Заклинатель

ГЛАВА 23 Ужасная находка

— Смотрите, всплыл! — послышался крик мальчика от реки. — Смотрите, всплыл!

Всплывшие в реке трупы вызывали у урбсумидцев неизменный интерес. Чаще всего жертвами крепких объятий Фодуса становились моряки, приплывшие из далеких земель: их корабли шли вверх по реке, груженные экзотическими товарами, источающими сладкие ароматы. Многие из этих кораблей проводили в морских просторах не один месяц; неудивительно, что моряки, едва бросив якорь, тут же бежали в портовые кабаки. Там они пили всю ночь напролет, а вернувшись на борт, спать укладывались на скользкие доски, откуда скатывались прямиком в реку. Этим дело и кончалось. В зимние морозы, когда от жестокого холода вода становилась плотной, как густая подливка, если какой-либо тяжелый предмет, будь то человек или что-то другое, падал в реку, плеска почти не было слышно. Но даже если кто-то что-то и слышал, в таком месте, как Урбс-Умида, на доброту и отзывчивость случайных прохожих рассчитывать не приходилось.

И конечно, рано или поздно все эти трупы всплывали на поверхность. Иноземцев, которых легко было отличить по цвету кожи и по лицу, обычно внимательно обшаривали в поисках золота (серег, например, или зубов), а потом швыряли обратно в реку, ведь любой уважающий себя моряк мечтает, чтобы его похоронили в воде. Кроме того, человек, которому посчастливилось обнаружить в реке утопленника, получал вознаграждение. Поэтому-то в голосе мальчика и звучала такая радость. Однако на сей раз парнишке не повезло, ибо Фодус выплюнул труп Гарри Этчама.

При жизни Гарри был человеком вполне упитанным, после смерти же его тело раздулось еще сильнее. После того как его сбросили с набережной, он много дней провел под водой, в цепких объятиях водорослей; они держали его в плену под Мостом, под его третьей аркой. Он лежал вверх лицом, так близко от поверхности, что если бы кто-нибудь смог подобраться поближе, то увидел бы кончик его носа, лишь немного прикрытый водой.

Бедолага Гарри так и не узнал, кто перебросил его через парапет. Он был не первым, кто оказался в таком положении, и далеко не последним. Но так получилось, что с ним Фодус не хотел расставаться особенно долго и вот наконец, устав от этого сморщенного, напитанного ядовитой влагой тела, швырнул его в липкую грязь, в двух шагах от ступеней, ведущих на набережную. Труп не лег на берег, а буквально врезался в его толщу: он был тяжел, словно какое-то вымершее доисторическое морское чудовище. Как только народ заслышал крики мальчика, все тут же бегом кинулись к реке, чтобы поглазеть на покойника. Бедняга Гарри: при жизни ему никогда не оказывали столько внимания.

Случилось так, что в тот самый момент Алуф Заболткинс переходил Мост. Он бодро насвистывал, к подкладке его панталон был надежно привязан туго набитый кошелек — Алуф только что провел крайне успешный сеанс краниальной топографии в доме одной из подруг Синтии Экклстоп, к тому же заручился обещанием скорого приглашения еще в пару домов, принадлежащих некоторым элегантным и весьма утонченным особам. На месте событий он оказался одновременно с констеблем Коггли, который пытался пробиться сквозь плотную толпу зевак.

— Ра-а-асступись! Ра-а-аступись! — раздраженно рычал Коггли.

Люди недовольно ворчали и бросали злобные взгляды, но пропускали его, и Алуф воспользовался образовавшимся проходом. Он пробрался следом за Коггли к самым ступеням. Констебль со всей возможной осторожностью ступил в грязь и подошел к телу Гарри; его нижняя губа скривилась от отвращения.

— Мне нужна помощь, — сказал он и обернулся к толпе, однако лица присутствующих словно окаменели.

— Я помогу, — откликнулся Алуф и ступил в мягкую, вязкую грязь.

Его интерес к столь отвратительным вещам имел совершенно иную природу, нежели у окружающих, — в нем не было ничего нездорового, как не было и корысти: это был сугубо научный интерес. Какую бы чушь Алуф ни нес в роскошно обставленных гостиных там, за рекой, он действительно питал искренний интерес к «картографии головы». В последнее время его особенно занимала одна теория, которую он разрабатывал: Алуф полагал, что по краниальной топографии черепа можно определить, склонен ли его обладатель ко всякого рода несчастьям и неудачам. Алуф даже предполагал — и эта мысль особенно ему нравилась, — что, возможно, в будущем он научится определять, насколько велика вероятность, что тот или иной человек станет жертвой убийства. Это было бы очень кстати, учитывая текущее положение дел.

«Подумать только! Если бы получилось! — размышлял он. — Ведь в моих силах было бы помочь людям избежать насильственной смерти! Я бы мог стать эдаким… краниальным пророком!» Для того чтобы выяснить, станет ли его собственная жизнь благополучнее благодаря такому умению, Алуфу не требовалось ощупывать себе голову.

Коггли смерил Алуфа удивленным взглядом: роскошный костюм, монокль… «Что делает этот субъект на южном берегу реки? Впрочем, какая разница», — пожал плечами констебль.

— Буду очень признателен, сэр, — пропыхтел Коггли; тяжело дыша и отдуваясь, он пытался перевернуть тело Гарри лицом вверх.

Совместными усилиями они с Алуфом доволокли труп до самых ступеней; после этого оба решили, что пора отдышаться.

Алуф спросил:

— Вам не кажется, что этот утопленник несколько странный?

Тем временем наверху, на набережной, воцарилась оглушительная тишина. Алуф поднял голову и увидел, что толпа зевак откатилась подальше от парапета. Коггли встал перед трупом, немного оттеснив Алуфа, — так было лучше видно; и вот какую-то долю секунды спустя вздутое пузо Гарри Этчама взорвалось, окатив всех присутствующих (главным образом констебля) омерзительным душем — тухлыми соками гниющего тела. Благодаря тому что констебль встал между трупом и Алуфом, последний оказался защищен от взрыва, поэтому практически не пострадал. А вот Коггли не повезло: холодные как лед, гнилые внутренности Гарри обильно стекали по его лицу, искаженному гримасой отвращения.

— Фу-у-у! — воскликнули хором зеваки, и тут же толпа разразилась гомерическим хохотом. Ничто не могло бы так порадовать местных жителей, как возможность созерцать констебля в столь неприятном положении.

Коггли и сам был готов взорваться. Он резко обернулся к хихикающей публике и погрозил кулаком, покрытым зловонной слизью.

— Как вы смеете смеяться над представителем закона? — злобно зашипел он. — Вы у меня сейчас все в Железную Клеть загремите!

В ответ на угрозу из толпы послышался свист, а кое-кто из зевак даже весьма красноречивым образом показал констеблю палец. Алуф, поколебавшись, все же предложил Коггли носовой платок, но принять его обратно отказался. Совместными усилиями им удалось втащить теперь еще более безобразный, зато куда более легкий труп вверх по ступеням на набережную, где уже ждала запряженная телега, готовая доставить тело в морг.

— Как вы полагаете, он умер до того, как упал в реку?

Констебль покачал головой:

— Трудно сказать. Может быть, спрыгнул с Моста.

Среди горожан Урбс-Умиды это был весьма популярный способ свести счеты с жизнью.

— А как насчет того убийцы, Серебряного Яблока? — спросил Алуф. — Яблочко поискать не хотите?

— Ну… я как раз собирался. — Коггли пошарил у Гарри в жилетных карманах, но не нашел ничего, кроме морковки и двух луковиц.

— Посмотрите в другом кармане, — посоветовал Алуф; констебль неохотно послушался.

— Никаких сомнений, его убили, — мрачно сказал Коггли, вынул руку из кармана утопленника и разжал кулак: у него на ладони сияло серебряное яблоко.

Алуф взял фрукт, повертел в руках и провел по поверхности ногтем — от яблока отделилась тонкая серебряная стружка.

— Оно только покрашено в серебряный цвет, — заметил Алуф. — Интересно — зачем?

Коггли фыркнул. Этот Серебряное Яблоко у констебля уже в печенках сидел. Всякий раз, когда находили очередной труп, его вызывали к мэру, где он вынужден был оправдываться и давать объяснения, почему ни с прошлой недели, ни с позапрошлой так и не приблизился к поимке этого фрукта. В ответ на вопрос Алуфа он печально, почти что с отчаянием покачал головой:

— Кто знает? В нашем городе много странного происходит.

Алуфу в этот момент подумалось, что навряд ли можно представить себе что-либо более странное, нежели констебль, с ног до головы покрытый разнообразными жидкостями из гниющего трупа, однако озвучивать свою мысль не стал.

— А что, если яблоко — это послание?

— Может, и так.

Алуф подошел к телеге, на которой лежал труп Гарри, и быстро пробежался пальцами по его черепу. Его ожидало разочарование: область Б, отвечающая за несчастья, оказалась вполне заурядной, развитой ничуть не сильнее, чем у большинства людей. Вообще-то, возможно, что даже слабее.

«Ладно, ничего не поделаешь», — подумал Алуф. У него в запасе оставалось еще достаточно теорий, над которыми стоило поразмыслить, — например, можно ли по форме черепа определить, насколько человек доверчив и легкомыслен. В воображении он еще раз прощупал голову Синтии Экклстоп. Да, это ему пригодится.

Толпа зевак уже рассосалась, а констебль и Алуф двинулись каждый своей дорогой — констебль обратно на службу, в ратушу, чтобы помыться, Алуф — в дом миссис Сытвуд, чтобы перекусить и вздремнуть. А на другой стороне дороги, чуть поодаль, притаившись за большой телегой, груженной сеном, стояла, наблюдая за ними, какая-то темная человеческая фигура. Незнакомец провожал Алуфа и Коггли взглядом до тех пор, пока они оба, завернув за угол, не скрылись из виду; тогда он тоже покинул место происшествия.