Сегодня математика стояла в расписании последним уроком, и все надеялись разойтись по домам, ведь Ирина Александровна на прошлой неделе сломала ногу. Сидя на партах с неразобранными рюкзаками, они ждали звонка, чтобы убедиться в её отсутствии и со спокойной совестью уйти. Некоторые спорили, как долго её не будет.
– У меня прабабушка, после того как ногу сломала, вообще больше ходить не смогла, – рассказал Кислов. – Ей, правда, было под сто.
– Значит, есть надежда?! – воскликнул Рыбенко. – У нас больше не будет математики?
– Ага, щас, – возразил Титяев. – Новую училку найдут. Ещё хуже!
– Да, – согласился Массажин. – Знаете, почему полиция главных мафиози предпочитает не убивать?
– Почему? – заинтересовались все.
– Свято место пусто не бывает, как говорят наркобароны. Уберешь одного, придёт другой, ещё хлеще. Так и с математикой.
Арсеньев, сидевший поблизости, закатил глаза и покачал головой:
– Убийственная аналогия.
В класс забежала Леночка Сафронова и защебетала испуганно:
– Ребята, Ирина Александровна идёт!
И в самом деле – в стихшем, поскольку только что прозвенел звонок на урок, коридоре раздавались мощные, равномерные удары в пол. Звук был такой, как будто к ним приближается Терминатор.
– Что это? – испуганно прошептал Васильков.
– Смерть твоя, – ответил Сергеев.
Открылась дверь, и в класс зашла Ирина Александровна, с костылём и ногой в гипсе. В остальном она выглядела как обычно, только бледнее обычного. Тихонов расстроился. Он уже предвкушал игру в банки в парке, и вот, на тебе, полновесный урок математики, как незаслуженная пощёчина. Но были и такие, кто обрадовался, – девочки-отличницы вроде Ступаковой и Сафроновой.
– Здравствуйте, ученики! – торжественно поздоровалась она.
Грузно усевшись, Ирина Александровна прислонила костыль к своему столу и некоторое время отмечала присутствующих. Потом вдруг спросила:
– Тихонов, ты домашнее задание сделал?
Нет, конечно, не сделал! Зачем его было делать, если все думали, что она не придёт? Что он, дурак, что ли? Правда, он и в прошлый раз его не сделал, когда ещё никто не знал, что с ней приключилось, но это было тогда и к сегодняшней ситуации отношения не имело.
– Да, сделал, – ответил Тихонов, прямо глядя ей в глаза.
– Тетрадь покажешь?
– Конечно, – ответил он, не двигаясь с места.
Несколько секунд, которые показались Тихонову минутами, она пристально изучала его. Он в ответ смотрел на неё, чувствуя себя так, как будто сейчас взорвётся от напряжения. Да, испытание взглядом Ирины Александровны было не из лёгких! В нём читалась тяжесть десятилетий, потраченных на допросы мелких изворотливых лжецов.
– Начинаем новую тему, – вдруг сказала она, отвернувшись.
Чуть инфаркт не случился, – подумал Тихонов, держась за сердце.
Гришина спросила с недоверием:
– Ты правда его сделал?!
– Да, конечно! А что? – обиделся он.
Она отвернулась, сразу забыв о нём.
О, Катенька! Твой аромат и без всяких духов самый прекрасный на свете! От тебя веет топлёным молоком, летним зноем лугов, уютным, сухим до скрипа домиком под сенью старой-престарой берёзы. В твоих глазах глубокая манящая синева, уходящая вдаль за горизонт, туда, где река, поля и небо соединяются вместе. Ты как мечта – совсем рядом и так далеко! Только прикоснуться бы к тебе и тогда всё сразу сбудется… Хотя бы локтём к твоему локтю – как бы случайно, во время письма в тетради.
– Тихонов, не толкайся!
А вот Стаханову Громова ничего такого не говорит, хотят тот позволяет себе намного больше. А может, именно поэтому?
Лучше бы он не сидел рядом с ней, это не урок, а пытка…