Глава 16 Цена одного заявления о выдаче пособия

В Милуоки нам пришлось ждать до тринадцати тридцати, когда отправился поезд на Чикаго. Я оставила Аниту на станции и пошла купить ей джинсы и рубашку. После того как она умылась и переоделась в вокзальном туалете, она стала выглядеть моложе и здоровее. Как только она смоет черную краску со своих волос, она станет почти прежней. Конечно, она убеждена, что ее жизнь разбита, и не удивительно, что сейчас все представляется ей в мрачных тонах. Но ей ведь всего двадцать, и она еще оправится от пережитых потрясений.

Мюррей согласился встретить поезд и отвезти ее в отель. Он выбрал «Ритц».

— Если уж ей предстоит сидеть в номере несколько дней, пусть это будет приличный номер, — объяснил он. — «Стар» оплатит счет пополам с тобой.

— Спасибо, Мюррей, — сухо сказала я. Мы уговорились, что он позвонит мне домой и оставит запись на автоответчике: «да» или «нет». Не называя никаких имен. «Нет» — означало, что что-то сорвалось и я должна с ним связаться. Я не буду и близко подъезжать к этому отелю. Он будет заезжать пару раз в день, чтобы накормить ее и поболтать с ней немного — мы не хотели, чтобы Анита вызывала гостиничную прислугу.

Как только поезд отошел, я направилась к платной дороге, ведущей в Чикаго. Проблема заключалась в том, что я не имела доказательств, что Питера Тайера убил Мастерс. Он только организовал это убийство. Это же подтверждал и рассказ Аниты — Мастерс назначил Питеру свидание в его квартире. Но не было достаточно веских прямых доказательств, которые могли бы заставить Бобби получить ордер на арест и надеть наручники на старшего вице-президента влиятельной чикагской корпорации. Мне предстояло еще хорошенько растревожить осиное гнездо и выманить наружу разгневанную матку.

Когда я свернула с платной дороги на скоростную дорогу Иденс, я заехала в Виннетку, чтобы проверить, дома ли Джилл и нашла ли она что-нибудь среди бумаг своего отца. Я остановилась на станции обслуживания на Уиллоу-роуд и позвонила Тайерам.

Трубку снял Джек. Да, Джилл вернулась домой, но она не разговаривает с репортерами.

— Я не репортер, — сказала я. — Это Ви.Ай. Варшавски.

— А уж с вами мы тем более не разрешим ей говорить. Вы уже причинили достаточно горя ее матери.

— Торнсдейл, вы не только сукин сын, но и самый большой олух, которого я встречала. Если вы не подзовете Джилл, я буду у вас через пять минут. Я подниму шум, обойду всех соседей, пока не найду кого-нибудь, кто позовет для меня Джилл.

Он швырнул трубку, как я догадалась, на стол, потому что линия оставалась неразъединенной. Через несколько минут послышался чистый, высокий голосок Джилл.

— Что вы сказали Джеку? — захихикала она. — Я никогда не видела его в такой ярости.

— О, я пригрозила обойти всех соседей и посвятить их в происходящее, — ответила я. — Хотя полиция уже, наверное, обошла их всех, задавая свои вопросы... Как ты добралась до Виннетки?

— О, это был целый спектакль. Пол вызвал в клинику полицейский эскорт. Лотти не хотела этого делать, но он настоял. Затем он съездил за вашей машиной, и мы вернулись домой под вой полицейских сирен. Сержант Мак-Гоннигал был просто великолепен.

— Неплохо. А как дела на домашнем фронте?

— О'кей. Мама решила простить меня, но Джек ведет себя как настоящий идиот. Все время твердит, что я сделала мать очень, очень несчастной. Я пригласила Пола остаться на обед, и Джек обращался с ним так, словно он сборщик мусора или что-то в этом роде. Тут я взбесилась, но Пол сказал мне, что привык к такому обращению. Я просто ненавижу Джека, — закончила она.

Я рассмеялась при этом взрыве:

— Милая девочка. Пол — очень славный парень, за него стоит постоять. Вы просмотрели бумаги отца?

— О да. Конечно, Люси была в бешенстве. Но я вела себя как Лотти и не обращала на нее ни малейшего внимания. Я не очень хорошо понимаю, что мы искали, — сказала она, — но мы нашли какой-то документ, где значились имена мистера Мастерса и мистера Мак-Гро.

Я вдруг почувствовала полный покой, как будто перенесла глубокий душевный кризис и наконец исцелилась. Я вдруг расхохоталась и спросила:

— Но сейчас-то ты понимаешь? Что это за документ?

— Не знаю, — с сомнением произнесла Джилл. — Может быть, принести и прочитать его?

— Это было бы самое лучшее, — согласилась я. Она положила трубку. Я стала потихоньку напевать: «Каков ты, документ? Ты, может быть, походишь на квитанцию на стирку?»

— Это ксерокопия, — объяснила Джилл, взяв телефонную трубку. — Вверху мой папа написал чернилами дату: восемнадцатое марта 1974 года. Далее следует. Доверительное соглашение. Нижеподписавшимся, Ярдли Лиланду Мастерсу и Эндрю Соломону Мак-Гро, настоящим предоставляется фидуциарная[13] ответственность за распоряжение суммами, перечисляемыми на счет следующих лиц... — На слове «фидуциарный» она запнулась. — Здесь имеется целый список: Эндрю Мак-Гро, Карл О'Молли, Джозеф Гиль... не могу произнести. Здесь... — Я слышала, как она считает одними губами. — Двадцать три имени. И еще там приписано: «А также любых других лиц по их усмотрению с последующим заверением моей подписью». Затем имя моего папы и место для его подписи. Это то самое, что вы искали?

— Да, то самое, Джилл. — Мой голос звучал спокойно и уверенно, как будто я возвещала о победе на спортивном состязании.

— Что это означает? — спросила она. Заметно было, что ее радость по поводу победы над Джеком и Люси сильно поубавилась. — Что папа убил Питера?

— Нет, Джилл. Твой отец не убивал твоего брата. Это только означает, что твой отец знал о грязных махинациях, раскрытых твоим братом. Именно за это и был убит твой брат.

— Понятно. — Несколько минут она молчала. — И вы знаете, кто его убил? — спросила она чуть погодя.

— Думаю, да. Будь осторожна, Джилл. Не отходи от дома и не выходи ни с кем, кроме Пола. Завтра или послезавтра я заеду повидать тебя — надеюсь, к этому времени все будет кончено. — Я хотела уже повесить трубку, но тут подумала, что должна предупредить ее, чтобы она хорошенько спрятала документ. — О Джилл, — начала я, но она уже повесила трубку. Ладно, подумала я. Если кто-нибудь подозревает, что документ здесь, они уже наверняка его искали.

В сущности этот документ означал, что Мастерс мог выписать фиктивный бланк на получение пособия для любого человека, затем он и Мак-Гро могли получить деньги по этому бланку. Тайер, очевидно, проглядел такую возможность. Непонятно было даже, почему они использовали реальные фамилии. Лучше бы уж употребляли вымышленные — с ними труднее разобраться. Если бы они так поступили, Питер Тайер и его отец были бы еще живы. Возможно, это дело всплыло бы позднее. Хорошо бы иметь полный список имен и сверить его с полным реестром Точильщиков.

Было уже почти четыре. Анита, должно быть, уже прибыла в Чикаго. Я позвонила к себе на квартиру, но никто еще не записал на моем автоответчике «да» или «нет». Я села в машину и вернулась на Иденс. Колонны машин двигались буквально ползком. Ремонт на двух рядах превратил час пик в настоящий кошмар. Раздраженная и нетерпеливая, я наконец выбралась на Кеннеди. Программы действий у меня еще не было, но это не умеряло Моего раздражения. Честно признаться, я не знала, что делать. Разумеется, я могла разоблачить махинации с платежными бланками. Но как я уже сказала Аните, Мастерс будет решительно отрицать, что знал что-либо об этом. Точильщики, вероятно, подкрепили все документы подлинными заключениями докторов. Да и осматривают ли те, кто обрабатывает бланки, «жертв» несчастных случаев? Сомнительно. Лучше поговорить с Ральфом, объяснить ему все, что я выяснила, и узнать, есть ли какой-нибудь законный путь, которым можно было бы связать Мастерса с этим обманом. Да так, чтобы он не мог отвертеться. И даже этого было недостаточно. Надо было связать его с убийствами. А как — я не знала.

В семнадцать тридцать я выехала на Аддисон и покатила в густом потоке машин через город. Наконец я свернула на маленькую боковую улочку, полную рытвин, но почти пустынную. Я уже хотела свернуть на Шеффилд и подъехать к Лотти, когда меня вдруг осенило, что я могу таким образом попасть прямо в засаду. Я нашла ночной ресторан на углу Аддисон и позвонила.

— Дорогая Вик, — приветствовала она меня. — Представь себе, что эти гестаповцы имели наглость ворваться в мою квартиру. Уж кого они там искали: тебя, Джилл или Аниту Мак-Гро, я не знаю, но они здесь были.

— Боже мой, Лотти, — сказала я, и у меня вдруг защемило под ложечкой. — Это все я виновата. И что они там натворили?

— Да ничего особенного, только замки сломали. Пол как раз заменяет их. Но меня возмущает их наглость.

— Понимаю, — сказала я покаянным голосом. — Я возмещу все убытки. Я только возьму то, что мне нужно, и уйду.

Я повесила трубку и решила рискнуть. Засада так засада. Пусть Смейссен знает, что я вернулась домой, — я не хочу, чтобы Лотти подвергалась опасности и чтобы в квартиру к ней вламывались эти подонки. Я пробежала по всей улице до ее дома, обращая лишь беглое внимание на подозрительных людей, которые могли быть вооружены. Я не увидела ни одного знакомого лица, и никто не выстрелил в меня, когда я взбегала по лестнице.

В дверях стоял Пол, он вставлял новый замок. Его квадратное лицо выглядело довольно мрачным.

— Дела идут не слишком-то хорошо, Вик. Как вы думаете, Джилл не угрожает опасность?

— Не думаю, — сказала я.

— Я съезжу туда сам и посмотрю.

Я усмехнулась:

— По-моему, неплохая идея. Но только будь осторожен, слышишь?

— Не беспокойтесь. — Его лицо просияло ослепительной улыбкой. — Но я не знаю, от кого ее защищать — от ее зятя или от гангстеров.

— Защищай ее ото всех. — Я вошла в дом. Лотти была в задней его части, она пыталась заново прикрепить обшивку двери. Для врача с такими умелыми руками она действовала на удивление неловко. Я взяла у нее молоток и быстро закончила работу. Ее лицо было напряжено и строго, губы поджаты.

— Ты хорошо сделала, что предупредила Пола и договорилась, чтобы этот сержант — как его там зовут — завез нас в клинику. Тогда я сердилась на тебя и Пола, но совершенно ясно, что эта предосторожность спасла девочке жизнь. — Когда она злилась, ее венский акцент был особенно заметен. Я думала, что она преувеличивает насчет Джилл, но не стала с ней спорить.

Я прошла вместе с ней через квартиру и убедилась, что в ней в самом деле ничего не тронули. Не тронули даже тех медицинских препаратов, которые имеют большую уличную ценность.

Пока мы совершали этот осмотр, Лотти ожесточенно бранилась, обильно пересыпая свою речь немецкими ругательствами. Немецкого языка я не знаю: я даже не пыталась ее успокаивать, только кивала головой и что-то бормотала, выражая свое согласие. Бурный монолог был прерван лишь появлением Пола, который сообщил, что передняя дверь починена, и спросил, не надо ли сделать еще чего-нибудь.

— Нет, дорогой, спасибо, отправляйся к Джилл и как следует позаботься о ее безопасности. Нельзя допустить, чтобы она пострадала.

Пол с радостью согласился. Он отдал мне ключи от машины и сказал, что она стоит на улице Семинари, рядом с Ирвинг-парк-роуд. Я хотела оставить ему машину, но потом передумала; кто знает, что будет вечером, она может понадобиться мне самой.

Я позвонила Ларри и спросила его, закончен ли ремонт. Закончен, ответил он, ключи к новым замкам оставлены у жильцов первого этажа, которые оказались более дружественными, чем миссис Альварес на втором этаже.

— Все починено, Лотти; я могу ехать домой. Жаль, что я не ночевала вчера дома, с забитыми гвоздями дверьми; это спасло бы тебя от вторжения этих подонков.

Ее губы искривились в усмешке:

— Забудь об этом, Вик. — Приступ ярости уже закончился, буря миновала. — Мне даже чуточку грустно, что я остаюсь одна: я буду скучать по этим двум ребятам. Они были так милы вдвоем... Кстати, я забыла спросить, нашла ли ты мисс Мак-Гро?

— Да, нашла. И мне надо проверить, безопасно ли она устроилась в своем новом прибежище. — Я позвонила на телефонную станцию, и многострадальные телефонисты ответили, что кто-то мне звонил и просил передать «да». Звонивший не назвал своего имени, но сказал, что я знаю, что это означает. Я сказала им, что они могут переключить звонки в мой офис на мой домашний номер. В лихорадочной суете последних дней я забыла попросить уборщицу Келли навести порядок у меня в офисе, но зато никто его не открывал. Я решила, что поеду туда завтра.

Попробовала я позвонить и Ральфу, но в офисе его не оказалось. Где он? Обедает? Уж не ревную ли я?

— Ну что ж, Лотти, кажется, все. Спасибо, что ты разрешила мне на несколько дней внести такую сумятицу в твою жизнь. Ты произвела очень сильное впечатление на Джилл. Она сказала мне, что, когда их служанка попробовала говорить с ней раздраженным тоном, она «вела себя как Лотти и не обращала на нее никакого внимания».

— Не думаю, чтобы это была очень удачная мысль — брать с меня пример. Очень милая девочка — удивительно, что она не заразилась этой предместной гордыней. — Она села на кушетку, наблюдая за моими сборами. — Что дальше? Ты уже можешь изобличить убийцу?

— Мне нужны веские доказательства, — сказала я. — Я знаю, кто именно отдал приказ об убийстве — его исполнителем скорее всего был парень по имени Тони Бронски, но это мог быть и любой другой из команды Смейссена. Но я пока еще не могу уличить того, кто отдал приказ. Зато я знаю, в чем заключались преступные махинации, и знаю, как они проводились. — Я застегнула «молнию» на своей полотняной сумке. — Но мне нужен рычаг, а может быть, клин. — Я говорила скорее сама с собой, чем с Лотти. — Клин, чтобы отщепить этого главного виновника от остальных. Если я выясню, что эти махинации не могли совершаться без его участия, тогда я, может быть, сумею заставить его играть в открытую.

Раздумывая над всем этим, я стояла, поставив одну ногу на кровать и рассеянно постукивая пальцами по чемодану.

— Если бы я была скульптором, — сказала Лотти, — я изваяла бы твою статую: ожившая Немезида. Я вижу по твоему лицу, что ты справишься. — Она поднялась на цыпочки и поцеловала меня. — Я выведу тебя на улицу, если кто-нибудь тебя подстрелит, я смогу быстро тебя подштопать, пока не пролилось слишком много крови.

Я рассмеялась:

— Лотти! Ты изумительна! Хорошо, прикрывай меня со спины.

Она довела меня до угла Семинари, но улица была пуста.

— Я думаю, что это заслуга сержанта Мак... — как его там? — сказала она. — Вероятно, он проезжает здесь время от времени. Но будь осторожна, Вик: хотя у тебя и нет матери, ты дочь моего духа. Я бы очень не хотела, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

— Лотти, это мелодрама, — запротестовала я. — Ради Бога, никогда не старей.

Она в чисто европейской манере пожала своими худыми плечами и ответила мне сардонической улыбкой, но, пока я шла по улице до своей машины, она наблюдала за мной настороженным взглядом.

Загрузка...