Запад-81

Окончание книги

— Таким образом, можно считать, что планы германского командования разгромить наш Западный фронт в первые же дни войны, двойным кольцом охватить и уничтожить войска фронта, и открыть прямую дорогу на Москву оказались сорванными, — закончил свой доклад начальник Генерального штаба маршал Шапошников.

— Спасибо, Борис Михайлович, — кивнул Председатель Государственного комитета обороны. — Как все описанные вами меры повлияли на ситуацию на других фронтах?

— Бомбовые удары реактивной стратегической авиации по финским и германским войскам, пытавшимся выйти к Ленинграду, и важным объектам в Финляндии предотвратили прорыв противника к городу и позволили стабилизировать фронт в Карелии. Финские войска фактически прекратили боевые действия.

Ослабление группировки Группы армий «Север» для удара по району Полоцка замедлило продвижение немцев в Прибалтике. До сих пор продолжается оборона Риги. Резко замедлилось наступление в направлении Пскова.

На Юго-Западном фронте продвижение противника также замедлилось. Причина — серия бомбовых ударов по линиям снабжения немецких войск и важнейшим железнодорожным узлам. Кроме того, этими ударами уничтожено значительное количество бронетехники противника, что серьёзно снизило ударную ценность их танковых «кулаков».

На Южном фронте в результате таких же бомбардировок румынские войска практически потеряли боеспособность. Почти полностью выведенные из строя нефтепромыслы и нефтеперерабатывающие заводы, а также сооружения крупнейшего румынского порта Констанца, бомбовые удары по Бухаресту привели к массовым антиправительственным выступлениям. Это позволило нам не только ликвидировать румынско-германские плацдармы на нашей территории, но и, в устье Дуная, захватить крупный плацдарм в Румынии.

В общем целом, нам удалось завоевать превосходство в воздухе, на отдельных участках, как, например, на Западном фронте и на южном фланге Северо-Западного, переходящее в господство. Это было достигнуто как регулярным уничтожением вражеских аэродромов со стоящими на них самолётами, так и применением реактивной истребительной авиации, которой противник ничего не может противопоставить. С отдалённых от Западного фронта участков германское командование было вынуждено снимать авиацию и перебрасывать её на Минское направление, чем существенно облегчило положение наших войск на них.

— То есть, вы всё-таки считаете, что наступательный порыв Группы армий «Центр» выдохся, и нам следует ожидать стабилизации линии фронта в Белоруссии?

— Совершенно верно, товарищ Сталин. Танковые группы Гудериана и Гота, выполнявшие функции таранов в первые дни войны, на настоящий момент обескровлены и наступать дальше не способны. Они остро нуждаются в пополнении материальной частью и людьми. Часть подбитых танков, конечно, их ремонтные службы восстановят. Частично потери будут компенсированы поставками новых машин с германских и чешских заводов, а частично — использованием трофейных советских танков, брошенных при отступлении. Но всё это упирается в важнейший ресурс — время.

Сталин, как обычно, медленно «прогуливающийся» по кабинету, подошёл к своему столу и что-то записал в блокнот.

— А каковы наши перспективы отбросить противника подальше от Минска? Товарищ Жуков попросил у нас разрешения перенести штаб фронта в Оршу, и мы ещё не определились, насколько это целесообразно.

— Как считает Генеральный штаб, в настоящий момент подобный удар нереален, а штабу фронта необходимо разрешить переезд.

— Поясните, — не дрогнув ни одним мускулом на лице, потребовал глава государства.

— Остановить немецкое наступление в Белоруссии удалось предельным напряжением сил. Войска, отступавшие от западной границы, понесли серьёзные потери, которые ещё не успели восполнить. Во многих дивизиях насчитывается, в лучшем случае, лишь половина списочного состава. Утрачена значительная часть артиллерии и бронетехники. Ощущается острая нехватка некоторых видов боеприпасов и топлива. Мы просто не в состоянии обеспечить достаточного для этого наступления превосходства сил. Контрудар может привести к незначительному продвижению, но за счёт очень высоких потерь.

— А если задействовать ударный потенциал наших потомков?

— К сожалению, товарищ Сталин, это тоже не лучший вариант. Мало того, что подразделения потомков в ходе боёв понесли существенные потери как в живой силе, так и в технике. Особенно в ходе контрудара, о котором я докладывал. Но не это главное. Часть их бронетехники — в первую очередь, из состава бригады, сформированной из устаревших образцов — в значительное мере выработала ресурс и нуждается в ремонте. Но хуже то, что новейшая техника истратила запасы боеприпасов, не производимых нашими предприятиями. На прорыв немецкой обороны их ещё хватит, но после него всю данную технику придётся срочно отводить в тыл.

То же самое касается авиации потомков. Мы уже были вынуждены перевести стратегические бомбардировщики из-под Минска в Быхов. При угрозе прорыва немцев к столице Белоруссии придётся срочно переводить туда же и истребительную авиацию, с боеприпасами для которой ситуация ещё хуже: ракеты израсходованы практически полностью, боеприпасы для авиационных пушек близки к исчерпанию, часть самолётов обоих истребительных авиаполков нуждается в ремонте двигательных установок. И если бомбардировщики ещё имеют возможность применять бомбы нашего производства, то реактивные снаряды, используемые этими истребителями, заменить пока нечем. То есть, рассчитывать на штурмовую поддержку авиации потомкам при контрударе тоже не приходится.

— И какую тактику вы нам предложите в создавшейся ситуации?

— Встать в глухую оборону, заниматься пополнением войск Западного фронта и готовить новые оборонительные рубежи восточнее на случай, если германские войска, восполнив потери, попытаются возобновить наступление. К тому времени, я надеюсь, наркомат боеприпасов наладит производство снарядов для техники потомков, и её снова можно будет использовать в боевых действиях.

— Что об этом скажут товарищи Устиновы?

Оба Дмитрия Фёдорович переглянулись, и тот, который старше, одетый не в маршальскую форму, а в гражданское платье (решено было не привлекать внимание к неизвестно откуда взявшемуся «новому» маршалу) едва заметно одобрительно кивнул.

— Работы в этом направлении успешно продвигаются, — поднялся младший. — Уже налажен выпуск снарядов для зенитных установок потомков: их производство не потребовало серьёзных изменений технологического процесса. С боеприпасами для авиационных пушек калибра 23 мм конструкторские и технологические вопросы тоже решены. Мы пошли путём, подсказанным моим… более опытным вторым «я»: переобжимкой гильз патронов 14,5×115 мм под 23-мм снаряды. Произведена опытная партия, с которой начаты испытания. Ведутся работы по созданию боеприпасов для 30-мм автоматической пушки, но реального результата придётся ждать минимум два-три месяца.

По орудиям более крупных калибров. Скопировать 125-мм осколочно-фугасный снаряд большой проблемы не составило. Но необходимо отладить производство гильзы и особенно — пороха для неё. Особенно пороха, который относится к классу незнакомых нам до сего момента нитропорохов. Примерно та же ситуация по снаряду для 73-мм пушки, но с поправкой на то, что требуется ещё и отработка совершенно нового для нас противотанкового снаряда с кумулятивной или, как ещё её называют, бронепрожинающей воронкой. Но направление настолько перспективное, что, освоив такой класс боеприпасов, мы сможем и устаревшими полковыми пушками образца 1927 года успешно бороться даже с самой бронированной техникой противника.

Вопрос снабжения боеприпасами как самоходных зенитных ракетных комплексов, так и ракетных кораблей, влившихся в состав Балтийского флота, к сожалению, придётся отсрочить на несколько лет. И дело не столько в двигателях для них, сколько в системах управления, которые мы ещё долго не сможем производить.

Значительно лучше ситуация с неуправляемыми реактивными снарядами для систем залпового огня «Град». Работы по копированию этих боеприпасов ведутся, и в течение двух-трёх месяцев мы сумеем наладить их массовое производство. Пусть немного меньшей дальности, немного худшей кучности, с немного меньшим боевым могуществом, но боевая техника сможет ими стрелять по врагу.

— У кого ещё будут вопросы к выступившим?

Голову вскинул Меркулов.

— Разрешите, товарищ Сталин? От Первого Главного управления моего наркомата поступили сведения о том, что германское руководство очень встревожено информацией о том, что нам помогают пришельцы. Не следует ли нам ждать новых попыток захватить базу потомков в районе Полоцка, товарищ Шапошников? И не захотят ли немцы на основании этого факта рассорить нас, например, с Англией, допустив утечку информации об этом в Лондон?

— У… у… уже, — чуть заикаясь, заговорил Молотов. — Британский посол, пока неофициально, но просил меня прокомментировать такие слухи.

— Разрешите? — снова поднялся начальник Генштаба. — Для того, чтобы прорваться на… Дретуньский полигон, немцам требуется полностью развернуть всю Группу армий «Север». Что невозможно. И бессмысленно: там уже ничего не осталось. Всё, что могло быть вывезено, уже вывезено в тыл. А к тому времени, когда они соберутся с силами для нового удара, там вообще ничего не останется, кроме голых стен.

Вот это да! Наш полк разгромил печально знаменитую эсэсовскую дивизию «Мёртвая голова»! Есть чем гордиться всю оставшуюся жизнь.

Не в одиночку, конечно. 297-й гвардейский мотострелковый полк, действовавший с севера, одновременно с нами (или даже чуть раньше нашего) ударил по тылам дивизии, расположившимся в городе Дисна, а мы проломили фронт эсэсовцев и погнали их навстречу боевым товарищам. И ударные вертолёты Ми-24, прозванные фрицами «адская мясорубка», очень помогли.

Для полка всё началось с массированного обстрела позиций эсэсовцев, изготовившихся к очередной атаке для прорыва непосредственно к укреплениям Полоцкого УРа. А спустя пять минут после того, как полковые «Гвоздики» перенесли огонь на разведанные (спасибо парочке Миг-23, с самого утра прошедшей над участком, занимаемым немецкой дивизией и даже, для отвода глаз, немножко поштурмовавшей их) позиции вражеской артиллерии, ударили все шесть приданных нам «Градов». Говорят, опыт конца этой войны: выждать паузу, чтобы фашисты вылезли из укрытий и начали готовиться к отражению атаки, и нанести ещё более массированный удар.

Но и это было не всё. Едва развеялась пыль от разрывов реактивных снарядов, в воздухе появились «крокодилы», принявшиеся «подчищать» не уничтоженные артиллерией пушки и боевую технику. И только после этого в атаку пошли танки в сопровождении БМП и БТР.

Наш первый батальон, шедший во втором эшелоне за третьим и двумя танковыми ротами, двигался от Фариново в сторону Ветрино и Жерносеков. Ошарашенные воздействием «Градов» фрицы практически не оказывали сопротивления. После недолгого боя в Жерносеках мы вслед за танковой ротой двинулись просёлками на север, к Дубровке и Бездедовичам. А третий продолжил движение на запад, обходя с севера озеро Сёрдово, после чего тоже дорожкой через лесные вёски и хутора свернул на север, но уже в сторону Островщины.

В Дубровке бой был уже более серьёзный. И после того, как эсэсовцы подбили два наших бронетранспортёра, нам даже пришлось вызывать артиллерийскую поддержку.

Дальше Дубровки танки продвинуться не смогли, мешала заболоченная пойма речушки Щебирка, и им пришлось возвращаться в Ветрино. Но не нашим бронетранспортёрам, оборудованным системой регулировки давления в шинах. Поэтому мы продолжили преследование сбежавших из вёски фрицев по дорожке, до этих дней явно не видевшей ничего, кроме лошади, запряжённой в телегу.

В Литвиново уже был большой переполох. Второй батальон и танковая рота, действовавшие отдельно, заканчивали уничтожать накрытых ещё одним артударом остатков немецкого полка, изготовившегося к атаке на Бездедовичи. И пока мы возились, форсируя Щебирку (пришлось даже использовать лебёдки, чтобы вытягивать застрявшие в грязи бронетранспортёры), дошли до окраин села.

В Литвиново мы застали лишь тыловые подразделения. Выполняя приказ командира полка, нашей роте пришлось развернуться и заняться отловом уцелевших после прорыва второго батальона эсэсовцев между Литвиново и Бездедовичами.

Честно признаюсь, мы не столько брали их в плен, сколько отстреливали даже при намёке на оказание сопротивления. Тем не менее, почти две сотни фашистов мы передали красноармейцам, оборонявшим Бездедовичи.

Пока второй батальон пополнял боезапас (патронов и снарядов при прорыве ребята не жалели) и разбирался с пленными, захваченными в селе, мы закончили свои дела и вернулись в Литвиново.

На окраине Островщины нас ждало довольно боеспособное подразделение фрицев численностью около батальона. Похоже, его задачей было задержать нас, пока остальные их «кригскамрады» унесут ноги в сторону Дисны.

Задержали ненадолго. Снова массированный обстрел из «Гвоздик», и второй батальон, предоставив нам «почётное право» выкуривать немногочисленных эсэсовцев из сельских хат, рванул к перекрёстку с дорогой, по которой гитлеровцы драпали от наступающего с юга третьего батальона.

Там-то, в Островщине, меня слегка царапнуло осколком гранаты. Совершеннейший пустяк, но, ка любая рана на голове, сильно кровоточила, и пришлось перебинтовать голову. Так что стал я похож на Щорса: голова обвязана, кровь на рукаве (накапала, зараза, со лба). Сейчас уже и повязку снял, там только свежая короста осталась.

И только ближе к часу дня второй батальон, дождавшийся подхода с юга третьего, в районе Остевичей встретился с 297-м гвардейским мотострелковым полком, батальон которого отстреливался от эсэсовцев-тыловиков, которым он перекрыл путь отхода в Дисну. Уже захваченную мотострелками 297-го.

Не знаю, сколько пленных в тот день взяли мы, 297-й полк и механизированная бригада, сформированная на основе неполного десантного полка и старой техники, так и не успевшей стать мишенями на учениях «Запад-81». Много. Как бы не 2–3 тысячи, если не больше. В сообщении Совинформбюро говорилось о полном разгроме в ходе серии контрударов в районе Верхнедвинска, Дисны, Шарковищины и Полоцка всех трёх дивизий 56-го моторизованного корпуса Четвёртой танковой группы, а также 36-й пехотной дивизии 28-го армейского корпуса. В нём же упоминались и «тысячи» пленных.

Нам посчастливилось захватить документы, брошенные в помещении штаба 3-й моторизованной дивизии СС «Мёртвая голова», и ударом с тыла уничтожить этот штаб (командир дивизии, говорят, застрелился, поняв, что бежать больше некуда). А вот 297-му полку командир 290-й пехотной дивизии достался живьём.

По-хорошему бы, сейчас ударить в тыл немцам, на Ригу, но нечем. У нас есть танки, отличные танки, достаточное для такого удара количество, да только со снарядами к ним беда. Два-три серьёзных боя, и они останутся без боеприпасов. Совсем. Та же самая история со снарядами к БМП обоих типов и БМД. Это только на бумаге нас здесь, в районе Дисны и Верхнедвинска, целых три полка мотострелков, а на деле, даже с учётом так называемого подкрепления из числа красноармейцев, ополченцев и добровольцев (кстати, немецкого генерала взял в плен именно доброволец, говорят, даже не успевший к тому времени переодеться в красноармейскую форму), по численности едва наберётся на два. Со снарядами для «Гвоздик» особых проблем нет: к ним подходят снаряды и от имеющихся на вооружении Красной Армии пушек А-19. А вот у «Градов» осталось всего по одному боекомплекту. Я уж не вспоминаю таких мелочей, как гранаты к АГС, снаряды к ЗСУ и патроны к автоматам Калашникова.

Последующие три дня и все мы в районе Дисны и Полоцка, и 334-й мотострелковый с 335-м танковым полки сдавали позиции прибывающим откуда-то с востока стрелковым дивизиям. Собирали по местам боёв подбитую технику, ремонтировали то, что ещё можно починить, хоронили погибших товарищей. И по частям грузились на железнодорожные платформы. Мы в Полоцке, 334-й полк и танкисты — где-то в районе Верхнедвинска.

Уже при погрузке батальона меня поймал ротный, капитан Злобин.

— Григорьич, беги скорее к вокзалу и закупи как можно больше экземпляров вчерашнего номера газеты «Правда».

— На какие шиши? У меня ни копейки местных денег. Да и те, что из 81-го, мы сдали под расписку чекистам.

Тот матюкнулся и помчался к проходившему мимо железнодорожнику, с которым начал что-то обсуждать, яростно жестикулируя руками. Через минуту в руки путейца перекочевал складной ножик, который всегда валялся в карманах капитана «на предмет колбаски порезать», и Злобин вернулся, протягивая мне несколько монет.

— Держи. И давай бегом!

В вокзальном киоске мне досталось только три экземпляра.

Тут же, возле прилавка, я развернул газету и быстро нашёл то, из-за чего поднял переполох Злобин: упоминание нашей дивизии в приказе Наркомата обороны.

Вот, значит, как товарищ Сталин вышел из ситуации с нашим гвардейским статусом.

— Купил? — налетел на меня ротный, едва я появился в поле его зрения.

— Купил.

— Приказ о присвоении гвардейских наименований в газете есть?

— Есть.

— Мы там упомянуты?

— Только дивизия.

— Да какая разница? Дивизию никто не расформировывал и расформировывать не собирается. Так что мы теперь снова Гвардия. Будет тебе, о чём проводить с бойцами политзанятия. И не забудь упомянуть о поданных представлениях на награды за участие в боях! Судя по результатам нашей деятельности, ордена и медали для нас не зажмут.

— Куда едем-то?

— Кто говорит, в Смоленск, а кто — аж в Тулу. Оно и не так важно, куда. Важно — зачем. Пополняться будем, пополнение обучать, опыт, включая тот, из будущего, передавать. Готовиться к новым сражениям, в общем.