Замки из песка

Разлепляю веки и вижу перед собой девчушку. Стоит предо мной в платье, прям ангел. Пытаюсь разобрать ее слов, но голова вообще не варит. Зато головка уже тянется к ней, в паху все каменеет, член уже стоит по стойке «смирно». Хочу ее. Здесь и сейчас.

– Мне сказали, что вы поможете мне, – доносится до моего затуманенного сознания, и мне окончательно сносит башню…

– Нет, – губы сухие, язык еле шевелится. – Нет, – будто это поможет. Будто одним коротким словцом смогу изменить все.

Это она… Барабанной дробью стучит в башке, пока сердце пронзают насквозь металлические тиски. Это она… Она… Моя Мери…

Но… По телу проносится еще один электрический заряд. Кровь в жилах стынет, превращается в снег. Почему она не сказала? Как могла быть со мной, зная, кто я? Или…

Месть? Появилась, чтобы заставить меня заплатить? Вернуть обратно бумеранг боли, запущенный мной в ту проклятую ночь?

Н-е-е-е-т! Не думай! Не смей так думать! Она не стала бы. Не стала бы. Мери. Я должен поговорить с ней. Сейчас же.

Вскакиваю с места и бросаюсь к двери, но чья-то рука успевает схватиться за ручку раньше. Это Магомед. Точно. Совсем забыл, что он здесь.

– Ты куда? – Бессмысленный вопрос. Мы оба знаем, какой на него будет ответ.

Отталкиваю друга, чтобы не мешал. Не сопротивляется. Отступает.

– Не натвори глупостей, – слышу у себя за спиной, а в голове звучит: «Самую большую ошибку я уже совершил…»

Игорь

Вытянувшись на холодной постели, пытаюсь притянуть к себе сон, хочу забыться, провалиться в другой мир и ничего не чувствовать. Не получается. Стоит только закрыть глаза, как воспоминания начинают сыпаться на меня неконтролируемым потоком. Подобно рогу изобилия, память хранит в себе столько «богатств», что начинаю терять рассудок.

Голоса. Они преследуют меня везде, куда бы ни отправилась, где бы ни было. Они всегда со мной, в моей голове. Жуткие, низкие, как из преисподнии. Они зовут меня. Называют по имени и рассказывают обо всем, что натворил. Они все помнят. Каждую деталь, каждый мой промах.

– Ты заплатишь, – обещают в миллиардный раз, а по телу проходит болезненная судорога. Грудная клетка словно уменьшилась в объемах, легкие вместе с сердцем вдавливаются в ребра, начинаю задыхаться. – Ты за все заплатишь...

Судорожно хватаю ртом воздух, чтобы обеспечить организму необходимую дозу кислорода. Дыхательные пути опаляют языки пламени. Они бегают по трахее, выжигая изнутри свой приговор. Чудовище. Монстр, не заслуживающий ничего хорошего.

Вскакиваю с места, будто от удара током. Комната перед глазами продолжает вращаться, а я не теряю надежды вырваться из плена, дойти до двери и скрыться. Не могу спать. Это выше моих сил. Страх, вот, что ждет меня там. Он идет по пятам, следит за каждым моим шагом. Шесть лет. Вот уже шесть гребаных лет я жарюсь в этом адовом котле, который самолично смастерил для себя. Пытаюсь найти в задворках сознания оправдание, копаюсь в дерьме, что наполняет меня, и не нахожу. Его нет. Не может быть. Я виноват. Виноват. Виноват!

Выбегаю из спальни, даже не обувших. Шаркаю по холодному полу босыми ногами, хватаюсь за стены, чтобы не упасть. Меня штормит. Бросает из стороны в сторону, будто последнего алкаша после хорошей пьянки. Даже пояс пижамных штанов доставляет дискомфорт. Обнаженный торс блестит от пота, холодные капли стекают по спине и впитываются в тонкую ткань.

Врываюсь на кухню, ступни скользят по кафелю, а я ни на что не обращаю внимания. Бросившись к раковине, открываю кран на полную мощность. Пью прямо так, без стакана. Глотаю. Часто. Жадно. Дико. Совсем как, умирающий от жажды, пленник пустыни, которому удалось среди бескрайних песчаных дюн отыскать долгожданный оазис с живительным источником. Подставляю голову под струю, чувствую, как холод обжигает разгоряченную кожу. Сознание проясняется, демоны отступают. Свобода. Милая, желанная... временная.

Вокруг снова тишина. Никто больше не достает, в ушах перестает звенеть. Выключаю воду и топаю в кабинет. Из высоких панорамных окон виднеется рассвет. Первые лучи сентябрьского солнца отражаются о зеркальные поверхности небоскребов, отбрасывая на улицы солнечных зайчиков. Они проносятся вдоль дорог, скрываются под автомобилями, одиноко едущими по делам. Город оживает, в отличие от меня. Я, все так же, остаюсь дышащим трупом, каким был всегда...

Свет не включаю. Отвык. В последние годы моей верной спутницей была Темнота. Она окружала меня всегда и везде, где бы ни находился, с кем бы ни был. Даже бегство заграницу ничего не смогло изменить.

Когда уехал в Америку, думал, смогу избавиться от нее, увижу, наконец, свет. Не вышло. Я слишком поздно понял истину. Тьма была не вокруг. Нет. Она внутри меня. В моей крови, в каждой клеточке организма. Она в моих глазах. И это уже навсегда. Поэтому не стал там задерживаться. Вернулся в Россию, буквально, через пару месяцев. Конфиденциально, в тайне ото всех. Преднамеренно не появлялся в обеих столицах, избегал всех возможных встреч с семьей. Не хотел никого видеть, мечтал обо всем забыть и жать нормальной жизнью, пока не встретил одного старого друга…

Без сил падаю на кресло, роняю локти на стол, пальцами ерошу короткие волосы. В висках продолжает стучать, но знаю, что никакие лекарства мне не помогут. Несколько мнут вообще не двигаюсь. Смотрю прямо перед собой, а глаза будто ничего и не видят. Только мелькают черно-белые кадры, как в замедленной съемке. Один за другим, проносятся передо мной и растворяются в холодных лучах восходящего солнца.

Забившись в угол огромной комнаты, которая по размерам превосходила всю нашу квартирку в старом покосившемся доме, осматривался по сторонам. Все вокруг казалось мне каким-то нереальным. Словно попал в параллельную вселенную, где у людей в домах бывают камины, а на огромных обеденных столах стоят вазы с фруктами и цветами. Я попал в мир, где нет запахов влажности, гнили или самогонкой, которую гонит соседка – баб Маша. Вместо этого, нос щекотали сладкие ароматы выпечки, долетающие с кухни, и запах натуральной кожи, которой были обиты диван и кресла. Это был мир, где мне никогда не удастся стать своим. Только, к сожалению, сея простая истина, дошла до меня много позже, когда было уже невозможно что-либо исправить…

Всего несколько часов назад я впервые встретился со своим отцом. Мужчина заявился в больницу, потому что его номер был последним среди исходящих в телефоне матери. Уже покойной. Она умерла прошлой ночью, так и не придя в себя. Отравление паленой водкой. Из всей компании, а их было четверо, она единственная умерла. Организм оказался слишком истощенным, не справился с ядом.

Почувствовал ли я что-либо, узнав о том, что остался один? Трудно сказать. К своим тринадцати годам, я успел привыкнуть к тому, что надо самому всего добиваться. Никто не станет помогать слабым, да они никому и не нужны. Можно часами сидеть на одинокой скамейке перед супермаркетом и смотреть на то, как люди выходят оттуда с огромными пакетами продуктов, слушая урчание голодно желудка. А можно поднять с места свой зад и начать действовать.

Этому меня научил Тимур – соседский сын, который был старше на три года. На тот момент он только недавно вернулся домой после года, проведенного в колонии для несовершеннолетних. Попался на очередной краже, когда пытался вынести из магазина бутылку дорого коньяка. Его поймал охранник и сдал ментам. Подобные истории происходили с ним не впервые, плюс, в школе отлично постарались. Директор и педагоги накатали на него такую характеристику, что суд даже слушать ничего не стал. Дали год реального срока. Тимур часто рассказывал мне о жизни на зоне, о том, какие там распорядки и как важно уметь постоять за себя. Незаметно, мы сдружились настолько, что стали почти братьями. А после того, как он спас меня от толпы разъяренных одноклассников, которые избивали меня на заднем дворе школы. Возникает вполне резонный вопрос: «За что?». Просто так ведь никого не бьют. Все верно. Меня избили за то, что был другим, отличался ото всех ребят из нормальных семей, где есть оба родителя, которым на тебя не наплевать. Моя же мать забила на меня чуть ли не сразу после рождения.

– Я не хотела тебя, – орала по пьяни так, что уши сворачивались в трубочки. – Думала, твой папаша-урод женится на мне, или, на худой конец, будет помогать деньгами. Но нет, – в этом месте обычно начинался поток мата. Мать не скупилась в выражениях, чтобы донести, какой я нежеланный ублюдок, а тот мужик – последняя скотина на земле.

Это по началу я плакал. Заливался слезами, умолял, стоя перед ней на коленях, чтобы не говорила так, чтобы не пила больше. Глупым еще был, наивным. Верил, будто моя любовь поможет ей вернуться к нормальной жизни. Слышал ведь, что у женщин бывает материнский инстинкт, что ради своего ребенка они готовы горы свернуть. Только одного я не учел. Он бывает лишь у нормальных женщин, которые любят своих детей, которые не желают им смерти…

Поэтому, когда я познакомился с Тимуром, решил, что пришло время меняться. Постоянные упреки учителей и их неизменное «Что с него взять? Мать-алкоголичка, отца нет. Будущий уголовник да и только», нападки и тумаки од сверстников. Все это убило во мне последние зачатки чего-то светлого и доброго. Осталась только обида. Сильная, доводящая до исступления, заставляющая идти вперед, несмотря ни на что. Тимур начал заниматься со мной. Когда-то он занимался боксом, вот и натаскал меня, добавив туда несколько приемов, запрещенных на ринге, но очень действенных во время дворовых драк. А потом, когда окреп, стал смелее, друг повел меня на первое дело. После было второе, затем третье, и так целый год.

С тех пор я перестал бояться. Страх выветрился, превратился в силу. Учебу я забросил, в школу ходил только, когда сам этого хотел. На наставления школьного психолога не реагировал, включал режим дурачка. Мол, да, конечно, вы правы. Я изменюсь, перестану прогуливать, начну учиться. Короче, нес всякий бред, лишь бы отстали. А потом все повторялось.

Дома тоже почти не бывал. Смысл? Снова смотреть на неадекватную мать и слушать ее пьяный бред? Нет уж, увольте. На улице, среди друзей, было куда лучше. Там всегда накормят, помогут, если нужно. Но самое главное, там никто не будет желать тебе смерти и упрекать за испорченную жизнь.

Так что, нет, я ничего не почувствовал, когда мне сообщили об ее смерти. Просто, отныне я был сиротой не только по факту, но и документально, официально так сказать. Только успел подумать о том, что буду делать дальше, как меня огорошили новостью про отца. Видите ли, мой папаша хочет, чтобы я жил с ним. Якобы не знал о моем существовании, а когда наличие ублюдка-сына подтвердилось, решил загладить вину передо мной и исправить ошибки прошлого. Не успел опомниться, как оказался лицом к лицу с высоким мужиком, одетым так, будто он – ведущий программы новостей. Это было первое сравнение, которое пришло в голову, при виде его темно-коричневого классического костюма и, зачесанных набок, волос.

– Это Юрий Андреевич Лебедев, – сообщила дородная женщина из отдела опеки, будто меня вообще волнует, как зовут этого хмыря. – Твой отец…

И тут меня просто вынесло. Стою, как молнией прошибленный, а у самого кулаки чешутся заехать ему по морде. Ну и что, что выше меня на целую голову? Ну и что, что он не знал обо мне раньше, в чем я сильно сомневался. Мать ни раз говорила об обратном, а из их гребаной парочки я предпочитал больше доверять первой. Ее я, по крайней мере, знал.

– Ну, здравствуй, – протянул незнакомец, сверля меня хитрющими глазами. Говорил он медленно, но так надменно, с таким выражением, будто играл роль на сцене Большого. – Сын, – от этого его «сына» чуть не рассмеялся. Честное слово, таких павлинов мне еще не приходилось встречать.

Сын. Зашибись просто. На что он вообще рассчитывает? Думает, стоит разок улыбнуться пренебрежительно, посмотреть свысока, и все? Дело в кармане, а дурачок-Игорешка от радости завиляет хвостом и запрыгает вокруг на задних лапах? Тоже самое я сказал ему в лицо, совершенно не стесняясь в выражениях. Меня не волновало ни присутствие этой мадамы рядом, чье лицо вмиг вытянулось и стало похоже на продолговатый помидор, ни то, что меня могут сдать в детский дом. Я думал только о том, что плевать мне на такого отца, которому тринадцать лет и дела до меня не было. Сын видите ли. Сейчас разрыдаюсь от счастья.

И че вам кажется, он оставил меня в покое? Нет. Завел в кабинет главного врача, который любезно уступил его для душещипательной беседы между отцом и сыном, и принялся убеждать. Настырно так, самозабвенно, будто ему реально было до меня дело.

– Поверь, – начал Лебедев, усадив меня напротив, – мне самому дико от всей этой ситуации. Но, – нахмурился, отвел взгляд, – я узнал о тебе только пару дней назад. Надежда позвонила мне… Несла какой-то бред, кричала, что я никогда не увижу сына. Я ей сначала не поверил, думал, напилась, не понимает, что говорит. А потом мне позвонили из больницы, – тут он снова посмотрел на меня. Только на этот раз по-другому. С некоторой грустью во взгляде, жалостью. – Если бы я только мог изменить все… Я бы сделал все возможное, чтобы у тебя было хорошее детство, достойное, какое ты заслуживаешь… Я прошу тебя дать мне шанс все исправить. Обещаю, что не стану давить на тебя, не буду ничего требовать. Просто, – очередной тяжелый вздох и взгляд глаза в глаза, от которого даже меня прошибло, – давай попробуем узнать друг друга, познакомиться, как отец с сыном…

Губы сами произносят ругательство, кадр замирает, воспоминания рассыпаются на мелкие куски, падают на пол разбитым стеклом. Провожу ребром ладони по шее, заставляю себя успокоиться, вернуться в настоящее. За свою детскую ошибку я поплатился сполна, так что нет смысла продолжать думать об этом, травить душу ненужными «если бы» и «может быть». Ничего уже не изменится. Время не вернуть назад, поступки не переиграть. Это невозможно. Иначе, мы бы уже давно жили в идеальном мире.

Включаю ноутбук, жду, пока система не прогрузится. Пальцы быстро набирают пароль, и вот уже главный экран с несколькими десятками папок. Полное досье, на сбор и обработку которого мне понадобились годы. Даты, фамилии, места и события. Здесь все. Весь мой труд, после которого я получу не только повышение по службе, но и долгожданное избавление. Свобода станет полной, неограниченной. Больше не будет ночных кошмаров и жизни под прикрытием. Никаких игр, никакого притворства, никакой лжи…

Из верхнего ящика стола достаю выключенный телефон. Специальный. Со скрытым номером. Несколько искусных манипуляций по экрану, и из динамиков раздаются гудки. Ровно три, как и обговорено заранее. В моем деле сюрпризов быть не может, только расчет. Точный. Идеальный.

– Да, – женский голос звучит бодро. Она тоже не спала. Ждет нашего финального выхода. Значит, я не ошибся с выбором. Алиса с самого начала казалась мне идеальным кандидатом на эту роль.

– Видео на твоей электронной почте, – сообщаю я, проверив отчет о доставке. – Сохрани его на флешке, которую передал тебе Юрий. Включишь его, как он велел, аккурат перед выступлением Дмитрия.

– Хорошо. А что делать с тем, – замялась, – другим роликом?

– Удали с носителя, – велел холодно. Обычно, так разговариваю с подчиненными, но на этот раз не сдержался. – Когда дело будет закрыто, я лично проверю, чтобы у тебя не осталось никаких копий. Согласно нашему договору.

Идею о том, чтобы подослать к Дмитрию женщину, я лично подогнал Юрию. Конечно же, сделал это не лично, через доверенное лицо. Отец не верил в мою великую любовь к Мери, ему стало известно, кто она и что ее связывает в кузеном. Юрий был бы не Юрием, если бы не решил использовать это против нас всех. Ему нужно было выиграть время, пока все его подозрения не подтвердятся, а я не отпишу ему свою долю в компании. Вот и «родилась» идея с Алисой. Женщина, которую с Дмитрием связывали романтические отношения в прошлом, которая должна была постоянно находиться рядом с ним и докладывать о каждом его шаге, станет отличным козырем в борьбе за место под солнцем. Она поможет не только вывести нас на чистую воду, но и станет прекрасным помощником в исполнении последней части его гениального плана.

Только вот Юрий не учел одной маленькой детали. Все эти годы, пока он творил свои грязные дела и наслаждался неограниченной властью, полиция уверенно шла по его следу. Это было мое дело. От начала и до конца. Тайное расследование, которое я проводил в свободное от основной работы время. Это продолжалось до тех пор, пока доказательств не стало достаточно. Тогда-то я и сообщил своему руководству о тех тайнах, которые скрывает величественный фасад фамильного особняка Лебедевых. Оставалось только проработать наши действия и начать финальный раунд.

Мы проработали каждую деталь, ошибок быть не могло. И я начал игру. Даже летал в США ради этого, никто не должен был заподозрить меня. Приехал в Москву, как раз, перед экстренным заседанием совета директоров. Напросился на работу в «Swan's Architecture», чтобы постоянно находиться в эпицентре событий, и принялся собирать информацию. Именно в тот момент Дмитрий и вышел на Федора Михайловича Прохорова, чтобы тот помог ему с разоблачением Юрия. К счастью, мне удалось выяснить это раньше, чем бывший коллега мог испортить мою операцию. Вышел на него, ввел в курс дела (в пределах разумного, конечно же) и попросил отчитывать, в первую очередь, мне. Брат не должен был узнать обо всем раньше времени, иначе, мог допустить непоправимые ошибки.

Когда узнал обо всех финансовых махинациях, которые протекали под чутким руководством моего папаши и финансового директора компании, пришлось привлечь отдел по борьбе с экономическими преступлениями. По сути, мы с Прохоровым выполнили всю работу за них, им осталось только провести официальную проверку и произвести арест подозреваемых. Но сложнее всего было с девушками. Вот тут мне пришлось реально попотеть.

Чертовски сложно притворяться, кого тебя, то и дело, преследуют прекрасные глаза любимой. Что бы ни делал, как бы ни пытался бороться со своими чувствами, все бесполезно. Стоило мне только увидеть ее, как весь, выстраиваемый по кирпичикам, образ рушился подобно карточному домику. Но самое ужасное – это быть рядом с ней и не иметь возможности коснуться. Видеть, что она презирает тебя за все ошибки и проколы, которые совершил в прошлом, и не подойти, не сказать искреннего «ПРОСТИ», не произнести сокровенные «Я СКУЧАЛ ПО ТЕБЕ» или «ТЫ НУЖНА МНЕ, КОТЕНОК». Наверное, так себя чувствует человек, приговоренный к пожизненному заключению. Когда ты понимаешь, что уже никогда не будешь свободен, чувствуешь, как в тебе медленно дохнет надежда, но продолжаешь смотреть на мир, который виднеется из малюсенького окна камеры. Смотришь на море или лес, и представляешь, как будешь рассекать его, подобно тем птицам, чьи жизнерадостные трели нождачкой сверлят твою душу, выворачивают ее наизнанку, скручивают так, что хочется выть в голос.

Это была еще одна причина, по которой я тогда сбежал. Не хотел жить там, где нет ее. Где больше не звучит ее жизнерадостный смех и не пахнет ею… И тут, на тебе. Встреча, на которую рассчитывал меньше всего на свете. Случайная. Неожиданная. И чувства. Такие же, как и раньше. Может, даже сильнее. И запрет приближаться к ней, смотреть на нее, говорить с ней. И желание бросить к ее ногам весь этот гребаный мир со всеми его недостатками, только бы посмотрела, только бы улыбнулась.

– Не смей больше приближаться ко мне, – эти слова ржавыми гвоздями вонзились мне прямо в сердце. Но на этом боль не закончилась. Она не только проткнула мой, и без того, потрепанный жизнью, орган, но и провернула свои орудия несколько раз. Чтобы наверняка. – Я не то что видеть, даже знать тебя не хочу. Ты умер для меня в тот день, когда не пришел. Так что, – вскинула голову вверх и сверкнула на меня глубокими, как Марианская впадина, глазами, – исчезни снова. Только на этот раз навсегда…

В тот миг, когда увидел Марину, меня будто кантузило. Снаряд попал точно в цель и поразил меня насмерть. Снова. Я забыл обо всем, что было в этот момент так важно. Меня не волновало ни задание, которое могло провалиться из-за такого поведения, ни Мери, что стояла рядом и спрашивала, в порядке ли я. Ничего на свете не могло быть важнее ее, моего котенка.

Я уже не помнил, когда в последний раз был так близко к ней. Между нами было всего несколько метров, но даже они казались исчезли сразу же, стоило мне увидеть в ее глазах грусть. Тихую такую, молчаливую, но способную голыми руками выдрать из груди легкие и разорвать их на мелкие куски. Бросив Мери, чтобы действовала согласно инструкции, бросился к ней. В голове стучала только одна мысль: «Мы должны обо всем поговорить. Я расскажу ей. Все. И гори оно все синим пламенем. Во второй раз я ее не потеряю!».

– Что ты делаешь? – Спрашивает возмущенно, когда нежно беру ее за руку и проношусь мимо удивленной толпы репортеров, которых она куда-то вела. Плевать. Сами разберутся.

– Если скажу, что похищаю тебя, – говорю я, закрывая за нашими спинами дверь своего кабинета, – поверишь?

– С ума сошел?! – Марина пронзает меня острым взглядом и пытается вырвать свою руку. Не отпускаю. Не хочу отпускать.

Делаю шаг навстречу, а она отступает, прижимается спиной к стене. Продолжаю смотреть на нее, не в силах даже моргнуть. Боюсь, что исчезнет, как мираж в пустыне. Не дышу, не получается. Ее запах дурманит, сводит с ума, вызывает галлюцинации. Я как наркоман, который готов на все, лишь бы получить дозу любимого наркотина. А она была моим героином. Моим личным источником счастья.

– Сошел, – киваю, но не разрываю зрительного контакта. Поднимаю ладонь, касаюсь пальцами ее подбородка, скольжу по скуле, ласкаю мочку уха. Помню, как ей это нравится. Вижу, как расширяются зрачки девушки, превращая голубые омуты в бескрайний космос. – Давно уже. С тех пор, как увидел тебя впервые…

– Поэтому, – нахмурилась, избавилась от секундного дурмана, – бросил меня там одну? Ты оставил меня именно тогда, когда я больше всего нуждалась в тебе. Это нормальный поступок? Скажи мне!

Молчу. Понимаю, что виноват. Знаю, что облажался, сам все испортил. В тот день я и решил уехать. На второй день после возвращения в Москву, когда перед глазами постоянно мелькали отрывки из видео с камер наблюдения и заплаканное лицо той девушки, моей жертвы…

Я не смог с этим жить, не получилось. Несколько раз порывался позвонить Марине, поехать к ней и во всем признаться, но что-то постоянно останавливало, не давало раскрыться перед любимой. Даже попрощаться не смог. Как представил, что снова услышу нежный мелодичный голосок, в груди, будто бомба взорвалась. Как я скажу ей «прощай»? Как?! И вернуться не могу. Не стану марать своего ангела. Не коснусь ее такими грязными, пропитанными гнилью и кровью, руками. Ни за что. Лучше уйти молча, ничего не говоря напоследок. Пусть возненавидит, но не примет на себя мою грязь. Я этого не позволю. Ни за что на свете.

– В тот день я потеряла свою семью, – не выдержав затянувшейся паузы, прошептала она. Слезы заструились по щекам девушки, разрывая на куски мою душу. – Мама, – выстрел в сердце, – папа, – еще один, ноги подкашиваются, – сестренка, – рука падает вдоль тела, желудок сводит судорогой. – Они все погибли. Разбились насмерть. Но ты не знал об этом, – толкнула меня, заставила отступить в сторону. – Потому что не удосужился даже ответить на телефонный звонок. Ни на один! Ты ушел, как и все они, – раздраженно стирает с лица мокрые дорожки. Бросает в меня такой убийственный взгляд, что воздух вырывается из легких. – Твоя любовь, как и все твое безумие умерли в тот самый день. Ты мне больше не нужен, Игорь. НЕ. НУЖЕН.

И она ушла. Уверенно, гордо, красиво. Навсегда. Я не стал останавливать. Зачем? Сам виноват. Оставил. Не поддержал. Не нашел. Не заслужил.

Вот и все, Игорь Юрьевич. Самую важную операцию в вашей жизни вы с треском провалили…

Выхожу в коридор и врезаюсь в Дмитрия. Несколько секунд смотрю на кузена, изучаю бледное лицо и напряженную фигуру. Неожиданная догадка вмиг пронзает меня, но до последнего отказываюсь в это верить.

– Что случилось? – Останавливаю брата, не даю вернуться в зал. – Да остановись ты!

Не успеваю среагировать и получаю точный удар в челюсть. Голова дергается в сторону, но равновесия не теряю. Хватаю кузена за лацканы пиджака, припечатываю к стене. Силы стараюсь контролировать, причинять ему боль вообще не собираюсь.

– Это из-за Мери? Ты из-за нее в таком состоянии?

Не отвечает. Смотрит на меня стеклянным взглядом, чувствую, как он дрожит. Блять. Из-за меня. Еще одна покалеченная судьба на моей совести.

– Возьми себя в руки, – прошипел ему в лицо. – Еще не все покончено. Сейчас, ты должен подняться в конференц-зал и начать заседание. Слишком многое стоит на кону, понимаешь? У нас нет права на ошибку. Слышишь?! – В ответ ни звука, но по глазам Дмитрия понимаю, что разум начал возвращаться к нему. И на том спасибо. – Мы столько всего сделали, столько сил и времени потратили. Это финишная прямая, Дим. Мы должны довести дело до конца. Вместе.

Реакций больше не жду. Просто хватаю за руку и тащу к лифту. Черт с два я позволю ему угробить свою жизнь! Дмитрий должен победить. Ради этого я сделаю ВСЁ.

Тревога нарастает вместе с неприятным тянущим чувством в животе. Снова и снова оглядываю зал в поисках Дмитрия или Игоря, которые могли бы прояснить ситуацию, но их нигде не видно. Даже Алиса, которая до этого была вполне спокойна и наслаждалась вечером, вдруг как-то напряглась. Несколько раз наши взгляды случайной встречались, отчего мне становилось только хуже. Что-то происходит. Нечто такое, чего быть не должно. Игорь, ну где же ты? Почему тебя так долго нет?

– Мери, – меня окликает Макс, – ты Дмитрия не видела? Не могу его найти.

Последние капли сомнений выгорают в тот миг, когда вожу глаза Полякова. Он тоже не понимает, что происходит. Быстро кладу недопитый бокал на край стола и пересказываю ему все, что видела пятнадцать минут назад. По мере того, как я приближаюсь к финалу своего повествования, замечаю, как вытягивает лицо Макса. Мужчина бледнеет, но продолжает сохранять видимость спокойствия. Пытается скрыть от меня истинное положение дел.

– Кто этот человек? – Спрашиваю прямо и жду. – Что такого он мог сказать Дмитрию?

– Я, честно, без понятия, – пожимает широкими плечами, ребром ладони проводит по основанию шеи. – Знаю, что это его близкий друг, Магомед. Он специально приехал из Дагестана, чтобы поддержать Диму...

Амелия подходит к нам. Улыбается и берет Полякова под руку, на ее безымянном пальце сверкнуло платиновое кольцо с большим бриллиантом в форме сердца. Все-таки я очень рада, что они вместе и так счастливы. С тех пор, как она решилась избавиться от своего защитного барьера и дала Максу шанс, я почти не узнавала собственную подругу. Прежней Амелии как не бывало. Теперь, передо мной стояла нежная, хрупкая влюблённая девушка. Она встретила своего принца и была счастлива.

– В чём дело? – Заметив наши перекошенные лица, подруга тоже насторожилась. – Что-то случилось? Вы странно выглядите.

– Нет, – первым спохватился Макс. Повернулся к возлюбленной и нежно коснулся ладонью ее щеки. – Будем надеяться, что нет.

Ей этого было недостаточно. В прекрасных глазах Амелии плескалось волнение, она уже собиралась высказаться по этому поводу, когда рядом с нами встал Юрий.

Он выглядел счастливым и довольным собой. Думает, что уже победил. Как бы ни так! Он еще не знает, какой сюрприз мы для него подготовили..

Я изо всех сил старалась не выдать своих истинных чувств. Нацепила на губы улыбку и смотрю на "будущего свекра" чуть ли не с восхищением. Кажется, после всей этой истории мне придётся еще долго работать над тем, чтобы не видеть в кошмарах лица этого монстра. Истинный Карабас Барабас, хозяин театра марионеток, который привык контролировать каждое слово и действие своих кукол. Только вот он не учёл одного – мы не бездушные деревянные игрушки. У нас есть души и сердца, в наших жилах течет кровь. И мы больше не станем плясать под его дудку.

– Заседание скоро начнётся, – его рука опускается мне на талию, из-за чего по коже пробегает нервная дрожь. Мне противно, хочется махнуть эту грязную ладонь и броситься в душ, чтобы смыть с себя ненавистные прикосновения. – Пройдемте уже в зал.

– Но, – начинаю удивлённо, – мы не имеем никакого отношения к компании. Не думаю...

Бездушная улыбка хищника, больше похожая на злобный оскал, расплывается по его лицу. Даже в мыслях не могу назвать это существо человеком. Он не человек и не зверь. Монстр. Демон. Чудовище. Что угодно, но только не человек.

– Солнышко, – рука ползет верх по моей спине, оставляя за собой огненный кровавый след, – давай договоримся, – говорит так, будто перед ним безмозглая кукла. Мерзко, не могу совладать со своими эмоциями. – В нашей семье думать буду я, – проводит указательным пальцем по моей скуле, словно царапает. Не выдерживаю. Отвожу голову в сторону, делаю маленький шаг назад. – Вот и умница, – будто послушную собачку похвалил. И снова его внимание распределяется на всех. – А сейчас, пройдемте в зал для совещаний. Сегодня особенный вечер, и я хочу, чтобы вы все стали свидетелями того, как пишется история…

Макс молчит, Амелия вопросительно смотрит на меня, но я обязана молчать. Игорь обещал, что все будет хорошо. Он бы не солгал. По крайней мере, я очень надеюсь на это.

– Господи, – мысленно молюсь, пока лифт медленно поднимает нас на верхний этаж, – защити всех нас. Помоги справиться с испытаниями и пережить эту ночь. Пожалуйста, сделай так, чтобы с Дмитрием ничего не случилось.

В этой комнате мне еще не приходилось бывать. Помещение, в два раза больше того, где мы впервые встретились, спустя шесть лет жизни во тьме. Оглядываюсь вокруг, подмечаю, как много народу собралось. Представительные мужчины и женщины, многих из которых я уже видела в Питере, сидят за огромным овальным столом. Перед каждым из них лежат закрытые черны папки, лист бумаги и ручка. На столе установлены специальные микрофоны и таблички с именами и фамилиями. Лебедевы. Весь клан в сборе. Во главе три кресла и три надписи: Лебедев Юрий Андреевич, Лебедев Дмитрий Владимирович и Лебедев Игорь Юрьевич. За их спинами, почти на всю стену, висит экран для демонстраций. На черном фоне изображены логотип компании и традиционная надпись «Swan's Architecture».

Нас посадили по левую сторону, недалеко от немолодой пары, с которыми мне пришлось познакомиться несколько дней назад. Демонстративно отвернулась от них, чтобы не видеть надменных лиц и, прожигающих насквозь, наглых глаз. В моей голове набатом стучала лишь одна фраза: «Где они? Почему их еще нет?»

– Что происходит, Мер? – Слышу над ухом шепот Амелии, но не могу ей ничего ответить. Если бы я только знала, что творится в голове у Юрия. Он что-то задумал, в этом не могло быть сомнений.

– Не знаю, – отвечаю так же тихо, не сводя глаз с главного организатора сего мероприятия. Вот, он остановился рядом с Алисой и что-то говорит ей. Женщина кивает и улыбается ему, из-за чего блеск в глазах Лебедева становится ярче. Он поднимает голову вверх и окидывает взглядом высокий потолок. Повторяю его действие и замечаю несколько камер видеонаблюдения. Но зачем? Что все это значит?

Ответ приходит даже раньше, чем я ожидала. Сам. В виде телефонного звонка.

– Да, – всего несколько коротких секунд и на лице Полякова застывает маска. Холодная, лишенная каких-либо эмоций. Мужчина ничего не говорит. Только слушает своего собеседника, после чего тоже совершает осмотр потолка. Понимаю, что что-то пошло не по плану, а объяснить ничего не могу. Язык налился свинцом и прилип к небу. Хочу спросить, потребовать ответов, но не получается. Холод медленно ползет по моей спине, чувствую, как начинаю мелко дрожать. – Марин, спасибо тебе. Я попытаюсь его предупредить…

Его… Почти уверена, что речь о Дмитрии. С трудом дожидаюсь момента, когда Макс уберет смартфон в карман пиджака и набрасываюсь на него с вопросами.

– Ч-что она сказала, – запинаюсь чуть ли не на каждом слове.

– Внизу идет прямая трансляция всего, что здесь происходит, – отзывается мужчина и резко вскакивает на ноги. – Я должен найти Диму…

Перед моими глазами начинают мелькать обрывки воспоминаний. Слова Игоря эхом отзываются в голове, после чего вспоминаю их странные переглядывания с Алисой. Юрий подходил к ней, чтобы узнать, все ли готово к началу. Видео. Игорь постоянно говорил о каком-то видеоролике, который его отец намерен использовать в качестве главного козыря. Получается, Юрий хочет продемонстрировать его не только совету директоров, а всем, кто сегодня здесь собрался. Двести человек должны будут стать свидетелями его победы…

– Но и здесь он ошибся. На экране появится другая, – Игорь нахмурился, – куда более интересная видеозапись. Мой личный подарок в память о разрушенной жизни…

Успеваю перехватить руку Макса в самый последний момент. Он уже шел к выходу, игнорируя всех вокруг.

– Не делай, – произношу едва слышно, одними губами. – Это часть плана.

– О чем ты? – Не понимает тот.

– Что за план, Мер? – Подхватывает Амелия.

– Пожалуйста, – терпение уже иссякает, – не нужно сейчас никаких вопросов. Вы все поймете. Скоро.

Остаток слов так и остается висеть на языке, потому что голос мной пропадает, а глаза перестают что-либо видеть. Только его. Больше для меня не существует никто.

Дмитрий идет, как в тумане. Кажется, если бы не рука Игоря, поддерживающая его под локоть, он бы упал. Пробегаюсь взглядом по лицу, спускаюсь ниже, подмечая все изменения, произошедшие с ним. Лицо будто осунулось, стало пепельно-серым, волосы взъерошены, а глаза… В них нет жизни. Словно душа покинула его, оставив на земле только оболочку. Пустую, разбитую.

Ему больно. Я чувствую, как ему плохо, ощущаю все на себе. Все его чувства передаются мне, подобно сильным импульсам. Начинаю задыхаться, горло сдавливает сильнейшим спазмом. Наши взгляды пересекаются в тот самый миг, когда Игорь заставляет его сеть за стол.

Несколько секунд мы смотрим друг на друга, пока между нашими телами идет обмен эмоций. Сильнейшая волна боли накрывает меня с головой, заставляя тонуть в бескрайней бездне этой черной дыры. Мы оба оказываемся ее пленниками. Нам обоим суждено в ней остаться. Навсегда…

Я смотрела на него и с трудом сдерживала слезы. Мне было больно за него. Больно от той мертвой безысходности, которую я видела в его глазах. Даже сейчас, стоя на самом краю обрыва, он продолжал думать о той девчонке, которую убил во мне…

– Почему? – Снова этот треклятый вопрос, и снова я не знаю, как на него отвечать. – Почему ты осталась? Почему не сказала?

Он знает… Два коротких слова ранят сильнее удара плетью, разрывают плоть на части. Рана оказывается намного глубже, чем я могла себе представить. Сквозная. Прямиком через сердце. Начинаю задыхаться, капельки пота выступают на моем лбу и блестят под ярким светом лампы, словно крохотные бриллианты.

– Ты все знаешь, – думаю про себя, в то время как звон в ушах становится только громче. – Я не хотела, чтобы это случилось… Ты не должен был узнать…

– Зачем ты появилась в моей жизни, воробышек? Хотела отомстить за ту ночь? Вернуть тот удар, что я нанес тебе? Зачем?

С каждым его словом мне становится только хуже. Это как ядерный взрыв. Сильнейший. Смертоносный. Он разрушает меня, уничтожает, превращает в прах. Понимаю, что потеряла его, но не хочу этого принимать. Не сейчас. Не сегодня. Я еще не готова к этому. НЕ ГОТОВА!

Мы поговорим. Мы обязательно обо всем поговорим. Я все ему расскажу. Сделаю так, чтобы забыл, перестал себя винить, отпустил ту ночь. Я заставлю его поверить каждому своему слову, которое будет не просто озвучено вслух, а останется высеченным на моем сердце Н.А.В.С.Е.Г.Д.А.

– Итак, – громогласный голос Юрия развеивает последние тени сомнений и вселяет в меня немного уверенности. – Прошу всех занять свои места, и мы начнем наше ежегодное обязательное заседание совета директоров и акционеров компании. Сегодня особенный день для нас всех, ведь «Swan's Architecture» – это семейный холдинг, в основе которого лежат кровные узы. Мы все помним, как ровно пятьдесят лет назад, мой отец, пусть земля ему будет пухом, основал небольшое архитектурное бюро в гараже собственного дома. Многие годы он трудился, не покладая рук, чтобы вывести «Swan's Architecture» на новый уровень. Мой отец посвятил этому всю свою жизнь, – Юрий замолчал, наслаждаясь произведенным эффектом. – Когда он вышел на пенсию, руководство компанией перешло к моему любимому старшему брату. Владимир стал нашей новой путеводной звездой, именно он добился того, что наше имя стало известно и за рубежом. Никогда не забуду первый международный проект «Swan's Architecture»! Иногда, мне кажется, что это было только вчера… Мы несколько месяцев жили в офисе, отказались от сна и покоя, делали все возможное, чтобы не ударить в грязь лицом. И у нас получилось! Наша идея выиграла в тендере, «Swan's Architecture» заполучила заказ на строительство коттеджного поселка на греческом побережье Эгейского моря. Как же мы тогда радовались! Кажется, в тот самый день мы и поняли, что можем намного больше, чем думали. С тех пор прошли годы, моего брата уже нет с нами, но «Swan's Architecture» продолжает существовать. И я испытываю невероятное чувство гордости за то, что являюсь частью этой компании. Я долго думал, какой подарок приготовить для вас в честь нашего общего юбилея, ведь, только подумайте, сегодня нам исполняется пятьдесят лет. Целых полвека «Swan's Architecture» существует на рынке и создает, непревзойденные по своему качеству, проекты. Такой вечер требует особого сюрприза, – улыбка становится шире, в глазах плещется триумф. Юрий не понимает, что его речь – пустышка, она никого не интересует. Всего несколько секунд, и наступит конец. Такой желанный и ожидаемый. Конец, к которому мы все так долго шли. – Внимание на экран!

Все следуют его указанию, за исключением, разве что, нас с Дмитрием и самого Юрия. Он не сводит взгляда с племянника. Ждет, когда «правда» о той роковой ночи выльется на него ведром помоев. Но все выходит из-под контроля. Вместе ожидаемой музыки и кадров с переполненного танцпола за их спинами высвечивается комната. До боли знакомая. Я была в ней. Совсем недавно. Игорь лично мне ее показывал, когда проводил экскурсию по фамильному особняку…

Кабинет, выполненный в темно-коричневых тонах, отлично просматривался благодаря камене видеонаблюдения, установленной над карнизом. Ее местоположение было продумано таким образом, чтобы можно было видеть все, что происходит в комнате. Установлена она была «глазом» прямо на широкий дубовый стол, заваленный какими-то бумагами и фотографиями. В комнате находились двое. Один из них, дедушка Дмитрия, сидел за столом и держал в руке одну из многочисленных фотографий. Его суровое аристократическое лицо с резкими чертами, было нахмурено. Он был зол. Очень.

– Как ты смел?! Как смел, я тебя спрашиваю?!

Второй был спиной к камере, но не трудно было предположить, кто это. Мертвенно бледное лицо Юрия и его выкрики о том, чтобы немедленно выключили запись, говорили сами за себя. Никто его не слушал. Все, находящиеся в конференц-зале, были полностью сосредоточены на просмотре записи.

– Щенок! – Заорал Юрий, замахнувшись на Дмитрия, но тот успел перехватить его руку. – Это твоих рук дело! Ублюдок! Решил отомстить мне за родителей, да?!

К ним подошел высокий, устрашающего вида, мужчина. Личный телохранитель Дмитрия. Не прошло и нескольких мгновений, как старший Лебедев оказался припечатан лицом к столу. Шум в зале нарастал, как и голоса на видео.

– Она должна была стать моей! – Не выдержав давления, выкрикнул молодой Юрий. – Я первым увидел ее! Это я должен был на ней жениться, а не Влад! Я!

– И поэтому ты сделал все, чтобы они расстались? – Разочарованно протянул Андрей Павлович. – Когда ты успел пасть так низко? Почему стал таким?

– Почему?! Ты спрашиваешь меня «почему»?! Из-за тебя! – Мужчина вскочил с места, стул с грохотом повалился на пол. – Ты всегда поддерживал его, а не меня! Ты делал все, чтобы Владу доставалось только самое лучшее. Ты подарил ему свое кресло в компании, отдал ему контрольный пакет акций, позволил жениться на девушке, которую я любил. Ты сделал все возможное, чтобы я возненавидел его. Это я должен был стать генеральным директором! Это я должен был стать ее мужем! Ты даже сыну Влада дал больше, чем мне. Почему?! Почему?!

– Потому что твой брат заслужил это, – спокойно ответил Андрей Павлович. – Потому что он сделал для этого все, пока ты, – указал на сына пальцем, – только и знал, что позорить мое имя. В то время пока ты бегал за очередными юбками и тратил мое состояние, Влад трудился на фирме. Ты не использовал ни один из тех шансов, которые я тебе давал. Ты никогда не уважал меня. И после всех твоих «побед», хочешь, чтобы я доверил «Swan's Architecture» тебе? Никогда! Слышишь меня? Ты никогда ее не получишь! А вот это, – схватив со стола несколько фотографий, бросил младшему сыну в лицо, – я передам Владу. Пусть знает, кем является его брат. И запомни, Юрий, – голос стал тише, угрожающе, – ты больше не получишь от меня ни копейки. Я отказываюсь от тебя! У меня нет сына по имени Юрий. А теперь, убирайся. Вон! Чтобы глаза мои тебя не видели!

Все произошло слишком быстро. Никто не успел понять, как Юрий набросился на отца. Это было избиение, самое настоящее, безжалостное, жестокое избиение.

Схватив Андрея Павловича за шиворот, Юрий прижал его спиной к стене. Руки его сомкнулись на горле жертвы в попытке задушить.

– Ты не посмеешь! Я не позволю тебе уничтожить мою жизнь! – Развернувшись, отбросил отца в сторону, будто это был не живой человек, а вещь. Тряпичная кукла.

Мужчина упал, ударившись головой о край собственного стола…

В зале наступила гробовая тишина. Слышались лишь тяжелые вздохи Лидии Игнатьевны и чей-то крик:

– Немедленно звоните в «скорую»!

– Я получу все, что захочу, папочка, – склонившись над телом, прошипел Юрий. – Никто не сможет меня остановить. Ни ты, ни Влад, ни кто-либо другой. Совсем скоро мой брат покинет этот мир. Так уж и быть, – злобный сумасшедший смех раздался из динамиков, – я позволю ему воссоединиться с Юлей. Пусть будут счастливы на том свете, а я найду свое счастье здесь…

Запись оборвалась, но свет так никто и не включил. Шум и суматоха нарастали, напряжение достигло своего апогея. Кажется, если случайно попробовать зажечь спичку, все вокруг взлетит на воздух.

– Убийца, – голос Дмитрия разрезал слух. Бросившись на дядю, схватил его за лацканы пиджака и заставил встать. – Ты убил моего отца! Ты сделал так, чтобы мои родители возненавидели друг друга. Из-за тебя их брак развалился. Ты уничтожил мое детство! Ты!

Тот снова рассмеялся. Цинично так, глядя в глаза тому, чья разрушенная жизнь полностью была на его совести.

– Я помог Владу, – начал он, подобно безумцу. – Благодаря мне он узнал об измене жены. Идиот! Он даже не усомнился в подлинности тех фотографий. Поверил мне на слово и вышвырнул Юлю из дома. Я всегда знал, что Влад не заслуживает ее. Она должна была достаться мне, а не ему! Я бы не позволил ей умереть!

Удар кулаком в лицо заставил его замолчать. Пошатнувшись, Юрий упал на телохранителя, что стоял у него за спиной.

– Но эта дура не захотела быть со мной, – новый поток правды было невозможно остановить. Юрий все говорил и говорил, обрушивая на Дмитрия целый камнепад. – Предпочла мне смерть… Наглоталась таблеток и умерла, лишь бы не становиться моей…

– Скотина, – закричал Дмитрий, надрывая горло. Сорвавшись с места, хотел обрушить на дядю новый поток ударов, но Игорь не позволил. Схватив брата за руки, заставил его остановиться. – Я убью тебя! Убью!

– Хватит, – спокойный голо Игоря звучал предельно странно. После такого потока ругательств и криков, его холодный и рассудительный тон казался до боли неестественным. – Покиньте помещение, – велел он, бросив на родственников короткий взгляд из-под бровей. – Немедленно.

Дважды повторять не пришлось. Люди стали медленно рассеиваться. Через несколько минут в зале уже почти никого не было. Только основные действующие лица этого спектакля.

– Ты ответишь, – прошипел Дмитрий, не сводя с Юрия разъяренных глаз. – За все. В полиции уже лежит полное досье на тебя… Все кончено, Юрий. Кончено…

– Ублюдок, – процедил тот, выхватил из кобуры телохранителя пистолет и выстрелил…

– Дмитрий! – Закричав от страха, я зажмурила глаза. Ноги подкосились, начала оседать на пол, но Макс не позволил, удержал за плечи. Откуда-то издалека до меня долетали обрывки фраз, чьи-то голоса и постоянные крики матом.

Я была в прострации. Ничего не видела и не понимала. Ужас душил своими ледяными щупальцами, они сжимались вокруг горла, по капельке, выдавливая из меня жизнь. Я хотела умереть. Провалиться в небытие и больше никогда не возвращаться в мир, где не будет его.

Кто-то звал меня. Громко, проникновенно. Почувствовала монотонные удары по щеке, по ней хлопали ладонью. Кто-то очень сильно хотел вернуть в меня жизнь, заставить снова дышать и посмотреть на мир вокруг. Пришлось поддаться.

Яркий свет ударил в глаза, заставил зажмуриться, прикрыть их рукой. Полумрак в комнате рассеялся, все лампы работали на полную мощность. Увидела над собой лицо Макса, голубые глаза ласково улыбнулись мне.

– Все закончилось, – произнес он мягко, а я по-прежнему боялась посмотреть туда, где стоял Он. Если увижу бездыханным, сойду с ума, не переживу потери.

Меня колотит. Руки дрожат так, что Полякову становится за меня страшно.

– Мери, Мери, – начинает тараторить, – успокойся. Девочка, приди в себя. Все хорошо…

– Д-д-дмит-трий, – шепчу, заикаясь. Не могу справиться с собой. Впервые в жизни со мной происходило нечто подобное. Все тело будто онемело, превратилось в один сплошной комок нервов, кровь в жилах застыла, а сердце отказывалось биться.

– Я здесь, воробышек, – такой родной и любимый голос защекотал уши. Теплые, такие желанные и заботливые руки, поймали меня в свой плен и прижали к надежной сильной груди. – Я рядом, – повторял он, пока самый прекрасный на свете запах окутывал меня мягким облачком. – С тобой. Все закончилось…

Поднимаю заплаканное лицо, и наши взгляды пересекаются. Трясущимися ладонями обхватываю лицо любимого, заставляю наклониться. Наши любы оказываются, прижаты друг к другу, запускаю пальцы в густые короткие волосы, ногтями царапая нежную кожу. Мой. Родной. Любимый. Живой.

– Я т-так испугалась за тебя, – признаюсь, опаляя щеки Дмитрия своим дыханием. – Думала, что потеряла навсегда…

– Игорь закрыл меня собой, – слышу ответ и замираю. Сердце пропускает удар, страх проступает в каждой черточке моего лица. – Он жив, – торопится меня успокоить, смахивая мокрые дорожки с моих щек. – Пуля попала в бок, прошла по касательной.

– Все это время он был на твоей стороне, – признания сами льются из меня. Голос, которые отказывался поддаваться, вернулся и уже не умолкал. – Игорь работает в особом отделе полиции, и все эти годы он собирал компромат на Юрия. Я уехала с ним, потому что так нужно было. Если бы я осталась, этот, – запнулась, не зная, как его назвать.

Палец мужчины опустился на мои губы, заставляя замолчать. Серые, подобно грозовому облаку, глаза посмотрели на меня с нескрываемой нежностью и отчаянием.

– Я знаю, воробышек, – произнес Дмитрий. – Я ни на секунду не переставал верить тебе.

Слезы новым, неконтролируемым потоком хлынули у меня из глаз. Тело сотрясалось от молчаливых рыданий и только объятия любимого не давали мне сломаться окончательно. Все закончилось. Закончилось…

При выходе из здания нас ослепили вспышки камер. Со всех сторон доносились вопросы репортеров и требования прокомментировать все произошедшее. По всему периметру стояли полицейские автомобили, отбрасывая в разные стороны сине-красные огни сирен. Одна карета «скорой помощи» уже отъезжала, в ней, как мы позже узнали, была бабушка Дмитрия. Врачи констатировали сердечный приступ, ей требовалось срочное оперативное вмешательство. У второй стояли несколько человек в гражданской и полицейской форме.

Не обращая внимания на журналистов, Дмитрий двинулся в сторону «скорой», продолжая обнимать меня за плечи. Картина, которую мы увидели, еще долго хранилась в моей памяти, как одно из самых светлых воспоминаний за этот вечер.

Марина, наплевав на платье и многочисленных свидетелей, сидела перед Игорем на коленях, сжимая его руку в своих. Залитое слезами лицо девушки было устремлено на него одного, кажется, никого больше в этом мире и не существовало.

– Я в порядке, котенок, – ласково успокаивал ее мужчина, подушечкой большого пальца собирая влагу с ее бледных щек. – Я уже никогда тебя не оставлю. Никто и никогда не заставит меня отказаться от тебя. Даже смерти не позволю встать между нами. Прогоняй сколько хочешь, кричи, ругай, говори, что ненавидишь, но я не уйду. Никогда не уйду!

– Дурак, – ругалась Марина. – Какой же ты дурак, Мазуров, – она называла его по старой фамилии и улыбалась сквозь слезы. – Я жить без тебя не могу! Если бы…

– Повтори это еще раз, – потребовал Игорь, встрепенувшись. Схватив ее за шею здоровой рукой, притянул к себе и заглянул в глаза. – Повтори, любимая!

– Я не могу жить без тебя, – прошептала Марина дрожащими от волнения губами.

Подавшись вперед, Игорь запечатал ее рот поцелуем. Диким, безудержным, полным страсти и нежности.

– Люблю тебя, котенок, – повторял тот, и никто в этом мире не мог оспорить слов, произнесенных сердцем. – Люблю!

Дмитрий

В моей жизни было много бессонных ночей, но лишь несколько из них я не забуду никогда. Каждый раз, когда думал, что оставил прошлое далеко позади, оно находило меня, заставляло снова и снова переживать одни и те же кошмарные моменты. Подобно демонам из ада, мои личные призраки следовали за мной по пятам, куда бы я ни сунулся.

Почему за столько лет эволюции и технологического прогресса человечество не изобрело гребаный пульт для стирания ненужных воспоминаний? Как бы легко и прекрасно стало бы жить после этого! Нажал на кнопку, выделил отрезок, который хочешь забыть, и все. Прощайте, ночные кошмары и постоянное чувство тревоги. Ну, нет же. Мы должны жить с этим всегда. Без конца прокручивать эти события в голове, и постепенно сходить с ума от чувства вины и беспомощности.

Потому что знаешь, что виноват. Потому что понимаешь, что не достоин прощения…

Мне всегда твердили, что нужно всегда помнить о семье. Каждый раз, прежде чем что-либо делать, необходимо думать, как это скажется на нашей фамилии, не приведёт ли к скандалу, не разрушит ли нашу безупречную репутацию...

Но никто не задумывался о том, была ли эта репутация вообще. Мы жили так, как нас учили. Делали все, что от нас требовалось. Зачем? Чтобы однажды оказаться лицом к лицу с такой правдой, от которой волосы на голове становятся дыбом? Чтобы в конечном итоге увидеть собственное, искажённое кривым зеркалом, отражение, которым ты, по сути, всегда и был?

Недавно мне позвонил Игорь и сказал, что бабушка умерла. Старое сердце не выдержало встречи с реальностью и дало сбой. Последняя ниточка, связывавшая меня с семьей, оборвалась. Ушла. Навсегда. Лидия Игнатьевна больше никогда не назовёт меня неблагодарным щенком, а кузена – никчемным ублюдком, которого она пригрела на своей груди. Что ж, скучать по ней мы точно не будет.

Кладу пустой стакан на стол и, в очередной раз, оборачиваюсь, чтобы увидеть ее. Сидит, все в той же позе, подобрав под себя ноги, и смотрит в окно, на звёздное небо. Голова чуть наклонена влево, из-за чего длинный волосы перекочевали на левую сторону, обнажая нежный изгиб лебединой шеи. На ней все то же платье, только босоножки остались валяться у входной двери.

Почему она здесь? Могла бы уже давно уйти, вычеркнув меня из своей жизни, как ненужный лист прошлогоднего отрывного календаря. По сути, я не имею права даже близко к ней приближаться, а в итоге взял и привёз к себе домой. Зачем? На каких основаниях?

Знаю, что никогда не смогу искупить своей вины. Не верну ей той ночи, не залечу старых ран. Знаю, но продолжаю отчаянно нуждаться в ней, словно утопающий, мечтающий о глотке свежего воздуха. Она нужна мне. Вся. Целиком. Без остатка.

Закрываю глаза, чтобы избавиться от наваждения, но ее образ не исчезает. Мери постоянно со мной. Она во мне. В моей крови, в сердце, которое готово выпорхнуть из груди только ради того, чтобы быть ближе к ней. Тяжёлый вздох вырывается из ослабленных лёгких и замирает в тихом полумраке.

– Дим, – голос брата эхом отдаётся от стен и прилетает мне прямо в голову, – я знаю, что не имею права голоса, но... Хочу, чтобы ты знал, – он говорит тихо, с трудом подбирая нужные слова. – Мери полюбила тебя, зная обо всём. Она согласилась на эту авантюру только ради тебя. Она заставила меня поклясться, что ты не узнаешь о той ночи. Мери боится, что ты не выдержишь правды. Она очень любит тебя, брат… И, – снова пауза, только на этот раз намного длиннее, – прежде чем ты посмотришь видео, которые я отправил... Хочу, чтобы ты знал, мне жаль... Мне чертовски жаль, братец! Прости, если сможешь...

Схватив со стола смартфон, открываю электронную почту. Одно непрочитанное письмо от Игоря Мазурова. Не могу свыкнуться с тем, что он сменил фамилию. Оказывается, все эти годы, пока мы поливали его грязью и считали за труса, прячущегося за спиной именитого семейства, кузен вел двойную жизнь. Никто из нас даже представить себе не мог, что Игорь работает на правительство. Майор Национального центрального бюро Интерпола МВД России. Звучит, как минимум, серьезно. Совсем не в духе того Игоря, которого я знал. Хотя, сейчас, после всех этих чудовищных событий, свидетелем и участником которых мне пришлось стать, я прекрасно понимаю, что совсем его не знал.

От: Мазуров Игорь Юрьевич

Кому: Лебедев Дмитрий Владимирович

Дата: 6 сент. 2018 г., 23:46

Тема: 27 мая 2012 г.

Знакомая дата мелькает перед глазами, вызывая неприятное жжение в горле. Сердце делает резкий кувырок и замедляет свой ритм, на лбу выступают капельки пота. Палец, нажимающий на первый прикрепленный файл, дрожит так, что попадаю только с третьего раза. Экран выкрашивается в белый цвет. Пока идет загрузка, кажется, проходит целая вечность. Наконец, документ погружается. Большой. Двадцать семь страниц печатного текста, разбавленного фотографиями и сканами выцветших листов с размашистым врачебным почерком.

Приступаю к чтению, не обращая на рябь в глазах. Строчки, одна за другой, впитываются в мозг, вырисовывая перед мысленным взором жестокую картину жизни. Холодные, словно острия клинков, слова вонзаются в мое тело, раздирая несопротивляющуюся плоть на части. Во рту появляется металлический привкус крови, он же, мощным рывком, ударяет в нос, вызывая непроизвольные приступы рвоты. Чем ближе завершение отчета, написанного сухим профессиональным языком истинного следака, тем хуже себя чувствую. В голове выстраивается четкая цепочка событий: алкоголь, галлюциноген, афродизиак, Мери, изнасилование, попытка суицида, год реабилитации в одной из частных клиник Еревана, заочное отделение славянского университета по курсу «Лингвистика», полгода работы в небольшой столичной компании, переезд в Москву, встреча…

В какой-то момент организм просто дает сбой. Понимаю, что не справляюсь, вскакиваю с места и бросаюсь в ванную. Слышу, как за спиной грохочет упавший табурет, но не оглядываюсь. Меня колотит так, что с трудом передвигаю ноги. Несколько раз спотыкаюсь, хватаюсь руками за стены, пытаюсь сохранить равновесие. Не понимаю, как добираюсь до туалета и успеваю склониться над раковиной, прежде чем меня вырвет. Желудок испражняется, выплескивая весь выпитый виски, горечь во рту не проходит. Меня рвет так, что кажется внутренности сейчас вывалятся. Пот стекает по телу, впитывается в белоснежную рубашку, из-за чего она липнет к коже, доставляя дополнительный дискомфорт.

Задыхаюсь. Горло саднит так, будто кто-то вцепился в него и с каждой секундой усиливает нажим. Тянусь к основанию шеи, провожу по ней ладонью, стараюсь смахнуть невидимые путы, но не выходит. Шум льющейся из-под крана воды режет слух, бьет по барабанным перепонкам, вызывая такой гундеж, что собственное отражение кажется невероятно далеким и расплывчатым. Сую голову под холодную струю в надежде, что это поможет. Держусь до тех пор, пока в легких не остается ни грамма кислорода.

Навалившись всем телом на мраморную столешницу, устремляю взгляд в зеркало. С трудом узнаю себя в том подобии человека, в которого превратился. Рубашка расстегнута, белая майка полностью пропитана влагой, на лице – маска покойника: глаза красные от непролитых слез и крови из лопнувших капилляров, щеки впали, мокрые короткие волосы торчат в разные стороны. Это не я. Не могу быть им. Я умер. Давно. Еще шесть лет назад. В тот самый вечер, когда посмел коснуться ее…

Не выдерживаю и начинаю кричать. Громко. Надрывно. До звона в ушах. Подобно раненому зверю, на последнем издыхании. Кричу до тех пор, пока голос не садится, а отчаянный рык становится больше похожим на жалкий скулеж побитого пса.

Маленькие ладошки вдруг опускаются мне на грудь, к спине прижимается хрупкое девичье тело. Вздрагиваю, как от удара. Сильного такого. Точного. Прямо в солнечное сплетение. Замираю, даже дышать перестаю. Боюсь пошевелиться. Не знаю, что делать, как себя вести. Чувство вины опаляет меня изнутри, выжигает в прах, превращая в ничто. Только отчаянное желание продлить мгновения рядом с ней заставляет держаться, не дает сломаться, превратиться в руины…

Молчим. Слова излишни, они не смогут описать того, что происходит с нами. Минута. Две. Время летит так стремительно, так безвозвратно. Оно мчится вперед, приближая неминуемое. Почему-то, где-то глубоко в душе, я был уверен, что скоро потеряю ее. Надолго. Возможно, навсегда. И от этого хотелось выть на луну, на стену лезть, крушить и уничтожать все вокруг. Бывают в жизни моменты, когда понимаешь, что дошел до предела, выгорел до конца, без остатка. Стоишь на перепутье дорог и не знаешь, куда идти, какое направление выбрать. Я находился в таком состоянии, и черт его знает, насколько еще мне хватит сил. Стою посреди пути, а в голове пустота.

Хочу растянуть этот момент по максимуму. Ничего не делать, ни о чем не просить. Просто быть с ней рядом, как сейчас. Вдыхать сладкий, с нотками ванили, аромат ее волос, и верить в иллюзию счастья. Только бы она не отпускала. Только бы продолжала прижиматься ко мне. Только бы не ненавидела…

– Я так сильно люблю тебя, – звонкий голосок Мери разрезает тишину, повисшую в воздухе, и проникает мне прямо в сердце. – Так люблю…

Не выдерживаю. Разворачиваюсь к ней лицом, обхватываю руками голову девушки и прижимаю к своей. Слезы жгут взгляд, от ее аромата сносит крышу. Наши дыхания сплетаются воедино, вырисовывая невидимые узоры и прожигая кожу своим неконтролируемым пламенем. Ладошки Мери упираются мне в сердце, заставляют его биться чаще. Ее губы находятся всего в нескольких сантиметрах от моей шеи, а мои так и рвутся накрыть сладкий ротик и целовать до тех пор, пока последние силы не покинут бренное тело.

– Воробышек, – шепчу с придыханием, плавясь под ее пристальным взглядом. – Мой бесценный раненный птенчик… – она всхлипывает и начинает плакать. – Если бы я только мог, – голос срывается, отказывается подчиняться мне, но я настырно продолжаю говорить, выводя на собственной душе надпись «насильник». – Я бы отдал все на свете, чтобы вернуться в прошлое и застрелить себя до того, как посмею коснуться тебя этими руками… Я шесть лет жил с мыслью о том, как найду тебя, встану перед тобой на колени и буду умолять простить. Заставлял себя верить, будто ТАКОЕ возможно простить…

– Не надо, – умоляет она, но не перестает плакать. Холодная ладошка прижимается к моим губам, а глубокие карие глаза буравят так, что хочется упасть замертво, лишь бы не видеть этой боли, не тонуть в ее слезах. – Пожалуйста, не надо…

Замолкаю, только бы она не страдала. Мои слова ранят ее, возвращают в прошлое. Мери не хочет вспоминать. Бог свидетель, я прекрасно ее понимаю. Хочу, чтобы она забыла. Хочу, чтобы ее шрамы затянулись, чтобы перестали кровоточить. Хочу видеть ее счастливой, или… Вообще больше никогда не видеть, но только бы знать, что она отпустила, оставила меня в том проклятом клубе и освободилась. От меня, от воспоминаний, от той ночи…

Не понимаю, как мы оказываемся в гостиной. Она усаживает меня на диван, совсем как маленького. Неуверенными, неловкими, абсолютно невинными движениями, снимает с меня мокрую рубашку, отбрасывает ее в строну. Следом летит и майка. Остаюсь перед ней с обнаженным торсом и распахнутой настежь душой. Малышка замирает, заворожено смотрит на татуировку. Воробышек, расположившийся на импровизированной ветке-шраме.

Я всегда помнил ее. На подсознательном уровне. Вопреки амнезии и желанию забыть. Даже прозвище дал соответствующее, потому что Мери всегда была со мной. Я носил ее на своем теле, словно клеймо, с той самой ночи, как увидел впервые. С тех пор, как отправил ее прямиком в ад…

Дрожащие пальчики касаются белого бугорка, пробегаются по всей его длине. Выдыхаю сквозь зубы. Шумно так. Словно она расковыряла свежую рану. Замирает в оцепенении. Смотрит на меня своими огромными, полными отчаяния и грусти, глазами-озерами. На бледной шее девушки пульсирует вена. Часто-часто. В такт моему сердцу. Пухлые губы слегка приоткрыты, ладонь так и осталась прижата к моей груди.

– Я набил эту татуировку, – откуда-то издалека, до меня долетает мой хриплый голос, – сразу после возвращения в Москву. Тогда я еще не знал, что однажды встречу своего воробышка в реальности…

– Знаешь, – ее взгляд затуманился, густые брови нахмурились под воздействием воспоминаний, – а ведь я видела тебя, – застываю, как статуя. Не понимаю. – Во сне, – короткое пояснение, которое действует на меня словно пощечина. Тянусь к ней, кладу ладонь на раскрасневшуюся щечку. Впитываю в себя ее тепло, наслаждаюсь, украденными у судьбы, секундами. – Есть одна старая армянская традиция. По приданию, если незамужняя девушка в ночь Святого Саргиса съест соленый хлеб, то ей приснится суженый… В ту ночь я видела тебя. Ты был одет во все черное, а в руках у тебя был букет… Такой красивый, необычный, – наклоняет голову чуть влево, ласкается ко мне, подобно котенку. С трудом сдерживаюсь, чтобы не наброситься на нее с поцелуями. Запрещаю телу реагировать и поддаваться на соблазн. Не должен. Не имею права. – Никогда раньше не видела таких цветов… Я вспомнила об этом в тот самый день, когда ты прислал мне букет эустом. Я поняла, что нашла тебя…

И снова между нами вклинивается тишина. Она опускается на нас надежным, непробиваемым куполом, укрывая от внешнего мира, отделяя от прошлого, вырывая из настоящего, перекрывая доступ к будущему. Есть только этот миг и мы. Больше ничего не имеет значения.

– В ту ночь, – мысли снова возвращаются туда. Помимо моей воли, наплевав на все попытки наложить на эту тему вето.

Мери вздрагивает, будто от удара. Тяжело сглатывает и прижимается ко мне. Сама. Обхватывает мою талию ручками, сцепляет пальчики в замок. Голова ее оказывается в ложбинке между моими шеей и плечом.

– Той ночи нет, Дмитрий, – тихо, но так уверенно, проникновенно. – Ее не должно было быть. Никогда. Мы оба оказались там не по своей воле. Я приехала в клуб, чтобы спасти брата, – удивляюсь тому, как спокойно она об этом говорит. Слушаю монотонную речь Мери, а у самого перед глазами мелькают страницы доклада. – Тебя туда заманили, чтобы подставить. Если бы не та роковая ошибка, тебя бы посадили… И мы бы никогда не встретились, – наши взгляды пересекаются, и внутри будто что-то взрывается. Мощный такой заряд одной сильнейшей волной выдавливает из меня всю горечь, оставляя только неприятный, саднящий осадок. – А я не знаю, что со мной было бы без тебя…

Чувствую, как по моей щеке скатывается слеза. Одинокая такая. Скупая. Она срывается с подбородка и падает на вздернутый носик девушки. Несколько секунд мы смотрим друг другу в глаза, наши сердца бьются в унисон, а души сливаются воедино, наплевав на все предрассудки.

– Я разрушил твою жизнь, воробышек, – шепчу едва слышно. Подхватив ладони малышки, подношу их к лицу и прижимаюсь губами к крохотным шрамам. – Из-за меня ты чуть не умерла. Я никогда не прощу себе этого!

– Не смей, – потребовала Мери, приподнявшись на диване так, чтобы наши лица оказались на одном уровне. – Не смей больше говорить такое. Ты спас меня, стал моим путеводным маяком в том мраке, куда меня забросила жизнь. Ты – мое все, Дмитрий. Мое ВСЁ… А эти отметины, – ткнула пальчиком мне в грудь, указывая на мою собственную рану, – свидетели нашей невиновности. В ту ночь нас там не было. Слышишь? Это были не мы. Дмитрий и Мери встретились, чтобы полюбить друга. Чтобы исцелить шрамы друг друга. Мы не те марионетки, которых тогда столкнули лбами. Мы не они!

Я заплакал. Разрыдался, как маленький ребенок, вдруг оставшийся совсем один. Слезы хлынули из моих глаз сплошным неконтролируемым потоком. Слезы, которым многие годы запрещалось даже думать о свободе. Я плакал так, как никогда в жизни. Ни один жестокий удар судьбы не приводил меня в такое состояние. Ни разу. Когда умерла мама, я не смог выдавить из себя ни единой капли. Мои глаза оставались сухими, когда не стало отца. Я не плакал на похоронах деда, не проронил ни одной слезинки, узнав о смерти бабушки. Слез не было даже в то утро, когда Мага окунул меня в чан с собственным дерьмом. А сегодня не сдержался. Сломался. Позволил эмоциям одержать победу над разумом. Пробил бошкой стену, что стояла между нами, и дошел до нее. Схватил в объятия и прижал к себе. Крепко. До хруста костей. До боли в мышцах. До скрипа зубов. МОЯ. ТОЛЬКО МОЯ. НАВЕКИ. НАВСЕГДА.

Мы просидели так до самого рассвета. Прямо на полу, перед огромными панорамными окнами, за которыми шумел и просыпался любимый город. Моя голова лежала на ее коленях, хрупкие пальчики игрались с моими волосами, выводя в макушке странный, понятный лишь ей одной, узор. Впервые за долгие годы, я не чувствовал тянущей боли в сердце, на плечи не давил булыжник из тайн и грехов прошлого. Ощущение, будто я переродился вновь, не покидало ни на миг. Единственное, о чем я мысленно просил у Творца, чтобы в этой новой жизни она была рядом со мной. Пускай так, пусть все взрывов страсти и бессонных ночей, проведенных в объятиях друг друга. Я был готов ждать вечность и даже больше. Держать ее за руку и медленными, неуверенными шагами, двигаться вперед, к новым вершинам и победам. Над нами, над нашими страхами, над всем этим миром.

Сам не понял, как провалился в сон. Глубокий, спокойный, без кошмаров и обрывок воспоминаний. Кажется, это действовало ее присутствие. Запах воробышка успокаивал меня, а нежные прикосновения дарили ощущение легкости и невесомости. Она была в моем сне. Такая красивая, легкая, как пушинка. Длинное белое платье делало ее похожей на ангела, спустившегося с небес. Мой личный кусочек рая на земле. Моя малышка…

Яркие солнечные зайчики бегали по изумрудной лужайке и скрывались в хрустальной воде небольшого искусственного пруда. За моей спиной стоял небольшой коттедж, отделанный белым деревом. Из открытого окошка, сквозь радостный смех, доносился сладкий аромат ванильных булочек. Такой родной и знакомый, вызывающий улыбку на лице.

– Папа! – Тонкий детский голос прорезал слух, отдавшись гулкими ударами в сердце. – Идем скорее, – головка с копной темно-русых, чуть вьющихся, волос выглянула из окна. На меня смотрели красивые серые глаза, подернутые темной дымкой, в окружении длинных иссиня-черных ресниц. Мальчуган улыбнулся, и на его щеках появились очаровательные ямочки, от вида которых в груди стало так тепло и уютно, словно я проглотил таблетку счастья. – Мама уже достала булочки.

Бросился к двери, не чувствуя земли под ногами. Летел, будто по воздуху, подхватываемый легким летним ветерком.

Дом встретил меня сладким чувством наполненности и безграничного счастья. Со светлых, украшенных цветочным узором, стен на меня смотрели семейные фотографии. На них были запечатлены мы с воробышком. Счала вдвоем. Затем в обнимку с сыном. К горлу подступил ком, стало трудно дышать.

– Дим, – ласковое обращение прозвучало рядом с ухом, невесомое дыхание защекотало чувствительную кожу. – Ты чего?

Рука, сама по себе, ложится на плечи любимой. Притягиваю ее к себе, нежно целую в висок, наслаждаясь ее сладким ароматом.

– Он так похож на меня, – взглядом указываю на портрет сына.

– Да, – соглашается Мери и проводит ладонью по моему торсу. – Вадим – твоя точная копия. Боюсь представить, сколько девичьих сердец он разобьет…

Вадим… Владимир… В честь папы…

– Ой, – неожиданно вскрикивает воробышек, вырывая меня из плена раздумий. Устремляю на нее встревоженный взгляд, и замираю на месте. Глаза вбирают каждую черточку округлившейся фигурки, задерживаются на животе. Ладони тянутся к нему, а на глазах выступает сентиментальная влага. – Наша Юля снова бинтует…

Юля… В честь мамы…

Просыпаться совсем не охота. Хочу остаться там. С ними. Но сон рассеивается, утекает словно песок сквозь пальцы. Открываю глаза и щурюсь от яркого утреннего солнышка. Несколько секунд лежу неподвижно, все еще под воздействием чудесного сновидения. Мысленно прошу, чтобы оно оказалось пророческим.

– Воробышек, – зову ее, продолжая глупо улыбаться. – Я тут подумал…

Замолкаю на полуслове. Что-то не так. Чувствую каждой клеткой своего тела. Что-то изменилось, пока я спал. Запах… Его почти не осталось. Лишь тонкий веер, подтверждающий, что она была здесь. Под ложечкой неприятно засосало, по спине расплывается тревога. Ползет по всему телу, охватывая все большие территории, и отзывается пустотой в груди.

Вскочив на ноги, начинаю оглядываться по сторонам, словно безумец. Ищу ее везде, но тщетно. Отказываюсь верить и обегаю все комнаты. Проверяю везде, но не нахожу. Мери нигде нет…

Возвращаюсь в гостиную, где еще час назад я был так счастлив. Окидываю помещение пустым взглядом, пока не натыкаюсь на лист бумаги. Он одиноко лежит на журнальном столике, а рядом с ним – ручка. Шаркая ногами, подхожу к дивану и падаю на него без сил. Подношу письмо к лицу и погружаюсь в чтение.

Дмитрий!

Родной мой… Любимый… Сколько раз называла тебя так в мыслях, но ни разу не смогла произнести вслух… Ты не представляешь, как сильно мне хочется быть с тобой. Иметь возможность постоянно смотреть в твои туманные глаза, вдыхать твой аромат и чувствовать себя живой, желанной… твоей…

Я старалась. Очень сильно старалась. Воевала с собой, своими воспоминаниями и страхами, лишь бы не уходить, не оставлять тебя. Но у меня не получается. Это сильнее меня, оно всегда побеждает. Каждый раз, когда хочу поцеловать тебя, память возвращает меня в прошлое, забрасывает туда и запирает на ключ. Та комната не отпускает меня, не дает вырваться. Она стоит между нами, подобно каменной крепости, которую я мечтаю разрушить до основания. И сделаю это! Обязательно сделаю. Ты только верь мне. Прости, что ухожу, не попрощавшись. Мне самой больно от этого. Но я умоляю тебя понять. Я не лгала тебе, когда говорила, что простила. Моя душа ВСЕГДА будет принадлежать тебе, впрочем как и сердце. Я люблю тебя, Дмитрий. Люблю так сильно, что ради этого чувства готова на все.

Я хочу стать для тебя достойной. Той, которая не боится прикосновений своего любимого, его ласк и страсти. Которая готова отдаться своим чувствам с головой. Но для этого мне нужно уехать. Чтобы измениться, вырваться из пут прошлого и вернуться к тебе свободной. Единственное, прошу тебя, ты только дождись меня. Я вернусь к тебе, и мы начнем свою историю сначала. Только ты и я.

Любящая тебя всем сердцем, Мери

– Я буду ждать тебя, воробышек, – произношу в пустоту, сжимая лист в руке. – И мы обязательно будем вместе...

27 мая 2019 года

Дмитрий

В комфортабельном салоне автомобиля было прохладно, приятно пахло дорогим одеколоном. Водитель – профессионал своего дела, уверенно гнал по шоссе, рассекая воздух и приближая меня к моменту, которого так долго ждал и боялся одновременно.

Расстегнув верхнюю пуговицу чёрной рубашки, сделал несколько глубоких вдохов, дабы восстановить нормально снабжение крови кислородом. На циферблате дорогих швейцарских часов было ровно шесть вечера. До встречи оставался час.

Эта мысль занозой сидела у меня в голове, не давая ни о чем другом думать. Девять месяцев я ждал этого дня. Не жил, нет. Всё это время я будто находился в длительной спячке, в трансе. Просыпался по утрам, ездил в компанию, заключал сделки с заказчиками и деловыми партнёрами, летал заграницу, следил за ходом работ. В общем, делал всё то, что и раньше, только теперь меня не преследовали люди Юрия, а "Swan's Architecture" целиком и полностью принадлежала мне одному.

Убаюканный тихой мелодией, льющеймя из колонок щебечущим ручейком, немного расслабился. Волнение начало отступать, напряжение в мышцах спало. Откинув голову на удобную кожаную спинку, поддался соблазну и закрыл глаза. Несколько бессонных ночей, проведённых в бешеном темпе, сказались на моей нервной системе и напомнили о том, что телу требуется отдых.

Первые дни без неё были самыми тяжёлыми. Тогда, я думал, что переоценил свои возможности и не протяну без воробышка и дня. Тем более, слишком много всего на меня навалилось: начиная от организации похорон бабушки, заканчивая делами благотворительного фонда и судебными тяжбами. Если бы не Макс с Игорем, скорее всего, не справился бы вообще. Хотя, с кузеном мы держали дистанцию ещё несколько месяцев после того памятного вечера. Я не мог простить ему того, что он сделал, не получалось забыть. Каждый раз, стоило увидеть его, как в памяти всплылвали неприятные подробности, а в груди пробужадалась неконтролируемая ярость. Порой, дело доходило и до драк. Боксеркие спаринги на ринге были единственной возможностью выпустить пар и не наделать глупостей. Кстати, идея эта принадлежала Игорю.

– Я знаю, – сказал он, когда мы выходили из здания суда, – что виноват перед тобой. То, что я сделал, невозможно простить, но... Я бы хотел начать сначала. Что думаешь?

И я согласился. Как никак, если бы не он, неизвестно сколько еще дел мог натворить Юрий. Доказательств, собранных Игорем, оказалось достаточно. Суд вынес обвинительный приговор и назначил ему наказание сроком на двадцать лет с отбыванием в колонии общего режима. Я же, подгоняемый желанием отомстить за разрушенные жизни родителей, не смог удовлетворить удовлетвориться. Использовав все связи Тягая – начальника моей личной охраны, связался с нужными людьми, которые организовали для дяди "достойный" приём на зоне. Я понимал, что действую противозаконно, но меня это не могло остановить. Помимо государственных законов, существуют ещё и законы чести и справедливости. А Юрию я обещал, что заставлю заплатить за всё...

Впервые, Мери вышла на связь спустя три месяца. Воробышек написала мне сообщение, в котором рассказала о своих успехах в центре. Малышке не терпелось поделиться со мной впечатлениями о психотерапии.

"Я очень скучаю по тебе, Дмитрий. Порой, хочется бросить всё и вернуться к тебе. Тогда, я представляю, как хорошо нам будет, когда я вы вылечусь окончательно, и сразу становится легче".

Позже, мы начали созваниваться. Могли часами разговаривать обо всем и ни о чём, не замечая течения времени. Я слушал голос любимой, который с каждым разом становился всё крепче, увереннее, и радовался как ребёнок. Мы вместе, шаг за шагом, преодолевали длинный путь к счастью, который нормальные люди проходят ещё в подростковом возрасте, в период первой влюблённости. Когда узнал адрес реабилитационного центра, начал высылать ей подарки. Цветы (обязательно эустомы), сладости, мягкие игрушки – всё то, что принято дарить в конфетно-букетный период, когда отношения только-только зарождаются. Сколько шуток и подколов от Полякова мне пришлось выслушать за это время! Друг только и делал, что издевался над моей, поплывшей от любви, крышей, хотя сам был не в лучшем состоянии. Свою свадьбу они с Амелией решили отложить. Девушка не хотела проводить её без лучшей подруги, а Макс стоически переносил неожиданную заминку, только бы невеста была счастлива.

Семья Саркисянц так и не смогла стать единой, совсем как моя собственная. Ошибки, совершенное родителями воробышка, стали для нее роковыми. Поэтому, когда она сказала, что не готова их прощать, понял и поддержал любимую всем сердцем...

А вот бабушку Мери я перевёз в Москву. Конечно, сначала пришлось изрядно постараться, дважды ездил к ней в Ереван, пока не завоевал доверие женщины. Вот уже несколько недель, как она живёт в моем загородном доме, вместе с дядь Лешей и теть Людой.

Игорь с Мариной вскоре уехали. Брат сделал девушке предложение и увёз с собой, в Новосибирск. Из органов он не ушёл, но попросил перевода в следственный комитет.

– Не хочу подвергать её риску, – признался он нам, когда мы втроём сидели в ресторане после очередного спаринга. – Я слишком долго ждал этого, чтобы ошибиться. Больше не хочу никаких игр, тайных операций и шпионажа.

– Значит, – Макс улыбнулся, – майор Интерпола решил остепениться?

– Просто, – не растерялся Игорь, – я научился расставлять приоритеты. Для меня нет ничего важнее счастья и безопасности Марины. Всё остальное не имеет смысла.

Провожали мы их всем дружным коллективом "Swan's Architecture". Катя с Алёной не могли скрыть своих слёз и разрыдались прямо за столом, продемонстрировав нам всем пример настоящей женской дружбы. Единственное, девочки ужасно скучали по Мери, а Марина заставила меня поклясться, что мы обязательно навестим их с Игорем, когда она вернётся.

И вот, спустя девять долгих месяцев, она сказала:

– Всё закончилось, Дмитрий. Закончилось, понимаешь? – она плакала от счастья. – Я возвращаюсь. К тебе. Навсегда...

Открыв глаза, заметил, что мы уже подъехали. Знакомое здание из стекла и металла подмигнуло мне неоновой вывеской "Paradise", вызвав резкий скачок давления. Сердце забарабанило по внутренней стороне рёбер и отозвалось звоном в ушах. Я был здесь впервые за семь лет, а кажется, будто их и не было. Словно вернулся в прошлое, в свои двадцать четыре года, когда жизнь только начинала преподносить мне уроки выживания.

Вышел из машины, прихватив с собой небольшую бархатную коробку, и на негнущихся ногах поплелся к входу в клуб. Охрана на входе поприветствовала меня кивком головы, один из вышибал распахнул предо мной дверь из пуленепробиваемого стекла с зеркальным отливом.

На минуту замер у зеркала, чтобы перевести дух. Вытащил из футляра чёрную карнавсльную маску и надел её на лицо, превратился в некое подобие Зорро. Что ж, ради своего воробышка я могу стать кем угодно. Теперь, главное – отыскать её среди всех приглашённых на черно-белый маскарад...

Мери

Сердце колотится так, словно собирается вырваться на волю и взлететь до самых облаков. Понимаю, что скоро его увижу, и губы сами собой расплываются в широкой улыбке. Вот и всё. Я справилась. Сделала это. Больше никаких страхов. Никаких полутонов.

– Многие последствия изнасилования или сексуального насилия для вашей сексуальности могут быть тесно связаны с менталитетом сексуального насилия. Этот менталитет состоит из ложных представлений о сексе, которые часто встречаются у пострадавших, – слова психотерапевта так и звучали в моей голове, пока такси везло меня на встречу с новым началом. – Ложные представления о сексе очень часто развиваются после сексуального насилия и в результате человеку трудно отличить сексуальное насилие от секса. Важно помнить, что хотя насилие может включать сексуальные действия – это не здоровый секс, потому что настоящий секс всегда основан на согласии...

Девять месяцев реабилитации в специальном центре позволили мне не только высвободить свою жизнь из тисков ненавистных воспоминаний, но и пробудили чувственность, о которой я и не догадывалась. Со временем, помимо воли, начала ловить себя на том, что кошмары отошли куда-то в сторону, перестали преследовать меня по ночам. В какой-то момент не выдержала и написала Дмитрию. Тогда, казалось, что если не сделаю этого, то не выживу, не смогу дышать. Он был нужен мне, словно воздух. И с каждым разом эта потребность только росла, увеличивалась и укрелялась в моей душе.

– Ты намного сильнее, чем можешь предположить, – твердил Аркадий, когда мы прогуливались после очередного занятия йогой. – Многие наши гости, – в центре категорически запрещалось называть нас пациентами, – пришли сюда только потому, что так надо. Они не хотят работать, не видят для себя перспектив. Ты же, – мужчина улыбнулся, – подобно Стойкому оловянному салдатику, идёшь вперёд, несмотря ни на что. Я уверен, любовь в твоём сердце приведёт тебя к финишу. Ты победишь свои страхи и вызволишь душу из многолетнего одинокого плена. Я в тебя верю. Поверь и ты в себя...

На город начали опускаться сумерки, окрышивая небо в предзакатные яркие цвета. Солнце отбрасывало на морскую гладь огенно-красные лучи, заставляя воду переливаться подобно миллиардам драгоценных камней.

Мой самолёт приземлился в сочинском аэропорту еще вчера вечером. Для меня было важно приехать сюда раньше Дмитрия и пройтись по знакомым, но выцветшим в памяти, словно старые фотографии, улицам. Я гуляла мо городу, и будто возвращалась в прошлое, на многие годы назад. Побывала в парке, где мы с Амелией любили гулять после школы, сходила в небольшой кафетерий, расположенный на набережной. Вспомнила, как отмечали здесь моё восемнадцатилетие. Всего за пять дней до того, как жизнь сделала резкий кувырок.

Все действия совершала с холодным спокойствием, которое не шло ни в какое сравнение с моим прежним душевным состоянием. Не было ни страхов, ни сожалений, ни обид. Только лёгкая грусть, какая присуща всем взрослым, которые начинают вспоминать детство. Сочи был моим домом, им он и останется. Этот город видел меня разной: безмятежной и взволнованной, счастливой и несчастной, воодушевленной и опустошенной. Он знает меня так, как мать своего ребёнка. А сегодня ему предстоит знакомство с новой, уже повзрослевшей Мери. С той, которая любит и хочет быть любимой...

Заплатив таксисту за проезд, вышла из автомобиля и замерла. Всего на секунду, чтобы расправить полы длинного вечернего платья. Чёрная лёгкая, словно облако, ткань строилась по бёдрам и растекалась по полу. Верх был открытым, без рукавов, а изящное переплетение тонких шёлковых поясков на спине скрывали распущенные волосы. Они крупными волнами спускались до самой поясницы, укрывая меня темно-каштановым водопадом. В небольшом клатче лежала маска, которую я надела уже перед тем, как подняться в основной зал, откуда доносилась музыка.

Пока шла по лестнице, пыталась вспомнить прежний дизайн заведения, но не получилось. За семь лет здесь всё изменилось, за исключением только названия. Отныне "Paradise" считался элитным клубом с безупречной репутацией, куда впускали только особых гостей, настоящих серебрити. Хотя сегодня все посетители, будь то звёзды шоу бизнеса, государственные деятели или известные бизнесмены, сохраняли статус "инкогнито". Тематичесеий вечер в честь дня рождения директора клуба, был уже в самом разгаре. Статусные мужчины в смокингах и элегантные женщины в роскошных нарядах, наслаждались музыкой и закусками, в центре импровизированного танцпола возвышался стол с ледяной скульптурой двух лебедей. Официанты в одинаковых рубашках и повязках-масках разносили напитки, ненавязчиво исполняя свою обязанности.

Я не стала нигде задерживаться и продолжила свой путь. Ноги уверенной и лёгкой поступью несли меня вперёд, к цели. Волнение возрастало по мере того, как я приближалась к заветной двери. В ушах звучали отголоски прошлого, обрывки фраз, произнесенных когда-то на этом самом месте, и растворялись в приглушенных басах, исчезая навсегда.

Между нами было еще несколько метров, когда я увидела его. Тёмный высокий силуэт оторвался от стены и замер в нерешительности. Несмотря на полумрак, наши глаза с лёгкостью нашли друг друга. Электрический заряд вспыхнул сразу же, по телу прошлась мощная волна дрожи, приятный холодок коснулся кожи, будоража каждый нерв. С минуту мы стоим, не двигаясь, позволяя взглядам сказать все за нас.

– Воробышек, – первым нарушает тишину Дмитрий. Его голос звучит тихо, проникновенно, губы произносят любимое прозвище, заставляя меня сходить с ума от одного только этого звука.

– Дмитрий, – шепчу в ответ. Понимаю, что схожу с ума от этих чувств, сравнимых со сладостным наваждением, что разрывают грудь на части. Хочется всегда быть с ним, чувствовать его рядом с собой и повторять, словно в бреду, лишь одно-единственное имя – его, потому что есть только он. Мой. Родной. Любимый. Незаменимый. А все остальные – чужие. Мне нужен только он. Никто больше.

Два моих шага, его стремительный бросок вперед, и мы сливаемся в объятиях. Сильные руки подхватывают меня, словно пушинку, я крепко обнимаю его за шею, и мы сливаемся в поцелуе. Диком. Безудеджном. Наши языки встречаются и сплетаются в танце страсти. Разгоряченные дыхания смешиваются, превращаются в раскалённое пламя, сжигающее всё на своём пути.

Моя сумка остаётся валяться на полу, но я уже ни о чем не могу думать. Зарываюсь пальцами в короткие волосы мужчины, притягиваю его голову к себе. Нахожу резинку от маски, срываю и отбрасываю ее в сторону. Следом летит и моя. Слышу, как он стонет, чувствую свою власть над ним, и в животе взрывается радуга.

– Я так скучал по тебе, – стонет мне в губы, пальцы Дмитрия опускаются мне на щеку. – Больше никуда не отпущу от себя!

– Не отпускай, – отказываюсь я, обрушивая на лицо любимого град поцелуев. – Никогда не отпускай. Никогда.

Рука Дмитрия оказывается под моими коленями. Одно уверенное движение, и я парю над полом, прижатая к твёрдой груди. Прячу лицо на его шее, кладу ладонь на плечо и позволяю унести себя. Куда угодно. Неважно. Главное – мы вместе.

Удивлённые взгляды провожают нас до самой машины. Молодой мужчина распахивает заднюю дверцу внедорожника, и мы оказываемся за тонированными стёклами. Дмитрий ухаживает меня к себе на колени и снова целует. Его губы путешествуют по моей щеке, опускаются к шее. Тёплое дыхание приятно щекочет нежную кожу, и мурашки, как по команде, бросаются в рассыпную.

– Ты дрожишь, воробышек, – произносит он, а в голосе звучит такое торжество, что не могу сдержать улыбки.

– Ты тоже, – выдыхаю ему на ухо, чувствуя как его мышцы становятся каменными. Стонет и тихонько матерится.

– Тимур, – обращается к водителю, – езжай быстрее.

Тот тактично молчит, но скорость прибавляет. Совсем не слежу за временем. Возбуждение в крови нарастает с каждой секундой, адреналин взлетает до невероятной высоты. Когда машина тормозит перед элитным жилым комплексом, Дмитрий буквально вылетает из салона, и снова подхватывает меня на руки. В считанные секунды мы оказываемся в лифте. Двери плавно закрываются, и я оказываюсь прижата к холодной металлической стене.

– Ты сводишь меня с ума, малышка, – стонет в перерывах между поцелуями. Рука мужчины блуждает по моей ноге, сминая платье, превращая ее в непотребрый кусок ткани. Его пальцы касаются обнажённой кожи, заставляя меня терять рассудок.

– Я хочу тебя, – вырывается из груди, перед глазами все расплывается. – Дмитрий, – чуть ли не выкрикиваю его имя, стоит ему дотронуться до моей груди. Щелчок оповещает о том, что мы на месте.

Не понимаю, как мы оказываемся в просторной квартире. Не разрывая поцелуя, врываемся в спальню. Несколько раз чуть не падаю, но Дмитрий успевает удержать. Его руки опускаются на мои плечи, чуть сжимают, закрываю глаза от наслаждения.

– Нет, воробышек, – слышу словно издалека, – смотри на меня.

Исполняю приказ и попадаю в плен самых красивых глаз. Сейчас они кажется мне расплавленным серебром. Такие живые, горячие, дорогие.

– Я люблю тебя, Дмитрий...

– Воробышек, – шепчет мне прямо в губы. – Я всегда буду любить тебя! Моя бесценная девочка...

Умелые пальцы легко справляются с хитросплетением поясов, и платье, подобно клубу дыма, падает к моим ногам. Остаюсь в чёрном кружевном белье, от вида которого огромные зрачки Дмитрия становятся еще больше, заполняя собой все серебряное пространство.

– Как ты красива! – стонет он и убирает с плеч несколько непослушных прядей. Его длинные пальцы прочерчивают линию над одной моей бровью, спускаются по скуле и оказываются на ключице. – Такая красивая, – повторил снова, и склонтлся надо мной. Тёплые губы начинают исследовать плечи, прокладывают дорожку до ложбинки между грудей.

Дрожащими руками начинаю снимать с него одежду, но получается с трудом. Дмитрий приходит на помощь, и уже через минуту я оказываюсь на огромной кровати. Шёлковая простыня приятно ласкает и без того разгоряченную кожу, руки любимого путешествуют по мне, даря невероятные ощущения. Прохладный воздух касается груди и понимаю, что мой бюстгальтер присоединяется к куче одежде на полу.

– Я не могу насытиться тобой, – слышу приглушённый голос Дмитрия, после чего его губы обхватывают каменную вишенку соска, и из моих глаз вылетают искры. – Моя сладкая, Мери...

– Дмитрий, – снова и снова повторяю имя, огнём выжженое на каждом миллиметре моего тела. – Да... Пожалуйста, – прошу в бреду, когда умелые руки оказываются в заветном месте и начинают стягивать с меня оставшуюся деталь одежды.

Ласковым, но настойчивым движением, он разводит мои ноги в сторону, продолжая ласкать изнывающую грудь. Вереница поцелуев достигает шеи, чувствую прикосновение кончика языка к пульсирующей жилке.

– Я люблю тебя, воробышек, – произносит мне прямо в губы.

– Дмитрий, – обхватив широкие плечи, инстинктивно подаюсь ему навстречу. Хочу почувствовать его в себе. Вобрать всего. Без остатка. – Пожалуйста, – умоляю в пьяном бреду. – Пожалуйста...

И это происходит. Сначала медленно, осторожно, мужчина входит меня. Стоны наслаждения слетают в моих уст, пальцы царапают мускулистую спину, дыхание учащается по мере того, как нарастает темп. Движения становятся резкими, быстрыми, приближая нас к самому краю.

В момент наивысшего блаженства сливаемся в одном движении. Это единство намного теснее, чем просто два, прижавшихся друг к другу, тела, чем жаркие вздохи, тихие страстные мольбы и гортанные, хрипловатые звуки наслаждения. Это было единение двух людей, познавших все горести земной жизни, единение двух душ, долгие годы странствовавших по миру в поисках друг друга. Это было единение сердец, что всегда бились в унисон...

После мощного, крышесносного оргазма, еще долго лежала в объятиях Дмитрия, не в силах даже пошевелиться. Мышцы и кости словно расплавились, превратив меня в воздушный зефир. В ушах отдавался бешеный пульс, а сбившееся дыхание любимого шевелило волосы на макушке.

Вдруг, он зашевелился. Расцепил наши сплетенные тела и выбрался из постели. Сонными глазами следила за каждым его движением, игрой мышц на идеальном теле, мысленно ликуя от того, что все это великолепение принадлежит мне одной.

– Что ты делаешь? – спрашиваю, когда Дмитрий начинает подхватывать с пола свою одежду и проверять карманы.

Губы мужчины растягиваются в довольной улыбке, делая его похожим на сытого, наевшегося сметы, кота. Сжав что-то в ладони, направляется ко мне. Медленно так, грациозно, как пантера. Глаза неотрывно смотрят на меня.

– Я пропустил твой день рождения, – произносит он, ложится на постель и берет меня за руку. – Но такого больше не повторится, – что-то холодное касается моего безымянного пальца, а я боюсь даже взглянуть. Большими, полными слез, глазами смотрю на него и жду. – Потому что отныне ты всегда будешь со мной, – уверенно произносит он, наклоняется и целует меня в губы. – Я люблю тебя, Мери. Люблю так сильно, что жить без тебя не могу. И не хочу. Мне никто больше не нужен в этом мире.

– Дмитрий, – произношу сквозь слезы, разглядывая изящное, но безумно дорогое, платиновое колечко с большим бриллиантом. – Я, – начинаю заикаться от переизбытка чувств, – я так счастлива...

– Но, – смеется, – ты не сказала самого главного, – лёгким прикосновением смахивает с моего лица мокрые дорожки. – Ты станешь моей женой?

– Да! Да! Да! – бросаюсь на него, совсем не думая о наготе. – Я люблю тебя, и я стану твоей женой!

Конец