Сеньор де Аревало не появился за столом. Он встречался с друзьями, и Венеции ужин с сеньорой и ее дочерьми показался нестерпимо скучным. Девочки чувствовали себя скованно в присутствии матери, и их праздная болтовня была на редкость утомительной. Чтобы как-то скрасить время в их компании, Венеция решила представить характеры трех сестер. Она обладала достаточным опытом и проницательностью, имея дело с девочками одиннадцати — семнадцати лет.
Девушка находила угрюмую Эмилию довольно глупой. Без сомнения, она жила в ожидании мужа, которого со временем для нее найдут. Присутствие гостьи было ей как будто неприятно, и Венеция гадала, не пытается ли она смотреть на нее столь же критически, как сеньор де Аревало. Но наверняка она относилась к ней слишком критически!
Хоакина, вторая дочь, была совсем другой — тихая и сдержанная, с прелестной улыбкой и, как показалось Венеции, с очень мягким характером. Будучи стройнее и светлее, чем Эмилия, она двигалась с естественной грацией и красотой. Венеция надеялась, что такая мягкость не приведет ее в монастырь, и если мужа для нее найдут, он окажется подходящим. Подходящий муж будет ее обожать, неподходящий — вытирать о нее ноги.
Аннина, младшая, в пятнадцать лет казалась угловатым подростком. Сеньор, правда, предупреждал, что Аннина шаловлива и постоянно попадает во всякие переделки. Девочку приходилось вечно бранить за непослушание и постоянно делать замечания.
Венеция напомнила себе, что, возможно, после сегодняшнего вечера она больше никогда не увидит их вновь. Матео пригнал ее машину и заверил, что теперь можно благополучно объездить всю Испанию. Аннина перевела его слова. Он поставил использованный радиатор — «как новый», — и у нее не будет больше проблем, если туда не залетит еще один рой мух. Сеньор оплатил счет.
Венеция была благодарна дону Андре за это, потому что ремонт нанес бы ей существенный денежный урон. Девушка решила, что возместит расходы сеньору позже.
Итак, решено. Она отправится в путь утром, а сейчас извинится и пойдет спать.
— Можно мне с вами попрощаться сейчас, сеньора, поскольку я уеду рано утром?
Они официально попрощались, с добрыми пожеланиями друг другу, но с отсутствием искреннего чувства с обеих сторон. Затем Венеция попрощалась с девочками.
— Но я встану утром, чтобы проводить вас, — заявила Аннина.
— А сеньор? — спросила Венеция. — Попрощайтесь с ним, пожалуйста, от моего имени и поблагодарите его.
— Дон Андре наверняка уже встанет, когда вы будете уезжать, — сказала сеньора. — Так что вы сможете сами попрощаться с ним.
Венеция рано легла спать и рано встала, собрала чемодан и в последний раз позавтракала в круглой башне. Она окинула взором спокойную гладь бассейна, роскошное буйство цветов в саду, бросила прощальный взгляд на комнату, которая ей так нравилась, и вышла во двор к машине.
Аннина, верная своему слову, уже поджидала ее. Кухарка дала на дорогу сеньорите много вкусных вещей. Но дона Андре не было.
— О, — спохватилась Аннина. — Дона Андре вызвали куда-то рано утром. Ему пришло срочное сообщение.
— А когда он вернется? — Венеция неожиданно для самой себя почувствовала страшное разочарование.
— Мы не знаем. Узнать?
— Нет, Аннина, это не важно. Но если его здесь нет, я оставлю ему письмо с благодарностью.
Она написала записку, и Аннина обещала передать ее дяде. Больше ничего не удерживало здесь Венецию. Шофер сеньора стоял рядом, чтобы помочь в случае надобности. Только эти двое и провожали ее. Аннина махала рукой, пока машина Венеции не скрылась из вида.
Очень разочаровывающее расставание. Но почему оно должно быть другим? — спросила себя Венеция. Они просто терпели у себя иностранную гостью, пока Матео чинил машину, что с их стороны было очень любезно. Теперь автомобиль исправен, и она уезжает. Она стала незначительным инцидентом в их жизнях, а теперь инцидент исчерпан. Очень скоро они ее забудут. Но, призналась себе Венеция, она сама не скоро забудет их. Для нее это было неожиданным подарком — возможность близко соприкоснуться с частной жизнью испанцев.
Стояла жара. Венеция была рада тому, что сегодня ей предстояла не слишком длинная дорога. Благодаря угощению, которое дала ей кухарка, она сможет пообедать по дороге и, возможно, достичь parador в середине дня.
Девушка пообедала в тени редких придорожных деревьев. Еда была очень вкусной. Еще в пакете оказались два термоса — один с горячим кофе, а другой — с холодным фруктовым соком. Под деревьями дул легкий, освежающий ветерок.
Венеция увидела приближающуюся по дороге фигуру. Издалека девушка не могла разглядеть, кто это, но когда человек приблизился, она увидела, что это мужчина, и пожалела его, потому что ему приходилось идти в такую жару. Хайкер note 19? Вдали от жилья?
Молодой человек лет двадцати шести — двадцати восьми, загорелый до черноты, со светлыми волосами под соломенной шляпой, улыбаясь, подошел к ней. Он мог оказаться и англичанином, и норвежцем, и немцем. Мужчина заговорил по-английски:
— Если это ваша машина, то надеюсь, что вы англичанка.
— Да. А вы?
— Я тоже. Сегодня жарковато, не правда ли? У вас, случайно, нет какого-нибудь прохладительного напитка?
— Есть. — Венеция потянулась к термосу. — А вы давно идете?
— Нет. По правде говоря, только полчаса. Я ехал автостопом. Но полчаса на такой жаре… страшно хочется пить.
Она налила ему в чашку фруктового сока.
— Ах, напиток богов, — прищелкнул незнакомец языком, возвращая пустую чашку. Наверняка он увидел много вкусных вещей в пакете, но промолчал.
Венеция спросила, обедал ли он, и предложила разделить с ней ее трапезу.
Мужчина сел рядом с ней.
— С вашей стороны это в высшей степени любезно, — улыбнулся он, — а для меня большая удача.
— Куда вы направляетесь? — поинтересовалась Венеция.
Оказалось, он идет в тот же parador, что и она. Девушка не сразу сообщила ему об этом — хотела убедиться, что он приличный человек, прежде чем предложить подвезти. Но после того как они познакомились и вместе пообедали, а потом поговорили об Англии и о том, что они там делали, а также об Испании, обнаружив, что их впечатления об этой стране совпадают, Венеция решила, что было бы невежливо не предложить ему добраться до желаемого места на машине.
— Мне очень хочется попасть туда сегодня днем, — объяснил мужчина, — там поблизости есть городок, где будет проходить фиеста.
— Я подвезу вас. Я тоже еду в parador.
Он был в восторге. Помог уложить пакет с едой и стулья в багажник автомобиля и охотно поддерживал разговор, пока они ехали по выжженной солнцем земле. В parador, как обычно, царили тишина и прохлада. Для них нашлись комнаты, и прежде чем разойтись по номерам, Венеция спросила:
— А где город, в котором проводится фиеста? Там будет что-нибудь интересное?
— Не могу обещать, но думаю, что да. Вы хотите поехать?
— Еще не решила.
— Я мог бы сопровождать вас.
— А я могу вас подвезти.
— Договорились. Когда вы хотите ехать?
— Понятия не имею.
— Скажем, часов в шесть? Успеете отдохнуть и выпить чашечку чего-нибудь.
Венеция согласилась. Она оставила Дэвида Бакфорда и пошла в прохладный, тихий номер. Обида на невнимание дона Андре немного улеглась, и девушка радовалась тому, что ее ждут хоть какие-то развлечения. Интересно, подумала она, вернулся ли сеньор и получил ли записку. Она бы предпочла поблагодарить его лично, но не сомневалась, что он был рад отделаться от нее — носительницы иностранного вольнодумства. Такого, например, как путешествие по стране без сопровождения дуэньи и купание в бикини, таком малюсеньком, что шокировало хозяев, а также появление на прогулке верхом в джинсах и свитере. Ее, наверное, считают ужасным человеком и неподходящей компанией для сеньорит.
Приняв ванну и немного отдохнув, Венеция позвонила и попросила принести в номер кофе. Затем переоделась в легкое белое платье и удобные белые сандалеты и пошла встречать Дэвида Бакфорда.
Они немного разочаровались, увидев, что город, где проводилась фиеста, беден и малоинтересен в архитектурном отношении. Его выложенные булыжником улицы были чрезвычайно узкими, а площади — пыльными и раскаленными от горячего солнца. Но сегодня все свободное пространство было заполнено приехавшими на ярмарку машинами. Из громкоговорителей доносилась громкая хриплая музыка, кружились карусели. Везде, где возможно, стояли ларьки, и Венеции показалось, что в большинстве из них торговали цыганки. Изделия были самыми дешевыми и очень низкого качества, от пластмассовых ведер и домашней утвари до дешевых игрушек и невероятно безвкусных украшений. Здесь были тысячи четок. Молодые цыганки держали на руках крошечных, болезненных на вид детей, покрытых сыпью, а некоторые из них сидели на крылечках домов и на глазах у всех кормили их грудью. Больше всего здесь было лотков со всевозможными липкими и яркими сладостями. Над сладким великолепием вились тучи мух, облепляя детей и сласти.
При появлении Венеции и Дэвида дети сразу окружили их, выпрашивая песеты.
Дэвид предупредил:
— Ничего не давайте им, иначе они не оставят вас в покое.
Но Венеция раздала все деньги, чтобы малыши могли покататься на карусели или купить липкую конфету.
Гирлянды ярмарочных огней зажглись, когда стало темнеть. Это явилось сигналом для людей высыпать из домов на улицу. Особенно выделялись девочки лет пяти, одетые, как взрослые дамы, в длинные многоярусные юбки — ярко-розовые или белые в горошек, с шалями, на высоких каблуках и с красивыми гребнями в волосах. Девчушки очень гордились тем, что ими все восхищались. Народу прибывало с каждой минутой, особенно когда закончилась месса и к шумной толпе присоединились выходящие из церкви. Немедленно перед церковью установили огромную сверкающую шарманку.
Венеция и Дэвид смешались с празднующими. В плачущие звуки шарманки вмешалась мелодия оркестра, на полной скорости приближающегося к ним. Множество людей шли в ногу с оркестром.
— Куда они идут? — спросила Венеция. — Пойдемте с ними и посмотрим.
— Тогда держите меня за руку. Вы рискуете потеряться в толкучке.
На узкой улице, переходящей в еще более узкую, и в самом деле была страшная давка. А желающие повеселиться все прибывали и прибывали. Венеции приходилось чуть ли не бежать, чтобы поспевать за ними. Дети тоже бежали. Они добежали до площади и остановились возле маленького, убогого домишки, по всей видимости кинотеатра.
— О, — разочарованно протянула Венеция, — я не хочу в кино. Особенно в такой жаркий вечер.
Люди толпились возле кассы, стараясь достать билеты. Никакой организованной очереди! Просто драка за то, чтобы первыми попасть к окошку.
— Я посмотрю, что за фильм, — сказал Дэвид, высвобождая свою руку. — Не потеряйтесь.
Он исчез в толпе, и девушка долго его не видела. Борьба за билеты продолжалась. Наконец появился Дэвид с двумя билетами в руке.
— Они не такие уж дорогие, — сказал он, — так что, если вы не хотите идти, пусть пропадают. Я не знаю, что это, но только не фильм.
— Давайте пойдем, — решительно заявила Венеция. — Мы всегда сможем уйти, если нам не понравится.
Билеты им достались на балкон, который оказался, когда они поднялись по каменным ступеням, всего одним рядом сидений вдоль стен и задника кинотеатра. Венеция и Дэвид сидели посредине ряда. Вокруг слышалась только испанская речь, и, насколько они могли судить, все зрители были испанцы. Туристы обычно посещают фиесту в Севилье или в каком-нибудь другом большом городе, но наверняка не приезжают сюда.
Как всегда, пришлось ждать начала. Болтовня становилась все громче, дети сновали туда-сюда по проходу, и даже пятилетние сеньориты в своих нарядах прогуливались по залу. Затем свет стал гаснуть, и на маленькой сцене появились шестеро танцовщиков. Они исполнили танец, который можно было назвать самым лучшим фламенко, какое пришлось видеть Венеции.
Она оторвала взгляд от сцены, потревоженная каким-то движением у нее под ногами, и, посмотрев вниз, увидела огромных бабочек, порхающих над публикой, сидящей внизу. Прошла минута или две, прежде чем девушка поняла, что это десятки грациозно распахнутых вееров. Казалось, будто каждое мгновение взлетала большая бабочка и приземлялась где-нибудь в другом месте, когда какая-нибудь женщина закрывала веер, а другая открывала. Венеция насчитала пятьдесят вееров, пока не сбилась со счета и не обратила взор на сцену, но ее постоянно отвлекало это медленное красивое действо. Веер здесь служил не украшением, а предметом особой важности, и Венеция пожалела, что у нее нет веера, потому что в зале было очень жарко.
После перерыва вновь были танцы и пение под гитару, где каждая особенно высокая нота, возвышающаяся над уровнем традиционного испанского стенания, встречалась аплодисментами. Но наконец они опять очутились на людных улицах, среди толпы, фланирующей в свете ярмарочных огней.
— Это было чудесно! — воскликнула Венеция, которой все происходящее доставляло большое удовольствие.
Дэвид снова взял ее за руку, проводя сквозь толпу. Английская речь привлекала к ним внимание.
— А что бы вы хотели делать сейчас? — спросил Дэвид.
— О, я уже видела достаточно. А вы?
— Я тоже. Уедем отсюда?
Они пошли по узким улочкам, оставляя позади себя шум и суматоху, к тому месту, где припарковали машину. Здесь все было тихо и спокойно, и люди, не питавшие любви к ярмаркам, сидели у дверей своих домов на кухонных стульчиках, вдыхая прохладный ночной воздух.
Хотя теперь в этом не было необходимости, Дэвид держал Венецию под руку. Они находились друг к другу ближе, чем хотелось бы девушке. Но они были почти возле машины, и ей казалось, что не имеет смысла отодвигаться.
— Я хотел где-нибудь перекусить, — вдруг заявил Дэвид, — но не увидел подходящего местечка.
— Да. И кроме того, там было чересчур много мух. — Они сели в машину и открыли окна. — В любом случае, — добавила Венеция, — у нас все еще есть пакет, а еду надо доесть, пока она еще свежая.
— Чудесно, — обрадовался Дэвид.
На окраине города они устроили пикник в свете уличных фонарей.
— Мне понравилось. — Венеция имела в виду не еду, а фиесту. — Очень испанская.
И замок тоже, вспомнила девушка, но насколько другой! Что бы подумал сеньор Андре Рафаэль де Аревало Лоренто, увидев ее в свалке возле кассы дерущейся за билеты в дешевый кинотеатр? Или бегущей по улице рука об руку с Дэвидом Бакфордом вслед за оркестриком? Но пройдет много дней, прежде чем она забудет эти необыкновенные танцы или полет вееров-бабочек.
— С вашей стороны было просто потрясающе привезти меня сюда, — вкрадчиво произнес Дэвид.
— Я бы не узнала о фиесте, если бы не вы.
Они снова упаковали пакет, и Венеция повела машину в parador. Подъехав к входу, она припарковалась в конце ряда машин. Заглушив двигатель, девушка хотела выйти из машины, но, прежде чем успела открыть дверцу, Дэвид схватил ее и притянул к себе. Венеция сразу отпрянула, но молодой человек не обратил на это внимания. Он привлек ее к себе и поцеловал в губы.
Венеция попыталась вырваться.
— Дэвид! — запротестовала она, пораженная.
— О, перестань, Венеция. Мы провели чудесный вечер, давай и завершим его чудесно. — Продолжая сжимать ее в объятиях, он стал целовать ее в глаза, щеки, губы.
Венеция слабо сопротивлялась, но это, казалось, только еще больше разжигало парня. Наконец девушка освободила руку и сумела открыть дверцу машины. Дэвид наклонился, стараясь закрыть ее, но потерял равновесие, и ей удалось ускользнуть от наглеца и почти вытолкнуть его из машины.
— Не будь дурочкой, Венеция. — Он открыл другую дверцу, стараясь схватить девушку, когда она оказалась между двумя машинами. Ему это удалось, и Дэвид развернул ее лицом к себе.
— Ты что, с ума сошел! — возмущенно воскликнула она. — Отпусти меня сейчас же!
— Иди ко мне.
— Пусти меня!
Из темноты позади них раздался чей-то голос:
— Я бы на вашем месте сделал так, как просит сеньорита. — Неизвестный говорил так властно, что Дэвид Бакфорд тотчас отпустил Венецию и сердито обернулся.
— Кто вы такой? — с вызовом вопросил он.
— Андре Рафаэль де Аревало Лоренто. А вы?
— Какое вам дело! — ответил молодой человек нахально. Венеция едва могла поверить, что это тот самый Дэвид, который весь день был таким милым.
— Мое дело в том, чтобы вы больше не докучали мисс Гамильтон. Я сам позабочусь о сеньорите. Вы хорошо сделаете, если извинитесь и уберетесь отсюда.
Дэвид ушел, не извинившись, и дон Андре повернулся к Венеции. Она обессиленно прислонилась к машине.
— Успокойтесь, успокойтесь. Все хорошо. Вы в полной безопасности. — Он положил руку ей на плечо.
— О, сеньор. — Она не могла продолжать, так стучали ее зубы. Девушка прижалась к дону Андре. Он держал ее в своих объятиях, пока дрожь не унялась.
— Я думаю, вам надо выпить.
Дон Андре вынул ключ зажигания, поднял сумку Венеции, запер машину и, держа девушку за локоть, повел в широкий зал parador. Дэвида Бакфорда нигде не было видно.
Официант появился немедленно, как только дон Андре щелкнул пальцами. Он заказал коньяк.
— Пожалуйста, сеньор, я не люблю коньяк, — взмолилась Венеция. — Можно мне чего-нибудь другого?
Он заказал ей шерри.
— Что случилось, сеньорита? Вы что, подвезли его вечером?
— Не вечером, сеньор. Сегодня днем. Он ехал в этот же parador. И сказал мне о фиесте и о том, что зрелище очень интересное. Поэтому мы поехали вместе. И он вел себя безукоризненно.
— Но не в то время, когда я его увидел. — Дон Андре был мрачным. Таким Венеция его еще никогда не видела.
— Я и сама ничего не понимаю. Он превратился в свирепого зверя.
Дон Андре молчал. Ему незачем было говорить. Венеция чувствовала, что он не одобряет ее поведения, но сейчас не хочет обидеть ее словом. Подобный инцидент оправдывал его неприязненное отношение к иностранке и являлся ей обвинением. Она вела себя совершенно неправильно и, как бы ни была потрясена тем, что произошло, не имела оправданий.
— Я могу только поблагодарить вас, сеньор, за вмешательство. Я благодарна за то, что вы оказались рядом в такой момент. Но… как вы там оказались?
— Поговорим об этом завтра. По-моему, вам на сегодня хватит. Когда допьете свой шерри, идите спать.
— Вы возвращаетесь в castillo?
— Нет, я останусь здесь. Уверен, что они найдут для меня комнату. — Венеция тоже была в этом уверена. — В котором часу вы позавтракаете со мной, сеньорита?
— В девять? В половине десятого? Когда вам будет угодно.
Они пересекли salla и прошли по длинному коридору к ее номеру. Дон Андре пожал ей руку, отпер дверь и подождал, пока девушка войдет внутрь.
Венеция прислонилась спиной к запертой двери. Противоречивые чувства охватили ее. Неожиданная перемена, произошедшая с Дэвидом Бакфордом, и злость на себя за то, что не подумала о таком повороте событий… Она легкомысленно позволила ему брать себя за руку, приобнимать за плечи, и он принял это за поощрение близости. Но самое ужасное, что в такой двусмысленной ситуации ее застал дон Андре. С одной стороны, Венеция была ему безмерно благодарна, но с другой — обижена. Девушка швырнула сумку на кровать и воскликнула, едва сдерживая слезы:
— Надо же было так случиться, что именно сеньор де Аревало увидел меня в унизительном положении!
Да, он не произнес ни слова осуждения, был на удивление терпимым и любезным и нежно обнимал ее, трясущуюся от переживаний. Однако Венеция слишком хорошо знала — он не одобряет ее поведения, и, если бы ему стало известно, как она провела вечер… боязно даже думать, что бы он сказал.
Лежа в постели, девушка размышляла о том, что привело сеньора в этот городок. Явно он приехал, чтобы увидеть ее. Но почему? Он, должно быть, прогуливался в ночной прохладе и увидел ее машину. Она не могла объяснить причину его визита, перебирая в уме всевозможные невероятные варианты, пока сон не сморил ее.
Утром Венеция с особой тщательностью приготовилась к завтраку с доном Андре. Уложила волосы в прическу, что придавало ей более строгий вид, и достала из гардероба голубое льняное платье простого покроя. Потом долго накладывала макияж. Наконец, придирчиво оглядев себя в зеркале, девушка надела на руку широкий серебряный браслет с бирюзой. Возможно, это заставит его забыть о линялых джинсах и коротких бикини, подумалось ей.
Сеньор де Аревало ждал ее в столовой, обставленной очень строго. Он окинул девушку пристальным взглядом своих темных глаз, оценивая безукоризненно-официальный, но очень привлекательный вид.
— Надеюсь, вы уже пришли в себя, — вежливо произнес мужчина, отодвигая для нее стул.
— Да, спасибо.
Венеция села, положив на колени салфетку. Дон Андре настоял на том, чтобы заказать для нее яйца, помимо обычного континентального завтрака. Пока они ждали заказ, Венеция налила кофе им обоим и отважилась затронуть болезненную тему:
— Я хотела бы объяснить, сеньор, насчет прошлой ночи…
— В этом нет необходимости, — перебил он.
— Но я бы хотела вам рассказать… — А я не хочу слушать.
Упрямый взгляд черных глаз и сердитый серо-зеленых скрестились, словно шпаги.
Венеция обиженно пробормотала:
— Действительно, зачем вам слушать? Это для вас не важно. Продолжайте думать обо мне плохо.
— В данный момент, сеньорита, я думаю, что вы, безусловно, нуждаетесь в ком-то, кто мог бы о вас заботиться.
Венеция молчала. Что еще он мог подумать? Сеньор спас ее, когда сломалась машина, оказал ей гостеприимство. А как только Венеция опять оказалась одна, он снова пришел на выручку.
— Я чувствую себя в большом долгу перед вами, сеньор, — тихо произнесла девушка.
— Не будем говорить о долгах. Лучше я скажу вам, что я имел в виду, когда поехал за вами сюда.
Венеция обратила внимание на то, что он подчеркнул слово «имел».
— Значит ли это, что вы больше не имеете это в виду? — спросила она.
— Я не знаю. Вчера утром, после того как вы покинули castillo, пришло письмо для Хоакины и еще одно для ее матери. Оба из Англии, с приглашениями посетить Хемпшир. Письмо для Хоакины — от молодого человека, который в прошлом году провел с ней несколько недель и с тех пор часто писал ей. Другое письмо — от его родителей, подтверждающих приглашение и заверяющих сеньору, что они будут рады принять Хоакину у себя и заботиться о ней.
Он помолчал. Венеция спросила, взглянув на него:
— И Хоакина поедет в Англию?
— Она мечтает об этом. — В его голосе чувствовалась ирония. — Ее мама тоже хочет, чтобы девочка поехала, потому что отец молодого человека — лорд, и он тоже станет лордом после смерти отца. К тому же семья богатая, а моя кузина — нет и должна зависеть от меня. Женщина очень хочет, чтобы ее дочери удачно вышли замуж. Но Хоакина, — как вы наверняка заметили, она очень мягкая и спокойная девочка, — разрыдалась, потому что она плохо говорит по-английски и боится, что будет чувствовать себя неловко. А единственный человек, который мог бы исправить ее английский и помочь ей заговорить на нем до конца мая, покинул castillo в это самое утро.
— А, вот где я могу пригодиться, — улыбнулась Венеция. — Вернее, могла бы, если бы не проявила себя такой дурой, не способной отделить овец от козлищ note 20.
— Именно так. Вы могли заметить, что лучше и больше всех по-английски говорит Аннина. Эмилия и Хоакина не имеют способностей к языкам. Эмилия ленива, но у Хоакины есть стимул к тому, чтобы учиться. Было бы полезным для всех троих научиться говорить по-английски, и я предложил пригласить к ним преподавателя. Но для того, чтобы найти подходящего, нужно время. Также…
— Также…
— Они хотят вас.
Девушка дерзко улыбнулась ему. Ее губы провокационно изогнулись, глаза загорелись, и в них появился вызов.
— А вы не хотите. Вы считаете, что я плохо на них влияю.
— Я думаю, что немного дисциплины не повредит вам, сеньорита. Но я хочу, чтобы мои кузины были довольны. Вы преподаватель и прекрасно говорите по-английски. Поэтому я решил поехать за вами и попросить вернуться к нам.
— Вы просите меня об этом, сеньор, или вы передумали?
Они вновь обменялись долгим испытующим взглядом, прежде чем он ответил:
— Я прошу вас, сеньорита.
Ему было не просто это сказать, подумала Венеция. Ему бы хотелось командовать, а пришлось просить.
— Я не уверена в том, что мне хочется вернуться. Я преподаю круглый год, а это тяжелая и изнурительная работа. Сейчас у меня отпуск.
Дон Андре сказал все, что хотел, и не собирался умолять.
— Это целиком ваше решение, естественно, — сухо произнес он. — Вы не нальете мне еще кофе, сеньорита? Благодарю вас. А вы хотите еще чего-нибудь?
— Нет, спасибо. Чудесный завтрак. Еще одну чашечку кофе… О, он уже остыл.
— Мы попросим свежего.
Сеньор поднял руку, и тут же появилась официантка и кофе. Они сидели напротив друг друга с чашками горячего, ароматного напитка и молчали. Первым заговорил дон Андре:
— Сколько времени вам потребуется на то, чтобы принять решение?
— А на каких условиях я бы вернулась в castillo, сеньор? Я не хочу находиться в полном подчинении.
— Не бойтесь, работы немного. Я не сомневаюсь, что занятия будут быстро утомлять моих юных кузин. Достаточно раз или два в день беседовать с ними по-английски. А если вас беспокоит вопрос заработной платы, мы можем обсудить его сейчас.
— О, мне не нужна зарплата, — торопливо возразила Венеция.
— Глупости. Если вы будете выполнять для нас работу, то должны получать за нее вознаграждение.
— Вовсе нет. Зарплата сделает меня служанкой в вашем доме, а я бы предпочла статус гостьи… Если для вас это неприемлемо, я уеду.
— А вы коварная девушка. — Глаза сеньора блеснули. — Вы хотите сделать всех нас обязанными вам.
Венеция внезапно поняла, что это правда. Она все время бросала ему вызов, показывая упрямство и своенравие. А это вовсе не в ее характере. Он будто прочел ее мысли, понял, что происходит в ее душе.
— О, простите, — спохватилась девушка. Ее голос зазвучал мягко и чарующе, а выражение лица изменилось. — Я действительно веду себя отвратительно. На самом деле я чувствую себя в долгу перед вами. Да, конечно, я поеду с вами и буду учить Хоакину английскому языку. — Она протянула ему руку, собираясь рукопожатием подтвердить соглашения. Мужчина крепко сжал ее ладошку и держал в своей руке.
— Как гостья, — подтвердил он.
— Как гостья. Спасибо, сеньор.
— И рискуя вновь разжечь ваш бешеный темперамент, сеньорита… могу я попросить вас… постараться вести себя в римском стиле?
Она долго смотрела ему в глаза. Потом рассмеялась:
— Вы победили. Прощай, неформальное поведение. Прощайте, бикини… Но не давайте атмосфере castillo полностью подавить меня, сеньор.
По его лицу словно пробежала тень. Угрожала ли ей опасность быть сломленной в столь любимом им castillo? Он всматривался в ее лицо вдумчивыми темными глазами.
— Мы отпустим вас прежде, чем вы будете полностью подавлены, сеньорита, — тихо произнес он.