Замок на песке

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Следующим вечером Бладуард собирался прочесть свою знаменитую лекцию, и Рейн должна была прийти, потому что Эверард всячески уговаривал ее, подчеркивая, что на этот раз лекция будет посвящена искусству портрета. Мор обычно на эти лекции не ходил, но если там будет Рейн, значит, будет и он. С тех пор, как он принял окончательное решение, мир совершенно изменился. Колоссальная энергия, которую раньше буквально пожирали непрерывные сомнения и разного рода катастрофически мрачные фантазии, теперь перешла в невероятной силы чистейшую радость. Мор теперь чувствовал дружелюбие по отношению ко всем коллегам, включая Бладуарда, и лекцию предвкушал, как великое наслаждение. Он сядет поблизости от Рейн, будет смотреть на нее и вспоминать ее портреты, которые в его воображении все еще парили над ее головой, словно ангелы над мадонной.

Днем Мор написал решительное, не оставляющее никаких сомнений письмо Нэн, что заставило его пережить несколько неприятных минут. Но и это трудное предприятие все равно было окрашено чувством необычной легкости, наступившей после того, как он разгадал, в чем правда, и обрел способность высказать ее. Потом он набросал черновик письма к Тиму Берку, где в нескольких словах сообщал, что отказывается от участия в избирательной компании. Это, конечно, не доставило ему радости, но он понимал, что выиграл иной, куда более ценный приз, ради которого не жаль кое-чем пожертвовать. На переписывание времени не осталось, поэтому он поспешно бросил листки в ящик стола. Пусть полежат до завтра.

Тема, которой он еще не решался коснуться — дети. Думая о них, он говорил себе: как бы я ни поступил, все равно перемены неизбежны, и, возможно, они будут гораздо менее катастрофическими, чем мне сейчас представляется. В конце концов, дети уже почти взрослые. Моя связь с ними не может прерваться. И все же, насколько это было возможно, он отстранялся от размышлений о детях. Решение принято, и нет смысла длить болезненные терзания, которые все равно ничего не изменят. В коротком письме к Нэн он предложил ничего не обсуждать, пока Дональд не сдаст экзамен. Мелькнула мысль — может, вообще отложить письмо и написать уже после экзамена, но нетерпение подгоняло его. Действуй, говорил он себе, а то мало ли что может случиться. По отношению к Нэн он уже не испытывал былого гнева, только невнятное чувство неприязни, смешанное с легким сочувствием. Он представлял, как она удивится. Она, наверное, и вообразить не может, что он способен так решительно выступить против ее диктата. Воображая ее удивление, он чувствовал некое удовлетворение, которое сразу же поблекло, превратившись в чувство стыда. И вот сожаление начало завладевать им, и, чтобы не поддаться этому чувству, он перенесся всеми своими мыслями к Рейн.

Лекция должна была состояться после ужина, как обычно, в гимнастическом зале, который было легче затемнить, чем актовый зал. Вообще-то, за окнами и так сгущались сумерки, но для демонстрации слайдов требуется дополнительное затемнение. Надеялись, что диапроектор не будет барахлить, как в прошлый раз, и число слайдов, появившихся на экране так сказать вверх ногами, сократится до минимума. Лекции Бладуарда неизменно сопровождались какими-то неприятными происшествиями, и случались они именно в тот момент, когда все вокруг готово было заходить ходуном. Самая обычная заминка, которую в иных обстоятельствах Школа бы просто не заметила, на лекциях Бладуарда вызывала настоящую бурю. Потому что к лекции Бладуарда Школа заранее готовилась как к комическому спектаклю. Атмосфера накалялась. Мор поймал себя на том, что и сам захвачен этим процессом, то есть самым безумным образом ждет оживления процедуры какими угодно выходками.

Он встретил Эверарда, проходящего по игровой площадке. У того на лице было тревожное выражение.

— Надеюсь, вы будете там, Билл? — спросил он.

— Несомненно! — ответил Мор. Ему хотелось обнять Эверарда. Интересно, подумал он, а на лице у меня такое же сумасшествие, как и внутри?

— Я рад, — покачал головой Эверард. — Будем надеяться, что ребятишки не слишком расшалятся.

Тем временем школа уже заполняла гимнастический зал. Черные шторы опущены и электрический свет включен. Снаружи теплый вечерний воздух был пропитан запахами недавнего доходя, листвы, земли, цветов. Легкая дымка окутывала школу, смягчая резкий цвет красных кирпичей и превращая неоготику в готику. Напротив гимнастического зала величественно возвышалась башня вся в кудрявых прядях вечернего тумана, и несколько светящихся окон только сильнее подчеркивали окружающий полумрак. Но лампы за окнами гасли одна за другой. Лекции Бладуарда пропускать было не принято.

Громкий и все усиливающийся шум голосов и хлопанье стульев доносились из зала. Оттуда уже были слышны слегка взвинченные нотки. Потом кто-то захлопал в ладоши и чей-то голос, возможно Хензмана, прокричал:

— Прекратите шум, крыша от вас ходуном ходит! Говорите нормальными голосами, и все будет слышно.

Но секундой позже гомон возобновился с удвоенной силой. Мор подумал — наверное, следует зайти и помочь Хензману. На том лежала еще обязанность включения диапроектора. Обычно проектор включал Бейсфорд, но в его отсутствие эту задачу выполнял Хензман. Мор подумал, что Хензман делает это не хуже Бейсфорда, а, может, даже и лучше, потому что характер у него более спокойный, не такой раздражительный. Мор радовался, что не ему поручено выполнять эту утомительную, а в нынешних обстоятельствах еще и действующую на нервы работу.

Не торопясь отправиться на выручку окруженному бушующей стихией Хензману, он вглядывался в дальний конец игрового поля. Он надеялся увидеть, как появится Рейн, и сесть поблизости от нее, может, даже рядом с ней.

Становилось все темнее. Пробежала еще одна стайка школьников со стульями в руках. Прямо к дверям зала. Трое из них, оказавшись там одновременно, попробовали вместе протиснуться в дверь. Завязалась потасовка, кого-то, кажется, сбили с ног. Мор направился к месту боя. Куча тел и стульев мгновенно рассосалась, и детишки исчезли в дверях, но внутри борьба продолжалась уже в виде сражения за места. Когда Мор повернулся, он увидел Рейн, идущую в сопровождении мистера и миссис Пруэтт. Мору казалось что в ореоле неземного сияния она летит к нему сквозь сумерки на крыльях неслышного, но мощного ветра. Даже супругов Пруэтт, идущих по бокам Рейн, коснулась часть этой благодати. Какие же они замечательные, эти Пруэтты! — подумал Мор. Они улыбались ему. Лицо Рейн оставалось в тени. Но только он шагнул ей навстречу, из вечернего воздуха вдруг материализовался Эвви. Очевидно, караулил в дверях библиотеки, пережидая бурю перед началом лекции. Теперь он перехватил Рейн и повел ее к спортивному залу. Мор поплелся следом вместе с Пруэттами.

Войдя, Мор вздрогнул от яркого света и громкого гудения, переходящего в рев, напоминающий шум работающего реактивного двигателя. Он увидел спину Эвви впереди себя, потом его профиль. Эвви явно был потрясен. Маленькие мальчики в самых первых рядах усаживались по трое на стул — один на спинку, второй на сиденье, третий внизу у ножек. Вдобавок, пока рассаживались, поднимали небольшую драчку, решая, кому где сидеть. За этой мятежной толпой у стен стояли и сидели старшеклассники, тоже не в меру оживленные. Некоторые ряды изгибались во все стороны и невозможно было понять — ряд это или что-то другое. Стулья шатались, скрипели…

Эвви, кажется, вдвойне скованный присутствием Рейн, молча пробирался среди взбаламученной, кое-как примостившейся на стульях молодежи. Мор шел следом, решительно настроенный сесть рядом с Рейн. Сейчас он чувствовал себя легкомысленным пятиклассником. Одолевая воздвигнутые учениками заграждения, он то и дело громко приказывал: «Поставить стулья на место!». И надеялся, что его распорядительность не оскорбит Эвви. Хотя, в общем-то, ничто не могло оскорбить Эвви, доброго старого Эвви. Наведением порядка надо было заняться с самого начала. А то вот теперь бои велись уже не за каждый отдельно взятый стул, а между стульями, то есть между троицами, их оккупировавшими. Стараясь по возможности не обращать внимания на безобразия, Мор продвигался вслед за Рейн и директором.

Перед проектором было поставлено несколько стульев, находившихся под охраной Хензмана. Несколько учителей уже устроились в этой зоне относительного покоя. Со вздохом облегчения Эвви провел туда Рейн и сам шлепнулся на соседний стул. Мор сумел устроиться по другую сторону, а Пруэтты опустились рядом с ним. Он оглянулся посмотреть, кто сидит за ним и не видно ли в толпе Дональда, но не заметил сына.

Бладуард уже был здесь. На свои лекции в гимнастический зал он всегда являлся первым. И стоял теперь на открытом пространстве перед младшими школьниками, опираясь на длинную указку, которой пользовался для того, чтобы акцентировать внимание на различных деталях картин, а также стуком об пол извещать, чтобы дали следующий слайд. За его спиной на стене висело широкое белое полотнище. Прислонившись, он глядел на волнующуюся массу, и на лице его было то самое выражение, какое свойственно человеку, повторяющему про себя текст своего выступления, причем, повторяющему не без удовольствия. Бладуард никогда не читал по бумажке. Начав развивать избранную тему, он мог уже говорить бесконечно, правда, в несколько сбивчивой манере, при этом не лишенной даже некоторой элегантности. Бладуард был по-своему неплохим лектором и мог бы произвести впечатление на аудиторию, любую, кроме аудитории, состоявшей из расшалившихся школьников.

Здешние лекторы привыкли начинать тут же, без предупреждения, как только появлялся директор. Поэтому, увидев, что Эверард сел, Бладуард резко стукнул об пол указкой. Он казался совершенно спокойным, и вдруг напомнил Мору странника, опирающегося на свой посох, невозмутимого и исполненного веры. Бладуард прекрасно знал, какая стихия ему противостоит. Он каждый год с нею сталкивался. Когда-то Демойту даже пришлось остановить лекцию из-за того, что школьники впали в истерику, но и после этого Бладуард не прочь был продолжать, хотя ни одного слова его нельзя было расслышать. Сейчас он стоял, слегка покачивая головой, по мере того как постепенно стихал шум и наконец превратился в приглушенный шепот. Он заправил пряди длинных темных волос за уши, открыв широкие бледные щеки. Свет погас.

В неожиданно наступившей темноте слабый шумок прокатился по рядам, но тут же стих. Мор отыскал ладонь Рейн и смело взял в свою руку. Он сжал ее страстно. Она ответила пожатием, после чего тихо высвободила ладошку. Мор попытался еще раз. Но ее ладонь, коснувшись его легко, словно птичка крылом, упорхнула на коленку, где и опустилась, под защитой второй руки.

Юнцы уже посмеивались в предвкушении спектакля.

— Прошу внимания, — сказал Бладуард. И наконец установилось что-то, похожее на тишину.

Включили проектор, отбросивший на полотнище белый квадрат света. В этом свете Мор разглядел профиль Рейн. Она решительно смотрела вперед. Тут он понял — если продолжит смотреть на нее, она не выдержит и тоже рассмеется. И он внутренне сосредоточился, чтобы самому не растерять остатки серьезности.

Бладуард начал лекцию.

— Человеческое лицо, — произнес он, — это самая любопытная в мире поверхность.

Взрыв хохота, тут же стихший, прокатился по рядам, где сидели младшие ученики.

— По мнению матема… математиков, — продолжил Бладуард. Он не без усилия произнес это слово. Сдержанный смешок пробежал по залу.

— Теперь задайте себе… себе вопрос, почему мы всегда интересуемся лицом, и почему, когда мы встречаемся с нашими друзьями, то смотрим на их лица, а не на колени или локти. Ответ прост. Мысли и чувства выражаются мимикой лица, а не движениями коленей или локтей.

Хохот, с трудом сдерживаемый, грянул как взрыв вместе с окончанием фразы. Мор снова повернул голову и увидел, что Рейн прикрывает лицо платком. И голова ее слегка вздрагивает. Потом посмотрел на Эвви, но тот был так серьезен в этом своем глухом белом воротничке. Мор понял, что не сможет долго сдерживаться, и начал искать собственный платок.

— Теперь зада… зададим себе еще один вопрос. Почему художники так любят изображать лица своих знакомых… знакомых? На это можно ответить так — художники изображают то, что достойно любви в этом мире, а человеческое лицо как раз и достойно любви. — Еще одна веселая рябь явственно пробежала по рядам. Школа снова сдержала улыбку, как некто предвкушающий окончание хотя и длинного, но очень забавного рассказа.

— Но этот ответ едва ли можно назвать исчерпы… исчерпывающим, — Бладуард говорил медленно и важно, как гонец, что принес известие о начале войны или о кончине царственной особы. — Были различные времена в истории, различные причины, почему художники писали людей и почему люди хотели, чтобы их писали художники… художники… художники. — Когда Бладуард повторил слово в третий раз, веселье аудитории выплеснулось через край. Поднялся рев, и в нем потонул стук указки, вызывающий первый слайд. Пауза затянулась. Хензман не расслышал стука, а Бладуард терпеливо ждал, когда же появится изображение. Мор тут же догадался в чем дело и, нагнувшись, шепотом попросил Эвви передать это Хензману. Но как раз в эту минуту Эвви смотрел назад, призывая к порядку расшумевшуюся компанию учеников. Мор качнулся на своем стуле и невольно щекой коснулся щеки Рейн. Искоса глянув на нее, он заметил, что в глазах ее все еще искрится смех, но, кажется, она уже сумела взять себя в руки и смотрит на него поверх платка, который прижимает к губам. А пауза тем временем затягивалась.

— Звук пропал, — прокричал сзади чей-то звонкий голос. И Школа, дав себе волю, просто покатилась от хохота. Рейн откинула голову назад, плечи ее тряслись. Мор тоже закатывался беззвучным смехом. Его переполняло сумасшедшее счастье.

— Мистер Хензман, дайте пожалуйста слайд, — попросил Бладуард.

Картинка наконец появилась. Это был «Смеющийся кавалер» Франца Халса. Школа с бульканьем и вздохами затихала.

— Этот господин, конечно, вам всем хорошо известен. И если вы спросите, какова в данном случае связь между портретируемым… портретируемым и художником, то ответ будет — обаяние. Портретируемый хочет, чтобы его видели обаятельным, и художник охотно выполняет его пожелание. — Бладуард вновь постучал указкой.

Внимая Бладуарду, Школа на минуту притихла. Но тут же послышалось какое-то гудение, будто над рядами носился пчелиный рой.

На следующем слайде был изображен фрагмент мозаики из Равенны — голова императора Теодорика.

— А здесь что мы видим? Мы видим не портрет индивидуальности, написанный индивидуальностью, а абстрактную… абстрактную идею власти и величия, воплощенную в облике человека.

Он постучал указкой по полу. И Школа навострила уши, подстерегая жертву.

— А сейчас этот прославленный портрет… — Грянул хохот. Потому что «прославленный портрет» оказался изображением пищевода лягушки. Бладуард торопливо отступил от экрана, чтобы посмотреть, и едва не сшиб каких-то малышей.

— Кто-то подменил слайд, — шепнул Мор на ухо Рейн. Такое уже случалось. Теперь можно было ожидать чего угодно. Он подвинул стул чуть ближе и заглянул ей в лицо. Она медленно повернулась и с веселой неясностью улыбнулась. Мор вновь повернулся к экрану, прижал свою ногу к ее ноге. Лягушка все еще была на экране.

— Полагаю, тут какая-то ошибка, — слышался голос Бладуарда. Мор чувствовал себя на вершине блаженства.

Хензман перекрыл рукой источник света — лягушка исчезла, но трудновато было вставить следующий слайд. Прошла минута, прежде чем тот появился. Это был один из поздних автопортретов Рембрандта.

— Вот еще один портрет… если мы спросим, что связывало натурщика с портретистом, то ответ напрашивается сам собой — правда? — Аудитория молчала. Бладуард сделал паузу и посмотрел на картину. Огромная сократовская голова старого Рембрандта, закутанная в какую-то грязную тряпицу, выступала из света и тьмы. На краю освещенного пространства стоял Бладуард, неотрывно глядя на картину. Он, кажется, на минуту забыл, где находится.

— М-да, — пробормотал Бладуард и, отодвинувшись в тень, цокнул указкой об пол.

И на экране вдруг возникло цветное фото королевы в синем костюме, стоящей на ступеньках Балморала. Хорошо спевшаяся группа из задних рядов тотчас же затянула национальный гимн. Аудитория автоматически вскочила со своих мест. И тут же грянул сумасшедший хохот. Несколько человек еще пытались петь, но недолго.

Мор приподнялся на своем стуле и расслышал, как Эверард говорит Хензману:

— Вряд ли сам мистер Бладуард мог придумать… Хензман, нисколько не растерявшись, быстро изъял неуместную картинку и вставил другую.

— Наверное, мне пора уходить, — шепнула Рейн. Мор обнаружил, что держит ее за руку. Наклонившись, они прижались плечами друг к другу.

— Я тебя безумно люблю! — под гул голосов сказал Мор.

— Тш-ш! — шепнула Рейн.

Хензману удалось выдворить королеву, появился следующий слайд — портрет Винченцо Морозини Тинторетто. Школа со вздохом замолчала.

— Перейдем к этому полотну, тоже находящемуся в Лондоне, — невозмутимо произнес Бладуард.

— Изумительный портрет! — прошептала Рейн. — Жаль что…

Сзади раздался громкий шепот. Там задвигали стульями, и создалось впечатление, что кто-то, один, а может двое, стали пробираться к выходу. Сидящие в первых рядах оглядывались, стараясь понять, что происходит.

— Будьте добры, не шумите, — обернувшись, попросил Эвви.

— … извлечь некую мораль из этих примеров… — тем временем говорил Бладуард.

— Что там за суета? — спросила у Мора миссис Пруэтт. Но Мор не знал. Он повернулся на своем стуле и коленом прижался к бедру Рейн. Несколько мальчиков стояли, переговариваясь вполголоса. Потом некоторые из них направились к дверям.

— …Будучи, как Шекспир, Шекспир определил это, творцами и владельцами наших лиц…

Пруэтт встал и вдоль стены начал пробираться к центру неразберихи.

— Где находится эта картина? — шепотом спросил Мор у Рейн.

— В Национальной галерее, — тоже шепотом ответила Рейн. — Мы туда…

Бладуард стоял в белом квадрате света, протянув вперед указку. Он напоминал алхимика, беседующего с призраком. В задних рядах переговаривались все громче. Большая часть учеников смотрела теперь именно туда, а не на экран. Все взволнованно перешептывались. «Что случилось?» — спросил кто-то в первом ряду.

Пруэтт вернулся и, наклонившись к Эвви, сказал обеспокоено:

— Наверное, вам надо выйти. Двое мальчиков лезут на башню.

Мор похолодел. Вокруг все бурлило. Он вскочил, сделал шаг и чуть не столкнулся с Эвви, который в эту минуту тоже поднялся… Ему хотелось как можно скорее оказаться снаружи. Но началась давка. В задних рядах тоже вскакивали, толпой устремляясь к дверям. Голоса звучали все громче и громче. Мор попал в центр водоворота. Прокладывая себе путь, он краем глаза видел происходящее в зале. Бладуард все еще стоит у экрана, подняв указку, а перед ним, в зале, мальчики дерутся, толкаются, взбираются на стулья, а самые младшие в первых рядах еще не поняли, что происходит, и спрашивают, им отвечают громко, взволнованно, и паника все нарастает и нарастает. Эвви тоже попал в водоворот. На секунду его лицо мелькнуло в свете экрана — разинутый рот, испуганный взгляд. Уже после того, как директор пробился к выходу, Мору удалось включить свет.

А потом он выбежал на средину игровой площадки. На дворе уже полностью стемнело. Толпа и без того уже собралась внушительная, но к ней все прибавлялись и прибавлялись школьники, высыпающие из двух дверей гимнастического зала. Мор поднял голову. И ничего не смог разглядеть, будто завеса опустилась перед его глазами. Он с усилием всматривался. Хотя и без того не сомневался, кто те двое на башне.

— Они там, — сказал кто-то радом. Ригден. Он показывал вверх. Мор напрягал зрение. Но по-прежнему ничего не видел. Словно ослеп. Ему казалось, что кто-то схватил его за горло и душит. Потом в ночном небе начали постепенно выступать контуры башни. Он попятился.

Темная громада башни вырисовалась на фоне безлунного неба. Она состояла из двух ярусов: нижний, квадратный, с двумя небольшими оконцами, как бы вырастающий из крыши главной школы, венчала чрезвычайно высокая башенка, пышно украшенная гротескным каменным орнаментом и заканчивающаяся бронзовым шпилем. Нижний ярус башни от верхнего отделял довольно заметный покатый выступ, переходящий в неширокую площадочку, окружающую основание шпиля.

— Там, на выступе, — выдохнул Ригден, все еще стоящий радом с ним. И, запрокинув голову, Мор действительно разглядел две фигурки, прижавшиеся к стене. Одна на верхушке выступа, другая как раз под ним. Неподвижные. Страх медленно сжимал сердце Мора. Теперь он видел яснее.

— Наверное, застряли, — сказал кто-то. Огромная толпа собралась посреди игрового поля: должно быть, вся Школа стояла здесь. Оглянувшись, Мор увидел множество голов, виднеющихся в потоке света, струящегося из распахнутых дверей зала. Все тихо переговаривались, указывая на башню. Теплый вечерний воздух гудел от множества голосов. Этот гул может испугать тех, подумал Мор. И он повернулся, полный решимости разогнать зевак. Но это было невозможно. Только начни, и поднимется куда больший шум и суета. Он опять посмотрел на башню. По-прежнему не двигаются. Скорее всего, не могут, ни вверх, ни вниз.

Пруэтт пробился к нему сквозь толпу. В темноте нельзя было разглядеть его лица. Он сказал Мору:

— Билл, боюсь, там ваш сын и Кард.

— Я знаю, — Мор неотрывно смотрел на башню. Что можно сделать? Он понял, что его бьет дрожь. — Пошлите за пожарниками. Нужна какая-нибудь длинная лестница. — Как же он сразу не додумался?

— Эверард уже звонит, — быстро ответил Пруэтт.

— Господи! Они, наверное, от страха боятся двинуться. Пруэтт положил руку ему на плечо.

— Там, за домом, есть лестница…

— Короткая, — ответил Мор.

— Можно я пойду и принесу ее? — предложил Ригден.

— Да, пойди, — кивнул Мор, — но она слишком короткая. — Несколько мальчиков побежали вместе с Ригденом.

Мор сжал кулаки. Неужели ничего нельзя сделать? Он боялся, что в любой момент Дональд или Кард потеряют самообладание. Ни тот, ни другой по-прежнему не двигались. Мучительный страх разрывал его на части.

В толпе раздавались взволнованные возгласы.

— Включите прожектора! — крикнул кто-то сзади.

— Нет! — мгновенно обернувшись, крикнул Мор — Они испугаются!

Но его не расслышали. Орава мальчишек уже бежала к котельной, где находились рубильники. Через секунду фасад Главной школы вынырнул из тьмы в безжалостном свете прожекторов. Лучи обнажили башню сверху донизу, каждую ее деталь. Толпа охнула, прикрывая глаза. Мор попробовал смотреть. Но пронзительный свет ослепил его. Он закрыл глаза. Потом открыл и увидел, что Дональд лежит плашмя на узкой площадке. Кард застыл тут же, под выступом, прильнув, словно муха, к стенке башни. Одной рукой он цеплялся за выступ, вторая как-то странно распласталась по стене. И тут Мор понял — это он пытается держаться за провод громоотвода, спускающийся с верхушки башни. А ногами опирается на еле заметный декоративный карниз, несколькими футами ниже выступа опоясывающий башню. Неподалеку болтается веревка, которую им каким-то образом удалось прицепить к основанию шпиля, но Карду до нее не дотянуться.

И даже если, пусть не с веревкой, а с помощью того же провода, он все-таки сумеет подтянуться к выступу, то на площадку ему все равно не забраться — дорогу преграждает Дональд.

Дональд лежал лицом вниз, схватившись рукой за каменный завиток орнамента. Второй руки не было видно. Ноги он как-то странно поджал под себя. Видимо, вскарабкавшись сюда, он скорчился в этой неуклюжей позе и решил не двигаться, чтобы не упасть с площадочки, ширина которой была дюймов десять, не больше. Рядом с ним белел какой-то предмет, Мор понял, что это ночной горшок. Скорее всего, именно его собирались повесить на шпиль озорники в ознаменование покорения вершины.

Испуганный вспышкой, Дональд слегка подвинулся и толкнул горшок. Тот несколько мгновений покачался на краю, потом опрокинулся, мелькнул в воздухе и, ударившись об асфальт, разлетелся на сотни осколков. Толпа так и вздрогнула. Мор услышал, как несколько младших школьников громко заплакали.

Мор всматривался в башню. Хоть что-нибудь увидеть, что помогло бы придумать, как спасти ребят. Что-то случилось с веревкой, это ясно. Наверное, они сначала поднялись на крышу главной школы, потом по водосточной трубе долезли до того самого карниза под выступом, на который можно было стать, после чего Дональд забрался на выступ и закрепил веревку, но тут она выпала у него из рук и отлетела в сторону.

Может, подбросить веревку, чтобы они смогли за нее ухватиться? Нет, к несчастью, свисающий конец слишком короткий, фута три, не больше; и даже если веревка надежно закреплена, все равно болтается сейчас на глухой стороне башни, а там нет окон и перехватить ее нет никакой возможности. Конечно, кто-нибудь мог бы попробовать влезть тем же путем, по водосточной трубе, но надо будет сначала поймать веревку, потом передать тем двоим; нет, тут таких ловкачей не найдется. Те двое упадут раньше, чем получат помощь.

Мор оглянулся и обнаружил рядом Эверарда. Тот тяжело дышал.

— Пожарная команда… — начал Мор.

— Их нет. Уехали на какой-то пожар на железной дороге. Мы позвонили в Марсингтон, и оттуда приедут, но это потребует еще минут двадцать. — Эвви был весь белый, и его нижняя губа дрожала. Он ухватился за Мора, словно ища поддержки.

Вернулся Ригден.

— Мы принесли лестницу.

Лестницу положили на землю, прямо к ногам Мора. И сразу стало ясно, что она слишком короткая.

— Бесполезно, — сказал Мор. Продержатся ли они еще двадцать минут? Чудо, что до сих пор Кард не упал. Если Кард упадет, Дональд испугается, сделает резкое движение и тоже упадет. Кажется, Кард осторожно передвигается, может быть, старается как-то передвинуть руку, лежащую на выступе, на которую приходилась большая часть веса его тела…

— Полотнище, — произнес Мор. — Что-нибудь растянуть внизу. — Он говорил громко, в бессилии кусая ногти. Он знал — среди школьного инвентаря такого специального полотнища нет.

— Подушки, одеяла, матрацы! — воскликнул Эвви. Он по-прежнему держался за плечо Мора.

Мор не понял его. Но понял Ригден.

— В общежитие! — заорал он.

Толпа мальчишек тут же помчалась за ним. Везде, на всех зданиях, горели прожекторы. Школу буквально захлестнули потоки света. На площадке стало светло, как днем. Возле ворот послышалось гудение, это машина «скорой помощи» въехала на территорию. Толпа расступалась перед ней. Вслед за «скорой помощью» на школьный двор явилась целая масса народу, местные жители и просто прохожие, привлеченные вдруг вспыхнувшими в темноте огнями. Кто-то уже щелкал фотоаппаратом. Мору хотелось зажмуриться.

Тем временем под башней разворачивалась странная сцена. Ригден и его друзья сбегали в общежитие и теперь несли охапки простыней, одеял, подушек. С криками пробиваясь сквозь толпу, они стелили все это на земле под башней и убегали за новой порцией. Мор понял замысел Эверарда. И покачал головой. Это не спасет. Какие-то жалкие одеяла. А у Ригдена появлялось все больше и больше помощников. Они мчались в общежитие и тут же выбегали. Их было много, не всем удавалось быстро протиснуться в двери, поэтому некоторые забирались через окна. И к другим зданиям тоже бежали. К актовому залу, в гимнастический зал, и возвращались, неся сдернутые с окон и со сцены занавесы. Гора под башней становилась все выше и выше. Почти не осталось мальчишек, которые бы не бегали туда и сюда, путаясь в одеялах, падая, поднимаясь, подбегая к горе, взбираясь на самую верхушку, оставляя там свою ношу и скатываясь, чтобы умчаться за новой. Бегали молча, тяжело дыша, ясно различимые в ярком свете, и их четко очерченные тени послушно следовали за ними.

Мор неотрывно смотрел на Дональда, будто силой своего взгляда мог предотвратить падение. Пожарники, наверное, приедут с минуты на минуту. Только достаточно ли длинные у них лестницы? А если нет. А если… Он так сосредоточился на неподвижной фигурке Дональда, что не сразу расслышал всеобщий вопль ужаса; мальчики остановились и смотрели теперь на башню, и он увидел, что Кард покачнулся. Его рука медленно, очень медленно сползала по наклонному выступу. И чем больше одна рука теряла опору, тем отчаянней другая цеплялась за громоотвод. Чтобы ухватиться за провод обеими руками, слабеющую руку надо было по стене подвести к проводу, что он и попытался сделать. Он слегка отклонился и стал медленно поворачиваться, одной рукой ведя по выступу, другой крепче сжимая провод. И ступни его, боком стоящие на карнизе, тоже медленно поворачивались. Тут Мор заметил нечто ужасное — провод начал медленно отделяться от стены. Но далее не это больше всего ужаснуло Мора. А то, что он понял — громоотвод проходит и поверху, по той крохотной площадочке, на которой сейчас лежит Дональд. И если провод оторвется, то с ним вместе упадет и Дональд. Толпа в ужасе охнула.

Мор далее не успел толком осознать увиденное. Провод с ужасающим треском, еще более оглушительным в наступившей тишине, оторвался от стены и Кард, кувыркнувшись в воздухе, с пронзительным криком свалился на кучу одеял. Толпа подалась вперед, поднялись вопли, прорезался какой-то странный воющий звук. Толпа сомкнулась над местом, где лежал Кард. Какие-то люди, наверное, врачи из приехавшей «скорой помощи», пробивались к пострадавшему. Пруэтт и Эверард им в этом помогали.

Но Мор уже не смотрел туда. И большинство мальчиков тоже. Теперь все смотрели на Дональда. Чего Мор опасался, то и случилось. Провод, который снизу изо всех сил потянул к себе Кард, резко передвинулся под ногами у Дональда. Его тело конвульсивно дернулось, и на секунду показалось, будто он сейчас упадет. Он съехал по наклонной плоскости, но сумел удержаться все за тот же каменный завиток. В таком положении нельзя было находиться дольше нескольких минут. Руки слишком сильно напряжены, и он слишком устал и слишком напуган для того, чтобы подтянуться и вновь лечь плашмя на выступ.

Мор понял — приезда пожарников ждать бессмысленно. Если можно еще чем-то помочь, то действовать надо сейчас, сию же минуту. Он сумасшедшим взглядом обвел все вокруг. Увидел лестницу, ту, что принесли ребята, по-прежнему лежащую на земле. Лестница. Что с ней можно сделать? И тут пришла спасительная мысль. Почти безнадежная, но больше ничего не остается. Он поискал глазами, кто бы мог ему помочь. Ригден снова оказался рядом. Мор хотел что-то сказать и понял, что не сможет. Словно на застывшем кадре, он видел лицо Бладуарда, тот замер в нескольких шагах от него, удивленный, с открытым ртом.

— Найди веревку, — обратился Мор к Ригдену, — длинную, чтобы можно было подтянуть эту лестницу к верхнему окну башни.

— Есть такая в верхней классной комнате, — бросил Ригден. — Если спустить ее с башни, то она точно достанет до лестницы, только лестницу надо приставить к стене вплотную, — он говорил быстро, но отчетливо.

— Подтянем лестницу к окну книгохранилища, а потом положим ее плашмя и попробуем другим концом достать до библиотеки.

Ригден все понял сразу. Библиотека выступала на игровую площадку, перекрывая фасад главной школы, но не заходя дальше, чем башня. Из верхнего окна башни можно было опустить лестницу, не слишком отвесно вниз, и противоположный конец просунуть в одно из окон библиотеки. Дональд завис примерно над башенным окном, и лестница могла оказаться почти под ним.

— Пойдем, покажешь мне, где эта веревка, — сказал Мор.

Ригден быстро объяснил двум своим приятелям, что надо делать, и те помчались к Пруэтту. «Скорая помощь», в которую перенесли Карда, медленно катилась по игровому полю. Младшеклассники начали перетаскивать гору одеял на новое место. Некоторые из товарищей Ригдена побежали к библиотеке, другие взялись за лестницу и принялись устанавливать ее возле стены главного корпуса. Тем временем Мор и Ригден добрались до верхней классной комнаты.

— Вот здесь, — сказал Ригден. Но веревка оказалась прикреплена гигантской железной скобой к потолку. Мор с отчаянием понял, что оторвать ее невозможно.

Понапрасну истратят драгоценное время… Ригден поставил стул на одну из парт и оттуда перебрался на шкаф. Несколько мальчиков, прибежавших следом, столпились в дверях.

— Оторвать от потолка не удастся, — сказал Мор.

— И не надо, — отозвался Ригден, — мы ее просто спустим из окна, привяжем лестницу, поднимем и положим.

Мор не стал терять времени на раздумья. Поймал моток веревки, брошенный Ригденом, отворил окно и выбросил веревку. Глянув из окна, он увидел далеко внизу ярко освещенную площадку и поднятые вверх лица. Время шло. Каждую секунду он ожидал услышать ужасный крик Дональда, чувствовал, как с каждой минутой там, наверху, слабеет тело его сына. Там, внизу, уже приставили лестницу к стене, и какой-то мальчик, взобравшись на самую верхнюю ступеньку, начал привязывать веревку. И Мор с Ригденом потащили ее вверх.

Через несколько минут Мор уступил свое место у окна одному из мальчиков, а сам выбежал из двери и стал подниматься на самый верх, в книгохранилище. Двое мальчишек побежали следом за ним. И тут новый план возник у него в голове. А что если поставить лестницу вертикально, то есть прямо к Дональду. Выставив ее из окна и укрепив на подоконнике одного из нижних окон. Нет, не получится, лестница слишком тяжелая и верхняя ее часть непременно перевесит… Это слишком опасно. И тогда он вернулся к первому плану. Но тот тоже таил в себе множество опасностей. Что же делать, вот бы понять, как лучше!

Мор теперь поднимался по узенькой винтовой железной лесенке в самой башне. Шаги его гулко отдавались в пространстве. Не успею, упадет, думал он. Дыхание прерывалось. Перед дверью книгохранилища находилась железная платформа. Там уже стоял какой-то мальчик и дергал за ручку. Мор тоже начал дергать. И в отчаянии вскрикнул. Дверь была заперта.

— Где ключ? — спросил кто-то внизу. Ригден бежал наверх, расталкивая мальчишек.

— Искать нет времени! — крикнул он. — Будем ломать дверь!

Мор отступил в сторону. Словно во сне он увидел на нижней площадке Бладуарда, Хензмана и каких-то других людей. Он отмечал про себя фрагменты железных кованных украшений, выкрашенные зеленой краской стены, оголенность ничем не затененной электролампочки. Ригден и трое других ребят пытались открыть дверь. Но дверь не поддавалась. Тогда они начали отдирать боковые панели. Наконец с пронзительным треском дверь уступила. Ширина проема оказалась достаточной, чтобы Ригден и еще несколько мальчишек смогли протиснуться. С некоторыми трудностями Мор пролез следом.

В маленьком квадратном окошке, освещенная резким светом прожекторов, торчала верхушка лестницы, которую мальчики, оставшиеся внизу, в классной комнате, как раз поднимали наверх. Мор решился выглянуть. Но окно располагалось слишком высоко. Тогда он подтащил стул и, выставив голову, глянул вниз. Ригден встал на другой стул рядом с ним. Толпа теперь виднелась где-то глубоко внизу, любопытные все еще стояли, задрав головы. И как-то совершенно безучастно он подумал — Кард вряд ли выживет. Где-то над ним, в воздухе, что-то темнело, вроде бы совсем близко. Он знал, что это ступня его сына. Приказав себе не смотреть, он, с помощью Ригдена, приготовился втаскивать лестницу в комнату.

Собравшиеся возле окна мальчишки бросились помогать. Лестницу подхватили и потихоньку начали втаскивать через окно, но значительная часть ее по-прежнему раскачивалась снаружи.

Мор обернулся. Комната теперь была заполнена школьниками, пытающимися отодвинугь стоящие в центре металлические стеллажи. Книги падали на пол, на них наступали ногами. Новые и новые школьники просачивались сквозь брешь в двери, кто-то топориком пытался сбить замок.

Неприятная неожиданность состояла в том, что комната оказалась слишком мала для лестницы, а ее надо было втащить почти всю, чтобы затем поднять и поставить на окно библиотеки. И даже если мы сможем ее поднять, думал Мор, то не выпустим ли из рук, когда выдвинем из окна? И вообще, хватит ли длины?

Тем временем, перегородив помещение, лестница уткнулась в потолок.

— Давайте ее положим, — попросил Мор.

Лестницу начали укладывать на стопки книг. Но в каком-то месте книги обрушились, и лестница вместе с ними. Длинный конец, торчащий из окна, качнулся вверх и оказался очень высоко, над библиотечной крышей. Мальчики изо всех сил налегли, и лестница закачалась туда-сюда на краю окна. Ее было трудно уравновесить.

— А что если перебросить ее на крышу? — предложил Ригден. Мору это уже приходило в голову. Он понимал — как только на этом конце перестанут нажимать, лестница опустится так быстро, что стоящие наготове возле окна библиотеки просто не успеют ее поймать. На крыше ее некому удержать, но иного выхода нет.

— Выдвигайте, только медленно, — распорядился Мор, — а этот конец держите изо всех сил.

Восемь или десять мальчиков держали лестницу, изо всех сил наваливаясь на нее. И чем тяжелее становилась висящая над пропастью часть лестницы, тем стремительнее она опускалась, пока не ударилась со стуком о крышу библиотеки. Мор увидел, что лестница там, на крыше, легла в сточный, желоб. Оставалось надеяться, что она не сорвется. Снова поднять ее уже вряд ли удастся.

Мор смотрел вверх. В нескольких футах над своей головой он разглядел ступню Дональда, обутую в белую тренировочную туфлю. Но не точно над лестницей. С помощью Ригдена Мор начал корректировать положение.

Лестница там, на противоположном конце, сдвинулась, но, возможно, водосточный желоб помешает ей соскользнуть. Она теперь была настолько близко, насколько возможно, от того места, где висел Дональд.

Взявшись рукой за лестницу, Мор высунулся из окна. Ригден держал его за плащ. Он разглядел ноги, свисающие с выступа. Мор представил, как его сын лежит на скользком камне, над пропастью, и от головокружения сам едва не упал. Потом он попытался заговорить. То, что с Дональдом можно было говорить, уже само по себе было фантастично. Мор сомневался, что мальчик может его услышать. Он бросил взгляд вправо. Там проходило шоссе, множество машин, светя фарами, неслись в обоих направлениях. И никакого намека на пожарную машину.

Мор заговорил, и его голос растворился в пустоте.

— Дон, — громко и отчетливо произнес он. — Дон… слушай. Пожарная команда уже едет. У них лестница, но мы не знаем… когда они приедут. Если чувствуешь, что сможешь продержаться до их приезда, тогда держись. Ну а если нет, тогда слушай. Мы перебросили лестницу прямо под тобой — футов на пять ниже. Если чувствуешь, что не удержишься, тогда разожми руки и прыгни на лестницу, а мы потом подтянем тебя к окну. Если сможешь удержаться, оставайся там, если нет — прыгай на лестницу. Мы ждем здесь.

Но ему никто не ответил. Мор вновь оказался в комнате. Прижавшись к раме, он всматривался в ночь. На черном небе тускло поблескивало несколько звезд. Он начал молиться, вполголоса бормоча слова. И тут какой-то царапающий звук донесся сверху. И сразу же что-то ударилось о лестницу. Лестница закачалась и прогнулась посредине. Но не рухнула. Ригден и другие ребята держали крепко.

Дональд лежал на лестнице вытянувшись, головой к окну. Казалось, он без сознания. Мор снова высунулся из окна. До вытянутой руки Дональда было легко дотянуться.

— Стойте, это сделаем мы, — сказал кто-то сзади и потянул его за плащ. Это был Хензман. Мор отступил, а может упал назад в комнату. Дверь была открыта, и за ней, на ступеньках, толпилось много народу. Он увидел, как Бладуард пробежал мимо него к окну. Хензман и Ригден уже были там. Мор видел, что они крепко берут Дональда за руки и подтягивают к окну. Это было трудно, потому что его ноги зацепились за перекладину. Почувствовав, что кто-то схватил его за руку, Дональд задергал ногами, пытаясь их освободить. Мор протянул руки. Там, на крыше, лестница вдруг поехала вниз, к самому краю. И не успели голова и плечи Дональда показаться в окне, как лестница сорвалась и грохнулась в пролет между главной школой и библиотекой. Головой вперед Дональд свалился в комнату.

Мор понял, что сидит на полу, среди разбросанных книг, и головой утыкается в книги. Дональд лежит где-то рядом, дышит, и у него как будто ничего не сломано. Он протянул руку, тронул сына за ногу. Чьи-то лица склонялись над ними. Кто-то предлагал бренди. Мор отпил немного. Он так ослабел, что не мог шевельнуться. Он видел, как Дональду помогают подняться и усаживают у противоположной стены. Глаза у мальчика были открыты, и он напряженно вглядывался в окружающих. Потом тоже хлебнул бренди. Бладуард стоял на коленях и пытался что-то сказать.

Дональд чуть выпрямился. Отпил еще немного. Приложил руку к голове. И попытался встать. Ему что-то говорили, успокаивали, уговаривали не вставать, но он не слушал. Поднялся, минуту постоял, шатаясь, потом молча побрел к двери. Ребята расступились перед ним, то ли с почтением, то ли с испугом. И, грохоча по железным ступенькам, он побежал вниз.

Мор встал. Потер рукой лицо. Он не побежал следом. Мальчишки, те помчались по лестнице вслед за Дональдом. Через минуту раздался удивленный голос Ригдена, стоявшего у окна на стуле: «Вон он бежит!»

Мор взобрался на другой стул и выглянул из окна. Он снова увидел далеко внизу квадрат игрового поля, а на нем множество людей. Потом он разглядел, как кто-то бежит. Это был Дональд. Он выбежал из двери Главной школы и побежал куда-то в сторону шоссе. Толпа смотрела ему вслед. Там не сразу поняли, кто это. А к тому времени Дональд уже был у дороги. И тут все закричали. Но Дональд уже исчез в темноте.

Мор слез со стула. Тихо сполз на пол. Двое склонились над ним. Это были Ригден и Бладуард, потому что кроме них в комнатке никого не осталось. Они что-то говорили ему. Мор не мог разобрать. Он прислонился головой к стене и погрузился в какой-то сон, а может потерял сознание. Откуда-то издалека до него донесся звук колокола — это приехала пожарная машина.