Загадки колдунов и властителей

ГРОБОКОПАТЕЛИ ИЗ ГОРОДА МЁРТВЫХ

Египетская Долина царей ("Царские гробницы Бибан аль-Мулук") раскинулась на западном берегу Нила, напротив Карнаха и Луксора, где вздымаются колоссальные колонные залы и храмы времен древнеегипетского Нового царства (1555–1090 годы до н. э.), ныне привлекающие толпы туристов. Долина представляет собой часть обширного пространства, на котором во времена Древнего Египта был расположен Фиванский некрополь. В период Нового царства здесь были сооружены скальные гробницы фараонов древнеегипетской знати, построены поминальные храмы в честь царей и бога Амона.

Функционирование этого величайшего Города Мертвых требовало огромного обслуживающего персонала, подчиненного специальному чиновнику — "Князю запада и начальнику стражи некрополя". Здесь же, в Долине царей, располагались казармы стражи, вокруг которых возникли небольшие поселения, где жили землекопы, каменотесы, художественные ремесленники и бальзамировщики.

Задуманный древнеегипетскими царями как место вечного успокоения, тишины и торжественных поминальных обрядов, Город Мертвых очень скоро превратился в арену воровства, всяческих бесчинств и насилия. Причиной тому были огромные ценности, скрытые в гробницах Долины царей.

Первыми грабителями царских могил стали люди, их строившие и призванные их охранять. Грабители могил, землекопы, каменотесы, ремесленники собирались в хорошо организованные банды, подкупали стражу некрополя, раздавали взятки чиновникам и имели возможность потрошить царские усыпальницы практически без всякой опасности для себя. Случалось, что даже сами "Князья запада" имели долю в этом воровском промысле. Частенько происходили столкновения между конкурирующими бандами, и тогда кровь живых смешивалась с прахом мертвых.

К правлению фараона Тутмеса I (1545–1515 годы до н. э.) грабеж в Долине царей приобрел столь широкий размах, что фараон решился на беспрецедентный шаг. Он решил отделить свою гробницу от поминального храма и отдал распоряжение придворному архитектору Инени приготовить для него тайную усыпальницу, скрытую в толще скалы.

О том, как происходило строительство гробницы Тутмеса I, нам известно благодаря тщеславию Инени. Он не смог удержаться и оставил на стенах возведенной им гробницы автобиографическую надпись и отчет о постройке. "Я один наблюдал за сооружением гробницы в скалах, предназначенной для его Величества. Никто этого не видел, никто не слышал об этом", — гордо записал он.

По мнению исследователей, под руководством Инени над созданием гробницы Тутмеса трудилось не менее ста человек, но, вероятнее всего, когда работа была завершена, телохранители царского архитектора попросту перебили строителей.

Своего апогея ограбление гробниц достигло во времена XX династии. Это был период глубокого упадка древнеегипетского государства. И хотя правили в это время фараоны, носившие гордое имя Рамсес, они мало чем напоминали своих блестящих предшественников Рамсеса I или Рамсеса II (Великого). Это были слабые правители, постоянно находившиеся под угрозой потери трона. Сегодня мы благодаря находкам папирусов времен Рамсеса IX (1142–1123 годы до н. э.) можем стать свидетелями следствия и судебного процесса над грабителями могил.

Однажды Песер, начальник Восточных Фив, получил донесение от своих осведомителей, действовавших на западном берегу Нила, о массовых грабежах в гробницах Долины царей, которым потворствовал сам начальник Западных Фив Певеро, в ведении которого находился некрополь. Песер послал донесение Хамуасу, наместнику всей области Фив. В послании Песер допустил роковую для вельможи ошибку, он точно назвал число обворованных могил — "Десять царских, четыре гробницы жриц Амо-на, не говоря уже о множестве частных".

Была назначена комиссия для проверки этих фактов. Но все члены комиссии, а возможно, и сам наместник, были людьми заинтересованными, получавшими доходы от грабителей. Они отвели донос Песера по чисто формальным основаниям. Не вступая в обсуждение вопроса, имели ли место грабежи, они принялись доказывать, что данные Песера не соответствуют действительности. Дескать, разграбленными оказались не десять царских могил, а всего лишь одна, и не четыре гробницы жриц, а только две. Опровергнуть факт ограбления почти всех частных захоронений не удалось, но комиссия не сочла это достаточным основанием для предания суду такого заслуженного и уважаемого чиновника, как Певеро.

На следующий день торжествующий Певеро собрал надзирателей, ремесленников, стражу некрополя и всю администрацию Города Мертвых и отправил их на восточную сторону города, чтобы устроить "митинг" под окнами посрамленного Песера. Тот расценил это как чистую провокацию и вступил в перебранку с участниками "митинга", допустив вторую ошибку. Он заявил в раздражении, перед многочисленными свидетелями, что в следующий раз он сообщит о бесчинствах, творящихся в Городе Мертвых, через голову наместника, прямо фараону.

Певеро этого только и ждал. Он немедленно доложил о словах Песера наместнику, и тот устроил показательный суд, заставив председательствовать на нем несчастного Песера: он должен был уличить самого себя в обмане и признать себя виновным.

История эта получила продолжение через два года, когда один из надзирателей Города Мертвых, Хефджем, судя по всему, человек честный, поймал с поличным группу грабителей из восьми человек. До нас дошли имена пятерых. Это были каменотес Хепи, ремесленник Ирамун, водонос Хамуас (по иронии судьбы он оказался тезкой жуликоватого наместника Фив), негр-невольник Эенофер. В задержании участвовали "львы фараона", воины из отряда внешней охраны царского дворца. Судя по всему, доверять страже некрополя было уже нельзя. Как и следовало ожидать, грабители оказались работниками некрополя. Воры полностью признали вину.

Назначенная вслед за этими событиями следственная комиссия, которую возглавлял особо доверенный чиновник самого фараона, полностью подтвердила все сведения из донесения ошельмованного два года назад Песера. Более того, она вскрыла новые факты ограбления захоронений в Городе Мертвых. Оскверненными и обворованными оказались гробницы таких прославленных и почитаемых египтянами фараонов, как Аменхотеп III, Сети I, Рамсес II (Великий).

Увы, эта абсолютно современно звучащая криминальная история была далеко не последней в Долине царей. В дальнейшем, пытаясь противостоять грабителям, фараоны стали располагать свои гробницы максимально близко друг к другу Так страже было легче вести наблюдение за ними. Это вызвало волну перезахоронений. Именно тогда мумия уже упомянутого Тутмеса I была извлечена из ее тайного прибежища и перенесена в другое место, ибо каменный мешок в скале уже не казался жрецам надежным. Но вскоре и этого оказалось мало. Мумии царей начали "путешествовать".

Пытаясь перехитрить грабителей, верные своему долгу жрецы и чиновники по нескольку раз переносят останки царей с места на место. Рамсес III трижды менял гробницу. "Путешествуют" Яхмес, Аменхотеп I, Тутмес II, Рамсес Великий. Рамсес Великий в конце концов оказывается в гробнице Сети I, а позже мумии их обоих были заложены в гробницу царицы Инхапи. В гробнице Аменхотепа II оказалось, в результате всех этих тайных перемещений, не менее 30 царских мумий, также значительная часть царских останков была вынесена из Долины царей и захоронена в общей могиле (40 мумий), специально высеченной в скалах Дейр аль-Бахари, неподалеку от знаменитого храма, построенного царицей Хатшепсут. Здесь мумии, никем не потревоженные, пролежали три тысячи лет. Возможно, жрецам удалось надежно замаскировать это погребение, но, скорее всего, об успокоении царственных останков позаботилась сама природа. Во время одного из наводнений сильный ливень вызвал ряд обвалов, сделавших вход в гробницу недоступным для грабителей.

Прошли тысячелетия, но профессия грабителя царских могил в Египте не умерла. В 1875 году гробница Дейр аль-Бахари была обнаружена потомственным грабителем могил арабом Абд аль-Расулом, род которого занимался этим делом с XIII века. В течение шести лет он потихоньку сбывал ценности из гробницы, превратив ее в "банковский сейф" своего семейства, пока дело случайно не раскрылось. Тогда же выяснилось, что для многих жителей поселений в районе Долины царей ограбление древних захоронений является наследственным прибыльным ремеслом.

Грабители не оставили современным археологам ни одного не оскверненного погребения, за исключением гробницы Тутан-хамона, подлинность которого подвергается сомнению некоторыми современными исследователями.

НЕСЧАСТНАЯ "СИНЯЯ БОРОДА"

Героя Шарля Перро Синюю Бороду весь мир считает извергом, убившим одну за другой шестерых своих жен. На кого только ни примеривали синюю бороду исследователи! Среди кандидатов в "синие бороды" были и король Англии Генрих VIII, и русский царь Иоанн Грозный, и английский лорд Уильям Даррелл по прозвищу Свирепый, и португальский аристократ граф Гоши, и римский дворянин Франческо Ченчи, и чуть ли не все мужские представители флорентийского рода Медичи.

В конце концов остались только двое: знатный бретонский сеньор Жиль де Лаваль барон де Ре, маршал Франции, соратник Жанны д’Арк, и богатый французский дворянин Бернар де Мон-рагу. Почему-то большинство историков сошлись на том, что прототипом Синей Бороды был именно барон де Ре. О нем написаны тома исторических исследований, второй удостоился лишь небольшой работы Анатоля Франса "Семь жен Синей Бороды". Дело Синей Бороды и по сей день таит немало загадок, завесу тайны над которыми мы и попытаемся приоткрыть.

Аристократ Жиль де Лаваль барон де Ре из рода Монморанси родился в Бретани в 1396 году. Он был храбр, красив, достаточно образован и очень богат. Рано начав воевать, он на полях сражений снискал славу великого рыцаря и расположение своего сюзерена герцога Бретонского Жана V. Позже, в суровое для Франции время, он поступил на службу к дофину Карлу, будущему королю Франции Карлу VII. Действуя со своим отрядом против англичан в составе армии, которой командовала Жанна д’Арк, он прошел с французской героиней весь боевой путь от Орлеана до Парижа. В 1429 году, после коронации Карла VII, Жилю де Ре было присвоено звание маршала Франции.

Получив от своего деда по материнской линии огромное наследство, де Ре бросил службу и удалился в родную Бретань.

В родовом замке Тиффож Жиль де Ре вел жизнь, сравнимую по роскоши только с жизнью владетельных дворов Европы. Он сорил деньгами направо и налево, очень скоро серьезно расстроил свое состояние и начал постепенно распродавать земли.

Именно к этому времени относится появление темных и страшных слухов, которые народная молва связывала с обаятельным и щедрым аристократом. Во владениях де Ре стали пропадать дети. Шепотом передавались из дома в дом пугающие рассказы о том, что детей похищают люди из свиты маршала, что его эмиссары ездят по городам Бретани и уговаривают бедных ремесленников, имеющих красивых сыновей, доверить своих детей барону, который якобы желает принять их в число своих пажей или певчих и обеспечить их будущее. Те же, кто по глупости поверили этим посулам, больше никогда не видали своих чад.

В это же время в Тиффоже поселяется итальянский алхимик Франческо Прелата. Помимо алхимии, Прелати грешил некромантией (раздел черной магии, в котором для достижения власти над демоническим миром используются человеческие трупы и части тел). Вскоре бароном и его приближенными заинтересовалась инквизиция.

В течение некоторого времени Жилю де Ре удавалось избегать преследования. Он был богат, знатен и влиятелен. Но в 1440 году он имел неосторожность испортить отношения со своим сюзереном герцогом Бретонским, и тот дал "зеленую улицу" инквизиционному расследованию.

Челядь барона допросили со всей строгостью, были произведены обыски во всех замках маршала. В Тиффоже и особняке Ла Сюз в Нанте, принадлежавшем маршалу, обнаружить ничего не удалось, слуги де Ре успели замести следы. Но в двух других замках маршала — Шантосе и Машкуле — было найдено 140 детских скелетов и трупов.

Маршал де Ре был судим одновременно двумя судами: светским и церковным. Светский суд судил его за похищения, убийства, противоестественные сексуальные преступления (красавец барон, от взгляда которого млели придворные прелестницы, оказался гомосексуалистом, садистом и педофилом), а церковный суд судил маршала за вероотступничество и связь с демонами. Оказалось, что алхимик Прелати обещал маршалу, постоянно нуждавшемуся в наличных деньгах, изготовить с помощью философского камня сколько угодно золота. Работая над поиском этого волшебного вещества, Прелати якобы вступил в сговор с дьяволом, который в обмен за помощь потребовал человеческих жертвоприношений. Занимаясь инфернальными экспериментами, алхимик и барон умертвили множество детей и подростков.

В начале процесса маршал вел себя гордо и высокомерно. В лучших традициях черных магов он трижды отказался принести присягу, ибо оккультисты того времени считали, что черный маг, поклявшись именем Бога, лишается покровительства своего хозяина — дьявола. Но после четырехчасовой беседы с вице-инквизитором Жаном Блоненом, который предъявил ему показания Прелати и его помощницы, некой Мэффрэ, барон пал духом, раскаялся и признал все преступления. Особо следует подчеркнуть, что маршала не пытали.

Многие исследователи полагают, что Прелати и Мэффрэ получили от инквизиторов свободу в обмен на показания, изобличающие де Ре. Это неверно. Старая ведьма Мэффрэ, дав показания, скончалась в тюрьме после пыток, а Прелати умер еще до ареста маршала. Смерть алхимика официально считается естественной, но весьма вероятно, что он был убит по приказу де Ре как опасный свидетель. В руки же инквизиторов попали записки алхимика. Старик оказался большим педантом и все свои дьявольские опыты тщательно записывал.

Жиля де Ре признали виновным по всем пунктам обвинения и 25 октября 1440 года казнили в Нанте с двумя ближайшими сообщниками из числа слуг.

Нетрудно заметить, что вся эта история имеет очень мало общего с историей женоубийцы Синей Бороды. Кстати, борода у маршала де Ре была не синяя, а светло-русая. Да и жен у него было не семь, а одна. Ее звали Катрине де Туар, она намного пережила своего мужа, который ею, впрочем, не очень интересовался, испытывая тягу к мальчикам. Но, несмотря на это, большинство исследователей от Стендаля до Парнова считали и считают Жиля де Ре прототипом сказочного Синей Бороды.

Около 1650 года в замке Гийет между Компьенем и Пьерфоном жил богатый дворянин Бернар де Монрагу. Был он человеком знатным, но лишенным какого-либо честолюбия. Несмотря на то что многие его предки занимали высокие должности при французском королевском дворе, сам Бернар предпочитал соблазнам и блеску светской жизни простые и естественные радости жизни деревенской. Будучи мужчиной видным и красивым, Монрагу был невероятно робок с женщинами. Робость эта препятствовала ему сближаться с женщинами скромными и честными, но делала его легкой добычей женщин дерзких и предприимчивых.

Отвергнув несколько достойных партий, Монрагу женился на цыганке Колете Пассаж, которая зарабатывала себе на жизнь тем, что водила по ярмаркам дрессированного медведя. Колета была девушкой красивой и доброй, но очень скоро она затосковала в роскошном замке по прежней бродячей жизни. В один прекрасный день она попросту исчезла, прихватив с собой своего медведя, грустившего на цепи в подвале. Так закончился первый, но не последний брак сеньора де Монрагу.

Второй его избранницей стала Жанна де Ла Клош, дочь компьенского судьи. Каков же был ужас Монрагу, когда после свадьбы он понял, что его жена алкоголичка. Целыми днями, растрепанная и неумытая, она шаталась по замку, пьяно распевая песни или изрыгая страшные ругательства и богохульства. Монрагу пытался прятать ключи от винного погреба, но жена ухитрялась окольными путями добывать дешевое пойло из кабаков. Однажды в пьяной ярости она набросилась на мужа с ножом и нанесла ему рану, от которой он едва не умер. Конец Жанны де Ла Клош был печален — в приступе белой горячки она утопилась в пруду.

Через полтора месяца после этой трагедии господин де Монрагу женился на некой Жигоне Треньель, дочери своего фермера. Девица была несколько простовата, но недурна собой и хорошая хозяйка. Единственным ее недостатком было чрезмерное тщеславие. Она постоянно приставала к мужу, понуждая его оставить Гийет и ехать в Париж ко двору. Вероятно, дочка крестьянина мечтала о славе светской львицы. Впрочем, с этим недостатком Монрагу легко мирился, и, возможно, они были бы счастливы. Но, увы, несчастная Жигоне заболела гепатитом и умерла.

Горе сеньора было неподдельно, и, может, он больше не избрал бы себе новой супруги, но его сама избрала своим мужем некая разбитная девица Бланш де Жибоме, дочь кавалерийского офицера из Брабанта. Она была умна и очень хитра. Она постоянно обманывала мужа, наставляя ему рога чуть ли не со всеми окрестными дворянами. Она изменяла ему в его замке, буквально на глазах слуг. Конец ее тоже был трагичен. Однажды один из ее любовников застал ее во время свидания с другим дворянином и заколол обоих шпагой.

Потерпев фиаско в четвертом браке, Бернар де Монрагу от потрясения занемог так, что родственники стали опасаться за его жизнь. И врачи не придумали ничего лучше, как объявить больному, что исцелить его может только новый брак.

Пятой женой де Монрагу стала его кузина Анжель де Ла Гарандин. Этот брак закончился чудовищным, позорным скандалом: Анжель изменяла мужу с кем попало и где попало, даже не скрывая этого. Изменяла не по распущенности, а по крайней глупости. Многие даже высказывали предположение, что она сумасшедшая. Однажды она попросту сбежала из дома со странствующим монахом-францисканцем, который поманил ее за собой, пообещав, что в ближайшей роще их ждет архангел Гавриил, который подарит ей подвязки, вышитые жемчугом. Вся провинция хохотала, узнав об этой истории. Таким образом, пятая жена сеньора де Монрагу затерялась на просторах Франции, поскольку предпринятые мужем и его друзьями поиски ни к чему не привели.

В шестой раз хозяин Гийета женился на юной сироте знатного происхождения Алисе де Понтальсен, которая по вине опекуна лишилась состояния и собиралась поступить в монастырь. Увы, девица оказалась с большими странностями. Она упорно отказывала мужу в физической близости. Целыми днями она сидела, запершись в комнате, плакала и молилась. Промаявшись некоторое время, Монрагу обратился в Ватикан, и брак был расторгнут как не состоявшийся. После этого сеньор с почтением выпроводил из замка неудавшуюся жену, щедро наградив ее деньгами и подарками.

Если история о первых шести браках сеньора де Монрагу, несмотря на весь драматизм, несет в себе некий юмористический элемент, то его седьмой брак оказался кровавой трагедией, коварным, хладнокровно подготовленным преступлением.

Через два года после того как де Монрагу избавился от шестой жены, в двух лье от поместья Гийет в замке Ламотт-Жирон появились новые хозяева.

Это было семейство вдовы Сидони де Леспуас. Откуда приехала вдова, никто не знал. Одни говорили, что ее покойный муж занимал какие-то высокие должности в Савойе или Испании. Другие утверждали, что он был крупным колониальным чиновником в Вест-Индии. Одно можно утверждать более или менее уверенно — род вдовы имел какое-то отношение к Испании, ибо фамилия Леспуас является переделанной на французский лад испанской фамилией Леспес.

У вдовы было два сына, Пьер и Ком. Ком де Леспуас служил в драгунах, а Пьер де Леспуас — в полку черных мушкетеров. Кроме них у мадам де Леспуас были две дочери — старшая Анна, пересидевшая в девах, и младшая Жанна — на выданье.

Семейство вело роскошную жизнь, не имея за душой ни гроша. Аренда замка, обстановка, лошади, кареты, наряды, драгоценности и даже зубные съемные протезы мадам Сидони были приобретены в долг на деньги парижских ростовщиков. По мадам де Леспуас плакала долговая тюрьма, и единственным способом избежать ее было выгодное замужество одной из дочерей.

Богатый и простодушный Бернар де Монрагу сразу же привлек внимание охотниц за женихами. Жанна де Леспуас без особого труда увлекла робкого, но влюбчивого Бернара, и очень скоро была сыграна свадьба. После чего вся семейка Леспуасов перебралась в замок Гийет. При этом молодая жена прихватила своего любовника, шевалье де Ла Мерлюса, которого она выдавала за своего молочного брата. Жизнь семейства протекала в празднествах и развлечениях на средства обезумевшего от счастья мужа.

У кого из Леспуасов появилась мысль избавиться от Монрагу и присвоить его состояние, точно сказать трудно, но Ана-толь Франс не без оснований предполагал, что душой заговора была старшая сестра Анна. План преступников был невероятно прост.

Предполагалось, что Жанна, находясь наедине с мужем, должна была поднять крик, будто он ее убивает, а стоящие за дверью наготове братья и шевалье де Ла Мерлюс должны были ворваться в комнату и убить сеньора де Moнpaгy, якобы спасая от смерти Жанну.

Этот план едва не сорвался. Когда юная мадам де Монрагу начала вопить, что муж ее убивает, на ее крики явился только Мерлюс, который прятался в стенном шкафу. Братья попросту струсили. Когда шевалье бросился на хозяина со шпагой, тот тоже обнажил оружие и начал защищаться. В это время Жанна кинулась бежать по галерее замка с криком: "Братья, спасите моего возлюбленного!"

Преодолевшие страх, понукаемые сестрой Анной, Пьер и Ком ворвались в комнату, когда Монрагу уже обезоружил Мер-л юса и повалил его на пол. Подбежав сзади, братья пронзили хозяина замка двумя шлагами и еще долго в остервенении кололи безжизненное тело.

Попытки произвести расследование смерти сеньора де Монрагу были нерешительны и закончились ничем. Вероятно, сыграли свою роль щедрые подарки, раздаваемые Леспуасами судейским чиновникам. Анатоль Франс видел анонимное ходатайство в суд Компьеня с требованием возбудить дело против Жанны де Монрагу. Автором ходатайства, судя по всему, был кто-то из слуг Бернара де Монрагу, желавший отомстить за своего сеньора.

У Бернара де Монрагу не было наследников, и все его состояние перешло жене-убийце. Часть его она отдала в приданое сестре Анне, некоторую часть употребила на то, чтобы купить братьям патенты капитанов. Сама же она очень скоро вышла замуж за своего возлюбленного и стала мадам де Ла Мерлюс.

О дальнейшей судьбе участников этой драмы сведений почти нет. Неизвестна судьба вдовы Сидони де Леспуас и четы де Ла Мерлюс. Почти все архивные документы, касающиеся хозяев поместья Гийет, утеряны в годы Французской революции, но известно, что в 1748 году поместье Гийет числилось за королевской казной как выморочное имущество.

По непроверенным слухам, Анна де Леспуас вышла замуж за дворянина гугенота из Сен-Мало, и вскоре они эмигрировали в Голландию.

Неизвестна судьба и Кома де Леспуаса, а вот Пьер де Леспуас оставил свой след в скандальной хронике Парижа. Через пять лет после трагедии в замке Гийет он имел неосторожность чем-то оскорбить лейтенанта швейцарской гвардии Максимилиана Цивилиса, считавшегося тогда лучшим фехтовальщиком Парижа. Цивилис вызвал его на дуэль и заколол на пятнадцатой секунде поединка.

У читателей, вероятно, возникнет вопрос: а как же обстояло дело с "синей бородой" сеньора де Монрагу? Ответ прост. Бернар де Монрагу не носил бороду. Он носил муш а-ля Мазарини (небольшая короткая прядь на подбородке), а щеки тщательно брил, и, как у многих жгучих брюнетов, его бритые щеки имели синеватый оттенок. Прозвище Синяя Борода крестьяне употребляли без страха и отвращения, а скорее с добродушной насмешкой.

Есть своя история и у "страшной" комнаты, в которой сказочный Синяя Борода держал тела убитых жен. Бернар де Монрагу, несмотря на свою простоту, был большим поклонником итальянского искусства, и в замке Гийет был кабинет, на стенах которого неизвестный флорентийский мастер изобразил трагические сцены из античной мифологии. Здесь были изображения Дирки, привязанной к рогам быка; Ниобеи, оплакивающей своих детей, убитых стрелами богов; Прокриды, пронзенной дротиком Кефала, и т. п. Комнату эту называли "кабинетом злосчастных принцесс". Эта комната в определенном смысле сыграла роковую роль в судьбе обитателей замка. Именно в ней ревнивый любовник заколол Бланш — четвертую жену сеньора де Монрагу, и именно в этой комнате назначала свидания шевалье де Ла Мерлюсу неверная жена Жанна.

Следует развеять ошибочное мнение, будто Шарль Перро положил в основу своей сказки народное предание. Свое произведение Перро писал около 1660 года по горячим следам трагических событий, а бретонская сказка "Синяя Борода", вероятно, сложилась позже, скорее всего, уже в XVIII веке. Об этом свидетельствуют некоторые детали, которых в народной сказке нет и быть не может. Перро правильно называет имя сестры своей героини, в народном варианте она заменена "прекрасной пастушкой"; правильно обозначает полки, в которых служили братья, и даже упоминает о том, что братья приобрели капитанские патенты. Не народную сказку положил в основу своего произведения Шарль Перро, а клеветническую сплетню, распущенную самими убийцами для обеления себя в глазах общества.

ДЖОН БЛЭНТ, КОТОРЫЙ НАШЁЛ "ЭЛЬДОРАДО"

Простодушным и неискушенным в финансовых делах россиянам, которых на протяжении последних лет несколько раз по-крупному надули недобросовестные бизнесмены, похоже, невдомек, что наши отечественные махинаторы просто повторили азы западной науки мошенничеств. Хотя на смену камзолам пришли смокинги, каретам — "роллс-ройсы" и "мерседесы", а гусиным перьям и свиткам — ксероксы и компьютеры, суть дела осталась та же, что и двести лет назад, — жульничество и обман.

Была основана в 1711 году в Лондоне для финансирования торговли с Южной Америкой. В течение восьми лет компания вела скромное, но достойное существование, пока в 1719 году директорское кресло не занял некий Джон Блэнт, который придумал грандиозный коммерческий план.

Биржевая игра в те времена была занятием немногих. Как правило, акциями интересовались только представители купеческих и промышленных кругов. Большинство же состоятельных англичан акциями не интересовались и акциям не доверяли. Блэнт решил поднять биржевую игру до уровня всенародного дела.

Он предложил английскому правительству сделку: компания за определенные льготы и привилегии возьмет на себя выплаты процентов по государственному долгу и выплатит правительству громадную по тем временам сумму в 7 млн за право стать монопольным кредитором государства. Заманчивое предложение было рассмотрено и принято парламентом.

Весной 1720 года "Компания южных морей" опубликовала свои проспекты, обещавшие огромные прибыли тем, кто приобретет ее акции. В проспектах говорилось о найденных компанией золотоносных жилах, о неисчислимых залежах серебра, об алмазных россыпях и т. п. Все это в большей части было блефом. Суть же плана заключалась в том, что люди, видя, какие широкие обязательства взяла на себя "Компания южных морен" по отношению к государству, не могут не доверять ей. Фактически государство гарантировало надежность акций компании, а сама компания становилась чуть ли не государственным казначейством. Блэнт не ошибся. Преувеличенное доверия публики к ценным бумагам компании и жажда быстрой, легкой наживы породили подлинное биржевое безумие.

Акции "Компании южных морей" начали скупать представители всех слоев британского общества. В очереди у представительства компании стояли герцоги и кучера, священники и разбойники с большой дороги, поэты и помещики, придворные дамы и лондонские проститутки. Буквально в неделю стоимость 100-фунтовых акций компании подскочила до 1000. На спекуляции акциями составлялись огромные состояния. Один обезумевший от свалившегося ему на голову богатства провинциальный сквайр, реализовавший на акциях 3 млн фунтов, обратился в польский сейм с предложением перекупить корону у короля Августа II. Биржевыми спекуляциями не брезговали члены правительства, парламентарии и представители королевского двора. Этим, не скрываясь, занималась герцогиня Кендалл — фаворитка короля Георга I.

Через месяц "Компания южных морей" выполнила большую часть своих финансовых обязательств перед государством. Выплаты по этим обязательствам производились не за счет прибылей от реализации колониальных проектов, которых попросту не было, а за счет денег вкладчиков (типичный признак финансовой пирамиды).

"Компанию южных морей" сгубили ее колоссальный успех и жадность учредителей. Успех породил сотни подражателей. Как грибы после дождя, стали плодиться мелкие акционерные общества, выманивающие деньги у вкладчиков под самые невероятные промышленные и коммерческие проекты.

Цели многих акционерных обществ могли родиться только в голове писателя-юмориста. Были предприятия по переработке ртути в твердый метали, по импортированию из-за границы ослов, по торговле кошачьим мехом и человеческими волосами, по изготовлению золота из ртути, по опреснению морской моды и т. п. Была компания, рекламный проспект которой сообщал: "Цель предприятия не может быть ныне оглашена, но станет в скором времени известна".

Доходы этих предприятий были мизерны по сравнению с доходами "Компании южных морей", но их было слишком много, и из-за них "Компания южных морей" стала терять потенциальных вкладчиков. Более того, своей деятельностью они грозили подорвать репутацию "Компании южных морей".

Джон Блэнт решил подавить конкурентов с помощью государства. Через парламент был проведен закон, запрещающий образование новых акционерных обществ, и в Верховный суд был подан иск от имени "Компании южных морей" с требованием признать все эти предприятия мошенническими и незаконными. Это был смертельный удар по конкурентам. Вкладчики кинулись на лондонскую Биржевую аллею, требуя вернуть деньги. Одного не учли учредители "Компании южных морей" — охватившая Лондон биржевая паника подорвала доверие общества к акциям в целом, в том числе и к акциям самой компании, которые стали неудержимо падать в цене и к ноябрю 1720 года превратились в пустые бумажки.

Скандал был грандиозным. Десятки тысяч людей разорились. По Англии прокатилась волна самоубийств. Некоторые из учредителей успели убежать с капиталом, несколько человек были арестованы, и это спасло их от самосуда толпы, громившей лондонскую штаб-квартиру "Компании южных морей". Оказались скомпрометированными большинство министров правящего кабинета, пошатнулась система государственного кредита, и разразился правительственный кризис.

Биржевое безумие 1720 года наглядно продемонстрировало, сколь опасно для благосостояния граждан тесное слияние государства и частного капитала. Лондонские шутники еще долго называли уже не существующую компанию "компанией южноморских пузырей". Но дело Джона Блэнта не умерло и странным образом проявилось в далекой России.

В 1735 году к русскому послу в Англии Антиоху Кантемиру обратился выходец из Португалии Яган де Акоста, представлявший интересы группы английских купцов, которые по его инициативе решили организовать новую колонию в Южной Америке на никому не принадлежавшей в то время земле между португальскими и испанскими владениями. Был даже собран некоторый начальный капитал, однако получить поддержку английского правительства купцам не удалось. Тогда негоцианты решили искать поддержки на стороне. Их выбор пал на Россию, и де Акоста обратился к Кантемиру.

Вскоре русский посол направил в Петербург секретное донесение, в котором излагалось существо проекта. Оно сводилось к тому, чтобы императрица Анна Иоанновна пожаловала учредителям компании грамоту с обещанием протекции вплоть до военной помощи. Учредителям давалось также право назначать должностных лиц в новой колонии. Ее земли считались собственностью учредителей, российская же казна получала право на десятую часть стоимости проданных в колонии товаров и земель. По сути, речь шла не об устройстве русской колонии в Вест-Индии, а о предложении российскому правительству участвовать в коммерческом проекте, затеянному частными лицами. Вскоре представители английских купцов-учредителей появились в Петербурге и встретились с вице-канцлером А.И. Остерманом.

Предложение англичан сразу же насторожило русское правительство: было подсчитано, что России придется держать не менее 15–20 тысяч своих солдат в Южной Америке, а также построить эскадру из военных и транспортных кораблей для обслуживания нужд этого войска. Подобной эскадры у России в то время не было. В царствование Анны Иоанновны русские морские силы находились в плачевном состоянии. В случае же возникновения военного конфликта с Испанией и Португалией затраты России вообще было трудно представить, не говоря уже о политических последствиях такого столкновения. Не внушало доверия и то, что англичане даже не могли толком обозначить на карте территории планируемой колонии. Некоторые чиновники Коллегии иностранных дел вообще считали лондонских эмиссаров провокаторами, желающими втянуть Россию в войну с пиренейскими государствами. Возможно, Коллегия иностранных дел выяснила через своих агентов в Англии, что Яган де Акоста — доверенное лицо некоего полковника Брега, крупного биржевого спекулянта, нажившего огромное состояние во время биржевой горячки 1720 года. В Англии де Акоста считался "подозрительным иностранцем".

Остерман прямо заявил англичанам, что у России нет средств на осуществление подобного проекта, и высказал сомнение в том, что столь значительными средствами обладают сами учредители компании. В ответ английские купцы предложили увеличить долю России в прибылях и привлечь к осуществлению планов компании средства русского купечества и дворянства. С этой целью они предложили выпустить акции. Нетрудно заметить полное сходство планов английских негоциантов с деятельностью печально известной "Компании южных морей". Судя по всему, англичанам хотелось повторить лондонскую аферу на русской почве. Но русское правительство не дало втянуть своих граждан в откровенную авантюру, и купцы получили вежливый, но твердый отказ.

На смену британским негоциантам в 1736 году в Петербурге появился новый искатель русского золота.

Им был некий Симон Абрахам, в прошлом служащий голландской колониальной администрации. Действовал он с потрясающей наглостью, настрочив письмо на высочайшее имя императрицы Анны Иоанновны с изложением своего Вест-Индского проекта.

В письме он поведал, что на северном побережье Южной Америки, напротив острова Тобаго, находится благодатный край, богатый золотом и серебром, которым правит индейский царь Юпитер Таривари (это странное имя позволяет предположить, что речь идет не об индейцах, а о группе беглых негров-рабов), Абрахам утверждал, что, поскольку ни одна европейская держава не успела поднять флага над владениями царя Юпитера, оный царь прямо-таки мечтает попасть под сень российской короны.

Для начала, по мнению Абрахама, во владения Таривари следовало направить русский корабль, нагруженный товарами, а во главе предприятия поставить его, назначив хорошее денежное содержание. В завершение письма прожектер заявил, что если даже колония не принесет ожидаемых материальных выгод, то польза все равно будет, ибо русские моряки, совершая плавания к далеким берегам, приобретут большой мореходный опыт.

Проект Абрахама Анна Иоанновна повелела рассмотреть сенату, который спустил его в Коллегию иностранных дел. Коллегия дала четкое заключение — в случае осуществления проекта военное столкновение с Испанией будет неизбежным. На основании этого заключения Абрахаму было отказано. Но, получив отказ, он не успокоился. Действуя через людей, близких к банкиру Липману, секретарю и доверенному лицу герцога Бирона, он пытался получить личную аудиенцию у всемогущего фаворита императрицы. Судя по всему, Абрахам надеялся богатыми подарками склонить жадного Бирона к поддержке проекта перед Анной Иоанновной в обход решения сената. Эти интриги имели последствия прямо противоположные. Симон Абрахам был объявлен нежелательной персоной в России, ему было приказано покинуть столицу в трехдневный срок.

Несмотря на всю курьезность и даже комичность фигуры Абрахама, следует отметить: за ним, похоже, стояли некие таинственные силы, располагавшие значительными средствами. По воспоминаниям венского купца Генриха Готлоба, постоянно проживавшего в России, отставной колониальный чиновник вел в Петербурге роскошную жизнь, раздавая щедрые взятки и богатые подарки русским чиновникам, в благосклонности которых был заинтересован.

Покинув Россию, Симон Абрахам оказался в Польше, где в Кракове познакомился с весьма оригинальной личностью — Клаусом Шенком.

Шенк, предположительно выходец из Восточной Пруссии, был человеком образованным, знал несколько языков, включая латынь, древнегреческий и иврит. В юности он, вероятно, окончил один из университетов на севере Германии. По профессии он был библиотекарем и архивариусом. Разъезжая по Европе, он устраивался на службу библиотекарем в богатые аристократические дома или университетские библиотеки. Впрочем, долго нигде не задерживался. Была у Шенка и еще одна специальность: он был профессиональным неоплатным должником.

Будучи человеком образованным, красноречивым, приятной наружности, он умел расположить к себе окружающих. Вызвав доверие, занимал крупные суммы, а когда приходил срок платить по векселям, попросту исчезал. В долговую тюрьму он попал только один раз в Любеке, где, заняв деньги у нескольких людей и сбежав, имел неосторожность появиться в городе через пять лет. У кредиторов оказалась долгая память, и Шенк попал в тюрьму, где провел более трех лет. Каким образом ему удалось получить свободу, историкам неизвестно.

Трудно сказать, при каких обстоятельствах познакомились архивариус и отставной колониальный чиновник, но в 1738 году они путешествуют по Голландии, выступая со своего рода лекциями о счастливом, благодатном крае царя Таривари. Их выступления наполовину состояли из вольного пересказа записок разных путешественников, а наполовину из чистейших выдумок и небылиц наподобие того, что в стране Таривари на деревьях сидят райские птицы, которых можно ловить руками, а в зобу каждой из них находится изумруд размером с голубиное яйцо. После окончания лекции жулики предлагали слушателям вложить деньги в разработку богатств далекой страны. Тем, кто решался выложить деньги, они выдавали странную бумажку вроде расписки, в которой даже не оговаривалась доля прибыли. Надо ли говорить, что, собрав с помощью человеческой глупости и жадности приличный капитал, проходимцы исчезли в неизвестном направлении.

И все это происходило в стране, жители которой исстари были связаны с мореплаванием и заморской торговлей. Впрочем, мошенники старательно избегали больших и приморских городов, предпочитая аудиторию сельских лавочников, фермеров и провинциальных помещиков.

История "Компании южных морей", русской Вест-Индии и гешефт двух авантюристов в голландской провинции показывает, что жульнические предприятия, в основе успеха которых лежит человеческая глупость и желание так называемой халявы, отнюдь не порождение новейших времен. Они имеют давнюю традицию и бурно расцветают там, где есть значительные контингенты зазевавшихся вкладчиков!

ИВАН ОСИПОВИЧ КАИН

(Под этим именем проходил по документам современного угрозыска знаменитый московский уголовник XVIII века)

До середины XIX века в доме почти каждого русского простолюдина вместе с Библией, молитвословом, книгами о приключениях Бовы-Королевича и герцогини де Бурблян находилось произведение с длиннейшим названием: "Жизнь и похождения российского Картуша, именуемого Каин, известного мошенника и того ремесла людей сыщика, за раскаяние в злодействе получившего от казни свободу, но за обращение в прежний промысел сосланного навечно в Рогервик, а потом в Сибирь, написанная им самим при Балтийском порте в 1764 году".

Началась же эта история в тридцатых годах XVIII века, когда богатый купец Петр Филатьев привез в Москву из своего имения парнишку Ивана Осипова, уроженца села Иванова Ростовского уезда. Прожив в московском доме купца четыре года, парень попривык к городу и ударился в бега, прихватив крупную сумму хозяйских денег и господское платье. За воротами его поджидал сообщник, некто Петр Романов, известный всей воровской Москве под кличкой Камчатка. Приятели скрылись на городской окраине в развалинах, которых в Москве после пожара 1737 года было великое множество, и Камчатка стал учителем и наставником Осипова в воровском ремесле.

В те времена, как и сегодня, Москва была самым опасным, криминальным городом России. Каждое утро на крестцы — перекрестки — московских улиц свозили десятки трупов, чтобы родные могли их опознать. Особенно большой наплыв преступного элемента наблюдался зимой, когда в Москву съезжались прогуливать добычу мошенники и воры с ярмарок и торжков всего государства. Выбирались из лесов и разбойники. В Москве они закупали ружья, порох, свинец и оставались зимовать, поскольку прожить в лесу зимой невозможно. В Первопрестольной их ожидали подруги — проститутки, содержательницы притонов, скупщицы краденного. Самые отпетые зимовали на малинах — в пещерах по склонам многочисленных оврагов. Названия московских оврагов говорили сами за себя — Бедовый, Греховный, Страшный…

Поскитавшись по развалинам, Иван Осипов и Камчатка примкнули к воровской шайке, обитавшей в логове под Каменным мостом. Но здесь Осипову не повезло: впервые покинув убежище, он тотчас нарвался на филатьевского дворового, который сгреб его за шиворот и потащил домой.

Разъяренный хозяин приковал Осипова на цепь во дворе неподалеку от медведя, которого держали в доме для забавы. Дворовая девушка, кормившая зверя, подкармливала и узника, она же сообщала ему домашние сплетни. От нее Осипов узнал, что недавно холопы Филатьева убили гарнизонного солдата, труп которого был сброшен в старый колодец. Узник понял, что он спасен.

При первой же попытке допросить его с пристрастием он завопил: "Слово и дело!"

Филатьев пришел в ужас: роковой публичный клич доносчика о государственном преступлении тотчас приводил к аресту как самого доносчика, так и всех, на кого он указывал. Скрыть извет было невозможно — это тоже считалось государственным преступлением.

Доставленный в Московскую контору Тайной канцелярии, Осипов указал на Филатьева как на виновного в убийстве государева служивого человека. Дворовые Филатьева и труп солдата, поднятый из колодца, подтвердили показания Ивана. История умалчивает, как выпутывался из этого дела купец, но Иван Осипов покинул Тайную канцелярию с вольной — наградой, которую давали крепостным, доказавшим свой извет.

Выйдя на свободу, Осипов попадает в объятия Камчатки и компании из-под Каменного моста, и с этого момента исчезает бывший крепостной Иван Осипов и появляется удачливый московский вор Ванька Каин.

Каин сразу же выделился из серой среды московского жулья редкой изобретательностью, фантазией и знанием людей. Он, бесспорно, был криминальным талантом. Некоторые его проделки поражают находчивостью.

Однажды шайку, возглавляемую Каином, чуть не настигла погоня. Чтобы избавиться от улик, воры бросили краденые деньги и ценности в большую, глубокую лужу посреди улицы. Наступило утро, вытащить из лужи добычу при свете дня, не вызывая подозрения, было непросто. Тогда Каин и его люди угнали карету и посадили в нее одну из своих подружек, переодетую благородной дамой. Через некоторое время обыватели наблюдали привычную для Москвы сцену: у кареты отвалилось колесо, дворовые в ливреях по колено в воде пытаются его установить. Барыня же из накренившейся кареты орет на нерадивых слуг и хлещет их по щекам. Под прикрытием этой суеты и шума добыча была погружена в экипаж, колесо налажено, и карета умчалась в неизвестном направлении.

Другой раз, уходя от погони на Макарьевской ярмарке, Каин закопал украденные деньги в песок на торговой площади, а утром пришел с наспех купленным товаром и разбил на этом месте палатку, в которой под видом лавочника торговал лаптями и посмеивался над полицейскими, сбивавшимися с ног в поисках вора и похищенного.

Долгое время Каин и Камчатка промышляли воровством на ярмарках и кражами из домов московских обывателей, но потом Каин воспылал интересом к карманному воровству и примкнул к шайке короля московских карманников Сашки Мыза, обитавшего в логове близ Сивцева Вражка. Пройдя выучку у Мыза, Каин стал успешно чистить карманы на торговых переправах через Москву-реку.

Несколько раз Каина арестовывали, но всякий раз ему удавалось выпутаться благодаря собственной смекалке или помощи лихих друзей.

Черный день для него настал, когда по легкомыслию он с компанией московских жуликов решился вступить в банду атамана Зари, действовавшую на Волге.

Жизнь в лесах оказалась суровой и опасной. До этого Каин старался не проливать человеческой крови, а у Зари большая часть шайки оказалась настоящими душегубами. Разбойники не только грабили на большой дороге, но и нападали на крестьянские дворы и даже на барские усадьбы. Грабежи сопровождались убийствами и поджогами. Сведений у властей о банде Зари было больше чем достаточно, и на Волге разбойников обложили, как волков. Только к осени 1741 года группе воров-москвичей удалось вырваться в родной город, но земля горела под их ногами.

Вот тут-то заскучавшему Каину и пришла в голову мысль: прийти с повинной и предложить властям свои услуги. Судье Сыскного приказа князю Кропоткину предложение вора понравилось, и Каина решено было проверить в деле.

28 декабря 1741 года Каин привел сыскного чиновника протоколиста Петра Донского с солдатами в Зарядье и указал тайную пещеру, отрытую на речном склоне у Москворецких ворот. В пещере был арестован вор Алексей Соловьев" который подобно Нестору летописцу, при свете свечного огарка, строчил длинный список известных ему московских воров. Судя по всему, бедняга сам собирался идти с повинной. Возможно, Каин знал о его намерении сдать товарищей и стремился опередить коллегу, опасаясь попасть в его "реестр".

Поимку Соловьева Донской и Каин выставили перед начальством как задержание крупного злодея и разбойника, хотя он был всего лишь жуликом, кравшим одежду в общественных банях.

После Нового года полиция продолжила облавы по наводкам Каина, очищая одну малину за другой. Исследователи подсчитали: за время сотрудничества с полицией Каин сдал не менее трехсот своих бывших товарищей.

С февраля 1742 года Каин производит аресты даже без сопровождения сыскного чиновника, для этого ему выделили трех солдат. Вскоре он нанимает в Зарядье дом, который превращает в свой штаб. Здесь находились прикомандированные к нему солдаты, здесь его посещали чиновники сыска, агенты, просители, сюда же приводили задержанных воров, и зачастую Каин сам решал их судьбу. Одновременно в штабе Каина шла игра по-крупному в кости и карты, до которых он был большой охотник, и постоянно вертелись разные подозрительные люди.

Каин энергично укреплял свое положение в Москве, угождая в первую очередь сильным мира сего. Он охотно обслуживал высокопоставленных персон, у которых обокрали дом, ограбили родственника или слуг. Полиция была нерасторопна, а Каин действовал быстро и энергично. У него была собственная сеть агентов из числа мелких жуликов. Следя за скупками и барахолками, они быстро находили похищенные вещи и выводили Каина на грабителей. Занимался Каин и поиском беглых крепостных.

В 1744 году случилось небывалое: деятельность "доносителя Каина" была защищена особым сенатским указом. Этим указом властям вменялось в обязанность оказывать Каину всякое содействие, препятствий ему не чинить и доносам на него не давать официального хода. Указ сделал Каина фактически неприкасаемым. Благодаря этой охранной грамоте Ванька Каин на пять лет превращается в некоронованного короля криминальной Москвы.

Как справедливо отмечает современный историк Е.Н. Анисимов, пересказать подвиги Каина — значит цитировать почти дословно современную уголовную хронику.

Для отчетности Каин ловил мелких жуликов и чужих, заезжих воров, но любой преступник мог получить свободу за соответствующую мзду. Основной же доход Каину приносил рэкет, хотя тогда этого слова в России еще не знали.

Каин собирал компрометирующие сведения на богатых московских купцов и, шантажируя, собирал с них дань. Подпольные мастера и купцы-контрабандисты видели прямую пользу от дружбы с Каином. Он устранял конкурентов "своих" клиентов, конфискуя у "чужих" товар и инструменты, а иногда и сдавая их в Сыскной приказ. Он брал в заложники богатых московских старообрядцев, и без того ущемленных в правах, и отпускал только тогда, когда родственники вносили выкуп. Пожалуй, это первое в России упоминание о похищении людей с целью получения выкупа. Периодически Каин устраивал по Москве торговые инспекции. Ловил на недовесе казенных торговцев солью, торговцев запрещенными или краденными товарами, а потом, взяв с них дань, отпускал. Все реже он привлекал к своей деятельности сыскных чиновников и солдат. Он обзавелся собственным вооруженным отрядом, составленным из головорезов, считавшихся изгоями даже в уголовном мире, и полностью зависимых от него. За "гвардией" Каина числились не только вымогательства и похищения людей, но даже грабежи и убийства на большой дороге.

Летом 1748 года Каин задержал и передал в Сыскной приказ своего учителя Петра Камчатку, которого после пыток сослали в Оренбург на вечную каторгу. Это предательство старого друга, в прошлом не раз спасавшего его от тюрьмы и виселицы, показывает, что Ванька дошел до края. Развязка была близка.

Сгорел Каин, как это часто случается, из-за женщины. Он соблазнил и бросил пятнадцатилетнюю девушку, дочь отставного солдата Федора Тарасова. Тарасов оказался человеком пробивным и со своею жалобой дошел до самого генерал-полицмейстера Москвы Алексея Татищева.

Татищев давно с подозрением присматривался к деятельности Каина и его покровителей из Сыскного приказа. Каин был арестован. В тюрьме он попытался прибегнуть к старому фокусу — выкрикнул: "Слово и дело!" Его отправили в московскую контору Тайной канцелярии, где очень быстро выяснили, что никаких сведений о государственном преступлении у Каина нет и что донос его ложный. Каина вернули назад Татищеву, который засадил его в карцер на хлеб и воду. Перед королем преступной Москвы явственно замаячили кнут и дыба.

Ванька, давно отвыкший от подобного обращения, ужаснулся и начал давать показания на чиновников Сыскного приказа как на своих сообщников. Спасая себя, он раскрыл многих высокопоставленных взяточников. Татищеву стало ясно, что сыскные чиновники с помощью Каина не только вели спокойную бездельную жизнь, но фактически находились у него на содержании. Обнаружились чиновники, получавшие взятки и подарки от Каина, и в городской полиции, и в Раскольничьей комиссии, и даже в Сенатской канцелярии. Дело приобрело необыкновенно скандальный характер, и Татищев просил императрицу Елизавету Петровну создать особую комиссию, поскольку доверять московским полицейским и чиновникам в ходе следствия он не мог.

Сыскной же приказ добивался, чтобы Каина выдали ему для более детального расследования дела. Чем закончилось бы для Каина это более детальное расследование, догадаться нетрудно. Вряд ли Ванька прожил бы в тюрьме сыскного приказа более двух суток. Татищев это прекрасно понимал и усилил караулы, охранявшие Каина, и арестовал наиболее ретивых чиновников Сыскного приказа.

Отдать под суд кого-либо из чиновников-взяточников комиссии не удалось. Все они в один голос твердили: мол, о преступлениях Ваньки Каина не знаем. А если чем и одаривал злодей, то только шляпами, платками и перчатками, которые они брали с отвращением и только по бедности, ибо жалование у них маленькое и часто задерживается. Комиссия ограничилась тем, что вычистила Сыскной приказ, уволив со службы наиболее замаранных сотрудников.

В 1755 году Сенат приговорил Ваньку Каина и его ближайшего помощника, некого Шинкарку, к смертной казни, которую потом заменили наказанием кнутом, вырыванием ноздрей, клеймением и ссылкой в вечную каторгу.

Попав на каторгу в Рогервик в Курляндии, Каин кайлом не работал и тачку не катал. По воспоминаниям А.Т. Болотова, служившего на каторге конвойным офицером, заключенные с деньгами на строительстве дамбы не работали, а вели спокойную, приятную жизнь в помещениях, отдельных от общих арестантских казарм. Находясь в Рогервике, Каин написал (или надиктовал) свое жизнеописание, ставшее народным бестселлером. Позже он был сослан в Сибирь, где следы его теряются.

Нетрудно заметить, что биография Ваньки Каина чем-то похожа на биографию Франсуа Видока, французского авантюриста, преступника, заключенного и в конце концов сыщика, фактически создавшего в 1831 году знаменитую французскую криминальную полицию Сюрте. Жизнеописание Видока, составленное по его воспоминаниям, в свое время также пользовалось огромной популярностью. Ваньку Каина иногда называют русским Видоком, хотя справедливее было бы, наоборот, Видока называть французским Ванькой Канном.

КРОВАВЫЙ ПСЕВДОНИМ

(Возможно, под зловещим прозвищем Джека-потрошителя скрывалась женщина!)

7 августа 1883 года в пять часов утра жилец одного из многоквартирных домов в лондонском Ист-Энде Джон Риверс, отправляясь на работу, обнаружил на лестничной площадке человеческое тело, лежащее в огромной луже крови. Ривс немедленно вызвал полицию.

Полицейские быстро установили, что труп принадлежит местной проститутке Марте Тернер. Врач насчитал на теле убитой 39 ножевых ран. Убийство Тернер не вызвало особого волнения среди полицейских. Ист-Энд был одним из самых бедных и неблагополучных в криминальном отношении районов Лондона, и поножовщина случалась здесь довольно часто.

Через три недели в этом же районе кэбмен обнаружил в придорожной канаве тело еще одной мертвой женщины. Полиция опознала в убитой Мэри Николс, также проститутку. Горло Николс было перерезано, и, кроме того, она была буквально выпотрошена. После второго убийства полицейский врач заявил, что, по его мнению, преступник неплохо разбирается в хирургии и что это тот же человек, который убил Тернер (в дальнейшем это опрометчивое заявление сослужит следствию плохую службу).

8 сентября неведомый преступник убил проститутку Энн Чепмен. Горло женщины было перерезано, живот распорот.

Лондон, а в особенности Ист-Энд, охватила паника. Никто не сомневался, что все три убийства — дело рук одного злодея. Было очевидно, что он убивает женщин легкого поведения и получает удовольствие от совершаемого убийства. Нанеся жертве смертельный удар, он продолжает с остервенением кромсать ее тело.

Полиция делала все, чтобы задержать маньяка. Раз за разом проводились облавы в лондонских трущобах, задерживались бродяги, подозрительные иностранцы, ранее судимые преступники, люди с психическими отклонениями. Было много задержанных, но всех рано или поздно приходилось отпускать, ибо при тщательной проверке оказывалось, что ни один из арестованных не причастен к убийствам в Ист-Энде.

27 сентября впервые прозвучало прозвище "Джек-потрошитель". Так было подписано письмо, которое пришло в Британское агентство новостей якобы от имени убийцы. В письме он хвастался совершенными убийствами и обещал не прекращать их в дальнейшем.

30 сентября жертвами маньяка стали сразу две женщины. Первую обнаружил ломовой извозчик в одном из ист-эндских дворов. Убийца скрылся с места преступления буквально за минуту до появления кучера. Кровь еще лилась из раны на шее жертвы. Через сорок пять минут после этого убийства обнаглевший преступник убивает проститутку Кэт Эддоуз в пятнадцати минутах ходьбы от двора, где он совершил первое в этот день убийство. Маньяк изрезал тело Кэт так, что ее с трудом удалось опознать.

На следующий день агентство новостей получило открытку за подписью "Джек-потрошитель", в которой он признавался в двух новых преступлениях и глумился над беспомощностью полиции. Ныне уже доказано, что и письмо, и открытка были дурной выходкой какого-то шутника, но в то время они воспринимались полицией как подлинные послания маньяка-убийцы.

Власти усилили лондонскую патрульную службу полицейскими, командированными из других городов, и вывели на улицы военные подразделения. Солдаты королевской гвардии патрулировали беднейшие кварталы столицы. Но все эти меры и усилия сыщиков Скотленд-Ярда были напрасны. Убийца будто бы стал невидимкой.

Вокруг лондонской полиции разгорелся грандиозный скандал. Дело о малорезультативной работе полицейских обсуждалось на самом высоком правительственном уровне. Было предложено немедленно подать в отставку главе лондонского криминального сыска комиссару Чарльзу Уоррену. Даже престарелая королева Виктория лично выразила недовольство работой лондонских сыщиков.

9 ноября "Джек-потрошитель" нанес очередной удар. На этот раз его жертвой стала молоденькая симпатичная Мэри Келли. Девушка начинала свою "карьеру" на панели, но уже год жила на содержании нескольких богатых стариков. Она была убита в своей уютной квартирке на первом этаже дома по Дорсет-стрит. На этот раз убийца расчленил тело несчастной на куски и аккуратно разложил их вокруг окровавленного торса.

Лондон замер в ужасе и… больше ничего не случилось. "Джек-потрошитель", будто насытившись кровью, исчез. Убийств больше не было.

Титанические усилия полиции ни к чему не привели. Преступник остался неразысканным. Также остался открытым вопрос: почему "Джек-потрошитель" внезапно прекратил свои преступления?

Существует множество версий о том, кто же скрывался под зловещим прозвищем "Джек-потрошитель".

Наиболее популярная, ставшая почти официальной, версия, утверждающая, что "Джеком-потрошителем" был фанатично религиозный врач, который, убивая проституток, пытался таким образом искоренить порок. Согласно этой версии, после шестого преступления он покончил жизнь самоубийством.

Есть и более замысловатые предположения. По одному из них, убийцей был хирург, целью которого было разыскать и убить Мэри Келли, которая заразила его сына сифилисом. Всех остальных женщин он якобы убил в процессе поиска, дабы не оставлять свидетелей.

Есть и романтическая версия, по которой преступником был блестяще образованный красавец аристократ, под внешним лоском которого таилось опасное безумие. После шестого убийства близкие узнали, чем забавляется по ночам их родственник, и навечно упрятали его в частную клинику для душевнобольных.

Упорные слухи связывали имя потрошителя с герцогом Кларенсом, внуком королевы Виктории. К сожалению любителей скандальных тайн королевской семьи, исследователи недавно доказали, что в то время, когда были совершены как минимум два убийства, герцог охотился в Шотландии.

Есть и политическая версия событий, особенно любимая кинематографистами, согласно которой за жестокими убийствами в Ист-Энде стояли масоны.

Позже появился и добровольный кандидат в "джеки-потрошители". Это был некий Томас Крим, похождения которого подробно описаны в книге Кира Булычева "Конан-Дойль и Джек-потрошитель".

Крим был врачом, сексуальным маньяком, брачным аферистом и убийцей одновременно. Он зарабатывал на жизнь тайными абортами (аборты тогда были повсеместно запрещены) и сознательно в ходе операций искалечил нескольких женщин, сделав их на всю жизнь инвалидами. В дальнейшем он развлекался тем, что травил лондонских проституток капсулами со стрихнином, выдавая их за лекарство. Приговоренный к смерти, Крим даже под виселицей кричал, что он и есть прославленный Джек-потрошитель. Журналисты разнесли его признание по газетам, не обратив внимания на явные нелепости этой сенсации. Убивая, Крим никогда не использовал холодное оружие, его слабостью был яд. И, кроме того, когда Лондон трепетал перед "Джеком-потрошителем", Крим преспокойно сидел в тюрьме штата Иллинойс. Что же касается его признания, то, судя по всему, преступник ко всему прочему страдал и манией величия.

Был еще один человек, который утверждал, что он раскрыл тайну Джека-потрошителя. В 1890–1891 годах в некоторые английские третьеразрядные газеты поочередно обращался частный детектив Юджин Бонг, специализировавшийся на частном розыске краденого. Бонг заявлял, что в 1888 году он провел в Ист-Энде частное расследование и ему известно, кто скрывался под дьявольской маской Джека-потрошителя. Он намекал на то, что разгадка тайны необыкновенно проста и в то же время столь удивительна, что читающая публика просто ахнет. У Бонга была довольно скверная репутация. Он поддерживал подозрительные связи в криминальной среде, был хвастлив и слыл, мягко говоря, не очень правдивым человеком. Кроме того, за свои сведения он требовал столь невероятную по тем временам сумму, что ни одна газета не решилась заключить с ним сделку. Тем более что в это время читательский интерес к Джеку-потрошителю уже упал. Вскоре Бонг эмигрировал в США. Разыскать документальные сведения о его пребывании в Америке пытался английский журналист и историк Д. Вайс, но без особого успеха. Вайс установил, что до 1895 года Бонг проживал в Питсбурге, где пытался без особого успеха заниматься все тем же частным сыском. Дальнейшие его следы теряются.

В наши дни Джек-потрошитель вновь стал объектом пристального интереса историков. Периодически тот или иной исследователь пытается разгадать вековую тайну. При этом все исследователи совершают одну и ту же ошибку — беря в основу своего исследования материалы полицейского следствия, они пытаются по-новому толковать их, не подвергая сомнению основные утверждения сыщиков прошлого. Попытаемся исправить эту ошибку.

Первый вывод полицейского расследования гласит, что все шесть убийств совершил один и тот же человек. Так ли это?

При внимательном рассмотрении становится ясно, что два убийства, первое и последнее, отличаются от прочих. Первая жертва, Марта Тернер, получила 39 ножевых ран на темной лестничной клетке. Характер ранений свидетельствует не столько о садистских наклонностях преступника, сколько о владевшей убийцей неистовой ярости. Для Ист-Энда это убийство обыденно. Могло иметь место убийство на почве ревности или ссора из-за денег между проституткой и ее сутенером. Именно поэтому убийство Тернер не вызвало особого беспокойства у полицейских.

Последнее убийство отличается тем, что впервые преступник расправился с жертвой не на улице, а в ее квартире, расчленив ее тело, чего он раньше никогда не делал.

Таким образом, делом рук Джека-потрошителя, по внешним признакам, бесспорно можно считать четыре трупа.

Второй вывод расследования утверждал, что все убийства не имеют под собой никаких мотивов, кроме ненормальных наклонностей преступника.

Возможно, это и так, но следует отметить, что жестоко изуродованные тела жертв могут служить как доказательством психической ненормальности убийцы, так и свидетельством об акте жестокой мести или ритуальности совершенного преступления. Вероятно, полиции не следовало останавливаться исключительно на версии о маньяке, а более старательно искать иные мотивы.

Третий вывод — убийца был представителем образованных слоев общества и, вероятнее всего, хирургом или человеком, сведущим в анатомии. Этот вывод самый шаткий.

Современный судмедэксперт профессор Е.Х. Баринов не нашел в описаниях изуродованных тел никаких особых указаний на то, что убийца был знатоком анатомии. Единственное, что можно отметить, это то, что у Джека-потрошителя был хороший, остро отточенный нож, возможно, и правда хирургический, но это само по себе не свидетельствует о том, что преступник был медиком. Слухи же о враче-убийце муссировало полицейское начальство, дабы оправдать свои неудачи нетипичностью личности преступника. Многие же рядовые полицейские относились к этой версии весьма скептически. Справедливо полагая, что в атмосфере всеобщего страха, когда все газеты трубили о враче-убийце, ни одна проститутка поздней ночью не пошла бы в темную подворотню или подъезд с незнакомым хорошо одетым джентльменом, тем более в Ист-Энде, где по-джентльменски одетые люди и днем встречались нечасто.

На наш взгляд, разгадка тайны кроется именно в прямо-таки обескураживающей доверчивости жертв. Убийца никогда не преследовал свои жертвы, и они ни разу не оказали ему сопротивления. Ист-Энд — густонаселенный район, и в случае шума борьбы, криков о помощи они бы наверняка были зафиксированы в показаниях свидетелей, но этого не происходило. Несчастные до последнего момента не подозревали об угрожающей им опасности. Особенно ярко это проявилось в убийстве Кэт Эддоуз. Когда убийца уговорил женщину последовать за ним в темный переулок, его одежда, по утверждению полицейских, должна была быть в крови предыдущей жертвы, и тем не менее женщина ничего не заподозрила.

Во время следствия сыщики Скотланд-ярда подозревали, что убийца был прекрасно известен своим жертвам и пользовался их полным доверием. Поэтому они тщательно проверяли сутенеров, содержателей публичных домов, постоянных клиентов, хозяев и прислугу баров и пивных, которые посещали погибшие. Алиби каждого мужчины тщательно проверялось по всем шести случаям, но результат был нулевой. Полиции не удалось не только задержать убийцу, но и выявить хотя бы одного "перспективного" подозреваемого.

Таким образом, отбросив романтические, ничем не подтвержденные версии о чадолюбивом хирурге, враче-фанатике, сумасшедшем аристократе, мы придем к потрясающему выводу: в условиях страха и истерии, охвативших Ист-Энд, когда женщины с ужасом глядели на каждого встречного мужчину, беззаботно и без опасений последовать ночью за Джеком-потрошителем девица легкого поведения могла только в том случае… если Джек-потрошитель был женщиной!

Именно в этом заключалась неуловимость убийцы. И суровые постовые "бобби", прочесывавшие лондонские трущобы, и мудрые инспектора в кабинетах Скотленд-Ярда искали мужчину и только мужчину. Сами взгляды людей старого доброго XIX века не допускали и мысли о том, что автором садистских ножевых уличных нападений может быть представительница слабого пола.

Здесь мы вступаем в область предположений. По нашему мнению, первое место среди подозреваемых должна занять шестая жертва Джека-потрошителя — Мэри Келли. Если допустить, что Джеком-потрошителем была именно она, то становится понятным, почему сразу после ее смерти убийства прекратились. Следует отметить, что двойное убийство 30 сентября произошло в ста метрах от ее квартиры. О мотивах преступлений мы можем только гадать. Возможно, у девицы были какие-то ненормальные склонности, но нельзя исключить и крайне жестокую, но, по сути, обыкновенную месть или какую-либо другую причину.

Косвенно в пользу этой версии свидетельствуют хранящиеся в архивах Скотленд-Ярда записи допросов ист-эндских проституток, когда инспектора собирали сведения о личностях убитых женщин. "Коллеги по работе" характеризовали Мэри Келли как девушку довольно странную. Периоды глубокой апатии и уныния легко сменялись в ее поведении приступами истерической веселости. Подруги видели причину этого в том, что Мэри покуривала опиум. Более того, за год до трагических событий 1883 года полиция задержала Мэри Келли за то, что она во время ссоры с подругой в одном из баров бросилась на нее с бритвой в руке.

Что касается смерти самой Келли, то ее, возможно, выследил и убил любовник, а скорее всего, сутенер одной из погибших проституток. Нельзя исключить, что в квартире на Дорсет-стрит орудовала целая компания дельцов, кормящихся от проституции, которых крошка Мэри лишила своими ночными развлечениями части дохода. Ведь когда в трущобах Ист-Энда зверствовал Джек-потрошитель, проститутки боялись выходить на работу. Тело же Мэри Келли было зверски расчленено либо просто по злобе, либо для того, чтобы списать ее убийство за счет ее же преступлений.

Если высказанные предположения о личности Джека-потрошителя верны, то эту историю вполне мог раскопать в 1888 году Юджин Бонг, занимаясь частным сыском в трущобах Ист-Энда. Именно ее и хотел поведать газетчикам неудачливый детектив.