Задание: Токио

Глава 3

– Вас снова требуют из посольства, – сказала мисс Прюитт.

– Пусть подождут.

– Они звонят по кодированному телефону.

Дарелл бросил последние бумаги в выдвижной ящик стола и откинулся на спинку вращающегося стула. Дождь не унимался. Стрелки часов показывали десять минут десятого. Местные завсегдатаи увеселительных заведений уже возвращались домой к женам, татами и последней рюмке, тогда как набитые долларами туристы все еще бродили по улицам, привлеченные броскими и заманчивыми вывесками ночных клубов, сулящими райские наслаждения.

– Снова Мелвин Каммингс? – спросил Дарелл.

– Да, сэр. Очень срочно. Как и в прошлый раз.

– Ничего, не обращайте внимания. От Генри Лэмсона или Моки что-нибудь поступило?

– Нет.

– Вы пытались связаться с ними по рации?

– Да, сэр. Ни единого позывного. – Мисс Прюитт выглядела такой же свеженькой и аккуратной, как и утром. – Или они сбились с волны, или потеряли свои приемники. Надеюсь, что я ошибаюсь – эти приемники обошлись нам в целое состояние.

– Что вы думаете по поводу Моки?

– Он из японской службы безопасности, человек майора Яматои. Эл... Мистер Чарльз был в курсе дела, но воспрепятствовать этому не смог. Мы просто старались вести себя осторожнее. – Мисс Прюитт помолчала. – Не беспокойтесь на его счет. У нас имеется подробное досье, в котором вы найдете любые интересующие вас сведения.

Дарелл хмуро посмотрел на темные окна. Неоновые рекламы, отражаясь в каплях дождя, растекались по стеклу разноцветными амебами.

– А как насчет Билла Черчилля? – поинтересовался Дарелл.

– От него тоже ничего нет.

– А где Синье?

– Джо? Внизу в лавке. Ждет, чтобы доставить вас на машине в посольство.

– Значит, за исключением нас с вами и Джо, рассчитывать нам больше не на кого?

– Ну, я бы так все-таки не говорила, – замялась мисс Прюитт.

– А как, Лиз? Что бы вы сказали, на моем месте? – Дареллу вдруг захотелось поддеть ее; он страшно нервничал, чувствуя себя неуютно на столь непривычном месте, и был готов отыграться на ком угодно. – Билл Черчилль застрял в горах над Хатасимой, Хэнк и Мока, судя по последнему донесению, проникли в деревушку. Учитывая, что Билла Черчилля, при всем уважении, к профессионалам отнести нельзя...

– Черчилль, если не ошибаюсь – ваш старый друг?

– Да, кивнул Дарелл.

– Сэр, в посольстве очень...

– Через пятнадцать минут, – отрезал Дарелл.

Дарелл был крупный, мощного сложения мужчина с густыми черными волосами, на висках подернутыми сединой. В его обветренное лицо въелся бронзовый загар, приобретенный в малайских джунглях и песках Сахары. В минуты гнева его синие глаза устрашающе темнели. Сейчас, например, они казались почти черными. Двигался он с кошачьим проворством. Его тело было иссечено доброй дюжиной шрамов – памятками со всех концов света: закоулка в Карачи, парижского метро или пустоши Калахари.

Порой Дарелл начинал представлять себя машиной – роботом, которым умело управлял маленький седовласый человечек по имени Дикинсон Макфи. Генерал Макфи стоял во главе печально знаменитой секции "К", одного из самых оперативных подразделений Центрального разведывательного управления. Дарелл уже так давно участвовал в боевых операциях, что психологи-аналитики из дома номер двадцать по Аннаполис-стрит в Вашингтоне, в котором располагалась штаб-квартира секции "К", всякий раз, когда речь шла о возобновлении его личного контракта, проявляли серьезную обеспокоенность относительно шансов Дарелла остаться в живых. Шансы уже давно приближались к нулю, однако Дарелла это ничуть не беспокоило. Он знал, что его досье были отмечены красной наклейкой "подлежит уничтожению" не только в доме номер два на площади Дзержинского в Москве – цитадели зловещего КГБ, но и в мрачных лабиринтах Черного дома – разведывательной секции Л-5 в Пекине. Дарелл криво усмехнулся, представив, насколько разбухли эти досье за последние годы.

Впрочем, по натуре Дарелл был азартный игрок, а склонность к авантюризму досталась ему от старого деда Джонатана, который воспитывал мальчика в жаркой и влажной Луизиане. Жили они в дельте реки Пеш-Руж. Пристанищем мальчику и деду долгие годы служил старенький миссисипский пароходик "Три красотки", выигранный Джонатаном одним удачным броском игральных костей. Дед сам привел пароходик в один из рукавов пеш-ружской дельты и устроил на нем плавучее жилище для себя и малыша Сэма.

И в центральной конторе генерала Макфи и в отделениях секции "К", разбросанных по всему миру, авантюризм Дарелла стал уже притчей во языцах. Дарелл предпочитал работать в одиночку и совершенно не выносил конторской бюрократии; именно поэтому ему было столь ненавистно неожиданное назначение в Токио.

Дарелл никогда не был женат, но обладал многими женщинами. Одних он любил сам, другие любили его, а некоторые пытались его убить. Дидра, его старая привязанность, отчаявшись убедить Дарелла на ней жениться, сама устроилась в секцию "К" и теперь они виделись совсем редко. Впрочем, Дарелла, котоый не мог позволить себе ничего постоянного, это вполне устраивало.

Порой, в минуты грусти он размышлял над своей одинокой жизнью, где опасность подстерегала его за каждым углом, и даже сожалел о том, что не может поселиться в загородном доме в какой-нибудь спокойной провинции. Но потом Дарелл стряхивал оцепенение, отгонял прочь бесполезные мечты и обретал привычные энергию и оптимизм. Нет, другая жизнь была не для него. Да и секция "К" никогда не выпустит его из своих цепких лап. Он был навсегда прикован к ней цепями и не слишком огорчался, когда вспоминал, что лишь смерть может принести ему освобождение.

Ему часто разрешалось "действовать сообразно обстоятельствам", как формулировали разрешение на убийство официальные бюрократы. А убивать Дарелл умел не только с помощью пистолета и ножа, но и голыми руками, натренированными, ловкими и действующими с молниеносной быстротой. Такие, на первый взгляд, безобидные предметы, как булавки, шпильки или монеты в руках Дарелла становились смертоносными. Он прекрасно знал расположение главных нервных центров, простое надавливание на которые выводило противника из строя или даже лишало жизни. Дарелл старался не вспоминать про те случаи, когда ему приходилось пользоваться искусством, которому его обучили за годы тренировок в мэрилендском "лагере".

В Токио, как и в любых других уголках земного шара, он чувствовал себя как дома. По-японски он говорил свободно. Дарелл кроме того прекрасно владел шестью европейскими языками, арабским, мандаринским наречием китайского языка, а также доброй дюжиной различных диалектов – от панджабского до суахили.

Сейчас, сидя в конторе, постоянно чувствуя укоризненный взгляд мисс Прюитт и оттягивая неизбежный звонок в посольство, Дарелл в который раз мысленно сравнил себя с роботом-воином, которого заставили перебирать ненавистные бумажки.

– Мистер Дарелл... – снова начала мисс Прюитт.

– Меня зовут Сэм, Лиз.

– С вашего позволения, я предпочитаю соблюдать предписываемые формальности. Тем более, что вы пробудете здесь всего несколько недель.

Дарелл внимательно посмотрел на мисс Прюитт, пытаясь разглядеть ее хорошенькую фигурку, скрывавшуюся под бесформенным одеянием. Он попытался представить, как она может выглядеть без очков, в нормальном одеянии и с распущенными волосами. Однако в следующую минуту Дарелл заставил себя отвести взгляд – сейчас не время было отвлекаться от насущных забот.

Он представил, какая неразбериха царит сейчас в кабинете японского премьер-министра. Да и в американском посольстве все, должно быть, охвачены паническим страхом – отсюда и непрерывные звонки Мелвина Каммингса. Каммингс, секретарь по установлению общественных связей, обладал потрясающей способностью наговорить с три короба, не сказав при этом ровным счетом ничего. Кто знает, не стоят ли за случившимся русские. Или китайцы. Пекинский Черный дом наводнил Японию своими резидентами. А вот он, Дарелл, судя по всему, лишился сразу троих своих агентов. Куда охотнее Дарелл бросился бы в пекло сам. Сидеть сложа руки за столом, когда другие погибали, было для него совершенно невыносимо.

– Ну, пожалуйста, Сэм...

– О, совсем другое дело.

– Вы обещали перезвонить в посольство.

– Это точно.

Дарелл встал и подошел к стене, украшенной расписным какемоно. Когда он нажал на уголок красной лакированной рамки, скрытая панель, отгораживавшая вход в потайную комнатку, отъехала в сторону, и Дарелл шагнул в образовавшийся проход.

В потайной комнатке помещалось сердце токийского отделения секции "К". В ней размещались картотечные шкафы, узкий металлический стол, мощный радиоприемник, осциллоскоп, подслушивающие устройства, хитроумные отмычки, а также целый арсенал оружия: от автоматов АК-47 советского производства и миниатюрных израильских "узи" до револьверов, кинжалов, гранат, термитовых бомб и пластиковой взрывчатки. Сам Дарелл отдавал предпочтение своему тупорылому "смиту-и-вессону" калибра 0,38.

В этой же клетушке располагалась шифровальная машина, заглушающие устройства и аппараты прямой телефонной связи с посольством и "ИТТ".

Окна в комнатке отсутствовали, а стены были совершенно глухими и звуконепроницаемыми. Тем не менее Дарелл взял электронный сенсор, с виду напоминавший крохотный пистолет, и тщательно обследовал стены, пол и потолок, в котором был прорезан люк, выходивший на крышу. Для целей секции "К" допотопное громоздкое здание подходило как нельзя более кстати.

Покончив с проверкой, Дарелл уселся за радиоприемник и настроился на частоту Билла Черчилля. Приемник был должным образом зарегистрирован, поэтому переговоры велись на любительских частотах, но все сообщения тщательно кодировались.

Билл не отвечал.

Дарелл снова повторил позывные Черчилля, потом переключился на частоту Генри Лэмсона, но все было тщетно. Тогда он попытался вызвать Моку.

Снова молчание.

– Мистер Дарелл? С...Сэм? – позвала мисс Прюитт.

– Через пять минут. Так ему и скажите.

– Слава богу.

Дарелл вышел в коридор и спустился по задней лестнице в магазинчик, служивший ширмой для токийского отделения секции "К". В него, как правило, забредали только туристы, слонявшиеся по узеньким улочкам района Асакуса. Здесь торговали как подлинными произведениями японского искусства, так и вполне добротными копиями. Один угол был целиком отведен ляйтцевской и цейсовской оптике, а также японским "кэнонам" и "никонам"; фотокамеры соседствовали с резными статуэтками, предметами керамики Кемидзу, антикварными книгами. Стеллаж у противоположной стены заполняли сиппо, жанровые перегородчатые эмали с выдержанными в старинном духе изображениями пчел, цветов и птиц. Под потолком были развешаны китайские чайники. В воздухе курились благовония. На полках возле лестницы были расставлены ряды кукол Хаката из Кюсю и деревянные резные куколки кокеси. В лавке были во множестве представлены миниатюрные деревца бонсай, икэбана, резные нецуке из слоновой кости, оби и зори, пояса и сандалии, кимоно, маски, самурайские мечи с причудливыми орнаментами менуки на рукоятках, а также толстые кипы хаппи, рабочей одежды с иероглифическими значками на спинах – фирменными знаками, благодаря которым туристы, с удовольствием обряжавшиеся в эти одеяния, невольно рекламировали столярную мастерскую, бар "сантори" или фирму по уборке мусора.

– Синье-сан, – негромко окликнул Дарелл.

Коренастый японец, опускавший ночные жалюзи, обернулся и сверкнул белозубой улыбкой.

– Хай, Дарелл-сан? Да?

– Машина здесь?

– Она вам сейчас нужна? Ехать сейчас?

– Через пятнадцать минут. О'кей?

– Хай. Мы ужинать вместе? Я знаю один хороший место; хозяйка отлично готовит. Она любить меня. Взять подружка вам?

Дарелл вздохнул. Вечная история с этим Синье.

– Мы едем по делу, Синье.

– О, хай. Да, – закивал Синье. – Всегда дела у вас, Дарелл-сан. Не то что у Чарльз-сан. Чарльз-сан, он люить веселье; он весельчак, наш Чарльз-сан, ха-ха-ха! Очень хорошо мне. Я купить бар скоро, на деньги, что отложить. Только американцев не пускать. Они некультурные, Дарелл-сан, прошу у вас прощения.

– Подготовь машину, Синье.

– Есть.

Дарелл поднялся по лестнице в свой кабинет. Мисс Прюитт, казалось, едва не лишилась чувств от облегчения, когда он сказал ей:

– Ладно, соедините меня с посольством. Так и быть, поговорю уж с этим притворщиком Каммингсом.