Заложники удачи

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

На следующий день, когда Тодд в полном отчаянии летел обратно в Лондон, судьба его была решена.

Альдо Морони и Клод Лапьер слушали, как Филипп Рус выносил свой вердикт по «Паломе Бланке».

За свою долгую жизнь Рус сделал сотни оценок, но еще ни одна из них не являлась смертным приговором.

Рус не был особенно любим, однако был очень известен в кругах бизнеса отелей. Крупный, тучный мужчина лет пятидесяти пяти, с круглым, полным лицом, он сделал карьеру в Лондоне и Нью-Йорке. Он был единственным сыном голландского торговца и английской характерной актрисы и переехал в Париж, когда его отец окончательно обосновался там в конце пятидесятых годов. Друг его отца помог ему начать первое настоящее дело. Однажды начав бизнес, больше он назад не оглядывался. О нем впервые услышали во время бума отелей в шестидесятых годах. Тогда говорили, что Рус продал каждый отель в Торремолинос по крайней мере дважды, и, пока его партнеры занимались в офисе бумагами, фирма «Альсруэр, Вормак и Рус» не останавливались на достигнутом. Сейчас у них имелись представительства почти в каждой европейской столице, и Рус проводил жизнь в полетах из одного города в другой. Он летал часто, никогда сам не настаивал на встречах с клиентами – в основном они звонили ему; но, как он сам шутил со своими компаньонами, он бы и чертям в ад позвонил и провел бы оценку чего-нибудь, если бы черти оплатили счет и расходы.

Огромные счета и расходы составляли суть жизни Руса, и, даже не зная причины оценки в данном случае, он уже видел, как заработает кучу денег на «Паломе Бланке». По своему опыту он знал, что люди просили его оценить что-нибудь, когда они намеревались продать свою собственность, поэтому, заработав по счету на оценке, он уже думал о том, как бы получить гораздо больше. Говоря по правде, он даже прокатился на Монмартр, пытаясь решить, кому из своих клиентов по отелям позвонить в первую очередь, и это, естественно, означало, что первый звонок будет тому, кто заплатит больше. Счет агента в три процента не был, конечно, чем-то таким, из-за чего стоило суетиться, тем более что он видел, как заработает солидную сумму на продаже курорта. Конечно, это было нарушение правил. Но кто узнал бы об этом?

Он вовсю расхваливал «Палому Бланку». «Это, – сказал он, – наверное, лучший курорт, созданный в Европе за последнее время». Говоря о ландшафте, он прибавил: «место редкой красоты». Рассыпавшись в комплиментах архитектору, он предрек «Паломе Бланке» по крайней мере одну победу в конкурсе на лучшую архитектуру. И пока он говорил, он наблюдал за реакцией клиентов. Лапьер сиял, но основной клиент, этот крупный человек, с глазами цвета гранита, по фамилии Морони только кивал. Филипп Рус подумал, что ему трудно угодить.

– А еще мне нравится мысль о проведении «Золотого кубка Паломы Бланки», – уверенно продолжал он, тем временем внимательно глядя на Морони. – Я думаю, это привлечет туда в будущем огромное количество туристов.

Лицо Морони не выражало ничего.

Рус по-прежнему внимательно наблюдал за ним. Клиенты всегда радовались, когда он продавал собственность по большей цене, чем оценивал, и всегда огорчались, когда он получал меньше. Он ведь не был дураком, чтобы сразу назначать высокую цену, тем не менее он собирался просить три процента от продажи «Паломы Бланки». По пути на Монмартр Рус все точно рассчитал. Он оценит курорт в двенадцать-четырнадцать миллионов фунтов стерлингов. Покупателю же он скажет цену – двадцать. Сделку он заключает на семнадцать с половиной. Обе стороны будут удовлетворены, Рус подтвердит свою замечательную репутацию, а в процессе сделки получит миллион. Это был замечательный план!

Но поведение Морони настораживало. Что-то в его повадках, с его тяжелым взглядом, заставляло Руса чувствовать себя не в своей тарелке. Морони был человеком, который потребует всю сумму полностью, и, хотя в конечном итоге это не имело никакого значения, Рус предупредил себя, что он должен быть осторожным. И потому он сказал:

– В настоящий момент я могу оценить курорт в восемь-девять миллионов фунтов стерлингов.

Лапьер в ужасе подскочил.

– Даже на постройку ушло в два раза больше!

– Но ведь там все еще строится, – заметил Рус, переводя взгляд на Морони. – Моя оценка соответствует настоящему моменту.

– Но все-таки, – запротестовал Лапьер, испуганно глядя на Морони.

– И не забудьте о том, – добавил Рус, – что туризм сейчас переживает трудные времена. Весь мировой бизнес…

Лапьер простонал:

– Но такая низкая цена! Ведь она стоит больше, – продолжал бормотать он с несчастным видом.

– Ну… – Рус сделал вид, что задумался. Сейчас он выглядел, как человек, взвешивающий все возможности. – Может быть. Но только когда курорт откроется и люди узнают о нем. Там, конечно, кое-что имеется для того, чтобы достичь успеха, но это займет время, чтобы привлечь туда народ.

– Но вы сказали, что «Золотой кубок» сделает это.

– Я думаю… со временем. Ну, скажем, через пять или шесть лет…

– И не раньше? – тихо спросил Лапьер. Он держал руку под пиджаком, судорожно водя ею по груди и пытаясь облегчить боль в сердце.

– Ведь нужно время, чтобы создать курорту репутацию, – сказал Рус тоном, не требующим возражений. Не глядя на Лапьера, он все еще пытался понять реакцию Морони. Он почувствовал, что этот человек тоже ошеломлен, хотя и прятал это под маской равнодушия и не произнес ни слова. Но он скуп, решил Рус, осторожен и не любит тратить деньги. Чтобы проверить свои наблюдения, он сказал: – Конечно, все повернется по-другому, если вы потратите большую сумму на рекламу. Ключ к успеху лежит в том, чтобы сделать это место известным. С соответствующими расходами, я имею в виду большие расходы, потому что туризм в данный момент в кризисе, только тогда вы будете на коне. Только тогда вы получите хорошую прибыль.

– И сколько курорт будет стоить тогда? – с тревогой спросил Лапьер.

По-прежнему наблюдая за Морони, Рус убедился в том, что правильно понял его реакцию, – презрительная усмешка в уголках рта, небрежное пожатие плеч – язык жестов человека, удивляющегося предложению потратить крупную сумму денег на рекламу. Чувствуя себя увереннее, Рус сделал честное заключение:

– Если бы это место было в более готовом состоянии… – Его лицо приняло выражение раздумья. – …тогда бы вы увеличили сегодняшнюю оценку на три-четыре пункта. Но тогда оно должно было уже приносить прибыль.

Но Морони уже не слушал. Он тяжело поднялся с кресла, коротко кивнул Лапьеру, давая понять, что разговор он будет заканчивать один, и, не глядя на Руса, вышел в другое помещение.

Спустя пять минут, вместе с верным Джулиусом Карбоне, он был уже на пути к Вито Сартене.

А спустя двадцать минут Филип Рус уже возвращался в свой офис с намерением сделать первый звонок из нескольких, необходимых для того, чтобы выставить «Палому Бланку» на рынке.

К среде Тодду стало лучше. Он чувствовал себя уже не таким испуганным, как в прошлый четверг, когда он встречался с Роша.

«Французский мошенник! – без конца ругал он адвоката Лео. – Ведь просил его. Дай мне какую-нибудь бумажонку, говорил, дай мне хоть что-нибудь, чтобы я мог показать в банке, чтобы получить там четыреста тысяч!»

Но Роша недвусмысленно дал понять, что такой документ имел бы сомнительную ценность, ведь расследование еще не закончилось.

Тодд с ума сходил все выходные. С одной стороны, он чуть было не рассказал всю правду Катрине – чуть не выдал ей все сведения Лео о той самой страховке и угрозе их жизни. Но вовремя остановился. Тодд решил переговорить об этом с Хэнком по телефону, и когда тот не смог подать ему никаких идей, он позвонил Мэнни, чтобы встретиться с ним первым делом в понедельник. Едва Мэнни успел сесть, он передал ему в подробностях весь свой разговор с Роша.

– Начнем с самого простого, – произнес он хриплым от отчаяния голосом. – Страховка за замок – полмиллиона. Да и само место – мы ведь можем продать его. Роша сказал, что это можно сделать. И не забудь, что Лео собирался дать мне взаймы четыреста тысяч, это куча денег, которая лежит где-то там. Кто знает, сколько там еще? Наверняка миллион, может быть, два, может быть, три…

Однако Мэнни, к удивлению Тодда, был солидарен с Роша.

– Ну да, да, – сказал он неопределенно, махнув рукой. – Но ведь еще французские налоги и похоронные дела и…

– Но ведь не все же они займут!

– А что такое это все? Затвердил: все да все. Может быть, твое все – означает ничего. Ты об этом думал? Может быть, твой дружок Лео по уши в долги залез. Ну, жил он в замке. Прекрасно. А ты вот, например, живешь в большом, хорошем доме. Допустим, ты сейчас умер. Что получится? Все достанется банку.

По своему горькому опыту в одалживании денег даже Тодд должен был согласиться с такой возможностью.

– У всех есть кредиторы, – вернул его Мэнни к теме разговора. – И причина в том, что им надо заплатить до того, как этот… как его там? Роша все уладит с собственностью. Он выполняет свою работу, вот и все…

Тодду захотелось рассказать ему историю Лео, про Морони и страховку, но он испугался, что Мэнни высмеет это. Ведь в конце концов Мэнни не знает Морони. Он ничего не поймет.

Но по крайней мере он помогал. Он заключил соглашение с другим банком.

– Во время встречи, говорю я, потому что ты всегда с пеной у рта расписываешь «Палому Бланку», – предупредил его Тодд.

– Ты думаешь, есть шанс?

– Ну, это все-таки новый банк, при этом всегда есть шансы. Каким еще образом они привлекут клиентов? Может быть, они это даже приветствуют.

– Нам нужен такой, как Ларкинс. Помнишь его? Нам нужен кто-нибудь, кто бы верил в нас.

Мэнни фыркнул.

– Верил! Он не раввин, а ростовщик. К слову сказать, звонила тебе эта парочка из Парижа?

– Нет, от них ни звука.

После того как он заплатил восемьдесят тысяч в понедельник, он позвонил Лапьеру, чтобы объяснить ситуацию.

Тодд рассказал ему о смерти Лео, напирая на то, что теперь Катрина единственная наследница всей его собственности, он говорил о «Золотом кубке Паломы Бланки» и о том, что строительство продвигается, он говорил быстро и уверенно в течение получаса. В конце концов Лапьер пообещал обо всем сообщить своему клиенту.

– Отсутствие новостей – уже хорошая новость, – заключил Тодд весело, закрывая свой дипломат.

Час за часом проходили без новостей, и это вселяло в него надежду. Почему бы нет? У него хорошая репутация. Он ведь не пытается сорвать сделку.

– У них есть и другие платежи, – сказал Тодд. – Они ведь знают, что я их не обманываю… – Он прервал сам себя, потому что зазвонил телефон. Подняв трубку, он прикрыл ее ладонью. – Это Хэнк.

Мэнни вздохнул и взглянул на часы, потом сел и приготовился ждать. Иногда он удивлялся тому, как Тодд держится. Хотя иногда Мэнни и сердился на него, но в душе он всегда восхищался оптимизмом Тодда, его убежденностью, что все в конце-то концов образуется. Ему нравился Тодд, и он восторгался Катриной. По его мнению, Катрина не должна была прекращать работу в офисе. Если бы она продолжала вести бухгалтерию, ничего этого никогда бы не случилось.

Тодд засвистел в трубку.

– Прямо не верится! – воскликнул он, и лицо его засветилось радостью. – Это доказывает, что мы на верном пути! Замечательно! Великолепно, Хэнк!

Мэнни не верил своим ушам. Замечательно, великолепно, кредиторы буквально стучатся в дверь. Глубоко вздохнув, он подтянул рукав пиджака повыше и нервно постучал по часам.

Тодд кивнул.

– Хэнк, мне надо идти, но это великолепная новость. Здорово, да? Ну ладно, я позвоню тебе вечером. – Положив трубку, он победоносно посмотрел на Мэнни. – Только послушай! Это и тебя обрадует. Несколько дней назад какой-то парень на строительстве крутился, вопросы задавал. Строители подумали, что это Хэнк его послал, но Хэнк ничего и не знал об этом. Но тем не менее, скорее всего, этот парень занимается собственностью, наверное, отелями, у него офисы во всем мире. Голландское имя, Рус, или что-то в этом духе. Из тех, кто на самом верху. Так ты понял, что я имею в виду. Даже эксперты уже узнали, что мы напали на золотую жилу.

– Это голландец сказал?

– Да ты послушай! Даже еще лучше! – От счастья у Тодда перехватило дыхание. – Майорка – что провинция. Там все про всех знают. Этот парень возвращается в аэропорт, ждет самолета и там сталкивается с Хосе Карьером, которому принадлежит «Белла Виста» – большой отель в Палме. Карьер знает его. Это голландец продал ему «Беллу Висту» восемь лет назад; словом, они разговорились, Карьер задал пару вопросиков, сложил два и два и решил, что мы собираемся выставить «Палому Бланку» на рынок. И сегодня он звонит в «Воронье гнездо» и говорит, что хочет купить ее.

Мэнни присвистнул, удивление его сменилось облегчением.

– Ты шутишь! Нет, серьезно? Он сделал твердое предложение?

Тодд кивнул.

Мэнни поднял глаза к потолку.

– Бог есть все-таки! – Затем взглянул на Тодда. – Ну, расскажи мне! Сколько он заплатит?

– Рус предложил нам девять миллионов на момент, когда она будет закончена.

Радость на лице Мэнни погасла. Недовольство переросло в удивление, а удивление сменилось болезненным ощущением.

– Девять миллионов? – Он застонал, как от боли. – И это хорошие новости?! Ты уже занял двенадцать. Сейчас ты должен больше четырнадцати. Ты все поставил на карту…

– Да ведь это только его начальное предложение, – возразил Тодд. – Ведь никто не начинает с высокой цены, верно? И чего этот голландец крутился и вынюхивал вокруг? Говорю тебе, Мэнни, люди начинают понимать, что у нас за дело.

– Ну да, шакалы пронюхали и готовы разорвать тебя на кусочки. Ну и что сказал Хэнк этому… тому, кто сделал предложение?

– А ты что думаешь? – усмехнулся Тодд. – Сказал ему, чтобы и думать забыли. Хэнк – как я. Он верит в то, что мы затеваем. Все, что мы должны сделать, – это пережить черную полосу. Все в конце концов будет хорошо.

Катрине хотелось биться головой о стену. Говоря по телефону из кухни, она пыталась быть терпеливой.

– Нет, – сказала она твердо. – Осси, совершенно точно, что я не смогу пойти с тобой обедать. Даже и разговоров не может быть. Да, и мне тоже жаль.

На самом деле это было неправдой. На самом деле она жалела, что пообещала встретиться с ним. Начиная с понедельника, он звонил уже два раза и прислал ей огромный букет красных роз.

– Катрина, – нежно говорил он в трубку. – Я понимаю, тебе сейчас очень тяжело из-за смерти отца. Я все понимаю, но давай пообедаем, и я, может быть, облегчу твою боль.

Как она могла сказать ему, о чем она думает? Как она могла признать, что ее реакция на его записку была нетипичной для нее? Что записка появилась как раз в тот момент, когда она была не в себе, что она – замужняя женщина, которая против внебрачных связей.

– Я не составлю тебе хорошую компанию, – сказала Катрина. – Ты прав, мне действительно тяжело сейчас.

Но не смерть отца явилась причиной ее теперешнего состояния, а тот кошмар, в котором они оказались. Тодди был невыносимым с момента похорон. Он был не в себе от волнения все выходные. Она была уверена, что он что-то скрывает…

– Ну, может быть, пообедаем завтра? – настаивал Осси. – Я пробуду еще только два дня в Лондоне. Потом я уеду в Нью-Йорк на шесть недель.

«Слава тебе, Господи, – подумала она, как только это услышала. – Осси уедет, и будет в моей жизни хоть одной проблемой меньше».

– Тогда только пообедаем, – сказала она суровым тоном. – И не увлекайся.

– Катрина! – воскликнул он взволнованно. – Но у меня уже куча разных идей. У нас будет чудесный обед.

Когда она повесила трубку, то не смогла удержаться от улыбки. По крайней мере хоть какое-то разнообразие. Тем не менее завтра она скажет ему: никаких больше роз, никаких записочек, никаких грандиозных планов. «Но я его тихо устраню, – сказала она себе. – В конце концов, если быть честной, ты сама подала ему надежду. Но кто мог знать, что ситуация выйдет из-под контроля?»

После этого она пошла убирать в кухне. Миссис Бриджес не приходила во вторник, это был единственный день, когда Катрина управлялась сама. Правда, Катрина была не против этого. Иногда по утрам она предпочитала оставаться дома одна, наедине со своими мыслями, не будучи вынужденной слушать сплетни. По правде говоря, она решила отпустить миссис Бриджес в конце месяца. Надо же было что-то сделать, чтобы хоть как-то сократить расходы.

Катрина настояла на том, чтобы выставить виллу на продажу. Это было единственным решением, которое они приняли после той встречи с Роша в четверг. Не доверяя в этом Тодду, она позвонила в фирму по продаже недвижимости.

– Ты и без того загружен, – сказала она Тодду, заявив, что продажу виллы берет на себя. Конечно, продажа не выход, но хотя бы что-то она делала…

В дверь позвонили, когда она готовила себе обед.

Закрыв Мака в кухне, она вышла в холл, на ходу вытирая руки кухонным полотенцем. Когда Катрина открыла переднюю дверь, все, что она смогла увидеть, был огромный букет: лилии, розы и гвоздики, и сверху огромное облако красивой упаковки.

– Цветы для миссис Тодд, – сказал человек, которого она почти не видела из-за букета.

– О нет, – простонала она, – не надо больше!

Вдруг ей бросили букет в лицо. Катрина отступила на шаг, пытаясь повернуться, но не успела сделать этого, как чья-то рука зажала ей рот. Ее повалили на пол в холле. Она смутно видела других мужчин, потом ее голову насильно приподняли вверх, и теперь она смотрела на потолок. Прижатая к полу, она едва могла дышать. Она услышала, как хлопнула передняя дверь, потом тяжелые шаги на лестнице, потом, как открывали и закрывали дверь в спальню, звук, как будто кто-то вошел и вышел из кухни, отчаянный лай Мака. Потом ее потащили в гостиную и бросили на диван.

Изнасилование! Ужас расползался по ее телу. У нее звенело в ушах от собственных криков. Она вцепилась в руку, которая зажимала ей рот. Извиваясь, Катрина пыталась визжать и кусаться, но кто-то из мужчин скрутил ее и ткнул лицом в подлокотник. Чье-то колено уперлось ей в спину. Ее схватили за волосы, оттянули голову назад и вставили в рот кляп. Она кричала, но крики заглушало кухонное полотенце, которым было обернуто ее лицо. Катрина задыхалась. Ей заломили за спину руки и посадили на диван.

Сдавшаяся, с отчаянно бившимся сердцем, она взглянула на двоих мужчин, стоявших над ней. Удивительно, но она почти чувствовала к ним благодарность из-за того, что их лица не выражали похоти, а лишь одно пустое равнодушие. В дверном проходе появился еще один человек, в руках он держал чемодан. Он смотрел поверх нее на окна. Затем кивнул. Она дернулась, почувствовав, что кто-то стоит над ней. Потом появился четвертый – высокий, сильный, с утомленным лицом, он был явно старше остальных. Он прошелся по комнате и сел в кресло.

Да, но где же у них маски? Чулки? Они были в перчатках, но не прятали своих лиц. У того, здорового, были темные глаза и пронизывающий взгляд.

Невольно она снова закричала. Она сама слышала свой крик, от которого у нее звенело в ушах, она чувствовала напряжение мышц, но полотенце заглушало все звуки. Все, что она могла слышать, это лай Мака в кухне. Да часы, которые тикали в холле. Час дня. «Боже мой, пусть они не трогают меня. Пусть не трогают. Пожалуйста…»

Двое из них отошли; один сел на вертящийся стул рядом с пианино, другой – напротив дивана. Человек, стоявший в дверном проеме, поставил на пол свой чемодан, подошел ближе и сел рядом с ней. Она вздрогнула, когда он дотронулся до нее.

– Миссис Тодд, – сказал здоровый, глядя на нее. Ее сердце екнуло. У него был странный акцент.

Иностранец со смуглой кожей, совсем не такой, как у англичан. Но его тон не был угрожающим. Мак продолжал так сильно лаять в кухне, что ей приходилось напрягаться, чтобы понять, что он говорил.

– Мы хотим видеть вашего мужа. Он в конторе? Секунду она мочала, растерянная и испуганная.

Человек повторил свой вопрос.

– Да, – кивнула она и снова отпрянула, когда сидящий рядом с ней человек дотронулся до ее бедра. Посмотрев вниз, она увидела в его руке что-то металлическое. И вдруг выскочило лезвие с такой силой, что она отпрыгнула. Она замычала, переводя взгляд на толстяка, и одним взглядом молила его о пощаде: «Пусть он не трогает меня. Пусть он не делает мне больно».

Толстяк продолжал говорить. Ей приходилось напрягаться, чтобы разбирать, что он говорил, у него был сильный акцент. В конце концов она поняла, что, если она обещает не кричать, они вынут полотенце изо рта. Они хотели, чтобы она позвонила Тодду и попросила его прийти домой. Просто так, без всяких объяснений.

Условия были следующие: если она закричит, тот, кто сидел рядом с ней, перережет ей горло. Кровь застыла у нее в жилах от ужаса. Взяв ее за волосы, он приставил ей нож к горлу. Холодная сталь прикоснулась к ее коже. Она сидела, вся застыв от ужаса, не дыша, чувствуя тонкое, как бритва, лезвие, представляя, что будет, если им слегка надавить ей на горло…

– Понятно? Кивайте головой.

Но нож мешал ей это сделать.

Нахмурившись, толстяк бросил на напарника свой пронизывающий взгляд, и тот убрал нож. Сглотнув, Катрина кивнула.

Сидевший за пианино поднялся и встал у нее за спиной. Он развязал полотенце, и оно упало на пол. Катрина глубоко вздохнула. Мужчины смотрели на нее. Их взгляды не дали ей разрыдаться. Они предупреждали ее, что кричать нельзя. Но предупреждение было излишне. «Я не закричу. Я слишком напугана», – стучало у нее в голове. Она приоткрыла рот, глотнула, закашлялась и начала ровно дышать. Уголком глаза она видела нож. Катрина попыталась попросить еще раз.

– Пожалуйста, – сказала она шепотом, – пусть он уберет это.

Толстяк кивнул. Звякнув, лезвие исчезло, но рука по-прежнему была у нее на плече. Нож был рядом, в каких-нибудь дюймах от ее шеи. Катрина дрожала всем телом. В ужасе оттого, что лезвие может появиться снова, она прошептала:

– Пожалуйста… я… ничего не понимаю… Толстяк повторил все снова.

Ее тело отказывалось подчиняться ей. Ноги и руки сделались от страха деревянными. В горле стоял ком, во рту пересохло.

Они принесли ей выпить бренди из бара, и она попросила разрешения закурить. Им пришлось зажечь ей сигарету. Руки у Катрины дрожали, и она не могла поднести сигарету к пламени. И бренди пролилось ей на подбородок.

Здоровяк еще раз повторил инструкции.

Мысль о том, что надо звонить Тодду, еще больше напугала ее. Кто они? Чего они хотят? Она подумала, что они изобьют его. «Боже мой, что же делать?»

– Может быть, его там нет, – прошептала она, когда они принесли ей телефон. – Может быть, он куда-нибудь вышел.

– Звоните! – скомандовал толстяк и поднялся из кресла. Потом он заговорил по-итальянски с тем, за пианино. Она была уверена, что он итальянец. Осси то и дело приходил ей на ум. Закрыв глаза, она представляла Тодди в его конторе, но почему-то он выглядел гораздо моложе. Она видела себя, сидящей напротив, одетой в серый, сшитый в ателье костюм, который выбросила давным-давно. Тодди спрашивал у нее, почему она не захотела поехать в Шотландию с тем, с кем работала…

– Будьте осторожны! – раздался чей-то голос, и она открыла глаза и увидела, что стоящий за пианино теперь развалился перед ней на полу. Он говорил по-английски скорее с французским акцентом, нежели с итальянским.

– Мы будем недалеко, в соседней комнате. Одно неверное слово и…

Лезвие снова выскочило и коснулось ее горла. Ее затошнило.

Мак, наконец, замолчал в кухне. Теперь она слышала только тиканье часов. Ее руки дрожали, когда она набирала номер.

– Какой номер? – спросил тот, что сидел напротив.

Катрина назвала номер, и он набрал его сам. Она поняла, что толстяк вышел из комнаты. Может быть, он пошел в кабинет, чтобы подслушать?

– Соединилось, – сказал этот человек, протянув ей трубку.

Катрина приложила ее к левому уху. Нож был приставлен к ее горлу.

«Что же я ему скажу? Что мне делать?»

– «Оуэнс». Доброе утро, – последовал смешок. – Извините, я хотела сказать: добрый день.

– Сэлли?

– Катрина? Как ты?

Она облизнула губы.

– Муж у себя?

– Соединяю.

– Алло?

– Тодди?

– Да?

Слова прямо-таки вырвались из нее.

– Слава Богу. Ты можешь приехать? Сейчас? Сию минуту?

– А что такое? Что случилось?

– Пожалуйста. Пожалуйста!

Неожиданно она закричала:

– Тодди, не приезжай! Не приезжа-ай! Телефон выбили у нее из рук. Ее оттолкнули. Катрина почувствовала соленый вкус крови во рту; она ожидала, что увидит нож… Но ножа не было.

Толстяк входил в комнату с улыбкой на лице.

– Пожалуйста! – В голосе звучал страх. – Пожалуйста!

– Катрина, Катрина… Она повесила трубку.

Тодд растерянно смотрел на телефон. Он быстро набрал номер. Занято. Он набрал снова. Снова занято. Может быть, трубка не лежит на рычаге? Не зная, что делать, он остался сидеть, прислушиваясь. Он снова набрал номер, пытаясь понять, что произошло, снова прокручивая их разговор в уме. Когда снова оказалось занято, он забил тревогу. Он представил, что на Катрину упала горячая кастрюля и она не может взять трубку, и трубка болтается на стене…

Быстро надев пиджак, он бросился в приемную к Сэлли.

– Думаю, с Катриной несчастье.

– Что?

– Где Герберт?

– Ты его за принтерами послал, когда вернулся от Мэнни. Он вернется не раньше, чем через час. Что за несчастье? Что с ней?

– Не могу дозвониться. Попробуй, понабирай, ладно? Если дозвонишься, скажи, я уже выехал.

– Дэвис может тебя подбросить.

– Нет, не хочу, чтобы в выставочном зале было пусто. Я возьму такси.

Он никогда не видел Катрину испуганной. Он видел ее огорченной, сердитой, злой, обиженной. Сейчас она явно чего-то боялась!

Такси на углу сразу же остановилось, как только он поднял руку. Задыхаясь, Тодд сел в машину и дал шоферу свой домашний адрес.

– Как можно быстрее, – сказал он. Почему она повесила трубку? Почему не отвечала на звонки?

И этот необычный тон: «Можешь приехать? Сейчас? Сию минуту? Пожалуйста!»

Боковым зрением он видел, что шофер свернул с шоссе и ехал окружным путем.

– На Голдерс Грин просто убийство, – бросил шофер через плечо – Всю дорогу заполонили.

– Да-да. Спасибо. – Откинувшись на сиденье, он вытащил портсигар, посмотрел на него и запихнул обратно в карман.

Через десять минут такси уже пробиралось сквозь пробки в конце шоссе.

– Последний дом, – сказал он, подавшись вперед, и потянулся к дверце. – У ворот остановите.

Пока он бежал по дорожке, он слышал, как Мак лает внутри дома. Голубой «гранада-форд» был припаркован рядом со входом. Он не знал кого-нибудь, кто имел бы такую машину, у его друзей не было такой – он знал их машины. Вытащив ключи, он рванулся по ступенькам к двери. К его удивлению, дверь была открыта, и он чуть не упал.

– Катрина!

Хлопнула дверь, и появился мужчина, он не был знаком Тодду, но Тодд с удивлением узнал это лицо, хотя и не мог вспомнить, где именно он его видел.

– Кто вы? Где моя жена?

Он побежал из холла прямо в гостиную.

– Катрина!

Она была там, бледная, как полотно, ее янтарные глаза широко раскрыты… Она сидела на диване рядом с Альдо Морони.

Тодд в жизни не подумал бы, что Морони способен ворваться в его дом. Дом англичанина – его крепость. Чтобы банда ворвалась в его дом среди бела дня – эта мысль была для него настолько абсурдной, что никогда не приходила ему в голову. Тем не менее такие набеги были второй стороной жизни Морони. Это было частью его уроков. Во французском Алжире он раз двенадцать вламывался в частные дома. Двенадцать человек с их семьями были мертвы. Он жил в стране, развращенной лозунгами нацистских агитаторов, и считал своим долгом насадить такие порядки во Франции. И это ему удалось и даже принесло ему полный арсенал медалей, а потом он исчез из легиона, чтобы пожить более роскошной жизнью.

Катрина вскочила и бросилась к нему, дрожа и рыдая.

– Слава Богу, ты здесь! О Господи! Они… ворвались сюда… я не смогла остановить их…

Тодд даже не испугался, он просто не мог представить, что сейчас произойдет. Он усадил Катрину в кресло, потом, кипя от гнева, повернулся к Морони.

– Что, черт возьми, здесь происходит? – Он сделал шаг вперед, но тут Сартене поднялся со своего места за пианино. Тодд почувствовал, что его ухватили за плечи, а потом – страшный взрыв боли, когда тот ударил его коленом в мошонку. С диким криком Тодд повалился на пол.

Катрина закричала и бросилась к мужу, чтобы прикрыть его своим телом.

Мак отчаянно лаял и царапал дверь в кухне.

С невозмутимым, холодным спокойствием Сартене вернулся на свое место за пианино. Он наклонился над чемоданом, который принесли раньше. Щелкнув замками, он поднял крышку. Он уже видел газовую плиту, пока собака своим лаем не выгнала его из кухни. Он взял гаечный ключ и два тяжелых болта из чемодана и положил их на полу.

– Все нормально, – прошептал Тодд Катрине. – Я в порядке, не волнуйся.

– О Тодди, – заплакала она, пытаясь помочь ему. Ее руки дрожали.

Прошла минута, пока он встал на ноги, и еще минута, пока он добрался до кресла с помощью Катрины. Постанывая и задыхаясь, он уставился на безразличное лицо Морони.

– Убирайтесь отсюда, – прошипел он, задыхаясь. – Убирайтесь, или я позову полицию.

Эти слова свидетельствовали о том, что им трудно будет достичь взаимопонимания. Им невозможно было понять друг друга – Тодд был в ярости, но и Морони тоже. Ведь это Тодд не сдержал обещания. Это Тодд просил у него деньги. Это Тодд выказал ему неуважение. А уж угрожать полицией?! Морони терял терпение.

– Мистер Тодд, – сказал Морони, пытаясь сохранить свое обычное ледяное спокойствие. – Вы нарушили наше соглашение. Что теперь делать?

– Ради Бога! Я ведь объяснил все Лапьеру. Я все ему разложил по полочкам. Вы получите остальные деньги.

– Мы не так договаривались.

– У меня недостает сейчас четырехсот тысяч. Вот и все. Вы их получите через месяц, если я смогу продать виллу.

– А через полгода? Что тогда? От «Сантурз» вы не получите ни гроша.

Но даже сейчас Тодд не видел прямой угрозы. Даже будучи разъяренным и возмущенным, будучи поставленным на колени, он все еще не мог понять, куда клонит Морони. Такой была его вера в «Палому Бланку» Он продолжал видеть свет в конце туннеля.

– Я не знаю, что вы беспокоитесь. Вы получите свои деньги. Сейчас многое проясняется, – сказал Тодд, мыслями устремляясь в будущее. Он загибал пальцы, выставляя несколько причин, по которым проект должен был иметь успех. Его вера подействовала даже на того человека, который стоял у окна, он повернулся к нему с нескрываемым интересом. Даже тот, возле пианино, перестал вынимать инструменты из чемодана и внимательно слушал.

– В конце концов все будет в порядке, – заключил Тодд.

Но Морони не сдвинулся с места.

– Мы так не договаривались. Слишком большой риск.

Тодд со злостью ударил себя по лбу.

– Как вы можете так говорить? Мы победим! Даже и без «Сантурз»! Мы бы вам уже четыреста тысяч заплатили, если бы не смерть Лео!

– А! Так это другое дело. А? Если бы он был жив, может быть, он помог бы, но теперь…

– Нет, именно теперь! – перебил его Тодд, повысив голос. – В этом все дело. Разве Лапьер не сказал вам? Лео оставил все Катрине. – Повернувшись к Катрине, он кивнул ей, словно хотел показать, какой они были дружной семьей. – Понимаете, у нас ведь будут деньги Лео. Я имею в виду, Бог знает, сколько там денег, но…

В темных глазах Морони появился блеск, но когда он услышал о сложностях с завещанием, блеск тут же погас.

– Мы не знаем, сколько там денег. Мы не знаем, когда вы их получите. А срок истек. Мне нужно четырнадцать миллионов, восемьсот тысяч и…

– Как я могу заплатить четырнадцать миллионов? Если бы у меня были деньги, вы бы получили четыреста тысяч.

Взгляд Морони был таким холодным, что, наконец, Тодд понял, что сейчас произойдет.

Морони не замедлил подтвердить это.

– Соглашение есть соглашение, – сказал он. – Поэтому я использую страховку.

– Боже мой, ну подождите же минуточку, – возразил Тодд. Холодный пот струился по телу. – Я не срываю вам сделку! Я делаю все, чтобы вернуть вам деньги. Может быть, я перефинансирую всю сделку. Мы говорили с новым банком. Мы встречались с ними утром. Всегда есть шанс. Я попытаюсь, если вы хотите…

– Мистер Тодд. Сегодня или никогда.

– Что вы имеете в виду? – спросил Тодд пересохшими губами.

Ему стало плохо, когда Морони рассказал о взрыве газа в Амстердаме. У него засосало под ложечкой. Он чувствовал, какой ужас сейчас испытывает Катрина, но в основном слушал, что говорил Морони. Чудовище! Серийный убийца. Восемь человек погибли!

Морони пожал плечами, как бы извиняясь.

– Это все, что я могу сделать.

– Вы хотите, чтобы я это понял? – Тодд готов был броситься на Морони. Огромным усилием воли он заставил себя остаться в кресле. – Вы хотите, чтобы я одобрил это, вы хотите, чтобы я сказал, ладно, черт с вами, разорвите нас на куски…

– Это не моя вина, что вы не уважаете наше соглашение.

– Я буду уважать ваше соглашение, если вы дадите мне время! – закричал он так громко, что Мак в кухне залаял снова и на этот раз громче прежнего. Катрина завизжала и разрыдалась. От звука ее голоса, казалось, весь дом задрожал.

Морони прикрыл ладонями уши, Сартене бросился в холл, Карбоне последовал за ним. Мак скулил, лаял, мужчины переругивались. Вдруг раздался такой душераздирающий вопль, что Тодд и Катрина в ужасе замерли. Крик боли отдавался у них в ушах. Второй вопль заставил их вздрогнуть. Третий вопль перешел в вой. Тодд бросился через холл в кухню.

Но было уже поздно. Последние силы Мака уходили вместе с тем, как он терял кровь. Его печальные глаза начинали затягиваться пленкой. Увидев Тодда, он попытался поднять голову, но захлебнулся. Тодд нагнулся в последний раз приласкать его. Мак замахал хвостом, заскулил и умер у Тодда на руках.

Поднявшись, Тодд замер в оцепенении. Все произошло так быстро. Мак был членом семьи. Он вошел в их жизнь, когда они купили дом. Тодд вспомнил, как он нес его в гараж, как подарил на день рождения Катрине…

Но когда он опустил голову Мака, грубые руки подняли его с пола. Гнев душил Тодда, он был в ярости, у него зашумело в ушах. Он оттолкнул одного, отшвырнул другого и бросился к третьему. Но их было трое против одного, они были сильнее и были профессионалами, они тоже отвечали ему пинками и били наотмашь. Его вытащили из кухни, он задыхался от боли, одна его рука безжизненно повисла, мокрая от собственной крови и крови Мака.

Катрине уже ничего не надо было говорить. Она все слышала. И подтверждение она нашла в его побледневшем лице, когда его толкнули в кресло. Катрина бросилась к нему, обняла его, рыдая от жалости, и он обнял ее, пытаясь успокоить.

– Негодяй! Какой же негодяй! – простонал Тодд.

Морони несказанно удивился. Он должен был вот-вот взорваться, а расстраивался из-за гибели собаки? Эти англичане все сумасшедшие. У них мозги не в порядке. И даже что-то не то с инстинктом самосохранения. Хорошо еще Бог предоставил им в распоряжение только маленький островок. А то в большом мире они натворили бы дел.

– Боже мой, – прошептал Тодд, успокаивая Катрину.

Однако мысль о собаке заставила Морони нахмуриться. Им надо было это учесть. При взрыве следов не остается. Тела разрывает на клочки размером с крошку хлеба. А даже поверхностное расследование покажет, что животное было убито ударом ножа. И поверхностное расследование станет более тщательным, когда выяснится, что в деле были замешаны миллионы. Люди Морони были отлично натренированы. Через открытую дверь он увидел, что Карбоне несет сверху одеяло. Он услышал какой-то шум в кухне, и через минуту Карбоне появился в холле в сопровождении своего двоюродного брата Маркози, который держал одеяло за другой конец; оно слегка прогибалось под тяжестью своей ноши. Морони взглянул на часы. Тридцать пять минут второго. Тридцать пять минут прошло с момента, как они появились в доме.

– Ради Бога! – воскликнул Тодд, перекрыв голосом рыдания Катрины. – Чего еще вы хотите? Я продаю виллу. Мы скоро прокрутим эти деньги…

– Это поздно.

– Я подпишу чек. – Тодд глазами искал ручку и бумагу. – Я все подпишу!

Морони сжал губы в знак того, что дальнейшие дискуссии бесполезны. По опыту он знал, что время разговоров истекло.

– Назовите сумму, и вы ее получите! – вскричал Тодд, пытаясь думать о сделке. Он всегда сможет провернуть сделку. Он преуспел в этом. – Мы можем что-нибудь придумать. Надо это обсудить, вот и все…

Его крики прервал хлопок передней двери, он вздрогнул, увидев, как те другие два человека вошли в комнату. Они кивнули Морони, подав знак, что собака уже в машине и они уберут ее позже.

Морони взглянул на часы, он смотрел на них каждую минуту.

Щелкнув ножом, Сартене положил его обратно в карман и направился в другой угол комнаты, чтобы взять гаечный ключ. Не говоря ни слова, он повернулся и пошел в кухню, Карбоне последовал за ним, а Маркози остался сторожить жертвы.

Эти быстрые приготовления заставили Тодда предпринять последнюю попытку.

– Подождите! – запротестовал он, бросая на Морони отчаянные взгляды. – Мы ведь можем поговорить.

Морони развел руками.

– Я дам вам «Палому Бланку»! Я отдам вам все, ради Бога! – Тодд нервно засмеялся, пытаясь хоть как-то ослабить напряжение, пытаясь получить хоть какой-нибудь ответ от Морони. – Ведь только несколько месяцев! И потом, есть еще деньги Лео. Вы можете позвонить этому парню Роша, если хотите.

Он вам все скажет. Я все это объяснил Лапьеру. Я все ему рассказал. Я не похож на того человека из Бельгии. Я не срываю сделку! Ради Бога, вы должны мне поверить!

Металлический скрежет донесся из кухни.

– У нее есть деньги! – внезапно воскликнул Тодд, показав на Катрину. – Вот что я вам скажу. Если она пойдет в банк… я имею в виду, у нее есть свои деньги. – Он врал, и слова легко слетали с его губ. – Она богата и без денег Лео. Она заплатит вам. Сейчас. Сегодня. Кто-нибудь из вас может пойти с ней, если хотите, взять деньги и принести сюда.

Удивление на залитом слезами лице Катрины говорило Морони, что все это глупые выдумки и не стоит обращать на них внимания.

– Но она к этому не имеет отношения! – завыл Тодд. – Она в этой сделке не участвовала! Она ничего о ней не знала. Отпустите ее, ради Бога! – Он поднялся, но Маркози толкнул его обратно в кресло. – Сидеть! – закричал он, отбросив его руку. – Ведь что-нибудь должно…

Из кухни доносились удары металла о металл.

Морони задумался о неприятностях в жизни. Ведь в этом не было бы необходимости. Если бы только люди умели держать свое слово. Он поклялся никогда больше не связываться с англичанами. Может быть, он стареет? Пора уходить? Он тогда мог бы провести больше времени с Николь в Париже…

– Я достану деньги, – отчаянно закричал Тодд. – Обещаю. Дайте мне время. Дайте мне позвонить кому-нибудь. Если вы разрешите мне позвонить хоть нескольким друзьям…

Морони вспомнил, что и другие давали такие же обещания. Эти слова ничего не значили.

В мозгу у Тодда мгновенно проплыла вереница лиц. Кому он смог бы позвонить? Кто сможет ему помочь? Хэнк, Мэнни, Смитсон в банке, старый Каррузерс в гольф-клубе… старик сейчас зарабатывает неплохие деньги, кучу денег, он этим хвастался, может быть, он… а Шарли… Шарли, точно, Шарли! Он услышал ее уверенный голос: «Конечно, я смогу достать шесть миллионов без проблем любому…, но это такая волынка…»

– Шесть миллионов, – прохрипел он, не полностью осознав, что говорит. – Что, если я достану шесть миллионов?

Искорка заинтересованности промелькнула в темных глазах Морони.

– Сегодня?

Тодд кивнул, отвечая больше себе, чем ему. «Сможет ли она? Станет ли это делать? Может быть, и сделает, если я ей все объясню? Не будь идиотом, Морони не даст тебе ничего объяснить… А если соврать? Потом я все объясню, мы пойдем в полицию…»

Морони хорошо умел читать чужие мысли. Ясно, что этот англичанин о чем-то думал. Такое и прежде случалось, веселенькая перспектива смерти лучше чем что-либо другое активизировала мысли людей.

Наморщив лоб, Тодд сказал со всей уверенностью, какую только мог изобразить.

– Есть шанс. Есть. Реальный шанс. Может быть, я смогу получить шесть миллионов сегодня. Предположим, я это сделаю? Они могут послать телеграфный перевод в ваш банк. Как вам это?

Шесть миллионов? Сегодня? Без осложнений. Морони никогда не забывал о проваленных сделках. Его преследовали воспоминания об огромных потерях, болезненные воспоминания о том, как могут сорваться наилучшим образом составленные планы. И если даже дела шли так как надо, страховщики всегда возились очень долго. Проходили месяцы, прежде чем он получал свои деньги.

– Это меньше половины, – сказал он. – Как вы выплатите остальное?

– Я продам «Палому Бланку»! – выкрикнул Тодд. – У нас есть предложение. Парень из Майорки предлагает девять миллионов.

Морони был так ошарашен, что его каменное выражение лица сменилось выражением интереса. Купцы не хуже убийц читают чужие мысли.

– Вот видите! – закричал Тодд радостно. – Вы получите деньги. Все деньги. Я ведь сказал, что что-нибудь подвернется.

Интерес Морони возрос настолько, что он позволил Тодду встать. Кивком головы он отослал Карбоне в кресло у окна, а Маркози к пианино. Сартене появился в дверном проеме, подав знак, что в кухне все готово, но Морони остановил его взглядом. Тодд тем временем ходил взад-вперед, потирая руки, словно адвокат, который пытается убедить присяжных.

– Я могу провернуть сделку хоть завтра. Все, что мне нужно сделать, – полететь на Майорку. Парень по фамилии Карьер уже сделал нам предложение. Он крупнейший бизнесмен в области отелей на острове. Девять миллионов, правильно? Выплатит в день, когда мы все закончим.

– Закончите? – переспросил Морони, в голосе его прозвучало разочарование.

– В апреле, – быстро сказал Тодд. – Бог мой, через несколько месяцев! Ваши расходы полностью окупятся! Вы получите шесть миллионов сегодня и девять, когда мы все продадим! Пятнадцать миллионов! У вас уже есть два! Семнадцать миллионов. А вы одолжили мне только двенадцать. Ради Бога, неужели вам надо еще больше?

В апреле? Морони нахмурился, он понял, что в апреле он еще не сможет получить страховку. Последняя страховка была выплачена через год после… Год! И только для того, чтобы собрать собственные деньги. Никакой выгоды. Он облизнул губы и снова сел на диван.

– Да это будет замечательная сделка! – настаивал Тодд.

– Она будет замечательная, когда я получу деньги, – произнес Морони, думая об оценке Руса. Девять миллионов – звучало неплохо. Он взглянул на Тодда. – А как я узнаю, что вы говорите правду? А? У вас есть какое-нибудь письмо?

Тодд чуть не брякнул всю правду об их ответе Карьеру. Только дурак продал бы за девять миллионов. Или тот, кому к виску приставили дуло пистолета. А впрочем, что об этом беспокоиться? «Все равно Шарли не одолжит мне шесть миллионов. Если только она с ума не сошла».

– Я получу предложение в письменном виде, если я поеду и увижусь с ним, – произнес с трудом Тодд.

Морони считал. Шесть миллионов сейчас и письменное подтверждение о девяти от кого-то с деньгами. Что ж, это шаг вперед. Пятнадцать миллионов вместо двенадцати. К апрелю все расходы полностью окупятся. Наконец, приняв решение, он кивнул.

– Хорошо. Вы получите письменное подтверждение и отдадите Лапьеру. Понятно?

Сердце Тодда стукнуло.

– Я должен полететь на Майорку.

– Конечно. Вы полетите завтра, и вы… – Морони засвистел, подсчитывая даты, и вспомнил, что должен быть дома на Корсике восемнадцатого. – Хорошо, договорились. Но у Лапьера письменное подтверждение должно быть семнадцатого. А?

Тодд вздохнул с облегчением.

– Я знаю, – ответил он. – Мне можно не объяснять. Если он этого не получит, вы вернетесь и убьете меня. – И тут он рассмеялся. Это был идиотский, истерический смех, но Морони начал смеяться тоже, и Сартене улыбнулся, а Карбоне выкатил глаза и посмотрел на Маркози.

Только Катрина не двигалась, ее рука была прижата ко рту, а на бледном лице – маска ужаса.

– Теперь – шесть миллионов, – сказал Морони.

Сартене стоял за спиной у Катрины, одной рукой держа ее за плечо, в другой у него был нож, пока в кабинете Морони собирался подслушать телефонный разговор и в случае необходимости сразу прервать связь.

Катрина была в шоке, и Тодд не осмеливался взглянуть на нее. Вместо этого он сел в кресло, согнувшись, словно ожидая удара, остановил взгляд на записной книжке и набрал номер прямого телефона Шарли в ее офисе.

Она ответила быстро и сухо, после третьего звонка.

– Алло.

– Шарли? Это Тодди.

– Привет! – Ее голос сразу потеплел. – Как ты там? Какая честь для меня. Это я тебе должна звонить, ты забыл?

Он смеялся. Он смеялся, правда! Катрине приставили нож к горлу, а он смеется, как дурак. «Ей-Богу, я, наверное, сошел с ума!»

– А что такой истерический смех?

– Нет-нет, только, понимаешь… э-э… Я так рад, что ты на месте. У меня… понимаешь, я имею в виду, что… у тебя есть минутка?

«А вдруг она скажет «нет»? Вдруг у нее переговоры или встреча? Вдруг?..»

– И ты спрашиваешь? – Она понизила голос, как делала всегда, когда дразнила его. – После того, чем мы были друг для друга?

«Боже мой!» Прижав трубку к уху, он поглубже уселся в кресло.

– Я… э-э… только спросил. Ты у себя одна?

– Зачем ты спрашиваешь? Хочешь поругаться?

– Шарли!

– Ну, давай, давай, ты ведь знаешь, как мое пребывание здесь действует на гормоны. Вот только что…

– Шарли, пожалуйста!

– Хорошо, хорошо. Если уж честно говорить, ты меня случайно поймал. Я собираюсь в большой город.

– В Лондон?

– На четырехчасовой рейс. Покидаю здешние места. Двадцать четыре часа полета от этого грязненького островка. У меня первая встреча завтра утром, но я могу с тобой поужинать, если ты меня пригласишь?

– Да, – сразу же согласился Тодд. – Да, грандиозно, давай поужинаем. Это будет прекрасно. – «Если я еще буду жив к этому времени…»

– Вот здорово, – сказала она, удивившись.

– Я пошлю Герберта, чтобы он встретил тебя в аэропорту. Скажи мне данные.

Его рука дрожала, пока он записывал номер рейса. «Разрешат ли они мне позвонить Герберту? Сможет ли Герберт обратиться в полицию? Может ли…»

– …прекрасно, – говорила Шарли в трубку. – Ну, пока, увидимся.

– Нет! Шарли! – в страхе закричал он. – Не вешай трубку. Я хочу поговорить кое о чем важном.

– А, так ты все-таки хочешь поприставать ко мне?

Вытянувшись вперед, с локтями, упертыми в колени, и с телефоном, зажатым между ног, он пытался сосредоточиться на разговоре. Тодд знал, что кредит просто так не мог быть выдан, но, к сожалению, у него не было времени что-то придумать.

– У меня… появился шанс перефинансировать «Палому Бланку», – начал он, пытаясь говорить веселым голосом. – Мы сэкономим на процентах. Это сократит наши расходы на полмиллиона в год…

– Отлично! – Из ее тона пропала дразнящая нотка, в голосе звучало одобрение. – Продвинулись, да еще в такое время!

– Да, ну, понимаешь… э-э… вот такая сделка. Мы оплачиваем старый кредит сегодня, а завтра получаем новые деньги. Правильно?

– Ну конечно.

– Но… понимаешь, мы должны выплатить шесть миллионов сегодня, чтобы показать, что с «Паломой Бланкой» все чисто. Ты поняла? Сразу. И вот я пошел в наш банк и… конечно, ты мне сейчас не поверишь. – Он выдавил смешок, который тоже походил на истерический. – Им нужна санкция главного офиса.

Но Шарли даже не удивилась.

– Шесть миллионов – это шесть миллионов, – сказала она. – Это большие деньги.

– Да это только один день! Мы все выплатим завтра. Но если у меня не будет денег сегодня, я упущу сделку. Шарли, я разбит, – признался он, говоря наконец правду.

– Что за спешка? Твои новые банкиры поймут…

– Послушай, парень, с которым мы заключаем договор, улетает… э-э… он улетает в Японию завтра, а я хочу все подписать до того, как он улетит, и… дело вот в чем, ты нам поможешь?

– Я? – Шарли явно была потрясена. – Ты что, шутишь? Где ж я возьму шесть миллионов?

– Я имею в виду твою фирму, твоих людей здесь.

– Я не могу втянуть фирму в такую сделку. Мы можем давать такие деньги только на сутки.

– Так это сутки!

– Тодди! Мы не играем на собственности, ты ведь знаешь. Я говорила. Нам это не разрешено. Мы можем только полагаться на живые деньги клиентов.

– Я заплачу раньше, чем через сутки.

– Да нет. Я просто не могу сделать этого. Нам не разрешают.

Окончательная решимость прозвучала в ее голосе. По спине пробежали мурашки, он чувствовал, что близится его конец.

– Шарли, пожалуйста! Не говори нет. Ради Бога, я перешлю деньги по телеграфу завтра в твою фирму. До двенадцати часов. Ведь тебе с нами работать. Правильно? Ведь ты вступишь в правление.

Тодд почувствовал, что все его объяснения бесполезны. Сколько бы он ни врал, Шарли все равно скажет нет… а после этого они не разрешат ему звонить никому… Морони убьет его.

– …Шарли, я просто прошу об одолжении, и все. Твоим инвеститорам это не будет стоит и пенни. Наоборот, ты им помогаешь получить проценты сверх того…

Тодд говорил без остановки; просил, умолял, врал. На лбу у него выступили капли пота. Он не мог взглянуть на Катрину.

Вдруг – о чудо! – он услышал в голосе Шарли легкое колебание. Ее голос был уже не таким отказывающим, в нем было участие.

– А может быть, твой новый банк сразу заплатит деньги? Обычная операция…

– Это Испания. – Он опять начал врать. – Там свои законы. Тогда мы должны будем заплатить двойную сумму, если мы поступим таким образом. Понимаешь, я не знаю, это очень сложно, адвокаты мне объясняли. Но поверь мне, мы пытались поступить таким образом…

И он что-то говорил и говорил, опасаясь, что Морони перережет провод, не решаясь взглянуть на Катрину.

– Ненавижу нарушать правила, – сказала Шарли с сомнением в голосе.

– Да их нарушают сплошь и рядом.

– А я нет. Для кого-нибудь другого я бы и не подумала их нарушать. Тодди, я правда не хочу этого делать.

Его сердце забилось.

– Мы не должны упускать наш шанс, Шарли, ты должна понять. Все наше будущее зависит от этого. Твое будущее, мое…

– Но я не знаю…

– Пожалуйста, Шарли. Одни сутки. У тебя будут деньги завтра.

– Я должна быть абсолютно уверена в этом. Не подведи меня.

– Конечно не подведу.

– Обещаешь?

– Конечно обещаю!

– Ты можешь дать мне банковский чек, когда я приеду в Лондон?

Вдруг его озарило вдохновение.

– Шарли, ты должна пойти на встречу со мной. – Его голос зазвенел от волнения. – Как я раньше об этом не подумал? Ты ведь вступаешь в правление, черт возьми! Я представлю тебя этому парню. Ты можешь сама увидеть его…

– Но у меня уже назначена встреча.

– Я перенесу свою. Когда ты освободишься?

– Десять, пол-одиннадцатого…

– Пол-одиннадцатого. Назначим на пол-одиннадцатого. Шарли, ты прямо будешь присутствовать при сделке…

– И ты дашь мне банковский чек, чтобы я отвезла его обратно?

– Ну конечно, – соврал он, и пот потек по его лицу. – Нет проблем.

– Ты не подведешь меня?

– Шарли! Как ты можешь задавать такие вопросы? Это ведь я, ты понимаешь? Я все тебе расскажу за ужином.

– Ну да, – вздохнула она с печалью в голосе. – Я все понимаю, но…

– Пожалуйста, Шарли!

Она еще раз вздохнула, потом сказала:

– Ну хорошо. Куда мне перевести деньги?

Он так вспотел, что телефонная трубка выскальзывала из его рук. Голос его был хриплым, когда он произнес:

– Первый банк в Берне. Подожди минутку, я скажу тебе код и номер счета. Шарли, эти деньги пойдут на кредитный счет «Паломы Бланки». Ты можешь включить это в документацию?

– Конечно.

– И, Шарли, последняя просьба, если можешь, сделай это прямо сейчас! Наши люди хотят позвонить в их банк и получить подтверждение через десять минут.