Венеция проснулась рано и приняла ванну задолго до того, как Инес принесла поднос с завтраком. Девушка поставила поднос на подоконник и уселась возле окна наслаждаться видом на сад и на бассейн. Она увидела, как дон Андре возвращается с утренней прогулки верхом, и вновь воспоминания о вчерашней сцене всколыхнулись в ее сердце. Они не виделись с тех пор, потому что ее и девочек пригласили на ленч, а дон Андре уехал обедать куда-то на побережье.
Глупо было отрицать, что их тянуло друг к другу, но столько же глупо ожидать от этого слишком многого. Они не были любовниками, но и не были врагами, хотя часто спорили и гневались друг на друга. Даже вчерашняя перепалка была битвой острословов, а не противостоянием противников. «Бог знает, — подумала Венеция, — может быть, таких отношений и хочет испанец с женщиной». Это предполагало почти полное отсутствие у нее женского очарования, и такое предположение Венеции не понравилось.
Дон Андре сказал, что у него есть обязательства. Теперь она ясно поняла, что сеньор имел в виду: обязательства перед семьей и большим количеством людей, которые работали на него в замке и в поместье. А может, и перед Фернандой Трастамара?
Венеции пришлось напомнить себе, как мало она знакома с семьей Трастамара. Она ничего не знает об их отношениях и жизни до приезда сюда, о близких друзьях. Она — птица, случайно залетевшая в их дом. Следует помнить о том, что иностранная гостья не представляет для них особого интереса. Когда Венеция вернется в Англию, они, возможно, некоторое время будут вспоминать о симпатичной англичанке, может быть даже с удовольствием, а затем забудут. Странно, почему эта мысль так огорчила ее.
Внезапно она увидела Аннину, выезжающую на лошади через высокую арку. Она была одна. Венеция наблюдала, поедет ли кто-то за ней со стороны двора, не видной из окна, но никто не поехал. Она смотрела, как Аннина осторожно спустилась по крутому каменистому участку дороги, а затем исчезла из вида.
Одной ей запретили выезжать. С тех пор как Эмилия упала и вывихнула плечо, дон Андре поставил за правило сестрам ездить вдвоем или в сопровождении грума. Закончив завтрак, Венеция следила за следующим, более низким поворотом дороги, где Аннина должна была снова появиться в поле зрения. Увидев девушку, Венеция стала ждать, в каком направлении она поедет.
Некоторое время фигурка, казавшаяся такой маленькой с высоты замка, была видна, но затем девушка въехала в оливковую рощу и опять скрылась из вида. Когда Венеция увидела ее снова, она уже не сомневалась, что Аннина направляется в деревню. Но не обычной дорогой. Казалось, что она едет за деревней, где горы слишком крутые для строительства и для пеших прогулок. Интересно, почему она выбрала путь, где нужно карабкаться по горам? Глупая девчонка! Скорее всего, у нее свидание с Феликсом.
Нельзя было позволять Аннине подвергать себя опасности, встречаясь с юношей тайно. Но Венеции не хотелось идти к дону Андре — это выглядело бы как предательство. Можно опять поговорить с Анниной, но ведь она не до конца уверена в том, что девушка торопилась на свидание. Однако поехать за ней — будет похоже на слежку. Да, ситуация сложная.
Но Венеция приняла решение. Взяв сумку и соломенную шляпу, что купила в деревне, она поспешила к стоявшему во дворе автомобилю. Грум возился с лошадьми. Девушка помахала сеньоре де Квеведо, работающей в саду, и, сев в машину, проехала через арку и спустилась по крутым поворотам дороги.
Она знала, что на машине окажется в деревне раньше Аннины. Но одному богу известно, что она будет делать, когда приедет туда. Это могло быть напрасной тратой времени, но по крайней мере она постарается что-нибудь сделать.
В этом сонном месте мало что происходило. Один или двое заспанных мужчин проехали по крутым улочкам на мулах, почти касаясь земли ногами. Несколько женщин поливали красочное изобилие цветов в настенных кашпо и во внутренних двориках. Они с любопытством посматривали на Венецию, многие поздоровались. Только оттуда, где шла стройка, время от времени доносился стук молотков или мелодия мавританской песни. Венеция шла по узким улочкам, то и дело сворачивая, пересекла площадь с церковью — маленькую пыльную и пустую. Но ни где в этом тихом, застывшем месте не было признака ни Аннины, ни красавца Феликса.
Она подошла к окраине деревни и встала на большой камень. И внезапно увидела его, бесстрашного Феликса, бегущего, пренебрегая опасностью, вниз по крутому склону. Венеция не заметила Аннины, хотя не сомневалась в том, что она должна поджидать Феликса где-то поблизости. Спрятавшись в тень стены, Венеция ждала, и, когда Феликс закончил головокружительный спуск, из тени деревьев навстречу ему бросилась маленькая фигурка, которую издалека можно было распознать только по амазонке.
Они поцеловались и, взявшись за руки, пошли по широкому полю, отдыхающему после убранного урожая. Венеция вздохнула и отвернулась. Она не могла идти за ними. Даже если бы и хотела, вниз не было дороги. Девушка вернулась в деревню и поехала в castillo.
Хоакина и Эмилия пришли на урок, Венеция решила провести его возле бассейна, тут же явились служанки с закусками.
— Где Аннина? — спросила Венеция.
Они не знали. Аннина стала очень хмурой и раздражительной, объяснили девушки, и часто пряталась в укромных местечках, где ее не могли найти. Она не хотела возвращаться завтра в школу, но ей придется смириться с неизбежностью.
Аннина появилась за ленчем, и Венеция удивилась, что сестры и мать не заметили волнения, которое девочка пыталась скрыть, и блеска в ее глазах. Никаких мрачных взглядов. Она словно преобразилась.
После долгой трапезы Венеция обратилась к юной влюбленной:
— Я бы хотела поговорить с тобой, Аннина, если ты уделишь мне несколько минут.
— Я не могу, — осторожно отказалась та. — Мама приказала мне идти в свою комнату.
— Я не задержу тебя. Пойдем в сад?
— Извините, Венеция, я должна собираться в школу.
— Аннина. — Голос Венеции был тверд. — Ты очень хорошо знаешь, что Паскуала и Тереза упакуют твои вещи. Так ты поговоришь со мной или предпочитаешь разговаривать с доном Андре?
Девушка молча последовала за Венецией в сад и смиренно присела на скамью.
— Венеция, это не имеет к вам никакого отношения.
— Аннина, ты ведь знаешь, что я твой друг.
— Конечно, — легко согласилась Аннина.
— И последнее, что я бы хотела сделать, это поссорить тебя с твоей семьей. Но ты знаешь, что они не одобрили бы ваши тайные отношения с Феликсом и немедленно прекратили бы их.
— Я порвала с ним, — с вызовом заявила Аннина.
— Но ты встречалась с ним сегодня утром.
— Откуда вы знаете?
— Я видела вас в деревне.
— Вы шпионили за мной! А еще говорите, что вы мой друг.
— Я хочу спасти тебя от неприятностей, возможно от опасности.
Аннина посмотрела на нее с враждебностью:
— Почему вы думаете, что Феликс опасен? Он всегда очень корректен, он не сделает мне ничего плохого… Мне надо было попрощаться с ним, потому что я должна завтра вернуться в эту проклятую школу. Я не могла уехать не попрощавшись.
Венеция молчала. Если это действительно прощание, тогда все в порядке. Аннина считает себя взрослой — слишком взрослой для школы и достаточно взрослой для того, чтобы влюбиться.
— Если это только прощание, Аннина…
— Конечно, прощание! Я должна уезжать, а он, возможно, найдет кого-нибудь другого, чтобы любить.
Любить! Значит, зашло так далеко? Хорошо, что девочка уезжает, и, возможно, у нее тоже найдутся другие дела, чтобы отвлечься.
Венеция ласково улыбнулась Аннине:
— Знаешь, дорогая, я чувствую, что мой долг сообщить твоей семье. Дону Андре или твоей маме…
— О нет!
— Но если ты пообещаешь мне, что все кончено, я не скажу.
— Я обещаю, Венеция, обещаю.
На следующее утро, прежде чем Венеция вышла из своей комнаты, к ней пришла Аннина. Попрощаться. Она уже была одета для школы — в голубом платье с длинными рукавами и белым итонским note 24 воротником. Господи, подумала Венеция, такой воротник вышел из моды в английских школах еще лет пятьдесят назад. Неудивительно, что девочка ненавидит его. Венеция не могла представить, чтобы ученица ее класса позволила бы подвергнуть себя такому унижению. Она прониклась к Аннине еще большей симпатией.
К обеду приехала Фернанда, как будто для того, чтобы занять пустующее место Аннины, — прелестная в белом платье с массой золотых украшений и на высоких каблуках, столь популярных у испанок. После обеда она с доном Андре укатила в его длинном шикарном автомобиле. Венеция помимо воли почувствовала укол ревности. Она не могла сказать, что Фернанда относилась к нему как собственница. Но красотка явно была уверена в том, что ее приезду здесь будут очень рады. Ведь она возвращалась в то место, где чувствовала себя как дома, к человеку, с которым у нее было полное взаимопонимание.
Венеция по-прежнему находила Фернанду очаровательной. Ее дружеское расположение казалось совершенно искренним, и проницательная англичанка подумала, что это от абсолютной уверенности в себе. Если бы испанская красавица посчитала пребывание Венеции в castillo невыгодным для себя, ее отношение к иностранке наверняка бы изменилось.
Венеция начала подумывать о возвращении домой. Она чувствовала, что ее визит затянулся. Хотя все семейство неизменно проявляло гостеприимство, Венеция ощущала, что загостилась. Сеньора де лос Реес и раньше не уделяла ей большого внимания, а сейчас, поглощенная семьей Трастамара, почти не замечала ее. Аннина уехала в школу, Эмилия все больше интересовалась Рамоном и все меньше английским. Дон Андре, казалось, избегал иностранную гостью. Возможно, теперь, когда с ним рядом почти всегда находилась Фернанда, даже он хотел, чтобы Венеция уехала.
Именно в это время пришло письмо от леди Д'Эльбуа, извещавшее о том, что Джон упал с лошади во время скачек, сломал ногу и находится в больнице. Лучше, если визит Хоакины будет отложен до его возвращения домой, когда он будет очень рад ее обществу.
Хоакина провела большую часть дня в слезах. Она побаивалась этой поездки, но мечтала увидеть Джона, и это известие стало большим разочарованием. Венеция решила, что пройдет много недель, прежде чем Хоакина покинет Испанию. Она не может так долго оставаться в замке. Она начала подготавливать Хоакину к своему отъезду.
— О пожалуйста, Венеция, не уезжайте, — взмолилась девушка. — Без вас будет так скучно!
— Хоакина, в castillo сейчас всегда бывают люди.
— Но они приезжают не ко мне. Эмилия не думает ни о чем, кроме Рамона, а мама ни о чем, кроме сеньоры де Трастамара. Я буду очень по вас скучать, Венеция.
— Но когда ты приедешь в Англию, я смогу с тобой встречаться.
— И я забуду английский. Я знаю, что забуду, а я делала такие успехи. Пожалуйста, не уезжайте.
Но Венеция настаивала на своем. Она пробудет еще несколько дней, пока Аннина вернется на уик-энд, а затем отправится в долгое путешествие по Испании.
— Ты можешь разговаривать по-английски с Эмилией.
— Эмилии теперь не до иностранного языка.
— Тогда с Анниной в выходные.
— Это не одно и то же, — простонала Хоакина.
Эмилия не пришла в то утро на занятия, но присутствовала на следующий день. Три молодые девушки прилежно склонились над книгой, представляя собой образец благоразумия, когда дон Андре прошел мимо них по саду мрачный как туча. Венеция сразу поняла, что он с трудом сдерживает гнев. Сеньор остановился возле их стола, и Хоакина и Эмилия поздоровались с ним, слегка испуганные.
— Сеньориты! — обратился он к племянницам, и его голос, так же как и сдвинутые брови, предвещал грозу.
Сестры были поражены таким официальным обращением.
Появились Паскуала и Инес, чтобы убрать подносы, но он прогнал их движением руки, и они стремительно удалились в свою комнату.
— Ваша мать, — он переводил взгляд с одной на другую, — пришла ко мне и рассказала то, что услышала от сеньоры де Квеведы об Аннине.
Девушки замерли, не на шутку струсив.
— Она тайно встречается с молодым человеком из деревни…
— О нет, — охнула шокированная Хоакина.
— Что ты знаешь об этом, Хоакина?
— Ничего, дон Андре. Абсолютно ничего. Этого не может быть.
Венеция подумала, что никто в здравом уме не мог сомневаться в невинности Хоакины. А дон Андре был явно в здравом уме, хотя и очень зол. Он перевел взгляд на Эмилию.
— Эмилия!
— Я тоже ничего не знаю, дон Андре, — быстро ответила старшая племянница.
— Ты ничего не слышала?
— Нет. Аннина просто ворчала, что не хочет возвращаться в школу, и всегда ездила верхом одна.
Дон Андре долго и пристально смотрел на нее. Девушка опустила глаза, не в силах выдержать этот пронизывающий, испытующий взгляд.
— Сеньорита, — обратился он к Венеции, — вы знали?
Она посмотрела ему в глаза, зная, что Эмилия лжет и что она сама не может солгать.
— Знала немного.
— Что?!
Она не представляла, что на лице дона Андре может отразиться еще больше гнева, но это случилось.
— Вы сидите здесь и говорите мне, что знали о тайных отношениях между молодым человеком и пятнадцатилетней девчонкой и ничего не предприняли! — Он отвернулся от стола. — Зайдите ко мне в кабинет.
Он пошел вперед, не дожидаясь, пока она последует за ним. Венеция медленно поднялась, не желая встречаться взглядом с Хоаканиной, наверняка сочувственным, или с Эмилией, взволнованной и, возможно, пристыженной. Девушка медленно пошла в кабинет дона Андре и нашла его там — он стоял возле письменного стола, нетерпеливо постукивая по нему линейкой.
— Садитесь, — бросил он, — и постарайтесь оправдать свои действия. Если сможете.
— Я предпочитаю стоять. И пожалуйста, не говорите со мной как со служанкой.
— Я говорю с вами как с человеком, лишенным всякой рассудительности и здравого смысла, каким, на мой взгляд, вы и являетесь.
— Не разумнее узнать факты, прежде чем осуждать? — холодно поинтересовалась Венеция.
— Факты, — сердито передразнил дон Андре, — которые вы собираетесь изложить, очевидно, таковы. В течение некоторого времени жители деревни видели, как Анна гуляет в компании молодого человека по имени Феликс Перес. Они ходили по улицам взявшись за руки, прятались по углам, и неизвестно, чем они там занимались. Об этом в деревне, очевидно, все знали, и это было предметом сплетен, о чем я не могу думать без содрогания. И я не могу простить вам, что вы, зная все, не пришли ко мне, чтобы рассказать.
— Я сказала вам в саду — немного. Я наткнулась на них случайно и поговорила с Анниной.
— Недостаточно было поговорить с Анниной. Вам следовало прийти ко мне. Я — глава семьи. Думаю, что вы проявили большую безответственность.
Венеция взглянула на него с негодованием, но увидела, что он не только сердит, но и сильно встревожен. Она попыталась оправдаться:
— Не думаю, что я была безответственной, сеньор. Я много думала об этом. Я сказала Аннине, что она ведет себя глупо и что вы бы не одобрили ее поведения. Единственная причина, почему я не пришла к вам, — девочка пообещала больше не видеться с ним.
Он отнесся к объяснению скептически.
— Чего, вы думаете, стоят ее обещания? Она не только сделала себя посмешищем, но своим поведением бросила тень на всю нашу семью. Большинство жителей деревни работают на меня. И отец этого молодого человека тоже работает у меня. Он занимает хорошее положение на моих виноградных плантациях и потому, прослышав об этой глупой дружбе, переговорил с сеньором де Квеведо, который счел нужным проинформировать свою жену, чтобы та поговорила с матерью Анны. Кто может знать, что произошло между ними?
— Я уверена, что пока все невинно, — поспешно ответила Венеция.
— Как вы можете быть уверены? — Он внимательно посмотрел на нее. — Насколько вы принимали участие во всем этом? Насколько пользуетесь доверием Анны?
— Я принимала участие постольку, поскольку старалась прекратить их отношения. Я не пользуюсь доверием Аннины. Если вы выслушаете меня, не прерывая, я объясню вам, что я знаю и каким образом узнала об их отношениях.
— Отлично.
Он стоял неподвижно и ждал, пока она заговорит. Венеция рассказала ему все: как впервые увидела юных влюбленных беседующими на узкой улочке, как встретила их позднее и выпила с ними кофе, чтобы присмотреться к юноше, и как на машине последовала за Анниной перед отъездом девочки в школу.
— Вам следовало прийти ко мне в ту минуту, когда вы увидели их вместе. Каждая их встреча потенциально опасна. Аннина думает, что влюблена в него, бедное пятнадцатилетнее дитя.
— Очевидно, это так, — признала Венеция.
— И он притворяется, что влюблен в нее. Конечно, он еще мальчишка, но достаточно взрослый, смелый и красивый, чтобы вскружить ей голову. — Дон Андре ударил кулаком по столу. — Откуда мы знаем, что он не соблазнил ее?
— Я чувствую, что этого не было. — Венеция немного помолчала. — Сеньор де Аревало, что вас больше волнует: честь семьи или сама Аннина?
Он сердито повернулся к ней.
— Полагаю, что вам-то честь семьи совершенно безразлична, — произнес он презрительно. — Я предполагаю, что вы даже соучаствовали в том, что она натворила.
— О, вы просто невыносимы! Не стоит ли нам обсудить это позднее? Вы сейчас в гневе и обвиняете меня без всяких оснований. Что такого натворила Аннина? Она просто вела себя довольно глупо. В глубине души девочка и сама это знает, и я думаю, что молодой человек был достаточно безответственным и поощрял ее. Но, по моему мнению, хотя я знаю, что вы к нему не особенно прислушиваетесь, никакого соблазнения не было.
— Может быть, вы приведете аргументы в пользу такого удобного предположения?
— Я думаю, что главная причина в ментальности и воспитании. Он не сомневается в том, что это поставило бы его вне рамок общества, Аннина — в том, что совершила бы моральный грех; и оба подсознательно знают, какое осуждение, какую цепь несчастий это бы вызвало. И мне кажется, что Аннина далека…
— Как же много вы знаете о девочке-подростке.
— Да, знаю. Я много занималась с ними. И если вы будете иронизировать, мы не сможем обсудить этот вопрос.
— А если у вас нет чувства долга и уважения перед семьей, оказавшей вам гостеприимство, я не вижу для вас причин оставаться здесь.
— Я уже и сама решила уехать в пятницу. — Теперь Венеция разозлилась. — Я сообщила об этом Хоакине и собиралась сказать вам. Но после нашего разговора… я уеду сегодня. Но не воображайте, сеньор, будто мои поступки повлияли на поведение Аннины. С тех пор как приехала сюда, я постоянно слышала, что Аннина взбалмошная девчонка, из тех, кто попадает во всякие переделки и не любит подчиняться. Возможно, ее матери следует лучше следить за ней и стараться лучше понять свою дочь. Это не мое дело. Я не гувернантка и не дуэнья, хотя старалась заставить ее быть благоразумной. Разве долг гостьи в вашем доме приглядывать за вашими молодыми племянницами?
— Вашим долгом, безусловно, было дать мне знать то, что вы обнаружили.
— И вы считаете, что я нарушила свой долг. Я же так не считаю. Таким образом, наши взгляды опять оказались несовместимыми. Вы, очевидно, почувствуете большое облегчение, когда я уеду. До свидания, сеньор.
— Вы будете за обедом?
— Нет. Кухарка даст мне что-нибудь с собой. Как только соберусь, я отправлюсь в мой следующий parador. Благодарю вас за ваше щедрое гостеприимство.
— Не за что.
— До свидания, сеньор.
— Прощайте, сеньорита.
Венеция вышла из кабинета и поднялась в свою комнату. Она позвонила Паскуале и попросила приготовить немного продуктов в дорогу. Потом побросала свои вещи в чемодан с несвойственной ей небрежностью. Девушка попросила разрешения повидаться с сеньорой и была принята в ее роскошном будуаре. Так случилось, объяснила Венеция, что ей надо немедленно уехать. Сеньора была сама любезность. Она была очень рада познакомиться с Венецией, сеньориты будут по ней скучать, и, если она снова приедет в Испанию, обязательно должна посетить их. Но Венеции показалось, что женщина не огорчена ее отъездом.
Вернувшись к себе, Венеция позвонила горничным и попросила их вынести ее вещи, зная, что не должна делать это сама. Убедилась в том, что ничего не забыла, и в последний раз оглядела комнату, к которой так привыкла. Затем выглянула из окна, любуясь садом, залитым солнцем бассейном и раскинувшимися за стенами замка полями в обрамлении гор. Необъяснимые слезы застилали ей глаза. Девушке было жаль покидать замок, тем более при таких обстоятельствах. Здесь она была счастлива.
Она попрощалась с Хоакиной и Эмилией, оставила им свой адрес, обещала увидеться с Хоакиной, когда та приедет в Англию. Несомненно, сестры думали, что Венеция уезжает из-за того, что дон Андре сердит на нее. Девушка в последний раз спустилась по мраморной лестнице, но не зашла в кабинет. Она уже попрощалась с сеньором.
Когда Венеция проходила через баронский зал с его высоким потолком и прекрасными аранжировками цветов сеньоры де Квеведо, подошел Матиас, чтобы проводить ее до машины. Она дала ему хорошие чаевые, но он их взял неохотно, сказав по-испански: «Мы будем с нетерпением ждать, сеньорита, вашего следующего визита в наш замок». Не успел он договорить, как из коридора вышел дон Андре.
— Спасибо, Матиас. Я сам провожу сеньориту до машины.
Матиас быстро удалился, явно довольный тем, что глава семьи помнил о долге вежливости.
— У вас достаточно денег на остальную часть вашего путешествия, сеньорита?
— Да, благодарю вас.
— Должен признаться, мне не нравится идея вашей поездки по Испании в одиночестве.
Венеция промолчала. К чему отвечать, если ничего нельзя изменить?
— Какой у вас маршрут, сеньорита?
— Мадрид с заездом по дороге в Хаэн и Мансанарес. Из Мадрида я поеду в Авилу и Толедо, а затем через Бургос в Бильбао.
— Надеюсь, ваша машина больше не сломается. Я бы хотел, чтобы Матиас посмотрел ее перед вашим отъездом.
— Он сказал, что автомобиль провезет меня через всю Испанию. Я доверяю ему.
Наступило неловкое молчание. Впервые Венеция заметила, что дон Андре смущен.
— Я не имею права просить вас, сеньорита, но…
— Но…
— Пожалуйста, ради вашей безопасности, не подвозите незнакомых людей.
Она сразу вспомнила праздничный день в маленьком городке и о своем спасении от назойливых объятий молодого человека, чье имя почти забыла.
— Не думаю, что буду подвозить незнакомцев.
— Я хотел бы попросить вас еще об одном. Не могли бы вы звонить мне каждый вечер, чтобы я знал, где вы, как вы… Иначе я буду волноваться.
— Конечно, — кивнула Венеция, — если вам от этого будет легче.
— Благодарю вас. Каждый вечер около восьми часов? Тогда я буду ждать ваших звонков.
Он открыл дверь центрального входа, и они прошли к ее автомобилю. Служанки оставили чемоданы возле машины, и сеньор помог ей положить их в багажник. Подбежала Паскуала с пакетом со снедью, еще раз пожала Венеции руку и удалилась.
— Теперь все готово, — произнес дон Андре.
— Да, можно уезжать. Еще раз благодарю вас за эти прекрасные недели в вашем чудесном castillo.
Она протянула ему руку, и он долго не выпускал ее. Повисло молчание, словно каждый ждал, чтобы другой нарушил его. В этом молчании витала смутная надежда на что-то, проскальзывало сожаление. Было ли это сожаление о том, что их отношения не сложились? Она взглянула ясными серо-зелеными глазами в его темные глаза и увидела, что они непроницаемые, как всегда. Возможно, он втайне чувствует облегчение, оттого что она уезжает. Две испанские семьи, с их взаимным восхищением друг другом, могли опять сомкнуть ряды, избавившись от иностранки. И дон Андре освободился от нарушительницы его спокойствия.
Она протянула руку:
— Adiуs note 25, seсor.
— Adiуs, Венеция. — Он открыл для нее дверцу машины.
Она выехала через высокую арку, теперь уже в последний раз. В зеркале Венеция видела, что он прошел к арке и следил за машиной, пока та не свернула за первый из крутых поворотов.
Грусть не проходила. В тот день девушка уехала недалеко. Большая часть дороги шла по горам, но наконец она достигла шоссе и долго сидела у обочины за своим одиноким ленчем. Сегодня ей никто не мешал, никто не просил подвезти. Венеция проехала еще какое-то расстояние и остановилась переночевать довольно рано. Решила взять себе за правило заканчивать день до темноты.
В восемь часов путешественница позвонила в castillo. Как обычно, соединили не сразу, но наконец она услышала голос дона Андре.
— Все хорошо? — спросил он.
— Да. Я нахожусь еще в одном испанском замке. В parador в Хаэне.
— Да, я знаю его.
— Он напоминает мне ваш. Тоже на вершине холма и с массивными стенами. Но он не такой большой. Думаю, что завтра, возможно, посещу Толедо, прежде чем поехать в Мадрид.
— Вы позвоните мне оттуда?
— Если хотите.
— Хочу, сеньорита. Надеюсь, что вам понравится ваше путешествие.
— Спасибо. Adiуs, seсor.
Очень короткий и деловой разговор, подумала Венеция. Сеньор чувствовал себя ответственным за ее безопасность, так же как и за безопасность своих племянниц. Без сомнения, у него было чувство долга перед работниками, перед слугами, перед семьей. Возможно, он был бы рад, если бы племянницы удачно вышли замуж и уехали. Может быть, он сам не женится из-за них? Но нет, вряд ли. Понятие семьи в Испании настолько свято, родственные узы настолько крепки, что Фернанда могла бы легко переехать в castillo в качестве хозяйки. Замок достаточно велик для того, чтобы дон Андре и Фернанда, если бы захотели, заняли бы совершенно изолированные апартаменты.
На следующий вечер девушка позвонила из Толедо, но дона Андре не могли найти, и она удивилась тому, как это ее разочаровало. На следующий вечер, все еще находясь в Толедо, Венеция поговорила с ним не много. Да, она провела весь день в Толедо — какой чудесный город! Да, она видела замечательную церковь Сан Хуан де лос Реес — такие прекрасные аркады — и собор. И ездила в parador на ленч, и видела Пуэрта-дель-Соль, и была в церкви Санта Мария Бланка в мавританском стиле. «Я ужасно устала, — сказала она ему, — но страшно очарована».
— Аннина приезжала домой на уик-энд, — сообщил дон Андре, — и очень огорчилась, узнав, что вы уехали. Она шлет вам привет.
— Вы говорили с ней, сеньор?
— Говорил.
— И как она реагировала?
— Очень подавлена. Но это для нее хорошо.
— Дон Андре, надеюсь, она не думает, что это я рассказала вам обо всем.
— Она знает факты, сеньорита. И с этого времени за ней будут следить. Что вы делаете завтра?
— Рано утром уезжаю в Мадрид.
— Будьте осторожны. Желаю вам хорошо провести время.
— Спасибо. Adiуs, seсor.
В тот день она побывала в Авиле и была совершенно очарована городом, окруженным стенами. А вечером, как всегда, позвонила дону Андре. Они говорили дольше обычного, и он называл ее Венецией вместо сеньориты, но посредине разговора их прервала небрежная телефонистка. Потом Венеция звонила ему из Сеговии, затем опять из Мадрида и из Бургоса. В его глубоком голосе слышалась теплота, которой она раньше не замечала. И теперь он называл ее Венецией, а если девушка провоцировала его, не гневался, а подтрунивал над ней. Когда она видела что-то красивое, или занятное, или особенно интересное, ей хотелось поделиться с ним впечатлениями; если их внезапно прерывали или он сам быстро заканчивал разговор, Венеция чувствовала страшное разочарование.
Ее путешествие подходило к концу. И вот наступил день прощания с Испанией. Она решила провести вечер в Бильбао, а потом сесть на теплоход и отплыть домой. На телефонной станции бесконечно переносили вызовы, и девушка волновалась из-за этого, пока наконец не услышала его голос так ясно, словно он находился в соседней комнате.
— Это мой последний звонок, дон Андре. Завтра ставлю машину на паром. Все мое путешествие прошло без единого неприятного инцидента.
— Рад слышать. Желаю вам приятного возвращения домой. И надеюсь, Венеция, что, когда Хоакина приедет в Англию, вы с ней повидаетесь.
— Я постараюсь.
— Меня постоянно отчитывают за то, что я позволил вам уехать. По вам здесь очень скучают.
Венеции хотелось спросить, кто скучает, но не решилась:
— Я очень благодарна всем членам вашей семьи за хорошее отношение ко мне. Я никогда этого не забуду.
— А я, Венеция, буду всегда думать о вас с величайшим удовольствием. Надеюсь получать от вас весточки.
Венеция подумала, что все это очень не похоже на их холодное прощание в castillo. Но если ее удивила теплота дона Андре, то еще больше удивила она сама. Все дни, пока она путешествовала одна, Венеция с нетерпением ждала вечера, когда можно будет поговорить с ним по телефону, но не ожидала, что ей будет так не хватать этих разговоров, когда она вернется домой. Но тем не менее это было так. Девушка не находила себе места весь день, но вечером ее ждало разочарование. Словно чего-то не хватало в ее жизни. Чего-то очень важного, необходимого… Его голоса — доброжелательного, родного…
Она вернулась домой в середине семестра и нужно было ждать начала учебного года в сентябре.
— Хорошо, что пока ты побудешь дома, — обрадовалась мать.
— О, мне надо найти себе какое-нибудь занятие. Я слишком долго бездельничала.
— Тоби рассказывал нам, Венеция, о замке и о семье, в которой ты жила, и о том, как все тебя любят. Это замечательно.
— Мне там нравилось, но я рада вернуться домой.
— Тоби также взволновал нас, сообщив, что ты, возможно, выйдешь замуж за хозяина замка и останешься жить в Испании.
— Не бойтесь, — рассмеялась Венеция. — Он был любезен со мной, но не одобрял моего поведения. И он наверняка женится на совершенно очаровательной Фернанде де Трастамара. Все, кажется, этого хотят. Единственный, кто не выдает своих намерений, это сам дон Андре. Но они чрезвычайно подходят друг другу.
— Она и в самом деле такая красивая?
— Да. Она внушала мне чувство неполноценности.
— Венеция! Какие глупости! — Глядя на свою дочь, зеленоглазую красавицу с золотистыми волосами, леди Гамильтон отказывалась в это поверить.
— Правда, мама. Казалось, будто Фернанда провела всю жизнь, стараясь достичь совершенства… — Венеция не хотела больше говорить на эту тему. Они сидели в саду, любуясь холмистыми окрестностями Сассекса. — Здесь все так невероятно зелено, — вздохнула девушка. — Пока не увидишь буйство зелени здесь, невозможно представить себе, какая засушливая Испания. У них прелестный сад, но его нужно все время поливать — шланг никогда не просыхает. А когда смотришь за пределы сада на старые стены и долину, то горы кажутся голыми и суровыми. Не то что здесь.
— Я надеюсь, что мы сможем когда-нибудь отплатить им за гостеприимство.
«Вряд ли, — подумала Венеция, — разве что когда Хоакина приедет в гости к Д'Эльбуа». Она не могла представить дона Андре здесь, в их доме, и была уверена, что сеньора де лос Реес и Эмилия не горят желанием посетить Англию. Аннина, может, и захотела бы приехать, но дон Андре, конечно, запретит.
Тимоти отвез Венецию к Джону Д'Эльбуа в больницу. Тимоти, с шевелюрой цвета спелой пшеницы, серо-зелеными глазами, как у сестры, широкоплечий, шести футов ростом, выглядел красавцем. Поскольку и он и Тоби обзавелись девушками, парни не могли дождаться, когда приедет Хоакина, чтобы утешить Джона. «Бедный старина Джон чувствует себя беспомощным стариком. Ты должна приехать и рассказать ему все о Хоакине и развеселить его», — потребовал Тимоти.
Джон был расстроен медленным выздоровлением и скучал от вынужденного безделья. Он обрадовался Венеции и долго расспрашивал ее о Хоакине, о замке и обо всех его обитателях. Джон умолял Венецию поскорее прийти к нему еще, и девушка стала его постоянной посетительницей, чувствуя, что Джон — та ниточка, которая связывает ее с Испанией, а она для него — единственная, кто напоминает о Хоакине.
Венеция написала ободряющее письмо Хоакине и ожидала ответа с большим нетерпением. Честно говоря, она надеялась прочесть о доне Андре и страшно разочаровалась, что Хоакина упомянула о нем только вскользь. У Венеции было непривычно много свободного времени, и, чтобы чем-нибудь заняться, она предложила свои услуги местной больнице. Поскольку летом персонала было меньше обычного, ее охотно взяли. Девушка печатала на машинке, разносила подносы с едой в палаты и кормила больных. Она меняла в вазах цветы, которые приносили посетители, измеряла температуру, раздавала лекарства. И еще стелила постели и не жаловалась на то, что от этой работы у нее болит спина. Венеция даже научилась купать младенцев и всякий раз, когда относила крошек матерям в родильные палаты, умилялась, глядя на беспокойные личики малышей.
Об этом она писала Хоакине. Чтобы развлечь ее, утверждала Венеция. Но в душе девушка знала, что истинной целью ее писем было поддерживать отношения с обитателями этого испанского замка.