Загадка гибели шхуны «Святая Анна». По следам пропавшей экспедиции

Неожиданная встреча

В Уфе каждый год, чуть пройдет лед, на Белой начинается веселый мальчишеский праздник. Сотни лодок — весельных и моторных, деревянных и дюралевых — вдоль и поперек начинают бороздить ее воды. Кто положил начало этому празднику — трудно сказать.

Сколько мальчишек бороздило ее воды до нас? Как сложилась судьба каждого из них? На эти вопросы, видимо, уже не ответить. Ну кто, например, помнит, что в конце прошлого века в уфимской гимназии учился мальчишка Валериан Альбанов, после смерти отца воспитывающийся у дяди.

Кто помнит, что он, как, впрочем, и тысячи других мальчишек, мечтал о дальних морских путешествиях. Кто помнит, что однажды, предварительно запасшись провиантом и раздобыв лодку, вместе с товарищем он отправился в кругосветное путешествие — вниз по Белой.

Товарищу порка пошла впрок, он и помышлять больше не смел о морских путешествиях. Валериан Альбанов же не собирался расставаться со своей мечтой. Дядя хотел сделать из племянника «порядочного человека» и настаивал, чтобы он стал инженером.

Но неблагодарный племянник по окончании гимназии заявил, что поступит в мореходные классы и никуда больше. Тогда дядя, будучи инспектором народных училищ и потому справедливо считавший себя искушенным педагогом, прибегнул к последнему и, несомненно, действенному, по его мнению, педагогическому средству — пригрозил племяннику отказать в средствах на обучение. Но племянника и это не остановило. В одну из ночей он скрылся из дома, поезд медленно простучал по мосту, внизу, в тусклом свете фонарей, прощально проплыла Белая, по которой он несколько лет назад столь неудачно попытался совершить кругосветное плавание, и поезд нырнул в ночь и в жутковатую неизвестность. Беглецу было шестнадцать лет.

— Вернется! — успокаивал домочадцев взбешенный дядя. — Куда денется, пошляется-пошляется без копейки в кармане — и вернется.

Дни бежали за днями. Но племянник так и не вернулся.

Может быть, где-то в нюансах я погрешил: как это было в деталях, теперь уж, видимо, не узнать, но все было именно так: дядя отказал Валериану Альбанову в средствах на существование, узнав, что тот, вопреки его воле, все-таки поступил в мореходные классы…

В 1918 году дяде, если он еще был жив, может быть, показали изданную в самые последние дни 1917 года в приложении к 41-му тому «Записок по гидрографии» книгу-дневник с несколько необычным названием: «На юг, к Земле Франца-Иосифа». Несмотря на смутное время, она вызвала у общественности большой интерес. В последующие годы под разными названиями она была переиздана еще несколько раз. Издавалась книга и за рубежом — на немецком и французском языках. Известный советский полярный исследователь, член-корреспондент Академии наук СССР профессор Владимир Юльевич Визе, участник экспедиции Георгия Яковлевича Седова к Северному полюсу, писал о ней:

Автора книги звали Валериан Иванович Альбанов.

Да, дядя, не зря от удивления и волнения вздрогнули ваши руки: это был ваш племянник, бывший уфимский гимназист Валериан Альбанов, пытавшийся в свое время на плоскодонке отправиться в кругосветное путешествие. Он все-таки добился своего, упрямый мальчишка, доставивший вам столько хлопот!..

В 1912 году три русские экспедиции ушли в Арктику: выдающегося полярного исследователя, увы — и революционера геолога Владимира Александровича Русанова на шхуне «Геркулес» — на Шпицберген, с тайным намерением пройти потом вокруг северной оконечности Новой Земли в Карское море и пробиться впоследствии, если все будет благополучно, в Тихий океан, но не «дорогой Норденшельда» — вдоль берегов Сибири, а гораздо севернее; В. А. Русанов (как потом выяснилось, справедливо) считал, что там, в океане, вдали от студеных сибирских берегов, меньше льдов; старшего лейтенанта Георгия Яковлевича Седова на шхуне «Св. великомученик Фока» — к Северному полюсу и лейтенанта Георгия Львовича Брусилова — как и Русанова, тоже в Тихий океан, но только уже проторенным Норденшельдом путем вдоль северных берегов России — навстречу пробивающимся этим путем с востока на запад ледокольным транспортам «Вайгач» и «Таймыр» Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана, в которой он служил до испрашивания отпуска для осуществления своей экспедиции.

Экспедиция Русанова — капитаном «Геркулеса» был отличный полярный мореход, участник экспедиции Руала Амундсена на «Фраме» в Антарктиду и давний друг Владимира Александровича двадцатичетырехлетний Александр Степанович Кучин, а в качестве врача на судне была невеста или жена Русанова француженка Жюльетта Жан — пропала без вести. Первые следы ее: столб с надписью «Геркулес» — были обнаружены топографом Гусевым только в 1934 году на маленьком острове в архипелаге Мона. Около столба были сложены старые нарты и цинковая крышка от патронного ящика. Теперь этот остров носит имя Геркулес. В том же году топограф Цыганюк на другом острове нашел фотоаппарат, около сотни патронов, компас, буссоль, обрывки одежды, мореходную книжку матроса с «Геркулеса» Александра Спиридоновича Чухнина, серебряные именные часы другого матроса — Василия Григорьевича Попова и справку на его имя. Эти вещи, в отличие от находки Гусева, уже свидетельствовали о трагедии.

Занавес неизвестности в какой-то степени приоткрылся лишь спустя еще сорок лет — учеными, сотрудниками отдела оружия Государственного исторического музея, сравнившими патроны Русанова, найденные в 1934 году, с патронами, обнаруженными в 1921 году около старого костровища известным полярным следопытом Никифором Алексеевичем Бегичевым на полуострове Михайлова (Таймыр) и до последнего времени считавшимися принадлежавшими трагически погибшим в 1919 году матросам из экспедиции Руала Амундсена, которые шли с зажатого льдами судна с почтой на далекий Диксон (помимо патронов и гильз производства 1912 года здесь были металлические пуговицы с клеймом французской фирмы, французская монета в 25 сантимов). Судьба была жестока к ним, как ни к кому другому. Кто-то из них, по одной версии Кнутсен, но скорее Тессем, не дошел до Диксона чуть более двух верст, оставив позади тысячу двести жесточайших километров, он, может, уже видел огни Диксона и, скорее всего, дошел бы до него, если бы не провалился в глубокую береговую расселину. Его останки в августе 1922 года обнаружил все тот же Никифор Алексеевич Бегичев. Может, огни Диксона и сыграли с Тессемом роковую роль — увидев их, он невольно ускорил шаг и не заметил обрыва. По идентичности патронов ученые подтвердили вероятность стоянки русановцев на Таймыре на узкой высокой стрелке западнее крюкообразного полуострова Михайлова.

В недавнем прошлом в течение нескольких лет следы экспедиции Владимира Александровича Русанова искала научно-спортивная экспедиция газеты «Комсомольская правда», но, увы — трагическую загадку экспедиции В. А. Русанова до конца она не разгадала.

Более счастливая судьба была у «Св. великомученика Фоки». Потеряв при неудачном походе к полюсу своего командира, он медленно полз вдоль безлюдных берегов Земли Франца-Иосифа. В топках давно сгорели последние килограммы угля, теперь жгли судовые переборки, а когда везло с охотой — медвежьи и моржовые туши. «Фока» пробивался к острову Нортбрук, чтобы там, на мысе Флора, разобрать на топливо оставленный двадцать лет назад дом английского полярного исследователя Фредерика Джексона, на которого в свое время счастливо вышел из своего ледового похода уже тогда знаменитый Нансен с Иогансеном.

Не так уж много новых земель довелось открыть Фредерику Джексону, но, как мы убедимся далее, у него, видимо, было иное предназначение в жизни: спасать другие экспедиции…

Итак, «Фока» пробивался к острову Нортбрук. Вдруг на пустынном берегу увидели человека. Несказанно обрадовались: «За нами пришел пароход с углем!»

Вот как описывает эту невероятную встречу участник седовской экспедиции художник Николай Васильевич Пинегин:

«Неожиданно среди камней на берегу я увидел нечто похожее на человека. В первую минуту решил, что почудилось. Невольным движением я отнял от глаз бинокль, чтобы, протерев стекла, посмотреть снова. В это мгновение на палубе кто-то крикнул: „Человек на берегу!“

Да, человек. Он движется! Кто это? Вся команда „Фоки“ закричала ура. Кто-то высказал догадку: „Это, наверное, судно за нами пришло“. Рулевой, держа одну руку на руле, выразительно поводил другой под носом и заметил: „Ну, вот теперь-то мы закурим“.

Я продолжал смотреть в бинокль. Стоявший на берегу не похож был на человека, недавно явившегося из культурных стран. Скомандовав отдать якорь, я еще раз внимательно вгляделся в фигуру человека и запоздало ответил рулевому: „Подожди еще, сдается мне, что тут хотят от нас табачком попользоваться“.

Человек что-то делал у камней. Минуту после того, как мы отдали якорь, неизвестный столкнул на воду каяк, ловко сел и поплыл к „Фоке“ — хороший каячный гребец, широко взмахивая веслом.

Каяк подошел к борту, сидящий в нем заговорил на чистейшем русском языке. Слабо звучал голос. Первые слова, кажется, приветствие, я не расслышал, затем донеслось:

— …Я штурман парохода „Святая Анна“… Я пришел с 83-го градуса северной широты. Со мной один человек. Четверо на мысе Гранта. Мы шли по плавучему льду…

В это время морж подобрался под каяк с весьма подозрительными намерениями.

— Морж, морж под вами! — закричали с борта.

— Ничего, ничего, эти противные животные порядочно надоели нам, когда мы шли с мыса Хармсворт, теперь мы к ним уже привыкли.

Мы отогнали моржа выстрелом.

Спустили с борта шторм-трап. Человек поднялся по нему. Он был среднего роста, плотен. Бледное, усталое и слегка одутловатое лицо сильно заросло русой бородой. Одет в изрядно поношенный морской китель.

— Альбанов, штурман парохода „Святая Анна“ экспедиции Брусилова, — были первые слова незнакомца на борту „Фоки“. — Я прошу у вас помощи, у меня осталось четыре человека на мысе Гранта…»

Такова была наша встреча с Альбановым — одна из замечательнейших и неожиданных встреч за Полярным. Кто мог предполагать, что члены экспедиции Брусилова, отправившейся во Владивосток, могут встретиться на Земле Франца-Иосифа со своими земляками, пошедшими к полюсу?