ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Сегодня Нэн наконец уезжает. Мор ждал этого дня с нетерпением. В последнее время в их маленьком домике не затихал тарарам — непрерывно стирали, утюжили, вытряхивали, чистили, собирали и вновь разбирали чемоданы; везде валялись карты, и разговоры шли только о поездах, о том, какие места заказать, не испортится ли погода… в общем, от всего этого Мор до того устал, что старался под любым благовидным предлогом подольше задержаться в школе. Учебный год заканчивался, и это означало, что хотя уроков и поуменьшилось, зато общих организационных забот поприбавилось — на плечи Мора ложился труд составления отчетов для родителей, а так же предстояло решить ряд вопросов относительно штатного расписания на будущий год, потому что Эвви с этим явно не мог справиться. А собственный дом стал Мору неприятен. Этот дом всегда казался ему слишком маленьким, и поэтому лучше всего там жилось летом, когда окна были весь день распахнуты и возникало чувство, что и внутри прибавляется пространства. И в то же время, именно летом, перед каникулами, Нэн все переворачивала вверх дном, и Фелисити ходила заплаканная и злая. Сердце Мора сжималось всякий раз, когда вечером, переступая порог, он входил в коридорчик, и без того тесный, а теперь еще и заставленный множеством чемоданов, спортивным снаряжением и прочим скарбом. И в такие минуты в него закрадывалась мысль — а не переселиться ли на время к Демойту? О Подворье и его обитателях он думал постоянно, но уйти туда не решился. Какое-то тягучее беспокойство постоянно мучило его. Меньше чем через три недели у Дональда вступительный экзамен, и об этом тоже нельзя не беспокоиться. Дважды за последнее время он пытался поговорить с сыном, выяснить, как у него дела, но Дональд вел себя очень неприветливо и Мору оставалось лишь огорчаться и недоумевать.

Вчера Мор, наконец, решился серьезно обсудить с Нэн вопрос о кандидатстве… то есть немного не так — он решил объявить Нэн о своем намерении стать кандидатом; но, увы, стоило ему только приступить к осуществлению замысла, и все пошло кувырком. Нэн тут же дала понять, что ничего обсуждать не намерена. Она применила свой самый жестокий прием. Вот как это выглядело: как только Мор начал со всей серьезностью излагать свои планы, намерения, надежды, не забывая подчеркивать, какой выгодой это может обернуться для всех них, она уселась на диван, подвернула под себя ногу и в упор вызывающе-насмешливо посмотрела на него. В такие минуты Мор ощущал в ней присутствие какой-то сокрушительной силы, и содрогался от этого до глубины души. Она будто восходила куда-то вверх в недосягаемость, где ее ничто не могло пронять. А он со своими жалкими вопросами и возражениями оставался где-то там, далеко внизу. И это все происходило совсем не от того, что она не понимала его доводов. Просто в ее присутствии, в поле, создаваемом ее личностью, эти доводы переставали существовать. Мор еще раз получил доказательство, что его жена это поистине крепость, способная выдержать любую осаду. Никакие доказательства на нее не действовали, раз выбрав, она упорно шла вперед со спокойной и даже радостной уверенностью в том, что достигнет своей цели. На протяжении разговора она ни на минуту не теряла присутствия духа, подсмеивалась над Мором, высокомерно вышучивала его, и довела до того, что он в бессильном гневе окончательно сник. Но уходя из комнаты, все же выкрикнул: «Нравится тебе или нет, а я поступлю по-своему!»

Сказал он это просто в сердцах, и все же на следующее утро вдруг подумал, что, наверное, и в самом деле поступит по-своему. Глубокие раны, которые Нэн наносила его самолюбию, болели непрестанно. Задыхаясь от гнева, он вспоминал, сколько раз она его унижала. Пора бы ей понять, что покушение на достоинство другого человека — это преступление, взывающее к немедленному воздаянию. Как только встречусь с Тимом, скажу, что начинаю кампанию, решил Мор. А после того, как это станет достоянием общественности, Нэн не решится возражать, для этого она слишком уважает условности, к тому же самолюбие не позволит. Волей-неволей придется делать вид, что все в порядке. Он сознавал, что некрасиво этому радоваться, и все же не мог победить язвительную радость, воображая, как раскипятится Нэн, когда узнает, что он все же поступил, как хотел. Потому что, возможно, больше всего Мора раздражала в жене именно эта спокойная уверенность в собственной правоте, в собственном мнении, с которым ему остается лишь безропотно соглашаться.

Но все эти мысли он схоронил с ловкостью, обретенной за годы семейной жизни, глубоко в себе, и по его бодрому виду никто бы не догадался, что он о чем-то таком задумывался. Нэн тоже как будто начисто забыла вчерашнюю ссору, все сегодняшние ее разговоры касались исключительно радостей предстоящего отдыха. В 10.30 прибудут на вокзал Ватерлоо, потом позавтракают, после чего скорым дневным поездом отправятся в Дорсет. Уже заказали такси, которое отвезет их на станцию к лондонскому поезду. Такси — это, конечно, очень дорого, но багаж настолько объемист, что иначе не доберешься. Такси вот-вот должно было подъехать, а Фелисити еще не собралась. Все утро хмурилась, была не в настроении, несмотря на обещание, что в Лондоне ленч состоится в ее любимом Роял Фестивал Холл.

Нэн и Мор вышли в палисадник. Чемоданы были вынесены и стояли перед дверью. Мор глядел на чахлые цветочки, георгины и астры, росшие по обеим сторонам бетонной дорожки.

— Посмотри, любимое место Лиффи совсем заросло в этом году, — сказал он. — Она любила лежать вон там, среди цветов, помнишь?

— О, вспомнила одну забавную вещь. Встретила на улице эту художницу, мисс Картер, и она сказала, что дети принесли ей цветы.

— Что ты говоришь!

— Что слышишь. Явились в дом Демойта, вручили букет и тут же ушли!

— Странно. Хотя, впрочем, почему бы и нет… И Фелисити тебе не рассказала?

— Разумеется, нет. Она такая скрытная, ты же знаешь. Очень милый жест, и мисс Картер, насколько я успела понять, очень растрогана… но ты не хуже меня знаешь наших очаровательных отпрысков. Неужели они просто так зашли, чтобы подарить, цветочки? Нет, за этим прячется какой-то подвох.

Мор склонен был согласиться с Нэн и, вообще, это происшествие его очень расстроило. Он не понимал, что бы это могло значить; он робел перед собственными детьми, особенно когда они начинали преподносить сюрпризы.

— Не о чем беспокоиться, Нэн, — все же сказал он. — Просто им захотелось сделать кому-то приятное. Наверняка это Фелисити предложила.

— Ты наивен. Почти так же, как мисс Картер, и это кое о чем говорит.

Упоминание о мисс Картер взволновало Мора. За последние три дня ему два раза случилось видеть художницу: один раз она шла вдали по полю, а второй раз — по улице городка в сторону торгового центра. И, не перемолвившись с ней ни словом, он при этом дважды испытал непонятное глубокое волнение.

Подъехало такси. Мор поднял чемоданы. Фелисити вышла из дверей и, не сказав ни слова, села в автомобиль. Мор и Нэн погрузили багаж и в молчании поехали на станцию. Там Мор заплатил водителю и перенес чемоданы на платформу. Стали ждать поезда.

С безоблачного голубого неба солнце светило на маленькую станцию с двумя платформами, каждая находилась под своей особой островерхой крышей, похожей на те, какими обычно снабжают перроны в игрушечных железных дорогах. Слева и справа от полотна железной дороги зеленели сосны, между которыми виднелись красные крыши высоких викторианских домов. Целая толпа пассажиров ждала прихода поезда на Лондон, и среди них многие знали Мора в лицо. В таких местах он, обычно, чувствовал себя ужасно. А оставалось ждать еще целых пять минут.

И вдруг на Мора будто свежим ветерком повеяло — Нэн уезжает. Нэн уезжает. Она уезжает. А на следующий год в это время, даст бог, все будет по-другому. К тому идет, что все будет по-другому. Он поднял голову. Как хорошо, что решение, наконец-то, принято. Будущее зовет и много чего обещает. И тут же он почувствовал громаднейшую нежность к Нэн. Обернулся и взглянул на нее. Она глядела на часы, постукивая носком туфельки по платформе. «Сейчас появится!» — с улыбкой сообщила она. Чувствовалось, что она волнуется. Фелисити стояла чуть в стороне, глядя на дощатый забор станции, за которым возвышались сосны.

— Нэн, ты ничего не забыла? — спросил Мор. — У тебя есть, что почитать в дороге?

— Есть. Вот сегодняшняя утренняя газета и журнал.

— Давай-ка я еще чего-нибудь куплю… какую-нибудь книжечку, ну и, может быть, плитку шоколада? — И с этими словами он побежал к киоску, где продавали вперемешку газеты и кондитерские изделия. Купил какой-то тоненький пингвиновский сборничек поэзии, коробку молочного шоколада и два банана. Вернулся и рассовал жене по карманам.

— Билл, дорогой, как мило! — воскликнула Нэн, доставая подарки из карманов и пряча их в чемоданчик.

Опрятный зеленый состав показался из-за поворота. Пассажиры пошли вдоль вагонов. Мор отыскал два угловых места и разместил багаж. Для прощания времени почти не осталось. На таких маленьких станциях поезда останавливаются лишь на минуту. Мор успел поцеловать жену и дочь… и вот уже поезд на всех парах уносился вдаль. Мор взмахнул рукой, успел заметить, как Нэн, выглянув, замахала в ответ, — и состав скрылся за поворотом в зеленой гуще деревьев.

Мор задумчиво спустился с платформы. Отдал свой платформенный билет. На освещенной солнцем пыльной станционной площади сейчас, после того, как грохочущий состав скрылся вдали, стало совсем тихо. Мор остановился, захваченный каким-то неясным чувством радости, и в тишине утра послышалось ему обещание чего-то очень, очень хорошего. Он ждал. И вдруг из самых глубин его существа, с сокрушающей силой, возникло понимание. Я влюблен в мисс Картер. Мысль эта обрела форму столь неожиданно, что он, упершись взглядом в пыльную землю, едва устоял на ногах. Со мной что-то случилось. Я влюблен. Нет, не просто влюблен, а люблю отчаянно, страстно. И вместе с пониманием этого на него нахлынуло невыразимое чувство блаженства. Он стоял, как и прежде, не отрывая глаз от земли, но теперь ощущал себя так, будто оказался в центре вселенной, начинающей медленно вращаться вокруг него.

Дыша полной грудью, слегка покачиваясь на каблуках, он улыбался сухой земле. Должно быть, я сумасшедший, с улыбкой говорил он себе. Слова возникли и улетели, как листья в огонь. Медленным шагом прошел он по площади к калитке. Калитка была деревянная. Он с нежностью провел рукой по доскам. Сухое шершавое дерево, теплое, прекрасное. Отломил щепочку. Все с той же улыбкой. Ну что с меня взять, я ведь сумасшедший, дрожала в нем прежняя мысль. И тут же явилась следующая: я должен увидеть мисс Картер. Как только ее увижу, сразу пойму, как поступить дальше. Я пойму, когда ее увижу. Ее увижу.

Стремительно выйдя за калитку, он быстро пошел, едва ли не бегом побежал, по дороге, ведущей к школе. До нее было не близко. Солнце горячило лоб, в душном воздухе трудно было дышать. Задыхаясь, он бежал. Туда, где в гараже посреди «учительского» садика ждал его велосипед. В легких не хватало воздуха, руки и ноги болели от напряжения, но желание видеть мисс Картер, оно теперь стало настолько сильным, что заглушало любую физическую боль. Вот и здания школы показались. Но от волнения он уже не мог бежать, а просто пошел, медленным шагом. Если бы кто-то сейчас шел с ним рядом, то слышал бы, как тяжело он дышит, видел бы, как искажено его лицо. Собрав последние силы, он подбежал к гаражу.

Взяв машину за руль, как дикого зверя за рога, он вытащил ее на свет божий. Оказалось, что колесо спустилось. Он бросил велосипед на землю и с громким проклятием пнул колесо. Придется поехать на чужом. И тут вспомнил, что в 11.15 у него урок в шестом классе, урок истории. Но теперь его ничто не могло остановить. И хотя он уже не задыхался, но боль не отпускала, боль, от которой он готов был кричать, — жажда видеть ее. Оседлав выбранный наугад велосипед, он кое-как проехал по дорожке, потом к воротам, потом через шоссе и вверх, к железнодорожному переезду.

Склон шел вверх немилосердно круто, и как он ни жал на педали, ехал все тише и тише и, наконец, совсем завяз. Пришлось слезть и вручную вести велосипед. Добравшись до верха, он поехал вниз, и когда на миг в отдалении перед ним мелькнуло Брейлинское Подворье, он беззвучно прошептал: «Рейн». Изо всех сил крутя педали, он на сумасшедшей скорости летел вниз… Кинув велосипед у стены, вбежал в дом. Внутри было тихо и прохладно. Он пробежал через холл и отворил дверь гостиной.

Мольберт стоял на прежнем месте. Освещенный солнцем, Демойт сидел спиной к двери недалеко от окна. Мисс Картер в комнате не было.

— Приветствую вас, сэр, — держась за дверь, произнес Мор, — а где мисс Картер?

— Несмотря на то, что я уж привык, — не оборачиваясь, заговорил Демойт, — что во мне видят лишь некий старый, бесполезный обломок допотопного антиквариата, тем не менее…

— Простите, сэр, — входя в комнату, сказал Мор, — не гневайтесь. Но мне настоятельно необходимо повидать мисс Картер. Возможно, вы знаете, где ее найти?

— Вас не затруднит подойти сюда, разумеется, если вы не очень спешите, чтобы я, по крайней мере, мог видеть, с кем разговариваю.

Мор подошел и встал перед стариком, а тот окинул его суровым взглядом, очевидно приготовившись к очередному вопросу.

— Извините, — сказал Мор. — Так где же она?

— Если бы вы пожаловали в любой другой час, в любое другое время дня, то нашли бы юную леди здесь, в этой комнате, за работой. Она трудится как негр, если вспомним пословицу. Но в этот час дня она, как вам ни огорчительно будет сие услышать, совершает утренний моцион, то есть ходит на прогулку. — Демойт говорил очень медленно, словно для того, чтобы помучить неожиданного визитера.

Краем глаза косясь на холост, Мор отметил, что за последнее время с ним произошли немалые перемены, но рассматривать как следует не решался. Стараясь говорить спокойно, он задал очередной вопрос:

— А не довелось ли вам знать, сэр, куда именно она отправилась, то есть, имею ли я возможность ее встретить?

— Этого знать мне, как вы выразились, не довелось. Но меня вот что интересует, обратили ли вы внимание на свой воротничок? Он у вас расстегнулся и висит сзади на шее в совершенно невозможной манере. Мне эти пристегивающиеся воротнички никогда не нравились. Именно по этой детали и можно угадать провинциального учителя. И лицо у вас чем-то измазано, то ли машинным маслом, то ли смолой. Рекомендую, прежде чем продолжите поиск, привести себя в порядок.

Схватившись за воротничок, Мор заправил его под плащ и кое-как вытер ладонью лицо.

— Благодарю вас, — сказал он. — Пожалуй, я пойду. Когда он был уже около дверей, Демойт отозвался вновь:

— Она пошла по тропинке через поле. Может, и найдете.

Поблагодарив еще раз, Мор поспешно вышел, сел на велосипед, выехал за калитку и тут же свернул на неширокую тропинку. Колеса то ныряли в ямки, то подскакивали на пучках травы; он ехал под жарким солнцем, прикрывая ладонью глаза. Впереди никого не было, и уже показались первые дома городка. Он проехал по одной дороге, свернул и проехал по другой. Напрасно. Надо возвращаться домой. Умыть лицо холодной водой и подумать, что делать дальше. Но вместо этого он проехал мимо своего дома и порулил вверх по дороге по направлению к воротам школы. Не исключено, что мисс Картер именно там, зашла по какому-нибудь делу к Эвви.

У ворот, прислонившись к одной из колонн, стоял высокий, одетый в белый костюм учитель физкультуры Хензман.

— Держится хорошая погода, — заметил он. — Может, и на день соревнований повезет в кои-то веки.

— Вполне возможно, — согласился Мор. Он слез с велосипеда и в нерешительности остановился возле ворот.

— Ваш сынишка ничего, старается. Он еще покажет «класс» в крикете. В команде Пруэтта только на него и надеются. — По мнению Хензмана, в классе Пруэтта крикету уделяли непростительно мало внимания.

— Совершенно с вами согласен, — сказал Мор. — А вы случайно не видели, мисс Картер здесь не проходила?

— Проходила. Минут двадцать назад она была здесь, на площадке. А потом пошла с Бладуардом вниз по склону.

— Спасибо, — произнес Мор и поспешно проехал через ворота. При имени Бладуарда его пронял легкий холодок. Оставив велосипед на углу главного здания школы, именно там, где такого рода транспорт строго-настрого запрещалось оставлять, он пошел через площадку, свернул за библиотеку и по тропинке направился вниз. Эта тропинка успела порядком зарасти, и ему то и дело приходилось перепрыгивать через сухие ветки и через какие-то низкорослые кустики. Двое мальчиков поднимались ему навстречу. Отступив, они с удивлением поглядели ему вслед. Где же Бладуард и мисс Картер? Он остановился и прислушался. Но кроме ласкового нестихающего перешептывания листвы ничего не было слышно. Он свернул с тропы и пошел напрямик через заросли, цепляясь ногами за папоротники.

И неожиданно вышел на полянку, где перед ним предстала картина, наполнившая его одновременно и горечью, и радостью. Там была мисс Картер. Но совсем иная. Сейчас она была пленницей. В длинном, текучем, изумрудном шелке, обернутом вокруг тела, оставлявшем обнаженным только одно плечо, она сидела посреди поляны на невысокой стремянке, а вокруг на траве, держа в руках доски и карандаши, сидели двенадцать мальчиков. Они рисовали ее. В глубине сцены, прислонившись к дереву, стоял распорядитель спектакля Бладуард и зорким оком наблюдал за происходящим. Он еще не заметил Мора, но тот успел заметить, как пристально смотрит Бладуард на мисс Картер. На нем была рубашка с короткими рукавами, руки он держал в карманах. Пряди темных волос падали ему на щеки. Сейчас он казался Мору похохсим на Комуса, нет, похожим на Люцифера.

Неожиданное появление Мора вызвало мгновенный отклик. Отделившись от дерева, Бладуард вытащил руки из карманов и выпрямился. Но тут же удивленное выражение сменилось улыбкой. Глаза его и губы сузились, превратившись в насмешливые щелочки. Ученики все разом повернулись и вопросительно уставились на неожиданного пришельца. Мор определил, что это несколько учеников пятого класса. Машинально потрогал воротничок, все ли в порядке. Воротничок оказался на положенном месте. Рейн сделала легкое движение рукой, тем самым сообщив, что заметила его. Она позировала как-то по-детски, то есть очень серьезно, боясь шевельнуться. Бладуард все еще улыбался, напряженной, застывшей улыбкой. И Мора вдруг охватила уверенность, что учитель рисования прочел его мысли. Он подошел к нему, в то же время знаками приказывая мальчикам продолжать работу. «Я искал вас, чтобы поговорить об отчетах», — произнес Мор первую пришедшую на ум фразу, и в то асе время уповая, что она не совсем нелепо прозвучала в этих обстоятельствах. Бладуард продолжал с улыбкой смотреть на Мора. «Хватит тебе улыбаться», — со злостью подумал Мор. И пошел вдоль круга детей, глядя на рисунки. Мальчики, на минуту отвлекшись, успели вернуться к работе. Он всем существом чувствовал присутствие мисс Картер, но взглянуть на нее не решался. Делая вид, что поглощен рассматриванием рисунков, он в то же время ни на минуту не забывал, что незадолго до двенадцати прозвонит колокол, и она будет свободна.

Одни мальчики работали акварельными красками, другие — чернилами или гуашью, третьи рисовали карандашом. Мор остановился за спиной у Ригдена. По всем предметам он был среди отстающих, а вот рисовал талантливо. Пером и коричневой гуашью очень умело сделал набросок, особенно выразительной получилась голова и ниспадающая живописными складками драпировка. Ригден оглянулся и посмотрел на Мора. Казалось, он не верил в собственный успех. Мор улыбнулся одобрительно. Эта улыбка наверняка превратит Ригдена в героя дня. Мор прошел дальше, тайком поглядывая на часы.

Джимми Кард сидел в непринужденной позе, прислонившись спиной к дереву, одну ногу вытянув, другую подвернув под себя. Подойдя поближе, Мор расслышал, что мальчик тихонечко насвистывает какую-то музыкальную фразу, повторяя ее вновь и вновь. Мор взглянул на его рисунок. М-да, из этого юноши художник вряд ли получится. Он видел модель в профиль и запечатлевал ее с помощью карандаша. Но у него вьгходила какая-то приземистая фигурка, в драпировке, безобразно обтягивающей тело, с непомерно большим бюстом. В тот момент, когда Мор глядел на рисунок, Кард поднял голову и глянул ему в глаза, и Мор, вопреки себе, ответил на его взгляд. Но тут же отвернулся. Он не любил Карда. И радовался, что тот собирается поступать в Оксфорд, а не в Кембридж. Слава богу, подальше от Дональда. В эту минуту прозвучал колокол.

На полянке все пришло в движение. Мальчики складывали карандаши и краски и один за другим поднимались с травы. Получившая свободу Рейн на своем пьедестале подбирала складки драпировки. Украдкой глянув на нее, Мор посмотрел на Бладуарда и нашел, что Бладуард смотрит на него. Только бы у него сейчас не было «окна», мысленно взмолился Мор. Бладуард перестал улыбаться. Он тихо покачивал головой, такая у него была привычка. Мальчики уходили, мелькая среди деревьев, по направлению изостудии, где им надлежало оставить рисовальные принадлежности и отправляться на следующий урок. Мор, Бладуард и Рейн теперь остались одни на поляне.

Рейн по-прежнему сидела на стремянке и не спешила сходить вниз. Возможно, там, наверху, она чувствовала себя более значительной. — Мистер Бладуард взял меня в плен, — со смехом обратилась она к Мору. — И полюбуйтесь, что он отыскал среди своего реквизита, какое чудо! — Она говорила это и в то же время снимала с себя зеленую шелковую ткань. Под ней оказалось цветастое платье с открытыми плечами.

— И в самом деле, мистер Бладуард, я, пожалуй, куплю у вас эту ткань и отдам своей портнихе. — Она свернула шелк и передала Бладуарду, по-прежнему стоя на верхней ступеньке. Теперь стали видны ее обнаженные ноги, с очень гладкой кожей. Мор и Бладуард, как по команде, отвели глаза и посмотрели ей в лицо. И она посмотрела на них со своего возвышения — слегка надменно, слегка самодовольно, как маленькая девочка викторианской эпохи.

Бладуард несколько угрюмо взял у нее из рук ткань. Он бросил взгляд на Мора, будто хотел что-то сделать или спросить, но не решался. А Мор всем своим видом старался показать, что никуда не уйдет и, если потребуется, простоит здесь весь день.

— Да, — пробормотал Бладуард, — да, почему бы и нет, почему бы и нет. — Но по его тону было ясно, что это вовсе не ответ на шутливое предложение Рейн. — Ну вот, — продолжил он, — увы, мне пора уходить. Ма… мальчики ждут в студии. Вы оказали нам такую честь, честь, мисс Картер, тем, что любезно согласились… — Тут голос его сорвался. Создавалось впечатление, что сегодня ему особенно нелегко даются фразы. Он открыл рот, снова закрыл и, отвернувшись, ушел с поляны. Еще какое-то время слышалось, как он отдаляется, хрустя сухими ветками. Мор и Рейн остались одни.

Она хотела было спуститься с лесенки, но передумала и снова села на ступеньку. Хотя она и улыбалась, но в то же время, кажется, была немного смущена.

— Я не отказываюсь позировать, если попросят… — произнесла она, потирая лодыжку. — Надо же, ногу отсидела!

Мор приблизился к ней. Он тяжело дышал. Он боялся взглянуть на нее. Он произнес: «Рейн».

Рейн сразу догадалась, случилось что-то, и в тот же миг поняла, что именно случилось. Все еще держась рукой за лодыжку, она замерла. Постепенно пришла в себя и, наконец, произнесла очень тихо, почти неслышно: «Мор», и снова повторила — «Мор».

В тот же миг они взглянули друг на друга. Она стояла на лесенке, поэтому лицо ее было сейчас вровень с лицом Мора. Он подался вперед и бережно обнял ее за плечи. Притянул к себе и нежно и в то же время властно поцеловал в губы. Ошеломленный прикосновением к ее телу, опустил голову ей на плечо, потом, испугавшись, что может оцарапать ей кожу своим подбородком, склонил голову ей на грудь. Он вдыхал свежий запах ее платья, чувствовал тепло ее груди, слышал, как учащенно бьется ее сердце. Его собственное сердце трепетало, будто собиралось выскочить из груди. Но все это произошло в одно мгновение. И вот yжe, осторожно отстранив его, Рейн начала сходить по ступенькам. И наконец встала перед ним, совсем маленькая, глядя на него снизу вверх.

— Нет, Мор, дорогой, — тихим воркующим голоском произнесла она. — Нет, нет, пожалуйста, Мор, нет, нет… Вам не трудно будет отнести стремянку к студии? — продолжила она. — Оставите ее там во дворе. — Она подняла с травы свой жакетик, надела его.

Пока она говорила, Мор стоял, опустив руки, глядя на нее страстным, обжигающим взглядом. Он по-прежнему слышал биение ее сердца.

Она помедлила, опустила глаза, невольно прижимая ладонь к груди. «Простите», — произнесла она, повернулась, побежала и скрылась в чаще деревьев.

Мор не пошел следом. Он стоял, положив руку на перекладину лесенки. И тут ноги у него подкосились, и он рухнул на землю.

Загрузка...