Занзабуку

Глава седьмая В СТРАНЕ ГИГАНТОВ

Покинув насыщенный влагой душный тропический лес, где обитают пигмеи, вы можете через день очутиться в Африканской Швейцарии. Воздух там чистый и сухой, днем не слишком жарко, а ночью слегка прохладно. Это родина ватусси.

На пути к горам за несколько часов езды вы пересечете экватор и горы, покрытые вечными снегами. Чуть позже вы увидите цепь вулканов Вирунга и приютившееся у подножия гор прекраснейшее озеро в мире — Киву. В водах Киву нет крокодилов или других опасных животных, и на его берегах не кишат москиты или мухи цеце.

В страну ватусси вас приведет узкая дорога, которая взбирается по крутому склону, делая восемьсот сорок четыре крутых поворота (так мне говорили — сам я не считал), и поднимается примерно до четырех тысяч футов. Там, где дорога вьется по узкому уступу отвесной стены, вы встретите своеобразный шлагбаум.

На высокой скале, нависающей над дорогой, сидит африканец со сверкающей пустой канистрой, подвешенной на шесте, и второй канистрой, по которой он барабанит. Когда первая канистра поднимается, а вторая гремит, другой африканец, на скале несколькими милями дальше, знает, что в эту своеобразную «однопутную транспортную зону» въехал автомобиль. После того как минуете дюжину серпантинов и подниметесь на несколько сот футов, вы, возможно, увидите второго африканца.

И на каждом повороте перед вами открывается захватывающая дух картина: внизу лежит голубой драгоценный камень — озеро Киву, с курящимися вулканами у его верхнего конца. По склону одного вулкана медленно, незаметно для глаз в озеро сползает раскаленный поток лавы, и вода громко шипит, соприкасаясь с ним. Из нижней части Киву вытекает река Рузизи, с шумом прокладывающая себе проход через скалистую гряду на пути к озеру Танганьика. Вы видите огромные плантации кофе, хинного дерева, пиретрума; некоторые поднимаются до большой высоты по террасированным склонам гор. После всего того, что вы встретили за день пути, вы не удивитесь, увидев гордых людей семи футов роста, представителей цивилизации гораздо более древней, чем ваша собственная. Вы уже ждете необычайного — и Африка всегда оправдывает ваши ожидания в полной мере. Так же как человек каменного века сохранился в лесу Итури, так же сохранились по меньшей мере несколько сторон древней культуры — египетской? абиссинской? — в горах Руанды-Урунди[13].

Барельефы священных животных на стенах старых египетских храмов оживают в миллионе коров, принадлежащих ватусси, коров с грациозными белыми рогами размахом в десять футов, и ведущих себя с не меньшим достоинством, чем их хозяева — люди.

Руанда-Урунди — сердце Африки. Но кажется, что это сердце пересадили из другого тела, так много у этой крошечной территории, площадью всего двадцать тысяч квадратных миль, характерных черт, которые нельзя встретить ни в каком другом уголке громадного континента, окружающего ее.

Здесь наиболее высокая плотность населения в Африке (не считая Египта) — двести человек на квадратную милю, по сравнению, например, с восьмью в Конго. И эта же территория кормит миллион коров, миллион коз и полмиллиона овец — животных, для которых в иных частях континента нет даже названий. Во многом самая цивилизованная африканская страна Руанда-Урунди была, вероятно, одной из последних частей континента, о которой узнали белые. Немецкий граф фон Гетцен открыл озеро Киву и прекрасные земли на его восточном берегу в 1894 году.

Если вы решите, что Руанда-Урунди нетипично африканская страна, вы должны тотчас же спросить себя: что можно назвать типично африканским?

Ничего, конечно. Тропический лес, вельд, пустыня, мягко округленные холмы, дымящиеся малярийные болота — все это Африка.

И вы поймете, что к Руанде-Урунди неприменимо наше стереотипное представление об Африке, которое в действительности справедливо только для маленькой части континента.

С тем же успехом вы можете предположить, что какая-либо одна часть Соединенных Штатов типична для всей страны — Флорида или Скалистые горы, Новая Англия или Бэдленд, пустыня Мохаве или штат Айова.

Руанда и Урунди — я ни на секунду не могу забыть эти слова. И не только из-за ландшафтов несравненной красоты, но и потому, что населяют эту страну люди, чей внешний облик и внутренний мир удивительно гармонируют с окружающей природой, — гиганты ватусси.

Но они только маленькая группа населения страны, около двадцати тысяч из четырех миллионов. Преобладают банту, называемые бахуту, — темнокожие люди среднего роста.

Для приправы Африка подбросила в маленький котелок немного пигмеев, точнее, батва — пигмоидов, а не чистых пигмеев, подобно бамбути Итури. И они не так миниатюрны.

В какой-то исторический период батва смешалась с племенами банту и позаимствовала у них восемь или десять дюймов роста, который составляет теперь четыре с половиной — пять футов.

Когда вы беседуете с королем ватусси или со старшей принцессой его двора, вы знаете, что перед вами цивилизованные люди, хотя у них нет гидростанций, холодильников и других технических новинок. Вы чувствуете, что вы — представитель новой, еще сырой цивилизации, оказавшийся в стране более древней и более привлекательной культуры. Но у ватусси нет высокомерия, так как им не нужно доказывать кому-либо свое превосходство.

Большое значение имеет, конечно, гигантский рост мужчин ватусси — от шести с половиной до семи с половиной и даже восьми футов. Но еще большее впечатление производят их осанка и атмосфера благородства, окружающая их.

Некоторые необычно высокие люди неуклюжи; ватусси двигаются грациозно, независимо от того, что они делают, даже когда, обернув свои длинные одежды вокруг талии, они прыгают через планку, поднятую на восемь футов.

Эти одежды — создание достоинства и грации. Длинные, волнистые, белоснежные с золотыми блестками или широкими красными полосами, они напоминают тоги сенаторов Древнего Рима.

Они просты, красивы и очень хорошо облегают высокие стройные тела. Среди ватусси нет полных мужчин или женщин. Однако все дети толстенькие, так как они питаются только молоком — свежим или кислым, пока не подрастут.

Тогда диета и физическая нагрузка меняются. Молочные продукты все еще играют важную роль в питании взрослых, но добавляются брага, бананы, немного овощей и иногда мясо. Пища должна быть очень питательной, так как после достижения зрелости юноши ватусси тянутся вверх, пока не возмужают и не похудеют. Но костлявых среди ватусси нет. Пальцы у них длинные и тонкие, почти женские.

Ватусси занимаются скотоводством и очень любят спорт — метание копья, прыжки в высоту, стрельбу из лука.

Группу специально отобранных мальчиков ватусси с детства готовят для придворного балета.

В Руанде-Урунди еще в древности возникла высокая культура и существовала развитая государственность. Тем не менее ватусси живописны, колоритны, привлекательны. Но между 1937 и 1946 годами в стране произошли столь сильные изменения, что я не захотел посетить Руанду в 1954 году.

В 1937 году молодой король Рудахигва жил в традиционной ватусской инзу — огромной круглой постройке, сооруженной из жердей и тростника. «Прихожей» служила пристройка, а внутренние помещения были разделены на спальню, столовую и курительную комнаты циновками, которые напоминали раздвижные стенки в японских домиках.

В 1946 году король Рудахигва жил уже в доме из кирпича и бетона. Несколько львиных и леопардовых полостей лежало поверх ковров, и можно было заметить ватусские корзиночки и другие изящные безделушки. Однако вещи, принадлежащие королю, были не так привлекательны и сделаны далеко не так искусно, так те несколько вещичек, которые я привез домой в 1937 году.

Когда художественное умение и мастерство вырождаются так сильно за девять лет, вы можете быть уверены, что древняя культура приходит в упадок.

Другое знаменательное изменение произошло в эти годы с именем короля. Он носил имя Рудахигва и вступил на трон шестнадцати лет, когда бельгийцы сместили его отца короля Музингу за нежелание сотрудничать с ними. Когда Рудахигва взошел на трон, к его имени прибавили еще слово, как всегда делалось для нового короля. Совет старейшин тщательно выбирал новое имя, так как оно должно было указать молодому королю дух нового режима.

В далеком прошлом, во времена межплеменной вражды, одному из королей присвоили имя Мазимпака — «Миротворец». Другого, после захвата им новых территорий, стали называть Лвавугири — «Герой-Завоеватель». Рудахигва выбрал Мутара — «Реформатор» или «Эволюционист».

В 1937 году имя короля, или мвами, с которым я встречался и беседовал, было Мутара III Рудахигва.

Но к 1946 году он принял христианство и взял несколько новых имен, чтобы подчеркнуть и религиозные и культурные перемены. Он стал мвами Мутара III Чарлз Леон Пьер Рудахигва, не менее чем тридцать девятый правитель в династии, которая может проследить свою родословную на четыреста лет в глубь веков.

Произошло много других изменений. Например, Рудахигва не только не имел тридцати жен, как его отец, но даже двух-трех, что считается минимумом для знатного ватусси.

Официально Рудахигва, как и все предыдущие короли, все еще владеет всеми землями страны, но он даже не пытается использовать на деле это право. Он назначает местных чиновников, публикует новые указы, проводит законы через национальный совет — все это после утверждения, хотя и негласного, бельгийского резидента и генерального бельгийского вице-консула, аккредитованного в Руанде-Урунди.

Важная часть работы короля — сохранение тех сторон культуры ватусси, которые западная цивилизация не объявила табу.

Июль — лучшее время для посещения страны ватусси, так как в конце этого месяца у них большой праздник. Это великолепное, оставляющее неизгладимое впечатление зрелище, и я горячо надеюсь, что какой-нибудь делец не попытается сделать на нем бизнес и тем самым изгадить его.

В мое первое посещение я видел очень мало, поэтому второй раз прибыл в Руанду специально за несколько дней до начала праздника. Проехав несколько десятков миль с Цезарем в его старом автомобиле по проходящей по насыпи дороге, мы достигли города Кигали[14], недалеко от Ньянзы, маленькой столицы Руанды. Мы знали, что в Кигали находится миссия, и собирались переночевать в ней. Когда уже темнело и мы были недалеко от миссии, я увидел первого ватусси. Несмотря на все, что я читал и слышал об этих гигантах, я был поражен: его рост достигал почти восьми футов, а его одежда блестела.

Треугольное лицо с маленькой черной родинкой, огромными мягкими глазами и высоким прямым носом, атласная бронзовая кожа, узкие пальцы и диковинная прическа усиливали впечатление от гигантского роста. В этом африканце все было поразительно.

Со степенной учтивостью, дружелюбно и любезно, но сдержанно он объяснил Цезарю дорогу к миссии.

Отец де Беккер, здоровенный голубоглазый голландец, принял нас в миссии и представил остальным братьям — бородатым и внушительным в своих белых одеяниях. Они умеют вползать в доверие к ватусси и, занимаясь вначале обучением детей и врачеванием, проникают в страну. Они знают, что затем можно будет заняться религией.

Мы разделили с отцами их обильную трапезу и предвкушали хороший ночной сон, так как покрыли за день большое расстояние. Но наши хозяева соскучились по людям из их прежнего мира и желали побеседовать.

Я нашел среди моих вещей коробку хороших сигар и раздал их. Братья с удовольствием приняли сигары, закурили и завели долгую беседу, не обращая ни малейшего внимания на нашу неукротимую зевоту.

Беседа с миссионерами все же оказалась полезной для нас, так как они успели многое разузнать о ватусси и их стране.

Ватусси считают своей первой обязанностью обеспечение благоденствия священного скота. Коровы здесь не только священные животные, как в Древнем Египте (культ Аписа[15]). Их количество служит мерилом богатства и социального положения.

Если бы скот использовали в хозяйстве, для этой точки зрения имелось бы основание, но ватусси не резали этих священных животных. Даже первое молоко шло телятам, и они вырастали сильными и красивыми.

Ранее стада периодически опустошала чума, но теперь ватусси научились бороться с ней, и поголовье их скота увеличилось.

Несколько столетий назад старые традиции ватусси были разумны. По-видимому, некогда, во времена ужасной засухи, привилегированное племя с огромными стадами отборного скота двинулось из Египта на юг в поисках лучших пастбищ. Оно пересекло пустыню, труднопроходимые заросли (бушвельд) и достигло Руанды. Кочевые племена бахуту, а также пигмеи, населявшие страну, были покорены пришельцами ватусси.

Подобно египтянам, ватусси гадали на куриных потрохах, они верили в переселение душ и обожествляли животных. У одного рода божком был хамелеон, у другого — жаба, а у королевской фамилии — венценосный журавль. Ватусси окружали большим почтением и обезьяну, как египтяне — Анубиса. Согласно легенде (легенды передавались из поколения в поколение родом «мастеров мудрости», все члены которого были придворными), один из первых ватусских королей, загнанный зверями в пещеру, был спасен обезьяной. Король содержал целый род «людей пещеры», обязанных охранять обезьян и помогать им. Третий род заботился о вечном огне, с тех пор как он был получен от богов ватусским Прометеем.

Следующим утром после молитвы и завтрака мы осмотрели мастерские, где миссионеры наблюдали за выделкой тканей. К сожалению, ситец быстро вытесняет великолепные национальные одежды, и почти всем отраслям прекрасного ватусского ремесла грозит гибель. Только чудесных конических корзинок изготовляется так же много, как и раньше. Но даже и это ремесло постепенно приходит в упадок.

Около главного здания миссии мы встретили четырех африканцев, несших на головах плетеный матшела, или паланкин, напоминавший глубокую корзину. Когда носильщики опустили паланкин, из него вышла высокая женщина, оказавшаяся Кангази, одной из тридцати жен бывшего короля Музинги, который пребывал в изгнании в Камембе, всего в нескольких милях от миссии.

Хотя женщины-ватусси далеко не так высоки, как мужчины, их средний рост несомненно значительно выше, чем американок. Кангази украшали традиционный головной убор с гребнем и плетеные кольца, нанизанные на ноги от лодыжек до колен, — это старинный обычай, который, кажется, исчезает. Но кольца ничего не прибавляют к красоте и привлекательности женщин.

Мне поистине везло — женщины-ватусси обычно живут почти так же замкнуто, как мусульманки, и избегают какого-либо общения с малознакомыми людьми. Но жена изгнанного короля, привлекательная, как и все ватусские женщины, была к тому же непринужденна и откровенна. Она охотно позировала и согласилась проехать вместе со мной до Ньянзы, где находился двор мвами Рудахигва.

С 1946 года для встречи с королем нужно разрешение бельгийского резидента, и простые туристы не добились бы аудиенции с Рудахигвой.

Он стал своего рода выставочным экспонатом, но в действительности он значит гораздо больше этого. Возвратимся, однако, к 1937 году. Тогда было немного посетителей, и желающих встретиться с королем всегда тепло принимали. Король все еще жил в инзу и был доступен, хотя его окружала многочисленная и блестящая свита.

Когда Кангази и я прибыли к порогу его дома — ее несли в паланкине, а я шел рядом, — король Рудахигва, ростом более семи футов, вышел нам навстречу и крепко пожал мне руку. Хотя мвами был одет не более роскошно, чем его придворные, он выглядел импозантно. Однако он встретил меня свободно и непосредственно. Его лицо портили несколько выдававшиеся вперед зубы, но он был живым, умным и вождем с головы до пят.

Мы немного побеседовали по-французски — король владел этим языком в совершенстве, и я почти не запинался, после чего я подарил мвами черный шелковый зонтик и маленький шелковый флажок, что, казалось, понравилось ему.

Я не знал, был ли он просто вежлив или ему действительно понравились мои подарки, потому что выбрать подарок королю — далеко не легкая задача. Люди, привыкшие раздавать блестящие безделушки африканцам, неизбежно попадут впросак в стране ватусси — народа с древней культурой.

Я слышал о путешественнике, посетившем Ньянзу вскоре после восшествия на престол Рудахигвы. После интервью с королем европеец подарил ему несколько ничтожных дешевых украшений. Рудахигва поблагодарил его так вежливо, как если бы безделушки были драгоценными камнями, но лишь посетитель удалился, он с пренебрежением швырнул безделушки своим слугам.

Мвами Рудахигва показал мне великие церемониальные барабаны — священные реликвии, которые повсюду возят за ним. Барабаны — пульс Африки: большие барабаны, маленькие барабаны, «щелевые» барабаны, барабаны, сделанные из дуплистой колоды и гудящие высоко, когда ударяют по одному концу, и низко, когда бьют по другому, барабаны, по которым колотят, и барабаны, которые трут. Они играют на танцах, играют на праздниках, созывают на совет и на войну, объявляют о прибытии вождя и передают длинные сообщения.

В Руанде королевские барабаны имели имена. Три из них — Ишакве, Иньяхура и Инумву — гремели каждое утро, возвещая, что король проснулся и все ватусси должны проснуться. Они возвещают и о его отходе ко сну. Даже если король не лег, никто не может бодрствовать после сигнала. Это традиция, а Рудахигва настаивает на сохранении традиций.

Самый священный барабан ватусси Калинга — символ королевской власти. Он означает то же, что в других странах корона, скипетр и государственная печать, вместе взятые. Когда бельгийские власти захотели изгнать Музингу, они отобрали у него Калингу.

Без барабана король лишился всего своего могущества, престижа и авторитета в глазах подданных, и он знал это. Музинга сдался без боя. Вскоре после воцарения Рудахигвы Калингу передали ему. Пока король имел священный барабан, и он, и его сторонники знали, что Рудахигва — настоящий мвами.

В конце беседы король пригласил меня на большой праздник, длящийся три дня. Во время него устраивают торжественный парад священного скота, балетное представление, соревнование в прыжках в высоту и многое другое. Такие праздники бывают два-три раза в году, и я приехал вовремя.

Перед праздником я несколько дней путешествовал по стране: смотрел, снимал и беседовал с людьми. Побывал я и у низложенного короля Музинги, жившего в непритязательной, но удобной инзу. Ростом выше сына и более простой, Музинга казался раздраженным и озлобленным. Однако он тепло приветствовал меня и спросил: «Нет ли у вас каких-нибудь лекарств для моих глаз?» Музинга сильно страдал от катаракты. Он казался совершенно разочарованным, когда у меня не оказалось нужных лекарств.

Затем он попытался произнести несколько фраз по-немецки. Этот язык, без сомнения, напоминал ему дни величия и славы. Руанда и Урунди были частью германской Восточной Африки до Первой мировой войны.

Я заметил мало следов долгого немецкого господства в Руанде-Урунди. Все, что я могу теперь припомнить, — тщетные попытки Музинги произнести иностранные звуки, напоминавшие ему двадцатилетний (из тридцати шести лет) период его царствования. Я почувствовал жалость к одинокому старому диктатору: он, должно быть, понял мои мысли и подарил мне изумительно красивое плетеное ватусское изделие.

Королевские церемонии в Ньянзе были даже более эффектны, чем я ожидал. Мвами Рудахигва в центре, в роскошном белом одеянии и прелестном головном уборе, с жемчужным ожерельем и крестом из белого обезьяньего меха, выглядел более блестящим, чем обычно. По бокам от него расположилось семьдесят пять благороднейших ватусси.

Они расположились у края огромного поля и ожидали «парад» длиннорогих животных; принадлежавших лично королю называли иньямбо, другим ватусси — инзанга.

На другой стороне поля толпились сотни рядовых африканцев, некоторые из них участвовали в церемонии, другие просто смотрели на восхитительное зрелище. Даже деревья, росшие неподалеку, были усеяны людьми, взобравшимися на них, чтобы лучше видеть происходящее.

Перед началом съемки я заметил, что король держит в руке шелковый флажок — мой подарок. Сзади стоял слуга с черным зонтиком.

Праздник начался с прыжков в высоту. В землю воткнули два тонких прямых стебля тростника, к ним прикрепили тонкую планку. Перед планкой находился твердый холмик в несколько дюймов высотой. Затем юноша-ватусси обмотал свою тогу вокруг талии и отошел на двадцать шагов — невероятно длинных — от планки.

Разбежавшись, он оттолкнулся от холмика и перелетел через планку. Техника его прыжка напомнила мне ту, которую американские спортсмены начали применять всего лет двадцать назад.

Сначала планку установили на высоте пять с половиной футов, и все прыгуны — их было пятеро или шестеро — оставили ее по меньшей мере на фут внизу.

Планку быстро поднимали, пока не дошли до восьми футов. Все прыгуны преодолели высоту так же легко, как вначале. Я, как и каждый путешественник, видевший прыжки ватусси, надеюсь, что их команда приедет когда-нибудь на Олимпийские игры. По международным правилам им не разрешили бы пользоваться маленьким холмиком, но я полагаю, что после непродолжительной тренировки они привыкнут прыгать без него.

Следующим номером была стрельба из лука, в искусстве которой бахуту и батва не уступали ватусси. Луки ватусси были очень большими, но это не повышало точности поражения цели, и пигмеи батва стреляли не хуже из своих крошечных луков.

Перед соревнованием и в течение его часть зрителей, включая короля, и некоторые стрелки-ватусси молились, чтобы духи даровали победу ватусси. Они ласкали свои луки, гладили стрелы и нежно уговаривали их лететь прямо в цель.

Но и после всего этого лишь несколько стрел поразило «бычий глаз» (яблочко).

Наконец началась самая важная, с точки зрения ватусси, церемония — парад священного скота. Животные были собраны на вырубке недалеко от поля, где происходило представление. Взглянув на стадо, я увидел лес белых рогов. Коровы были преисполнены достоинства и спокойствия. Изредка они негромко мычали, но ни одна не старалась чем-нибудь выделиться. Они напомнили мне старинных аристократок или вдовствующих королев, сознающих собственное величие и прекрасно знающих, как вести себя на данной государственной церемонии.

При каждой корове был сопровождающий ее грум, который проводил ее перед королем, успокаивая все время ласковыми словами и отгоняя мух. Этим грумам, выполнявшим столь ответственную работу, разрешалось пить коровье молоко, но только не от королевских коров, иньямбо. Грумам пришлось много потрудиться, подготовляя коров к этой церемонии. Тщательно смазанные маслом коровьи шкуры блестели на солнце. Длинные ветвистые рога, отполированные чистым песком, казались сделанными из лучшей слоновой кости. Голова каждой коровы была украшена убором из раковин и блестящих безделушек, а на кончиках рогов пестрели цветные кисточки.

Коровы были разной масти; некоторые — красной с белыми пятнами, другие — черной с белыми, третьи — красной с примесью светло-серого. Все коровы были крупными, с тонкими лодыжками, прямыми спинами и длинными подгрудками. Но поразительнее всего были их огромные рога. Размах рогов достигал двенадцать футов, но коровы несли их так легко и грациозно, как будто это были невесомые украшения.

Проводя перед королем подопечную корову, грум выкрикивал ее достоинства, размахивал руками, подпрыгивал, бил о землю жезлом.

И скоро все другие звуки потонули в высоких, пронзительных голосах, превозносивших родословную, потомство, длину рогов, лоснящуюся шкуру. Король и придворные подробно обсуждали каждое животное. Язык ватусси богат эпитетами, используемыми только для описания коров.

Парад скота продолжался долго. Я начал уставать, и мне не терпелось посмотреть танцы. Мне довелось видеть танцы почти во всех странах, которые я посетил. Танцы часто правдивее, полнее, правильнее и точнее отражают взгляды общества и его культурное наследие, чем что-либо другое. Иностранец может так же наслаждаться, наблюдая народные танцы, как и житель данной страны. Подобно музыке, ваянию и математике, танцы — универсальный язык.

Наконец я услышал ритмичные удары барабанов и звуки охотничьих рогов. Музыку сопровождало вялое шарканье ног: несколько шагов вперед — несколько шагов назад.

Половина индейских племен Южной Америки танцует таким образом. Даже танцы охотников племени дживарос не волновали меня, за исключением драматической церемонии «тса-тса». У танцоров племени бороро из Мату-Гросо главное — великолепные головные уборы, костюмы и украшения.

Пигмеи леса Итури взволновали меня своим танцем-пантомимой, изображавшей убийство слона. Их общие вечерние танцы были полны живости, непринужденности, шумного веселья, но их нельзя с полным правом называть грациозными; скорее в них растрачивался избыток энергии.

Ватусси же — настоящие мастера танца. Дживарос, бороро, пигмеи и все первобытные племена пришли бы в восторг, увидев танец ватусси. Эти танцы вызвали бы бурные аплодисменты и в Париже, Лондоне, Нью-Йорке или Москве. Все танцоры-ватусси прекрасно, с непринужденной грацией владеют своим телом, а их костюмы скроены так, что подчеркивают каждое движение танцора. Танцоры-ватусси — профессионалы, их с детства готовят для развлечения короля и его двора.

«Ансамбль» ватусси полностью овладел изяществом, присущим исполнителям, которые постигли тайну высокоразвитого танцевального искусства. С изяществом ватусси сочетают динамику первобытной войны и охоты. И все это — под экваториальным солнцем, на открытой сцене в несколько акров, на высоте шести тысяч футов.

Сначала я был несколько разочарован, так как программу открыла не группа Индашайикува, или Непревзойденных, составленная только из танцоров-ватусси.

Первой выступала группа женщин бахуту. Они медленно плыли по полю под аккомпанемент барабанов, цимбал и украшенных бычьими рогами деревянных духовых инструментов с мягким низким звучанием. Большинство музыкантов было пигмеями батва. Несколько бахуту били в огромные барабаны.

На бахуту были ситцевые саронги. Я сразу понял, что это вклады миссионеров в праздник. К счастью, саронги не могли скрыть прекрасные тела женщин ватусси, сменивших бахуту.

И этот танец состоял в основном из ритмичного топтания на месте и покачивания. Но высокие, стройные и в то же время женственно округлые фигуры ватусских танцовщиц были так прекрасны, и каждое их движение так бесконечно грациозно, что смотреть на них было глубоким наслаждением.

Узкие ленты шкур антилоп опутывали стройные девичьи бедра. Ленты окаймляла редкая бахрома из скрученных полосок меха, на шеи были надеты жемчужные ожерелья.

Танцовщиц сменили пигмеи. Из их сольных выступлений наиболее захватывающей была пантомима — простая, но драматичная.

Длинная полоса папируса изображала змею. На поле появился батва, сжимавший в руке короткое копье и согнувшийся, как будто он нес тяжелый груз. Внезапно пигмей увидел змею и испуганно отпрянул в сторону. Он решает убить змею и, сбросив воображаемый груз с плеч, осторожно подкрадывается к ней. Вот он приготовился пронзить змею копьем, но вдруг отскочил назад, как если бы она бросилась на него. Потом он опять рванулся вперед, чтобы проткнуть змею, но промахнулся, отпрянул и закружился вокруг своего врага. Наконец под неистовый бой барабанов пигмей торжественно пронзил змею и исполнил танец вокруг нее.

Танец бахуту во главе с ватусси был хорош, но все же не мог идти ни в какое сравнение с замечательным зрелищем, сменившим его.

Под гром фанфар на поле с воинственным кличем вбежали пятьдесят три высоких стройных ватусси. Танцоры были в богатых одеждах. Грудь перепоясывали полосы и «бусы» из раковин, вокруг талии были обернуты полосы леопардовых шкур со свисавшими тонкими полосками меха и кожаными кольцами с маленькими колокольчиками. Воротники были унизаны украшениями и оторочены белым обезьяньим мехом, плюмажи на головных уборах делали их похожими на львиные гривы.

Танцоры построились в шахматном порядке, каждый в десяти футах от соседа. И тогда появился солист. Это был Бутаре, сын принца и министра королевского двора, члена Биру (совета старейшин).

Его одежда была такой же, как и на других танцорах, за исключением изумительной выделки тоги, которая пламенела в лучах солнца, и казалось, вокруг его ног пляшут языки яркого пламени. Белые зубы Бутаре сверкали в счастливой улыбке, и очарование спектакля усиливалось весельем, которое излучали исполнители.

В молодости Бутаре был, вероятно, одним из лучших танцоров Африки. Его прыжки были удивительно длинны и грациозны, казалось, он парит в воздухе, бросая вызов законам притяжения. Все мускулы его тела участвовали в каждом жесте, каждом движении. Пальцы рук и ног, гибкая шея, сверкающие глаза, тога, волнующаяся грива плюмажа и длинный жезл — все сливалось в единое целое, когда танцор делал пируэт, поворачивался, отступал, вращался и снова устремлялся вперед в нарастающем неистовстве решающего сражения и ликующем триумфе победы над врагом.

Во время короткой передышки танцоры спели песню в честь короля, а затем начался новый, совсем иной танец. Это была пантомима, изображавшая движения венценосного журавля — символа правящей фамилии.

В этом танце было много изящных па, в которых грацию длинноногих журавлей затмили еще более длинноногие ватусси. Развевающиеся плюмажи заменяли танцорам хохолки благородных птиц. В другом танце плюмажи стали гривами прыгающих львов.

В последнем танце — «Громоподобный легион» танцоры изображали наступающую армию, гордую, непобедимую, сметающую все на своем пути. Они ступали по полю уверенно, тяжело, так что его заволокли клубы пыли и задрожала земля. Ватусси пели в такт танцу, и им подпевали все — музыканты и другие танцоры, батва и бахуту.

В «антрактах» раздавались голоса специальных «организаторов веселья». Особенно рьяно они подбадривали танцоров перед последним танцем. Исполнив его, танцоры разбрелись по полю, усталые, но довольные, и пыль медленно оседала на землю под жаркими лучами солнца. Я был очень доволен: в моем киноаппарате лежала цветная пленка, впервые запечатлевшая танцы ватусси.

Неудивительно поэтому, что в 1946 году, приехав в Африку для съемок фильма «Великолепие первобытного», я прежде всего посетил Руанду. Сначала я намеревался проехать от Стэнливилля к Касаи для съемок племени бакуба. Но из-за разных причин мы задержались на пути вверх по берегу реки, и в результате поездка к бакуба была отложена. Я с удовольствием предал забвению две недели сорванных планов и вынужденного безделья и постарался сохранить в своей памяти лишь немногие дни удач.

Я хотел приехать в Руанду к 21 июля — началу больших торжеств. Я проплыл тысячу миль вверх по Конго до Стэнливилля, нанял грузовики и успел вовремя.

У мвами Рудахигвы был приступ малярии, но он тепло встретил меня и не раз дружески вспоминал о наших встречах во время моего первого посещения его страны. Ватусси помогали мне, чем могли, и я удачно снял почти все праздничные церемонии.

Вначале не вся «сцена» попадала в объектив, и первые кадры несколько разочаровали меня. Я упомянул об этом в разговоре с мвами, и по его приказу для нас построили специальную платформу, а погонщики скота и танцоры повторили выступления. Они выступали, казалось, даже с большим воодушевлением, чем в первый день.

Но более всего я обрадовался моему «успеху» у женщин-ватусси. Чужестранцы редко видят эти прекрасные создания. Они сдержанны, избегают общения с малознакомыми людьми и ни разу раньше не снимались. В 1937 году мне пришлось довольствоваться встречей с Кангази, рисунками танцовщиц и формальным знакомством с одной ватусской женщиной. Несмотря на это, я знал, что женщины играют важную роль в общественной жизни Руанды.

Ватусские женщины, в отличие от женщин других африканских племен, почти не выполняют тяжелых работ. Их не выдают замуж против их воли, и они могут при желании развестись. Мужья обращаются со своими женами как с равными, как с друзьями, и женщины имеют в семейных делах такой же решающий голос, как и мужчины. Они умеют плести замечательные вещи. В некоторых плетенках можно даже переносить жидкость. Они ткут изумительные одежды, присматривают за домом и воспитывают детей.

Бельгийское владычество отрицательно отразилось на взаимоотношениях ватусси мужчин и женщин. Бельгийцы стали готовить многих ватусских юношей для колониальной администрации. Но для их сестер и жен школ не создали. Женщины не понимают и не умеют разговаривать по-французски, а этот язык все шире вводится в стране. Они теперь гораздо реже бывают в обществе мужей, чем до прихода бельгийцев.

Потребовалась помощь Рудахигвы для знакомства с несколькими ватусскими женщинами и для съемки фильма о них. Даже при такой «высокой» поддержке мне было нелегко наладить дело. Я не мог заплатить им или преподнести подарки. Я должен был просить их сделать мне одолжение и помочь мне показать всему миру, кто такие женщины-ватусси и чем они занимаются.

Они согласились, но неохотно. Дни съемок шли, и они становились все дружелюбнее и дружелюбнее, хотя всегда оставались сдержанными. В конце я сфотографировал их в паланкине, несомом слугами, и встречу подруг в одном из домов. Я снимал их за работой, за игрой, за едой. Они понимали, что я хочу получить кадры, показывающие их повседневную жизнь, и вели себя совершенно естественно.

Когда я попросил их позировать для беседы со мной, они согласились, но указали, что это необычное явление.

Чем больше я видел женщин-ватусси, разговаривал и работал с ними, тем сильнее было мое восхищение ими. Редко я встречал такую уравновешенность, естественность и безыскусственность.

Когда я уезжал и пытался выразить женщинам-ватусси мою благодарность, они сами поблагодарили меня, и одна из них преподнесла мне подарок: низкую, ручной работы скамеечку для ног. Это был действительно трогательный жест. Я приехал в Африку в поисках первобытного, а нашел здесь такие хорошие манеры и такое благородство характера, какие редко где встретишь.

Но когда пришло время отбирать кадры для «Великолепия первобытного», почти все мои уникальные снимки ватусских женщин были… отвергнуты. «Недостаточно действия», — сказали в Голливуде, а в фильмах Голливуда должно быть много «действия»! Но я все же с большим удовольствием вспоминаю часы, проведенные в обществе очаровательных ватусских женщин.