Заложники удачи

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Внезапное возвращение Катрины с Майорки явилось спасением для Тодда. Несмотря на то, что он изо всех сил пытался справиться со своим положением сам, его совместная жизнь дала трещину. «Радостей холостяка» для него не существовало. Вместо лишних развлечений были только лишние заботы. «Ну что это за жизнь? – жаловался он Маку. – Каждый вечер приходишь домой, а там встречаешь меня только ты…» Он постоянно думал о Катрине. «Как она могла поступить так со мной? – стонал он. – Вот так взять и уйти! Зачем ей понадобился этот отдых? Как будто бы она одна, а моя жизнь – сплошной нескончаемый праздник!»

Говоря по правде, он очень скучал по ней. Скучал по тому мирку, который она создала, по хорошей еде, которую она готовила, и еще о том, что все в доме делалось, как он захочет и когда захочет. Ему недоставало ее. Ему хотелось просто поговорить с ней. Они могли говорить часами ни о чем, по крайней мере ни о чем важном, но ведь главное – они понимали друг друга и счастливые засыпали. Они никогда не ссорились и почти ни о чем не спорили – кроме Лео и «Паломы Бланки».

Ее внезапная холодность, когда она звонила ему, очень его встревожила. У них никогда не было подобных отношений. Раньше он всегда спрашивал: «Тебе тяжело на душе? Так поделись со мной», – и она всегда делилась. Теперь же это напряженное молчание повергло его в уныние.

Но в целом он справлялся. Вечерами, по пути домой, Тодд забегал в китайский ресторанчик напротив своей конторы, чтобы забрать заказ («Еще немного такой еды, и я сам буду похож на эту противную лапшу», – жаловался он Маку), и старался заполнить день телефонными разговорами и деловыми встречами.

И Хэнк тоже справлялся. Из Лондона он отправился в Германию.

– Я вот тут думаю, – говорил он из Берлина. – У нас не было времени окончательно договориться с Шарли тогда. Ты не возражаешь, если я поеду и увижусь с ней?

Тодд возражал, и еще как. Ему было плохо и одиноко в Лондоне. Ему так и хотелось сказать: «А что, если я присоединюсь к тебе?» Но он сдержался из страха показаться дураком. Конечно, Хэнк был прав. Неподходящий момент для романов, даже если прелестная Шарли того желала, в чем он совершенно не был уверен. Да и его интерес к внебрачным связям улетучился. Ведь если даже не брать в расчет чувства вины, посмотрите только, сколько проблем сразу появляется! А потому он спокойно обсудил сроки, которые они должны были предложить Шарли, и поручил все переговоры Хэнку. Хэнку понадобились считанные минуты, чтобы договориться с Шарли. Нет, конечно, Тодд был рад этому обстоятельству. Ему нравилась Шарли, очень нравилась, она произвела на него сильное впечатление с самой первой встречи, но тем не менее его немножко задевала столь быстрая победа Хэнка.

– Послушай, ты абсолютно прав, – начал Хэнк, как бы успокаивая, – мы не может делать все своими силами. Я целый день в разъездах, а ты – в конторе. Нам нужна помощь. Шарли умница, и у нее куча связей. Она как раз то, что надо. Да и этот парень, как его, Боб Левит, согласился отпускать ее на один день в неделю, пока не закончится ее контракт…

Вот так втроем они начали работать. Тодд продолжал заниматься туристическими делами, хотя он и оставил идею об одной крупной сделке взамен мелких, надеясь, что, если объем продаж будет достаточным, его дело даст хорошую прибыль.

Шарли вплотную занялась «Золотым кубком «Паломы Бланки».

Были изданы новые буклеты.

Шарли написала письма секретарям яхт-клубов всего мира.

Хэнк и Дон Антонио обсуждали всевозможные способы расширения гавани.

Много перемен произошло за время отсутствия Катрины.

Решение прервать отдых пришло к ней совершенно неожиданно.

Пока Катрина летела обратно в Лондон, она вспоминала свою поездку в «Палому Бланку». Красота этого места превзошла все ожидания. Конечно, она видела фотографии; Тодд немало старался, чтобы они не остались незамеченными, но воздух и простор нельзя было показать на снимках, и она не очень-то ориентировалась в расстояниях. «Так же величественно, как Вест-Энд», – похвастался однажды Тодд, но воспоминания о Риджент-стрит и Пикадилли почему-то смутили ее. Ничто не шло в сравнение с «Паломой Бланкой». Вест-Энд был заполнен зданиями, большинство из них были уродливыми, тогда как даже незаконченные строения в «Паломе Бланке» были так же красивы, как волшебная книжка с картинками. Действительно, как сказал Хэнк с необычной для него торжественностью:

– Работа великого художника, окруженная удивительной красотой природы.

А еще он добавил:

– Я никогда не видел твоего старика, но, по-моему, если Лео одолжил нам триста тысяч, то это уже о чем-то говорит. Тодди высоко его ценит.

Высоко его ценит? Человек, разрушивший жизнь ее матери. Тот отец, которого она в детстве ждала часами, чтобы только увидеть.

– Но люди меняются, – настаивал Хэнк, – как только человек начинает зарабатывать настоящие деньги и немного наберется ума.

Катрина удивилась. Неужели его махинации оправдали себя? Неужели он в самом деле был способен одолжить Тодди триста тысяч? Неужели у него были такие деньги? Встревожившись и что-то подозревая, она пыталась понять, где он мог столько заработать?

Но что тревожило ее больше всего, так это разговор с Памелой. Ее критика задела Катрину за живое. «Неверность? – думала она раздраженно. – И это я-то! Было бы изменой лечь в постель с Осси. Вот это была бы неверность! Но я ведь этого не сделала. Я всегда поддерживала Тодди!» Тогда она шла в его офис с твердым намерением помириться. И что она обнаружила? Его рубашка была перепачкана женской косметикой. Да, Софи была права. И тем не менее, хотя она и помнила об этом случае все время, разговор с Памелой как-то приуменьшал его значение. Главным, что ее задело, были слова Памелы: «Если бы Сэм попал в беду, я бы стремилась быть с ним. Я была бы сама с собой не в ладу, если бы не стала работать на износ, только бы помочь ему…»

Так что, возвращаясь домой, Катрина была совершенно в другом состоянии, чем тогда, когда она рассерженная вылетела из конторы Тодда. Хэнк и Памела помогли ей изменить свое мнение, а один вид «Паломы Бланки» все в ней перевернул.

– Я никогда не видела места красивее, – призналась она Тодду.

Катрина сделала вид, что не помнит ни следов косметики на его рубашке, ни той ночи в Мидлэндс. Она отложила разговор о своем отце. Вместо этого, взяв на заметку слова Памелы, она решила устроить ему день рождения и Рождество одновременно.

Тодд напоминал пьяницу, любимый бар которого наконец снова открылся. Вернулась его настоящая жизнь. Хэнк был прав, когда назвал Тодда «образцом женатого мужчины». Снова он спешил домой на вкусный запах готовящейся пищи, смешанный с ароматом французских духов. Он спешил к жене. Это был его второй медовый месяц. Они не только вместе наслаждались едой и постелью, они снова говорили друг с другом! Катрина сама заговорила о «Паломе Бланке».

– Тодди, ты должен был заставить меня поехать туда, притащить меня силком, если хочешь. Это просто сказка! И все говорят, что тебе очень не повезло в «Сантурз». Сэм сказал, что это был замечательный контракт…

Они болтали без умолку, ели, пили, снова болтали. И каждую ночь занимались любовью.

– О черт! – восклицал он с восхищением. – Ты словно какой-то энергией подзарядилась…

Но это было больше, чем просто энергия. Желая восстановить прежние отношения, Катрина превзошла себя, чтобы вернуть волшебство их браку. И делала это с чистой совестью. Буквально за неделю она превратила дом в уютное любовное гнездышко. После ужина они разговаривали, делясь планами о будущем. «Палома Бланка» стала постоянной темой их разговора. Конечно, жаль, что сейчас она вызывает массу проблем, но Тодд был уверен, что беспокоиться не о чем, и в конце концов все будет в полном порядке.

И Катрина изо всех сил старалась поддерживать его. Но больше всего ей хотелось продлить ощущение счастья в их отношениях. Да, она искренне была в восторге от «Паломы Бланки» – пусть даже она думала, что это не их дело, а дело какой-нибудь крупной корпорации с миллионным оборотом.

Итак, она попыталась. Беда была в том, что, чем больше они говорили, тем больше она делала открытий. И чем больше она узнавала, тем больше беспокоилась. За ее улыбками и ободряющими словами стояла тревога. Нет, она ни разу не упрекнула Тодда. Все свои переживания она держала в себе. Однако ее мозг – мозг бухгалтера – быстро считал цифры. Продажа машин уже не оправдывала себя. Катрина была в ужасе оттого, что банк отказал им в деньгах. Она задумалась о тех днях, когда сама вела бухгалтерию. В те далекие времена банк всегда был рад помочь им. Всегда! «Помните, миссис Тодд, – говорили они, – если возникнут проблемы, всегда обращайтесь к нам».

Теперь к банку не обратишься. Да к тому же он еще настаивает на дополнительном счете за гараж.

– Таким образом, они станут нашими первыми кредиторами, если случится самое худшее, – объяснил Тодд.

– Что значит, – если случится самое худшее?

У Катрины кровь застыла в жилах, когда Тодд заговорил о ликвидации дела.

Взглянув на жену, он попытался ее успокоить.

– Ну, конечно, до этого не дойдет. Просто банк всегда смотрит на дело с самой черной стороны. Ты ведь знаешь, какие они, эти мрачные чудаки. Мы просто продолжаем делать дело, вот и все.

– Надеюсь, – согласилась Катрина, при этом спрашивая себя, не лучше ли остановиться?

Через полторы недели, однако, она поняла, что спасти автомобильный бизнес могли только успешные операции с «Паломой Бланкой». Ей становилось не по себе, когда она слушала Тодда. Он по-прежнему продолжал расшвыривать деньги, вместо того чтобы сократить расходы. Его планы были, как всегда, грандиозны. Он даже собирался устроить там международную регату «Золотой кубок Паломы Бланки»! Да, и они пригласили кого-то по имени Шарли.

– Кто такой этот Шарли, про которого ты недавно говорил? Когда он, наконец, выйдет на сцену?

К ее удивлению, Тодд покраснел.

– Ах да, – сказал он как-то виновато. – Э-э… я как раз собирался объяснить тебе… Дело в том, что… э-э… Шарли – это она.

– Шарли – это женщина?!

Новая тревога появилась у Катрины. Боже мой! Только этого еще не хватало!

– Ее полное имя – Шарлотта. Это Хэнк ее нашел, сейчас она работает на нас по полдня, но летом вступит в правление. Она будет нашим директором по развлекательным программам.

– Вступит в правление?! – воскликнула Катрина, пытаясь скрыть свое удивление. – Это что, была идея Хэнка?

– Ну, в общем да, хотя я согласился. Это было нашим общим решением.

– Ты видел ее?

– Э-э… недолго. Квалифицированный специалист. Очень деловая. Видимо, карьеристка. Ну, ты знаешь этот тип.

Еще бы не знать. Это тип Софи, Софи тоже карьеристка, Софи – пожирательница мужчин. И почему это, интересно, он покраснел?

– А сколько ей лет, этой… как ее… Шарли?

– Да не знаю, – он чуть пожал плечами. – Не старуха, конечно, но и не очень молода. В общем-то, Хэнк с ней больше занимается. Они разрабатывают идею, про которую я тебе говорил, ну, «Золотой кубок Паломы Бланки».

Катрина пропустила мимо ушей последнюю фразу Тодда, ее больше занимали их финансовые проблемы, чем Хэнк и его женщины.

– Ну, вот видишь, – подвел Тодд итог разговору, – с «Золотым кубком» и всем прочим все в конце концов будет в полном порядке.

Но он ее не слишком убедил.

К вечеру Катрина немного успокаивалась. Не зная точной банковской стоимости дома, она прикидывала, нельзя ли продать его и обойтись более скромным жильем. А может быть, продать виллу? Или лучше опять начать работать в конторе? Она даже решила по примеру миссис Бриджес начать экономить деньги. И конечно, в таком настроении она была совсем не расположена развлекаться, когда к ней вдруг заглянула на чашечку кофе Софи.

– Для чего же тогда друзья, если не для того, чтобы поддерживать друг друга? – промурлыкала она.

– Что-нибудь знаешь о нем? – спросила Софи, имея в виду Осси.

– Нет, ничего, – ответила Катрина. – И ты, пожалуйста, прекрати расспросы…

– Да нет, извини меня, я ничего такого не имею в виду. Я просто подумала, а что сказал Тодди, когда узнал?

Ну и стерва! Конечно, она ничего не рассказала Тодди. Да и нечего было рассказывать, хотя в это, конечно, судя по выражению глаз Софи, никто не поверит. Раздраженная и уставшая от Софи, Катрина изобрела поездку в парикмахерскую, только чтобы выпроводить подругу из дома, а это означало, что она должна была выйти вместе с ней и целый час слоняться по Хай-стрит, как девчонка, прогуливающая школу.

Катрина потеряла контроль надо всем. Когда она вела бухгалтерию в фирме, она знала все расходы до последнего пенни. И даже когда она бросила работу, она так не тревожилась. Ведь в конце концов Тодди умный, уверенный в себе деловой человек, твердо стоящий на ногах. Или по крайней мере он был таким – до «Паломы Бланки».

Через две недели Катрина уже чувствовала страшное напряжение. Хотя теплота отношений вернулась в их семью, были моменты, когда она была готова закричать на Тодда. «Спокойней, – твердила она себе, пока готовила ужин. – Не спорь с ним». Сегодня вечером она спросит о предложении ее отца помочь заплатить тем людям в Париже…

– Как ты узнал об этой фирме в Париже? – ласково спросила Катрина.

Вытерев рот салфеткой, Тодд лениво откинулся в кресле.

– Ну, это не какой-нибудь там крупный банк. Маленькая такая фирмочка, свой юрист.

– Ну да? Так как же ты их нашел?

– Честно говоря, меня свел с ними Лео.

Да, хуже и быть не могло. Катрина похолодела. Перед этим она старалась спрашивать осторожно, если что-то касалось ее отца. Сейчас она нажала посильнее. Тодд, казалось, не слишком много знал о нем, он даже не знал, где тот живет.

– У него замок где-то на Юге Франции, между Марселем и Ниццей. Я забыл его название.

– Замок? – недоверчиво спросила Катрина. «Тогда я, наверное, живу в Букингемском Дворце!» – подумала она. Вслух же она сказала: – Да, кажется, дела у него идут неплохо.

Тодд с готовностью рассмеялся.

– Просто великолепно, если человеку ничего не стоит одолжить триста тысяч!

Сердце у Катрины замерло. Она вся напряглась. «Триста тысяч! Хорошо, если в конце концов у тебя останется триста пенсов». Катрина прикусила губу, чтобы не ляпнуть ничего лишнего. Она постаралась привести в порядок свои мысли.

– Это, конечно, с его стороны хороший поступок, но все-таки я не могу понять, зачем ему все это? – спросила Катрина.

Она чуть не завизжала, когда Тодд с легкостью начал говорить о своей дружбе с Лео и их общей вере в «Палому Бланку». Слушать все это было просто невыносимо. «Ты ведь не можешь положиться на него. Он всех подводит. Где ж ты потом окажешься?! Что тогда случится?»

– Ну, ладно, – сказала она легко. – Но ты ведь, конечно, не во всем на него полагаешься? Ты сказал, у тебя все под контролем? Я думаю, этот юрист в Париже согласится подождать остальные деньги.

Ожидая ответа, Катрина взглянула на мужа. Его лицо выражало замешательство. То же самое выражение замешательства было у Хэнка на Майорке, когда она высмеивала обещания своего отца. «Тодд знает все подробности, – было все, что он ответил. – Ты уж лучше его спроси».

Тодд не смог скрыть своих сомнений.

– Не знаю, будет ли он на это согласен… – произнес он.

– Так что же он может сделать, этот юрист? Она видела, как Тодд заерзал в кресле.

– Ну… – произнес он медленно. – Главное, это платить проценты. Поэтому Лео и одолжил мне деньги.

Итак, его слова подтвердили ее худшие опасения. Она должна была признаться самой себе, что уже давно это подозревала. Хэнк более или менее открыл ей глаза на происходящее. По какой-то причине выплата процентов была жизненно важной. И несмотря на это, они полагались на ее отца! Пара идиотов! «Почему вы верите ему? Почему бы не поверить мне, ведь я выросла с ним, вы что, это забыли?» Она очень хорошо помнила судей, бэйлифов, тревожный стук в дверь и постоянный страх ее матери потерять крышу над головой.

Прикусив губу, Катрина начала молча собирать со стола посуду. Может быть, потому что она всегда была готова к худшему, она не почувствовала удара. На этот раз «Палома Бланка» снова выиграла. Но Катрина знала, что надо было сделать, знала уже давно. Надо было продать виллу, она уже подготовила себя к этой утрате. Она пыталась не думать о красивом саде, который так любила, пыталась выбросить из памяти счастливые вечера на террасе. С этим покончено, покончено навсегда. Ясно, что ее отец не сдержит своего обещания. Продажа виллы была единственным выходом. Единственным средством снова вернуть деньги.

«Никого не упрекай», – напомнила она себе, унося тарелки в кухню.

«Не делай из мухи слона», – твердила она себе, подавая Тодду кофе.

– Милый, – обратилась Катрина к мужу. – Я подумала, нам ведь не нужна вилла, когда в «Паломе Бланке» все будет готово? Ведь мы можем ее продать, правда?

На его лице отразилось удивление.

– Но ты так любишь виллу! – покачав головой, сказал Тодд.

– Да нет, не слишком.

– Чушь! Я ведь знаю, что любишь. Ты ведь всегда говорила, что это лучшее наше приобретение.

– Времена меняются.

– Чепуха! Ты ведь столько работала в саду.

– Неважно.

– Нет, очень даже важно!

– Но ведь нам нужны деньги! – Она произнесла слова резче, чем ей хотелось, а голос зазвенел, выдавая тревогу.

Кровь бросилась в лицо Тодду, и он раздраженно сказал:

– Успокойся, нам незачем продавать виллу…

– Да нет, нам надо ее продать! – крикнула Катрина, не в силах больше сдерживаться.

– Я сказал – нет, и это благодаря Лео. Я тебе больше скажу. Он знал, что ты расстроишься, если мы продадим виллу, и это, может быть, главная причина, по которой он одолжил нам деньги.

– И ты на это надеешься? Цыплят по осени считают.

– Что это еще значит?

– Да то, что ты ничего от него не получишь! – бросила Катрина в отчаянии, и голос ее сорвался на крик. – Он все разрушает…

– О Бог мой! Не начинай снова. – Отпихнув кресло, он встал, лицо его было красным от злости. – Всегда одно и то же. Стоит мне только заикнуться о Лео…

– Нет! Пожалуйста, – она подняла руки, показывая, что сдается, – давай не будем спорить.

Вздохнув, Катрина сделала последнюю отчаянную попытку.

– Я только хочу сказать… что это будет надежней. Тебе и не надо ни на кого полагаться, если мы продадим виллу…

– Да пойми ты, мы с Лео договорились. Если сейчас я продам виллу, Лео подумает, что я ему не доверяю. Вот как это будет выглядеть! Как пощечина!

«Да кому какое дело?» – подумала Катрина, но прикусила язык.

– Да и все равно, – сказал он, повернувшись к двери, – я сомневаюсь, что у нас еще есть время. Нам нужны деньги к первому декабря. А рынок-то сама видишь какой. Если даже мы найдем покупателя, Хэнк считает, мы потеряем на этом тысяч тридцать.

Катрине не удалось переубедить мужа. Отчаявшись, она смотрела, как он выходит из столовой.

Это был самый плохой вечер с момента ее возвращения с Майорки. Перед сном они смотрели телевизор. Точнее, Тодд смотрел, а Катрина, тупо уставившись на экран, была больше занята своими мыслями. «Что бы я ни сказала, это не убедит его. Он все поймет, когда будет уже поздно. И что же тогда?»

Следующие недели были самыми длинными в жизни Тодда. Он утратил атмосферу уюта, которая вновь возникла в его доме после возвращения Катрины. Радость второго медового месяца стала постепенно исчезать, а дела в доме обстояли не лучшим образом. Правда, ему удалось уговорить другую компанию вложить деньги в «Палому Бланку», и та согласилась получать десять процентов от сделок за восемь месяцев в году, что, разумеется, не слишком выгодно, но любые проценты были хороши в это трудное время. Шарли проявляла все больше энтузиазма относительно «Золотого кубка Паломы Бланки», и устроители уже составляли распорядок работы. Но Тодда беспокоили краткие сроки и, в частности, упорное молчание Лео.

Он призывал себя к спокойствию. Он старался не обращать внимания на враждебность Катрины в отношении отца. Он напомнил себе о том, что в течение семи лет знакомства с Лео их встречи всегда носили нерегулярный характер; Тодд мог только услышать, например, что Лео в Лондоне…

Он пытался убедить себя. Он говорил себе, что предложение Лео исключительно благородно, что Лео человек чести.

С другой стороны, Тодд ругал себя, что не записал его адрес. Как-то утром он поручил Сэлли найти номер телефона Лео через Международное Справочное Бюро, однако без адреса это было бесполезным делом. Однажды он заглянул в «Ритц» и, объяснив, что он близкий друг Лео, попросил дать его адрес, но эту просьбу отклонили с ледяной вежливостью, не скрывая подозрительных взглядов.

А тем временем недели шли – закончился октябрь, и начался ноябрь, – и он пожалел о своем решении не продавать виллу. Он даже позвонил насчет этого Хэнку.

– У меня должны быть деньги к первому числу следующего месяца, – сказал он Хэнку. – Я не могу больше ждать Лео.

– У тебя нет выбора. Ты не забыл, что это Испания? Тут так быстро ничего не происходит. Да и время неподходящее. Никто перед Рождеством не покупает недвижимость…

И хотя дело обстояло действительно так, Хэнк все же попытался пойти в местный банк и разузнать что-нибудь насчет возможных денег за виллу. Получить сейчас за нее триста тысяч было бы чудом. Тодд урезал расходы в «Тодд Моторс», делал дополнительные предложения, рекламировал введение дополнительных скидок, но пока что его банк в Лондоне сокращал его кредиты – и Тодд чувствовал, что скоро окажется в страшной западне…

Потом – как будто и без этого мало было ему забот! – он начал подозревать, что контору собираются ограбить. Однажды, совершенно случайно, он выглянул в окно и увидел человека на противоположной стороне улицы, смотревшего на него в упор. Конечно, прохожие частенько глазели на окна – зеркальные стекла и сияющие новенькие автомобили были хорошей рекламой, – но этот человек не смотрел на зал, где выставлялись автомобили, он смотрел в окна служебных помещений наверху, и именно то, что он не отрывал от них глаз, привлекло внимание Тодда. Это был не простой взгляд зеваки. Осмотр был таким тщательным, как если бы этот человек являлся строителем или архитектором и разглядывал здание, которое нужно было ремонтировать. Или же он был вором, планирующим ограбление.

Перед уходом в тот вечер Тодд проверил все двери и окна в здании. Он даже осмотрел все мастерские, тщательно проверил систему сигнализации. На следующий день он издал приказ с напоминанием персоналу правил безопасности. Сэлли смеялась, когда вешала этот приказ на доску объявлений.

– Мы ведь здесь не держим много наличности. Тут вору особенно не поживиться.

Тодд криво усмехнулся, изображая согласие. И все равно три раза в день он подходил к окну и выглядывал на улицу, пытаясь найти человека, которого видел вчера. Но человека не было, и случай был постепенно забыт. А потом он снова увидел его – по крайней мере ему так показалось, – но не рядом с конторой, а рядом с домом в Хэмпстеде. В этот вечер, когда Герберт, как всегда, скрылся в тупике, Тодд заметил машину недалеко от дома Миддлтонов. Припаркованные машины были необычным явлением, в особенности по вечерам; здешние жители ставили свои машины в гаражи, все дома были далеко от дороги, поэтому гости предпочитали останавливаться там же. К тому же шел сильный дождь, поэтому приезжего промочило бы насквозь, прежде чем он добрался бы до Миддлтонов. Но человек в припаркованной машине, кажется, не собирался никуда идти. Он, как успел заметить Тодд, даже и не интересовался Миддлтонами. Человек не отрываясь смотрел на ограду дома Тодда.

Была уже поздняя ночь, и струи дождя стекали по стеклам. Проехавшая мимо машина вспышкой фар осветила мужчину. Черты его лица напоминали Тодду кого-то, кого он уже видел раньше. В тот момент он не думал об этом, но позднее, когда он уже лег в постель и собирался заснуть, вдруг понял, что эти черные волосы и грубые черты лица вполне могли принадлежать тому типу, которого он видел у своей конторы.

Тодд, правда, сразу же отбросил эту мысль. Он не обладал живым воображением и не запоминал лица людей, которых видел случайно на улицах. Но уже то, что он подумал об этом, говорило о повышенной нервозности и вызывало раздражение.

И вдруг все переменилось.

– Вас мистер Синклер, – сказала Сэлли однажды утром.

Тодд не сдержал вздоха облегчения.

– Лео! – закричал он в трубку. – Господи, как я рад тебя слышать!

– Как ты, старик? – Лео был по-прежнему полон энтузиазма.

– Где ты? В Лондоне?

– К несчастью, нет. Я в Милане и пробуду там два-три дня, но я подумал, что надо бы вас там проверить. Ну что, нашел замену «Сантурз»?

За это время так много произошло, что Тодду потребовалось время, чтобы сообразить, что Лео ничего не знает об их новых планах. Тодд быстро и кратко сообщил ему обо всем – новое направление, идея «Золотого кубка Паломы Бланки» и о том, как к ним присоединилась Шарли. Он нарисовал самую радостную картину, какую только мог, он пытался говорить с энтузиазмом. Он все время повторял:

– Слава Богу! Как я рад слышать тебя! Просто не могу сказать, как рад.

Лео рассмеялся.

Тодд тоже почувствовал радость и одновременно беспокойство по поводу кредита, и минуту спустя он не сдержался и спросил об этом:

– Э-э-э… послушай, Лео, мне надо внести деньги первого числа следующего месяца, и я хотел бы…

– Да нет проблем, дружище. Я могу заглянуть в Лондон на следующей неделе. Частично поэтому я и звоню. Сколько тебе надо? По-прежнему триста?

Огромный груз свалился с плеч Тодда. Затем, когда он отдышался и смог говорить, он с огорчением сообщил, что трехсот тысяч может и не хватить; несмотря на специальные сделки и те двести тысяч, что Хэнк выслал, он смог набрать только восемьсот тысяч.

– Таким образом, нужно еще четыреста.

– Не волнуйся, – перебил его Лео. – Я одолжу и привезу с собой в Лондон банковский чек.

Кто-нибудь более слабонервный, чем Тодд, наверное, заплакал бы. Да и Тодд почувствовал комок в горле. Он буквально не мог говорить.

Лео хмыкнул.

– Ты, надеюсь, не подумал, что я тебя бросил в беде?

Но если быть справедливым, Тодд всегда верил Лео. Правда, он поручил Хэнку разузнать насчет продажи виллы, но ведь это так, на крайний случай.

– Нет, – произнес он хрипло, когда наконец смог прийти в себя. – Нет, конечно, я знал, что ты поможешь мне с деньгами.

И, пока он пытался найти слова благодарности, ему в голову пришла новая идея. Это была простенькая идея, даже что-то вроде жеста, но он знал, как много это будет значить для Лео. К тому же он был переполнен самыми теплыми чувствами и хотел бы поступить по совести. Нехорошо было бы взять у Лео все, не давая ничего взамен.

– Лео, – сказал он взволнованно. – Когда будешь в Лондоне, может быть, зайдешь к нам, пообедаем вместе? К нам, в Хэмпстед, я имею в виду. Будут только свои, мы трое. Ты, я и Катрина.

Причесываясь, Катрина поняла, что нервничает. Она попыталась вспомнить, когда в последний раз видела отца. Когда же это было? Сколько ей тогда было – шестнадцать или семнадцать лет? Боже, как давно…

Она чуть не убила Тодда. Нет, не за то, что он пригласил отца в гости, хотя это само по себе было ужасно, а за его постоянное хвастовство. Он только и говорил что об этом кредите. Катрина испытывала сильное желание сказать, что чек окажется фальшивкой, но была рада, что сдержалась, когда речь пошла о чеке, заверенном банком. Четыреста тысяч фунтов! Ее отца! Неужели его игры оправдали себя? Правда, когда она обдумывала все более спокойно, то не очень удивлялась. Она знала, что он всегда был способен заработать деньги. «Копить деньги – это не для него, – бывало говорила о нем тетка. – Он тратит так же быстро, как зарабатывает. Очень уж любит хорошо проводить время, и в этом его беда. Никакого чувства ответственности. Эгоист до мозга костей».

Катрина очнулась от своих мыслей, услышав шум воды в ванной. Она крикнула:

– Поскорее там, пожалуйста!

– Да я только начинаю.

– Тебе дай волю, так ты часами будешь там плескаться.

Она в последний раз провела расческой по волосам и повернулась к шкафу. В одних трусиках и лифчике она сняла с вешалки зеленое шелковое платье и приложила к себе.

– Понятия не имею, что надеть? – крикнула она мужу. – Может быть, зеленое платье? Которое я купила в Палме?

– Какое зеленое?

Держа платье в руках, она открыла дверь в ванную.

– Или это, или белое с черным, которое я надевала на ужин в гольф-клубе, как ты думаешь?

Тодд выглянул из ванны.

– Повернись-ка.

Она повернулась, забыв о том, что не одета.

– Замечательная попка! – фыркнул он. Катрина рассмеялась.

– Нет, серьезно. Как ты думаешь?

– Отличное платье.

– Да? – воскликнула она с ноткой сомнения в голосе. – Ты правда так думаешь? – Держа платье на вытянутых руках, она тщательно рассматривала его. – А может, другое? Что-нибудь более подходящее?

Он промычал что-то невразумительное.

– По-моему, оно… очень уж вечернее. В конце концов это просто домашний ужин. Мы ведь не идем куда-нибудь на вечеринку. – Она слегка наморщила лоб. – Конечно, оно очень красивое, и я люблю его, но уж очень большой вырез. Очень уж открытое…

– Да что, Лео грудь что ли не видел?

– Мою он не видел. Может быть, мне все-таки надеть белое с черным?

Глядя на Катрину, он улыбнулся. Конечно, она не особенно обрадовалась тому, что придет Лео, но уж по крайней мере перестала ворчать. До этого два дня они не разговаривали.

Надевая черно-белое платье, Катрина пыталась представить, как пройдет вечер. «Это ведь мой дом, – напоминала она себе, пока влезала в туфли и последний раз оглядывала себя в зеркало. – Он здесь на моей территории, и нечего волноваться». И уж тем более глупо чувствовать себя виноватой. Ей не в чем себя упрекнуть. Еще раз причесавшись, она отошла от зеркала и направилась к ванной.

– Ну, я готова.

Он поднял глаза.

– Замечательно. Ты великолепно выглядишь.

– А я так не чувствую. Мне как-то не по себе. Это в тысячу раз хуже, чем принимать кого-то, с кем вовсе не знаком.

– Ты ведь не задержишься? – В ее голосе появилась тревога. – Если он приедет рано…

– Да не волнуйся, он будет рад видеть тебя…

– М-м, – протянула Катрина. – Все равно, чем быстрее ты спустишься вниз, тем будет лучше.

Он вылез из ванны и достал полотенце. Тодд с нетерпением ждал вечера. Он вспомнил их разговор с Лео, когда тот пригласил его на ужин. Лео был так взволнован. Он закашлялся, и чувствовалось, что он вот-вот заплачет.

Напевая про себя, Тодд начал одеваться. Все образуется, он чувствует. Он пережил плохие времена. Он справится. Просто не надо опускать голову, и все в конце концов образуется. Планы по проведению «Золотого кубка Паломы Бланки» с помощью Шарли быстро осуществляются. Она выехала на Майорку для встречи с Хэнком.

– Тодди! – пропела Катрина снизу.

– Иду.

– Без двадцати восемь! – крикнула она, в последний раз осмотрев холл.

В кабинете Катрина подняла шторы. В столовой поменяла освещение, переставила фотографии и поправила занавески.

В столовой ей очень хотелось поставить свечи в серебряные подсвечники, но она не стала этого делать. Погрозив пальцем Маку, Катрина предупредила его:

– Или веди себя хорошо, или запрем тебя в комнате.

Затем отправилась в кухню, проверить, все ли готово. Вернувшись в кабинет, она смешала джин с тоником, принесла все это поближе к дивану и взглянула на часы. Осталось пятнадцать минут. Через пятнадцать минут она встретится лицом к лицу со своим отцом…

– Двадцать минут десятого! – воскликнула Катрина сердито, вернувшись из кухни. – Конечно, ужин пропал. Я собиралась начать в восемь тридцать!

– Давай подождем его еще десять минут.

– Ты ведь знаешь, что фазан может засохнуть. Он будет безвкусным, если его подать не вовремя. Я уж и так поставила на самый тихий огонь. Он вздохнул и поднялся с кресла.

– Давай я тебе чего-нибудь налью.

Она села на диван. Ее лицо пылало от джина.

– Ты уверен, что он знает наш адрес? – раздраженно спросила Катрина.

– Конечно. Он его всегда знал. И о времени мы договорились. Восемь часов, так мы условились по телефону. Надо было, чтобы Герберт его подбросил.

– Это в духе моего папочки! Он никогда не приходил к ужину, когда готовила моя мать!

– Не могу понять. – Тодд разочарованно покачал головой, он и сам начинал тревожиться. – Этот ужин так много значил для него, он был очень взволнован. – Он нахмурился и протянул ей бокал. – Он так этого ждал. Не знаю, что и думать. Наверное, что-нибудь случилось.

– Да у него всегда что-нибудь случается, – заметила Катрина едко и так разозлившись, что чуть не пролила джин. Поставив бокал на стол, она полезла за сигаретами. – Ну и что делать будем? Если дальше ждать, уже нет смысла ужинать.

В сотый раз он поглядел на часы.

– Может, позвонить в «Ритц»? Там могут знать, когда он ушел.

Катрина посмотрела на него пустым взглядом. Она уже не могла говорить. Она так готовилась к сегодняшнему вечеру. И вот тебе, пожалуйста!

– Я тебе говорила, – бросила Катрина. – Он ничуть не переменился, такой же, как был, и все это значит для него не больше, чем книжка в этом шкафу. – Она указала на книжный шкаф.

– Лео никогда еще меня не подводил, – сказал Тодд, открывая телефонную книжку.

– Да он, небось, все еще торчит в баре, – ядовито заметила Катрина.

Перелистав странички, он наконец нашел номер.

– Кого-нибудь встретил и разговорился. Его обычное извинение.

Тодд набрал номер и ждал.

– Небось, какая-нибудь баба!

– Да, алло! Мне нужна информация об одном из ваших гостей. Мистер Синклер, Лео Синклер. Да, правильно. Нет, я не думаю, что он в номере… – Закрыв трубку ладонью, он сказал: – Они звонят к нему в номер. Но он не может быть до сих пор в номере.

– Конечно, потому что он в баре.

– Да, – произнес Тодд в трубку. – Нет, я и не думал, что он в номере. Да, спасибо. – Он повернулся в сторону: – Они меня соединяют с регистрацией. Да, добрый вечер…

Она смотрела ему в лицо и ждала. Она ведь пыталась объяснить ему, предупреждала, что собою представляет ее отец…

– Да, – сказал Тодд. – Да, я понимаю. Если можно, скажите, пожалуйста, что звонил Тодд. Да, верно. Да, у него есть мой телефон. Спасибо. – Он еще больше нахмурился и поставил аппарат обратно на столик. – Они ждут его. Он заказал номер, но еще не вселился. Обычно он приезжает в середине дня. Может быть, задержка рейса или что-нибудь еще…

– Уж конечно, что-нибудь еще!

– Да ради Бога! – воскликнул Тодд со злостью, глядя, как она встает с кресла. – Хотя бы раз посомневайся на его счет, будь другом!

Но Катрина уже ушла в кухню.

Ужин пропал. Фазан засох, как она и предсказывала, да и аппетит у них был уже не тот после стольких выпитых бокалов. Один Мак выиграл от того, что Лео не пришел. Семейная гармония пяти прошедших недель была разбита за какие-то жалкие три часа. Ссора разразилась, как гроза.

– Это все ты виноват, – взорвалась наконец Катрина. Лицо ее было красным от злости. – Мы бы не оказались в этом дерьме, если бы ты не…

– Ради Бога! Просто он задержался, и все.

– О да, он и его обещания. Я-то знаю, я с ним выросла. Он никогда не изменится.

– Дай ему хоть передышку, ладно?

– А он дал передышку матери?

Это уж было чересчур. Тодд поднял голову, глаза сверкали от злости.

– Лео признает, что он поступил неправильно. Он говорил мне об этом. Все, закончили? Но это было уже давно, и, если хочешь, твоя мамочка не была ангелом!

Катрина побелела.

– Да ты мою мать никогда не видел! И ты смеешь…

– Хочешь знать кое-что? Да Лео плакал, когда я пригласил его. У него, бедняги, комок в горле стоял. Вот как это много для него значило! И еще кое-что я тебе скажу. Я себя дерьмом почувствовал за то, что его раньше не приглашал! Семь лет я его знаю, и он ни разу меня не подвел!

– Хорошо, ну и где же он теперь? И где его обещанные денежки?

– О Бог мой! – крикнул Тодд, вскочив со стула. – С меня хватит! Я иду спать.

Он направился к двери, потом внезапно обернулся.

– Где-то там, – кричал он, – показывая пальцем куда-то в сторону, – сидит старик, может быть, дремлет в аэропорту из-за того, что его рейс задержался. Этот бедняга – твой отец, но тебе на это плевать!

– Я его лучше знаю!

– Ерунда! Ты его не знаешь совсем!

В глазах у Катрины стояли слезы. Она слышала, как он хлопнул дверью, видела, как он поднимался по лестнице. Она тихо застонала, когда услышала, как он прошел в спальню. Кусая губы, Катрина уставилась на свой пустой бокал и налила себе бренди.

Перемирие закончилось.

Они снова ссорились.

И ссорились по тому же поводу.

Разговор за завтраком был односложным. Тодд, казалось, уже немного расслабился. Его лицо приняло обычное выражение. Время покажет – кто был прав и кому придется потом извиняться.

– Это Герберт, – сказал он, подняв голову. Допив остатки кофе, он поднялся. – Я позвоню тебе, когда узнаю что-нибудь о Лео.

– Если ты что-нибудь узнаешь о нем, – ядовито ответила Катрина. – По-моему, это очень сомнительно.

Первый раз она не поцеловала его перед уходом. Однажды утром, когда они только что помирились, Катрина поцеловала его в губы, и он ей ответил. Затем одним быстрым движением Тодд повалил ее на постель в сильном приступе страсти…

«Теперь этого еще долго не случится», – всхлипнула Катрина, унося посуду, оставшуюся после завтрака, в кухню.

А чего, собственно, беспокоиться? Она изо всех сил старалась поддержать его. Раньше он прислушивался к ее мнению. Но сейчас все, что бы она ни сказала, принималось в штыки. Даже и сейчас он все еще верил, что ее отец вернется с деньгами. Даже сейчас! Какая глупость!

Катрина умылась, оделась, убрала постель, раздраженно бормоча что-то себе под нос, и как только вернулась в кухню, то увидела, что пришла миссис Бриджес и принесла письма.

– Я встретила почтальона у ворот и говорю: ты опоздал. А он знаете, что ответил: я, говорит, проспал. Вот так вот. Даже не извинился. А я его всю ночь сижу жду, вместо того чтобы спать. Ну и люди пошли, правда?

– Да. Все кругом тебя подводят, – грустно подтвердила Катрина.

Обычно она оставалась минут на десять с миссис Бриджес, они пили вместе кофе, обсуждали домашние дела. Но сегодня Катрина была не в настроении. С натянутой улыбкой она направилась в кабинет, по дороге распечатывая почту. В основном это были счета, но на одном из конвертов стояла необычная марка, явно не английская. Она на минутку остановилась в холле, пытаясь разглядеть ее повнимательнее. Итальянская. Итальянская марка – письмо из Рима. Адресовано не им двоим, а лично ей.

Она села за стол и разорвала конверт. Внутри лежала небольшая записочка.

«Моя любимая Катрина,

Как насчет того, чтобы еще раз прогуляться? Двадцатого я опять приеду в Лондон. Может быть, двадцать первого поужинаем? Или пообедаем? Или проведем месяц на Багамах? Или всю жизнь в раю? Скажи, что ты выбрала, когда я тебе позвоню.

С любовью, Осси».

Катрина почувствовала, как ее лицо заливает краска. Ее бросило в жар. Она была вне себя. Он не имел никакого права такое написать. А если Тодди это найдет? Она представила любопытный взгляд у себя за спиной и, не осознавая, что делает, скомкала бумажку. Секунду она смотрела на шарик в своей ладони, словно опасаясь, что он вдруг укусит.

Катрина вспомнила, что он спросил ее адрес.

– Я тебе буду присылать билеты на концерты, – сказал он с невинным выражением лица.

Она развернула записку и разгладила ее руками на столе.

Когда она снова прочитала ее, гнев куда-то исчез, и на смену ему пришло легкое веселье. Ей даже стала приятна мысль о том, что Тодд прочитал бы записку. Ну и что, если бы он ее увидел? Так ему и надо. Его следует проучить.

Представляя выражение его лица, она улыбнулась в первый раз за все утро. Опасливо поглядывая на дверь, Катрина в третий раз перечитала записку.

Месяц на Багамах.

Он сошел с ума, просто сошел с ума!

Жизнь в раю.

И что же ей теперь делать с этим? Что ей говорить ему, когда он позвонит? И когда он позвонит?

Как насчет того, чтобы поужинать двадцать первого? Или пообедать?

Двадцать первое число было сегодня!

У нее перехватило дыхание. Сегодня! Она бросила испуганный взгляд на телефон, как будто бы он должен был зазвонить прямо сейчас.

Она вспомнила, как они обедали вместе. Даже если отбросить все комплименты, которые он говорил ей и которые она навсегда запомнила, он и сам по себе был очень интересным человеком. Организуя концерты Барзини по всему миру, он встречался с королевой, с американским президентом, с бесконечной вереницей премьер-министров, чьи имена не удержались в ее памяти… и еще разными, разными людьми.

Жизнь в раю?

Положив записку обратно в конверт, она подумала, что уже хватит ее читать. Слова отпечатались в ее памяти. Я буду в Лондоне двадцатого… ужин двадцать первого… или обед…

«Не дергайся», – сказала она себе, неожиданно почувствовав себя счастливой оттого, что он хочет видеть ее снова.

Катрина даже забыла о ссоре с Тоддом. Она не могла себе объяснить, зачем пошла наверх в спальню и открыла шкаф. Затем подошла к зеркалу и поправила прическу, пытаясь решить наконец, что же ей теперь делать. Конечно, никаких ужинов. Но что, если с ним пообедать? Было бы таким облегчением забыть хоть на минутку свои проблемы. Она могла бы пойти пообедать с ним… только чтобы сказать ему, чтобы он перестал писать ей, сказать, чтобы он перестал себя вести, как мальчишка. Взглянув на свои часы, она побежала обратно в спальню, чтобы сравнить время с будильником. Часы показывали двадцать минут десятого.

Катрина опять сбежала вниз и увидела, что миссис Бриджес все еще на кухне.

– Я пойду приму ванну, – сказала она. – Я, может быть, попозже выйду прогуляться.

После того как она перенесла телефонный аппарат из спальни в ванную, она стала обдумывать, что бы ей надеть и есть ли еще время сходить в парикмахерскую?

В ванной Катрина решала, как ей вести с ним разговор. Она произносила вслух фразы, добиваясь, чтобы они звучали просто, непринужденно.

Но телефон не звонил, и она почувствовала себя несчастной. Она вылезла из ванны и уже начала вытираться, как услышала звонок.

– Алло, – сказала она, задыхаясь.

– Катрина?

Сердце у нее екнуло. Это он! Никто больше так не произносил: «Катрина!» Так нежно и так призывно.

– А, привет. Это ты?

– Ты получила записку?

– Да, сегодня утром.

– Ну и как мои предложения? – Он хмыкнул. – Я знаю, что ты выбрала.

– Знаешь?

– Конечно, знаю. Что же еще, конечно главный приз! Жизнь в раю!

Она рассмеялась. Глупенькая школьница! И этот смех был не таким, как всегда.

– Я думаю, что мы… э-э-э… могли бы начать с чего-нибудь попроще.

– Месяц на Багамах?

– М-м, может быть, сначала обед?

– Катрина. – В его бархатном голосе прозвучал шутливый упрек. – Мы не виделись целый месяц, а ты предлагаешь мне всего лишь обед? Я ведь все время думал о тебе.

– Уверена, что это неправда.

– Энрико мне говорит: «Вернись, наконец, в Лондон и разберись с этой женщиной».

– Осси! – рассмеялась она и нежно пожурила его.

– Ну ладно, – он вздохнул. – Просители не выбирают, поэтому я согласен на обед. Сегодня мы сможем встретиться?

– Я думаю, что я смогу.

– Так ты сможешь! – Осси так обрадовался, что ее сердце забилось.

– Я жду этого с нетерпением.

– Браво! Ты знаешь, где находится отель «Мэй Феэр»? Я обычно живу там, когда бываю в Лондоне.

У нее затряслись коленки. Так это там они будут обедать? В его номере?

– Э-э… да, я знаю, где «Мэй Феэр».

– Чудесно. Тогда в двенадцать тридцать в баре. Или за тобой заехать?

– Нет-нет, давай встретимся прямо там.

Договорившись с парикмахером, она снова бросилась в спальню, открыла гардероб и стала выбирать, что ей надеть. «Интересно, будем ли мы обедать у него в номере?» Она надеялась, что нет. Точно нет? В конце концов он предложил встретиться в баре. Но все-таки, если представить, что будем обедать в номере? Потом ведь может быть…

Катрина пыталась убедить себя, что она достаточно взрослая и умная, чтобы справиться с любой ситуацией, что она посмотрит, как повернется дело… но в основном ее беспокоил гардероб.

Сорок минут на одевание, две минуты на раздевание, пятнадцать минут на то, чтобы одеться снова, в общем, в одиннадцать часов она была почти готова. Час на парикмахерскую, и она будет как раз вовремя. Катрина уже собиралась вызвать такси, когда снова зазвонил телефон.

Какую-то долю секунды она колебалась. Наверное, это Тодди собирается передать ей патетические извинения отца. Надо ли ей это слушать? Она их уже тысячу раз слышала! Ее рука неуверенно потянулась к трубке.

А если это Осси звонит, и у него изменились планы? А если…

Она подняла трубку.

– Алло?

– Э-э… э-э… Это мадам Катрина Тодд?

Она вздрогнула. Это был не Тодди. И не Осси. Недовольная тем, что ее назвали «мадам», она произнесла:

– Да… это… это говорит Катрина Тодд.

– А, значит, я говорю с мадам Катриной Марион Энн Тодд? Девичья фамилия мадемуазель Синклер?

Почему он говорил «мадам» и «мадемуазель»?

– Да, – сказала она нетерпеливо.

– А, да-да… Мадам Тодд, мы не знакомы. Меня зовут Роша. Жерар Роша. Я… как это по-английски… адвокат? Я звоню из Франции.

Взглянув на часы, Катрина постаралась сдержать нетерпение и молчала, заинтригованная.

– Мадам Тодд, вы являетесь дочерью Лео Синклера?

– Да.

– Мадам Тодд, я не знаю, сидите ли вы сейчас, но если нет…

– Что-нибудь случилось?

– Да. Боюсь, что с вашим отцом произошел несчастный случай. Серьезное несчастье. Приготовьтесь к худшему.

– Что?

– Произошел пожар в его замке. Страшный пожар. Ужасное происшествие. Вы понимаете?

– Пожар? Нет. Вернее, да, я слышу вас…

– Я… да, это ужасно… сообщать плохие новости, но должен сказать вам, что ваш отец мертв. Он погиб при пожаре.

– Что? – прошептала она так тихо, что он не услышал.

– Мадам Тодд, вы слышите меня?

– Да. Извините. Я… – Она попыталась взять себя в руки. – Что там случилось? То есть когда?

– Два дня назад. Вчера был… э-э-э… сумасшедший день, так, кажется, по-английски, да?

– Да, правильно, сумасшедший день. Наверное… – бормотала она, не зная, что говорит. – А… как вы узнали обо мне?

– Но вы ведь его дочь, не правда ли?

– Я имею в виду, откуда вы знаете мой номер телефона, кто вам сказал? Нет, это вы, конечно, правильно сделали, но…

– Из моих данных. Вы ведь его ближайшая родственница? И потом, вы его единственная наследница…

У Катрины так дрожали руки, что она с трудом смогла записать телефон человека, с которым разговаривала.

Ее охватила дрожь. Она вспомнила, как Тодд вчера сказал:

– Я знаю его семь лет, и он не подвел меня ни разу.

Катрина не чувствовала ни сожалений, ни печали. Ее отец был мертв. Но вот Тодди эта новость убьет.

Она закурила, потом позвонила в контору, собравшись с мыслями и продумав, что она ему сейчас скажет.

Тодд рявкнул на нее, едва сняв трубку:

– Пока я о Лео ничего не слышал!

Катрина сглотнула, решив, что не надо сообщать такие новости по телефону.

– Ты не можешь к обеду пораньше освободиться? Мы бы чего-нибудь выпили и съели по бутерброду, ладно? Я зайду за тобой в контору.

Она отменила заказ в парикмахерской и позвонила в «Мэй Феэр Отель».

Номер мистера Келлера был занят, поэтому Катрина оставила ему записку.

– Да, правильно, – сказала она портье. – Катрина Тодд. Передайте ему мои извинения и скажите, что сегодня я не смогу прийти.