Глава 16 Что, если месть — эта блюдо, которое лучше подавать со сливочным кремом?

— Да ты шутишь! — визжит Кейт, хватаясь за беременный живот и скрещивая ноги, чтобы от смеха не началось недержание. Живот уже видно — не могла же она проглотить целиковую дыню!

Мы сидим в гостиной у Кейт солнечным воскресным утром. Самолетная еда на утреннем рейсе из Амстердама опять была похожа на экспериментальную вакцину, провоцирующую ботулизм, так что я поглощаю остатки вчерашнего яблочного пирога.

Брюса с детьми отправили в бассейн, чтобы освободить место для Кэрол, Джесс и Кэла, который зашел попрощаться перед отлетом в Штаты. У него трехмесячная съемка в качестве лица новой коллекции Донны Каран. Тяжелая у моего братика жизнь — сама не знаю, как он справляется! Глядя на него, трудно поверить, что мы родственники. Кэл — само совершенство, а я так и похожа до сих пор на взорвавшуюся щетку для унитаза.

Я только что дошла до той части моего рассказа, где Джо признается в своей ориентации. Джесс стала пунцовой, ей явно требуется кислород; у Кэрол такой вид, будто ей срочно надо в туалет; Кейт с криком зовет акушерку. Все ржут так, будто только что попали на новое шоу Билли Коннелли. Что ж, я рада, что я такая забавная. С каждым днем моя жизнь все больше похожа на дурную телекомедию, но до тех пор, пока моим друзьям есть над чем посмеяться, я не против. Рада служить обществу. Я игнорирую их попытки меня прервать.

— Если честно, — продолжаю я, — они так счастливы вместе. Никогда не видела более счастливой пары.

— Кажется, этого пациента мы потеряли, — еле дыша, Джесс констатирует очевидное. — Разве что ты не собираешься сменить пол. Я бы не исключала такую возможность — стрижку ты уже сделала.

Решаю первым же делом в понедельник утром купить парик.

Встревает Кэрол:

— И почему все красивые, заботливые, чувствительные и интересные мужчины оказываются голубыми? Трагедия какая-то. Неудивительно, что для нас парней не осталось.

Кэл кидает в нее плетеной салфеткой:

— Не все такие мужчины голубые. В последний раз, когда я проверял, я все еще был гетеросексуалом.

— Ты не считаешься, ты — член семьи, — отвечает она. — К тому же мне нравится, чтобы в мужчине была какая-то загадка. А в тебе загадок не больше, чем в повторном показе серии «Скуби-Ду».

Ой! Моего братика поставили на место. Кэл надувает губки. Джесс его обнимает:

— Не обращай на нее внимания, Кэл. Она просто злится, потому что один из ее ОСКАРов отобрал у нее карточку «Американ Экспресс».

Бедняжка Кэрол, для нее это равноценно потере ноги или руки.

Кейт возвращается к разговору:

— Так кто у нас следующий?

— Даг. Последнее, что я о нем знаю, что он в Манчестере, и я собираюсь отправиться туда завтра.

— Он не в Манчестере, а здесь, в Лондоне, — небрежно бросает Кэл.

Я потрясенно оборачиваюсь к нему:

— С каких это пор он в Лондоне? И откуда ты знаешь?

— Карли, он был моим лучшим другом. Ты выгнала его из города, но это не значит, что мы с ним перестали общаться. Ему принадлежит салон «мерседесов» в Уимблдоне.

Не могу поверить. Все эти годы он жил всего в двадцати милях от меня, а я об этом не знала! Решаю отказаться от родства с Кэлом. И вдруг у меня появляется хорошее предчувствие. На этот раз все началось очень легко. То есть не пришлось искать, не надо никуда ездить, прибегать к мошенническим тратам. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. И это может означать только одно: Даг — моя судьба. Меня переполняет предчувствие, что Даг и есть мой единственный и неповторимый.

На следующее утро я одеваюсь со всей тщательностью. Если я собираюсь изображать из себя потенциальную покупательницу «мерседеса», то и выглядеть надо соответственно. Решаю надеть угольно-серый брючный костюм, черные сапожки и серебристую блузку. Шикарно, но не слишком броско. После бесконечных выпрашиваний, пресмыканий и клятв в пожизненном услужении Кэрол позволяет мне взять ее черную сумочку «Прада». Даже не знаю, перекинуть ли мне ее через плечо или поставить в рамочку.

Такси везет меня в Уимблдон, а я звоню Джо по мобильнику. Чувствую себя так, будто мне предстоит отыграть матч на центральном корте. Коленки превратились в желе, рот сухой, как яблочный пирог Кейт.

— Брось, Купер. Все у тебя будет в порядке. Ты просто порази его до смерти своим искрящимся остроумием и обаянием, — подбадривает меня Джо.

— Я больше беспокоюсь, как бы он не поразил меня до смерти. Учитывая его чувства ко мне, как бы я уже через пять минут не оказалась под колесами нового «мерседеса».

— Все будет хорошо, милая. Мы с Клаусом на твоей стороне.

— Угу. На безопасном расстоянии в сотни миль.

Джо смеется, и меня поражает ирония ситуации: мой бывший голубой жених пытается подбодрить меня перед встречей с мужчиной, ради которого я его и бросила! Мой психиатр мог бы годами только за мой счет и кормиться.

Приехав в салон, я вешаю трубку. Так, Карли, дыши глубоко. Ты можешь это сделать. Ты можешь это сделать.

Я так занята мыслями о своей первой реплике, что не смотрю, куда иду. И через три секунды лежу распластанная на полу, поскользнувшись о придверный коврик. Мой гимнастический трюк даст фору самой Наде Команечи. Радуюсь, что надела брюки, иначе мои трусы в клетку увидел бы весь мир с высоты птичьего полета.

Проверяю ноги на наличие сломанных костей, и тут кто-то протягивает мне руку и поднимает на ноги.

— С вами все в порядке? — Голос мужской, с шотландским акцентом, и мне не надо даже смотреть в лицо его обладателю, чтобы понять, кто передо мной. Внимание, мой выход.

— Кажется в порядке, Даг. А ты?

Он смотрит на меня, как мне кажется, целый час, но на самом деле примерно три с половиной секунды. Я оглядываю его с макушки до ног. Светлые волосы коротко подстрижены и убраны назад, глаза еще зеленее, чем в моей памяти. Фигура по-прежнему, как у манекена из бутика «Келвин Кляйн». На нем темно-синий костюм, происхождение которого выдают пуговки с надписью «Версаче», золотой галстук и белая рубашка. Он — само совершенство. Не знаю даже, говорить с ним или сразу съесть?

— Ты всегда любила громко заявить о своем присутствии.

— Ну… нет ничего лучше гимнастического трюка, чтобы тебя заметили.

Он даже не улыбается. Если можно было бы убить взглядом, я бы сейчас уже копыта откинула.

— Чем могу помочь, Карли?

— Я… хмм… хочу купить «мерседес».

Он скрещивает руки на груди и поднимает брови:

— Правда? А какую модель?

— Ну… модель типа… хмм… такую… голубую.

Меня бы да в автомобильное телешоу: прирожденный талант!

— Ладно, Даг, — раскалываюсь я, — Не нужен мне никакой чертов «мерс». Кэл сказал, что ты здесь работаешь, и я пришла с тобой поговорить.

— Зачем? Разве наставлять рога больше некому?

Удар ниже пояса!

Я поворачиваюсь, чтобы уйти. За одно утро хватит с меня унижений, а лучше уже точно не будет. Быстрый побег кажется идеальным планом.

Но, к моему удивлению, он протягивает руку и останавливает меня:

— Ладно, Карли, пойдем в кафе через дорогу. Полчаса у тебя есть?

Его время поджимает? Или полчаса — это ровно столько, сколько ему понадобится, чтобы собрать прохожих и устроить мне публичную порку при свидетелях?

И вот он сидит за столом, по-прежнему не сводя с меня глаз. И с чего мне начать? Почему-то мне кажется, что вопроса «Как дела?» будет недостаточно.

— Во-первых, мне очень жаль, что так получилось, Даг. Я знаю, у меня нет даже права просить у тебя прощения. Пресмыкаться я плохо умею.

— Именно.

Ну вот, он хоть заговорил. Это уже прорыв.

— Послушай, Даг, ну что я еще могу сказать? Я была жалкой, отвратительной коровой, я не виню тебя за то, что ты меня возненавидел. Я прошу прощения.

— Отлично, ты просишь прощения. И что тебе теперь-то надо?

Ничего себе! С каких это пор он стал таким прямолинейным? И это тот самый парень, которому потребовалось пять недель, чтобы только меня поцеловать? Он что, ходил на тренинг личностного роста?

— Наверное, мне просто захотелось тебя повидать. Много времени прошло.

Его лицо говорит мне, что времени прошло недостаточно. Может, стоило подождать еще, не знаю, лет пятьдесят хотя бы?


И что было дальше? — расспрашивает меня Кейт, вернувшись с работы.

Я рассказываю, что первое предложение мне удалось вытянуть из него только через полчаса. Еще через полчаса он соизволил вступить в более-менее нормальную беседу. Наконец спустя два часа, выпив восемь чашек кофе (на двоих), съев кекс с шоколадной помадкой и посмотрев, как я проглотила две таблетки прозака, он вернулся в салон.

— И? — спрашивает она.

— И сегодня я с ним ужинаю, — визжу я, подскакивая на месте.

Она ударяет скалкой по кухонному столу. Дети спасаются в поисках укрытия: мамочка и тетя Карли опять перебрали кофеина.

Надеваю обновку — платье, купленное на обратном пути из Уимблдона. Да, я знаю, что финансовая стабильность у меня, как у Эквадора, но ведь это может быть один из важнейших вечеров в моей жизни! К тому же всегда можно завтра отнести его обратно в магазин.

Даг ведет меня в ресторан «Титаник» Марко Пьера Уайта. Не то чтобы уютный романтический уголок, но полностью в моем вкусе: набитый до отказа, оглушительно шумный, невероятно модный и легкомысленный. Ловлю наше отражение в зеркале за барной стойкой. Мы хорошо смотримся вместе.

Могли бы стать прекрасной парой.

Нас сажают за относительно стихий столик (шум здесь, как в маленьком реактивном самолете). В кои-то веки я рада, что официант по имени Таркин двадцать минут рассказывает нам о фирменных блюдах — у меня появляется время, чтобы отрегулировать сердцебиение. Выбираю «стейк а-ля Макдоналд», предположив, что это лучший кусок мясной вырезки с соусом из превосходного шотландского виски. Вместо этого получаю гамбургер. У Марко развито какое-то странное чувство юмора.

Вначале разговор идет туго, как примерка утягивающих колготок в «Маркс и Спенсер». И я выбираю самый безопасный путь. Мы рассказываем друг другу, что произошло в нашей жизни с последней встречи (я при этом утаиваю больше фактов, чем Тони Блэр). За последние два месяца я повторяла этот рассказ уже три раза: надо будет записать его на пленку для последующих воссоединений с бывшими женихами.

Даг рассказывает, что так и не женился, но в Манчестере жил с одной девушкой шесть лет, а потом решил, что она ему не подходит. Вот это похоже на того Дага, которого я знала.

Мы заказываем один липкий карамельный пудинг на двоих (за день это уже второй его десерт: наверное, даже во сне занимается на гребном тренажере, чтобы поддерживать такую форму). Ковыряя мороженое, я мысленно анализирую ситуацию. И должна сказать, что есть некое оттаивание (в наших отношениях, не в мороженом).

Более того, не хочу показаться излишне самонадеянной, но, по-моему, мы хорошо проводим время. Поглощение закусок было пыткой, но когда принесли горячее, атмосфера явно потеплела, а к десерту мы уже много смеялись, случайно касались друг друга ладонями, долго и томно смотрели в глаза и хлопали ресницами (ну ладно, допустим, ресничками хлопала я, а не он).

Глядя на Дага, я, к своему непреходящему изумлению, обнаруживаю, что он опять стал прежним Дагом — обаятельным, забавным, милым. Общаться с ним — все равно что расстегнуть штаны после плотного ужина: очень приятно. Только он замолкает, как я слишком быстро заговариваю.

— О чем ты думаешь? — спрашиваю я, не зная, хочется ли мне услышать ответ.

— Думаю, что мне хочется пригласить тебя к себе. Что скажешь? — спрашивает он, серьезно глядя на меня.

Это плохая идея. Очень плохая. Худшая, которую я когда-либо слышала. Только в этот момент я не могу понять почему. Ох, проклятие! Советуюсь со своей анатомией: о да, все системы наготове.

— Скажу, что я тебе разрешаю, — отвечаю я, пытаясь улыбаться соблазнительно, хотя на самом деле моя улыбка выглядит тупой и бестолковой.

Мы едем на такси в его дом в Фулхэме. Это трехэтажный дом на чистенькой улице, заставленной «БМВ», «порше» и «мерседесами». Рай для угонщика шикарных тачек.

Даг включает лампу, и мы оказываемся в прихожей, словно сошедшей со страниц «Домашнего очага». Кремовые стены, репродукции Моне, Микеланджело и Леонардо да Винчи с золотистой подсветкой. Паркет из необработанного дерева, два черных кожаных дивана, а посередине — стеклянный кофейный столик с антикварными золотыми ножками. У дальней стены — аккуратно спрятанные в стеклянном шкафчике телевизор и стереосистема, а по бокам — стеклянные столики с медными статуэтками. Я боюсь касаться всего этого: вдруг оставлю отпечатки пальцев? И как он борется с пылью? Мистеру Мускулу наверняка приходится нелегко, отчищая пятна с такой мебели.

Даг нажимает кнопочку на пульте, и комнату наводняет голос Куинси Джонса. Черт, это же сцена классического соблазнения! И где только он этому научился?

Изо всех сил пытаюсь казаться невозмутимой, из кожи вон лезу, но в голову ударяют гормоны. Мне вдруг так сильно хочется секса, что даже дверные ручки кажутся привлекательными.

Даг наливает мне шампанского, берет за руку и ведет в спальню. Целует сначала медленно, потом страстно, прижимая к стене. Или он положил тот пульт в карман, или действительно рад меня видеть. Я срываю с него рубашку, и пуговицы прыгают по всей комнате. Он срывает мое платье, и оно рассыпается на кусочки, прежде чем оказаться на полу. Черт, фигушки теперь я верну его в магазин! Хорошо, что я надела кружевное черное боди с трусиками-стринг, поддерживающее все нужные части в нужных местах.

Я стою на коленях и стягиваю с него ботинки и брюки. Думаю, не задержаться ли мне внизу подольше и не сделать что-нибудь полезное, но тут вспоминаю, что Даг у нас в сексуальном плане не любит рассусоливать. А я не хочу, чтобы все закончилось, не успев начаться.

Он поднимает меня и толкает к кровати. Нависает надо мной и наклоняется, целует в губы, в шею… целует меня везде, до самых пальчиков ног. Визжу в экстазе. Если он так продолжит, то я кончу еще раньше него. Вот это будет номер.

Он поднимается в обратном порядке и целует меня в губы, одновременно тянется к ящичку в прикроватном столике и достает презерватив, срывает обертку и надевает его одной рукой. Да, мальчик без меня практиковался.

— Я люблю тебя, Купер. Всегда любил, — шепчет он, проскальзывая внутрь.

Ох, мамочки. В голове взрываются фейерверки: во мне только что стартовала ракета. Он медленно двигается вперед и назад, все время бормоча мне на ухо, что еще он собирается со мной сделать. Я вцепилась ногами в его спину — на всякий случай, если он вдруг захочет сбежать. На этот раз я его не упущу.

Он продолжает, пока я не кончаю, крича так громко, что на улице трижды срабатывает автосигнализация. Пытаюсь перевести дыхание, но он переворачивает меня на живот и снова проникает в меня, держа за плечи и шепча мне в ухо. Так дольше не может продолжаться, иначе я получу внутренние ожоги. Клянусь, я уже чувствую запах жженой резины.

Он неустанно выкручивает мое тело в разные позиции, которые, как я раньше думала, возможно принять лишь после многолетних интенсивных занятий йогой. И каждый раз, когда я уже думаю, что он кончит, он сдерживается и продолжает. Если кто-то и теряет контроль над собой, так это я: чувствую, как оргазм опять подбирается с кончиков пальцев. Вот он добирается до рта, и я громко кричу и нецензурно ругаюсь. Сигнализация на улице опять заливается.

Наконец он кончает, тяжело дыша и замирая. И падает рядом со мной. Мне хочется что-то сказать, но я не могу. Я просто в шоке.

Он поворачивается и проводит пальцем по моему лицу.

— Я люблю тебя, Карли, — повторяет он.

Я улыбаюсь и наклоняюсь, чтобы поцеловать его. Ну уж нет, на этот раз не дождетесь, я слишком часто в прошлом спешила признаваться в любви и в результате создала больший хаос, чем туристы в аэропорту Хитроу в июле. Теперь я другая. Не буду торопиться, проверю свои чувства, прежде чем обещать ему весь мир и навлечь катастрофу на его голову. Я исправилась. Но раз уж на то пошло, я точно могу сказать, что люблю его пенис. Для начала неплохо.

— И что дальше будет, мистер Кук?

— Карли, я ни за что тебя больше не отпущу. Ты не против? — Он улыбается и убирает мои волосы с лица.

— Мне твоя идея нравится.

Если бы мы были на футбольном матче, я бы закричала: «Гол!» Он крепко прижимает меня к себе и засыпает. Никогда в жизни мне не было так тепло и спокойно. И как я могла упустить такого парня? Даг начинает тихонько похрапывать, но я в таком волнении, что уже вряд ли усну в этом году. Смотрю на часы: два ночи. Кто из моих подруг в такое время не спит? Прохожу в гостиную и набираю Кэрол. Она сразу же берет трубку.

— Клайв, я же сказала: иди к черту, — кричит она и швыряет телефон.

Так, похоже, я пропустила целый эпизод в ее жизни. А с Джорджем что случилось? Я набираю опять.

— Клайв…

— Кэрол, не вешай трубку, это я. Ты в порядке?

— Нет! — заливается она.

О черт. Вечно я оказываюсь в эпицентре кризиса. Так и знала, что сегодняшний день слишком идеален, чтобы быть правдой.

— Сейчас приеду, — говорю я и бросаю трубку. Отыскиваю свое платье, но оно теперь годно только на тряпочки. Проклятие. Беру штаны и пояс Дага, завязываю пояс узлом. Прежде чем выйти из спальни, замираю и смотрю на него. Какой же он красивый. И любит меня! Я бы затанцевала от счастья, но ноги так болят, что не выдержат этого. В гостиной нахожу ручку и бумажку.


«Даг!

У Кэрол кризис, и я единственная, кто может оказать первую помощь. Ночь была потрясающая.

Пожалуйста, позвони мне утром (по мобильному: 07911 234231). С нетерпением жду звонка.

С любовью, Купер».


Вызываю такси — и только тогда понимаю, что не знаю, где нахожусь. Выбегаю на улицу и смотрю название улицы и номер дома, а потом звоню опять. Разве может вечер так стремительно испортиться?

Рекорд даже для меня.

Кэрол впускает меня в квартиру. Она все еще хлюпает носом, глаза похожи на переспелые сливы.

— Что стряслось? — спрашиваю я, крепко ее обнимая. И мой вопрос оказывает действие: по ее лицу течет ниагарский водопад.

Наливаю Кэрол большую порцию бренди, себе — еще больше, и приказываю ей лечь на диван. В ванной нахожу тряпочку, вымачиваю под холодным краном, возвращаюсь в гостиную и кладу ей на лицо.

— Минуту ничего не говори, — приказываю я. И у нее нет выбора: если она заговорит, то подавится фланелевой тряпкой.

Через несколько минут я снимаю компресс. Так-то лучше — теперь во внешнем виде заметны лишь небольшие повреждения.

— Расскажи, что произошло, — снова приказываю я.

Она долго молчит.

— Клайв попросил меня выйти за него.

Я в растерянности:

— И это плохо, да?

— Карли, ты только посмотри на меня. Как я дошла до такой жизни? Мне тридцать один год, и единственные стабильные отношения, на которые я способна, — это мужчина, которому уже можно бесплатно ездить в транспорте.

— Но я думала, что ты этого и добиваешься. Мне казалось, что ты этого и хочешь — старые и богатые мужики, которых можно цеплять и бросать, когда пожелаешь. Одноразовые пенсионеры.

— Знаю, Карли, так оно и было, но теперь мне все кажется таким бессмысленным. Сама посуди: как я могу провести остаток жизни с мужчинами, которые уже не в силах пережевывать твердую пищу? Безнадежно.

А я-то забыла о золотом правиле всех женщин. Наша прерогатива — в любой момент менять мнение, без предупреждения, и ждать, что весь мир нас поймет и встанет на нашу сторону.

— И чего ты сейчас хочешь?

— Хочу настоящих отношений. С мужчиной, который может передвигаться без посторонней помощи. Отношений, которые не основаны на банковских счетах. Надоело быть трофеем. Я хочу иметь детей, дом, настоящую жизнь.

Вот это круто даже для меня.

— Кэрол, ты все это можешь. Ты красивая, умная, добилась успеха, у тебя есть чувство юмора, и ты хороший человек. Ты можешь заполучить любого мужчину, которого захочешь, но как только рядом с тобой появляется кто-то моложе пятидесяти, ты исчезаешь, как ассистентка фокусника.

Она вытирает рукавом нос. Напомните мне, чтобы я никогда не брала у нее поносить этот свитер. Кэрол задумывается на минутку:

— А как же ты? У тебя тоже есть все эти качества, и ты до сих пор никого не нашла.

Кол мне в сердце.

— Да, но это потому, что я безнадежна, это диагноз.

Она смеется. Мне кажется, что это прогресс, и я перехожу в наступление. Мы разговариваем до рассвета, и мне уже так хочется спать, что я чуть не падаю.

— Итак, отныне и навсегда ты будешь принимать все приглашения на свидания от всех мужчин моложе сорока пяти, независимо от состояния счета в банке. Тебя будут привлекать только те мужчины, которые моложе твоего папы, и ты перестанешь заводить знакомства в столовой дома престарелых. Понятно?

Она улыбается и вдруг зажимает рукой рот:

— Ох, черт, Карли. Я так заморочилась своими проблемами, что совсем забыла спросить, как прошло свидание с Дагом.

Я морщу нос и улыбаюсь, как маньяк-сумасшедший:

— Свидание закончилось в постели, где мы занимались любовью.

Кэрол невозмутима:

— Понятно, ну, допустим, это заняло пять минут, а что вы весь вечер-то делали?

Кризис миновал. Кэрол снова стала собой, с ее чудесным сарказмом.

— И еще: почему у тебя такой вид, как будто ты одевалась в темноте в секонд-хенде?

Подруги. Ну куда я без них?


Я жду весь день, когда же Даг позвонит, но напрасно. Наконец в четыре часа сдаюсь и звоню ему сама:

— Даг, это я. Извини, что ушла вчера ночью, но это было срочно, честно.

Он взрывается, как консервная банка в микроволновке:

— Карли, я ничего не хочу слышать! Появляешься после стольких лет, я рассказываю тебе о своих чувствах, а ты берешь и опять исчезаешь, черт возьми! Не хочу больше играть в твои тупые игры.

Мне это кажется или в его голосе звучит недовольство? Натягиваю наколенники и начинаю ползать перед ним. Призываю на помощь все смягчающие обстоятельства, которые помню по повторам сериала «Закон Лос-Анджелеса». И наконец прибегаю к излюбленной старой женской хитрости.

— Послушай, Даг, у нее были проблемы с гинекологией. Понимаешь…

— Молчи! — кричит он. Ну вот, эта уловка еще ни раз меня не подвела. Я пока не видела парней, которые вынесли бы обсуждение внутренней женской анатомии.

Наконец он сдается:

— Послушай, сегодня мы не сможем увидеться. По вторникам, четвергам и пятницам у меня футбол. Но завтра вечером в семь могу за тобой заехать, ладно?

Чувствую себя кошкой, которая только что обнаружила, что у нее десять жизней. По крайней мере, теперь я знаю, как он поддерживает спортивную форму!

На следующий вечер я несколько часов готовлюсь к предстоящему ужину. Подвергаю электрошоку каждый лишний волосок, отшелушиваю каждую пору, отчищаю омертвевшую кожу и выливаю на себя три ведра лосьона для тела.

И вот Даг шагает по дорожке к дому Кейт, и я чувствую, как земля вибрирует. Но нет, это всего лишь я пытаюсь пройтись на четырехдюймовых каблуках «Гуччи», одолженных у Кэрол, и не порвать при этом розовое платье «Воядж», одолженное у Джесс. Я оживший, почти дышащий, почти ходячий манекен из секонд-хенда.

Мы идем ужинать в «Генрис» и садимся за столик на балкончике с видом на Темзу. За ужином я вспоминаю то утро много лет назад, когда я последний раз видела Дага. Не могу поверить, что он сидит сейчас рядом. Смотрю на небо. Если бы мы были в романе Даниэлы Стил, там было бы написано, что звезды светят только для меня. Я возвращаюсь к реальности. Ну ее, Даниэлу Стил. Если я правильно помню, то именно из-за нее у меня все неприятности.

Рассказываю Дагу о Кэрол и Джесс и о том, как я снова встретила Сару. Предупреждаю его, что у меня нет работы, зато есть задолженность на кредитке и мне негде жить. Тут он смеется и качает головой. Хоть бы удивился для приличия. Но не успеваю я прикинуться обиженной, как он наклоняется и целует меня:

— Карли, какая разница? Наши отношения важнее, чем все остальное.

И он прав. Я вдруг понимаю, что все мои мучения были не напрасны.

Мы возвращаемся домой для новых анатомических исследований. Мне до смерти хочется спросить, где он нахватался новых штучек и откуда такая выносливость, но я понимаю, что еще рановато раскачивать лодку. Сперва нужно взять пару уроков плавания и обзавестись резиновой шлюпкой.

На следующее утро просыпаюсь в его объятиях.


— Ты еще здесь, — шепчет он, уткнувшись мне в шею.

— Решила подождать и посмотреть, какое у тебя по утрам настроение.

Он тащит мою руку под одеяло и прижимает ее к своему твердому члену:

— Это ответ на твой вопрос?

— О да.

И опять — здорово. Такими темпами у меня уже к концу недели будет мускулистая атлетичная фигура. Или синдром хронической усталости.


Мы устроили девичник у Пако. Перенесли дату на первый четверг месяца, приспосабливаясь к расписанию Кейт: она ходит на занятия для беременных. Пако души в нас не чает: шоу «Бэзил против Джорджа» создало ему неплохую рекламу. С тех пор у него ни одного свободного столика.

Не могу поверить, что уже настал сентябрь. Прошло два месяца с тех пор, как я бросила работу, и четыре недели с тех пор, как снова нашла Дага.

— Купер, а ну хватит так улыбаться! Меня от тебя тошнит, даже начос не хочется. Джесс в дурном настроении. Наверное, в мире политики снова неприятности.

— Извини. Забыла напялить выражение «несчастная зануда», прежде чем выйти из дома сегодня. Так что ты говорила?

Кейт пинает меня под столом за то, что я была невнимательна.

Похоже, Джесс наконец поставила члену парламента, достопочтенному Бэзилу Эсквиту, ультиматум: или он разводится с женой и переезжает к ней, или все кончено.

Добропорядочный мистер Эсквит сник, как сдувшийся шарик, и стал молить ее дать ему время: мол, надо подумать о детях, подготовить их к такой травме. Учитывая, что детям тридцать два и тридцать четыре года соответственно, я прекрасно понимаю цинизм Джесс. Их отношения видели больше конфликтов, чем Уайтт Эрп, и каждый раз Джесс оставалась на ранчо в одиночестве.

— И на этот раз я серьезно. Я не сдамся. Нет. Ни в коем случае. Слишком я стара для того, чтобы быть какой-то любовницей. Нет, я серьезно. Абсолютно. Это конец.

Джесс повторяет одно и то же несколько раз, когда перед ней стоит выбор. Знаете, она как те книги по психологии, которые советуют каждый день смотреться в зеркало и повторять: «Я красивая, я состоявшаяся личность, в моем мире все в порядке». Я бы попробовала этот метод, но боюсь, что мое зеркало ответит: «Ты что, издеваешься, что ли?»

Переходим к обсуждению здоровья Кейт. Она на шестом месяце и выглядит так, будто под рубашкой у нее баскетбольный мяч.

— Знаешь, мне кажется, Брюс — отличное имя, — пытается убедить ее Кэрол.

— Не буду я называть его по отцу, хоть сдохни! Сама знаешь, чем это чревато. Чтобы его потом называли Брюс-младший или мини-Брюс? Это жестокое обращение с детьми.

— А может, Даглас? — Слова вылетают изо рта, не успеваю я опомниться. Четыре пары глаз поворачиваются ко мне.

— Купер, у тебя паранойя. Стоит только нормально потрахаться, и ты уже не контролируешь свои чувства.

— Я знаю, и правда, это здорово? — киваю я.

Девчонки хихикают.

— Ты просто катастрофа, — Кейт пытается привнести логику в этот разговор. — Встречаешься с ним всего четыре недели, а секс уже действует на тебя, как гипноз.

— Дело не только в сексе, Кейт. Думаешь, я такая легкомысленная?

Даже люди за соседним столиком кивают в ответ на этот вопрос.

— Нет, правда, не только в сексе. Понимаете, он такой… такой… — Я пытаюсь сформулировать, какой он. — Он… супер. Я опять в него влюбляюсь, без ума, без оглядки. — Четыре стона. Как будто за нашим столиком у всех несварение.

— Значит, великая миссия охоты за мужчинами окончена? — спрашивает Кэрол.

— Сто процентов. И она обошлась мне всего в 2164 фунта, очень выгодно.

Сегодня утром я наконец заглянула в счета по кредитке. Теперь осталось лишь снять деньги и заплатить по счету. Мне срочно надо найти работу.

— Черт возьми, Купер, ты что такое в Шотландии купила — мини-остров?

— Даже не спрашивай, но траты были не напрасны. Каждый раз, когда я говорю с Сарой по телефону, у нее такой голос, словно она до сих пор улыбается.

— Так ты ему сказала? — спрашивает Кейт.

— О чем?

— Внимание, Купер, внимание! Ты сказала Дагу, что он — счастливый победитель в твоем конкурсе потенциальных мужей?

— Сегодня скажу. Пирог с мороженым, пожалуйста, — кричу я официанту. — По четвергам он играет в футбол, но я попозже устрою ему сюрприз.

— Пусть кто-нибудь предупредит соседей, что им предстоит еще одна бессонная ночка, — говорит Джесс. — Тебя арестует экологическая полиция за шумовое загрязнение.

Я вгрызаюсь в пирог. К черту калории, мне нужна энергия. К тому же я скоро стану замужней женщиной, так что можно позволить себе распуститься.


В конце улицы Дага выпрыгиваю из такси. Одиннадцать вечера. Не уверена, что он уже дома, но с радостью посижу на ступеньках и подожду его. Ну и что, если я заработаю себе геморрой, ведь я влюблена!

Подойдя к двери, я вижу, что внутри горит свет. Ура! Звоню в звонок один раз, потом еще раз через пару минут. Уже собираюсь снова нажать на кнопку, но тут дверь открывается. И на пороге стоит не Даг. Там стоит очаровательная высокая кошечка модельной внешности с волосами цвета воронова крыла и сияющей улыбкой, и ее прелести прикрывает одно полотенце. Если это его домработница, то у нее весьма странная униформа и часы работы.

— Чем могу помочь? — с улыбкой спрашивает она.

Я молчу. У меня зубы склеились. И тут до меня доходит, что произошло. В состоянии кататонического счастья я случайно позвонила не в ту дверь.

— Извините, мне нужен Даг Кук. Я, наверное, домом ошиблась.

— Вовсе нет, он наверху. Заходите.

Она отходит в сторону и впускает меня, а потом поднимается наверх вслед за мной.

Когда мы оказываемся в гостиной, Даг как раз выходит из спальни во втором семейном полотенце из комплекта. Меня чуть не выворачивает.

— Карли, какой сюрприз! Саскья, это сестра Кэла Купера, пришла договориться насчет вечеринки в день рождения, — улыбается он.

Вот ублюдок! Нисколько не шокирован моим появлением. Невозмутим, как море в штиль.

— Карли, ты знакома с Саскьей?

— Да, она меня впустила. — Я поворачиваюсь к ней: — Знаете, милая, вы бы лучше не открывали дверь в таком наряде — простудитесь.

На подсознательном уровне мои слова доходят до нее, и она убегает одеваться.

— Ах ты мерзавец! — выпаливаю я.

Самодовольная улыбка на его лице говорит мне, что оскорбление даже не достигло его мозга. И тут вдруг я все понимаю. О нет!

— По вторникам, четвергам и пятницам ты вовсе не играешь в футбол, не так ли?

— Нет. Саскья — стюардесса. И в эти дни она в городе. Кстати, после того как мы поженимся, она бросит работу. Нам не терпится завести детей.

Он наслаждается каждой мучительной, пыточной минутой.

Я пытаюсь хранить самообладание. Не позволю этому козлу видеть, как я плачу.

— Так что же это было, Даг? Все это дерьмо с «я люблю тебя» и «никогда больше не отпущу»? Это что же, была какая-то выдумка, извращенная игра?

Есть ли мировой рекорд за количество матерных слов, произнесенных за одну минуту? Если да, я его сейчас побью.

Он опирается о стену, а на лице все еще играет эта лениво-самодовольная улыбка. Мне хочется стереть ее кирпичом.

Он откидывает голову и смеется:

— Ну что я могу сказать, Карли. Неужели ты на самом деле мне поверила? А я-то думал, что в твоем мире люди так и поступают: обещают вечную любовь и верность, одновременно трахаясь до умопомрачения с кем-то еще.

Так, значит, вот в чем дело. Добрая старая месть. Какое там у нас наказание за убийство? Можно выдвинуть против него обвинения в ментальной жестокости и особо изуверском душевном терроризме.

Но он того не стоит. Копаю глубоко, пытаясь отыскать хоть обрывочек достоинства. Поднимаю голову и смотрю ему в глаза:

— Мне жаль тебя, Даг. Ты жалкий, больной, убогий придурок.

С этими словами я оборачиваюсь и иду к двери. Господи, только бы не поскользнуться ни на чем, пока я разыгрываю сцену драматического ухода. Хлопаю дверью для эффекта, но забываю проверить, не попали ли в щелочку мои ноги. Кряк! Это мой палец крякнул или дверь?

Прихрамывая, ковыляю до конца улицы (это был все-таки палец) и перехожу на истеричный хромой полубег. Все это был ужасный сон! Я попала в чужой кошмар!

Ловлю такси, залезаю в салон, и таксист закатывает глаза. Только этого ему не хватало — истеричной девицы. Спорим, он жалеет, что пораньше выехал на смену?

Через двадцать минут я уже сижу на кухне у Кейт и выкладываю ей все. Через два часа и двадцать минут я уже говорю заплетающимся языком, выпив две бутылки вина в рекордный срок. Вся моя жизнь оказалась в помойке вместе с пустыми бутылками.

Наконец Кейт укладывает меня в постель, перекрыв газ в духовке и спрятав садовый шланг, ключи от машины и женскую бритву.

От усталости, горя и алкоголя я вырубаюсь через две минуты.


Просыпаюсь, чувствуя симптомы сердечного приступа. Моя жалость к себе так глубока, что я разочаровываюсь, увидев, что это всего лишь Камерон и Зоуи прыгают на моей груди.

— Тетя Карли, тетя Карли, мамочка просит вас отнести вашу несчастную задницу на кухню.

Пытаюсь встать, но кто-то, кажется, перевернул мир на девяносто градусов, не посоветовавшись со мной. Надеваю халат и тащусь вниз, как коматозная жертва в «Пробуждении». Кейт швыряет передо мной бутерброд с беконом.

— Значит, так, Купер, жалеть себя можно не дольше одного дня, ну-ка быстро приходи в норму. Еще немного, и детей перепугаешь.

Я отталкиваю сэндвич. В травматические моменты для меня существует лишь одна еда. Обыскиваю морозильник, но вылезаю оттуда с пустыми руками.

— Кейт, почему в этом доме никогда не бывает мороженого?

— Потому что у меня дети. Мороженое съедается через десять минут после отъезда со стоянки супермаркета.

Я нахожу альтернативу мороженому — сливочный крем прямо из консервной банки. Если на жалость к себе у меня всего один день, тогда лучше начать — в «Сэйнсбери» еще полно всяких вкусностей.

Загрузка...