Загадка Большой тропы

Наташа ведет следствие

В палатку Гришу принесли на самодельных носилках рано утром. Мальчик почти все время был без сознания. Про рюкзак Наташа не вспомнила, и он остался лежать около старого шурфа.

В тот же день в Перевальное уехали завхоз и проводник. В короткой записке, адресованной председателю сельсовета, Павел Осипович сообщал о странных событиях последних дней, просил известить обо всем милицию и посодействовать немедленной отправке врача. Везти Гришу на верховой лошади по труднопроходимой тропе вряд ли было разумно. Про Наташу в спешке как-то совсем забыли. А девочке нужно было тоже возвращаться в деревню, где ожидала бабушка, уже готовая к отъезду в город.

С утра погода стояла пасмурная, солнце не выглядывало, а к обеду заморосил дождь. К ночи он сменился снегом. Видимо, погода испортилась на несколько дней: геологам предстояло вынужденное безделье. Да сейчас об этом никто и не печалился. Необходимо узнать прежде, кто стрелял в Гришу и как опасен этот человек для них. Один он, или здесь скрывается целая банда? Нужно расспросить Гришу, зачем он ушел из лагеря в выходной день. Но больной все не приходил в сознание. Около него постоянно дежурили Валентина Гавриловна и Наташа. Чтобы Грише не было холодно, разложили неподалеку от входа небольшой костер; жар от огня проникал в распахнутый вход палатки. От этого внутри ее становилось тепло и сухо.

Валентина Гавриловна перенесла свой мешок на место, освобожденное Виктором, чтобы ночью неотлучно находиться возле больного. На всякий случай все оружие, какое имелось в отряде, держали наготове. Караульных на ночь не выставляли, полагаясь на бдительность Байкала и Шарика. Подстреленная собака в расчет не принималась.

Ночь прошла спокойно. Только Гриша раза два просил пить. Валентина Гавриловна поднималась, наливала воды из чайника, поставленного вблизи костра; попутно подкладывала дров в огонь. В средине ночи к ней прибежала Наташа.

— Мамочка, я к тебе лягу? — попросилась она, и, забираясь в нагретый мешок матери, спросила:

— Как Гриша?

— Болит у него, но он крепится. — Она повернулась на бок, чтобы удобней было лежать вдвоем.

— Ты спи, мама. Если что нужно будет, я сделаю.

Следующее утро застало лагерь засыпанным слоем мягкого снега, который приглушал все звуки. Вокруг безмолвно, бело, только речка контрастно выделялась своей чернотой и шумела по-новому, грустно. От всех палаток к костру вели тропки, обнажающие траву, кустарник и камни.

Снег непрерывно падал крупными мягкими хлопьями, но к обеду на земле его стало меньше. Это был всего только первый робкий ход зимы — тепло, запрятанное в почве и камнях, побеждало и растапливало снег.

Два дня прошли в томительном ожидании. Боялись, что непогода может помешать приехать врачу. Состояние Гриши не улучшалось, скорее, напротив, становилось хуже. Валентина Гавриловна, как могла, сделала новую перевязку — благо в аптечке хватало бинтов. На всякий случай ему давали таблетки стрептоцида и пенициллина, полагая, что вреда от этих снадобий не должно быть. Дедушка Васильев оказался ярым сторонником траволечения и сварил по собственному рецепту настой из кашкары и каких-то трав. Но, прежде чем дать больному это непатентованное средство, все испробовали сами, а после единодушно порешили: пить можно.

Общее мнение высказал Петр:

— Раз горько, значит, полезно.

И Грише три раза в день давали по полстакана мутной горькой жижи.

В это утро погода начала направляться. Еще до обеда сплошная завеса туч проредилась, и по-летнему теплое солнце скоро согнало неплотный снег в долине, только горы так и остались белыми.

Гриша пришел в себя, но нарочно лежал с прикрытыми глазами, наблюдая сквозь ресницы и прислушиваясь ко всему вокруг.

У него такое состояние, будто он очнулся от долгого кошмарного сна. Он пытается вспомнить по порядку все, но в памяти возникают провалы, не заполненные ничем. Он не может отличить явь от бреда. Кажется, около него временами была Наташа. Но скорее это только сон, правда, хороший сон. Рядом с ним в палатке сидит Валентина Гавриловна, читает какую-то книгу и иногда поглядывает на него. Почему она здесь, на месте Виктора? Или это все еще бред?

— Мамочка, тебя папа зовет, — ясно слышит он голос Наташи.

И вслед за тем сама Наташа, живая, настоящая, чуть склонившись, входит в палатку. На ней знакомая зеленая шапочка. На щеках ярко горит румянец. Она садится подле него и кладет ему на лоб свою невесомую прохладную руку.

Валентина Гавриловна отложила книгу и вышла из палатки.

— Наташа, это ты? — решил спросить мальчик.

— Я, Гриша.

Он открыл глаза.

— Тебе лучше? Ты уже выздоравливаешь? — обрадовалась она.

— Ты как сюда попала, Наташа?

— А разве ты не помнишь? Я же тогда ночью тебе все рассказала: и про то, как тебя потеряли, и про золото…

— Золото?! — встрепенулся Гриша. — Про какое золото?

— Ну, про то, что мы нашли на погорелье.

Гриша силится вспомнить, но не может. Зато он отчетливо вспоминает свою находку в ручье.

— Наташа, а в моих шлихах золото есть? — спрашивает он.

— В каких шлихах?

— Ну, в тех, что были в рюкзаке. Там в кармашке еще самородок лежит. Это правда золото? Или я ошибся?

— В каком кармашке? Какой самородок? — удивляется Наташа.

— В моем рюкзаке. Его принесли?

— А! — вспоминает Наташа. — Рюкзак остался там, под деревом. Когда за нами пришли, была ночь. Ты никак не мог пробудиться, а я забыла про рюкзак.

Значит, о его находке никто ничего не знает. И еще неизвестно, золото ли он нашел.

— Наташа, надо сказать, чтобы рюкзак обязательно принесли. Ведь там шлихи…

И Гриша мало-помалу рассказал все, что произошло в последние дни перед их встречей.

— А где же чужая собака? — вдруг вспомнил он.

— Саяну лучше (мы его Саяном зовем). Он уже ходить начинает. Вот он здесь, около палатки, лежит возле тебя.

— Наташа, думаешь, мне здорово нагорит?

— За что?

— Ну, за шлихи. Я же не там намыл.

Наташа задумалась.

— Нет, наверно, — решила она. — А вот Виктору будет нагоняй. Да еще какой.

Ужинали в этот день засветло. Наташа принесла Гришину и свою миски в палатку, и они поели вместе, продолжая начатый разговор. Сразу после ужина Гришу потянуло на сон. Сквозь дрему он еще раз напомнил:

— Наташа, не забудь сказать про рюкзак.

— Скажу, — обещала Наташа. Она, действительно, намеревалась рассказать отцу обо всем.

Остальные сидели около костра. Наташа обратила внимание на удрученный вид Виктора. Вот отчего он такой невеселый. Ведь Гриша все расскажет, как только очнется, и тогда Виктору несдобровать. Внимание ее привлек разговор между конюхом и коллектором.

— А ведь нехорошо, Виктор, — говорил Кузьма Прокопьевич. — Ты же ружье так и не вычистил тогда.

— Я чистил.

— Разве так чистят, даже не протер как следует и не смазал. Теперь в стволе словно тараканы поселились.

— Виктор, а ты нам так и не рассказал про охоту. Удачная была? — не без ехидства спросил Петр.

— Да я вовсе и не охотился, — смущенно улыбаясь, ответил коллектор. — Я спустился немного по речке, сел передохнуть и задремал.

— Небось до вечера и проспал, — рассмеялся дед Кузьма. — У него одна забота: уйти с лагеря, чтобы баню не топить, — пояснил он.

— Ну уж вы и придумаете.

— А стрелял тоже во сне?

— Нет, это я в бурундука.

— А я думал по медведю бил, — заметил дед Кузьма. — Кто же в бурундука жиканом стреляет?

Наташу вдруг словно кольнуло изнутри. От неожиданной догадки у нее похолодели виски и сильно застучало в ушах. «Виктор! Виктор стрелял в Гришу!» — чуть не закричала она вслух. — Вот для чего он брал ружье. Он один знал, куда и зачем пойдет Гриша, и крался следом. Думал: «Убью, и никто не узнает». Если бы не Байкал, Гриша так бы и погиб в яме. Вот почему и в нее никто не стрелял. Некому было. Виктор сделал свое и убежал обратно. У него, наверно, и духу не хватило подойти и посмотреть на убитого.

— Наташа, что с тобой?

Девочка удивленно посмотрела на отца. Она, сама не замечая, от волнения била палкой по костру, и вокруг разлетались искры.

— Ничего. — Наташа бросила палку в огонь и пристально посмотрела на Виктора. Тот невольно поднял голову, встретился с ней взглядом и сразу же отвел глаза.

«Все ясно. Это он!» — твердо решила она. А все остальные как ни в чем не бывало продолжали разговаривать, смеяться.

Неужели никто не догадывается? Отцу пока ничего не нужно говорить. Завтра у нее будут доказательства. Утром она снова пойдет на ту же речку и непременно отыщет какие-нибудь следы пребывания там Виктора. Это казалось ей довольно простым делом — при ней будет умница Байкал. Попутно она, конечно, прихватит забытый рюкзак. Сказать по правде, Наташа не очень-то поверила в Гришин самородок. Бывает, нередко и настоящие геологи ошибаются. Принял же один папин знакомый графит за молибденит. Даже разведку хотели начать.

Вечером, уже в темноте, приехал долгожданный врач, вместе с ним начальник районной милиции и следователь. Догадливый завхоз снабдил их в дорогу четырехместной палаткой.

Обеспокоенная бабушка запрашивала о Наташе и прислала внучке целый вьюк теплой одежды; должно быть, нежданный снегопад сильно напугал ее.

Пока гостям готовили ужин, ставили для них палатку, врач, пожилой худощавый мужчина, осмотрел больного. Состояние здоровья Гриши не показалось ему опасным. Он даже решил до утра не разбинтовывать рану и только сделал профилактический укол.

После ужина приехавшие сразу ушли в палатку. Вид у них был утомленный. Да и было отчего устать: за полтора дня — почти стокилометровый переход.

— Утро вечера мудренее, — сказал начальник милиции, позевывая. — Встанем пораньше и сразу потолкуем обо всем. А сейчас спать.

Наташе не терпелось поделиться с кем-либо своим открытием. Неужели, кроме нее, никто не догадывается? Самое лучшее было бы поговорить с Гришей, но он спит. Наташа не могла уснуть и все беспокойно ворочалась с боку на бок, тревожа мать.

— Что тебе не спится сегодня, егоза? — спросила Валентина Гавриловна.

— Мама, мамочка, неужели вы ни о чем не догадываетесь? — Наташа не в силах больше хранить в секрете свое открытие.

— Ну что у тебя?

— Ведь в Гришу Виктор стрелял.

— Ты с ума сошла, Наташа, — встрепенулась мать.

— Конечно, он, — убежденно зашептала девочка, — он заставлял Гришу одного промывать шлихи, а сам отсиживался у костра. Он знал, куда пойдет Гриша. Он брал ружье у дедушки и стрелял пулей. Говорит, в бурундука. Кто ему поверит?

— Постой, постой, Наташа. Говори толком, — попросила мать. От беспокойного и страстно убежденного голоса дочери у нее пропала дремота.

— Я и так говорю по порядку. — И Наташа повторила матери все, что узнала от Гриши, слышала у костра, и о чем догадалась сама. — Это он, он стрелял!

— Наташа, не смей утверждать. Ты говоришь так, словно знаешь. А если человек не виноват? Нельзя так.

— А отсиживаться у костра, когда нужно работать — можно? Это он, он! Я знаю! — твердила Наташа сквозь слезы: обидно было, что мать не верит ей, и душила злоба на Виктора, который ни за что предательским выстрелом в спину чуть не убил ее товарища.

— Ладно, Наташенька, спи. Завтра следователь во всем разберется. Ты расскажешь ему. — Она погладила по голове всхлипывающую девочку. Как ни нелепой казалась Валентине Гавриловне выдумка Наташи, все же и у нее зародились сомнения. Факты против Виктора. Неожиданным было и сообщение о жульнических проделках коллектора. Становилось понятным странное поведение Гриши накануне того злополучного дня.

Утром Братов пригласил коллектора Прагина в палатку, где собрались следователь Швецов и капитан милиции Снитко. Заслышав голос начальника, Виктор вздрогнул. Наташе, которая не спускала с него глаз, показалось, что он давно ждал этого зова. Вид у коллектора унылый, он даже как-то болезненно осунулся. Наташа, не закончив завтрак, направилась следом.

— Я только на одну минутку, — просительным тоном сказала она отцу, пробралась к изголовью отцовского мешка и сделала вид, будто разыскивает что-то.

— Бери, что тебе надо, и выходи, — строго приказал отец. У Наташи даже слезы навернулись на глаза от обиды. Можно, конечно, сесть поблизости от палатки и слышать все, о чем будут говорить, но Наташе претил такой нечестный способ — подслушивать, словно шпик.

— Пусть останется: она не помешает, — неожиданно выручил ее следователь, — это мой хороший помощник. — Он подмигнул ей, как старому знакомому. Наташа благодарно улыбнулась в ответ.

— Ну, рассказывай! — Братов сказал это таким голосом, что Наташа невольно вздрогнула. Таким она никогда не видела отца: плотно сжатые губы, колючий прищур глаз, желваки на скулах — по лицу видно, что руки его сжаты в кулаки.

Виктор еще ниже опустил голову и тихо, как напроказивший школьник, ответил:

— Виноват, Павел Осипович…

— Что виноват?

— Я не думал, что так случится. Это последний раз, честное слово: последний раз.

— Сколько ты отправил в лабораторию фальшивых проб? Можно ли после этого верить, что мы провели опробование рек?

«Ну зачем папка отвлекается в сторону? Разве это главное?» — подумала Наташа.

Коллектор подавленно молчал. В палатке было тесно; все сидели на корточках. Виктор расправил неловко подогнутую ногу и коснулся колена Наташи. Девочка, как ужаленная, отодвинулась в сторону и подобрала ноги под себя.

— Ну ладно, мы еще поговорим, — пообещал начальник голосом, не предвещавшим ничего хорошего для Виктора. — А сейчас с тобой хочет Василий Петрович потолковать. — С этими словами Павел Осипович покинул палатку.

— У меня к вам, Прагин, несколько вопросов.

Наташа недовольно поморщилась: ей не понравился чересчур доброжелательный тон, каким начал говорить следователь.

— Скажи: где ты был в тот день, когда ранили рабочего?

— Я ходил охотиться, — недоуменно ответил Виктор.

— Ты знал, с какой целью рабочий отлучился из лагеря?

— Н-нет. То есть я не думал, что он решится пойти один, — отвечал Виктор с нарастающим удивлением в голосе. Бледно-голубые глаза его вдруг оживились: стали огромными и испуганными.

— Ты стрелял из ружья?

— Стрелял… — Виктор тяжело глотнул воздух. — Неужели… Неужели вы думаете, что я…

Начальник милиции капитан Снитко сидел ближе к выходу и осторожными глотками прихлебывал горячий чай из большой кружки. На коленях у него лежал огромный носовой платок, и капитан то и дело прикладывал его к шее. Капитан тяжело дышал и, как казалось Наташе, с хитрой ухмылкой поглядывал то на перетрусившего Виктора, то на следователя.

— Мы ничего не думаем, — тем же спокойным голосом пояснил Швецов. — Три дня назад у вас в отряде было совершено преступление. На лагере, кроме пострадавшего рабочего, не было только коллектора Прагина. Поэтому небольшое любопытство по отношению к нему законно.

— Да неужели… Если бы я знал, куда он пошел… Да разве я… — судорожные всхлипывания прервали голос Виктора.

«Дальше ничего интересного здесь уже не будет», — про себя решила Наташа. Теперь она окончательно уверилась в своей догадке. Конечно, Виктор станет запираться.

Наташа осторожно проползла к выходу за спиной коллектора. Она знает, что делать дальше.