Загадаю тебя

Глава 24

Я знаю, что кончать раньше своей женщины, - моветон, но каждый изгиб и каждая реакция тела Капустиной на мои толчки сзади неумолимо подталкивают к краю.

Впечатываю её бедра в свои.

Я жру этот десерт, впитывая вкус всеми нервными окончаниями. Таня стонет в матрас, собирая в кулаки простыню. Она становится всё влажнее и влажнее. Сдерживаться становится невозможно.

Выхожу из неё и переворачиваю на спину. Забросив за голову руки, Капустина выгибается и разводит для меня бедра. Это моя финишная прямая. Я обхватываю ладонями её талию с впалым животом. Соединяю большие пальцы под пупком, и когда в нее возвращаюсь, знаю, чего ждать.

Своего имени, твою мать!

Потому что именно в этой позе мой XL нравится Капустиной особенно сильно.

По ее бедрам проходит дрожь.

— Данила-а-а… — стонет она, зажмурившись.

На грани потери гребаного контроля, я насаживаю ее на себя до тех пор, пока судороги не перерастают в оргазм, и как бы не хотела она в этот момент от меня избавиться, жестко удерживаю ее на месте, делая серию финальных ударов, чтобы кончить самому.

— М-м-м… — проваливаюсь.

Волна мощная, лишающая напрочь зрение. Я не против начать сначала тут же, не отходя от кассы, но это уже второй раунд, и не уверен, что потяну третий без небольшой передышки.

Коротко поцеловав Таню в живот, я отправляюсь в ванную, чтобы избавиться от презерватива и привести в порядок член.

На журнальном столе в гостиной наш бывший ужин. Тарелки пустые, всё-таки, против моего выбора Таня ничего не имела.

Была попытка посмотреть что-нибудь по телеку, но мы быстро с ней покончили. Как только Таня пустила в свой рот мой язык, ужин перетек в секс.

Я раздеваю Капустину второй раз в жизни, и с каждым разом мне все сильнее кажется, что от моих прикосновений ее просто, блядь, колбасит.

Это сносит мне крышу.

Когда я ее касаюсь, практически слышу запах ее возбуждения, будто он исходит от ее кожи. Как маньяк, я готов гнаться за этим фантомным запахом, выискивать его или добывать. И мне не приходится прикладывать никаких, абсолютно никаких усилий для того, чтобы сделать ее мокрой. Никаких. Нахрен. Усилий.

У моей тяги совсем слетают тормоза, ведь отправляясь в ванную, чтобы избавиться от гондона, я думаю о том, как бы поскорее вернуться обратно.

Когда возвращаюсь, Таня неподвижно лежит на кровати, растянувшись на животе. Её бёдра прикрыты одеялом, спина - волосами.

Она наблюдает за мной, пока голый меняю освещение. Скользит взглядом по моим плечам, животу, ногам.

Стесняться наготы я, кажется, никогда и не умел. Хоккей не дал этому рефлексу развиться, я с детства торчал в компании голых задниц по пять дней в неделю, а что касается Капустиной…

Разглядывая меня, как кусок мяса, стеснения она не демонстрирует.

Оставляю как можно меньше света, чтобы Таня могла насладиться видом на город из моего панорамного окна.

Забравшись на кровать, укладываюсь рядом. Я забрасываю за голову руки, а Таня приподнимается на локте.

Мне хочется пустить расслабление в каждую мышцу. Мозги будто взбили миксером и посыпали сахарной пудрой, поэтому я не сразу понимаю о чем речь, когда Таня тихо произносит:

— Ты был капитаном…

— М-м-м? — отзываюсь, глядя на нее.

— Там, у ресторана… ты сказал, что Зотов стал лучшим.

Мне требуется пара секунд, чтобы вспомнить, о чем я рассказывал у ресторана. Пять минут назад я чуть к чертям собачим имя свое не забыл.

— Ага…

— Но ведь капитаном в команде был ты, а не Зотов. Капитан - это всегда кто-то лучший…

Я прикрываю глаза, чтобы спрятаться от ее внимания. Оно хоть и не формата лазерного прицела, но все же.

— Наверное… — отзываюсь хрипловато.

После короткой паузы она спрашивает:

— Что случилось с твоей ногой?

— Разрыв связок голеностопа.

— Звучит ужасно.…

— Да… — хриплю я.

— Если бы не эта травма, ты бы сейчас… надирал зад… Зотову?

Моих губ касается легкая улыбка.

— Может быть… — отвечаю.

Определенно кому-нибудь да надирал бы. Я ждал своего драфта. И если бы не травма, уверен, канадские морозы стали бы моей повседневностью…

— Ты… скучаешь? По хоккею.

— Ага.

— Как сильно?

Сделав вдох, я открываю глаза и смотрю на неё, повернув голову.

Она наблюдает за мной, подложив под голову руку. Её губы всё ещё распухшие после меня, и это преступно сексуально.

— Что ты хочешь узнать? Плачу ли я, когда никто не видит?

— А ты плачешь?

Я молчу, поигрывая желваками.

Отвернувшись, направляю взгляд в потолок и коротко отвечаю:

— Нет.

— Я тебе не верю…

Блядь.

Я запускаю руку под одеяло, и уже через секунду комнату наполняет Танин визг. Ещё через секунду я расталкиваю ее бедра своими, укладываясь сверху и впечатывая ее запястья в мартас.

Нависнув, смотрю в распахнутые зеленые глаза, которые по моему лицу скользят с какой-то особой тщательностью и бережностью. От этого по груди лупит нечто неизведанное. И оно, зараза, горячее.

Я склоняюсь к ее губам.

Медленно целую, обводя языком мягкие пухлые губы, от чего в живот ударяет тестостероновая кувалда. Я завожусь, чувствуя ту самую ответную реакцию, - трепет тела подо мной, сбитое дыхание. Таня заводится. мгновенно. Да. Но вдруг шепчет, вытягиваясь в струну:

— Нет… подожди…

— Что такое? — бормочу, продолжая удерживать.

— Я… уже поздно… мне надо домой…

— Что за хрень? — говорю рядом с ее ухом. — У меня стоит. Я у тебя между ног. Ты как печка раскаленная. Как насчет того, чтобы я в тебя вошел?

— Данила… — вертится она подо мной.

— Так ты только хуже делаешь…

— Капустин!

Твою мать!

Скатившись с неё, я переворачиваюсь на спину.

— Мне завтра на работу. Я хочу пораньше лечь спать… — тараторит Таня, пулей слетая с кровати.

Носясь по комнате, она собирает свою одежду.

Я наблюдаю, стараясь сохранять каменное спокойствие, и внешне это отлично получается.

Все эти сборы длятся не больше пяти минут, за которые у меня падает всё, что было приподнято: и член, и настроение.

Я провожаю ее в чем мать родила и молча.

Бросив быстрый взгляд ниже моего пупка, Капустина коротко прощается и покидает мою квартиру.