Как они были забыты и открыты вновь

Древние Вейи, в те дни и вы называлися царством, Гордо на форуме там трон золоченый стоял, Нынче поет среди стен лишь унылая дудка пастушья. Зреют на ваших костях в поле широком хлеба.

Проперций[1]

Может быть, с этрусками не было бы связано столько загадок, если бы сохранилось одно сочинение. Написал его Клавдий — римский император, правивший в 41—45 годах н. э. По мнению одних, он был столь мудр, что притворялся глупым, а по мнению других, утверждающих, что никто не притворяется глупцом,— был действительно глуп. Как властитель Клавдий ничем не выделялся, зато, кажется, любил писать и увлекался науками, особенно историей. По свидетельству своего биографа Светония[2], он нашел наряду с многочисленными историческими произведениями трактат об игре в кости и восемь книг мемуаров. Любовь к изучению прошлого Клавдий проявлял еще в молодости. Тогда он читал свои произведения вслух. Будучи императором, он продолжал писать, но уже сам не выступал, а передавал свои работы для оглашения чтецам.

Среди его исторических произведений были два, которым он придавал большее значение, чем остальным. Об этом свидетельствует тот факт, что он написал их на греческом языке, знанием которого гордился.

«Карфадоника», или «История Карфагена»[3], и «Тирреника» — «История тирренов», или, как сказали бы мы сейчас, «История этрусков», — были объемистыми трудами: «Карфадоника» состояла из восьми, «Тирреника» — из двадцати книг. Мы не знаем, написал ли их Клавдий еще в молодости или позднее, однако бесспорно, что в тот период, когда он занимал трон, книги эти были в чести. Как рассказывает Светоний в жизнеописании Клавдия, «он присоединил к старому Александрийскому музею[4] новый, названный его именем, и распорядился, чтобы из года в год по установленным дням сменяющиеся чтецы оглашали в одном из них этрусскую историю, в другом — карфагенскую: книгу за книгой, с начала до конца, как на открытых чтениях». К этому следует добавить, что Александрийский музей был одним из важнейших культурных и научных центров древнего мира.

Что же заставило Клавдия заниматься историей именно этих двух древних народов? Был ли его интерес к карфагенянам и этрускам лишь случайным или он отражал стремление глубже заглянуть в тот исторический период, когда Рим скромно стоял у самого начала своего пути и вынужден был отвоевывать позиции в Италии в борьбе против этрусков и греков, а за пределами полуострова — против карфагенян? Мы этого не знаем и можем лишь догадываться о содержании этих книг.

Дело в том, что произведения Клавдия об этрусках и карфагенянах не сохранились. По всей вероятности, двадцать книг Клавдия об этрусках — а интересуют нас прежде всего именно они — были своеобразной энциклопедией познаний об этом народе. Судя по объему труда Клавдия, император, очевидно, еще не имел причин жаловаться на скудость источников.

Раскопки "Склепа Тифона" в тарквиниях. Гравюра XVIII в.


В I веке н. э. он располагал множеством свидетельств, которые до нас уже не дошли. Он мог видеть памятники этрусской культуры, впоследствии разрушенные. Он слышал речь этрусков. Правда, в его время она звучала все реже, но все же еще раздавалась в этрусских городах. Он мог встречаться с этрусками, причем не только в Этрурии, но и непосредственно в императорском дворце. Ведь к этому народу принадлежала его первая жена, Плавтия Ургуланилла. Через нее Клавдий познакомился с ее родней и благодаря этому был сравнительно тесно связан с этрусским миром своей эпохи.

Как поражает нас это обилие легкодоступных сведений сегодня, когда мы смотрим на молчащие этрусские надписи и следим за титаническими усилиями их расшифровать!

Произведения Клавдия, однако, уже в то время были явлением исключительным. Клавдий систематизировал сведения, которые до него, насколько нам известно, не были обобщены ни в одном самостоятельном исследовании. Странным может показаться и то, что они принадлежали перу римлянина, а не этруска. Это тем более удивительно, что в эпоху императоров было немало образованных этрусков, которые нередко занимали высокое положение и могли бы при желании сами написать произведения, подобные трактату Клавдия, если не лучше.

Вот, например, Гай Цильний Меценат, выдающийся политик и доверенное лицо цезаря Августа. Его имя стало нарицательным: пользуясь своим влиянием, Меценат поддерживал деньгами одаренных поэтов и художников. К ним относился известный римский лирик Гораций. Из его стихотворений мы узнали, что у Мецената были царские предки. Трудно сказать, что имел в виду поэт, но дословно его выражение означает, что Меценат происходил из древнего аристократического рода, который занимал ведущее положение в одном из этрусских городов. Родовое имя Цильний часто встречается в Арреции, городе, расположенном на севере Этрурии. Не исключено, что предки Мецената происходили именно оттуда.

Несмотря на то что Меценат, этруск по происхождению, был близок к искусству, не сохранилось никаких сведений о том, что он интересовался прошлым своего народа. Судя по всему, он больше внимания уделял проблемам, которые ставила перед ним его эпоха.

То же самое можно сказать и о другом этруске — авторе сатирических басен Авле Персии Флакке, выходце из этрусского города Волатерры. И он проявлял больше интереса к современным проблемам Рима, чем к истории своего народа. Его дидактические сатиры являются реакцией на римские нравы.

Некоторым исключением среди оримлянившихся этрусков был друг Цицерона[5] Авл Цецина, который тщательно изучал этрусскую «науку» толкования молний. Вероятно, именно от него Цицерон почерпнул сведения о предсказаниях этрусками будущего, на которые ссылается в труде о гадании. Цецина, истинный сын Этрурии, верил в действенность древних этрусских ритуалов, которым его обучил отец.

Когда в 58 году До н. э. Цицерон был изгнан, Цецина предсказал, что он вскоре вернется. Предсказание сбылось, Цицерон вернулся. Однако спустя десять лет в изгнание отправился сам Цецина: в гражданской войне между Цезарем и Помпеем он стал на сторону Помпея и даже сочинил памфлет на Цезаря. Победивший Цезарь в наказание сослал его. Цецине не помогли ни связи Цицерона, ни его собственная книга «Жалобы». Последние следы Цецины ведут из Сицилии в Азию и там теряются.

О Цецине напоминают лишь редкие ссылки на его произведения у Плиния Старшего[6], несколько цитат, приводимых в «Вопросах естествознания» Сенеки[7], и немногочисленные письма к Цицерону.

Примечательно, что и Цецина проявлял интерес исключительно к этрусской науке о предсказаниях, т. е. к той области этрусской культуры, которая оказалась наиболее долговечной и продолжала существовать даже тогда, когда этрусков как народа не стало.

Этрусское зеркало. Воин на коне.


Другие известные нам исторические деятели, этруски по происхождению, не оглядывались назад и не причисляли себя к народу, который уже сыграл свою роль на исторической арене.

Это бесспорный признак неотвратимой гибели.

Вследствие отсутствия у этрусков интереса к своему прошлому обобщить все, что было известно об истории этрусского народа, выпало на долю греков и римлян. Но их занимала в первую очередь история собственного народа, они, по-видимому, не желали тратить время на систематическое отыскивание сведений об историческом развитии этрусков. Однако они все же упоминают об этрусках. Греческие и римские историки, жившие при закате Римской республики и становлении империи и изучавшие мифический период римской истории, должны были, хотели они того или нет, хотя бы вскользь говорить об этрусках. Авторы, занимавшиеся географическим описанием Италии, не могли пройти мимо обширной области, которую занимала Этрурия. Однако их сообщения об этрусках носят случайный характер, касаются в основном отдельных фактов, легендарных событий, тех или иных достижений этрусков и не отличаются ни точностью, ни глубиной. Ведь внимание историков было сосредоточено на других проблемах, этруски существовали для них только в связи с римлянами и в тени Рима, который, по их представлениям, с самого начала занимал на Апеннинском полуострове ведущее положение.

Как мы увидим, подобный взгляд далек от исторической действительности. Но что еще хуже — он явился ситом, через которое просеивались сообщения об этрусках и их роли в истории Италии и Средиземноморья. Это привело к многочисленным искажениям истины. Покров забвения, который уже лег на события прошлого, тем самым увеличился еще на один слой полуправд и легенд.

По злой воле судьбы, до нас дошел не подробный труд Клавдия, а лишь некоторые источники, из которых он черпал данные.

Наиболее полное описание этрусков принадлежит Диодору, историку I века до н. э., писавшему по гречески. Приводимые им сведения об этрусках не являются плодом его самостоятельных исследований. Он заимствовал их, как, впрочем, и многие другие факты, из работ греческого историка Посидония, жившего на рубеже II и I веков до н. э. Более или менее дословное заимствование целых отрывков не являлось в древности чем-то предосудительным, подобный образ действий никого не смущал. И Диодор, насколько мы можем судить по отдельным трудам, достаточно широко пользовался трудами Посидония и нередко просто переписывал их.

Итак, Диодор, точнее — Посидоний, рассказывает об этрусках:

«Они отличались мужеством, захватили обширную территорию и заложили много славных городов. Они также выделялись своими морскими силами и долгое время владычествовали на море, так что благодаря им соседнее с Италией море получило название Тирренского. Для совершенствования сухопутных войск они изобрели горн, очень помогающий при ведении войны и названный в их честь тирренским. Высших воинских начальников они удостоили звания ликторов, предоставили им право сидеть в креслах из слоновой кости и носить тогу с красной полосой. В домах они построили очень удобные колоннады, чтобы заглушать звуки, издаваемые многочисленной челядью. Большую часть этого переняли римляне, завели в своих поселениях и улучшили. Они жадно учились, в первую очередь письменности, науке о природе и богах; больше всех других людей они занимались наукой о молниях. Поэтому до сих пор ими восхищаются правители почти всего мира и используют их в качестве толкователей предзнаменований, посылаемых богами с помощью молний. А так как они живут на земле, которая, возделанная, рожает им все, то урожай их плодов достаточен не только для того, чтобы питаться, но и приносит богатый доход, позволяет жить с излишествами. Дважды в день они заставляют готовить себе богатые блюда и другие вещи, обычные при роскошной жизни. Они приобретают простыни, расшитые цветами, и множество серебряных чаш, и рабов для обслуживания их; одни рабы отличаются красотой, другие облачены в одежды, более дорогие, чем подобает рабу. А просторные жилища имеет не только их прислуга, но и большинство свободных. Силу свою, которая издавна была предметом зависти других, они полностью растратили.

Понятно, что они лишились боевой доблести своих отцов, если проводят время в оргиях и недостойных мужчины развлечениях. Их расточительности способствовала не в последней степени богатая земля. Ибо они живут на земле весьма тучной, на которой можно возделать все, и собирают богатый урожай всех плодов.

В Этрурии всегда хороший урожай, и раскинулись в ней обширные поля. Она разделена крутыми холмами, тоже пригодными для обработки. Там достаточное количество влаги не только зимой, но и летом».

Сведения об этрусках встречаются во многих местах пространного произведения Диодора, но они относятся к конкретным историческим событиям, к многочисленным военным конфликтам, из которых этруски всегда выходили побежденными. Такой же конкретный характер имеют и многие сообщения других историков: их внимание привлекали главным образом сражения, результаты которых оказывали большое влияние на развитие событий древности. Естественно, конечно, что историки охотно упоминали о своих победах и чужих поражениях. Исключение составляют сведения о религии этрусков. Она явно возбуждала интерес, особенно их умение предсказывать будущее.

Об этрусках говорит и Тит Ливий, известный римский историк, живший в начале нашей эры и прославившийся объемистым произведением «Римская история от основания города», в котором он изложил историю Рима от ее легендарных истоков до современной ему эпохи. Однако характеристика этрусков, данная Ливием, беднее, чем описание Диодора:

«Туски еще до основания Рима владели огромными пространствами на суше и на море. Наименования нижнего и верхнего морей, омывающих Италию наподобие острова, указывают на прошлое могущество тусков, потому что италийские народы одно море назвали Тусским, по имени этого народа, а другое Атриатическим морем, по имени Атрии, колонии тусков; греки эти самые моря зовут одно Тирренским, а другое Адриатическим. И, простираясь от одного до другого моря, туски заселили оба края, основав там по двенадцати городов, раньше по ту сторону Апеннин до нижнего моря, а с течением времени выслав колонии и по ту сторону Апеннин, в таком же числе, сколько и метрополий, и заняв этими колониями все местности за рекою Падом вплоть до Альп, за исключением земли венетов, заселяющих угол морского залива».

Одновременно с Ливием жили два известных ученых, писавших на греческом языке, — географ Страбон и историк Дионисий из Галикарнаса. У них было достаточно оснований упоминать в своих работах об этрусках.

Однако оба они руководствовались общим направлением своих трудов.

«До тех пор, пока у этрусков был один правитель,— рассказывает Страбон, — они были очень сильными. Но со временем их организация, вероятно, распалась, и они разбились на отдельные города, уступив нажиму соседнего населения. Ибо в противном случае они бы не оставили тучную землю и не пустились бы в разбой на море, одни на этих, другие на тех водах. Ведь они были способны, объединившись, не только отразить нападение, но и сами нападать и предпринимать далекие экспедиции».

Дионисий Галикарнасский создал обширный исторический труд об основании Рима. По характеру этого исследования на его страницах не могли не появиться сообщения об этрусках. Дионисий ставил перед собой вполне определенную цель — он интересовался различными важными событиями и изменениями в государственно-правовой области. Поэтому не удивительно, что в его труде можно прочитать следующее сообщение:

«Как некоторые рассказывают, принесли (этрусскому царю в Риме Тарквинию[8]) двенадцать топоров, по одному из каждого этрусского города. Это, как кажется, этрусский обычай, что перед каждым правителем идет ликтор, который кроме связки прутьев несет и топор. И каждый раз, когда эти двенадцать городов предпринимали совместное выступление, они передавали эти двенадцать топоров одному правителю, которому поручали общее командование».

Так Дионисий Галикарнасский описывает истоки символики власти римских чиновников — связки прутьев с воткнутым в них топором, которая означала их право применять к провинившимся телесные наказания и даже казнить.

Сведения об этрусках, их истории и жизни, приводимые греческими и римскими авторами, иногда совпадают, иногда дополняют друг друга, а иногда находятся в противоречии. В одном случае, как мы узнаем в дальнейшем, такое противоречие создало проблему, которая по сей день вызывает ожесточенные споры.

Однако, судя по всему, в начальный период Империи римляне имели четкое представление о роли этрусков в истории человечества, об их познаниях и достижениях. Некоторые стороны их жизни были известны более досконально. Это касается особенно римского периода истории этрусков. Тем не менее, несмотря на наличие довольно полных сведений об этрусской цивилизации, они явно не составляли всеобъемлющей и объективной картины жизни этого народа.

В I веке н. э. этрусская культура еще не была загадкой, но вскоре у рампы исторической сцены стали развертываться новые события, а представления об этрусской цивилизации постепенно затуманились и стерлись из человеческой памяти.

Со II века н. э. язык этрусков, без сомнения, перестал быть живым, разговорным языком. Интерес античных писателей к этрускам, их истории и жизни ослабел. Это вполне понятно: с конца II века н. э. начался постепенный, но неудержимый упадок римского могущества, а это обстоятельство вовсе не благоприятствовало оживлению интереса к этрускам. Кстати, это относится не только к этрускам. Внимание римлян было поглощено жгучими социальными, хозяйственными, военными и другими проблемами, и такая ситуация не стимулировала исторические исследования. Те же исторические труды, которые появлялись, за редким исключением, не представляли собой научной ценности. Вместо серьезных и глубоких работ по истории Рима стали распространяться краткие обзоры важнейших событий, причем нередко совершенно невразумительные. Авторы подобных обзоров не утруждали себя скрупулезным исследованием исторических фактов.

В этих работах лишь изредка встречаются более или менее ценные сведения, которые могут обогатить наши знания об этрусках. Чаще всего в них повторяются легенды об этрусских царях, правивших когда-то в Риме, и сообщения о сражениях, в которых участвовали этруски. Однако иногда сведения и такого рода имеют известную ценность, особенно если они пересказывают источник, который до нас не дошел и о котором мы иначе вообще не узнали бы.

К подобным сведениям относится, например, сообщение о событии, происшедшем в 265 году до н. э. в этрусском городе Вольсиниях. Мы узнаем о нем из короткой цитаты из произведения Тита Ливия, которую во II веке н. э. вставил в свою работу римский историк Юлий Флор, а также из работы христианина Павла Орозия «История против язычников», написанной в V веке н. э.

Флор отметил лишь самые общие черты события:

«Вольсинская война. Последними из жителей Италии под защиту (Рима) попали вольсинцы, самые богатые из этрусков, которые когда-то попросили о помощи в борьбе с рабами, обратившими против своих господ свободу, им дарованную, захватившими управление городом и державшимися господами. Однако они были наказаны Фабием Гургием».

Орозий, живший почти на три столетия позже, рассказывает об этом намного подробнее:

«В то время вольсинцы, самые могущественные из этрусков, оказались из-за стремления к излишествам почти на краю гибели. Вследствие того, что их беззаботность превратилась в привычку, они предоставляли рабам скопом свободу, приглашали их на свои трапезы, сочетались с ними браком. Вольноотпущенники, которые получили некоторую власть, замыслили обрести ее всю преступным путем и после того, как избавились от ига рабства, воспылали мечтой о владычестве и прокляли своих бывших господ, которым верно служили, пока те были их хозяевами. Итак, вольноотпущенники, которые задумали преступление,— а их было такое количество, что смелая попытка эта закончилась удачей, — захватили город и присвоили имущество и жен своих господ, а самих их лишили крова и изгнали. Несчастные, изгнанные, голодные, они пришли в Рим. Там они рассказали о своей горькой судьбе и с плачем высказали свои жалобы. Римляне отомстили за них и своей властью способствовали восстановлению их бывшего положения».

И, как мы знаем из Флора, сами захватили город.

Но у самого Тита Ливия, который, бесспорно, был одним из основных источников сведений о событиях в Вольсинии, мы этот рассказ не найдем. Книга, в которой о них говорилось, утеряна. О ней сохранилось лишь более чем лаконичное описание, в котором говорится: «Книга содержит также рассказ об успешных сражениях с пунами и Вольсиниями».

Трудно поэтому сказать, кто из двух авторов передал рассказ Тита Ливия точнее. Еще труднее определить, как в действительности разыгрывались описываемые события. Дело в том, что из других сообщений мы узнаём, что Фабий Гургий, который, согласно Флору, усмирил восставших, был в этой битве ранен и умер еще до того, как город сдался. Триумф над Вольсиниями отметил в 265 году до н. э. Фульвий Флакк.

В то время, когда сама этрусская культура почти исчезла и начала стираться из памяти людей, об этрусках упоминали кроме историков поборники христианства. Они атаковали их верования, особенно сравнительно широко распространенные предсказания будущего. О самих этрусках первые христиане не сообщали ничего нового, но их упоминания — важное свидетельство того, что, несмотря на противоборство других культов, в частности все шире распространявшегося христианства, некоторые религиозные представления этрусков еще сохранялись, намного пережив породившую их культуру.

Батальная сцена, украшающая боковой щит этрусской колесницы VI в до н. э.


Подавляющее большинство более поздних писателей, как христианских, так и языческих, имеет об этрусках уже неясные, а порой и искаженные представления. Этрусков-тирренов смешивали с иберами, жителями Испании, и сообщения о событиях, связанных с историей этрусков, все чаще сменяются лаконичными упоминаниями о прошлых временах. Само понятие Этрурии постепенно становится чисто географическим.

И все же даже среди литераторов сравнительно позднего периода нашелся человек, который занялся собиранием сведений об этрусках. Это был Сервий, лингвист, живший в IV веке н. э.

Стимулом ему послужила работа над комментарием к произведениям римского поэта Вергилия, принадлежавшего к преданным приверженцам императора Августа[9] и, как и Гораций, пользовавшегося поддержкой Мецената.

Не удивительно, что главное поэтическое произведение Вергилия, «Энеида», проникнуто желанием прославить Августа и его род и доказать, что приход Августа к власти логически завершал развитие событий от самого основания Рима, которым управлял не случай, а воля богов. При описании легендарных событий, связанных с основанием Рима, Вергилий во многих местах упоминает об этрусках. Поэтому при разборе стихов Вергилия Сервию часто приходилось комментировать тот или иной факт из жизни этрусков.

Примечания Сервия к стихам Вергилия редко имеют существенное значение, в большинстве случаев они очень кратки, как, впрочем, и подобает комментариям. Но иногда они представляют определенный интерес — в тех случаях, когда приводятся цитаты из более обширных сообщений об этрусках.

В восьмой книге «Энеиды», например, Вергилий рассказывает, как богиня Венера посылает знамение своему сыну Энею:

...визгливый звук несся по небу из этрусского горна...

Сервий замечает: «Звук трубы Вергилий называет этрусским, ибо известно, что военный горн изобрели туски».

Подробнее, но тем не менее тоже коротко и несколько сумбурно Сервий комментирует следующие строки Вергилия...

Недалеко от сих мест, на древних основанный камнях,

Град Агиллина стоит, где Лидийское[10] некогда племя,

Славное в брани, в хребтах сидело Этрусских. Сей город

Много годов процветал, но ныне гордою властью

И жестокой войной Мецентий-царь овладел им.

Что поминать о делах жестоких, убийствах тирана?

Боги да их сберегут ему на главу и потомкам.

Как он мертвых тела с живыми связывал...

Сервий по этому поводу пишет:

«Акилла (Агиллина) сегодня называется Цере. Мы уже раньше говорили, что Лидия является провинцией. Когда два брата Лидий и Тиррений стали с трудом уживаться на ее маленькой территории, после результатов жеребьевки Тиррений с большим количеством людей покинул Лидию и переселился в Италию и эту область назвал Тирренией. Они долго занимались морским разбоем, как пишет и Цицерон в «Гортензии», а пленных они наказывали новым способом: они их привязывали к трупам убитых. Вергилий приписывает эти поступки также Мецентию, ибо он был царем Тиррены. В то время они назывались тиррены, позже — туски...»

Сервий последний древний писатель, в произведениях которого сохранились более или менее подробные сведения об этрусках. С окончанием эпохи античности иссякли источники сведений об этрусской цивилизации, и знания о ней перестали пополняться. И это все, чем располагает человечество. Больше к ним ничего не добавилось — наоборот, какая-то часть была утеряна.

Так продолжалось долгое время — более тысячи лет.

Однако в течение всех этих столетий сохранялось множество памятников, оставленных этрусками: развалины построек, руины городов, остатки каналов, обширные кладбища, росписи и скульптуры, урны с изображениями человеческих лиц и огромное количество великолепно обработанных орудий. На них иногда можно разглядеть полу стершиеся буквы, столь же непонятные, как и записанные ими слова и все следы давно живших людей. Что означали эти надписи? К кому они были обращены? Кого интересовали? Кто придавал им какое-либо значение?

Вероятно, нередко случалось, что, находя на этрусской могиле урну или вазу, беря в руки изделие, созданное этрусками, люди равнодушно, иногда даже с суеверным страхом отбрасывали его в сторону или уничтожали. Сколько их таким образом было потеряно, сколько уничтожило время?

Бессмысленно строить об этом догадки. Остается фактом, что даже такой великолепный памятник этрусского искусства, как Капитолийская волчица[11], который еще в X веке находился в Латеранском дворце в Риме, не возбудил широкого интереса. Та же участь постигла и этрусские вазы, найденные в веке в Арреции. Мы можем лишь догадываться о том, что некоторые этрусские могилы служили источником вдохновения Данте, когда он описывал Ад, и что этрусская живопись была известна Микеланджело. На одной его фреске изображена голова, прикрытая шкурой волка, которая напоминает голову бога подземного царства Аида[12], воспроизведенного в одной из могил в Тарквиниях.

Это лишь туманные и не всегда достоверные свидетельства того, что в средние века и в ранний период новой истории не совсем угас интерес к этрусской культуре и ее создателям. Но, вне сомнения, его проявлял лишь очень ограниченный круг людей.

Одним из них был доминиканец Аннио де Витербо, который в 1498 году издал «Семнадцать томов о различных древностях с замечаниями Фр. Иоанна Аннио де Витербо». Это был сборник отрывков из работ античных авторов — Катона, Фабия Пиктора и др., которые Аннио снабдил примечаниями. Во фрагментах говорилось об италийских племенах, в том числе и об этрусках. В одном из латинских текстов упоминается и город Витербо, где родился Аннио, как центр и исходный пункт распространения этрусского могущества. Кроме сообщений, написанных по-латыни, Аннио первым в истории собрал коллекцию этрусских надписей и попробовал их расшифровать с помощью еврейского языка, который тогда считался родоначальником всех языков. Так он столкнулся с загадкой этрусков, но вряд ли Аннио или кто-либо из его современников это сознавал.

Вскоре, однако, выяснилось, что Аннио не только комментатор изданных им отрывков из произведений римских историков, но во «многих случаях — их автор. Оппоненты Аннио обнаружили, что и латинская надпись, прославляющая Витербо, не более как подделка. Несчастного Аннио, который стал фальсификатором из любви к родному городу, долго преследовали критики.

Самих лее этрусков постигла неудача: даже эта история не вызвала к ним интереса.

Примерно на полвека позже, в 1553 или 1554 году, в Ареццо была найдена фигура химеры[13], а в 1556 году в Санквинете — статуя оратора. Но и эти великолепные произведения этрусских мастеров не привлекли к себе сколько-нибудь пристального внимания.

Авиаснимок некрополя в Цере. Средняя часть, обведенная чертой, исследована. Белые кружки за ее пределами – не раскопанные тумулы.


Более систематический интерес к этрускам и этрускологии первым проявил Томас Демпстер, шотландский барон, профессор сначала Пизанского, а затем Болонского университетов. С 1616 по 1619 год он составил «Семь книг о царстве Этрурии», в которых собрал все упоминания античных авторов об этрусках, их истории, мифологии и культуре. Демпстер уделил внимание и этрусскому языку, но при этом ошибочно причислил к этрусским многие надписи, которые в действительности не имеют отношения к этому языку. Он, к примеру, не отличал этрусские тексты от умбрских. Демпстер был также первым исследователем, составившим список этрусских слов, значение которых знали и объясняли римские и греческие писатели. Полный оптимизма, он, однако, часто принимал желаемое за действительное.

Его труд был издан лишь спустя сто лет. Это говорит о том, что тот период еще нельзя назвать эпохой возрождения интереса к этрускам.

Перелом наступил только в XVIII веке, который сыграл для изучения истории этрусков такую же роль, какую сыграл XVI век для истории Рима и XIX век для истории Греции.

Новые находки вызывали восхищение и заставляли задуматься над эпохой, в которую они были созданы. Если удавалось доказать, что эти памятники были созданы этрусками, они пополняли наши познания об этом народе и в то же время выдвигали новые проблемы, которые влекли за собой возникшие давно, но нерешенные вопросы. Ибо при изучении античных произведений об этрусках создается схематичное, неполное, а порой и противоречивое представление. Оно напоминает большую мозаику, в которой во многих местах зияют пустоты. Но еще не наступило время для того, чтобы критически осмыслить это представление, еще все принимается за чистую монету.

В XVIII веке начали производить первые раскопки этрусских некрополей[14] вблизи города Волатерры, нынешней Вольтерры. В 1739 году там был обнаружен богатый склеп влиятельной семьи Цецинов, поэтрусски — Цецнов, которая долгое время правила в Волатеррах. Авла Цецину, представителя этого известного рода, мы уже знаем — Цицерон считал его одним из самых образованных этрусков своего времени. В могиле большой семьи Цецинов было найдено сорок алебастровых урн. Спустя пятьдесят лет было раскопано еще одно захоронение Цецинов — также с сорока урнами, третий склеп ожидал своего открытия до 1810 года. Потомки этого почти бессмертного рода жили еще в XVIII веке. Последний из них — епископ Цецина — умер в 1765 году.

Находки из могилы Цецинов были переданы в волатеррский городской музей, один из лучших музеев Тосканы. Они побудили флорентийца Франческо Гори написать трактат, который вошел в его обширный труд о произведениях этрусского искусства, снабженный многочисленными иллюстрациями. Однако Гори отнес к ним слишком широкий круг произведений древнего искусства и включил в их число многие памятники греческой и римской культуры.

В его оправдание следует сказать, что творения этрусков не всегда можно было отличить от римских и особенно греческих шедевров. Эта задача стала легче лишь много времени спустя, когда были изучены специфические особенности работ греческих и римских мастеров, с одной стороны, и этрусских — с другой.

Гори жил в то время, когда внезапно вспыхнувшее чувство восхищения этрусками достигло апогея. Поклонники их культуры добывали все новые и новые сведения, нередко переоценивая ее роль. Первоначальное безразличие и последующий интерес к этрускам, хотя и восторженный, но тем не менее вполне оправданный, сменился настоящей этрускоманией.

Типичным ее представителем был Марио Гварначчи (1701 — 1785). Его трехтомный труд прославлял этрусков, выдвигал их на первое место среди народов Италии и даже ставил на некоторых этапах исторического развития выше «варварской» Греции. Среди его ошибочных выводов есть и тезис о родстве этрусского и еврейского языков. Взгляды Гварначчи встретили резкую критику, но он настаивал на них и даже потребовал наказать одного из своих оппонентов.

В XVIII веке начало свою деятельность первое научное этрускологическое общество — Этрусская академия, основанная в 1726 году в Кортоне. Ее членами было около 140 человек, в том числе около сорока граждан Кортоны. Академия проводила регулярные заседания, на которых зачитывались сообщения о новых открытиях этрусских памятников, проводились научные дискуссии по вопросам этрусского алфавита, этрусской религии, истории и т. д. Особенно большой заслугой Академии явилось создание коллекций этрусских находок и обширной библиотеки. О деятельности Академии свидетельствует также несколько томов сообщений, которые выходили в течение более чем полустолетия.

Последним в плеяде этрускологов XVIII века был Луиджи Ланни (1732—1810), археолог и филолог, поднимавший в своих работах вопросы, связанные с новыми археологическими открытиями и сообщениями античных авторов об Этрурии и ее истории. Он также затрагивал проблему этрусского языка. Результаты его исследований характерны для общего состояния эгрускологии конца XVIII века: она пополнилась новыми сведениями о цивилизации этрусков, но научные выводы находились на грани между истиной и фантазией.

XIX век, когда было осознано значение науки, принес с собой и более трезвый взгляд на этрускологию — исследователи начали проявлять более критическое отношение. Эта тенденция ясно выражена в обобщающем труде Карла Готфрида Мюллера «История этрусков», опубликованном в 1828 году. Мы к нему еще вернемся.

Несколько позднее, в 1848 году, Георг Деннис издал в Лондоне путевые заметки, в которых он так ярко и увлекательно описал памятники этрусских городов и этрусские некрополи, что ученые до сих пор обращаются к его работе.

Ж. Марти сделал первую попытку обобщить данные об этрусском искусстве.

Проблемы этрусского языка привлекали внимание филологов различных национальностей.

Но что особенно важно, с начала XIX века предпринимались более широкие археологические исследования в этрусских некрополях. Толчком к более интенсивным, хотя и ненаучным, несистематическим, раскопкам послужил случай. В 1828 году некий крестьянин в окрестностях древнего города Вульчи вспахивал поле, принадлежавшее Луи Бонапарту. Неожиданно вол, который тянул плуг, вместе с плугом провалился под землю. Потрясенный крестьянин увидел, что животное упало в глубокую просторную яму, полную различных предметов. Как потом выяснилось, это была богатая этрусская могила. Находка принесла крестьянину вознаграждение, а Луи Бонапарту огромное состояние. Лишь тот, кому, по сути дела, принадлежала заслуга открытия,—несчастный вол— остался в проигрыше: он заплатил за археологическую сенсацию своей жизнью.

Богатство этой могилы возбудило необычайный интерес к этрусским захоронениям. За короткий период времени были раскопаны и даже ограблены многочисленные этрусские склепы в окрестностях Тарквиний, Цере, Кьюзи и других городов. Но открытия эти не всегда были столь сенсационными, как неожиданная находка в Вульчи.

Больше всего повезло патеру Реголини и генералу Галасси: в 1836 году им удалось найти вблизи Цере вход в могилу, богатство которой превзошло все ожидания. Но о ней мы еще будем говорить дальше.

Большинство раскопок, однако, было предпринято в силу причин, не имевших отношения к научным исследованиям. Их проводили аристократы-землевладельцы, которых, за небольшими исключениями, привлекали драгоценности. Вместе с ними «открывателями» этрусков в этот период становились люди самых различных профессий — рядом с каноником работал офицер, рядом с патером — трактирщик Пипарелло, который в 1850—1860 годах вел раскопки в Кьюзи.

Когда золотая лихорадка спала, слово получили те, кто проявлял к творениям этрусков подлинный интерес. Среди них был и тосканец Франсуа. Он обнаружил в Вульчи захоронение, которое в его честь теперь называется «Могилой Франсуа».

Этот склеп, сооруженный после 150 года до н. э., оживил интерес к легенде о владычестве этрусских царей в Риме. Как мы еще будем говорить ниже, римляне отождествляли полулегендарного этрусского царя Сервия Туллия с Мастарной, не менее легендарным героем этрусского города Вульчи. Согласно преданию, Мастарна — Сервий Туллий стал царем Рима после сражения с предшествующим римским царем Тарквинием Приском.

Одна из фресок «Могилы Франсуа» изображает борьбу римлян с этрусками, среди которых находится и Мастарна: его имя написано рядом с одной из фигур. Это открытие подтвердило предположение, что предание об этрусских царях, в древности правивших Римом, было распространено в течение длительного времени и среди этрусков. Поэтому фреска из «Могилы Франсуа» обязательно фигурирует в качестве иллюстрации во всех работах и исследованиях, посвященных основанию Рима.

Ощутимым рубежом в истории этрускологии стал конец XIX и главным образом начало XX века. Усовершенствовались методы наук, которые занимаются изучением различных сторон этрусской культуры. Увеличилось число районов, где археологи вели систематические раскопки остатков цивилизации древних этрусков. Наряду с некрополями начали изучать, хотя вначале довольно робко, города, например Марцаботто и Тарквинии. Благодаря этому появились работы, посвященные либо отдельным открытиям, либо всей истории этрусков в связи с развитием остальной территории Италии, Греции и стран Востока.

Новые открытия оказывали непосредственное влияние и на изучение этрусского языка, ибо все письменные памятники этрусков, за исключением одной рукописи — Льняной книги, или Книги мумии, обнаруженной во второй половине прошлого века, представляли собой надписи на различных предметах, надгробиях, зеркалах, найденных случайно или при археологических раскопках.

Для того чтобы к работе могли приступить филологи, необходимо было прочитать, описать и опубликовать эти надписи. В конце XIX и начале XX века за решение этой задачи взялась группа ученых, начавших последовательно издавать все этрусские надписи. Таким образом они положили начало труду, который полностью удовлетворяет каждого специалиста в этой области.

Достижения этрускологических исследований в этот период нельзя обозначить одной восходящей линией, ибо они — заслуга целой плеяды этрускологов, каждый из которых работал в определенной области этой науки. Трудно определить, чей вклад больше. Но о всех них можно сказать одно — их труд по сей день служит фундаментом этрускологии.

В настоящее время над разрешением загадок погибшего мира этрусков работают многие выдающиеся исследователи из различных университетов. Важными центрами этрускологии являются и музеи — Археологический музей во Флоренции, Грегорианский этрусский музей в Ватикане, музей в Вилла Джулия в Риме. В них сосредоточены самые известные коллекции этрусских находок. Этрускология стала научной дисциплиной и уже не может пожаловаться на недостаток внимания. С 1927 года во Флоренции выходит журнал «Стади Этруски», который рассказывает обо всех ее успехах и трудностях. Этрускологи теперь проводят более широкие и глубокие исследования, старые методы исследования стали точнее и тоньше, им на помощь пришли новые, и все же нельзя избавиться от впечатления, что неимоверные усилия целых поколений талантливых и трудолюбивых ученых лишь совсем ненамного продвинули вперед наши познания, да и то лишь в том смысле, что перед нами теперь яснее вырисовывается этрусская проблема, но отнюдь не сам мир этрусков.

Из множества неразрешенных проблем, которые накопились во всех ответвлениях этрускологии, особенно остро стоят две — происхождение этрусков и их язык. Если предположить, что мы положили на одну чашу весов всю литературу по этим двум проблемам, а на другую — перечень результатов, которых удалось добиться после длительных и сложных исследований, то мы бы оказались свидетелями довольно своеобразного соотношения. На чаше «язык» против высоких стопок книг, брошюр и бесчисленных статей лежало бы несколько страничек с твердо установленными правилами этрусского правописания и перечень этрусских слов, значение которых известно точно или но крайней мере с большой степенью вероятности. Что же касается вопроса происхождения этрусков, то результат был бы еще более плачевным!

Не удивительно поэтому, что ученые снова и снова обращаются к документам, которые оставили после себя этруски, стремясь найти в них еще не обнаруженные следы или данные, проливающие свет на этрусскую цивилизацию.

Методы изучения этрусских захоронений становятся все более совершенными. В последнее время археологи прибегают к помощи естественных наук, особенно геофизики. Теперь, прежде чем начать раскопки, ученые определяют, где под поверхностью земли может находиться каменный склеп. Они замеряют специальными электрическими зондами сопротивление различных слоев земли. Полученные данные сводятся в диаграмму, которая позволяет определить местонахождение искомого объекта.

Городская стена в Волсиниях. Раскопки французской экспедиции


Англичанин Р. Аткинсон из Эдинбурга первым использовал этот метод в археологии. В Италии его горячо поддержала группа миланцев во главе с инженером Карло Маурильо Лерици. Лерици написал книгу о новых методах археологических исследований при отыскивании погибших культур и несколько работ аналогичного содержания. Он усовершенствовал хметод электрозондажа и использовал его при изучении этрусских захоронений. Кстати, они оказались очень удобными объектами для применения различных технических методов исследования.

В Тарквиниях был также применен так называемый сейсмический метод. Он основан на том, что волны от взрыва, проходя через различные слои почвы и встречая на своем пути скрытый объект, либо отражаются от него, либо преломляются и тем самым помогают его обнаружить.

После того как местоположение каменного склепа обнаружено, с помощью электрического прибора в потолке высверливается отверстие диаметром около десяти сантиметров. Через это отверстие внутрь можно опустить перископ или фотоаппарат и таким образом определить, в каком состоянии находится захоронение, или до начала раскопок произвести съемки. При раскопках этрусских склепов, стены которых украшены уникальными фресками, особенно важно, что работы ведутся не вслепую, а при наличии заранее полученных надежных данных. С помощью этого метода можно также точно определить местонахождение входа в гробницу, что облегчает его розыски. Он эффективен и в тех случаях, когда могилы не представляют никакого интереса, ибо полностью разграблены или находятся в таком плачевном состоянии, что их раскопки теряют всякий смысл.

Успешному внедрению новых методов археологических исследований в Южной Этрурии особенно содействовали Общество по охране памятников (Sopritendenza alle Antichita dell’Etruria Meridionale) и фонд имени Лерици Миланского политехнического института. Это уникальное научное учреждение, подобного которому нет больше ни в Италии, ни, вероятно, во всем мире. Оно играет выдающуюся роль в деле изучения античных памятников не только в Этрурии, но и в Южной Италии. Его сотрудники проводили исследования в некрополях Цере, Вульчи, Тарквиний и в других местах.

Давайте посмотрим, как проводятся археологические работы в окрестностях Тарквиний. Некрополи здесь обширные, занимают площадь около ста гектаров. На этой огромной территории надо было отобрать для исследований определенные точки. Выбор пал на одно из главных захоронений, которое теперь называется Монтероззи. В нем еще раньше были обнаружены богато украшенные могилы, к тому же эта часть некрополя отличается весьма неоднородным геологическим строением, и было важно проверить, можно ли в этом случае использовать при археологических исследованиях геофизические методы, тем более что аналогичные условия встречаются на всем побережье Тирренского моря.

Работы в Тарквиниях были разделены на несколько этапов. Основному этапу, намеченному на 1958 год, предшествовали кратковременные пробные операции 1955 — 1957 годов, во время которых испытывалась и совершенствовалась аппаратура — электрои фотозонды, перископы и т. д. — и проводились другие работы.

Основное внимание уделялось комплексности и всесторонности исследования. Поэтому были использованы все средства для ускорения работ и улучшения их качества, в частности аэрофотосъемка. Первые попытки произвести аэрофотосъемку археологи предприняли еще в 1911 году, когда с воздушного шара было заснято первоначальное русло Тибра, но более или менее регулярно аэрофотосъемку стали применять лишь с 1922 года. Полученные с ее помощью снимки облегчили труд археологов и при исследовании этрусских некрополей, главным образом в североэтрусском городе Спине,— об этом пойдет речь дальше. До начала раскопок в Тарквиниях были изучены авиаснимки окрестностей, сделанные до второй мировой войны и после ее окончания. Правда, они предназначались для других целей, но все равно могли быть полезны для археологов. Результаты оказались не очень утешительными. Снимки помогли только определить размеры захоронения и местонахождение отдельных могил, главным образом тех, которые не трудно заметить и без аэрофотосъемки. Что же касается склепов, расположенных на большей глубине и представлявших особый интерес для группы Лерици, то они не были выявлены.

Другой важной частью подготовки явились геологические изыскания. Они должны были не только помочь выбрать наиболее подходящие инструменты для археологических работ, но и объяснить, почему в захоронениях около Тарквиний стенная живопись разрушается.

Оказалось, что верхние слои почвы вокруг Тарквиний насыщены известняком. Под ними лежит не пропускающий воду слой глины. И именно в этом слое, в который не могла проникнуть поверхностная вода, сооружали свои склепы этруски. Они хорошо знали структуру почвы и использовали эти познания при строительстве некрополей. Ни в одном из обследованных склепов, а всего их насчитывается 516, не было обнаружено поверхностной воды.

Следовательно, надо было искать другую причину повреждения фресок и могил. В результате кропотливых исследований Лерици пришел к выводу, что разрушение коснулось лишь склепов, вскрытых либо археологами, либо грабителями, которые недостаточно плотно заделали вход, так что через него или оставленное отверстие в могилу проникали атмосферные осадки. Многие могилы были уничтожены вследствие смещения или колебания почвы. Сквозь трещины внутрь проникала вода, причинявшая непоправимый ущерб.

Эти сообщения вызывают особое беспокойство, потому что некоторые из открытых ранее захоронений, представляющие собой большую ценность, «потерялись», а среди такого множества могил их невозможно вновь разыскать. Налицо серьезная угроза, что их фрески исчезнут навсегда. Группа Лерици действительно нашла несколько склепов, в которых от росписи остались едва заметные следы.

Инженер Лерици ратует за свои методы главным образом потому, что благодаря им можно за короткий срок обследовать обширные некрополи, выяснить их состояние и приступить к работе там, где это представляется необходимым.

После изысканий в Тарквинийском некрополе Монтероззе, например, Лерици пришел к выводу, что там следует провести ускоренные работы для спасения того, что еще можно спасти. Ибо, по его словам, есть много причин опасаться, что Тарквинийский некрополь действительно превратится в настоящее кладбище, на котором от ценнейших могил останутся лишь бесполезные развалины.

Далеко не все этрускологи разделяют энтузиазм инженера Лерици и его сотрудников. Его противники считают, что использование новых методов может нанести вред склепам. Возражая им, Лерици делает упор на быстроту работ, являющуюся сейчас главным условием спасения этрусских памятников. В пользу Лерици убедительно свидетельствуют конкретные результаты, которых ему удалось добиться. Вновь открыты десятки могил, стены которых украшены фресками. Особенно выделяются склепы «Олимпийские игры» и «С лодкой». Эта простая констатация фактов тем более важна, что, по утверждению Лерици, при помощи традиционных методов с 1894 года не было обнаружено ни одной могилы с фресками.

В Этрурии проводятся и другие успешные археологические исследования — в Сан-Севера и этрусском порту Пирги. Их ведет этрускологический институт Римского университета. В последнее время живой интерес возбудила находка трех золотых пластинок с двумя этрусскими надписями и одной пунической. О них будет говориться ниже.

В раскопках этрусских памятников принимают участие и иностранные археологи, главным образом французские и шведские. Французской экспедиции, которой вот уже несколько лет руководит профессор Раймон Блок, поручено обследование окрестностей Вольсиний. Сотрудники шведского института с 1956 года работают в окрестностях Сан-Дживенале вблизи от Витербо в Южной Этрурии.

Пора рассказать о результатах всех этих усилий, о том, насколько удалось реставрировать картину древней этрусской цивилизации с помощью римских и греческих авторов, сохранившихся памятников или, наконец, этрусских текстов. Итак, перейдем к тому, что мы в итоге знаем сегодня об этрусках.

Это и составит содержание следующих глав.

Загрузка...