Заказное убийство

Глава 12 Поход по пивным и барам

Ретивые бюрократы в муниципалитете отняли у меня больше времени, чем я ожидала; пришлось заполнять всякие бланки, платить деньги, выслушивать малопонятные наставления и гневные реплики при просьбе выдать новый бланк вместо испорченного. Я уже опаздывала, и все же я решила заехать в контору своего адвоката и снять ксерокопию с бланка о выплате пособия, который я нашла в квартире Питера Тайера. Адвокат был сухим невозмутимым человеком и не моргнув глазом выслушал мою просьбу передать этот бланк Мюррею Райерсону, если в ближайшие несколько дней со мной что-нибудь произойдет.

К тому времени, когда я добралась до заведения Фиореллы, приятного ресторанчика со столами на улице, недалеко от берега реки Чикаго, Мюррей уже допивал вторую банку пива. Это был крупный, рослый человек, этакий рыжеволосый Эллиотт Гоулд[10], он приветствовал меня ленивым взмахом руки.

Мимо проплывала парусная яхта с высокой мачтой.

— Представляете себе, для прохода этой яхты будут подняты все подъемные мосты. Дурацкая система, — сказал он, когда я подошла.

— А по-моему, есть что-то трогательное в том, что одна небольшая яхта может остановить все движение на Мичиган-авеню. Если, конечно, мост не поднимают как раз тогда, когда тебе нужно пересечь реку. — Это обычная история; у водителей нет никакого выбора: кипя молчаливым гневом, они сидят и ждут, когда возобновится движение. — Любопытно, не убивал ли какой-нибудь взбесившийся водитель механика, который поднимает мост?

— Пока еще нет, — сказал Мюррей. — Если такое произойдет, я прибуду первым, чтобы взять у вас интервью... Что вы будете пить?

Я не любительница пива, поэтому заказала белого вина.

— Вот ваши фото. — Мюррей бросил мне папку. — У нас большой выбор фотографий Мак-Гро, но мы смогли найти всего одну фотографию Мастерса — он получает какую-то награду в Виннетке; снято неплохо, в три четверти. Я велел сделать пару копий.

— Спасибо, — сказала я, открывая папку. Фотография Мастерса была довольно удачная. Он обменивался рукопожатием с иллинойским президентом американских бойскаутов. Справа от него с торжественным выражением лица стоял какой-то юноша в форме, очевидно, его сын. Фотография была двухлетней давности.

Мюррей принес мне несколько фотографий Мак-Гро; одна была снята перед залом федерального суда, где он с высокомерным видом шел впереди трех чиновников из министерства финансов.

Другая была снята при более благоприятных обстоятельствах, когда девять лет назад его чествовали как первого избранного президента Точильщиков. Но больше всего для моих целей подходила фотография, снятая с близкого расстояния, очевидно, незаметно для него; лицо у него на этом снимке было спокойное, но сосредоточенное.

Я протянула фото Мюррею.

— Замечательная фотография. Где она была снята?

Мюррей улыбнулся:

— На сенатских слушаниях по поводу рэкета в профсоюзах.

Неудивительно, что у него был такой задумчивый вид.

Подошел официант, чтобы принять у нас заказ. Я выбрала спагетти, Мюррей — спагетти с фрикадельками. Как бы я себя ни чувствовала, мне предстояло еще много беготни, и мне не мешало подкрепиться.

— А теперь, Ви.Ай. Варшавски, самый красивый детектив в Чикаго, поговорим о том, что могут означать все эти снимки, — сказал Мюррей, кладя сложенные вместе руки на стол и нагибаясь ко мне. — Насколько мне известно, покойный молодой Питер Тайер работал в «Аяксе», у мистера Мастерса, старого друга семьи. Из всего, что было понаписано после его смерти, я помню, что его подруга, прелестная идеалистка Анита Мак-Гро, была дочерью хорошо известного профсоюзного лидера Эндрю Мак-Гро. Вам нужны фотографии их обоих. Следовательно, вы, возможно, предполагаете, что они оба повинны в смерти молодого Тайера, а может быть, и его отца.

Я посмотрела на него с серьезным видом.

— Дело обстоит так, Мюррей. Мак-Гро питает психопатическую ненависть к боссам-капиталистам. Когда он узнал, что его чистая молодая дочь, которая всегда держалась вдали от управляющего персонала, всерьез подумывает о том, чтобы выйти замуж за сына одного из богатейших бизнесменов Чикаго, он решил, что у него только один выход: закопать молодого человека на шесть футов под землю. Его психическая неуравновешенность так велика, что он решил заодно ликвидировать и Джона Тайера, только ради того, чтобы...

— Достаточно, — сказал Мюррей. — Остальное я могу дополнить своим воображением. Может, кто-нибудь из них — Мак-Гро или Мастерс — является вашим клиентом?

— Вам придется заплатить за наш обед, Мюррей, — это сугубо деловые издержки.

Официант принес нашу еду и поставил ее перед нами в той торопливой, небрежной манере, которая является отличительным знаком ресторанов, где обедают деловые люди. Я успела убрать фотографии, чтобы спасти их от соуса, который подают к спагетти, и щедро посыпана спагетти тертым сыром, я люблю их с сыром.

— Так есть ли среди них ваш клиент? — повторил он, пронзая вилкой фрикадельку.

— Да.

— Но вы не хотите сказать, кто он?

Я улыбнулась и кивнула, подтверждая его предположение.

— Согласны ли вы с версией, будто молодого! Тайера убил Маккензи? — спросил Мюррей.

— Я не имела возможности с ним беседовать. Но если предположить, что он в самом деле убил младшего Тайера, естественно встает вопрос: кто убил Тайера-старшего? Трудно допустить, чтобы два члена одной семьи были убиты на протяжении недели по совершенно разным причинам совершенно разными людьми: это противоречит закону вероятности, — ответила я. — А каково ваше мнение?

Он широко улыбнулся:

— Вы знаете, я говорил с лейтенантом Мэллори, когда произошло первое убийство, и из его слов сделал вывод, что убийство не сопровождалось ограблением. Тело нашли вы, не так ли? Скажите, квартира была разграблена?

— Я не могу сказать, было ли что-нибудь похищено, — ведь я не знаю, что там было.

— А почему, собственно, вы туда отправились? — спросил он как бы походя.

— Ностальгия, Мюррей. Мимо этого дома я когда-то ходила в школу, вот мне и захотелось взглянуть, что там внутри.

Мюррей рассмеялся:

— О'кей, Вик. Победа за вами, хотя вы не можете отрицать, что я честно боролся.

Я тоже рассмеялась. Мне было все равно. Я доела свои спагетти — надеюсь, ни один ребенок не умер в Индии из-за моего непомерного аппетита.

Затем мы поговорили о бейсболе.

— Я должна вам кое-что сказать, Мюррей.

Он вперил в меня пристальный взгляд. Я чуть не рассмеялась — так резко изменилась вся его поза: сейчас у него был вид ищейки, бегущей по горячему следу.

— Мне кажется, что в руках у меня находится ключ к разгадке всей тайны. Почему мне так кажется, я не могу объяснить.

Копию бланка, а это бланк, я оставила у своего адвоката. Если меня прихлопнут или надолго выведут из строя, он должен передать его вам.

— Что это? — спросил Мюррей.

— Вам следовало бы быть детективом, Мюррей, — вы задаете много вопросов и очень упорно стараетесь докопаться до истины. Скажу только одно: этим делом очень интересуется Эрл Смейссен. Как истинный джентльмен, вы не интересовались происхождением этого прекрасного синяка у меня под глазом, но его поставил мне Эрл. Вполне возможно, что мое тело будет плыть по реке Чикаго, поэтому каждый час выглядывайте из окна своего офиса.

На лице Мюррея не отразилось никакого удивления.

— Вы уже знаете это? — спросила я.

Он усмехнулся.

— А вы знаете, кто арестовал Дональда Маккензи?

— Да, Фрэнк Карлсон.

— И чей он подчиненный?

— Генри Веспуччи.

— А вы знаете, кто стоял за спиной Веспуччи все эти годы?

Я чуточку подумала.

— Тим Салливэн, — догадалась я.

— Первый приз за сообразительность, — сказал Мюррей. — Мне остается только сказать вам, с кем в прошлом году Салливэн провел Рождество во Флориде.

— Уж не с Эрлом ли?

Мюррей засмеялся:

— Да, с самим Эрлом Смейссеном. Если вы имеете дело с этими людьми, вам следует быть очень, очень осторожной.

Я встала и засунула папку в свою наплечную сумку.

— Спасибо, Мюррей. Но вы не первый, кто меня предупреждает. Спасибо за фотографии. Я дам знать, если выяснится что-либо любопытное.

Перелезая через барьер, отделяющий ресторан от тротуара, я услышала, что Мюррей что-то кричит мне вдогонку.

Он нагнал меня, когда я уже поднялась по лестнице, ведущей от берега реки к Мичиган-авеню.

— Я хочу знать, что вы передали своему адвокату, — запыхавшись, спросил он.

Я только усмехнулась:

— Счастливо оставаться, Мюррей, — и юркнула в дверь подошедшего автобуса.

У меня был план, основанный лишь на зыбком предположении. Допустим, что Мак-Гро и Мастерс работают вместе. И где-то встречаются. Конечно, они могли бы решать свои дела по телефону или по почте. Но Мак-Гро, вероятно, опасается, что федеральные власти прослушивают некоторые телефоны и просматривают корреспонденцию. Скорее всего он предпочитает личные встречи. Предположим, они время от времени встречаются в баре. Где-нибудь поблизости от их офисов. Конечно, они могут предпочесть для своих встреч какие-то дальние места. Но весь мой план, как я говорила, строился на предположениях. Разумеется, я не могла одна прочесать весь город. Поэтому я могла действовать, лишь исходя из предположения, что они встречаются в каком-нибудь баре недалеко от их офисов. Вполне возможно, что мой план не принесет никаких результатов, но это был единственный план, который я могла придумать. Разумеется, я возлагала большие надежды на завтрашнюю встречу с группой радикально настроенных женщин, где я рассчитывала узнать что-нибудь об Аните, но мне было жаль терять сегодняшний вечер.

«Аякс», небоскреб, возведенный из стали и стекла, стоял на Мичиган-авеню. В Большом Лупе Мичиган — самая восточная улица. По ту сторону улицы находится институт искусств, далее к озеру, украшенный красивыми фонтанами и цветниками, спускается Грант-парк. В качестве моей западной границы я решила принять улицу Ла-Салль, где находится Форт-Диаборнская трастовая компания, и вести свои поиски от улицы Ван-Бурен, в двух кварталах южнее «Аякса», до улицы Вашингтона, на три квартала севернее. Это было чисто произвольное решение, но обход баров в этом районе займет у меня достаточно много времени. В случае необходимости я могу расширить круг своих поисков.

Я проехала на автобусе мимо института искусств до Ван-Бурен и сошла. Я чувствовала себя совсем крошечной среди небоскребов и с некоторым ужасом думала о территории, которую мне предстояло обойти. Я заранее ежилась при мысли о том, сколько мне придется выпить, разговаривая с бесчисленными барменами. Вероятно, был какой-то лучший способ действий, но я его не знала. Приходилось работать самой, не рассчитывая на чью-либо помощь.

Я выпрямила плечи, прошла полквартала по Ван-Бурен и вошла в первый попавшийся бар, который назывался «Ночной клуб». Я обдумала, как мне действовать, и решила, что лучше всего по возможности придерживаться правды.

«Ночной клуб» был темным узким баром, похожим на длинный товарный вагон. Кабины тянулись вдоль западной стены; в узком проходе, обслуживая посетителей, сновала полная крашеная блондинка.

Я села за стойку. Бармен мыл стаканы и бокалы. Большинство посетителей, которые обедали здесь в свой перерыв, разошлись; лишь поодаль сидели несколько заядлых любителей выпивки. В одной из кабин женщины доедали гамбургеры, запивая их «дайкири»[11]. Прежде чем подойти ко мне, бармен методично закончил свою работу, прополоскав последний стакан. Я сидела, глядя перед собой, с видом никуда не торопящейся женщины.

Обычно я не пью пива, но сейчас, вероятно, разумнее всего было заказать пиво. Если я и опьянею, то не так сильно, как от вина или ликера.

— Пива, — сказала я.

Он подошел к крану и налил стакан бледно-желтого пенистого напитка. Когда он вернулся ко мне, я вытащила свою папку.

— Вы никогда не видели здесь двух этих людей? — спросила я.

Он посмотрел на меня с кислым видом.

— Вы что, полицейский или что-нибудь в этом роде? Я лучше позову босса, — сказал он. И крикнул: — Герман!

Из дальнего конца бара пришел плотно сбитый человек в полиэстровом костюме. Я не увидела его, когда вошла, но теперь я заметила, что еще одна официантка сидит в кабине. После того как схлынула толпа посетителей, они оба обедали.

Плотно сбитый человек подошел к бармену.

— В чем дело, Люк?

Люк кивнул в мою сторону:

— Эта дама хочет задать какой-то вопрос.

Он возвратился к своей посуде, расставляя стаканы и бокалы аккуратными пирамидами по обе стороны кассы. Герман подошел ко мне. У него было волевое, не лишенное достоинства, тяжелое лицо.

— Что вам угодно, мэм?

Я вновь вытащила свои фото.

— Я хотела бы выяснить, бывали ли у вас когда-нибудь эти двое? — спросила я деловым голосом.

— У вас есть для этого юридические основания?

Я вытащила из сумки свое удостоверение.

— Я провожу частное расследование. По поручению большого жюри, которое подозревает одного из своих членов в тайном сговоре со свидетелем.

Он быстро посмотрел на мое удостоверение и бросил его мне.

— Я вижу, что у вас есть нужные полномочия. Я ничего не знаю об истории с большим жюри, но этого человека я знаю. — Он постучал пальцами по фотографии Мастерса. — Он работает в «Аяксе». У нас он бывает нечасто, раза три в год, с тех пор как я стал здесь хозяином.

Я ничего не сказала, только отпила пива. Любой напиток хорош на вкус, если горло у тебя пересохло от смущения.

— Но другой никогда здесь не бывал. По крайней мере, с тех пор, как я здесь хозяйничаю. — Он громко захохотал и, протянув через стойку руку, потрепал меня по щеке. — Надеюсь, дорогуша, мои сведения тебе сгодятся.

— Спасибо, — сказала я сухо. — Сколько я должна вам за пиво?

— Пиво за мой счет. — Он вновь захохотал и враскачку отправился доедать свой недоеденный обед. Я выпила еще легкого пива. Затем положила на стойку доллар для Люка и медленно вышла из бара.

Я пошла дальше по Ван-Бурен, мимо самого большого, магазина Сиерса в Чикаго. По обеим сторонам было много закусочных, но мне пришлось пройти целый квартал, прежде чем я нашла еще один бар. Бармен бегло взглянул на фото и подозвал официантку. Она с сомнением посмотрела на оба фото, затем указала на Мак-Гро.

— Знакомое лицо, — сказала она. — Он что, выступает по телевидению?

Я сказала — нет, не выступает, но, может, она видела его в баре? Она вроде бы не видела, хотя и не могла утверждать с полной уверенностью. Не видела ли она Мастерса? И его тоже она вроде бы не видела, но здесь бывает много бизнесменов, и все они выглядят одинаково: седовласые, в строгих темных костюмах. Я положила на стойку два доллара: один для нее, один для бармена, и покинула заведение.

Ее слова о телевидении навели меня на неплохую мысль. В следующем баре я сказала, что изучаю популярность лиц, выступающих по телевидению. Не видел ли кто-нибудь двух этих человек вместе? Такой подход вызвал большой интерес. Но как раз в это время по телевидению передавали бейсбол. В двух барах смутно узнали Мак-Гро, но я приписала это тому, что его фото часто появлялись в газетах. Еще в одном баре лично знали мистера Мастерса как одного из сотрудников «Аякса», а кто-то даже знал его по имени. Но нигде его не видели вместе с Мак-Гро. В некоторых местах меня встречали враждебно, и мне приходилось прибегать к подкупу или угрозам, чтобы получить ответ. Некоторые проявляли полное равнодушие. Кое-где звали менеджера, чтобы он вынес окончательное решение. Но нигде не видели вместе мою пару.

Шел уже седьмой час, когда я добралась до улиц Вашингтон и Стейт, в двух кварталах западнее улицы Мичиган. После пятого бара я уже не притрагивалась к заказанному мной пиву, у меня было такое чувство, будто я опилась, к тому же я вспотела и была в сильном унынии. Я договорилась встретиться с Ральфом в восемь часов. Но перед этим я должна была съездить домой и привести себя в порядок.

Маршал-Филд занимает весь район к северу от участка улицы между Стейт и Уобош. Мне помнилось, что на Вашингтон, рядом с Мичиган-авеню, должен быть еще один бар. Но с этим можно было подождать. Я спустилась в подземку на станции Стейт-стрит и села в поезд, идущий к Аддисон.

Вечерние часы пик были еще в самом разгаре. Свободных мест не было, и мне пришлось стоять до самого Фуллертона.

Едва оказавшись в квартире Лотти, я сразу ринулась в ванную и приняла холодный душ. Выйдя из ванной, я заглянула в комнату для гостей; Джилл здесь не было, поэтому я сунула свои вещи в ящик гардероба и надела халат с поясом. Джилл сидела на полу в гостиной, играя с двумя розовощекими темноволосыми детишками лет трех-четырех.

— Здравствуй, моя ласточка. Ты хорошо отдохнула.

Она взглянула на меня и улыбнулась. Ее лицо порозовело, заметно было, что она расслабилась.

— Здравствуйте, — сказала она. — Я проснулась всего час назад. Это племянницы Кэрол. Она должна была дежурить сегодня вечером, но Лотти уговорила ее приехать сюда и приготовить энчиладу[12] и всякую вкуснятину.

— Вкуснятину, вкуснятину, — хором повторили обе девочки.

— Замечательно. К сожалению, вечером у меня деловое свидание, как ни жаль, я не смогу быть вместе с вами.

Джилл кивнула:

— Лотти сказала мне. Вы занимаетесь расследованием.

— Да. Что-то вроде того.

Из кухни послышался голос Лотти, и я пошла с ней поздороваться. Кэрол сосредоточенно колдовала над плитой и, на миг обернувшись, одарила меня светлой улыбкой. Лотти сидела за столом, читая газету, как всегда наслаждаясь чашкой кофе. Она посмотрела на меня, сощурив глаза.

— Расследование шло сегодня не так удачно?

Я рассмеялась:

— Нет, я ничего не узнала, зато выпила целую бочку пива... Эта ваша стряпня так вкусно пахнет, что мне хочется отменить мое вечернее свидание.

— Так отмени его.

Я покачала головой.

— Мне кажется — может быть, из-за этого второго убийства, — что у меня в распоряжении мало времени. Хотя день был слишком трудным, слишком жарким и я еще не слишком твердо стою на ногах, я не могу остановиться. Я только надеюсь, что мне не станет дурно за ужином — человек, с которым у меня назначено свидание, и без того устал от меня. Но, может быть, если со мной случится обморок или что-нибудь в этом духе, он ощутит свое мужское превосходство, проявит подобающее сочувствие. — Я пожала плечами. — Джилл как будто бы выглядит лучше.

— О да. Сон оказался очень для нее полезным. Это была хорошая мысль — увезти ее на время из дома. Я немного поговорила с ней, когда вернулась домой; она очень хорошо воспитанная девочка, не хнычет и не жалуется, но очевидно, что она лишена материнского тепла. Что до ее сестры, то... — Лотти сделала выразительный жест.

— Все верно. Но мы не можем держать ее здесь вечно. Да и чем она могла бы заниматься в течение дня? Завтра я вновь поеду по делам, а дела эти таковы, что я не могу взять ее с собой.

— Я уже подумала об этом. Когда мы с Кэрол смотрели, как она играет с Розой и Трейси, племянницами Кэрол, нам обеим пришла в голову одна мысль. Она очень легко нашла к ним подход, без всякого нашего вмешательства. Дети — очень милые существа, нуждающиеся в нашей ласке, и общение с ними снимает угнетенное состояние. Что, если она поедет вместе с нами в клинику и поможет присматривать за детьми? Как ты видела сегодня утром, их там очень много — больные матери не могут оставить их дома одних; а если детей двое и один из них болен, кто посмотрит за другим, когда мать приведет его к нам в клинику?

Я подумала с минуту, но не увидела в этом предложении ничего плохого.

— Спросите ее, — сказала я. — Я уверена, что для нее сейчас самое лучшее — найти себе какое-нибудь занятие.

Лотти встала и пошла в гостиную. Я последовала за ней. Несколько мгновений мы наблюдали за тремя девочками. Сидя на полу, они были чем-то ужасно заняты, хотя и трудно было понять, чем именно. Легко двигаясь, Лотти присела на корточках рядом с ними. Я встала чуть поодаль. Лотти прекрасно говорит по-испански, и с минуту она говорила с двумя малышками на их языке. Джилл почтительно за ней наблюдала.

Затем, все с той же легкостью движений она повернулась к Джилл.

— Ты очень хорошо управляешься с этими малышками. Может, у тебя есть какой-нибудь опыт общения с ними?

— Я была воспитательницей в небольшом летнем детском лагере по соседству, — вспыхнув, сказала Джилл. — Но это все. Я никогда не сидела с детьми.

— У меня есть одна идея. Я хотела бы знать твое мнение. Вик будет занята весь день, расследуя, почему убили твоего отца и брата. И раз уж ты здесь, ты могла бы оказать мне большую помощь, работая в нашей клинике. — И она в нескольких словах изложила свою идею.

Джилл просветлела.

— Но ведь у меня нет никакого специального образования, — сказала она серьезно. — Что я буду делать, если они все вместе примутся кричать и плакать?

— Ну что ж, если это случится, это будет проверкой твоих способностей и терпения, — сказала Лотти. — Но я смогу тебе немного помочь. У меня есть целый ящик леденцов. Для зубов они, может быть, и не очень полезны, но хорошо унимают слезы.

Я пошла в спальню, чтобы переодеться к ужину. Джилл так и не убрала постель. Простыни были скомканы. Я расправила их и решила прилечь на минуту, чтобы чуть-чуть отдохнуть. И тут же уснула.

Растормошила меня Лотти:

— Уже семь тридцать, Вик. Не пора ли тебе отправляться на твое свидание?

— О черт! — выругалась я. Голова у меня была все еще тяжелая. — Спасибо, Лотти!

Я соскочила с кровати и торопливо облачилась в ярко-оранжевое платье. «Смит-и-вессон» я сунула в свою сумку, схватила свитер и кинулась к двери, на бегу попрощавшись с Джилл. Бедный Ральф, подумала я. Я просто злоупотребляю его терпением, заставляю подолгу ждать себя в ресторанах, чтобы воспользоваться его осведомленностью в делах «Аякса».

В девятнадцать пятьдесят я повернула на юг, на Лейк-Шор-Драйв, и ровно в двадцать ноль-ноль выехала на Раш-стрит, где находится ресторан. Я вообще не люблю пользоваться платными стоянками; но на этот раз у меня не было времени искать бесплатное место. Я передала машину сторожу стоянки напротив ресторана. Входя в него, я взглянула на часы. Было двадцать ноль восемь. Все-таки управилась, додумала я. Здорово это у меня получилось. Голова у меня все еще не прояснилась после сна, но я была рада, что добралась до места.

Ральф ожидал меня у входа. Он приветствовал меня легким поцелуем, затем отошел и внимательно осмотрел мое лицо.

— Гораздо лучше, — сказал он. — И, как я вижу, ты уже можешь ходить.

Подошел метрдотель. По вечерам в понедельник народу бывает мало, и он отвел нас прямо к нашему столику.

— Вас будет обслуживать Тим, — сказал он. — Принести чего-нибудь выпить?

Ральф заказал джин с тоником. Я — стакан содовой воды; пить виски после многих стаканов пива у меня не было никакого желания.

— Преимущество холостой жизни — возможность посещать городские рестораны, — заметил Ральф. — Я приходил сюда пару раз, но около моего дома их великое множество.

— Где ты живешь? — спросила я.

— На Элм-стрит, недалеко отсюда. У меня меблированная квартира с полным обслуживанием.

— Удобно. — Должно быть, это дорогостоящее удовольствие, подумала я. Сколько же он, любопытно, получает? Ведь это обходится недешево, тем более что он еще выплачивает алименты.

— И не говори. — Он усмехнулся. — Я ничего не знал об этом городе, когда приехал сюда; район вокруг «Аякса» мне не очень-то нравится, поэтому я не хотел снимать здесь квартиру надолго. Наверное, я куплю себе квартиру в многоквартирном доме.

— Кстати, ты узнал, звонил ли когда-нибудь Мак-Гро Мастерсу?

— Да, я оказал тебе эту маленькую услугу, Вик. Как я и предполагал, Мак-Гро никогда не звонил моему боссу.

— Самого его ты, конечно, не спрашивал?

— Нет. — Веселое лицо Ральфа омрачилось возмущением. — Я помнил твои пожелания и поговорил только с его секретарем. Разумеется, я не могу гарантировать, что она не скажет ему об этом. Может, мы не будем больше говорить на эту тему?

Я была задета, но сдержалась; мне нужно было, чтобы Ральф взглянул на мой бланк.

Появился Тим. Я заказала лососину на пару, Ральф — жареные креветки. Мы оба подошли к шведскому столу с зеленью. Я обдумывала какую-нибудь нейтральную тему для разговора, ибо не хотела показывать бланк до окончания ужина.

— Я так много говорил о своем разводе, но ни разу не спросил, была ли ты замужем, — сказал Ральф.

— Да, была.

— И что же?

— Это было давно. Я думаю, никто из нас не был готов к семейной жизни. Он преуспевающий адвокат, живет в Хинсдейле с женой и тремя маленькими детьми.

— Вы видитесь? — спросил Ральф.

— Нет, и, честно сказать, я о нем даже не вспоминаю. Но его имя часто мелькает в газетах. На Рождество он прислал мне поздравительную открытку, вот откуда я знаю о детях и Хинсдейле, — одну из тех слащавых картинок, где изображены перед камином улыбающиеся дети. Я не знаю, зачем он прислал эту открытку — как свидетельство того, что он настоящий мужчина, или чтобы дать мне знать, что я потеряла.

— И ты в самом деле чувствуешь, что что-то потеряла?

Я начинала сердиться.

— Ты хочешь окольным путем выведать, хочу ли я иметь мужа и семью. Я абсолютно не скучаю по Дику и не сожалею о том, что у меня нет трех детишек, которые путались бы под ногами.

Ральф был заметно удивлен.

— Успокойся, Вик. Желание иметь семью не означает, что это должна быть семья Дика. Я совершенно не скучаю по Дороти, но отнюдь не отказываюсь от желания иметь собственную семью. И я не был бы нормальным человеком, если бы не скучал по своим детям.

Тим принес ужин. Лососина была подана под очень вкусным острым соусом, но я все еще не могла успокоиться и насладиться ею в полной мере. Я принужденно улыбнулась.

— Извини. Боюсь, что я реагирую слишком бурно, когда слышу, что женщина без детей — существо неполноценное.

— Пожалуйста, не вымещай свою злобу на мне. Если я пытался защитить тебя, удержать от погони за гангстерами, это отнюдь не означает, что я считаю, будто ты должна сидеть дома, занимаясь лишь приготовлением пищи и стиркой белья.

Я поела лососины, думая о Дике и нашей короткой неудачной семейной жизни. Ральф внимательно смотрел на меня, и на его подвижном лице можно было прочесть сочувствие и некоторое беспокойство.

— Мой брак распался из-за моей любви к независимости. К тому же, как ты успел заметить накануне, я не люблю заниматься домашними делами. Но главная проблема — моя любовь к независимости. Вероятно, это можно назвать желанием твердо стоять на земле обеими ногами. Но мне трудно... — Я улыбнулась. — ...Мне трудно говорить об этом. — Я сглотнула и несколько минут сосредоточенно занималась едой. Затем, прикусив нижнюю губу, я продолжила: — У меня есть несколько близких подруг, которые не посягают на мою независимость. Но когда я имею дело с мужчинами, мне всегда, или почти всегда, приходится отстаивать право быть самой собой.

Ральф кивнул. Я не была уверена, что он понял меня, но он слушал меня заинтересованно. Я поела еще немного рыбы и выпила вина.

— С Диком у меня сразу же не заладилось. Не знаю, почему я вышла за него замуж — иногда я думаю, что только потому, что он был представителем господствующего белого англо-саксонского большинства, к которому мне почему-то хотелось принадлежать. Но для такой женщины, как я, Дик был ужасным мужем. Он был адвокатом у Кроуфорда и Мида, в очень большой и престижной корпорации, тогда как я была энергичным молодым адвокатом в штате государственного защитника. Мы встретились на совещании адвокатов. Дику очень понравился мой независимый характер; уже потом я поняла, что он усмотрел в моей независимости своего рода вызов ему, и то, что он не смог ее сокрушить, привело его в ярость.

Постепенно меня разочаровала работа в штате государственного защитника. Здесь много коррупции, и ты никогда не отстаиваешь истинную справедливость, только пункты закона. Я решила уйти из суда, у меня было желание заняться отстаиванием справедливости, как я ее понимаю, а не всякого рода формальностей, отражающих пункты закона. Я ушла из суда и все еще размышляла, чем мне заняться, когда какая-то девушка попросила меня защитить ее брата от обвинения в ограблении. Виновность его выглядела неоспоримой: из большой корпоративной студии было похищено видеооборудование, которое целиком находилось в его ведении, но все же я взялась за это дело и добилась его оправдания, отыскав истинного преступника.

Я выпила еще вина и ткнула вилкой в лососину. Ральф уже очистил свою тарелку, но он не подпускал Тима, говоря: «Подождите, пока дама закончит».

— Все это время Дик надеялся, что я займусь наконец домашним хозяйством. Он горячо поддержал мое решение оставить штат государственного защитника, но, как выяснилось, только потому, что предполагал, что я, сидя дома, буду аплодировать его восхождению по лестнице юридической карьеры... Когда я взялась за это дело, я даже не рассматривала его как дело, я просто хотела оказать услугу женщине (это была Лотти, которая послала ко мне эту девушку). — Я так давно не вспоминала обо всем этом, что вдруг расхохоталась. Ральф вопросительно поднял брови. — К своим обязанностям я отношусь очень серьезно; кончилось тем, что я провела вечер на погрузочной пристани, это был поворотный пункт во всем деле; но в этот же самый вечер Кроуфорд и Мид проводили большой прием, куда пригласили своих сотрудников вместе с женами. Я была в вечернем платье, потому что думала, что только покажусь на причале и поеду на прием, но я не смогла туда поехать, и Дик не простил мне этого. Мы разошлись. В то время я ужасно переживала наш развод, но теперь, когда я оглядываюсь на прошлое, тот вечер кажется мне таким смешным, что я не могу удержаться от смеха.

Я отодвинула тарелку. Особого аппетита у меня не было, и я съела только половину рыбы.

— Боюсь, что я веду себя как пуганая ворона. Бывают времена, когда я сожалею, что у меня нет пары ребятишек и я не живу обычной семейной жизнью среднего класса. Но ты знаешь, что это миф: очень мало кто живет, как в рекламных проспектах, в золотой гармонии, в богатстве и т.д. И я чувствую, что меня привлекает к себе миф, а не реальность. Иногда мне кажется, что я сделала не тот выбор... не знаю как сказать... Может, мне следовало сидеть дома, занимаясь домашними делами, может, я избрала неверный жизненный путь. Но если люди высказывают такое мнение, я готова их съесть с потрохами.

Ральф пожал мою руку.

— Я думаю, что ты замечательная женщина, Вик. Мне нравится твой жизненный стиль. Дик просто осел. Не стриги всех мужчин под одну гребенку.

Я улыбнулась и тоже пожала его руку.

— Я знаю. Но я хороший детектив, с уже устоявшейся репутацией. А эту работу нелегко сочетать с браком. Хотя в ней и бывают все время перерывы, когда я иду по горячим следам, я не могу думать о том, что кто-то сидит дома без ужина. И я не хочу, чтобы кто-то поднимал шум из-за того, что Эрл Смейссен избил меня.

Посмотрев на свою тарелку, Ральф задумчиво кивнул.

— Понятно. — Он усмехнулся. — Но ты можешь найти мужчину, который уже имеет детей, пожил семейной жизнью и будет стоять в стороне, восхищаясь твоими успехами.

Тим подошел принять наш заказ на десерт.

Я выбрала фирменное блюдо «Ахаба» — красиво оформленное мороженое с ликером. Я так и не доела рыбу, и мне уже надоело сидеть на строгой диете. Ральф присоединился к моему выбору.

— Но я боюсь, что связываться с Эрлом Смейссеном очень небезопасно, — добавил он после ухода Тима.

— Но ведь и разбирать претензии, требования возмещения убытков тоже небезопасно? — спросила я. — Могу себе представить, что время от времени тебе приходится иметь дело с мошенниками, которые не испытывают большой радости, когда их мошенничества разоблачают.

— Верно, — согласился он. — Но разоблачить мошенничество гораздо труднее, чем ты думаешь. Особенно когда произошел какой-нибудь несчастный случай. Есть множество продажных докторов, которые готовы удостоверить труднодиагностируемые увечья: например, растяжение позвоночника, не подтверждаемое рентгеном.

Я никогда не подвергался никакой опасности. Если ты знаешь, что претензии неосновательны, и они знают, что ты это знаешь, ты назначаешь возмещение убытков гораздо ниже того, которое назначил бы суд, если бы было возбуждено дело. Таким способом ты отделываешься от них — судебные процессы очень дорого обходятся страховой компании, потому что жюри всегда на стороне истца, так что с этим приходится мириться.

— И часто это практикуется? — спросила я.

— Все считают, что они могут бесплатно прокатиться за счет страховой компании; они не понимают, что в конечном итоге это приводит к повышению расценок. Но как часто нам причиняют ущерб? Не могу сказать. Когда я работал страховым агентом, то по моим прикидкам, одна из каждых двадцати или тридцати претензий была ложной. Но претензий так много, что ты не можешь оценить каждую из них, поэтому сосредоточиваешься лишь на крупных.

Тим принес неотразимо соблазнительное мороженое. Я съела его все, без остатка.

— На днях я нашла бланк о выплате пособия. Бланк компании «Аякс», но не подлинник, а копия. Любопытно было бы знать, действительный ли это документ.

— В самом деле? — изумленно спросил Ральф. — Где же ты его нашла? У себя на квартире?

— Нет, на квартире у молодого Тайера.

— Он у тебя с собой? Я хотел бы его видеть.

Я подняла сумку с пола, вытащила бланк из задернутого «молнией» отделения и дала Ральфу. Он тщательно его просмотрел.

— Выглядит как наш бланк. Любопытно, зачем его взял молодой Тайер. Такие документы не полагается забирать с собой. Он сложил бланк и убрал его в бумажник.

— Надо отнести его обратно в офис.

Я была не удивлена, а очень довольна, что у меня хватило предусмотрительности снять ксерокопию.

— Тебе знакома фамилия предъявителя? — спросила я.

Он вновь вытащил бланк и прочитал имя.

— Нет, я даже не могу его произнести. Но здесь предусматривается максимальное возмещение убытков, то есть компенсация за полную инвалидность — временную или постоянную. Это означает, что по этому делу должно быть объемистое досье. Почему он такой запачканный?

— Лежал на полу, — уклончиво ответила я.

Когда Тим принес счет, я настояла, чтобы половину заплатила я.

— Еще несколько таких обедов, и ты не сможешь выплачивать алименты или вносить квартирную плату.

В конце концов он уступил.

— Кстати, — сказал он, — прежде чем меня выкинут на улицу за неуплату квартирной платы, не хочешь ли ты взглянуть на мою квартиру?

Я рассмеялась:

— Да, конечно, Ральф. С удовольствием.