Глава 8 Что, если бы я научилась доить коров?

После фиаско с Дагом я погрузилась в работу, чувствуя себя злодейкой похуже Пол Пота.

Последствия моей выходки насчитывали восемь по рихтеровской шкале разрушений. Каждый раз, когда мама смотрела на меня, она прижимала ко лбу влажную тряпочку и бормотала, что такая неразборчивая я, пожалуй, в отцовскую родню. Она даже взяла обыкновение молиться за меня на службе. Я попыталась утешить ее и напомнила, что Мария Магдалина тоже была потаскушкой, но Бог ее простил. Но все было без толку.

Каждый раз, направляясь в супермаркет, я все ждала увидеть свое лицо на постере в окне, под заголовком: «Разыскивается совесть Карли Купер».

Через пару недель после «купергейтского разоблачения» Кэл нарушил обет молчания и сообщил, что Даг перевелся в манчестерское отделение национальной сети по продаже автомобилей. Давай, Бог, пытай меня дальше! Мало того что я причинила боль Дагу — до такой степени, что он теперь, наверное, использует мое изображение в качестве мишени для дартс, — так из-за меня мой брат потерял своего лучшего друга.

Кэл был несчастен. Я не могла припомнить, чтобы он когда-либо так на меня сердился. Единственный похожий случай был в детстве, когда я приклеила на его куклу Кена две груди из орешков, чтобы он выглядел потрясающе в серебряном блестящем платье из фольги, которое я сделала. В результате получила грудастым Кеном по башке. Но по сравнению с нынешней ситуацией та казалась незначительной.

Что касается Марка, мне не хотелось, чтобы меня видели рядом с ним на расстоянии ста ярдов. Он попал в категорию «мужчины», а я решила, что скорее буду щеголять в анораке и займусь трэйнспоттингом[17], чем приближусь еще раз к представителю мужского пола. Оставалось надеяться, что «Салли из Эдинбурга» проживает достаточно далеко и лесной телеграф не достиг ее ушей. Хватит с нас одних разрушенных отношений.

Десять месяцев я работала день и ночь, терпя многозначительные взгляды, тыканье пальцами и насмешки посетителей клуба. Мои похождения стали легендой. Я пыталась смотреть на вещи оптимистично (любая реклама — хорошая реклама), но это меня не утешало. Я же не Шер.

Единственный плюс отсутствия общественной жизни был в том, что я накопила достаточно денег и переехала в собственную квартиру, вернув Кейт права на ее гостиную.

Наступил апрель, и я стала задумываться о моем приближающемся двадцать втором дне рождения.

Радостное событие, разве нет? Предлог, чтобы устроить захватывающий праздник и получить огромное количество хороших пожеланий от других людей. Но мне впору было устраивать вечеринку в телефонной будке в конце улицы.

Я решила, что должна уехать куда-то, где меня никто не знает. Туда, где люди не будут звонить в колокола и кричать «Чума!», завидев меня издали.

Я поговорила с Рэем и выпросила отпуск на месяц. Рэй мог бы быть моим единственным гостем в телефонной будке, так как, в отличие от прочих жителей планеты, он был мной весьма доволен.

Прибыль в клубе возросла на двадцать процентов, число драк сократилось до терпимого уровня (в среднем пара фингалов и одно сотрясение мозга за ночь), а процветающая торговля наркотиками не то чтобы стерта с лица земли, но по крайней мере вытеснена за пределы помещения. Клуб с каждым днем становился все больше похож на церковную организацию для молодежи.

Я ползала на коленях так долго, что стерла четыре слоя кожи, после чего Рэй наконец согласился дать мне три недели отпуска. Меня манила Америка. Сами посудите, у них были Аль Капоне и Чарлз Мэнсон, так что они привыкли к злодеям и мошенникам — мне там самое место.

За несколько дней до отъезда в клубе проходил «Вечер мистерий». Это была моя идея нового проведения вечера среды: единственного дня недели, в который мы раньше были закрыты. Теперь же почти две сотни девушек каждую неделю дрались за билеты, чтобы посмотреть шоу. Полностью подстроенное и, скорее, театральное, чем мистическое, — но девушкам нравилось.

Первым номером каждый вечер среды выступал Могучий Романо. Мне всегда казалось, что это имя больше подходит замороженному пудингу, чем предсказателю судьбы. Как бы то ни было, Могучий Романо собирал потусторонних духов и передавал сообщения с того света зрителям.

«Дейв говорит, что деньги спрятаны под полом» (видимо, при жизни Дейв был наркоторговцем). «Эдвард любит тебя и ждет» (несмотря на то, что умер от сердечного приступа во время совокупления с секретаршей).

Я все это считала чушью. Я не верила в привидения, а верила лишь в то, что водка, джин и бакарди в «Вечер мистерий» расходились ведрами.

В тот самый вечер я стояла в глубине зала, отковыривая старый лак с ногтей, чтобы не умереть со скуки во время представления Романо, и тут мое внимание привлекла одна фраза. Романо повторил ее еще раз.

— У меня тут старушка по имени Кэтрин. Она разыскивает свою правнучку.

Мою прабабушку действительно звали Кэтрин. Но это просто совпадение, сказала я себе: так зовут половину всех ирландских католических прабабушек в Шотландии.

Могучий Романо продолжал:

— Она говорит, что ее правнучка собирается в путешествие.

Я оглядела завороженное море лиц и проверила ближайший цветочный горшок на наличие скрытой камеры и ведущего этой программы.

— Она просит передать, что, хоть ты недавно и запуталась, не надо переживать. Причина, почему все это происходит, станет ясна во время путешествия. Здесь замешан мужчина, темный мужчина. Она говорит, что он и есть тот, кого ты ищешь.

Я приросла к полу. Вот почему мне не наобещали кучу денег, спрятанных в потолочных балках? Ну уж нет, именно мне надо было получить пророчество о предстоящих связях с Дартом Вейдаром! Чушь все это собачья, сказала я себе. Могучий Романо днем наверняка не кто иной как какой-нибудь Джо Браун, водопроводчик из Брэдфорда.

Я записала вечер на мысленную дискету с пометкой «Чушь собачья» и запихнула в дальний уголок мозга вместе с прочим разрозненным мусором. Надо мне почаще расслабляться. Недавние стрессы разрушительно действуют на психическое здоровье. Америка воплощала все мои мечты и даже больше. Я остановилась в отеле «Пени» напротив «Мэдисон-Сквер-Гарден»: именно о нем якобы пелось в песне «Пенсильвания 6-5000» (это был телефон отеля). Этот некогда шикарный отель явно знал лучшие времена, но отслаивающаяся краска и пыльные комнаты придавали ему уютную жилую атмосферу: он был похож на тапочки десятилетней давности.

Вскоре у меня появился распорядок: каждое утро я вставала в семь и совершала пробежку до Центрального Парка (слава богу, что есть спортивные бюстгальтеры). Примерно час энергично прогуливалась по парку, наблюдая за утренними мазохистами, которые в такую рань бегали, катались на велосипедах и роликах, а потом шла в кофейню на Пятьдесят седьмой улице, чтобы выпить кофе, съесть круассан и поболтать с ее владельцем-французом по имени Пьер. Он напоминал мне Рене, и рядом с ним я часто тосковала по Амстердаму (было трудно поверить, что с момента моего отъезда прошло почти три года) и по Джо. Но этот мост я сожгла, как психованный маньяк-поджигатель, и пути назад не было. После завтрака я возвращалась в отель и переодевалась, прежде чем продолжить пешие исследования города. Я систематично прочесала все районы: Сохо, Маленькую Италию, Чайнатаун, Трибеку, Гринвич-Вилледж. Я покрыла большее расстояние, чем разведывательная группа в поиске боеприпасов.

Каждый вечер в шесть часов я вставала в очередь дешевой театральной кассы на Таймс-Сквер, чтобы купить билет со скидкой на одно из шоу. «Мышеловка», «Барнум», «42-я улица», «Кордебалет» — все эти мюзиклы я посмотрела в компании диетической колы и хот-дога. Шотландия, работа, Даг, Марк были в миллионе миль, когда я слизывала кетчуп с булочки, но с гнетущим чувством я осознавала, что с каждым днем они становятся все ближе.

Как-то вечером, расстроившись из-за того, что до отъезда домой оставалось всего лишь два дня, я спустилась в бар с новой книжкой Сидни Шелдона и продолжила жестокое нападение на отельные запасы водки. Примерно через час книжка была забыта, и водка «Смирнофф» в моем лице стала напрашиваться на разговоры с другими жалкими личностями, в одиночку сидевшими в баре. Иногда папины гены давали о себе знать с небывалой силой.

К полуночи я солировала в воодушевленном хоре, распевающем «Цветок Шотландии», выкрикивая слова перед каждой строчкой, чтобы люди разных национальностей тоже могли подпевать. Я голосила, как новогодняя программа шотландского телевидения, и была похожа на Сидни Девайна[18], переодетого в женщину. Потом я затянула «Бравую Шотландию», «Лодку с острова Скай» и уже приготовилась разразиться гимном «Я родом из Глазго», когда быстрота рефлексов проходящего мимо официанта спасла меня от неминуемого сотрясения мозга: я закрутилась на барном табурете, словно волчок, и упала, на этот раз по-настоящему. Этот добрый человек проводил меня до номера, несомненно нанеся при этом непоправимый ущерб своему позвоночнику, и аккуратно уложил меня на одеяло, после чего вернулся в бар, выполнив свою порцию добрых дел на сегодня.

На следующее утро я проснулась с головой, по ощущениям похожей на бейсбольный мяч, который команда «Янки» использовала для тренировок. Косыми глазами глянула на часы и удивилась, что они не потеряны и не украдены в ступоре прошлого вечера. Девять утра. Ну ладно, об утренней пробежке можно забыть. Кофе и сэндвич с беконом — вот что мне нужно, и не надо считать калории. Я медленно оделась, с каждым движением опасаясь повредить желудок и прочие жизненно важные органы. Спустилась в лифте, прислонив лицо к холодным стальным дверям для успокоения: хорошо, что вовремя убрала голову, а то бы рухнула носом вниз, когда двери открылись на первом этаже. Вывалившись из лифта, я стала искать выход (чувство ориентации в пространстве и память остались на дне того самого водочного стакана).

И тут я встала как вкопанная. Матерь Божья! Я схватилась за голову: у меня начались глюки. Вокруг меня повсюду двигались страшные фигуры: люди с огромными деформированными ушами, полулюди-полузвери, двухголовые дети, волочащие за собой искалеченные конечности. Я умерла и попала в ад? Я лихорадочно огляделась, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Персонал отеля за стойкой ресепшн занимался обычными делами и ухом не повел при взгляде на все эти ужасы вокруг.

Так, спокойствие, только спокойствие, дыши глубоко. Все это явно плод моего воображения. Что за дряни я вчера напилась, бензина, что ли? Я бочком проковыляла через холл, опустив голову, чтобы не встретиться глазами с монстрами и не быть похищенной на их планету, где меня осеменит пришелец. Время от времени я подглядывала краешком глаза: вдруг они исчезли? Но нет, они подходили все ближе, болтали, сновали кругом и общались друг с другом, как нормальные существа. Наконец я дошла до двери, но ее загораживала огромная доска. Когда я стояла перед ней, мое сердце билось так, что под его стук можно было бы отплясывать чечетку: паника нарастала. Я протиснулась между дверью и препятствием, и мне это почти удалось: автоматические двери наконец открылись. Свобода! Я вырвалась на утреннее солнце. Слава тебе, Господи, клянусь, я больше никогда не буду пить!

Я обернулась — проверить, что уроды за мной не гонятся и не требуют моей крови, но за доской ничего не было видно. Кстати, доска. Что такое на ней написано? Я прищурилась, изо всех сил пытаясь сфокусироваться, и вдруг расхохоталась так громко, что прохожие стали переходить на другую сторону улицы, чтобы не столкнуться со мной. На доске крупными буквами было выведено: «ОТЕЛЬ „ПЕНИ". СЕГОДНЯ — НАЦИОНАЛЬНАЯ КОНВЕНЦИЯ ФАНАТОВ „СТАР ТРЕКА"[19]». Всю дорогу до кафе Пьера я улыбалась, и когда ввалилась в его дверь, он ласково произнес:

— Ma chere, выглядишь ты, как говогится, дегьмово.

Вечером я позвонила Кейт.

— Хотела спросить, не поставили ли в аэропорту вооруженную охрану, чтобы помешать мне въехать обратно в страну, — сказала я.

— Поставили, — ответила она, — но мы сформировали подпольное сопротивление и планируем проделать отвлекающий маневр, а ты пока проползешь под заграждением на животе.

Я рассмеялась:

— Ладно, перейдем к главному. Ты познакомилась с Дартом Вейдаром?

— Нет, — ответила я, — но вместо этого встретила доктора Спока и говорящих на языке клингон. Могучий Романо, видимо, перепутал персонажи.

Озадаченная тишина.

— Объясню, когда домой приеду, — пообещала я. — Можешь встретить меня в аэропорту?

Увидеть дружелюбное лицо не помешает.

Я с тяжелым сердцем зарегистрировалась у стойки «Бритиш Эйрвейз». Как приговоренный к смерти на пути к исполнению приговора, поплелась в зал отлета. Сверилась с экраном и увидела, что мой приговор отсрочен — рейс задержали на шесть часов. Ура! Я двинулась к бару. И пока ждала своей очереди, заметила зрелище необычайной красоты. На том конце барной стойки сидела живая кукла Кен (только без груди из орешков) с некоторыми чертами ковбоя Мальборо. У меня перехватило дыхание. Я оглядела его с головы до ног, пуская слюнки и одновременно сползая с табурета. Набухли ли у меня соски? Да ими можно было шины прокалывать.

Я быстро отвела глаза, вспомнив, что мое воздействие на мужчин равноценно воздействию колорадского жука на посевы. Никогда больше я не поддамся искушению… Ну ладно, так уж и быть, взгляну еще разок…

Ему было лет двадцать пять, выше шести дюймов роста, черные волосы, пронзительные зеленые глаза, ресницы, которыми можно пыль вытирать, и темный загар. Крупная фигура, руки, как лопаты, и бицепсы больше, чем мячи для регби. И вся это красота роскошно запакована в черную футболку и джинсы. Я вытаращилась с открытым ртом, как копченая пикша. Это же Дарт Вейдар!!!

Он заговорил с барменом — попросил разменять деньги на телефон, а потом* исчез в дверях.

«Нет же, нет, вернись», — молча взмолилась я. «Дарт, вернись сюда немедленно». Но он не вернулся.

«Дерьмо», — разозлилась я, решив хорошенько наподдать Могучему Романо по яйцам, когда приеду домой.

Шесть часов до вылета я провела с четырьмя ребятами из Бирмингема и какой-то старушкой, которая неустанно накачивала нас текилой из-под стола. Эта старушка была как смертельное оружие.

Я извинилась перед Богом за то, что нарушила клятву никогда больше не пить. Я же всего лишь человек!

Взобравшись на борт, я обнаружила, что у меня появилась ковбойская шляпа и возникло раздвоение в глазах. Я прищурилась и попыталась сфокусировать взгляд. Надо мне проверить зрение, точно. Сцена, открывшаяся передо мной, напоминала рекламу туров для престарелых: морщинистое нечто на каждом сиденье, и все они двоились. Я видно попала не на тот самолет. Мысль о том, чтобы провести семь часов, сравнивая клей для протезов и антиварикозные чулки, оказалась слишком невыносимой.

52С. Я с трудом идентифицировала местонахождение своего кресла. Голова вращалась, словно у робота-мутанта с отвинтившимся болтом, и тут вдруг резко остановилась. Он был здесь. Дарт Вейдар в двадцати шагах по курсу! Я приблизилась, маниакально отсчитывая ряды, пока не оказалась у пустого кресла номер 52С. Дарт повернулся, посмотрел на меня и просиял.

— Привет! — проговорил он, растягивая гласные, и протянул руку. — Меня зовут Том.

Так вот почему моя прабабушка вмешалась — у него чудесный ирландский акцент! Я подумала, не взять ли его ладонь и не сунуть его пальцы в рот, обсасывая их, как мороженое-рожок, пока он не закричит в экстазе. Или это слишком?

— Карли Купер, — улыбнулась я, надеясь, что между зубов у меня не застряли остатки пищи. — Очень приятно.

Не понимаю, как это случилось. Виноваты судьба, провидение, рок, текила. Первые четыре часа мы разговаривали, смеялись и рассказывали друг другу истории о жизни и этой поездке. Он только что провел месяц в Канаде, а в Нью-Йорк приехал на несколько дней. По мистическому совпадению он летел через Шотландию, потому что опоздал на дублинский утренний рейс: на мосту Веррацано образовалась пробка, так как какая-то ненормальная грозилась утопиться. Спасибо ей за то, что истерика у нее разыгралась именно в то утро. Да, такая уж я, опять проявила моральные качества водоросли.

Мой мозг работал в режиме перегрузки. Мы сидели так близко, что я слышала биение его сердца. Или это мое? Наши плечи соприкасались, ноги соприкасались, его рука иногда дотрагивалась до моей, но этого было мало. Мне хотелось полноценной телесной схватки. Да, я понимала, что, строго говоря, не заслуживаю того, чтобы вообще когда-либо поцеловаться с мужчиной до самой могилы, но с тех пор, как мы с Дагом расстались, прошел год. Может, уже настал срок условного освобождения?

И я придумала уловку.

Притворившись усталой, широко зевая и потирая глаза (неверный ход: у меня были накрашены ресницы, так что в конце концов я стала похожа на Чи-Чи, гигантскую панду), я якобы закрыла глаза, чтобы вздремнуть. Выдержав приличную паузу, я медленно уронила голову ему на плечо. Он не убрал ее. Прогресс! Потом я повернулась на несколько градусов, положив руку на его накачанный живот, и прижалась к его груди. Тут он резко вдохнул воздух, и я поняла, что, махнув рукой, опрокинула пиво ему на штаны. Я стала издавать то, что, по моему разумению, было нежными звуками спящего ангела. Жертва все еще не предприняла защитных действий. Минуточку, кажется, она перешла в контрнаступление! Он сдвинул руку. Только не отталкивай меня, подумала я, представив, как вылетаю в проход между креслами. Он поднял руку еще выше. Я приготовилась к удару, но он лишь медленно обнял меня за плечи и прижал к себе. Победа! Генерал, враг объявил о полной капитуляции. Я подождала еще минут десять, прежде чем изобразить постепенное пробуждение. Стивен Спилберг бы мной гордился: это была игра, достойная премии «Оскар». Я зашевелилась, сквозь полуприкрытые глаза посмотрела на него и робко улыбнулась.

— Извини, — пробормотала я, — кажется, я за тебя во сне зацепилась.

Он улыбнулся в ответ. Его губы были в каких-то дюймах от моих. Ну давай же, укуси меня. Укуси! Минуточку, а как же мое намерение никогда не приближаться к мужчинам? Проклятие.

Он посмотрел мне в глаза (которые так налились кровью, что напоминали две красные подставочки под пивные кружки) и медленно, очень медленно наклонился и поцеловал меня. Старички с соседних кресел оторвались от кино, которое показывали во время перелета, и в ужасе выпучились на нас, потрясенно клацая протезами.

Мы не отрывались друг от друга, пока не зажегся знак «пристегните ремни», означающий снижение. Я застенчиво взглянула на него: смешно, конечно, ведь я только что близко познакомилась со всеми его пломбами.

— Куда ты потом? — спросила я и изо всех сил попыталась телепатически внушить ему ответ: «К тебе в трусы».

Он объяснил, что у него пересадка из аэропорта Пресвик в аэропорт Глазго в часе езды, а самолет в Дублин улетает тремя часами позже.

— Я тут близко живу, — выпалила я. — Можешь остановиться у меня, принять душ и пообедать.

Пообедать моими ягодицами, например. Да нет же, я всего лишь хочу быть гостеприимной! Мы, шотландцы, славимся своим дружелюбием к иностранцам. Он согласился и поблагодарил меня за такую заботу.

Если бы он только знал, что его ждет. Том Маккаллум зашел ко мне домой, чтобы принять душ, а в результате остался на месяц.

По пути домой мы зашли в магазинчик деликатесов и купили французский хлеб, паштет, сыров и фруктов, а потом Кейт доставила нас домой в целости и сохранности, заливаясь смехом на мою последнюю выходку. Мы пригласили ее к нам на обед, но она отказалась и многозначительно попросила меня позвонить ей позже. Снова я попала в беду, подумалось мне.

Я приготовила обед, гордясь тем, что проявила проницательность и купила еду, которую не надо ставить на плиту. Какой смысл пугать бедного мужчину подгоревшим обедом? Я разлила вино по бокалам, и мы сели за обеденный стол, как будто знали друг друга уже долгие годы. Спустя какое-то время я посмотрела на часы.

— Том, тебе пора, а то опоздаешь на самолет, — вздохнула я.

Он поднялся, обошел стол, подошел ко мне и заставил меня встать. Поцеловал меня в губы, в шею и в кончик носа.

— Кажется, я никуда не поеду, — пробормотал он.

Вот примерно в тот самый момент должно было заговорить мое благоразумие. Этого парня я встретила всего двенадцать часов назад. Он мог быть психопатом, сбежавшим от ФБР, маньяком-насильником, жуликом или вором. Мог страдать большим числом психических расстройств, чем все пациенты местной больницы, и большим количеством генетических уродств, чем сиамские близнецы. Но разве я попросила его предъявить удостоверение личности и резюме? Разве я прижала его к стене и обшарила? (Ну, это я допустим сделала, но не с целью обыска.) Нет-нет, я затащила его в спальню быстрее, чем вы успеете спросить: «В твоем шкафу скелетов больше, чем в ближайшем морге?» Мои доводы были такими: все это предсказал Могучий Романо, который теперь ни за что не получит по яйцам. Это мой Дарт Вейдар!

Мы часами занимались отчаянным атлетическим сексом. На улице уже темнело, когда мы откинулись на подушки в изнеможении. Я была вся в поту, волосы прилипли к голове, тушь струилась по щекам. Я выглядела словно после родов. Слава богу, что за жалюзями комната была погружена в полумрак. Мы долго лежали, прижавшись друг к другу и вспоминая сегодняшний день.

— Это был самый удивительный день в моей жизни, — прошептал он.

Я собралась было поддакнуть, но не хотела врать. Добро пожаловать в Купервилль, Город Странный и Непредсказуемый.

— Ты веришь в любовь с первого взгляда? — спросил он.

— До сегодняшнего дня не верила, — ответила я почти честно.

— Я тоже, но теперь верю, — и он опять начал покрывать меня поцелуями от ног до головы.

Прежде чем я успела сморщиться, как черносливчик, от избытка влаги, он остановился.

— У тебя есть чулки? — страстно прошептал он.

Чулки? Меньше всего мне сейчас хотелось наряжаться для красоты. Мое тело как будто провело десять раундов в грязи с борцом-тяжеловесом. И все же, чего не сделаешь для гостей. Как я уже говорила, я очень гостеприимна. Порывшись в бельевом ящике, я нащупала два чулка, которые, кажется, были разных цветов. Он взял их.

— Мне нужно четыре, — пробормотал он.

Четыре? О боже, я так и знала, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — я залезла в кровать с трансом! Порывшись еще, я извлекла еще одну пару, протянула ему, но он опрокинул меня на спину, осторожно поднял мои руки вверх и привязал их к столбикам кровати чулками. Я не могла пошевелиться, была полностью беззащитна и не знала, радоваться мне или ужасаться. Пусть мы выяснили, что он не королева кабаре, но вдруг он сейчас встанет, быстро оденется и обчистит дом, бросив меня объяснять мое положение и проблему местным офицерам полиции? Сердце заколотилось. Он встал передо мной на колени и принялся медленно дразнить меня языком, целуя, посасывая и покусывая. Он вошел в меня и стал двигаться взад и вперед, пока мои нервные окончания не взорвались, и мы оба кончили быстрее, чем наступает конец веселых каникул. Он осторожно отвязал меня и удовлетворенно вздохнул, после чего мы погрузились в долгий безмятежный сон.


— Тук-тук, тук-тук, тук-тук.

Услышав знакомый звук, я вздрогнула и проснулась. Мама! Она обычно так стучалась в окошко, прежде чем войти, отворив дверь своим ключом. Я вытолкала Тома из постели, он с грохотом приземлился на пол и непонимающе посмотрел на меня.

— Это моя мать, — прошипела я. — Быстрее, прячься в ванной!

Но времени уже не осталось. Она скакала по ступенькам, как течная сука Лабрадора. С каких это пор она так торопится, чтобы со мной повидаться? Том нырнул в гардеробную комнату. Ворвавшись в дверь, как торнадо, мама присела на краешек кровати:

— Дорогая, я только на минутку заглянула, проверить, что ты вернулась целая и невредимая. Бегу в женский институт на занятия по плетению корзин.

А кажется, будто сбежала из дурдома.

Она уже хотела повернуться и поскакать прочь, успокоившись, что ее дитя в сохранности, но вдруг замерла на месте.

— Что это? — пролепетала она.

Что? Неужели у нее радары вместо ушей? Я ничего не слышала.

— Вот, опять, — прошептала она.

И я все равно ничего не слышала. Она на цыпочках подошла к гардеробной, а мне ничего не осталось, как только изумленно таращиться. Одним движением она бросилась к дверям и распахнула их. Там стоял Том, высокий, красивый, ярко-пунцовый, прикрывая свое хозяйство страусиным боа, которое я купила на свадьбу кузины Ди. Мама в ужасе развернулась, глядя на меня так, будто я только что призналась в краже церковных пожертвований. И вдруг ее взгляд метнулся к столбикам кровати. Чулки! Если бы она открыла рот еще чуть шире, можно было бы компостировать им билеты в автобусе.

— Мам… — еле слышно пролепетала я, но все было бесполезно. Она в ошарашенном трансе попятилась к выходу, пулей сбежала по лестнице и вылетела из двери, ознаменовав свой уход оглушительным грохотом.

— Ну что, Том, — я взглянула в его потрясенное лицо, — кажется, меня только что вычеркнули из завещания.


На следующий вечер я пошла на работу, прихватив две коробки сигарет для Рэя.

— Купер, ну зачем? Ты себе-то что-нибудь отхватила?

— Забавно, что ты спрашиваешь, Рэй. Познакомься с Томом…

Том остался на четыре недели, приспособившись к моим привычкам: не спать до утра и поздно вставать. Каждый день был откровением: мы все сильнее влюблялись друг в друга, испытывали страсть и вообще были одержимы друг другом, в хорошем смысле этого слова. Да, да, опять это слово на букву «Л».

Но на этот раз все было потрясающе. Хоть раз меня не терзали сомнения. Ни единого! Он был идеален, как засахаренные хлопья. Мы безупречно подходили друг другу по всем параметрам, физически и духовно. Он был прекрасным человеком: чувствительным, но сильным, заботливым, но не подавляющим. Он полностью приспособился к моему миру и людям в нем, что не так уж просто для состоявшейся личности. Даже Кэл подобрел к нему, преодолев сомнения насчет неверности Дагу. Что до моей бабули, Том как нельзя лучше подошел на роль ее любимчика. Она щебетала, как попугайчик, что Том — точная копия моего ирландского дедушки, когда тот был жив. Мысль о том, что моя бабуля фантазирует о моем бойфренде, вызывала у меня тошноту, но ее заставляла улыбаться. Единственной тучкой на горизонте была семья Тома. Он работал на молочной ферме родителей в пятидесяти милях от Дублина, и они все настойчивее требовали его возвращения. Наконец он больше не смог откладывать. Я взяла пару выходных, и мы полетели в Ирландию — я представляла себе его ферму как маленький домик в прериях. О животноводстве я ничего не знала. Мое самое близкое знакомство с пастеризацией ограничивалось чаем с молоком.

Том объяснил, что эта ферма передается из поколения в поколение и, когда его родители выйдут на пенсию, она достанется ему. Я решила, что смогу приспособиться к деревенской жизни — ведь я смотрела «Эммердейл»[20]. Я уже представляла себе лендроверы, стеганые телогрейки и коров, которых я назову Дэйзи и Эрментруда.

Мы покинули красивый город Дублин и направились в поместье в окружении потрясающего пейзажа. За какой бы угол мы ни завернули, повсюду открывались еще более захватывающе прекрасные ландшафты. У меня в животе поднимались пузырьки, и вовсе не от самолетной еды. Я поняла, что мне понравится здесь жить.

Мы прибыли в дом Тома и оказались в центре событий: цыплята, гуси, собаки и родители — все хлопали крыльями вокруг нас, будто собирались взлететь.

Папа Тома был вылитый он. Высокий, с седыми волосами и такими же зелеными глазами с искорками, он мне сразу понравился. Он взял меня за руку, поклонился и улыбнулся, чмокнув мою руку.

— Это вам не хухры-мухры, познакомиться с девушкой, которая завоевала сердце нашего Томаса, — объявил он и тут же получил подзатыльник от рассерженной миссис Маккаллум.

— Джозеф, что за выражения ты позволяешь себе при молодой даме? — воскликнула она. Я оглянулась, чтобы посмотреть, где эта молодая дама, но позади никого не было. Я подмигнула папе Тома.

— И с вами не хухры-мухры познакомиться, мистер Маккаллум, — рассмеялась я. На его лице расплылась улыбка шире моих бедер. Миссис Маккаллум недовольно затараторила и повела меня в мою комнату. Когда она открыла дверь, я поняла, что интимный уик-энд нам не светит. Комната выглядела так, будто в ней много лет никто не жил, но она отлично сохранилась и была в идеальном порядке. Обои с цветочками были выдержаны в розово-голубой гамме под цвет старинного розового ковра и штор. Здесь были сосновый туалетный столик и шкаф из одного гарнитура с прикроватными столиками и односпальной кроватью.

Ну а я чего ожидала? Маккаллумы — явно традиционная ирландская семья, которая верит в мораль, стандарты и респектабельность. Я могу это понять. Почти.

Ужинать мы сели в шесть часов ровно. Том и его папа сидели за столом, а его мама сновала туда-сюда от плиты к столу. Я предложила ей помочь, но она отмахнулась, едва скрывая раздражение. И почему я не нравлюсь ни одной матери? Может, все они — члены секретного клуба, который обязывает их недолюбливать меня с первого взгляда?

Она навалила огромные миски картофельного пюре, овощей и густого мясного рагу. Я невольно задумалась, не гуляло ли это рагу еще вчера по полю. Интересно, мама с папой этого теленка в курсе, что он мертв? Не самый подходящий момент, чтобы заделаться вегетарианкой.

Пока мы ели, миссис Маккаллум по-прежнему бегала туда-сюда, как кролик из рекламы «Дюраселл». Она не присела до тех пор, пока ужин почти не закончился, да и то ее попросил об этом Том.

— Мам, пап, я хочу вам кое-что сказать, — объявил он. Можете назвать это интуицией, но я сразу поняла, что сейчас будет. И, судя по ужаснувшемуся лицу миссис Маккаллум, она тоже это поняла. Я затаила дыхание.

— Мы с Карли собираемся пожениться, — просияв, провозгласил Том.

Оглядываясь назад, я понимаю, что мне следовало более чем удивиться быстроте подобного объявления, но я не удивилась. Том не делал мне официального предложения, но с первой минуты знакомства мы как-то почувствовали, что у нас это серьезно. Пусть мы не выбирали рисунок фарфора, не бронировали церковь, но вопросы типа «как мы назовем детей?» и «будешь ли ты любить меня даже с обвислой грудью?» не оставляли сомнений, к чему все идет.

И вот — бум! Две вещи случились одновременно. Папа Тома подскочил, чтобы поздравить нас, перегнулся через стол, чтобы обнять меня, и каким-то образом попал локтями в картофельное пюре, а мама Тома вдруг стала фиолетовой и грохнулась в обморок. Мы подняли ее и поместили ее голову между колен. Том взглянул на меня в поисках поддержки: все ли он сделал правильно? Я улыбнулась и подмигнула ему.

— Я бы обняла тебя, Том, — усмехнулась я, — но твой папа меня всю картошкой забрызгал.

Даже обморочная миссис не могла не улыбнуться.

Позднее вечером Джозеф настоял на том, чтобы открыть лучшую бутылку виски и отпраздновать событие. Мы подняли тост за наше будущее, будущее наших детей и будущий урожай. Веселье продолжалось весь вечер, пока мы сильно не напились и не стали распевать «Дикого пирата» во всю глотку. Не помню, чтобы я когда-либо чувствовала себя более довольной или счастливой: мне предстояло стать миссис Вейдар.

И все же скоро мне пришлось вернуться домой. В аэропорту я так сильно плакала, что вокруг моих ног стали плавать утки. Мысль о том, что я не увижу Тома две недели, была невыносима.

— Это совсем недолго, дорогая, — пытался он меня приободрить. — Я пришлю тебе своего двойника из картона, чтобы ты могла со мной разговаривать. К тому же это всего на шесть месяцев.

Причина, по которой мы решили ждать так долго, была чисто экономической: нам надо было накопить денег на свадьбу, так как мы оба только что спустили все сбережения в путешествии. Мне пришлось продать дом и уволиться с работы, при этом не подставив Рэя. И самое главное, мы хотели сыграть свадьбу в Шотландии, а мне понадобится по меньшей мере три месяца, чтобы убедить маму начать со мной разговаривать, не говоря уж о том, чтобы помочь со свадебным ужином. Хорошо что хоть платья с прошлого раза остались.

У меня не было сил даже улыбнуться. Шесть месяцев казались целой жизнью, и даже перспектива видеться два раза в месяц на выходные — один раз в Шотландии, один в Ирландии — не могла меня утешить. Я поискала наручники, чтобы приковать себя к его лодыжке.

В тот вечер я кое-как затащила себя на работу.

— Купер, в мой кабинет, надо поговорить! — проорал Рэй, как только я вошла в дверь. Настроение у меня сразу поднялось. Может, он хочет меня уволить и завтра я первым же рейсом улечу в Дублин? Когда я влюбляюсь, то всегда действую очень рационально.

Я с нетерпением ввалилась в кабинет.

— Купер, сегодня мы подписали последний контракт с «Тайгер Элли». С понедельника клуб наш.

Моя челюсть чуть не ударилась об пол, как булыжник, упавший с большой высоты. «Тайгер Элли» был крупнейшим ночным клубом в Шотландии: более четырех тысяч посетителей в удачный вечер! Кроме того, у клуба была отвратительная репутация — проституция, таблеток больше, чем в аптеке, и криминальное прошлое, хроника которого не поместится ни в одной библиотеке. Короче, не для слабонервных.

— Картер будет управляющим, — добавил он, имея в виду Пола Картера, менеджера одного из других клубов. Я вздохнула с облегчением. Но рано радовалась. — И ты, дорогая. Я хочу, чтобы вы вместе руководили клубом и стояли на входе.

Отлично, блин. Пожелайте мне удачи. Моя жизнь становится все лучше и лучше.

Мне пришлось отменить поездку в Дублин через две недели, так как Рэй запретил нам брать выходной в ближайшее время: надо было разобраться с клубом. Проблемам не было конца: служащие воровали со стойки; спиртное привозили, а потом грузили через черный ход в фургоны без надписи; шлюх было больше, чем в бангкокском борделе, и хуже всего — на территории клуба враждовали две наркомафии. На входе со мной работали четырнадцать вышибал, еще тридцать два стояли в помещении, и все равно этого было мало. Каждая ночь была похожа на перестрелку на Диком Западе, причем я была на стороне проигравших.

Мы начали с малого. Поймали тех, кто попался на мелких правонарушениях. Под угрозы судебных и насильственных разбирательств и извлечения наших внутренних органов мы уволили помощника управляющего, двадцать двух барменов, одиннадцать вышибал и менеджера склада. Еще с дюжину барменов и официантов ушли из протеста — неплохо, учитывая обстоятельства. Зачистка кадров? Скорее, тотальная дезинфекция.

Мы наняли надежный персонал из других наших клубов, чтобы поставить за стойку. Поиск людей был отчаянным, досадным и полным проколов занятием. Я подключила всех, кто был мне должен, и сама просила кого угодно об одолжении. Был момент, когда Кейт, Кэрол, Сара, Джоан, Кэл и Майкл обслуживали посетителей за барной стойкой — клуб «Тайгер Элли» стал похож на программу «Жизнь Карли Купер».

Мы с Полом работали по восемнадцать часов в день. Иногда утром даже не возвращались домой, отключаясь прямо на мягких диванах в гостиной. Клуб превратился для нас в наваждение. Мы твердо вознамерились все здесь изменить и заставить его работать. К тому же работа отвлекала меня от мысли, что мой милый Том где-то в сотнях миль отсюда.

В действие вступила вторая фаза нашего плана. Мы пригласили декораторов, дизайнеров, пиарщиков и рекламное агентство и запустили акцию «Новый облик Тайгер Элли».

Вечером в будни мы приглашали самые популярные группы, в выходные — самых модных диджеев. Число посетителей стало расти, но Рэю этого было мало: он хотел, чтобы затраты окупились быстро. Нам нужно было быстро привлечь огромную толпу на каждый вечер, чтобы удовлетворить его запросы.

Мы решили устроить вечеринку в честь второго рождения клуба, в первую пятницу следующего месяца. И разработали хитроумный и сложный план!

За десять дней мы разместили рекламу в прессе и сказали сотрудникам, что ожидаем небольшую компанию избранных гостей. Дали почти всем выходной и оставили лишь пару человек из бара, которым можно было доверять, и восемь самых неразговорчивых вышибал (противоречивое сочетание).

Обычно ночные клубы открывают свои двери в девять часов, чтобы обслужить ранних пташек, хотя основная масса гостей приходит лишь в одиннадцать. Первые представители обожаемой публики приехали на такси чуть позже десяти, под энергичные звуки группы «Снэп». Баз, главный охранник, вопросительно взглянул на меня. Я кивнула.

— Извините, ребята, — произнес он. — У нас полный зал.

— Но сейчас же только пол-одиннадцатого, — возразила миниатюрная девушка в белых виниловых штанах и таких же шпильках. В таком наряде ее все равно бы не пустили: что это за костюм ватной палочки?

— Что ж, детка, в следующий раз придется приезжать пораньше, — пропел Баз.

Остаток вечера прошел в том же духе. В клуб не попал никто. Мы разворачивали всех, независимо от возраста, статуса и размера предложенной взятки.

На следующий день нас наводнили телефонные звонки с расспросами о времени открытия и дресс-коде. Я игриво толкнула Пола под ребра.

— Наши посетители — совсем как я, Пол. Вечно хотят того, чего у них нет.

В тот вечер клабберы явились табунами. Молва распространилась по городу, как корь по детскому саду. Рэй с усмешкой поздравил нас:

— Ты все время врешь. Так в рай не попадешь, ты в курсе?

Я горько улыбнулась. Это я уже давно поняла.

Том по-прежнему приезжал на пару дней каждый месяц. Каждую свободную минуту мы проводили или гуляя по пляжу, или валяясь в кровати и планируя будущее. Том говорил об урожае и сельскохозяйственных законах, а я глотала каждое его слово. Мне было бы наплевать, даже если бы он читал телефонный справочник: я все равно была загипнотизирована его пронзительными зелеными глазами и мягким голосом с ирландским акцентом. Да, именно этот мужчина будет отцом моих детей. Мои яичники так и плясали, когда он оказывался рядом.

Иногда он злился, что я не могу проводить с ним больше времени: когда он приезжал, мне все равно приходилось работать ночами. Но что я могла поделать? Мне нельзя было подводить ребят в клубе, и если Том меня любит, он должен это понять. К тому же я делаю это и ради него тоже. Рэй пообещал мне огромную прибавку, если прибыль от клуба достигнет установленных им астрономических цифр, а каждый пенни из заработанного пойдет в свадебный фонд. И мы по-прежнему вели долгие и нежные разговоры по телефону каждый вечер, хотя иногда их и прерывал мой храп, если я засыпала после очередной восемнадцатичасовой смены.

Неизбежно приближалось Рождество и вместе с ним — конец терпению Тома. Я знала, что он хочет, чтобы я уволилась с работы и как можно быстрее переехала в Ирландию. Я тоже этого хотела, хотя, должна признаться, раз двадцать меня пробирала дрожь, когда я понимала, что мне придется готовить, убираться и жить в одном доме с его родителями. Никогда не была фанаткой совместного проживания, а при виде пылесоса у меня появлялась сыпь.

И все же это стоит того, чтобы прижиматься по ночам к самому красивому, любящему, доброму и веселому мужчине на планете.

Вспоминая то время, я понимаю, что даже Рэй Чарлз смог бы разглядеть катастрофу чернобыльского масштаба, которая вот-вот должна была произойти.

Том хотел, чтобы мы провели рождественские праздники в Ирландии, но Рождество — самый плотный сезон для клубов, так что мы пришли к компромиссу: Рождество проведем с его семьей, а Новый год — в Шотландии со мной.

В одиннадцать часов в канун Нового года фундамент «Тайгер Элли» сотрясался под топотом четырех тысяч празднующих. Пьяных у нас было больше, чем в клинике лечения алкоголизма. Предыдущие часы прошли относительно спокойно: пара драк и какой-то пьянчужка, показавший всем свою задницу в женском туалете.

Стоя у двери, я думала, как мне будет всего этого не хватать. Что может быть прекраснее, чем ухаживания косого шотландца?

— Ну как, вишенка, мы едем ко мне или нет?

Что-то я не заметила, чтобы мы куда-то ехали.

И как приятно растаскивать дерущихся взрослых мужиков, которые вообразили себя Роки и Ван Даммом, а на самом деле выглядят как две склочные бабки.

И эти неизбежные крики: «Вы хоть знаете, кто я такой?», когда мы разворачивали на входе всех без исключения мужчин в черных туфлях и белых носках. Знаем, ты — торговец наркотиками, который не умеет одеваться.

Тут я почувствовала, как две сильные руки обхватывают меня за талию сзади и поднимают в воздух. Явно какой-то качок! Я уже хотела врезать нападающему куда следует, но тут он прокричал:

— Черт, Купер, ты поменьше бы налегала на рождественские пирожки — у меня, кажется, позвонок сместился!

Это же Мики Куинн! Один из моих любимчиков в Глазго. Мики был владельцем модных баров в городе и непременно заходил в клуб, чтобы выпить по рюмочке перед сном после закрытия своих заведений.

— Купер, это Джек Макберни, один из моих самых старых приятелей. Макберни, познакомься с Карли Купер, самой симпатичной девчонкой — управляющей ночным клубом в Глазго!

— Мики, кроме меня, в Глазго больше нет девчонок-управляющих.

— Именно это я и хотел сказать, — улыбнулся он, заключив меня в медвежьи объятия.

Я высвободилась из тисков.

— Не обращайте внимания на бредовый лепет этого старика, мистер Макберни. В его возрасте свойственно завидовать молодому поколению.

Мики схватился за сердце, изображая муки, и я продолжила:

— Ему будет намного лучше, когда мы поместим его в заведение для людей его возраста.

Джек Макберни расхохотался, и я проводила их в VIP-зал и усадила за столик с Кейт, Кэрол, Джесс и бутылкой шампанского.

— Я — доброволец программы помощи престарелым, — сообщила я им, вызвав всеобщий хохот.

На другом конце зала я увидела Тома, который смеялся рядом с Кэлом. Мое сердце екнуло: какой же он красивый. Он поймал мой взгляд и подмигнул. Я смотрела на него пару секунд, а потом поняла, какая же я была дура. Пренебрегала им, как одержимая работая в клубе. Ну уж нет, я больше не позволю работе стоять на пути самого лучшего, что когда-либо было в моей жизни. Пусть жизнь не будет захватывающей, как американские горки, но я живу в искусственном мире. О чем я только думала?

Ну все, решила я, увольняюсь завтра же утром и к концу января буду уже стряхивать сено с туфелек от Джимми Чу и устраивать девичники с Дэйзи и Эрментрудой. Мне предстоит новая, полная любви, счастливая жизнь без стрессов и суеты с мужчиной, которого я обожаю. Десять, девять, восемь… отсчет уже начался. Я направилась к Тому, споткнувшись о Сару, лежавшую в коматозном состоянии на полу. А я-то думала, куда она запропастилась. Том притянул меня к груди.

— Я люблю тебя, Купер, — произнес он.

— Я тоже тебя люблю, Том Маккаллум, — ответила я. И я правда его любила. В тот момент любила.

На следующее утро я проснулась от звона в ушах. Чертовы уши, подумала я. Тут Том пнул меня под одеялом и сказал, чтобы я подошла к телефону. Я доползла до трубки, опрокинув по пути ненужный будильник, баночку крема от морщин (ну почему у меня лицо, как у таксы?) и вазу с пластиковыми цветами.

Я прохрипела «алло» куда-то в направлении трубки.

— Карли, привет. Это Джек Макберни. Мы вчера вечером познакомились.

Я напрягла память изо всех сил.

— Я был с Мики Куинном.

Ага! Смутно, но я что-то такое вспомнила.

— Я хотел спросить, не могли бы мы встретиться сегодня, — продолжал он.

— Но сегодня же Новый год!

— Я знаю, мисс Купер, но у меня вечером самолет, а мне очень хотелось бы поговорить с вами до отлета.

Вот теперь я была заинтригована. Самолет? Интересно, куда он летит? Проснулся мой внутренний Христофор Колумб, учуяв запах новых приключений. Я объяснила Джеку, как проехать к моему дому, отчаянно пытаясь припомнить, в каком состоянии оставила гостиную, прежде чем лечь спать. Через час позвонили в дверь. (Мне как раз хватило времени, чтобы выгнать Кэла и четырех его друзей, запихнуть в пластиковый пакет больше пивных банок, чем на пункте приема вторсырья, и провести расческой по волосам.) Я пригласила Джека войти и предложила ему кофе. Когда закипел чайник, он объяснил мне, в чем дело.

Как выяснилось, Джек Макберни, хоть и родился и вырос в Глазго, в данный момент работал директором по закупке провизии и напитков для отеля «Виндзор» (один из отелей крупнейшей и суперпрестижной всемирной сети) в Шанхае. Их клиентами были в основном бизнесмены, и рождественский сезон выдался спокойным, поэтому ему и удалось впервые за пять лет вернуться в Глазго и навестить семью и друзей.

В последнее время у него возникла проблема с «Харвис», ночным клубом при отеле, который тоже был в его ответственности. Клуб был старый, обшарпанный и захудалый и из-за недостаточно жесткого контроля стал добычей черного рынка проституции. Короче говоря, клуб как магнитом притягивал больше темных личностей, чем в фильме с Брюсом Уиллисом. Мики Куинн рассказал Джеку о моем успехе в «Тайгер Элли», и Джек предложил мне место управляющего «Харвис».

Я рассмеялась и внимательно огляделась вокруг. Вот на этот раз ведущий программы «Скрытая камера» уж точно спрятался в моем цветочном горшке! Я открыла рот, чтобы объяснить Джеку, что, хотя весьма польщена, не могу принять его предложение, так как выхожу замуж. Он выжидающе смотрел на меня.

— Джек, — заговорила я, набрав воздуху в легкие, — мне очень жаль, но я должна сказать вам кое-что.

Мысли метались в голове. Скажи «нет», Купер, скажи «нет»! Но только представьте, какое это будет приключение… Том мог бы поехать со мной, и мы бы были как первооткрыватели в их последнем путешествии, а потом остепенились бы и жили в домашнем раю! Моему поврежденному мозгу такая ситуация казалась вполне разумной. Если уж собираешься провести остаток жизни в Ирландии, годом меньше, годом больше — какая разница? И в Шанхае наверняка есть фермы — а вы как думаете, откуда берется весь рис? Том найдет работу, и мы потом сможем столько всего интересного нарассказывать нашим внукам! Идея просто фантастическая. Он будет в восторге. Сами посудите, разве часто в жизни выпадает такая возможность?

Христофор Колумб во мне победил.

— Я поеду только на один год, не раньше февраля и с проживанием и питанием для меня и моего жениха. Зарплата — двадцать тысяч в год плюс все расходы.

Он протянул руку, и мы обменялись рукопожатиями.

— Идет, — воскликнул он. Черт, надо было просить двадцать пять тысяч. — Мои люди позвонят вам завтра и объяснят все подробности.

Я закусила губу и проводила его до двери, а потом вернулась к Тому в кровать. Он перевернулся на другой бок и обнял меня, а я лежала и ждала, когда же он проснется и я смогу рассказать ему наши новости.

Эйфория прошла минут через двадцать. Что, если он не захочет ехать? Я отмахнула все сомнения. Это же Том, моя половинка! Конечно, он захочет. Он же родственная душа, которая так же, как и я, любит приключения. Ведь любит, да? У меня появилось плохое предчувствие. Я включила радио, чтобы разбудить его. Плохая идея. По радио «Куин» распевали «Я снова проиграл».

— Кто это звонил? — спросил он сквозь сон.

— Это… это… в общем… ну, это был мой новый босс, — выпалила я.

Том резко сел на кровати.

— Кто? — ошеломленно выкрикнул он.

Я пыталась объяснить, что это всего лишь на год. Заставить его представить, сколько у нас будет денег, приключений, новых знакомых. Это будет новая жизнь! Но как я ни умоляла, он не мог успокоиться. Он завелся, как коммуна вегетарианцев при виде мясника. И чем больше он упрямился и сердился, тем сильнее я лезла в бутылку.

Он носился по комнате, швыряя свои вещи в сумку, обвиняя меня и почти срываясь на крик.

Даже мои мягкие игрушки заткнули уши.

— Не могу поверить, Купер, это просто невероятно! Как ты могла изменить наши планы, даже не поговорив со мной? — кричал он. От ярости он побагровел.

Да потому что жизнь слишком коротка! Если он хочет, чтобы я остаток жизни провела в резиновых сапогах, пусть хотя бы выслушает меня. Но он вел себя, как бык в красной палатке.

В комнате наступила тишина. Я украдкой подняла глаза, посмотреть, ушел ли Том. Услышала грохот шагов по лестнице и треск захлопываемой двери. Бросилась к окну, глядя в спину Дарту Вейдару, который шагал прочь. Над его красивой головой нависла черная туча. Глаза мои защипало от слез, в горле образовался комок. Он вернется, подумала я. Конечно! Он успокоится и поймет, что это замечательная идея. К счастью, я не слишком на это рассчитывала.

Больше Тома Маккаллума я ни разу не видела.

Загрузка...