Запад-81

Прода от 20.12.22

«Безопаснику» Центрального аэродрома Кутёхину пришлось приложить немало усилий, чтобы его, наконец, соединили с Народным комиссаром внутренних дел. Оно и понятно: кто он, а кто товарищ Берия.

Но когда человек, представившийся маршалом Устиновым, довольно коротко обрисовал ситуацию, у старшего лейтенанта глаза на лоб вылезли.

Оказывается, из будущего перенеслись не только эти двое на необычном самолёте. Совершенно неожиданно для самих гостей из 1981 года на сорок лет в прошлое попали несколько десятков тысяч военных и гражданских лиц, сотни самолётов, танков, различных боевых машин. И теперь министр обороны из будущего просил срочно оповестить сотрудников Наркомата в Белоруссии, чтобы те не открывали огня при встрече с потомками, не пытались захватить их и их оружие и технику силой.

— И она, и люди всё равно будут воевать на стороне Советского Союза. Так зачем же всё начинать с конфликта?.. Нет, оружия они не сдадут и не разоружатся… В моё отсутствие командует Начальник Генерального Штаба маршал Огарков, и у него есть мой приказ не допустить разоружения этих войск. Я просто не хочу, чтобы что-то было испорчено по незнанию вашими людьми, товарищ Берия…. Практически каждый предмет вооружения, техники, оборудования в нынешних условиях просто бесценен… Да потому что через три дня, в четыре часа утра 22 июня на Советский Союз будет совершено военное нападение гитлеровской Германии, и это всё понадобится для отражения нападения… У меня есть такие доказательства! И я не могу дождаться, когда смогу передать их вам, Лаврентий Павлович. Вам и товарищу Сталину.

А потом была бешеная гонка (со скоростью километров семьдесят в час) по московским улицам.

— Вы так внимательно рассматриваете мой кабинет, — обратил внимание на поведение Ивашутина «кровавый маньяк».

— Сравниваю с тем, что видел во второй половине 1940-х, — признался тот.

— А вам здесь уже доводилось бывать?

— Да, сразу после войны, в бытность начальников управления контрразведки СМЕРШ Южной группы войск. Я тогда был ещё генерал-лейтенантом. А вы только-только получили звание маршала.

— Вы всё-таки настаиваете на том, что война будет?

— Будет, Лаврентий Павлович, — кивнул Устинов. — Начнётся с немецкого авиаудара по городам и аэродромам Западного, Прибалтийского и Киевского военных округов. Примерно в 4 часа утра. В результате ВВС понесёт гигантские потери в самолётах. Особенно — в Белоруссии. По докладам наших самолётов-разведчиков ваша авиация также, как было у нас, не замаскированы на аэродромах, стоит по линеечке, словно специально, чтобы их можно было уничтожить с одного штурмового захода. Везде, куда только мои самолёты смогли долететь.

— Вы говорите о тех скоростных машинах, оставляющие огромный белый след в воздухе?

— Именно, товарищ Берия. Одна из них пролетела даже над Москвой, вторая над Киевом, и ещё две разведывали обстановку над Белоруссией и Прибалтикой.

— Над Прибалтикой видели подобную скоростную машину, пролетевшую куда-то в сторону открытого моря, а потом вернувшуюся.

— Да, истребитель Миг-23 направился для установления связи с крейсером «Октябрьская Революция» и сопровождающими его кораблями. Я приказал отряду кораблей от греха подальше отойти в международные воды. К сожалению, переместился далеко не весь отряд, который планировалось задействовать в учениях. Как и не вся сухопутная группировка и авиационные силы, оказавшиеся разбросанными по территории Белоруссии.

— Да, белорусские чекисты уже столкнулись с некоторыми из них. Мне доложили где-то за полчаса до того момента, когда вы вышли на связь.

— Надеюсь, обошлось без крови? — посмотрел министр на наркома.

— Почти. В районе Минска дошло до стрельбы. После вашего звонка с Ходынки я связался с Минском и приказал оцепить ваш аэродром, но не атаковать его. А два И-153 ваши зенитчики сбили.

— Радуйтесь, что не уничтожили всю авиацию, находящуюся в районе Минска. В Мачулищах у нас базируется стратегическая авиация, являющаяся носителем ядерного оружия, и ПВО аэродрома очень серьёзное.

— Какого оружия? — не понял Берия.

— Ядерного. Действующего на принципах расщепления атомного ядра. В это время его ещё не создали, но над «урановой проблемой» уже начали работать. Американцы и немцы. Через четыре года американцы добьются успеха, а мы с вами — вы лично и мой двойник в этом времени, только-только назначенный наркомом — будем возиться над ней ещё несколько лет.

— Так вы…

— Да, тот самый нынешний нарком вооружений Дмитрий Фёдорович Устинов, бывший директор завода «Большевик». Только проживший после этого ещё сорок лет. Если хотите, можете сравнить наши с ним отпечатки пальцев. И я очень хотел бы встретиться с самим собой, чтобы предостеречь от некоторых ошибок в деле повышения обороноспособности нашей страны. Но это — несколько позже. Пока же дайте мне карту Белорусской СССР. Я хочу отметить места, где дислоцируются мои войска. И бумагу, чтобы записать частоты и позывные для связи с командованием учений.

Пока маршал рисовал кружки́ на карте, зазвонил телефон.

— Товарищ Сталин будет ждать нас через три часа.

— Лаврентий Павлович, нужно скорее. У нас и так осталось меньше трёх суток, а в Западном особом военном округе ситуация такая, что впору стреляться, как это сделал ряд заместителей Павлова, когда немцы захватили Минск.

— Захватили Минск?

— Да, на шестой день войны, 28 июня. Конечно, мои войска с новейшим оружием им этого уже не позволят, но могут и не успеть предотвратить Белостокский котёл, в котором погибли две армии.

— А ещё нужно срочно настучать по шапке генералу Павлову, который слишком зазнался, став командующим округом, — добавил Ивашутин. — Это же надо было додуматься? Снять прицелы со всей зенитной артиллерии и отправить их на поверку. Со всей! А артполки выдвинуть непосредственно к государственной границе, где её сразу же накроет немецкая артиллерия. Из директивы, разосланной вчера Генеральным Штабом по округам, к 22 июня он не выполнит ничего. И даже когда в ночь на начало войны ему позвонят из Генштаба, не пожелает уехать из театра, чтобы заняться командованием вверенных ему войск. Театрал, х*ев! Простите, товарищ Берия.

— Товарищи, подождите пока в приёмной. Мне нужно созвониться с товарищем Сталиным и сделать ещё несколько звонков, — попросил Генеральный комиссар госбезопасности, приняв от Устинова карту с пометками и переписанными из блокнота частотами и позывными.

Ожидание затянулось минут на пятнадцать. За это время в кабинет наркома несколько раз входили и буквально вылетали из него чекисты, косящиеся на двух странно одетых очень немолодых военных.

— Как думаете, Дмитрий Фёдорович, поверит нам Сталин?

— Мне кажется, сумеем убедить. Я же специально подобрал книги из гарнизонной библиотеки. Правильные книги, а не те, что нацарапали при Никитке. И даже материалы XX съезда мне разыскали.

Ивашутин покачал головой, представляя реакцию «Хозяина» на эту «бомбу». В отличие от маршала, ему с «Самим» непосредственно общаться не приходилось, но от многих товарищей по службе глава разведки хорошо знал положительные и отрицательные черты характера бывшего Генерального секретаря. Бывшего для 1981 года, а сейчас — действующего, живого и здорового.

— Главное — чтобы связались с Огарковым и прекратили попытки захвата аэродромов. Мачулищи ведь всего в нескольких километрах от Минска. Тот же Павлов вполне мог сдуру двинуть на него танки. Или послать какой-нибудь авиаполк. Витебский и Боровуху с Боровцами наши сумеют защитить, а Быхов и особенно Мачулищи… Сам же понимаешь, насколько нам понадобятся Ту-22, чтобы разнести Варшавский железнодорожный узел. Да и по приграничным скоплениям групп «Север» и «Центр» поработать.

— Николай Васильевич, кажется, говорил, что при переносе Быхов очень сильно пострадал. Ни одного самолёта не перенеслось.

— Зато часть управления, все технические службы, склады запчастей и запасы топлива перенеслись. 10 эшелонов авиационного керосина — это не хрен собачий. Где мы для реактивной авиации топливо сейчас найдём? А в первые дни войны на вылетах его столько сожгут, что остальные аэродромы просто встанут. Его же срочно надо запускать в производство. Тот, что идёт на керосиновые лампы, не подходит. Моторы, конечно, и его переварят, но с многократным снижением ресурса. Не забывай, что в Витебск перебазировался целый полк Миг-21, так что там теперь, кроме Ил-76, на заправку каждого из которых требуется две цистерны керосина, ещё и они будут топливо потреблять.

— Где только транспортники использовать? Для них же посадочная полоса требуется — ого-го!

— Не такая уж и большая. Двухкилометровой для взлёта достаточно. А для посадки — и километра хватит. Хоть на бетонку, хоть на грунт можно сажать. Возить? Две сотни десантников, шестьдесят тонн груза. Да мы одним рейсом полк боеприпасами снабдить сможем. «Семьдесят шестой» и в качестве бомбардировщика использовать можно. А крейсерская скорость и высотность у него такие, что ни один немецкий истребитель не достанет. Так что даже Берлин бомбить из Москвы можно.

— Ну, для этого и Ту-22 подойдут…

— А вот для них нужна исключительно бетонная полоса длиной два с половиной километра. Такая сейчас только во Внуково. Туда и будем перегонять «Тушки», когда немцы к Минску подойдут.

— Думаете, подойдут?

— Пётр Иванович, у нас войск — на один армейский корпус. Количество боеприпасов очень ограничено. Закончатся, и вся наша новейшая техника превратится в ненужное железо. Изменить что-то за два дня, оставшиеся до войны, почти невозможно. Может, удастся оттянуть выход немцев к Минску на пару недель, но никак не остановить немца на границе. Он ведь будет переть не только в Белоруссии, но и по всему фронту от Мурманска до Дуная. Ты же хорошо помнишь состояние Красной Армии в настоящее время. Даже в сорок втором пропустили фашистов к Сталинграду.

— Пойдёмте, товарищи, — как чёртик из табакерки, выскочил из кабинета Берия, прижимающий локтём к боку стопку книжек, переданных Устиновым. — Товарищ Сталин ждёт.

На этот телефон генералу армии Павлову звонили не часто, и он, поднимая трубку, жестом приказал всем присутствующим выйти.

— Здравствуйте, товарищ Павлов, — произнёс глуховатый голос с лёгким грузинским акцентом.

— Здравия желаю, товарищ Сталин!

— Доложите мне о состоянии дел в округе.

— Идёт плановая работа по нескольким направлениям. Во-первых, это обучение личного состава. Во вторых, укрепление государственной границы по её новым рубежам. В-третьих, развёртывание новых воинских подразделений, освоение ими оружия и боевой техники и боевое слаживание. Если по первым двум пунктам я могу доложить, что отставание от ранее утверждённых графиков, за исключением строительства новой линии оборонительных укреплений, незначительное, то в вопросе развёртывания новых частей и их вооружения ситуация, прямо скажем, очень далека от благополучной. Промышленность передаёт в войска очень мало современных образцов, отставание в насыщении ими очень велико.

— К сожалению, это так. Рабочие военных заводов делают всё возможное, но в наших планах не было предусмотрено столь масштабного увеличения численности армии. Международная обстановка продиктовала нам такой шаг. Кстати, как вы оцениваете ситуацию на границе с Германией? Мне регулярно докладывают о росте численности немецких войск непосредственно у нашей границы. Многие поговаривают о том, что это — явные признаки грядущего нападения на СССР.

— Товарищ Сталин, я тоже регулярно получаю сведения из самых разнообразных источников. От пограничников, авиаторов, от нашей агентуры в Польше. И могу с полной уверенностью доложить, что паникёры вводят вас в заблуждения. У меня нет никаких оснований предполагать, что Германия ведёт подготовку к войне с Советским Союзом. Германские войска, сосредоточенные сегодня в Польше, отведены туда на отдых перед высадкой в Британии.

— А не слишком ли далеко от Британии их отвели? Ведь потом их нужно будет снова перебрасывать через всю Германию и Францию или Голландию.

— Возможно, товарищ Сталин. Но германскому командованию виднее. А с паникёрами, пугающими нас войной в ближайшее время, мы беспощадно боремся. Германия строго соблюдает все положения Пакта о ненападении. Мы же, в свою очередь, стараемся не давать ей поводов для того, чтобы она могла заподозрить Советский Союз в подобных нарушениях.

— А это правда, что немецкие самолёты часто проникают в советское воздушное пространство?

— Так точно, товарищ Сталин. Насколько мне известно, вблизи нашей границы расположено много немецких аэродромов, и молодые лётчики зачастую плутают в небе, залетая в наше воздушное пространство.

— И как вы с этим боретесь?

— Никак, товарищ Сталин. Мы руководствуемся установками не предоставлять Германии никаких поводов для ухудшения отношений между нашими странами.

— Я вас понял, товарищ Павлов. Больше вы мне ни о чём не хотите доложить?

Скрывать нет смысла. Всё равно люди Берии уже наверняка всё передали в Москву, и за этими расспросами о положении дел в округе скрывается то, что сейчас Хозяин начнёт разбираться и с тем, о чём генералу армию очень не хочется докладывать.

— Хочу, товарищ Сталин. Сегодня ночью в окрестностях Минска, Витебска и Могилёва произошли чрезвычайные происшествия. По докладам из Витебска и Могилёва, неизвестными военными силами были захвачены военные аэродромы. В районе Могилёва местному подразделению войск НКВД удалось довольно быстро восстановить контроль над захваченным аэродромом. Подробностями о ситуации в Могилёве я не владею, поскольку НКВД сразу же засекретила произошедшее. Но по моим данным, был почти полностью уничтожен базировавшийся на аэродроме авиаполк.

Вот так! Пусть теперь болит голова у Берии.

— В районе Витебска произошло примерно то же самое. Со штабом округа связалось местное руководство Наркомата внутренних дел, и мы разрешили ему разгрузить военный эшелон, следующий в Вильнюс для восстановления контроля над аэродромом, а также направили с Минского аэродрома в район Витебска разведывательный самолёт У-2. К сожалению, информации о том, чем это закончилось, у меня нет. Происшествие также засекречено Госбезопасностью, и нам рекомендовано не вмешиваться в дела, относящиеся к компетенции ГУ ГБ.

— А что в Минске?

— Ситуация однотипная, товарищ Сталин. Некая вооружённая структура, по всем признакам, состоящая из бывших белогвардейцев, захватила военный аэродром Мачулищи, уничтожила всю располагавшуюся на ней технику и сумела перегнать туда большое количество самолётов иностранного производства. К счастью, НКВД в начальный момент не успел вмешаться, и мы попытались отбить аэродром силами войск округа.

— И каковы ваши успехи?

Генералу показалось, что в голосе Предсовнаркома мелькнула усмешка.

— В ходе боя за аэродром войска округа столкнулись с упорным сопротивлением неизвестных. По нашим данным, аэродром охраняли не менее двух полков солдат, вооружённых множеством единиц автоматического оружия. В двух атаках примерно половина их была уничтожена. После неудачной первой атаки я приказал атаковать неизвестных авиацией и танками. Войскам округа удалось пулемётным и винтовочным огнём сжечь один и повредить не менее десяти самолётов.

На несколько секунд в трубке воцарило молчание.

— Вам удалось захватить аэродром?

— Никак нет, товарищ Сталин. Противник отбил и вторую атаку с небольшими потерями для нас.

— С небольшими — это с какими?

Теперь несколько секунд пришлось молчать командующему округом.

— Два самолёта И-153, четыре танка Т-26, тринадцать человек убитыми и сорок восемь ранеными. Часть потерь связана с действиями авиации противника, которая совершила авианалёт, в результате которого и были уничтожены наши танки. Но после этого снова вмешалось ГУ ГБ по Белорусской ССР, и войска пришлось отвести. Мне хотелось бы обратить ваше внимание, товарищ Сталин, на столь возмутительные действия представителей Наркомата внутренних дел.

— Скажите, товарищ Павлов, — перебил его Вождь. — Вы-ы-ы пытались противодействовать авиации неприятеля?

А это «вы-ы-ы», уже неприятный признак. «Хозяин», похоже, не на шутку разгневан.

— Никак нет, товарищ Сталин. По моему приказу зенитные прицелы во всём округе сняты с пушек и отправлены на поверку, а стрельба из винтовок к результатам не привела: прилетевшие самолёты имели необыкновенно высокую скорость.

— То есть, вы-ы-ы хотите сказать, что по вашему распоряжению весь Западный особый военный округ на данный момент не имеет никакого зенитного прикрытия? Даже его столица?

— Это не совсем так, товарищ Сталин, — упало куда-то вниз сердце командующего. — На поверку отправлены лишь оптические приборы наведения артиллерии. Пулемётные зенитные установки находятся в боеспособном состоянии.

— Замолчите! Немедленно прикажите вернуть все прицелы в войска. Немедленно! Завтра к концу дня они должны все стоять на зенитных орудиях.

— Слушаюсь!

— Идея вывести полевую артиллерию на учения непосредственно к границе — тоже ваша?

— Никак нет, товарищ Сталин. Учения проводятся по планам начарта округа.

— Отменить эти учения! Немедленно отменить и вывести артиллерию из зоны поражения немецкой артиллерии, размещённой у границы. Вы хоть что-нибудь выполнили из директивы Генерального Штаба, направленной вам позавчера?

— Товарищ Сталин, штаб округа занимается разработкой планов по реализации указанной директивы.

— Значит, не сделано ничего. Значит, врёте и в этом. Соврали про два полка, обороняющих аэродром под Минском, хотя там был неполный батальон. Соврали про повреждённые самолёты: по моим данным повреждено только три. Но даже за эти три и один сожжённый вам придётся ответить. Это была уникальная техника наших союзников, а не врагов. И вы за это ответите. Как ответите за сбитые два самолёта и уничтоженные четыре танка. Сотрудники Витебского Управления НКВД нашли способ уладить ситуацию мирно, а вашими стараниями погибли тринадцать бойцов РККА и были ранено сорок восемь. При этом погибло пять и ранено восемнадцать, а не полк, наших союзников. До завтрашнего дня, когда прибудет новый командующий округом, у вас ещё есть время исправить некоторые ваши недоработки и ошибки. Иначе просто снятием с должности вы не отделаетесь.

Руки генерала армии дрожали, когда он опускал трубку на рычаги телефонного аппарата.