Забытый вальс

Глава 13 1994 год, Москва, суббота, 16 июля

В одиннадцать часов в кабинете начальника отделения майора Гребенюка собрались все участвующие в расследовании. Рядом с лысым живчиком майором сидел грузный незнакомый полковник с обрюзгшим лицом, который нетерпеливо постукивал пальцами правой руки по колену, выбивая какой-то одному ему слышимый ритм.

– Ну, все собрались? – вместо приветствия нетерпеливо спросил он, когда вошедший последним стажер Валера закрыл за собой дверь.

– Это полковник Смолин с Петровки. Давай, Мусатов, докладывай, что там у вас! – поторопил Гребенюк.

Михаил подробно рассказал все обстоятельства дела и обрисовал события пятницы, стараясь представить действия участкового и стажера в выгодном для них свете.

– Майор, ну что у тебя за сотрудники, арест произвести не могут, – раздраженно спросил полковник, обращаясь к Гребенюку. – Обыск кто проводил?

– Да вот, капитан Иванов и курсант Кузин при участии милиции из Кимр, – указал Гребенюк на участкового и стажера.

– Нашли что-нибудь… необычное? – с задержкой на последнем слове спросил полковник.

– А что должны были найти-то, товарищ полковник? – осторожно поинтересовался Мусатов.

– Что, что! Нашли бы, сразу бы поняли! Так что было в доме найдено, капитан? – обратился к участковому полковник.

Анатолий Семенович, повидал на своем веку всякое. К тому же он свято помнил один из заветов царя Петра, которого очень уважал, – «Подчиненный перед лицом начальства должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не приводить в смущение оное».

– В вещах, принадлежащих подозреваемым в убийстве гражданина Гринько, в паспорте, выданном на имя гражданина Самошкина обнаружены триста долларов и сто пятьдесят тысяч рублей, каковые под протокол изъяты. Обыск дома произведен тщательно, от подвала до чердака. Осмотрены также дворовые постройки – два сарая, баня и нужник. Больше ничего необычного, кроме самогонного аппарата и шести литров самогона в двух трехлитровых банках, не обнаружено. Самогон уничтожен путем выливания на землю. Аппарат изъят сотрудниками Кимрского райотдела.

Бодро отрапортовав это, бравый Семеныч принял вид, подобающий служивому, который свое дело сделал на ять и сейчас ожидает наград и прочих иных почестей от начальства, умиленного таким рвением.

Несколько осаженный подобным проявлением усердия полковник помолчал минуту, о чем-то размышляя.

– Ладно, – сказал он Гребенюку. – Считайте, что для вас все закончилось благополучно, хотя могли бы получше справиться.

– Всех вас, – обвел он взглядом остальных, – прошу написать подробно свои замечания и соображения по делу, какими бы дурацкими они вам ни казались. Мои ребята будут разбираться, а вам об этом вообще лучше забыть.

– Майор, – обратился он опять к Гребенюку, – дело я от вас забираю. Сегодня к трем перешлете мне все материалы и соображения ваших сотрудников.

Не попрощавшись ни с кем, полковник встал и вышел из кабинета.

– Всем все ясно?! – взял в свои руки вожжи Гребенюк. – Идите к Мусатову, и чтоб к двум часам все материалы были у меня на столе.

Удрученные таким поворотом дела четверо служителей закона направились в комнату к Михаилу, благо в субботу там никого кроме него не было. Писанина давалась всем с большим трудом, но особенно тяжко пришлось участковому Семенычу, который к двум часам раскраснелся и взмок, хотя даже и, изменив себе, снял неизменно застегнутый на все пуговицы пиджак. Он постоянно вытирал носовым платком взмокшую лысину и поминал недобрым словом сначала троицу бомжей, при этом перечисляя их поименно, а потом и добавив к ним майора, полковника и всю Петровку включительно. Однако к двум часам все было готово. Мусатов передал документы по делу майору Гребенюку и с легким сердцем в предвкушении заслуженного отдыха вместе со своими коллегами по перу отправился пить пиво.

В пять часов в кабинете полковника Смолина раздался звонок.

– Олег, привет! Ну что там у тебя по моему делу? – услышал он знакомый голос.

– Ясности полной нет. Надо бы встретиться, поговорить.

– Ну что ж. Погода хорошая, давай на воздухе, как обычно. В шесть тебя устроит?

– Нормально, но я буду не один, с аналитиком.

– Он что, знаком с делом?

– Да, это у меня самый опытный человек. Надежен, доверяю как себе.

– Хорошо, жду.

Без пятнадцати шесть под тентом на открытой веранде небольшой дачки в поселке художников на Соколе сидели Чингиз и Вальтер.

– Что-то я стал сомневаться, что что-нибудь получится, – сказал Вальтер.

Чингиз пожал плечами, – Мои ребята с утра перерыли дом в Кимрах еще раз, там точно ничего нет. С собой на рыбалку они что-либо ценное взять не могли. Местный мент сказал, что даже паспорта и деньги, рубли и доллары, они дома оставили. Получается, что у них ничего и не было.

– А откуда у бомжей доллары?

– Согласен, странно. Но не могли же они за триста долларов все это продать, совсем дураки что ли?

В это время раздался шум подъезжающей машины, и возле дома остановилась черная «волга». Чингиз без слов махнул рукой стоявшему поодаль накачанному парню, тот поспешил к воротам. Чингиз неторопливо встал из-за стола и пошел навстречу въезжавшей в ворота машине. Из остановившейся машины вышли Смолин в светлом летнем костюме и невысокий пожилой мужчина в джинсах и легкой джинсовой рубашке навыпуск, который обращал на себя внимание своими массивными роговыми очками с сильно выпуклыми стеклами.

Смолин и Чингиз обменялись рукопожатиями.

– Познакомьтесь, Николай Ильич, – представил своего спутника Смолин.

– Владимир Пак, – в свою очередь ответил Чингиз, пожимая руку коллеге полковника, – У нас без отчеств обходятся, так что можно просто, Владимир. Пойдемте за стол. Что будете пить? Заказывайте, сейчас принесут.

Подойдя к столу, он сказал, – Вот, это мой друг, Василий Сергеевич Бурыкин.

Опять произошел ритуал рукопожатия, на этот раз несколько напряженный. От Вальтера не укрылся внимательный взгляд Николая Ильича, который он бросил на татуировку на его руке.

Тот же накачанный парень принес поднос, уставленный запотевшими бутылками минералки и пива, расставил стаканы. Чингиз отослал его взмахом руки, сам взял бутылку воды, открыл ее и сказал, – Простите, но давайте без излишних церемоний, наливайте каждый себе, что хочет. И еще, мы с Олегом достаточно давно знакомы. Хотелось бы, чтобы ни у кого по поводу друг друга не было никаких иллюзий. Наши интересы в жизни часто не совпадают. Но сейчас у нас в некотором роде коммерческое партнерство, и в этом деле мы должны доверять друг другу на все сто процентов. А сейчас прошу ближе к делу. Мы хотели бы выслушать ваше мнение, надеюсь вы уже успели его составить.

– Вот, Николай Ильич изучил все, что нарыли наши ребята. Хотелось бы еще выслушать то, что можете рассказать вы.

Вальтер достаточно подробно рассказал, что было спрятано в сносимом доме. Единственное, в чем он погрешил против правды – назвал колье и сережки «фамильными драгоценностями».

– Я готов высказать свою точку зрения на происшедшие события, – тихим ровным голосом сказал Николай Ильич.

– Пожалуйста, – так же спокойно предложил Чингиз.

– Версию о том, что драгоценности обнаружены бомжами, я считаю практически невероятной. Все указывает, что там был еще один человек, который видимо и нашел спрятанную коробку, причем я также считаю, что произошло это абсолютно случайно. Моя версия основывается на следующих фактах и суждениях. Первое, Гринько был убит и убит человеком, который, учитывая телосложение убитого, скорее всего, владел приемами рукопашного боя. Правда, судя по результатам экспертизы, смерть произошла от перелома позвоночника вследствие падения на кирпичи. Видимо, это произошло непреднамеренно, во время драки. Второе, у двух оставшихся бомжей в этот же день появились деньги, причем в валюте, хотя днем раньше они подрабатывали на рынке. И по показаниям свидетелей буквально через два часа после того, как строители, оставив работающим автокран, ушли за зарплатой, двое бомжей направлялись в сторону Савеловского вокзала, что подтверждается дальнейшими событиями. Есть еще третье, На месте происшествия найдены листки с проектом из области информационных технологий. Листки свежие, текст полный, то есть ни одного листка не истрачено на посторонние, так сказать, нужды, что опять-таки заставляет думать о присутствии еще одного человека, кроме бомжей.

Поэтому я предполагаю, что в то время как неизвестный бросил Гринько на кирпичи, кто-то из двух оставшихся бомжей ударил его, я опять же имею в виду неизвестного, палкой или кирпичом. Тот потерял сознание, бомжи обшарили его, вытащили деньги, при этом рассыпали листы проекта, и решили, что лучше убраться от греха подальше. А для того, чтобы за ними не потянулось следа, решили засыпать Гринько и неизвестного, что они с успехом и сделали. Только неизвестный очнулся и как-то сумел выбраться. Но видимо он что-то оставил там, скорее всего, сумку, поэтому и вернулся, наиболее вероятно, на следующий день. Почему на следующий? Да потому что строители отсутствовали всего лишь два часа. А на следующий день, во вторник, он приехал рано утром, поскольку в девять уже появился прораб, который до появления милиции не уходил. И звонок о трупе был зафиксирован в восемь тридцать. Чтобы добраться до того, что он оставил, ему пришлось использовать домкрат. Блок кирпичей, который содержал тайник, при этом развалился, и коробка попала ему на глаза. Чем-то она привлекла его внимание.

Бомжей мы, к сожалению, потеряли. Поэтому неизвестный для нас – загадка. О нем можно сказать только, что это физически крепкий мужчина, возможно, занимавшийся спортивными единоборствами, неплохо зарабатывающий, занимающийся информационными технологиями, имеющий машину. У нас, правда, есть отпечатки его пальцев, но в нашей картотеке он не присутствует.

– Да, – задумчиво сказал Чингиз, – сколько таких в Москве? Тысяч сто, наверное.

– Хорошо, – сказал молчавший до того Вальтер, – выйти на этого человека только по той информации, которая у вас есть невозможно. Никто его не видел, так что, у нас никаких шансов?

– Ну, почему. Это же не коллекционер ювелирных украшений. Человек он умный, и наверняка представляет истинную стоимость того, что оказалось у него в руках. Рано или поздно он попытается что-то продать. Думаю, что в ближайшее время он должен хотя бы оценить то, что имеет. Сейчас время больших возможностей, особенно для тех, у кого есть приличные деньги. Думаю, что он это понимает. Кроме того, он спокоен, поскольку и не предполагает, что кто-то знает о его находке. Поэтому в первую очередь необходимо установить контакты с экспертами-оценщиками в ювелирных магазинах, где принимают на комиссию ювелирные изделия. Насколько я знаю, их не больше десятка на всю Москву, а в другой город он вряд ли поедет. Известно также, что появилась, по крайней мере, одна фирма, выпускающая изделия в стиле Фаберже, можно поговорить с ее руководством и специалистами, чтобы сообщили, если кто-нибудь обратится за консультацией.

– А там же еще монеты есть золотые, – напомнил Вальтер.

– Да, об этом я тоже хотел сказать. Судя по всему, что мы знаем, монеты великолепно сохранились, и они должны в первую очередь заинтересовать нумизматов. Конечно, большой нумизматической ценности они, видимо, не представляют, но коллекционирование золотых монет раньше было чревато последствиями, поэтому сейчас многие наверстывают упущенное. Да и появилось много новых собирателей, которые скупают все подряд, особенно не разбираясь. Мест сбора нумизматов не так уж много. Так что, Олег Николаевич, – обратился аналитик к Смолину, – надо собирать информацию, причем начинать уже сегодня-завтра, у нумизматов выходные – это как раз дни сборищ. Надо обратить внимание на крепкого молодого человека, продающего золотые монеты царской чеканки в отличной сохранности.

– Хорошо, Николай Ильич, все понятно, – подвел итог Смолин, – Вы можете быть свободны, мой водитель подбросит вас до метро, а нам еще надо поговорить.

Аналитик уехал, а трое оставшихся принялись за шашлык, который им подал все тот же молчаливый накачанный парень. На столе появились коньяк и вино. Ели все трое с аппетитом, говорили о пустяках, не касаясь дела. Смолин оказался завзятым футбольным болельщиком, и они с Вальтером со вкусом поговорили о предстоящем чемпионате мира. Когда есть закончили, тот же парень принес поднос, на котором лежала коробка сигар, машинка для обрезания сигарных кончиков и золотая, как определил по весу Вальтер, повертев ее из интереса в руках, зажигалка «Ронсон».

Чингиз и Вальтер не курили. Смолин же в одиночестве, слегка рисуясь, неторопливо проделал весь ритуал раскуривания сигары. Он понюхал ее, держа за кончик, так чтобы перед носом оказалась средняя часть, задумался на несколько секунд, как бы оценивая качество сигары, после чего взор его выразил одобрение, однако с оттенком некоторой снисходительности – мол, случалось курить и получше, но не обижать же хозяина. Затем он аккуратно обрезал кончик сигары, после чего осторожно попыхивая, так чтобы не затягиваться, раскурил и откинулся в плетеном кресле с видом человека, сделавшего свое дело, держа в левой руке дымящуюся сигару, а правой как бы баюкая большой пузатый бокал с «Хеннеси», из которого он периодически отпивал, делая небольшие глотки.

– Видимо, нам следовало бы, прежде всего, утрясти финансовую сторону дела, – осторожно начал Чингиз.

– Это-то утрясти не проблема, – ответил Вальтер, – только следует учесть, что мы делим шкуру неубитого медведя.

– Зато после убийства…я в переносном смысле, – хохотнул Смолин, – будет легко и просто. Как я понимаю, тебе деньги нужны, а не память о предках, непосильным трудом наживших колье от Фаберже, – съязвил он, бросив цепкий неприязненный взгляд на Вальтера.

У Вальтера неприятно кольнуло в душе. Он понимал, что сильно доверять полковнику милиции, который находится в дружеских отношениях с таким авторитетом, как Чингиз, не стоит, – продал своих, чужих тем более продаст. Но, с другой стороны, именно на этих отношениях все и может связаться. Самого Вальтера полковник и смог бы, пожалуй, кинуть. Но с Чингизом-то он сильно повязан.

– Я согласен на половину от реализации, – чуть помолчав, ответил Вальтер.

– Это, смотря где реализовать, – бросил Смолин, сделав очередной глоток, – Лучше всего было бы вывезти на Запад на аукцион. Там можно такие бабки срубить, – мечтательно сказал он, – Но в этом случае придется покупать таможенников, так что больше трети ты не получишь.

– Согласен, – коротко ответил Вальтер.

– Хорошо, – подвел итог разговору Чингиз, – Значит в случае реализации в России тебе Вальтер, половина. Если удастся вывезти на аукцион – треть. Чтоб у вас ни у того ни у другого не возникало сомнений, а также разных нехороших желаний разрулить ситуацию по-другому, я беру на себя ответственность за общие действия. Вы оба меня знаете.

После этого Смолин уехал, а Вальтер, помолчав, понемногу отпивая коньяк, решил идти ва-банк.

– Слушай, Чингиз, ты ему доверяешь?

– Да ты что! Деньги он очень любит, на этом и сходимся. Но если бы была возможность обойтись без него, я бы ни секунды не думал. Только ты учти, он старым со мной сильно повязан. Если бы я в ментуру слил все, что о нем знаю, он бы на четвертак зачалился.

– А если ему это не в масть будет?

– Ну, тут уж кто кого. А насчет твоего дела, если будет возможность обойтись без него, я и минуты думать не буду.