Забытый вальс

Глава 23 1994 год, Москва, четверг, 21 июля

Сон его был тяжелым и неприятным, что-то снилось, но как сквозь туман, он не узнавал лиц, не понимал происходящего с ними. Когда он, взмокший и обессиленный, открыл глаза, на часах была половина двенадцатого, комнату заливал беспощадный солнечный свет. В себя он пришел только после холодного душа и большой чашки крепкого кофе. Однако вместо того, чтобы взяться за телефон, Николай почему-то вдруг неожиданно для себя решил прибраться в квартире. Откуда-то внезапно возникла бредовая (как он думал, отстраненно анализируя ситуацию какой-то частью своего сознания) мысль, что если в квартире все будет в порядке, то все нормально будет и у него. Он тщательно вымыл посуду, скрупулезно оттирая с содой малейшие признаки застарелых пятен, загрузил стиральную машину, затем пропылесосил и помыл пол. После этого снова пришлось пойти в душ, после чего он побрился и погладил легкий летний костюм. Одевшись, он подошел к зеркалу, посмотрел на себя и сам себе же скептически ухмыльнулся, – Ну, что ты валяешь дурака! Ты же великолепно понимаешь, что просто оттягиваешь момент, после которого все станет ясно, и так же великолепно понимаешь, что случилось что-то непредвиденное, и одень костюм, хоть от Армани, хоть от Адама, шансов на благоприятный вариант развития событий у тебя ноль!

Разозлившись, он набрал номер Алексея Аполлоновича. Как и вчера в трубке долго звучали длинные гудки. Точно так же никто не ответил и по телефону Люды. Тут Николай почувствовал, что у него начинают дрожать руки, и его, несмотря на жаркий день, слегка знобит. Он нашел в ежедневнике записанный вчера номер телефона бюро информации о несчастных случаях и поставил аппарат на автодозвон.

Пробиться ему удалось только через полчаса. Пожилая женщина-оператор долго выясняла, кем он приходится разыскиваемым лицам, а когда он сказал, что Люда – его невеста, то оператор, вместо того, чтобы искать информацию, начала допытываться, почему он не знает, как зовут его будущих тещу и тестя. Николай чуть было не вспылил, но сдержался и вместо ответа спросил собеседницу, на какой день она познакомила своего жениха с родителями. Оператор надолго замолчала. Николай, испугавшись, что она отвлеклась на воспоминания о неблизких уже событиях, несколько раз дунул в трубку.

– Вы что дуете, у меня и так уши от вас за целый день болят. Ждите спокойно, я записи просматриваю.

Через несколько минут ее голос опять прорезался в трубке, – Вот, нашла. Записать есть чем?

– Ну, да. А что случилось?

– Они вчера втроем попали в автомобильную аварию в районе Лобни, доставлены в третью городскую больницу в той же Лобне. Запишите номер, по которому надо позвонить.

– Хорошо, записал, а что с ними, они сильно пострадали?!

– У нас таких сведений не бывает. Звоните, там все скажут.

– А не было там с ними четвертого, Алексей Аполлонович его зовут.

– Может и был, но его никуда не отвозили, не зарегистрировано.

Николай непослушными пальцами набирал номер. Первый раз он попал не туда. Какая-то бабка уже вознамерилась выспросить, кто он такой и как узнал про то, что у нее есть телефон, но он уже быстро снова набирал номер больницы. Долго шли длинные гудки, Николай терпеливо ждал, он хорошо помнил нервную суету, которая царила в регистратуре районной поликлиники, где две медсестры умудрялись выдавать талоны на прием к врачам, искать карты пациентов и в промежутках говорить по постоянно звонящим телефонам. Вот и сейчас он ожидал, что трубку снимет столь же запаренная суетой нервная медсестра. Но голос ответившей женщины был на удивление спокоен.

– Да, поступили к нам такие. Мы уж боялись, что они у нас надолго задержатся. Домой звонили, а никто трубку не берет, видно всей семьей к нам угодили. Теперь, чтобы все оформить, надо их паспорта российские подвезти, да одежду. Забирать-то когда будете?

Простой вопрос этот вызвал ступор у Николая. Если им нужна одежда, значит, в аварии они пострадали сильно. Тогда откуда он, Николай может знать, когда их забирать из больницы? Наверное, когда вылечатся. Или может их надо перевезти в какую-нибудь московскую больницу? Бред какой-то, это ему должны сказать, что и как. И где, кстати, взять паспорта? Конечно, если Люда даст ему ключ, то проблем никаких. Два раза до Лобни и обратно, это до вечера спокойно можно обернуться. Об Алексее Аполлоновиче он больше и не вспоминал.

Тут лихорадочный ход его мыслей был прерван окликом в трубке, – Эй, мужчина, вам там что, плохо?

– Простите, я не понял, почему я должен решить, когда их забирать. Я бы хотел сначала с врачом поговорить.

– А чего с ним говорить? У всех сочетанные травмы, несовместимые с жизнью. Да справки о смерти получите, там и будет все написано.

У Николая все внутри свело. Он, с трудом разлепляя губы, медленно спросил, – Справку о смерти кого?

– Да вы куда звоните-то?

У Николая мелькнула сумасшедшая мысль, что он опять ошибся номером, и кто-то пытается его разыграть, – Это третья больница города Лобни?

– Ну, да, – удовлетворенно ответила женщина, – морг третьей городской. А вам лучше в похоронное бюро обратиться. Заплатить, конечно, придется, но тут уж что сделаешь.

– Так они что все трое мертвы? – все еще изо всех сил надеясь на чудо, спросил Николай, выдавливая слова сиплым шепотом.

– Все. Они, наверное, сразу погибли, сильно очень побиты, и обгорели, видно в закрытых гробах хоронить придется. А вы им кто будете?

Но вопрос этот повис в воздухе. Николай положил трубку на телефон и вышел на балкон. В голове крутилась одна фраза, – Вот и все, и ничего больше не будет…