваться своей безнаказанностью и напал на вооруженных инкассаторов, мы с Верой синхронно рассмеялись. Услышав ее смех, я задрожал от волнения, потому что именно так смеялась та… другая, которую я много лет назад глупо потерял. Я резко сел на постели, и комната поплыла перед моими глазами. От экрана телевизора во все стороны посыпались звездчатые искорки, и каждое место, на которое они падали, тут же начинало стремительно преображаться. Через несколько секунд комнату было не узнать. Стены сжались, потолок опустился. Темно-зеленые обои сменились светло-коричневыми. Стеклопакеты на окнах превратились в обыкновенные деревянные рамы. С пола исчез ламинат, уступив место старому и потрепанному линолеуму. Бесследно улетучилась дорогая мебель, изготовленная по спецзаказу, и на ее месте возникли желтоватые шкафы из ДСП и кондовый письменный стол с лежащими на нем книжками и альбомами. А вместо карандашного портрета Маргариты, написанного три года назад каким-то флорентийским художником-любителем, на стене возникла знакомая мне с детства репродукция шишкинской картины «Утро в сосновом лесу», изображающая счастливое медвежье семейство.

— Ты это видишь? — озираясь по сторонам, спросил я громким шепотом.

— Ты про картину? Да, вижу. Кстати, я на прошлой неделе узнала от одной нашей преподавательницы, что у нее на самом деле два создателя. Мишек-то нарисовал вовсе не Шишкин, а Константин Савицкий, просто потом его подпись стерли, и автором картины стал считаться один Шишкин…

Я изумленно смотрел на нее. Нет, изумление мое вызвано было вовсе не словами Веры. Про медвежат и художника Константина Савицкого я знал и раньше, так что в данном вопросе она для меня ничего нового не открыла. Но голос!.. Она говорила голосом Вероники. И выглядеть она стала, как Вероника. Словно все последние дни носила маску, а вот сейчас ее сбросила.

Ошарашенный и недоумевающий, я сидел на своей кровати, которую много лет назад подарил одной знакомой небогатой семье. Помещение, в котором я находился, превратилось в ту самую комнату, в которой прошло мое детство и моя юность. А рядом со мной лежала и невинно улыбалась моя первая жена, такая же молодая, какой я ее запомнил…

— Это что, глюки? — пробормотал я. — Или я умер?

— Нет, Женечка, — мягко произнесла Вера-Вероника, успокаивающе поглаживая меня по колену. — Просто тебе удалось сделать то, о чем мечтали и мечтают миллионы людей по всему свету. Тебе удалось материализовать свои мысли, свои желания. Мысль, она ведь тоже силу имеет. У кого-то мысль слабая и хилая, такие могут хоть всю жизнь мечтать, но их мечты так и не визуализируются. А твоей мыслительной энергии, Женя, оказалось так много, что ты смог повернуть время вспять, смог воссоздать ту атмосферу, в которой раньше жил… Ты смог вернуть меня. Ты даже смог омолодить самого себя!..

— Что? Как это — омолодить?

— Ах да, в твоей комнате зеркала нет… А вставать тебе никак нельзя, иначе можно все это разрушить. Ведь за пределами этой комнаты — обычный мир, обычный две тысячи семнадцатый год… Ну да ничего. Пусть мои глаза станут для тебя зеркалом. Посмотри в них, полюбуйся на себя!

Я склонился над Верой-Вероникой, неловко коснувшись носом ее щеки, и взглянул в ее карие глаза. И увидел молодого курносого парня с гладко выбритым и слегка застенчивым лицом, таким родным и таким знакомым. Не в силах поверить в увиденное, я торопливо провел ладонью по своему подбородку. И убедился, что моя аккуратная борода бесследно исчезла. Да и лишние килограммы тоже слетели с моего тела, словно унесенные ветром пожухлые листья, и я чувствовал несказанную легкость и бодрость, как в молодые годы.

— Вот видишь, — прошептала девушка, обхватив меня руками за шею и притянув к себе. — Такая удача не каждому выпадает. Вот у меня такого никогда не было… А, ну хотя я же никого и не любила по-настоящему, пока тебя не встретила. А вот ты свою Веронику любил, и чувствовал свою вину перед ней, и часто вспоминал, и хотел ее вернуть. Ну вот, природа тебе и сделала щедрый подарок. Она вернулась. Она — это я. Только вот не знаю, сколько времени тебе отпущено. Может, час, а может, всего минута. Не будем терять драгоценные мгновения…

С неженской силой она перевернула меня на спину и уселась сверху. Я провел руками по ее бедрам, и меня захлестнула волна возбуждения, настолько сильного, какого я никогда не испытывал при близости с женщиной. Еще через пару секунд мы слились воедино и вошли в общий ритм. На сей раз Вера-Вероника вела себя шумно, совсем не так, как в наши предыдущие интимные встречи. Несмотря на сказочное блаженство, я все же почувствовал отголосок легкого беспокойства и еле слышно прошептал:

— Потише, Вероника… Вдруг маму разбудим…

— Не разбудим, — отозвалась она, не прерывая начатого. — Мама твоя… ну, она, допустим, в санаторий укатила… Нет никого за стенкой, мы одни, Женечка, одни в квартире, одни в городе, одни в мире…

Глава 11, написанная участковым

В субботу я полдня провел в своем любимом «Буцефале». Помимо общения с моими любимыми лошадками наладил предварительный контакт с очаровательной девушкой Олесей, инструктором верховой езды, которую я уже несколько недель назад заприметил, но все никак не решался подбивать к ней клинья. Не потому не решался, что боялся потерпеть неудачу, уж это точно не про меня. Просто в том же клубе регулярно бывал и мой тесть, и я опасался, что о моих амурных делах ему кто-нибудь стуканет. Да и вообще, у меня еще недавно была ненасытная Ксения, и я не видел необходимости искать дополнительный источник любовных наслаждений.

Теперь же, когда Ксюхи не стало, срочно требовалось найти достойную замену. Почему бы не рассмотреть кандидатуру этой самой Олеси, двадцатипятилетней красавицы с великолепно сложенным спортивным телом? Видел я однажды, месяц назад, как она преодолевала препятствия на своем вороном коне, так у меня прямо дух захватывало от ее прыжков. Я еще тогда воочию представил себе, как она, с закушенной губой и прикрытыми от восторга глазами, могла бы выгарцовывать на мне вместо коня… Теперь нужно было воплотить сладостную мечту в реальность, но только очень осторожно, чтобы никто не узнал.

Задача оказалась несложной. После конной прогулки я пригласил Олесю в кафе для посетителей клуба. Совсем недолго мы общались, но друг друга поняли. В моих глазах она прочла вопрос, а я по ее мимике, жестам и взглядам понял ответ. Обменялись телефонными номерами, договорились завтра созвониться и встретиться.

Сказано — сделано. В воскресенье я представил супруге правдоподобную причину, по которой мне следовало отлучиться из дома до позднего вечера. С Олесей встретились в ресторане неподалеку от ее дома. Мы оба знали, что ресторан является лишь прелюдией, так что долго прохлаждаться не стали, поспешили перейти к главному. Я пробыл в квартире Олеси до глубокой ночи и вышел, пошатываясь от усталости. Пока ехал домой, вспоминал Ксению и сопоставлял двух этих роскошных женщин, пытаясь кому-то из них отдать предпочтение. Так и не решив сию дилемму, остановился на том, что на ближайшее время достойная замена найдена.

Короче говоря, в выходные я был слишком занят, чтобы думать о деле Маргариты Симонович. Зато в понедельник, едва проснувшись, я самому себе дал слово, что откладывать больше не буду. Теперь, когда есть любовница, мне срочно требуются деньги. Чем быстрее я выполню заказ доцента, тем быстрее их получу.

Как только представилась возможность, я начал разбираться с телефоном Маргариты. Первым делом просмотрел смс-переписку. Читал внимательно, но не нашел ни одного сообщения, указывающего на внебрачную любовную связь. Впрочем, я на такую деревянную простоту и не рассчитывал. По словам доцента, его жена была женщиной умной, осторожной и предусмотрительной. Если бы она переписывалась с любовником, то наверняка удаляла бы все компрометирующие сообщения. Не девочка-подросток, чтобы вести себя так беспечно.

Далее я перешел к фотографиям и видеозаписям. Их было немного, и почти все они касались рабочих моментов. Ничего интимного, ничего фривольного.

Следующим объектом изучения стала телефонная книга. Длинная, из пяти сотен номеров. Я водил по дисплею кончиком указательного пальца, читал имена и фамилии, мысленно отмечая подозрительные и тут же переписывая их на листок бумаги. Хотя по-хорошему нужно было не выбирать, а проверять абсолютно все номера. Даже те, которые были записаны как «Катя парикмахер», «Света фитнесс» или «Тамара Ивановна гинеколог». Потому что у разумной Маргариты однозначно хватило бы соображения, чтобы зашифровать имя своего возлюбленного. Не стала бы она его записывать просто «Котиком» или просто «Ромой». Кстати, свою супругу я тоже нашел в списке. Записана она была очень просто, «Света Ляпина». Дело в том, что, выйдя за меня замуж, Светлана не стала менять фамилию. Я был уверен, что на этом настоял ее отец. Впрочем, меня данное обстоятельство нисколько не волновало. Главное, чтобы тесть деньги давал, а фамилия — черт с ней.

Сюрприз ожидал меня в самом конце списка. Один из абонентов был записан как «Шишманян след». Я сразу же вспомнил высокого и темноволосого молодого парня с классической армянской наружностью, вместе с которым лет восемь назад служил в отделе внутренних дел Юго-Западного района. Игорь Шишманян не был моим закадычным другом, потому что все же служили мы в разных подразделениях, я — в уголовном розыске, а он — в дознании. Однако мы регулярно пересекались по служебным делам, несколько раз участвовали в корпоративных пьянках, причем после одной из них (как сейчас помню, это было десятого ноября, на день милиции) сняли шикарную проститутку, одну на двоих.

С Игорем я не виделся с тех самых пор, как вынужденно покинул прежнее место службы, променяв его на должность участкового в Восточном районе. И вот внезапно его имя обнаруживается в телефонной книге бедной Маргариты… Значит, в какой-то период времени они познакомились. Причем знакомство носило, вероятнее всего, деловой характер, а не личный, иначе женщина не стала бы записывать номер Игоря столь официально. Поэтому я и решил, что, какие бы отношения их ни связывали, вряд ли Шишманян окажется тем, кого я ищу. Сомнительно, чтобы он оказался любовником Маргариты Симонович. А вот пополнить мою информационную копилку новыми сведениями о погибшей женщине он наверняка сможет. Не откладывая дело в долгий ящик, я набрал номер бывшего сослуживца и напомнил о себе.

***

За пару часов до окончания рабочего дня, в очередной раз презрев свои должностные обязанности, я выехал в Юго-Западный район. По телефону Игорь мне сказал, что сегодня у него суточное дежурство и что если я хочу с ним встретиться, то могу прямо сейчас подъехать к нему на работу. Правда, не факт, что застану его на месте, потому что сорваться на выезд он может в любую минуту.

Но мне повезло. Продравшись через пока еще не очень плотные дорожные пробки, я через двадцать минут вошел в до боли знакомое здание, в котором когда-то началась моя ментовская карьера. Заметно было, что отдел полиции недавно отреставрировали как внутри, так и снаружи, но общая планировка не изменилась, так что следственный отдел я нашел без всякого труда. Зашел в нужный кабинет и не сразу сообразил, что сидящий в мягком кресле боров с обширной лысиной — это и есть мой бывший коллега Игорек Шишманян.