Зачем учить математику

Подавленные желания

Первый урок – это кара небесная. Особенно зимой, когда рассвет ещё не тронул город, и всё утопает в лиловой тьме. Приходишь в класс в полусне, а там в окна льётся фиолетовый сумрак, свет выключен и только настольная лампа на столе учителя горит маяком, разгоняя тёмные силы. А за ней сидит Ирина Александровна и что-то строчит в журнале. Такая уютная, в очках, похожая на престарелую фею, и не скажешь ведь, что ведьма.

Эта предрассветная атмосфера очаровательна, в ней есть нечто от волшебства и сказки, но только если она не является преддверием урока. Хотя что в нашей жизни, – подумал Тихонов, – не преддверие очередного урока?

Сейчас была не зима, а весна, и в окна класса струился розовый свет, отражаясь от окон дома напротив. Но суть от этого не менялась – первый урок есть первый урок, что зимой, что весной. Нет ничего ненормальнее первого урока.

Сегодня Ирины Александровны не было на её привычном месте, что странно, обычно она приходила раньше всех. Ученики же пока бесились. Особенно в этом деле отличались Тихонов, Денисов, Рыбенко и Кислов. Взяв тряпку для доски, они перебрасывались ею, играя в салки. Сухая тряпка сильно воняла и оставляла на одежде меловые следы. Её назвали «сифня», а осаленного «сифак». Главное до начала урока не остаться сифаком, потому что если не успел в другого запустить, останешься им навсегда, и будешь весь день потом слушать выкрики: «вечный сифак!»

Вдруг из коридора ворвался ученик Батонов с воплем: «Идёт!» Все кинулись на свои места. Сифня в этот момент была в руках у Тихонова, и он, прыгая через парты, с криком гнался за Кисловым. Тот с испуганным лицом убегал, иногда бросаясь на пол, иногда на четвереньках, роняя стулья и сбивая рюкзаки.

– Идиоты! – взвизгнула какая-то девочка.

Но остановиться они не могли, это был вопрос чести. Либо ты человек, либо вечный сифак. Понимая, что времени больше нет, Тихонов в отчаянном прыжке залепил тряпку в Кислова. И он бы попал, если бы тряпка не была сухой и имела лучшие аэродинамические свойства. Отклонившись в полёте, сифня приземлилась на плечо Кати Гришиной.

О, как она посмотрела на него в этот момент! Ни слова не сказав, она двумя пальцами брезгливо сняла сифню с плеча и бросила на пол. В этот момент дверь отворилась, и зашла завуч, Маргарита Петровна.

Все замерли. Лицо у неё было строгое и печальное.

– Дети! Ирина Александровна сломала ногу! Урока не будет…

Что тут началось! Рюкзаки полетели вверх, многие повскакали, раздались вопли ликования.

– Ес! О, да! Есть Бог на свете!

Завуч оторопела. Она прошептала: «Изверги!» и вышла, хлопнув дверью.

Только немногие не обрадовались этой новости. Так уж сложилось, что Ирину Александровну почти все считали железобетонной сукой. За её издёвки, насмешливый взгляд, двойки. Среди спокойно воспринявших новость был Арсеньев, отличник, любимец учительницы, и Тихонов. Причина, из-за которой ему было не до радости – это косяк с Катей Гришиной.

– А Катька-то сифачка, – словно услышав его мысли, радостно завизжал Кислов.

– Заткнись, дебил, – резко сказал Тихонов и грозно посмотрел на него.

– Да ты чё, Тихон… Я так…

Катя не оценила заступничества, покраснев, она вылезла из-за парты и торопливо вышла из класса.

– Как же я мог в неё попасть, – тоскливо пробормотал Тихонов, собирая рюкзак.

– Думаю, это ты специально! – вдруг сказал ему Денисов. – Можно сказать, так ты выразил своё желание совершить с ней половой акт…

– Ты чего несёшь?

– Ну, помнишь, нам на биологии рассказывали про психоанализ и подавленные сексуальные влечения? Вот.