Запасной

Часть 3 

«Капитан моего сердца»

Я сидел в коттедже «Ноттингем» и скроллил инстаграм. В ленте попалось видео: моя подруга Вайолет. И молодая женщина.

Они играли с новым приложением, которое обрабатывает ваши фотографии с помощью дурацких фильтров. У Вайолет и этой женщины были собачьи уши, собачьи носы, изо рта свисали длинные красные собачьи языки.

Несмотря на всю эту собачью мультипликацию, я приосанился.

Эта женщина рядом с Вайолет...О боже.

Я посмотрел видео несколько раз, прежде чем смог заставить себя отложить телефон.

А потом снова схватил телефон и посмотрел видео еще раз.

Я исколесил весь мир буквально вдоль и поперек. Скакал с континента на континент, как кузнечик. Встретил на своем пути сотни тысяч людей. Забавно, какое множество жителей земли из семи миллиардов я встретил. К тридцати двум годам я насмотрелся на этот конвейер лиц, проплывающих мимо, и лишь на малую толику из них мне захотелось посмотреть дважды. Эта женщина остановила конвейер. Разбила его на куски.

Я никогда не видел такую красивую женщину.

Почему красота - это удар под дых? Не связано ли это с присущей людям жаждой порядка? Не об этом ли говорят ученые? И художники? Говорят о том, что красота - это симметрия, следовательно, избавление от хаоса? Действительно, до того момента моя жизнь была хаосом. Не стану отрицать, я жаждал порядка, искал красоту. Я только что вернулся из поездки во Францию с папой, Уиллом и Кейт - там мы отмечали годовщину битвы на Сомме, почтили память павших британских солдат, и я прочел бередящее душу стихотворение «Перед битвой». Его опубликовал солдат за два дня до гибели в сражении. Стихотворение заканчивалось строкой «Господь, помоги мне умереть».

Читая стихотворение вслух, я понял, что не хочу умирать. Я хотел жить.

Это стало для меня ошеломляющим открытием.

Но красота этой женщины и моя реакция на нее не были связаны исключительно с симметрией. В ней была энергия, безудержная радость и игривость. Было что-то в ее улыбке, в том, как она общалась с Вайолет, как смотрела в камеру. Уверенная в себе. Свободная. Она верила, что жизнь - большое приключение, я это видел. И подумал, какой честью для меня была бы возможность присоединиться к ней в этом путешествии.

Всё это я прочел на ее лице. На ее сияющем ангельском лице. У меня никогда не было определенного мнения по этому животрепещущему вопросу: «Существует ли на Земле человек, предназначенный лично каждому из нас?». Но в это мгновение я почувстовал, что вижу лицо, предназначенное для меня.

То самое лицо.

Я послал Вайолет сообщение: «Кто...эта...женщина?».

Она сразу же ответила: «Да, у меня уже шестеро мужчин об этом спрашивали».

Я подумал: «Ну прекрасно».

- Вайолет, кто она?

- Актриса. Снимается в сериале «Форс-мажоры».

Драма про юристов, эта женщина играла молодую ассистентку адвоката.

- Американка?

- Да.

- Что она делает в Лондоне?

- Она здесь ради тенниса.

- Как она связана с компанией «Ральф Лорен»?

Вайолет работала в «Ральф Лорен».

- Делает подгонку по фигуре. Ребята, могу вас познакомить, если хотите.

- Эмм, да. Пожалуйста.

Вайолет спросила, можно ли отправить молодой американке адрес моей страницы в инстаграме.

- Конечно.

Была пятница, 1 июля. На следующее утро я должен был покинуть Лондон и отправиться в поместье сэра Кита Миллза, чтобы принять участие в регате на яхте сэра Кита вокруг острова Уайт. Запихивая последнии вещи в чемоданчик, я мельком взглянул на телефон.

Сообщение в инстаграме.

От женщины.

От американки.

- Привет!

Она написала, что Вайолет дала ей мои контакты. Похвалила мою страницу в инстаграме. Красивые фотографии.

- Спасибо.

В основном там были фотографии из Африки. Я знал, что она там бывала, потому что тоже изучил ее страницу и нашел фотографии, на которых она тусуется среди горилл в Руанде.

Она написала, что тоже занималась там волонтерством. Помогала детям. Мы обменялись впечатлениями об Африке, фотографиях и путешествиях.

Наконец, мы обменялись номерами телефонов и до поздней ночи общались смсками. Утром я вышел из коттеджа «Ноттингем» и сел в машину, не переставая писать смски. Переписывался с ней в течение всей долгой поездки в поместье сэра Кита - «Как поживаете, сэр Кит?» - поднялся по лестнице в гостевую комнату, закрыл дверь на замок, залег на дно и продолжил писать смски. Я сидел на кровати и писал смски, словно подросток, пока не пришло время обеда с сэром Китом и его семьей. После десерта я поспешил обратно в гостевую комнату и снова начал писать смски.

У меня не получалось писать их быстро. Пальцы сводило судорогой. Так много нужно было сказать, у нас было так много общего, хотя мы были из разных миров. Она - американка. Я - британец. У нее хорошее образование, у меня - отнюдь нет. Она свободна, как птица, я - в золотой клетке. Но все эти различия не мешали нам и даже не имели никакого значения. Наоборот, они воспринимались органично и вдохновляли. Благодаря противоречиям возникало такое чувство:

- Привет...Я тебя знаю.

Но и: «Мне нужно тебя узнать».

- Привет, я знал тебя всегда.

Но и: «Я всегда тебя искал».

Привет, слава богу, ты пришла.

Но и: «Где ты была так долго?».

Окна гостевой комнаты сэра Кита выходили на устье реки. Не раз, набирая смску, я подходил к окну и смотрел в него. Вид из окна напоминал мне Окавонго. И заставлял думать о судьбе и интуиции. Это слияние реки и моря, земли и неба рождало смутное ощущение слияния важных вещей.

И тут я осознал сверхъестественный, сюрреалистичный и невероятный факт: этот разговор-марафон начался 1-го июля 2016 года. В пятьдесят пятый день рождения моей матери.

Поздно ночью, в ожидании ее следующей смски, я забил имя американки в гугл. Сотни фотографий, еще более ослепительных. Мне стало интересно, гуглила ли она меня. Надеялся, что нет.

Прежде чем потушить свет, я спросил, как долго она еще пробудет в Лондоне. Черт - она скоро уезжает. Она должна вернуться в Канаду и возобновить съемки в сериале.

Я спросил, можно ли мне с ней встретиться до отъезда.

Я смотрел на телефон в ожидании ответа, уставился на эти бесконечные многоточия значка печати сообщения.

...

А потом: «Конечно!».

Прекрасно. Теперь: «Где встретимся?».

Я предложил встретиться у меня дома.

- У тебя дома? На первом свидании? Нет, это вряд ли.

- Нет, я вовсе не это имел в виду.

Она не понимала, что принадлежность к королевской семье сродни радиактивности, я не могу просто встретиться с ней в кафе или в пабе. Мне не хотелось вдаваться в подробности, я пытался намекнуть ей на риск быть замеченными вместе. Мне это не очень удалось.

Она предложила альтернативу. Сохо-Хаус на Дин-Стрит, 76. Она останавливалась там, приезжая в Лондон. Зарезервирует для нас столик в тихом кабинете.

Вокруг никого не будет.

Столик будет на ее имя.

Меган Маркл.

Мы переписывались полночи, на рассвете я застонал от досады, когда зазвонил будильник. Пора идти на яхту сэра Кита. Но я был ему и благодарен. Регата - единственный способ заставить меня отложить в сторону телефон.

А мне было необходимо отложить телефон, просто чтобы собраться с мыслями.

Разобраться в себе.

Яхта сэра Кита называлась «Непобежденный». Оммаж основанным мною играм, да благословит его Господь. В тот день экипаж состоял из одинадцати человек, среди них - несколько спортсменов, действительно участвовавших в играх. Регата длилась пять часов, за это время мы обогнули скалы Нидлс и попали в пасть шторма. Ветер был такой сильный, что многие яхты выбыли из гонки.

Я плавал на яхте уже много раз - помню чудесные каникулы, на которых Хеннерс попытался смеха ради опрокинуть нашу шлюпку «лазер», но такого не было никогда - открытое море, шквал, вздымаются волны. Никогда прежде я не боялся смерти, а сейчас подумал: «Господи, не дай мне погибнуть перед важным свиданием». Потом возник другой страх. Страх из-за того, что на борту нет туалета. Я терпел, сколько мог, а потом у меня не осталось выбора. Я наклонился за борт над бушующим морем...но справить нужду не получалось, в основном - из-за страха сцены. Весь экипаж яхты смотрел на меня.

В конце концов, я вернулся на свой пост, застенчиво наклонился над канатным ограждением и помочился в штаны.

Подумал: «Вау, видела бы меня мисс Маркл».

Наша яхта победила в своей категории, заняла второе место в общем зачете. Я закричал: «Ура!», ненадолго задержался с сэром Китом и командой, чтобы отпраздновать победу. Моим единственным желанием было прыгнуть в воду, отстирать штаны и поскорее вернуться в Лондон, где должны были начаться большие, последние гонки.

Пробки были ужасающие. Вечер воскресенья, поток машин ехал в Лондон после выходных в деревне. К тому же, мне нужно было пробраться через Пикадилли-Серкус, а здесь и в лучшие времена творился кошмар. Заторы, аварии, ремонт дороги - я сталкивался там со всеми возможными препятствиями. Раз за разом мы с телохранителями глушили мотор на дороге и просто сидели в машине. Пять минут. Десять.

Стонали, потели, мысленно орали на массу неподвижных машин: «Ну же! Езжайте!».

В конце концов, не осталось другого выхода. Я отправил смску: «Немного задерживаюсь, извини».

Она уже была там.

Я извинился: «Ужасные пробки».

Она ответила: «Окей».

Я подумал: «Она ведь может уйти».

И сказал телохранителям: «Она собирается уйти».

Мы ползли к ресторану с черепашьей скоростью, я снова отправил смску:

- Движемся, но очень медленно.

- А ты не можешь просто выйти из машины?

Как ей объяснить? Нет, не могу. Я не могу просто бежать по улицам Лондона. Это всё равно что по улицам будет бежать лама. Это вызовет панику и коллапс систем безопасности, не говоря уже о внимании со стороны прессы. Если кто-то заметит, как я поднимаюсь по ступенькам Сохо-Хаус, о неприкосновенности частной жизни можно будет забыть.

Кроме того, меня сопровождали трое телохранителей. Я не мог вот так вот вдруг попросить их поучаствовать в соревнованиях по легкой атлетике.

Объяснить это всё в смске было невозможно. Так что я просто...не ответил. Конечно, ее это разозлило.

Наконец, я приехал. Красный, запыхавшийся, потный, опоздал на полчаса, вбежал в ресторан, в отдельный кабинет - она сидела на бархатном диване за кофейным столиком.

Она посмотрела на меня и улыбнулась.

Я извинился. Мне сложно было представить человека, который опоздал бы к этой женщине.

Сел на диван и извинился еще раз.

Меган сказала, что меня прощает.

Она пила пиво, какой-то сорт IPA. Я заказал «Перони». Мне не хотелось пиво, а это, кажется, был напиток полегче.

Мы погрузились в молчание.

На ней был черный свитер, джинсы и туфли на шпильках. Я не разбирался в одежде, но понимал, что это - шик. Я понимал, что она будет выглядеть шикарно в любой одежде. Даже в водонепроницаемом мешке. Главное, что я заметил - пропасть между фотографиями в интернете и реальностью. Я видел так много ее фотографий с модных показов и из сериалов, всё это был глянцевый гламур, а здесь она была передо мной во плоти, никаких фильтров и украшательств...и она была еще красивее. От ее красоты можно было получить инфаркт. Я пытался это осмыслить, понять, что творится с моей кровеносной и нервной системой, и в результате мой мозг вообще перестал обрабатывать информацию. Разговоры, шутки, литературный английский язык - всё стало для меня проблемой.

Она заполнила возникшую паузу. Начала говорить о Лондоне. Сказала, что она здесь постоянно. Иногда просто оставляет багаж в Сохо-Хаус на несколько недель. Его хранят без возражений. Здесь все - как одна семья.

Я подумал: «Ты в Лондоне постоянно? Как же я никогда тебя здесь не видел?» В Лондоне живут девять миллионов человек, а я редко выхожу из дома, но я почувствовал: если бы Меган была здесь, я бы об этом знал. Мне бы сообщили!

- Что заставляет тебя так часто посещать Лондон?

- Друзья. Бизнес.

- Оу? Бизнес?

Ее основная профессия - актриса, этим она и известна, но профессий у нее несколько. Она пишет о стиле жизни, о путешествиях, представляет компании, занимается бизнесом, она - активистка и модель. Ездит по всему миру, была в разных странах, работала в посольстве США в Аргентине - резюме у нее просто невообразимое.

Меган сказала, что всё это - часть плана.

- Что за план?

- Помогать людям, делать добро, быть свободной.

Снова появилась официантка. Представилась. Миша. Восточноевропейский акцент, застенчивая улыбка, множество татуировок. Мы спросили про них, Миша была просто счастлива рассказать. Она стала необходимым буфером, помогда нам сбавить обороты, перевести дыхание, думаю, она понимала, какую роль нужно исполнить, и с радостью ее исполнила. Я был ей невероятно благодарен.

Когда Миша ушла, беседа стала по-настоящему непринужденной. Первоначальная неловкость исчезла, вернулась теплота нашей переписки. У нас обоих бывали первые свидания, на которых не о чем было говорить, а сейчас мы оба испытывали особое возбуждение, возникающее, когда хочется обсудить так много тем и просто не хватает времени сказать всё, что необходимо сказать.

Но раз уж речь зашла о времени...наше время истекло. Она собрала вещи.

- Извини, мне придется уйти.

- Уйти? Так быстро?

- У меня обеденные планы.

Если бы я не опоздал, у нас было бы больше времени. Проклиная себя, я встал из-за стола.

Короткие прощальные объятия.

Я сказал, что оплачу счет, Меган ответила, что в таком сдучае она купит букет в благодарность Вайолет.

- Пионы, - сказала она.

Я рассмеялся:

- Окей. Пока.

- До свидания.

Вжух, и Меган исчезла.

По сравнению с ней Золушка была просто королевой долгих прощаний. .

Я планировал встретиться с другом. И вот я ему позвонил, сказал, что еду, и через полчаса вломился в его дом на Кингз-Роуд.

Он взглянул на мое лицо и спросил:

- Что случилось?

Не хотелось ему говорить. Мысленно я повторял: «Не говори ему. Не говори. Не говори».

Я ему рассказал.

Пересказал все подробности свидания, потом спросил с мольбой в голосе:

- Черт, дружище, что мне делать?

Появилась текила. Появилась трава. Мы пили, курили и смотрели ... «Мыслями наизнанку».

Мультфильм...про эмоции. Отлично. Все мои мысли - наизнанку.

Потом я погрузился в мирное оцепенение.

- Хорошая трава, чувак.

Зазвонил мой телефон.

- О, черт.

Я протянул телефон другу:

- Это она.

- Кто?

- ОНА. .

Меган не просто звонила. Она включила FaceTimе.

- Привет?

- Привет.

- Чем занимаешься?

- А, я в гостях у друга.

- А что это там на заднем плане?

- А, это...

- Вы смотрите мультики?

- Нет, в смысле, да. Что-то вроде того. Это... «Мыслями наизнанку»?

Я переместился в тихую часть квартиры. Меган вернулась в отель. Умылась. Я сказал:

- Боже, как мне нравятся твои веснушки.

Она порывисто вздохнула. Рассказала: каждый раз перед фотосессией ее веснушки загримировывают.

- Но это безумие. Они прекрасны.

Меган сказала, что ей очень жаль, но пора бежать. Но ей не хочется, чтобы я думал, что встреча со мной ей не понравилась.

Я спросил, когда можно будет увидеть ее снова:

- Вторник.

- Во вторник я уезжаю.

- О. Завтра?

Она помолчала, потом ответила:

- Окей.

Четвертое июля. Мы назначили другую дату. Снова в Сохо-Хаус.

Меган провела весь день в Уимблдоне, болела за подругу Серену Уильямс в ее личной ложе. Прислала мне смску после финального сета, по дороге в отель, потом написала снова, пока переодевалась, и снова - когда спешила в Сохо-Хаус.

На этот раз я уже был на месте - ждал ее. Улыбался. Гордился собой.

Меган пришла в очаровательном синем сарафане в белую полоску. Она сияла.

Я встал из-за стола и сказал:

- Я принес подарки.

И вручил ей розовую коробочку.

Меган потрясла коробочку:

- Что это?

- Нет-нет, не надо ее трясти!

Мы рассмеялись.

Она открыла коробочку. Капкейки. Красные, белые и синие капкейки, если быть точным. В честь Дня независимости. Я сказал что-то о том, что британцы воспринимают День независимости совсем иначе, чем янки, но ладно.

Меган сказала, что выглядят капкейки восхитительно.

Появилась наша официантка с Первого свидания, Миша. Кажется, она была действительно очень рада нас видеть, узнать, что у нас - Второе свидание. Она понимала, что происходит, стала свидетельницей, теперь она навсегда останется частью нашей личной мифологии. Миша принесла нам напитки и ушла, потом долго не возвращалась.

Когда она пришла снова, мы были поглощены поцелуем.

Не первый наш поцелуй.

Меган схватила воротник моей рубашки и подтянула к себе. Увидев Мишу, она тут же меня отпустила, и мы все рассмеялись.

- Извините.

- Без проблем. Новая смена блюд?

Возобновилась оживленная беседа. Бургеры приносили, а потом уносили нетронутыми. Меня затопило половодье чувств - Увертюра, Прелюдия, Литавры, Акт I. И ощущение финала. Этап моей жизни - первая половина? - приближался к концу.

На рассвете у нас произошел разговор по душам. Его нельзя было избежать.

Она подперла щеку рукой и спросила:

- Что мы будем делать?

- Пусть всё идет своим чередом.

- Что это, в конце концов, значит? Я живу в Канаде. Завтра возвращаюсь домой!

Мы встретимся. Я приеду надолго. Этим летом.

- Мое лето уже распланировано.

- Мое - тоже.

Но, конечно же, в длинном лете мы найдем небольшой отрезок времени.

Меган покачала головой. Она выполняет план «Ешь, молись, люби».

- Эмм, «ешь» что?

- Это книга.

- О, прости, я не силен по части книг.

Мне стало страшно. Меган - моя полная противоположность. Она - интеллектуалка.

Меган рассмеялась и ответила, что это не имеет значения. Дело в том, что она собирается полететь с тремя подружками в Испанию, потом - с двумя подружками в Италию, а потом...

Она посмотрела в свой календарь. Я - в свой.

Меган посмотрела на меня и улыбнулась.

- Что там? Скажи мне.

- На самом деле, есть тут одно маленькое оконце...

Она объяснила, что недавно коллега по фильму посоветовала ей не применять столь структурный подход к своему лету еды, молитвы и любви. Эта коллега сказала, что нужно оставить одну неделю открытой, оставить пространство для волшебства, так что она тут перечислила не всё - одну неделю Меган оставила свободной, отказавшись ради этого от путешествия на велосипедах по лавандовым полям юга Франции, о котором давно мечтала...

Я посмотрел в свой календарь и сказал:

- У меня тоже одна неделя свободна.

- Что если это - одна и та же неделя?

- Да, что если одна и та же?

- Возможно ли такое?

- Насколько безумно такое предположение?

Это была одна и та же неделя.

Я предложил провести ее в Ботсване. Рассказал ей всё самое интересное об этой стране. Это - колыбель цивилизации. Самая низкая плотность населения в мире. Истинный Эдем. Сорок процентов территории принадлежат Природе.

Кроме того, страна с самым большим количеством слонов в мире.

И главное - в этой стране я нашел себя, там я всегда нахожу себя заново, всегда чувствую себя ближе - к волшебству? Если Меган интересуется волшебством, ей необходимо полететь туда со мной. Палаточный лагерь под звездами, затерянный мир, а на самом деле - центр цивилизации.

Меган смотрела на меня.

- Понимаю, что это - безумие, - сказал я. - Но это всё вообще в целом - безумие.

Мы не могли лететь вместе по одной единственной причине:- я уже буду в Африке. По моему расписанию я должен быть в Малави, проводить консервационные работы в африканских заповедниках.

Но я не назвал ей другую причину: мы не должны рисковать - нас могут увидеть вместе, о нас узнает пресса. Не сейчас.

Так что Меган завершила свою программу «Ешь, молись, люби», потом полетела из Лондона в Йоханнесбург, потом - в Маун, а я попросил Тидж ее там встретить. (Конечно, хотелось бы встретить Меган лично, но не получилось бы без сцен). По окончании одиннадцатичасовой одиссеи, включая занявшую три часа пересадку в Йоханнесбурге и головокружительную поездку домой, Меган имела полное право злиться. Но она не злилась. Глаза горят, полна энтузиазма, готова ко всему.

И выглядит...идеально. Подрезанные шорты, любимые походные ботинки, мятая панама - всё это я видел на ее странице в инстаграме.

Я открыл ворота дома Тидж и Майка и протянул Меган сэндвич с куриным салатом, завернутый в пищевую пленку: «Я подумал, что ты, наверное, проголодалась». Вдруг пожалел, что не купил цветы, подарок, что-нибудь кроме этого несчастного сэндвича. Мы обнялись, испытывая чувство неловкости, но не из-за этого сэндвича, а из-за неотвратимого напряжения. Мы разговаривали лично и по FaceTime бессчетное множество раз со дня нашего первого свидания, но сейчас всё было внове, всё было совсем иначе. И немного странно.

Мы думали об одном и том же:

- Будет ли на другом континенте всё так, как раньше?

- А если нет?

Я спросил, как она долетела. Меган посмеялась над экипажем «Авиалиний Ботсваны». Они оказались большими фанатами «Форс-мажоров» и попросили разрешения с нею сфотографироваться.

Я сказал: «Да уж», а про себя подумал: «Вот черт». Если кто-то из членов экипажа выложит в интернете это фото, шила в мешке больше не утаишь.

Мы запрыгнули в грузовик с тремя сиденьями, который вел Майк, грузовик тронулся, мои телохранители ехали следом. Прямо по солнцу. Час мы ехали по гудроновой дороге, потом четыре часа - по грязи. Чтобы скоротать время, я указывал на каждый цветок, растение, птицу: «Это - франколин. Это - птица-носорог. Как Зазу из «Короля Льва». Это - сиреневогрудая сизоворонка, самец, кажется, исполняет брачный танец».

Выждав должное время, я взял Меган за руку.

Когда дорога стала ровнее, отважился на поцелуй.

Насколько мы оба помним.

Мои телохранители ехали на расстоянии пятидесяти метров позади нас, но притворились, что ничего не видят.

Мы углублялись в буш, приближались к Окаванго, фауна начала меняться.

- Вот! Посмотри!

- О боже. Это ведь...жирафы!

- А вон там, смотри!

Семья бородавочников.

Мы увидели племенное стадо слонов. Отцы, матери, малыши. «Привет, ребята». Выехали на просеку, тут птицы просто с ума посходили, по спине пошел холодок.

- Здесь где-то - львы.

- Да ладно, - сказала Меган.

Что-то заставило меня оглянуться. Ну точно, мелькнул хвост. Я крикнул Майку, чтобы он остановил грузовик. Майк нажал на тормоза и включил задний ход. Вот - стоит прямо перед нами, здоровяк. Папаша. А вон - пять подростков развалились под тенистыми кустами. Со своими мамочками.

Мы полюбовались ими какое-то время, потом поехали дальше.

Незадолго до наступления сумерек мы приехали в небольшой перевалочный лагерь, который разбили Тидж с Майком. Я перенес наши сумки в круглую палатку под огромной кигелией. Мы находились на краю большого леса, перед нами был пологий склон, ведущий к реке, а там - пойма, в которой кипела жизнь.

Меган - которую я теперь называл Мег, а иногда - просто М. - была ошеломлена. Яркие цвета. Чистый свежий воздух. Она много путешествовала, но никогда не видела ничего подобного. Это был мир до сотворения мира.

Она открыла чемоданчик, хотела что-то достать. Я подумал: «Ну вот, начинается». Зеркальце, фен, косметичка, дутая стеганая куртка, дюжина пар туфель. Я мыслил позорными стереотипами: американская актриса - значит, примадонна. К моему удивлению и радости, в этом чемодане было лишь самое необходимое: шорты, потертые джинсы и снеки. И коврик для йоги.

Мы сидели на парусиновых стульях, наблюдали, как село солнце и взошла луна. Я смешал коктейли буша. Виски с добавлением речной воды. Тидж предложила Мег стакан вина и показала, как отрезать верхушку пластиковой бутылки и сделать из нее бокал. Мы рассказывали разные истории, много смеялись, потом Тидж с Майком приготовили для нас вкуснейший обед.

Мы ели вокруг костра и смотрели на звезды.

Когда пора было ложиться спать, я провел Мег в темноте к палатке.

- Где фонарь? - спросила Мег.

- Ты имеешь в виду карманный фонарик?

Мы рассмеялись.

Палатка была очень тесная, спартанская. Если Мег ожидала увидеть кэмпинг с удобствами, теперь ее ожидания полностью развеялись. Мы лежали в палатке на спине, чувствуя, что уместно в данный момент, и считаясь с этим.

Нам выдали отдельные матрасы - после множества хлопот и разговоров с Тидж. Не хотелось наглеть.

Мы их сдвинули и лежали плечом к плечу. Смотрели на потолок, слушали, разговаривали, наблюдали, как лунные тени трепещут на нейлоне.

Потом раздалось громкое шамканье.

Мег села:

- Что это?

- Слониха, - ответил я.

Насколько я понял, одна. Прямо снаружи. Мирно объедает кусты вокруг нашей палатки.

- Она не причинит нам никакого вреда.

- Точно?

Вскоре палатка задрожала от громкого рыка.

Львы.

- Нам ничего не угрожает?

- Ничего. Не волнуйся.

Она легла и положила голову мне на грудь.

- Доверься мне, - сказал я. - Со мной ты в безопасности.

Я проснулся перед рассветом, тихо раскрыл палатку и вышел на цыпочках. Спокойное утро в Ботсване. Смотрел, как стая маленьких гусей летит к реке, как импала и личи идут на утренний водопой.

Птицы пели невероятно.

Когда взошло солнце, я возблагодарил небеса за этот день и пошел в главный лагерь за тостом. Вернувшись, я увидел, что Мег делает растяжку на коврике для йоги на берегу реки.

Поза воина. Собака мордой вниз. Поза ребенка.

Когда она закончила, я объявил:

- Завтрак подан.

Мы ели под акацией, Мег взволнованно спросила, какие у нас планы.

- Я приготовил несколько сюрпризов.

Сначала - утренняя поездка. Мы запрыгнули в старый грузовик Майка без дверей и понеслись в буш. Солнечные зайчики на щеках, ветер треплет волосы, пересекаем потоки, едем через холмы, в глубокой траве мелькают львы. «Спасибо, что устроили вчера такой дым коромыслом, парни!». Мы наткнулись на большое стадо жирафов, объедавших верхушки деревьев. Ресницы у них были - как зубья гребешка. Жирафы кивнули нам: «Доброе утро».

Не все были столь же дружелюбны. Гуляя вдоль огромного водопоя, мы увидели прямо впереди облако пыли. Напротив нас стоял сердитый бородовачник. Мы отстояли свои позиции, бородавочник ретировался.

Враждебно храпели гиппопотамы. Мы помахали им рукой, запрыгнули обратно в грузовик и уехали.

Прервали труды стаи диких собак, пытавшихся украсть тушу буйвола у двух львиц. Это неправильно. Оставили тушу им.

Трава была золотистая, гнулась по ветру.

- Засуха, - сказал я Мег.

Воздух теплый, чистый, дышать им - одно удовольствие. Мы устроили пикник и запили его несколькими стаканами сидра саванны. Потом поплавали в устье реки, стараясь держаться подальше от крокодилов.

- Держись подальше от темной воды.

Я сказал Мег, что здесь - самая чистая вода в мире, потому что ее фильтруют все эти папирусы. Вода здесь даже слаще, чем в старинной ванне в Балморале, но...лучше не думать про Балморал.

Годовщина была всего неделю назад.

Когда опустились сумерки, мы подняли крышу грузовика и начали любоваться небом. Когда появились летучие мыши, мы отправились на поиски Тидж и Майка. Включили музыку, смеялись, разговаривали, пели песни, снова ели у костра. Мег рассказала нам о своей жизни, о том, как росла в Лос-Анджелесе, об усилиях, которые ей пришлось приложить, чтобы стать актрисой, как она неслась с одного прослушивания на другое на своем ветхом джипе, в котором часто заклинивало двери, так что залазить в него приходилось через багажник. Рассказывала о своем растущем портфолио предпринимательницы, о своем сайте, посвященном стилю жизни - у сайта десятки тысяч читателей. В свободное время Мег занималась благотворительностью - особенно ее волновали проблемы женщин.

Я был очарован, внимал каждому слову, а где-то на переферии сознания, словно отдаленный бой барабана, звучало: «Она идеальна, она идеальна, она идеальна». .

Челси и Кресс часто говорили, что я живу, как доктор Джекилл и мистер Хайд. Счастливый Шип в Ботсване, взвинченный принц Гарри в Лондоне. Мне никогда не удавалось соединить эти две личности, это раздражало их, раздражало меня, но подумал, что рядом с этой женщиной мне это удастся. Я смогу быть Счастливым Шипом всё время.

Только она не называла меня Шипом. Теперь Мег называла меня Гар.

Каждое мгновение той недели было открытием и благословением. И приближало мучительный час, когда нам придется попрощаться. Иного выхода не было - Мег нужно было верняться домой. А мне нужно было лететь в столицу, Габороне, чтобы встретиться с президентом Ботсваны, обсудить с ним вопросы охраны заповедников, после чего начиналась моя поездка, состоящая из трех этапов, и потратить на нее я планировал несколько месяцев.

Я сказал Мег, что могу всё отменить, но друзья мне этого никогда не простят.

Мы попрощались, Мег расплакалась.

- Когда я снова тебя увижу?

- Скоро.

- Но не очень скоро.

- Нет, не очень.

Тидж обняла Мег за плечи и пообещала хорошо заботиться о ней до отъезда, вылет - через несколько часов.

Последний поцелуй. Мы помахали друг другу на прощание.

Мы с Майком запрыгнули в белый лендкрузер и отправились в аэропорт «Маун», а там забрались в его маленький личный самолет и улетели, хотя это разбило мне сердце.

Нас было одиннадцать человек. Конечно, Марко, конечно, Ади. Два Майка. Биддеры. Дэвид. Джеки. Скиппи. Вив. Вся наша банда. Я встретился с ними в Мауне. Мы загрузились в три серебряных плоскодонки и тронулись в путь. Несколько дней мы плыли, дрейфовали, ловили рыбу, танцевали. По вечерам у нас был праздник шумного непослушания. Утром мы жарили яичницу с беконом на открытом огне, купались в холодной воде. Я пил коктейли буша и африканское пиво, кроме того, принимал некие наркотические вещества.

Когда стало по-настоящему жарко, мы решили покататься на водных лыжах. Мне хватило силы воли заблаговременно достать из кармана айфон и положить его на корпус водных лыж. Я похвалил себя за такое благоразумие. Потом Ади запрыгнул на водные лыжи, за ним - анархист Джеки.

Вот вам и благоразумие.

Я сказал Джеки, чтобы он слез.

- Трое - слишком много.

Он меня не слышал.

Что я мог поделать?

Мы тронулись.

Мы неслись по реке, смеялись, пытались не врезаться в гиппопотамов. С шумом промчались мимо наносного песчаного острова, на котором спал на солнце десятифутовый крокодил. Когда я повернул водные лыжи влево, заметил, что крокодил открыл глаза и соскользнул в воду.

Несколько секунд спустя улетела шляпа Ади.

- Разворачивай назад, разворачивай, - закричал он.

Я развернулся на 180 градусов, это было нелегко с тремя пассажирами. Мы подплыли к шляпе, Ади наклонился, чтобы ее схватить. Потом Джеки наклонился, чтобы помочь. Мы все свалились в реку.

Я почувствовал, что черные очки скользят с моего лица, увидел, что они со всплеском упали в воду. Поплыл за ними. Подплыв, вспомнил про крокодила.

Увидел, что Ади и Джеки думают о том же. Потом посмотрел на водные лыжи. Подплыл к ним. Черт.

Мой айфон!

Со всеми фотографиями! И номерами телефонов!

МЕГ!

Водные лыжи прибило к песчаному острову. Мы их перевернули, и я достал из корпуса айфон. Промокший. Разбитый. Там все фотографии, которые сделали мы с Мег!

И все наши смски!

Я знал, что с парнями буду путешествовать дикарем, так что в качестве предосторожности отправил некоторые фотографии Мег и другим друзьям. Но остальные, конечно, утрачены.

И как мне теперь общаться с Мег?

Ади сказал, чтобы я не волновался, мы положим телефон в рис - это верный способ его высушить.

Несколько часов спустя, по возвращении в лагерь, мы так и сделали. Засунули телефон в большое ведро сырого белого риса.

Я посмотрел на это всё с большим сомнением.

- Сколько времени нужно?

- День-два.

- Это плохо. Мне нужно решить проблему прямо сейчас.

Мы с Майком разработали план. Я могу написать письмо Мег, которое он отвезет в Маун. Потом Тидж может сфотографировать письмо и переслать Мег. (У нее в телефоне есть номер Мег - я ей его дал, когда Тидж должна была встретить Мег в аэропорту).

Теперь мне просто надо написать это письмо.

Первая проблема - найти ручку у этого сборища придурков.

- У кого-нибудь есть ручка?

- Что?

- Ручка.

- У меня есть шприц-тюбик! '

- Нет! Ручка. Шариковая ручка! Полцарства за шариковую ручку!

- А, шариковая ручка. Вау.

Как-то мне удалось найти ручку. Новая проблема - найти место, чтобы написать письмо.

Я сел под деревом.

Я думал. Смотрел по сторонам. Написал:

«Привет, красотка. Ты завладела моим сердцем - не могу перестать думать о тебе, очень по тебе скучаю. Телефон утонул в реке. Грустный смайлик...А так - время провожу отлично. Жаль, что тебя здесь нет».

Майк забрал письмо и ушел.

Несколько недель спустя, завершив лодочный этап своего мужского путешествия, мы вернулись в Маун. Встретились с Тидж, она сразу же сказала:

- Расслабься, я уже получила ответ.

Так что это - не сон. Мег - настоящая. Всё это - настоящее.

Среди прочего Мег написала в ответе, что жаждет со мной поговорить.

Исполненный ликования, я отправился во вторую часть нашего мужского путешествия - в лес Мореми. На этот раз я взял с собой спутниковый телефон. Пока все ловили рыбу, нашел поляну и залез на самое высокое дерево в надежде, что там будет лучше ловить сигнал.

Набрал номер Мег. Она ответила.

Прежде чем я смог что-то сказать, она выпалила:

- Мне не следует это говорить, но я по тебе скучаю!

- Мне тоже не следует это говорить, но я тоже по тебе скучаю!

А потом мы просто смеялись и слушали дыхание друг друга.

На следующий день я сел писать новое письмо, я был очень подавлен. Парализующий писательский блок. Мне просто не удавалось найти слова, чтобы выразить свое восхищение, радость и страсть. Свои надежды.

Поскольку в тексте письма не было лирических излияний, я решил украсить само письмо.

Увы, там, где я находился, нельзя было достать материалы для творчества и рукоделия. Наше мужское путешествие приближалось к третьему этапу - мы посвятим восемь часов фотоохоте на краю света.

Что же делать?

Я нажал на тормоза, выскочил из грузовика и побежал в буш.

- Шип, ты куда собрался?

Я не ответил.

- Что это с ним?

Бродить в этой местности было нежелательно. Мы углубились в края львов. Но я был одержим идеей...что-нибудь найти.

Я спотыкался, поскальзывался, не видел ничего, кроме бесконечной коричневой травы.

- Мы что, в чертовом буше?

Ади научил меня искать в пустыне цветы. Когда мы подходили к кустам саванны, он всегда говорил: «Проверь самые высокие ветки». Так я и сделал. И точно - бинго! Я залез в кустарник, собрал цветы и сложил их в маленькую сумку, висевшую у меня на плече.

В ходе поездки мы попали в лес мопани, там я заметил две ярко-розовые лилии импала.

Их я тоже сорвал.

Довольно быстро я собрал небольшой букет.

А теперь мы приехали на участок леса, обожженный недавним пожаром. Посреди обугленного пейзажа я заметил интересный кусок коры свинцового дерева. Схватил его и спрятал в сумку.

Мы вернулись в лагерь на закате. Я написал второе письмо, обжог края письма, украсил их цветами и завернул в кусок обожженной коры, а потом сфотографировал телефоном Ади. Отправил фотографию Мег и считал секунды, пока не получил ответ, который она подписала: «Твоя девушка».

Благодаря импровизациям и исключительному упорству мне удавалось как-то постоянно оставаться на связи с Мег во время этого мужского путешествия. Когда я наконец вернулся в Британию, чувствовал, что добился огромных результатов. Я не допустил, чтобы промокшие телефоны, пьяные друзья, отсутствие мобильного сигнала и десяток других препятствий сорвали начало этого прекрасного...

Как это назвать?

Я сидел в коттедже «Ноттингем», вокруг стояло множество сумок, я смотрел на стену и спрашивал себя: «Что это? Какое подобрать слово?».

Это...

Та самая Единственная?

Неужели я ее нашел?

После стольких лет поисков?

Я всегда говорил себе, что существуюь твердые правила отношений, во всяком случае, если дело касается членов королевской семьи, и главное правило - с женщиной нужно встречаться три года, прежде чем отважиться на решительный шаг. Иначе как ее узнать? Как она узнает тебя и твою королевскую жизнь? Как вы оба убедитесь, что это - именно то, чего вы хотели, то, что вы сможете пережить вместе?

Это - не для всех. Но Мег казалась блестящим исключением из этого правила. Исключением из всех правил. Я узнал ее сразу, и она узнала меня. Настоящего меня. Это может казаться поспешным, может казаться нелогичным, но это - правда: фактически впервые в жизни я чувствовал, что живу в правде.

Лихорадочная переписка и общение по FaceTimе. Хотя нас разделяли тысячи миль, на самом деле мы были рядом. Я просыпался и читал смску. Сразу же отвечал. Потом: смска, смска, смска. После обеда: FaceTime. Потом весь день: смска, смска, смска. Потом, поздно ночью, снова марафон FaceTime.

Но этого всё равно было недостаточно. Нам отчаянно хотелось увидеться снова. На последние дни августа, примерно через десять дней, мы назначили новое свидание.

Решили, что будет лучше, если Мег прилетит в Лондон.

В этот великий день, сразу же по прибытии, Мег позвонила мне, заходя в свой номер в Сохо-Хаус.

- Я здесь. Приходи в гости!

- Не могу, я еду в машине...

- Что делаешь?

- Кое-что для мамы.

- Для твоей мамы? Где?

- Олторп.

- Что за Олторп?

- Там живет мой дядя Чарльз.

Я сказал ей, что потом объясню. Мы еще не обсуждали...это всё.

Я был почти уверен, что она меня не гуглила, потому что Мег всё время задавала вопросы. Кажется, она почти ничего обо мне не знала - какое облегчение. Доказательство того, что Мег вовсе не впечатлали мои королевские регалии, а это я считал первым шагом к тому, чтобы их изжить. Более того, поскольку Мег не углублялась в изучение литературы и прессы, ее голова не была забита дезинформацией.

Мы с Уиллом возложили цветы на мамину могилу и вместе вернулись в Лондон. Я позвонил Мег и сказал ей, что еду. Пытался говорить беззаботно, чтобы не выдать свою тайну Уиллу.

- Есть тайная дорога в отель, - сказала Мег. - А там - грузовой лифт.

Ее подруга Ванесса, которая работала в Сохо-Хаус, встретит меня и проведет.

Всё прошло по плану. Я встретился с подругой Мег, прошел по лабиринтам Сохо-Хаус и наконец-то пришел к номеру Мег.

Постучал и начал ждать, затаив дыхание.

Дверь распахнулась.

Эта улыбка.

Челка частично прикрывает глаза. Руки протянуты ко мне. Мег затащила меня в номер и легким взмахом руки поблагодарила подругу, а потом быстро захлопнула дверь, пока никто нас не увидел.

Мне хотелось сказать, что нужно повесить на дверь табличку «Не беспокоить».

Но я решил, что еще - не время.

Утром нам нужно было поесть. Мы позвонили в службу доставки в номер. Когда в дверь постучали, я начал суматошно искать, куда бы спрятаться.

В комнате ничего не было - никаких закутков, кладовок или шкафов.

Так что я лег плашмя на кровать и накрыл голову стеганым пуховиком. Мег шепотом посоветовала мне пойти в ванную, но я предпочитал прятаться таким образом.

К сожалению, завтрак нам принес не просто безымянный официант. Его принес помощник главного менеджера отеля, который обожал Мег, и она к нему тоже хорошо относилась, и ему теперь хотелось с ней поболтать. Он не заметил, что на подносе - два завтрака. Не заметил очертания принца под стеганым пуховиком. Он говорил и говорил, рассказывал ей все новейшие новости, а тем временем в моей пещере пуховика начал заканчиваться воздух.

Слава богу за эту практику поездок в багажнике полицейского автомобиля Билли.

Когда этот человек, наконец, ушел, я сел и начал судорожно дышать.

Мы с Мег вздохнули с облегчением и громко рассмеялись.

Мы решили пообедать вечером у меня, пригласить друзей. Приготовим обед. Потом подумали - это весело, но сначала придется пойти в магазин за продуктами. У меня в холодильнике был только виноград и сочник.

- Мы могли бы пойти в «Вэйтроуз», - предложил я.

Конечно, мы не могли пойти в «Вэйтроуз» вместе - это вызовет скандал. Поэтому мы составили такой план: будем делать покупки одновременно, параллельно, замаскируемся и сделаем вид, что мы не знакомы.

Мег вошла в магазин на три минуты раньше. На ней была фланелевая рубашка, объемное пальто и лыжная шапочка, но меня всё равно удивляло, что никто ее не узнает. Многие британцы смотрели «Форс-мажоров», конечно же, но никто на нее не смотрел. А я бы заметил ее в толпе из тысяч людей.

Никто не взглянул дважды и на ее тележку, заполненную чемоданами, и на две огромные фирменные сумки Сохо-Хаус с дутыми халатами, которые она взяла для нас при заселении.

Я был столь же анонимен, схватил корзинку, беззаботно ходил вдоль полок. В отделе фруктов и веганских продуктов я почувствовал, что Мег прошла мимо. Она не просто шла, а, скорее, фланировала. Очень дерзко. Мгновение мы смотрели друг на друга, потом отвели глаза.

Мег выбрала рецепт жареного лосося в «Food & Wine», мы составили список продуктов и разделили его на две части. Она должна была найти противень, а мое задание - найти пергаментную бумагу.

Я отправил Мег смску: «Что это такое, черт возьми, - пергаментная бумага?».

Она сообщила мне, где находится цель моих поисков:

- У тебя над головой.

Я оглянулся по сторонам. Мег стояла в нескольких футах от меня, она подняла глаза от дисплея телефона.

Мы рассмеялись.

Я снова посмотрел на полку.

- Это?

- Нет, рядом.

Мы начали хихикать.

Купили всё по списку, потом я заплатил в кассе и отправил Мег смску о месте встречи: «Возле парковки, под магазином, пассажирский автомобиль с затемненными стеклами». Несколько минут спустя наши покупки были спрятаны в багажник, Билли Скала сел за руль, и мы с ревом помчались с парковки в коттедж «Ноттингем». Я смотрел на улицы города, мелькающий за окном, на все эти дома и людей, и думал: «Не могу дождаться, когда вы все с ней познакомитесь».

Я был счастлив, что могу пригласить Мег к себе, но и смущен: коттедж «Ноттингем» - вовсе не дворец. Коттедж «Ноттингем» - дворцовый флигель, вот самое лучшее, что можно было о нем сказать. Я смотрел, как Мег зашла через калитку в белой изгороди и шла по тропинке к парадному входу. К моему облегчению, она не выказывала никаких признаков смятения или разочарования.

Пока не зашла внутрь. Тут она сказала что-то про общагу.

Я осмотрелся по сторонам. Мег недалека от истины.

В углу - британский флаг. (Тот самый, которым я размахивал на Северном полюсе). Старая винтовка на тумбе для телевизора. (Сувенир из Омана, после официального визита). Приставка Xbox.

- Я здесь просто храню свои вещи, - объяснял я, перекладывая документы и одежду. - Я здесь редко бываю.

Кроме того, коттедж построили для людей ушедшей эпохи, которые были ниже ростом. Так что комнаты были крошечные, потолки - словно в кукольном домике. Я провел для Мег краткий инструктаж, занявший тридцать секунд:

- Не ударься головой!

Никогда прежде я не замечал, какая здесь ветхая мебель. Бурая софа, еще более бурое кресло без каркаса. Мег остановилась возле кресла:

- Я знаю, знаю.

На обед к нам пришли гости - моя кузина Ойджи, ее бойфренд Джек и мой друг Чарли. Лосось приготовлен идеально, Мег засыпали комплиментами ее кулинарным талантам. Они жадно слушали истории, которые рассказывала Мег. Хотели узнать всё про «Форс-мажоров». И про ее путешествия. Я был благодарен им за интерес и тепло.

Вино было столь же прекрасно, как и компания, вина было много, после обеда мы перешли в уютный закуток, включили музыку, надели дурацкие шляпы и начали танцевать. У меня остались смутные воспоминания и зернистое видео на телефоне - мы с Чарли катаемся по полу, а Мег сидит рядом и смеется.

Потом мы пили текилу.

Помню, Ойджи обнимала Мег, словно они - сестры. Помню, как Чарли одобрительно поднимал большой палец. Помню, я думал: если и с остальными моими родственниками знакомство пройдет так же, всё отлично. Но потом я заметил, что Мег плохо себя чувствует. Она жаловалась на расстройство желудка и была ужасно бледной.

Я подумал:

- Оо, слабачка.

Мег прилегла на кровать. Я еще выпил перед сном, увидел, что наши гости собрались уходить и немного убрали за собой. Я пошел спать около полуночи, вырубился, но проснулся в два часа ночи - услышал, что Мег тошнит в ванной, ей действительно плохо, это не просто алкогольное опьянение, как я думал. Случилось что-то другое.

Пищевое отравление.

Мег призналась, что ела на обед в ресторане кальмара.

Британские кальмары! Загадка разрешилась.

Мег нежно сказала, сидя на полу:

- Пожалуйста, пообещай, что не будешь держать мои волосы, когда меня будет тошнить.

- Обещаю.

Я схватил ее на руки и отнес в постель. Больная, едва не плачет - Мег сказала, что представляла себе окончание Четвертого Свидания совсем иначе.

Стоп, сказал я. Мы ведь должны заботиться друг о друге? Идея ведь - в этом.

Это и есть любовь, подумал я, но мне удалось промолчать.

Перед возвращением Мег в Канаду мы пошли прогуляться в парке Фрогмора.

По пути в аэропорт.

Я сказал, что это - мое любимое место. Мег оно тоже приглянулось. Особенно ей понравились лебеди, больше всего - сердитый лебедь. (Мы назвали его Стивом). Я сказал, что большинство лебедей - злые. Величественные, но мрачные. Мне всегда было интересно, почему, ведь все лебеди в Британии принадлежали Ее Величеству, и любой причиненный им вред карался по закону. Мы обсудили Ойджи и Джека, Мег они понравились. Обсудили работу Мег. Поговорили обо мне. Но в основном мы говорили о наших отношениях, тема для разговоров была неиссякаемая, казалась просто необъятной. Мы продолжили разговор, когда сели в машину и поехали в аэропорт, продолжали разговор на стоянке, где я ее тайком высадил. Мы пришли к общему мнению: если мы серьезно хотим дать нашим отношениям шанс, настоящий шанс, нам нужен серьезный план. Кроме всего прочего, мы должны поклясться, что никогда не будем расставаться больше чем на две недели.

У нас обоих уже были раньше отношения на расстоянии, и это всегда было тяжело, одна из причин - отсутствие серьезного планирования. Усилия. Нужно было бороться с пространством, победить это пространство. То есть - путешествовать. Очень много путешествовать.

Увы, мои перемещения привлекали много внимания прессы. Нужно было предупреждать правительства стран, границы которых я пересекал, и местную полицию. Приходилось возить с собой телохранителей. Вся тяжесть этой ноши ложилась на плечи Мег. На заре наших отношений ей приходилось проводить время в самолетах и пересекать океан, не меняя при этом график съемок в «Форс-мажорах». Не раз 4:15 утра за ней приезжал автомобиль, чтобы отвезти на съемки.

Было нечестно заставлять Мег терпеть эти трудности, но она говорила, что сама этого хочет. Говорила, что у нее нет выбора. Альтернатива - не видеть меня, а это, по ее словам, было невозможно. Невыносимо.

В сотый раз с 1-го июля мое сердце было разбито.

А потом мы снова попрощались.

- Увидимся через две недели.

- Две недели. О боже. Да. .

Вскоре после этого Уилл и Кейт пригласили меня на обед.

Они знали, что со мной что-то творится, и хотели узнать, что именно.

Я был не уверен, что готов им рассказать. Не был уверен, что хочу, чтобы кто-то узнал. Но когда мы сидели в гостиной перед телевизором, а дети уснули, момент был подходящий.

Я вскользь упомянул, что....в моей жизни появилась новая женщина.

Они подпрыгнули:

- Кто эта женщина?

- Я вам расскажу, но, пожалуйста, прошу вас, храните всё в тайне.

- Да, Гарольд, конечно. Так кто она?

- Она - актриса.

- Да ты что?

- Американка.

- О.

- В сериале «Форс-мажоры».

У них челюсть отвисла, они переглянулись.

Потом Уилл повернулся ко мне и сказал:

- Черт!

- Что?

- Не может быть.

- Что, прости?

- Это невозможно!

Я был озадачен, пока Уилл с Кейт не объяснили, что они - постоянные, нет - просто фанатичные зрители «Форс-мажоров».

Я рассмеялся и подумал: «Прекрасно». Зря я волновался. Всё это время я думал, что Уилл и Кейт могут не принять Мег в семью, а теперь мне следовало волноваться, что они начнут гоняться за Мег, чтобы получить автограф.

Они забросали меня вопросами. Я немного рассказал им о том, как мы встретились, рассказал о Ботсване, о «Вэйтроуз», рассказал, как я был поражен, но всё это была очень сильно отредактированная версия событий. Я не хотел рассказывать слишком много.

Кроме того, я сказал, что не могу дождаться, когда они встретятся, когда мы начнем проводить много времени вчетвером, в сотый раз признался, что это моя давняя мечта - присоединиться к ним с равноправной партнеркой. Сформировать компанию из четырех человек. Я так часто говорил об этом Уиллу, а он всегда отвечал: «Это может никогда не произойти, Гарольд! И ты должен спокойно к этому относиться». А теперь я чувствовал, что это произойдет, сказал Уиллу об этом, а он все равно сказал, чтобы я сбавил обороты.

- Гарольд, в конце концов, она ведь - американская актриса. Всякое может случиться.

Я кивнул, меня его слова слегка ранили. Потом обнял его и Кейт, и ушел.

Мег вернулась в Лондон через неделю.

В октябре 2016-го года.

Мы обедали с Марко и его семьей, я познакомил ее с еще несколькими близкими друзьями. Всё хорошо. Она всем понравилась.

Мне это придало храбрости, я чувствовал, что пора познакомить ее с моей семьей.

Мег согласилась.

Первая остановка - королевский охотничий домик. Знакомство с Ферги, поскольку Мег уже знакома с дочерью Ферги Ойджи, и Джеком, казалось логичным первым шагом. Но когда мы подъехали к королевскому охотничьему домику, мне кое-что сообщили по телефону.

Бабушка там.

Заглянула в гости.

По пути из церкви в замок.

Мег сказала:

- Прекрасно! Люблю бабушек.

Я спросил, умеет ли она делать реверансы. Мег ответила, что, наверное, умеет. Но она не поняла, всерьез ли я спрашиваю.

- Ты встретишься с королевой.

- Я знаю, но это ведь - твоя бабушка.

- Но она - королева.

Мы подъехали к коттеджу, проехали по усыпанной гравием дорожке и припарковались возле высокой зеленой изгороди.

Из дома вышла Ферги, немного взволнованная, и спросила:

- Вы умеете делать реверансы?

Мег отрицательно покачала головой.

Ферги показала, как делать реверанс. Мег повторила за ней.

Для углубленных тренировок уже не было времени. Мы не могли заставлять бабушку ждать.

Мы подошли к дверям, потом мы с Ферги склонились к Мег и начали быстро шептать ей напоминания:

- Когда встречаешься с королевой первый раз, нужно обращаться к ней «Ваше Величество». Потом - «Мадам». Рифмуется со словом «Окорочкам».

- Что бы ни случилось, не перебивай ее, - сказали мы, перебивая друг друга.

Мы вошли в просторную парадную гостиную, там была она - бабушка. Монархиня. Королева Елизавета II. Стояла в центре комнаты. Медленно повернулась. Мег подошла прямо к ней и присела в глубоком безупречном реверансе.

- Ваше Величество, для меня большая честь - видеть вас.

Ойджи и Джек стояли рядом с бабушкой, и, кажется, чуть ли не притворялись, что не знают Мег. Они вели себя спокойно и чинно. Быстро поцеловали Мег в щеку, но это был исключительно королевский поцелуй. Чисто британский. .

С другой стороны от бабушки стоял какой-то парень, и я подумал: призрак в двенадцать часов ночи. Мег посмотрела на меня, чтобы я ей подсказал, кто это, но я ничем тут не мог помочь - я никогда его раньше не видел. Ойджи прошептала мне на ухо, что это - друг ее мамы. А, понятно. Я посмотрел на парня внимательно:

- Прекрасно, поздравляю, ты присутствуешь при одном из самых важных событий в моей жизни.

Бабушка была одета для посещения церкви: платье ярких цветов и шляпа в тон. Не помню цвет, к сожалению, но яркая. Изысканная. Я видел, что Мег жалеет о том, что надела джинсы и черный свитер.

Я тоже жалел, что пришел в потертых брюках. Хотелось сказать бабушке, что мы не планировали визит, но она спросила, как прошла поездка Мег.

- Прекрасно, - ответили мы. - Замечательно.

Мы спросили про церковную службу.

- Чудесно.

Всё было очень приятно. Бабушка даже спросила у Мег, что она думает о Дональде Трампе. (Дело происходило как раз перед выборами в ноябре 2016 года, так что весь мир, кажется, думал и говорил о кандидате от республиканцев). Мег считала политику игрой, в которой невозможно выиграть, и сменила тему разговора на Канаду.

Бабушка прищурилась:

- Я думала, вы - американка.

- Так и есть, но я семь лет жила в Канаде по работе.

Бабушка, кажется, была довольна. Содружество. Хорошо, прекрасно.

Двадцать минут спустя бабушка объявила, что ей пора идти. Мой дядя Эндрю, который сидел рядом с ней и держал ее сумочку, провел бабушку к выходу. Ойджи тоже пошла с ней. У дверей бабушка оглянулась, чтобы попрощаться с Джеком и другом Ферги.

Она встретилась взглядами с Мег, помахала и тепло улыбнулась:

- Пока.

- Пока. Я была счастлива с вами познакомиться, Мадам, - Мег снова сделала реверанс.

Когда королева уехала, комнату заполнили люди. Атмосфера изменилась. Ойджи и Джек снова стали собой, кто-то предложил выпить.

Да, пожалуй.

Все хвалили реверансы Мег. Прекрасно! Глубоко!

И тут Мег спросила у меня что-то про помощника королевы.

Я спросил, о ком речь.

- Этот мужчина, который держал сумочку. Который провел ее до дверей.

- Это - не ее помощник.

- А кто это?

- Ее второй сын Эндрю.

Определенно, Мег нас не гуглила.

Следующий - Уилл. Я знал, что он меня убьет, если мы к нему не заглянем. Так что мы с Мег зашли к нему в один прекрасный день, перед тем, как мы с Уиллом должны были отправиться на охоту. Зашли в подъезд 1A, прошли под высокой аркой, пересекли внутренний двор, я нервничал еще сильнее, чем перед встречей с бабушкой.

Спросил себя, почему.

Ответа не нашел.

Мы поднялись по серым каменным ступеням и позвонили.

Никто не ответил.

Мы ждали, вот дверь открылась, перед нами стоял мой старший брат, слишком нарядно одетый. Прекрасные брюки, прекрасная рубашка, открытый воротник. Я представил Мег, она подошла и обняла его, Уилла это поразило.

Он отшатнулся.

Уилл не очень-то обнимался с незнакомцами. А Мег обнималась в основном с незнакомыми людьми. Классическая коллизия столкновения культур, как встреча фонаря и факела, мне это показалось забавным и очаровательным. Но потом, вспоминая об этом, я спросил себя, не кроется ли здесь что-то большее? Может быть, Уилл ждал, что Мег сделает реверанс? Это предусмотрено правилами протокола, если вы впервые встречаетесь с членом королевской семьи, но она ведь об этом не знала, а я ей не сказал. Перед встречей с бабушкой я ей всё объясню, это ведь - королева. Но мой брат - это просто Уилл, который любит сериал «Форс-мажоры».

Как бы то ни было, Уилл смирился. Обменялся с Мег несколькими теплыми словами у дверей, на клетчатом полу их холла. В разговор вмешался спаниэль Люпо, лаял так, словно мы - грабители. Уилл его утихомирил.

- Где Кейт?

- Ушла с детьми.

- А, жаль. В следующий раз.

Пришло время прощаться. Уиллу нужно было упаковать вещи, а нам нужно было идти. Мег поцеловала меня и пожелала нам приятно провести время на охоте, а потом уехала, чтобы провести первую ночь в одиночестве в коттедже «Ноттингем».

Следующие несколько дней я говорил о ней, не переставая. Как она встретилась с бабушкой, как она встретилась с Уиллом, теперь моя семья о ней знает - мне так много нужно было рассказать. Брат внимательно слушал и натянуто улыбался. Понимаю, скучно без конца слушать человека, опьяненного страстью, но я не мог остановиться.

Следует воздать Уиллу должное - он меня не дразнил, не велел мне заткнуться. Наоборот, сказал то, что я надеялся услышать, то, что мне было необходимо услышать:

- Я очень за тебя рад, Гарольд.

Несколько недель спустя мы с Мег въехали в ворота и погрузились в буйные дебри Кларенс-Хауза, Мег просто ахнула от удивления.

- Ты бы видела этот сад весной. Папа сам его лично проектировал.

Я добавил:

- В честь Праба, знаешь. Она жила здесь до него.

Я рассказал Мег о Праба, рассказал, что жил в Кларенс-Хаузе с девятнадцати до двадцати восьми лет. Когда я уехал, Камилла превратила мою спальню в свою гардеробную. Я старался об этом не думать. Но когда я впервые это увидел, расстроился.

Мы остановились возле парадного входа. Пять часов, минута в минуту. Не опоздали.

Мег выглядела потрясающе, и я сказал ей об этом. Она была в черно-белом платье с пышным подолом в цветах, я погладил ее спину и почувствовал, насколько тонок материал. Ее волосы были распущены, это я посоветовал: «Папе нравится, когда у женщин распущенные волосы». Бабушке это тоже нравилось. Она часто говорила о «роскошной гриве Кейт».

Макияж у Мег тоже был неброский, тоже мой совет. Папа не одобрял яркий макияж.

Дверь открылась, нас встретили папин дворецкий-гуркх и Лесли, давно служивший у папы управляющим, он работал еще на Праба. Они провели нас по длинному коридору мимо огромных картин и зеркал в позолоченных рамах, по багровой ковровой дорожке, мимо огромного серванта, заполненного сверкающим фарфором и изысканными фамильными безделушками, мы поднялись по скрипучей лестнице на три ступеньки, потом свернули направо, поднялись еще на двенадцать ступенек, и снова свернули направо. И вот, наконец, на лестничной площадке перед нами стоял папа.

Рядом с ним стояла Камилла.

Мы с Мег несколько раз репетировали эту ситуацию:

- Для папы - реверанс. Обращение: «Ваше Королевское Высочество» или «Сэр». Возможно, поцелуй в обе щеки, если он наклонится, в противном случае - рукопожатие. Камилле делать реверанс не нужно. Нет необходимости. Просто легкий поцелуй или рукопожатие.

- Реверанс не делать? Ты уверен?

Я не считал это уместным.

Мы вошли в большую гостиную. По дороге папа спросил у Мег, правда ли, что она - звезда американской мыльной оперы! Мег улыбнулась. Мне отчаянно хотелось сказать:

- Мыльная опера? Нет, папа, это - наша семья.

Мег сказала, что снимается в драматическом сериале для кабельного телевидения, сериал идет по вечерам. Сериал про юристов. Называется «Форс-мажоры».

- Превосходно, - сказал папа. - Великолепно.

Мы сели за круглый стол, накрытый белой скатертью. Рядом стоял столик на колесиках с чаем, медовиком, овсяными лепешками, сендвичами, горячими сдобными пышками, крекерами со сливочной намазкой и толченым базаликом - папе это нравилось больше всего. Порядок, как в операционной. Папа сидел спиной к открытому окну, как можно дальше от камина. Камилла сидела напротив него, спиной к камину. Мы с Мег сидели между ними, друг напротив друга.

Я уплетал пышку с мармитом, Мег съела два сендвича с копченой семгой. Мы были голодны. Так весь день волновались, что ничего не ели.

Папа предложил Мег овсяные лепешки. Ей они понравились.

Камилла спросила у Мег, какой она предпочитает чай - крепкий или слабый, Мег извинилась и сказала, что не знает: «Я думала, чай - это просто чай». После ее слов возникла шумная дискуссия о чае, вине и других напитках, о британских словах в противовес американизмам, а потом мы перешли к более обширной теме - «Вещи, которые нам всем нравятся», и эта тема привела нас прямиком к собакам. Мег рассказала о своих двоих «меховых малышах», Богарте и Гае, оба - спасатели. У Гая была особенно грустная история. Мег нашла его в приюте в Кентукки, после того как кто-то бросил его в дремучем лесу без еды и воды. Мег объяснила, что в Кентукки гончих бросают намного чаще, чем в любом другом штате, и когда она увидела Гая на сайте приюта, просто влюбилась.

Я заметил, что лицо Камиллы потемнело. Она была патронессой приюта для котов и собак в Баттерси, так что такого рода истории всегда ее ранили. Папу - тоже. Для него было невыносимо думать, что какое-то животное страдает. Несомненно, это ему напомнило те времена, когда его любимый пес Пух потерялся в шотландских вересковых пустошах - возможно, упал в кроличью нору, и больше никто его никогда не видел.

Беседа была непринужденной, мы все четверо говорили одновременно, а потом папа начал о чем-то тихо говорить с Мег, а я повернулся к Камилле, которой, кажется, лучше удавалось подслушивать, чем разговаривать со своим пасынком, но, увы, она сидела рядом со мной.

Вскоре мы поменялись местами. Как странно, думал я, что мы инстинктивно соблюдаем протокол, как на официальном обеде у бабушки.

В конце концов, разговор снова стал общим. Мы говорили об актерстве и искусствах в целом. Папа сказал, что очень много усилий необходимо, чтобы добиться успеха в этой сфере. У него было много вопросов насчет карьеры Мег, и его впечатлили ее ответы. Думаю, ее уверенность и интеллект приятно его удивили.

Но вот наше время истекло. У папы с Камиллой назначена другая встреча. Такова королевская жизнь - четкий регламент, всё - строго по графику.

Я отметил для себя, что нужно потом объяснить это всё Мег.

Мы все встали. Мег наклонилась к папе. Я вздрогнул: как и Уилл, папа не очень-то любил обниматься. К счастью, Мег просто прижалась щекой к его щеке, как обычно делают британцы, и ему это, похоже, понравилось.

Я вывел Мег из Кларенс-Хауза в буйный благоуханный сад, меня переполняло ликование.

Я думал: «Прекрасно, вот оно. Добро пожаловать в семью».

В конце октября 2016 года я полетел в Торонто. Мег была рада показать мне свою жизнь - своих собак, свой домик, который она обожала. А я жаждал всё это увидеть, узнать о ней мельчайшие подробности. (Хотя я уже был до того один раз в Канаде, это будет мой первый настоящий визит). Мы выгуливали собак в больших открытых ущельях и парках. Исследовали малонаселенные уголочки и закоулки в окрестностях. Торонто - это не Лондон, но и не Ботсвана. Так что мы следовали правилам предосторожности. Оберегали личное пространство. Маскировались.

Раз уж речь зашла о маскировке, мы пригласили Ойджи и Джека отпраздновать с нами Хэллоуин. Еще мы пригласили лучшего друга Мег Маркуса. В Сохо-Хаус Торонто намечалась большая вечеринка, тема - «Апокалипсис». Дресс-код - соответствующий.

Я пробурчал Мег, что мне не очень-то везет с костюмированными вечеринками, но всё равно пришлось идти. Перед отъездом домой я обратился за помощью в выборе костюма к другу, актеру Тому Харди. Позвонил ему и спросил, можно ли одолжить его костюм из «Безумного Макса».

- Весь?

- Да, пожалуйста, дружище! Весь костюм.

Он отдал мне костюм, пока я не улетел в Британию, и я примерил его в крошечной ванной Мег. Когда я вышел, она залилась смехом.

Было смешно. И страшновато. Но главное - я был неузнаваем.

А Мег тем временем надела рваные черные шорты, камуфляжный топ и ажурные чулки. Я подумал: «Если таков Апокалипсис, подавайте мне конец света».

На вечеринке было шумно, темно и пьяно - идеальная вечеринка. Несколько гостей оглянулись дважды, когда Мег проходила по комнатам, но никто не взглянул дважды на ее дистопического парня. Жаль, что нельзя так маскироваться каждый день. Я бы надел этот костюм завтра и заявился бы на съемочную площадку «Форс-мажоров».

Впрочем, наверное, нет. Я совершил ошибку - погуглил и посмотрел онлайн некоторые ее любовные сцены. Смотрел, как они с партнером по сериалу лапали друг друга в каком-то офисе или конференц-зале...Чтобы забыть увиденное, мне понадобится шоковая терапия. Мне не нужно видеть такое вживую. Но это - вопрос гипотетический: завтра воскресенье, так что у Мег выходной.

А потом всё стало неактуально, всё изменилось навсегда, потому что на следующий день широкая общественность узнала о наших отношениях.

Мы с тревогой смотрели в свои телефоны и говорили: «Ладно, рано или поздно это должно было произойти».

В общем-то, мы получили сообщение, что это может произойти в тот день. Отправляясь на Апокалипсис Хэллоуина, мы получили намек, что может произойти еще один Апокалипсис. Очередное доказательство того, что у Вселенной - извращенное чувство юмора.

- Мег, ты готова к тому, что нас ждет?

- Вроде да. А ты?

- Да.

Мы сидели на ее диване, через несколько минут мне надо было ехать в аэропорт.

- Ты боишься?

- Да. Нет. Может быть.

- Нас будут преследовать. Без вариантов.

- Я к этому буду относиться так, словно мы находимся в буше.

Она напомнила мне, что я сказал в Ботсване, когда рычали львы.

- Доверься мне. Со мной тебе ничто не угрожает.

Мег сказала, что поверила мне тогда, и верит сейчас.

Пока я приехал в аэропорт Хитроу, скандал...сдулся, не успев разгореться?

Данные не подтверждены, нет фотографий, никакого топлива для скандала.

Короткая передышка? Я подумал: «Может быть, всё будет хорошо».

Нет. Затишье перед грандиозной бурей.

В первые часы и дни ноября 2016 года каждые несколько минут пробивали новое одно. Я был в шоке, и ругал себя за то, что я - в шоке. И за то, что я не готов к этому. Я приготовился к обычному безумию, к стандартной клевете, но не предвидел такой разгул неудержимой лжи.

И главное - я не был готов к расизму. К расизму исподтишка и к ослепительно вульгарному расизму в лицо.

Возглавила кампанию «Daily Mail»: «Девушка Гарри (почти) прямиком из Комптона». Подзаголовок: «Найден дом ее матери со следами пребывания гангстеров - заглянет ли он на чай?».

Другой таблоид ринулся в драку вот с таким офигительным заголовком: «Гарри женится на принцессе гангстеров?».

Мое лицо окаменело. Кровь застыла в жилах. Я был зол, но главное - мне было стыдно. Моя Родина? Поступает вот так? С нею? С нами? Правда?

Словно заголовок «Daily Mail» был еще недостаточно постыден, они написали, что только на прошлой неделе в Комптоне произошло сорок семь преступлений. Представьте, сорок семь. Неважно, что Мег никогда не жила в Комптоне, и даже рядом никогда не жила. Она жила в получасе езды от Комптона, это столько же, как от Букингемского дворца до Виндзорского. Но забудьте: даже если она жила в Комптоне, много лет назад или сейчас, ну и что с того? Какое кому дело, сколько преступлений совершено в Комптоне или где-либо еще, если их совершила не Мег? Спустя день-два «Daily Mail» высказалась снова, на этот раз это было эссе сестры бывшего мэра Лондона Бориса Джонсона, она предсказывала, что Мег...как-то...генетически...навредит королевской семье. «Если что-то получится из их предполагаемого союза с принцем Гарри, Виндзоры добавят к своей водянистой голубой крови, бледной коже и рыжим волосам Спенсеров богатое и экзотическое ДНК».

Далее сестра Джонсона заявляла, что мать Мег Дориа - «из неблагополучного района», и в качестве неопровержимого доказательства приводила дреды Дории. Всю эту грязь вылили на трехмиллионную аудиторию британцев - про Дорию, очаровательную Дорию, которая родилась в Кливленде, Огайо, окончила школу Фэрфакс в районе Лос-Анджелеса, где жили исключительно представители среднего класса.

«The Telegraph» добавил свои пять копеек статьей немного менее омерзительной, но столь же безумной, автор во всех ракурсах изучал животрепещущий вопрос: имею ли я с юридической точки зрения право жениться (ох!) на разведенке.

Боже, они уже покопались в ее прошлом и узнали о ее первом браке.

Никого не волновало, что мой отец, разведенный, сейчас женат на разведенке, или то, что моя тетя, принцесса Анна, развелась и вышла замуж повторно - этот список можно продолжить. В 2016 году британская пресса считала развод «алой буквой».

Потом «The Sun» прочесала социальные сети Мег, нашла ее старую фотографию с другом, профессиональным хоккеистом, и сочинила цветистую историю о том, что у Мег с хоккеистом был бурный роман. Я спросил Мег об этом.

- Нет, он встречался с моей подругой. Я их познакомила.

Так что я попросил юриста Дворца связаться с этой газетой и сказать им, что вся эта история - абсолютная фальшивка и клевета, пусть немедленно ее удалят.

В газете на это пожали плечами и послали нас.

- Вы просто безответственные, - сказал юрист редакторам газеты.

- Ну и что, - зевнули редактора.

Мы уже точно знали, что газеты натравили на Мег и на всех из ее окружения частных детективов - на всех, кто присутствовал в ее жизни, и даже на многих, кто в ней не присутствовал, так что мы были в курсе - газеты знают всю ее поднаготную и всё про ее бойфрендов. Там работали Мегологисты - они знали о Мег больше, чем кто-либо в мире, кроме самой Мег, так что они знали, что всё, что они печатают о Мег и хоккеисте, гроша ломаного не стоит. Но на неоднократные предупреждения юристов Дворца газеты продолжали отвечать всё теми же отписками, звучавшими, как насмешка:

- Нам. Всё. Равно.

Я посовещался с юристом, пытаясь разработать план по защите Мег от этого и всех других нападений. Ежедневно, от пробуждения до полуночи и дольше, я большую часть дня проводил, пытаясь всё это остановить.

Я всё время говорил юристу, чтобы он подал на них в суд. А он объяснял, что иск - именно то, что газетам и нужно. Они жаждали, чтобы я подал на них в суд, потому что это послужит подтверждением моих отношений, и тогда они уж действительно пустятся во все тяжкие.

Я просто обезумел от ярости. И от чувства вины. Я заразил Мег и ее мать своим вирусом, который иначе называется «моя жизнь». Я обещал ее защищать, а вместо этого швырнул в эпицентр опасности.

Когда я не общался с юристом, я общался с пиарщиком Кенсингтонского дворца Джейсоном. Но, по-моему, как-то слишком спокойно относился к разгоревшемуся кризису. Он уговаривал меня ничего не предпринимать:

- Вы просто будете кормить зверя. Молчание - лучший из вариантов.

Но молчание - не вариант. Из всех вариантов молчание было наименее приемлемым и менее всего могло нас защитить. Мы не могли просто позволить прессе продолжать творить всё это с Мег.

Даже после того, как я убедил юриста, что нам нужно что-то дедать, что-то сказать, ну хоть что-то, из Дворца мы получили отрицательный ответ. Придворные нам запретили. Сказали, что ничего нельзя сделать. Следовательно, ничего и не будет сделано.

Я принял это, как окончательное решение, пока не прочел эссе в «Huffington Post». Эссеистка утверждала, что столь спокойная реакция британцев на этот взрыв расизма ожидаема, поскольку они - потомки расистов-колониалистов. Но что на самом деле «непростительно», добавила она, так это - мое молчание.

Мое.

Я показал эссе Джейсону, сказал, что нам нужно немедленно поменять курс. Больше никаких дебатов и дискуссий. Мы должны сделать заявление.

За день мы набросали план. Решительный, точный, злой, честный. Я не думал, что на этом всё закончится, но, может быть, это будет начало конца.

Я перечитал его в последний раз и попросил Джейсона его опубликовать.

За несколько часов до публикации заявления Мег летела ко мне. Она приехала в Международный аэропорт «Пирсон» в Торонто, ее преследовали папарацци, она осторожно прошла сквозь толпу туристов, ее мучила тревога, она чувствовала себя словно обнаженной. Зал ожидания был переполнен, представитель «Канадских авиалиний» сжалился над ней и спрятал в подсобке. Даже принес ей тарелку еды.

Когда Мег приземлилась в Хитроу, мое заявление уже растиражировали. Но это ничего не изменило. Атака продолжалась.

На самом деле мое заявление спровоцировало новую атаку - со стороны моей семьи. Папа и Уилл были в бешенстве. Все уши мне прожужжали. Сказали, что из-за моего заявления они предстают в дурном свете.

Почему, черт возьми?

Потому что они никогда не делали заявления о своих девушках или женах, когда их преследовали.

Так что этот визит был совсем не такой, как предыдущие. Совсем другой. Вместо того, чтобы гулять по парку Фрогмора или сидеть у меня на кухне и мечтательно говорить о будущем, или просто узнать друг друга лучше, мы пережили стресс, встречаясь с адвокатами, изыскивая способы победить это безумие.

Мег обычно не заходила в интернет. Она хотела защитить себя, выбросить из головы этот яд. Мудро. Но это нам не поможет, если мы хотим сражаться за ее репутацию и физическую безопасность. Мне было необходимо точно знать, что - правда, что - ложь, поэтому я каждые несколько часов спрашивал ее о информации, появлявшейся в интернете.

- Это правда? А это - правда? Есть ли в этом хоть толика правды?

Мег часто начинала плакать:

- Почему они это говорят, Гар? Я не понимаю. Они не могли бы просто заткнуться?

- Могли бы И заткнутся.

Несмотря на стресс от перелета и ужасное давление, нам удавалось поддерживать связь, мы ни разу за эти несколько дней не накричали друг на друга. Визит Мег подходил к концу, мы чувствовали себя счастливыми и сплоченными, и Мег объявила, что хочет организовать для меня специальный прощальный обед.

В моем холодильнике, как всегда, было пусто. Но вниз по улице был магазин «Whole Foods». Я ее проинструктировал, сообщил самый безопасный маршрут - мимо охраны Дворца, повернуть направо, пройти к парку Кенсингтонского дворца, по Кенсингтон-Хай-Стрит, там - полицейский пост, повернуть направо, и увидишь «Whole Foods».

- Магазин большой, не пропустишь.

У меня назначена встреча, но я скоро вернусь домой.

- Бейсболка, пиджак, опусти голову, выйди через черный ход. Всё будет хорошо, обещаю.

Два часа спустя, вернувшись домой, я обнаружил Мег в слезах. Она всхлипывала и дрожала.

- Ты что? Что случилось?

Мег с трудом удалось всё рассказать.

Она оделась, как я посоветовал, весело и анонимно бродила вдоль полок супермаркета. Но когда ехала на эскалаторе, подошел мужчина:

- Извините, не подскажете, где выход?

- Да, думаю, наверх и налево.

- О, вы из того шоу - «Форс-мажоры», верно? Моя жена вас обожает.

- О, как мило! Спасибо. Как вас зовут?

- Джефф.

- Приятно познакомиться, Джефф. Пожалуйста, передайте ей мою благодарность за преданность сериалу.

- Я передам. Можно с вами сфотографироваться? Фото для мамы?

- Вы ведь говорили, что это - ваша жена.

- Ой, да. Точно.

- Простите, я сегодня просто пришла за покупками.

Выражение его лица резко изменилось:

- Ну, если я не могу сфотографироваться с вами...ничто не помешает мне сфотографировать вас!

Он выхватил телефон и побежал за ней в гастрономический отдел, фотографировал, пока она рассматривала индейку. Мег поспешила в кассу, думая: «Чертова индейка». Мужчина поспешил за ней.

Она встала в очередь. Перед ней были стеллажи с журналами и газетами, и на всех первых полосах, под самыми шокирующими и отвратительными заголовками...была она. Другие покупатели тоже заметили. Они посмотрели на журналы, потом - на нее, и достали телефоны, как зомби.

Мег заметила, что два кассира обменялись зловещими улыбками. Заплатив за покупки, она вышла из магазина и наткнулась на группу из четырех человек, которые направили на нее камеры своих айфонов. Мег опустила голову и быстро пошла по Кенсингтон-Хай-Стрит. Она была уже почти возле дома, но тут из парка Кенсингтонского дворца выехал конный экипаж. Какой-то парад: ворота Дворца заперты. Мег пришлось вернуться на главную улицу, а там четверо мужчин снова взяли след и преследовали ее всю дорогу до главных ворот, выкрикивая ее имя.

Когда Мег наконец-то вошла в коттедж Ноттингем, она обзвонила лучших подруг, и каждая спросила:

- Он того стоит, Мег? Что-нибудь в мире того стоит?

Я обнял ее и сказал, что мне жаль. Так жаль.

Мы просто сидели, обнявшись, но тут я ощутил вкуснейший из ароматов.

Осмотрелся по сторонам:

- Стой. Хочешь сказать...после всего этого...ты всё равно приготовила обед?

- Я хотела тебя покормить перед отъездом.

Три недели спустя я сдавал тест на ВИЧ в клинике на Барбадосе.

С Рианной.

Королевская жизнь.

Поводом послужило приближение Всемирного дня борьбы со СПИДом, и я в последний момент попросил Рианну ко мне присоединиться, помочь повысить осведомленность на Карибах. Невероятно, но она согласилась.

Ноябрь 2016 года.

Важный день, жизненно важный повод, но мыслями я был не там. Я волновался о Мег. Она не могла вернуться домой, потому что ее дом окружили папарацци. Не могла поехать к матери в Лос-Анджелес, потому что дом матери тоже окружили папарацци. Мег жила уединенно, плыла по течению, у нее был перерыв в съемках, сейчас - День Благодарения. Я обратился к друзьям, у которых пустовал дом в Лос-Анджелесе, и они великодушно предложили его Мег. Проблема решена на какое-то время. Но я всё равно волновался, очень злился на прессу, и теперь меня окружала...пресса.

Всё те же королевские репортеры...

Я смотрел на них и думал: «Соучастники».

Потом я поцарапал палец иголкой. Смотрел на кровь и вспоминал всех людей, друзей и незнакомцев, сослуживцев, журналистов, романистов, однокласников, которые говорили, что у меня и у моих родственников - голубая кровь. Старинный символ аристократии, принадлежности к королевской семье. Инетересно, откуда это выражение. Некоторые утверждали, что кровь у нас голубая, потому что она холоднее, чем у других, но это ведь - неправда, да? Мои родственники всегда говорили, что кровь голубая, потому что мы - особенные, но это тоже не может быть правдой. Я смотрел, как медсестра набирает мою кровь в пробирку, и думал: «Красная, как у всех остальных людей».

Я повернулся к Рианне, и мы болтали, пока я ждал результата. Негативный.

Теперь мне хотелось только одного - поскорее найти вайфай и связаться с Мег. Но это было невозможно. У меня был плотный график встреч и визитов, королевский график, не оставлявший пространства для маневра. А потом мне нужно было поспешить обратно на ржавую посудину торгового флота, на которой я буду плавать вокруг Карибских островов.

На корабль я сел поздно ночью, сигнал на борту был слабый, как пульс. Я мог только писать Мег смски, и только если стоял на скамейке в своей каюте, прижав телефон к иллюминатору. Мы говорили достаточно долго, чтобы я смог узнать, что она в безопасности в доме моих друзей. И еще - ее родители смогли туда проскользнуть и отпраздновать День Благодарения вместе с ней. Но ее отец принес охапку таблоидов, которые почему-то хотел обсудить. С этим не сложилось, и в итоге он ушел рано.

Пока Мег мне всё это рассказывала, вайфай отключился.

Торговое судно отправилось в свой следующий пункт назначения. Я отложил телефон и посмотрел в иллюминатор на тьму морских вод.

Мег ехала домой со съемок и заметила, что за ней едут пять автомобилей.

Потом они начали ее преследовать.

За рулем всех автомобилей были мужчины подозрительного вида, похожие на волков.

Это было зимой в Канаде, так что все дороги заледенели. Кроме того, машины кружились вокруг Мег, подрезали ее, ехали на красный, не соблюдали безопасную дистанцию, водители пытались ее фотографировать - Мег была уверена, что попадет в аварию.

Она велела себе не паниковать и не совершать ошибки в вождении, чтобы не дать преследователям то, что они хотят. Потом она позвонила мне.

Я был в Лондоне, ехал в машине, за рулем был мой телохранитель, Мег всхлипывала, и я вспомнил детство. Вспомнил Балморал. «Она не выжила, мальчик мой». Я умолял Мег сохранять спокойствие и смотреть на дорогу. Использовал навыки, полученные во время учебы на авиадиспетчера. Я разговаривал с ней, пока она не подъехала к ближайшему посту полиции. Когда Мег вышла из машины, я слышал, как папарацци преследуют ее до дверей:

- Ну же, Меган, улыбнись нам!

Щел-щелк-щелк.

Мег рассказала полиции, что происходит, и умоляла помочь. Они ей сочувствовали, во всяком случае, так сказали, но она была публичной личностью, так что полицейские утверждали, что ничего не могут сделать. Она вернулась в машину, папарацци снова начали роиться вокруг нее, я разговаривал с ней до дверей дома, а дома ей стало плохо.

Я тоже был изрядно разбит. Чувствовал свою беспомощность, понимал, что это - моя ахиллесова пята. Я справлялся с большинством проблем, если можно было принять какие-то меры. Но если я ничего не мог сделать...мне хотелось умереть.

Когда Мег попала домой, на самом деле она не получила передышку. Как каждую ночь до того, папарацци и так называемые журналисты постоянно стучали в ее дверь и звонили. Собаки Мег сходили с ума. Они не могли понять, что происходит, почему она не открывает дверь, почему дом подвергается нападению. Собаки выли и ходили кругами, а Мег сжалась на полу в углу кухни. После полуночи, когда воцарялась тишина, она отважилась выглянуть сквозь жалюзи и увидела, что мужчины спят в машинах снаружи, моторы включены.

Соседи сказали Мег, что их тоже преследуют. Эти люди ходили туда-сюда по улице, задавали вопросы, предлагали деньги за любую пикантную подробность о Мег, или за любую сочную ложь. Один из соседей сообщил, что ему пообещали целое состояние, если он установит на своей крыше камеры потокового вещания, направленные на окна Мег. Другой сосед действительно принял предложение, прицепил камеру к своей крыше и направил ее прямо на задний двор Мег. Она снова обратилась в полицию, и полиция снова ничего не сделала. Мег сказали, что законодательством Онтарио это не запрещено. Если сосед не проникает на территорию лично, он может водрузить на свой дом хоть телескоп Хаббла и направить его на задний двор Мег, никаких проблем.

А тем временем в Лос-Анджелесе мать Мег преследовали каждый день, когда она шла домой или выходила из дома, шла на работу или в прачечную. Она стала жертвой клеветы. В одной статье ее назвали «отребьем из трейлера». В другой статье ее назвали «наркоманкой». На самом деле она работала в паллиативной помощи. Ездила по всему Лос-Анджелесу, чтобы помочь людям в конце их жизни.

Папарацци залазили на стены и заборы многих пациентов, которых она навещала. Иными словами, каждый день еще один человек, как мама, слышал свой последний звук на земле - это был щелчок фотоаппарата.

Мы снова вместе. Спокойный вечер в коттедже «Ноттингем», вместе готовим обед.

Декабрь 2016 года.

Мы с Мег выяснили, что у нас общее любимое блюдо - жареный цыпленок.

Я не умел его готовить, в тот вечер она меня учила.

Помню, что на кухне было тепло, очень вкусно пахло. Дольки лимона на кухонной доске, чеснок и розмарин, подливка булькает в кастрюле.

Помню, как втирал соль в кожу птицы, потом открыл бутылку вина.

Мег включила музыку. Она расширяла мои горизонты, рассказывала мне про фолк и соул, Джеймса Тейлора и Нину Симон.

«Вот новый рассвет. Новый день».

Может быть, вино ударило мне в голову. Может быть, недели войны с прессой меня истощили. По какой-то причине, когда беседа приняла непредвиденный оборот, я обиделся.

Потом разозлился. Необоснованно отвратительно разозлился.

Мег сказала что-то, что я истолковал превратно. Частично это были культурные различия, частично - языковой барьер, но в тот вечер я был слишком чувствителен. Я подумал: «Почему она на меня наезжает?».

Я сорвался на Мег, говорил с нею грубо и безжалостно. Когда слова сорвались с моих губ, я почувствовал, что всё в комнате замерло. Перестала булькать подливка, молекулы воздуха прекратили свой полет. Даже Нина Симон, кажется, перестала петь. Мег вышла из комнаты, исчезла на пятнадцать минут.

Я нашел Мег наверху. Она сидела в спальне. Она была спокойна, но тихим и ровным голосом сказала, что не собирается терпеть разговоры в таком тоне.

Я кивнул.

Ей хотелось знать, откуда это.

- Я не знаю.

- Где ты слышал, чтобы мужчина так разговаривал с женщиной? Ты подслушал, что взрослын говорили так, когда был ребенком?

Я прочистил горло и отвел глаза:

- Да.

Мег не собиралась терпеть такого партнера. Или отца своих детей. Такую жизнь. Она не собиралась растить детей в атмосфере гнева или неуважения. Она всё это объяснила, более чем понятно. Мы оба знали, что мой гнев не был связан с нашим разговором. Он проистекал откуда-то из глубин, это нужно было раскапывать, и было очевидно, что здесь мне нужна помощь.

Я сказал Мег, что пробовал психотерапию. Уилл сказал мне туда пойти. Так и не нашел подходящего психотерапевта. Не помогает.

Мег мягко сказала: «Нет, попробуй снова».

Мы выехали из Кенсингтонского дворца в темном автомобиле, которым раньше не пользовались, без опознавательных знаков, прятались на заднем сиденье. Выехали через боковые ворота примерно в 18:30. Телохранитель сказал, что за нами никто не едет, так что, застряв в пробке на Риджент-Стрит, мы выскочили из машины. Мы ехали в театр, и не хотелось привлекать внимание, приехав после начала представления. Мы настолько сосредоточились на том, чтобы не опоздать, смотрели на часы и не увидели «их», они преследовали нас, беззастенчиво нарушая правила сталкинга.

Они сфотографировали нас возле театра. Из автомобиля, через стекло автобусной остановки.

Конечно же, фотографами оказались Пиликальщик Тупой и Пиликальщик Еще Тупее.

Нам не нравилось, когда нас преследовали папарацци, особенно - эти двое. Но нам удавалось избегать их на протяжении пяти месяцев. Мы сказали им: «Счастливого пути».

В следующий раз папарацци засекли нас через несколько недель, мы шли с обеда с Дорией, которая прилетела с Мег. Папарацци засекли нас, но, к счастью, упустили Дорию. Она пошла в отель, а мы с телохранителями пошли к своей машине. Папарацци никогда ее раньше не видели.

Я довольно сильно волновался из-за обеда. Встреча с матерью твоей девушки всегда выматывает нервы, но особенно - если ты превращаешь жизнь ее дочери в ад. В «The Sun» недавно был заголовок на первой полосе «Девушка Гарри на сайте «Pornhub». В статье были фотографии Мег из «Форс-мажоров», которые какие-то извращенцы выложили на порносайте. Конечно же, «The Sun» не сообщила, что эти фотографии использованы незаконно, что Мег ничего о них не знала, что Мег связана с порно не больше, чем моя бабушка. Это был просто трюк, способ заставить читателей купить газету или открыть статью в интернете. Читатели узнают, что ничего там нет, но уже поздно! Деньги за рекламу - в кармане «The Sun».

Мы решили с этим бороться, подали жалобу, но, к счастью, не обсуждали эту тему за обедом. У нас были более приятные темы для разговора. Мег недавно летала в Индию с World Vision, работала там над вопросами менеджмента здравоохранения в сфера менструального здоровья и доступа к образованию для юных девушек, после чего взяла Дорию на йога-ретрит на Гоа - запоздалое празднование шестидесятого дня рождения Дории. Мы праздновали день рождения Дории, праздновали то, что мы - вместе, мы праздновали в своем любимом месте - в Сохо-Хаус на Дин-Стрит, 76. Насчет Индии: мы смеялись над советом, который я дал Мег перед отлетом: «Не фотографируйся на фоне Тадж-Махала». Она спросила, почему. Я ответил: «Так фотографировалась мама».

Объяснил, что мама сфотографировалась там, эта фотография стала культовой, и я не хочу, чтобы кто-нибудь подумал, что Мег пытается подражать моей матери. Мег никогда не слышала об этой фотографии, эта история ее обескуражила, и мне нравилось, что она обескуражена.

Тот обед с Дорией был прекрасен, но, оглядываясь назад, я понимаю, что это было начало конца. На следующий день появились фотографии папарации, новый поток статей, лавина сообщений в социальных сетях. Расизм, мизогиния, преступная тупость - всё только возрасло.

Я не знал, к кому еще обратиться, и позвонил папе.

- Не читай это, мальчик мой.

Я зло ответил, что это - не так-то просто. Я могу потерять эту женщину. Она может решить, что я не стою таких беспокойств, или пресса может так отравить общественность, что какой-нибудь идиот совершит что-то плохое, как-то ей навредит.

Это уже происходило в замедленной съемке. Угрозы смерти. На ее рабочем месте был введен режим повышенной готовности, потому что кто-то отреагировал на прочитанное и посылал ей очень убедительные угрозы. Я сказал, что Мег находится в изоляции, боюсь, она месяцами не поднимает жалюзи в своем доме, а ты говоришь, чтобы я просто это не читал?

Отец сказал, что я реагирую слишком бурно:

- Жаль, но так и есть.

Я воззвал к его личным интересами. Если ничего не делать, о монархии создастся ужасное впечатление.

- Люди в этой стране возмущены тем, что происходит с Мег, папа. Они принимают это на свой счет, тебе необходимо это понять.

Отец был непреклонен.

Адрес - в получасе езды от коттеджа «Ноттингем». Просто быстрая поездка через Темзу, мимо парка...но чувство такое, что съездил на Северный полюс.

Сердце колотится. Я сделал глубокий вдох и постучал в дверь. Женщина открыла дверь и пригласила меня войти. Провела по короткому коридору в свой офис.

Первая дверь слева.

Маленькая комнатка. Окна с жалюзи выходят прямо на оживленную улицу. Шум машин, стук каблуков по тротуару. Люди разговаривают, смеются.

Она на пятнадцать лет старше меня, но моложавая. Напомнила мне Тигги. Поразительно на самом деле. Такой же вайб.

Она указала мне на темно-зеленую кушетку и села на стул в противоположном углу комнаты. День был осенний, но я очень сильно вспотел. Извинился:

- Легко перегреваюсь. Кроме того, немного нервничаю.

- Больше ничего не говорите.

Она вскочила со стула и выбежала из комнаты. Несколько мгновений спустя вернулась с маленьким вентилятором и направила его на меня.

- Чудесно, спасибо.

Она ждала, когда я начну. Но я не знал, с чего начать. Поэтому начал с мамы. Сказал, что боялся ее потерять.

Она посмотрела на меня долгим испытующим взглядом.

Она, конечно, знала, что я уже потерял маму. Что за дичь - встретить психотерапевта, которому уже известна часть твоей жизни, который, наверное, проводит отпуск на пляже за чтением книг о тебе.

- Да, я уже потерял маму, конечно, но я боюсь, что, говоря о ней здесь и сейчас с абсолютно посторонним человеком и, возможно, заглушая боль от потери, я утрачу это чувство ее присутствия, или то, что я всегда ощущал как ее присутствие.

Психотерапевт прищурилась. Я попытался еще раз.

- Понимаете...боль...если это - она...это - всё, что у меня от нее осталось. Боль заставляет меня идти вперед. Бывают дни, когда боль - единственное, что удерживает меня на плаву. Кроме того, я думаю: если боль уйдет, она может подумать...что я ее забыл.

Это звучало глупо. Но так оно и было.

Меня неожиданно охватила боль, я объяснил, что большинство воспоминаний о матери уже ушли. Они - с другой стороны Стены, я рассказал ей о Стене. Рассказал, что поговорил с Уиллом о том, что ничего не помню о нашей матери. Он посоветовал мне полистать фотоальбомы, я сразу же так и сделал. Не помогло.

Значит, моя мама - не образы и не впечатления, она была просто дырой в моем сердце, и если я исцелю эту рану, устраню ее, что останется?

Я спросил, не звучит ли это всё безумно.

- Нет.

Мы молчали.

Долго.

Она спросила, в чем заключается мой запрос.

- Почему вы здесь?

- Послушайте, - ответил я. - Что мне нужно...избавиться от этой тяжести в груди. Мне нужно...мне нужно...

- Да?

- Заплакать. Пожалуйста. Помогите мне заплакать.

На следующем сеансе я спросил, можно ли лечь на кушетку.

Она улыбнулась:

- Мне было интересно, когда вы спросите.

Я развалился на зеленой кушетке, подложил под шею подушку.

Я говорил о физических и эмоциональных страданиях. О тревоге, о панике. О поте.

- Как долго это продолжается?

- Два-три года. Стало намного хуже.

Я рассказал ей о разговоре с Кресс во время каникул на лыжном курорте. Крышечка слетела с бутылки, эмоции затопили всё вокруг. Я тогда немного поплакал...но этого было недостаточно. Мне нужно было поплакать еще. А я не мог.

Я решился рассказать о глубокой ярости, о явном триггере, из-за которого я всегда ищу ее. Рассказал о ссоре с Мег на кухне.

Покачал головой.

Выпустил пар по поводу своей семьи - рассказал о папе и Уилле, о Камилле. Часто я замолкал на полуслове, когда слышал, что за окном идет прохожий. Если бы они только знали. Там принц Гарри брюзжит о своей семье. О своих проблемах. О, у газет был бы прекрасный день.

Тут мы пришли к теме прессы. Более твердая почва. Я вспылил. Сказал, что мои собственные земляки выказывают такое презрение и подлое неуважение к женщине, которую я люблю. Конечно, пресса была ко мне жестока так много лет, но это - другое. Я для этого родился. Иногда я сам нарывался.

- Но эта женщина не сделала ничего, чтобы заслужить такую жестокость.

И когда бы я ни жаловался на это, втайне или открыто, люди просто закатывали глаза. Говорили, что я - нытик, что я просто притворяюсь, что мне нужно право на личное пространство, что Мег тоже притворяется.

- О, ее преследуют, да? Вау-вау, да хватит. С ней всё будет хорошо, она - актриса, она привыкла к папарацци, на самом деле она хочет, чтобы ее фотографировали.

Но никто этого не хотел. Никто даже не мог бы к этому привыкнуть. Все эти люди, закатывавшие глаза, не выдержали бы такое даже десять минут. У Мег впервые в жизни была паническая атака. Она недавно получила смску от незнакомца, который узнал ее адрес в Торонто и пообещал прострелить ей голову.

Психотерапевт сказала, что я, похоже, злюсь.

Черт возьми, да, я злился!

Она сказала, что, независимо от того, насколько справедливы мои жалобы, я еще и в нерешительности. Да, мы с Мег проходили через серьезное испытание, но Гарри, накричавший на Мег - это совсем не тот здравомыслящий Гарри, который лежит на кушетке и излагает свою проблему. Это был двенадцатилетний травмированный Гарри.

- То, через что вы проходите сейчас, напоминает вам 1997 год, Гарри, но я боюсь, что часть вас застряла в 1997 году.

Мне эти слова не понравились. Я слегка обиделся:

- Называете меня ребенком? Звучит немного грубо.

- Вы говорите. что хотите услышать правду, цените правду превыше всего - ну вот, такова правда.

Сеанс превысил отведенное время. Он длился почти два часа. Когда наше время истекло, мы назначили дату новой встречи на ближайшее время. Я спросил, можно ли ее обнять.

- Да, конечно.

Я слегка ее обнял и поблагодарил

На улице я растерялся. Куда ни глянь, повсюду невероятные рестораны и магазины, я мог гулять, заглядывать в витрины, дать себе время осмыслить всё, что я сказал и услышал.

Но это, конечно, невозможно.

Не хотелось вызвать переполох.

Психотерапевт, так получилось, виделась с Тигги. Поразительное совпадение. Самый маленький из всех возможных миров. Так что на следующем сеансе мы говорили о Тигги, о том, как она заменила нам с Уиллом маму, как мы с Уиллом часто видели в женщинах замену маме. Как часто женщины охотно брали на себя эту роль.

Я признал, что благодаря заменяющим матерям чувствовал себя лучше, но и хуже, потому что меня мучило чувство вины:

- Что подумала бы мамочка?

Мы поговорили о чувстве вины.

Я рассказал о мамином опыте психотерапии, как я его понимал. Психотерапия ей не помогла. На самом деле, сделала только хуже. Так много людей охотились за ней, использовали ее, в том числе - и психотерапевты.

Мы говорили о маминых принципах воспитания. Иногда она могла быть сверхзаботливой матерью, а потом исчезала на длительное время. Мне казалось важным это обсудить, но я воспринимал это и как предательство.

Чувство вины усилилось.

Мы говорили о жизни в мыльном пузыре Великобритании, о жизни в мыльном пузыре королевской семьи. Мыльный пузырь внутри мыльного пузыря - это невозможно объяснить никому, кто не пережил такое. Люди просто не понимали: они слышали слово «королевский» или «принц» и переставали рассуждать здраво:

- А, ты ведь принц - у тебя нет проблем.

Они полагали...нет, их научили...что всё это - сказка. Мы не были для них человеческими существами.

Писательница, которой многие британцы восхищались, автор толстых исторических романов, получивших множество премий, написала о моей семье эссе, в котором утверждала, что мы - просто...панды:

«У нашей королевской семьи нет таких проблем с размножением, как у панд, но панд и членов королевской семьи в равной мере дорого содержать, и они плохо приспособлены к современным реалиям. Но разве они не интересны? Разве не приятно за ними наблюдать?».

Никогда не забуду, как очень уважаемый публицист написал в очень уважаемом издании, что «безвременная смерть» моей матери «спасла нас всех от невыносимой скуки». (В этот же эссе он пишет о «свидании Дианы с тоннелем»). Но эта острота про панд меня поражает остротой восприятия и исключительным варварством. Мы действительно жили в зоопарке, но, будучи солдатом, я знал, что превращение людей в животных, их расчеловечивание - первый шаг к угнетению и разрушению. Если даже прославленный интеллектуал сбросил нас со счетов, как животных, чего ждать от мужчины или женщины на улице?

Я рассказал психотерапевту, как это расчеловечивание подействовало на меня в первой половине моей жизни. Но сейчас расчеловечивали Мег - ненависти было еще больше, еще больше колкостей, и расизм. Я рассказал ей о том, что видел и слышал, чему был свидетелем последние несколько месяцев. В какой-то момент я сел на кушетке и наклонил голову, чтобы посмотреть, слушает ли она. У нее рот был открыт от удивления. Она всю жизнь прожила в Великобритании и думала, что всё знает об этой стране.

А на самом деле не знала.

В конце сеанса я спросил, каково ее профессиональное мнение:

- То, что я чувствую, это - нормально?

Она рассмеялась. А что вообще нормально?

Но признала, что одно совершенно очевидно - я оказался в очень необычных обстоятельствах.

- Думаете, я - личность, склонная к зависимостям?

Точнее, я хотел узнать, где я был бы сейчас, если бы был склонен к зависимостям?

- Сложно сказать. Это всё - гипотезы.

Она спросила, принимаю ли я наркотики.

Да.

Я рассказал ей несколько дичайших историй.

- Удивительно, что вы - не наркоман.

Если было в мире что-то, от чего я испытывал безусловную зависимость, это - пресса. У меня непреодолимая тяга - читать прессу и злиться на нее.

Я рассмеялся:

- Это - правда. Но они ведь - такое дерьмо.

Она тоже рассмеялась:

- Так и есть.

Я всегда считал, что Крессида сотворила чудо, раскрыв меня, освободив мои подавляемые эмоции. Но на самом деле она только начала сотворение чуда, а теперь психотерапевт его завершила.

Всю жизнь я говорил людям, что не помню прошлое, не помню маму, но никогда не рассказывал о картине в целом. Моя память была мертва. Теперь, после многих месяцев терапии, моя память начала дергаться, брыкаться, плеваться.

Моя память ожила.

Иногда я открывал утром глаза и видел, что мама...стоит передо мной.

Ко мне вернулась тысяча образов, некоторые - столь яркие, как голограммы.

Я вспомнил утра в маминых апартаментах в Кенсингтонском дворце, вспомнил, как няня будила нас с Уиллом и помогала спуститься в мамину спальню. Вспомнил, что у нее была водяная кровать, мы с Уиллом прыгали на матрасе, кричали, смеялись, волосы дыбом. Вспомнил, как мы завтракали вместе, мама любила грейпфруты и личи, изредка пила кофе или чай. Вспомнил, что после завтрака мы начинали с ней ее рабочий день, сидели рядом, когда она делала первые телефонные звонки, изучала список деловых встреч.

Вспомнил, как мы с Уиллом присутствовали при ее разговоре с Кристи Терлингтон, Клаудией Шиффер и Синди Кроуфорд. Очень обескураживающе. Особенно - для двух застенчивых мальчиков, или для юношей в пубертате.

Я вспомнил время отхода ко сну в Кенсингтонском дворце, вспомнил, как мы желали маме спокойной ночи на лестничной площадке, целовали ее в нежную шею, вдыхали запах ее духов, потом лежали в постели, во тьме, чувствовали себя так далеко, так одиноко, нам так хотелось услышать ее голос хотя бы один только раз. Я вспомнил, что моя спальня находилась дальше всего от ее комнаты, и во тьме, в ужасной тишине я не мог расслабиться, не мог отпустить эти мысли.

Психотерапевт сказала, чтобы я поспешил. Она сказала: «Мы близки к прорыву. Давайте не останавливаться». Я принес ей в офис флакон маминых любимых духов. (Обратился к маминой сестре, узнал название). Духи «First» от «Van Cleef & Arpels». В начале сеанса я снял крышечку и глубоко вдохнул.

Как таблетка LSD.

Я где-то читал, что обоняние - наше древнейшее чувство, и это похоже на правду, учитывая, что я переживал в то мгновение - образы возникали из какой-то наиболее первобытной части моего мозга.

Я вспомнил день в Ладгроуве, когда мама прятала конфеты в мой носок. Приносить конфеты было запрещено, но мама презирала школьные правила, хихикала, нарушая их, и за это я любил ее еще больше. Я вспомнил, как мы вместе смеялись, запихивая конфеты поглубже в носок, я визжал: «О, мамочка, ты такая непослушная!'». Я вспомнил марку этих конфет: «Опаловые фрукты»!

Тяжелые брусочки ярких цветов...вроде этих восстановленных воспоминаний.

Не удивительно, что я так ловко копался в земле.

И любил «Опаловые фрукты».

Я вспомнил, как ездил на уроки тенниса в машине, мама была за рулем, мы с Уиллом - сзади. Без предупреждения она нажала на педаль газа, и мы понеслись по узким переулкам, ехали на красный свет, выскакивали из-за углов. Мы с Уиллом вжались в сиденья, так что не могли выглянуть в заднее окно, но мы знали, кто нас преследует. Папарацци на мотоциклах и мопедах. «Мамочка, они собираются нас убить? Мы умрем?». Мама в черных очках смотрела в зеркало заднего вида. Спустя пятнадцать минут, после нескольких боковых ударов, мама затормозила, съехала на обочину, выскочила из машины и пошла к папарацци: «Оставьте нас в покое! Бога ради, я еду с детьми, неужели вы не можете оставить нас в покое?». Дрожащая и раскрасневшаяся, она вернулась в машину, хлопнула дверью, закрыла окна, положила голову на руль и расплакалась, а папарацци продолжали шелкать и щелкать. Я вспомнил, как слезы капали с ее больших черных очков, вспомнил, что Уилл застыл, словно статуя, а папарацци продолжали фотографировать. Я вспомнил, что так их ненавидел, и испытывал столь глубокую и вечную любовь к тем, кто сидел в машине.

Я вспомнил, что был на каникулах на острове Некер, мы сидели втроем на скале, вдруг приплыла лодка с толпой фотографов, они искали нас. В тот день мы играли с водяными бомбочками, они была разбросаны повсюду. Мама быстро соорудила катапульту и раздала нам бомбочки. На счет «три» мы начали стрелять ими в головы фотографов. Ее смех, который я забыл на много лет, вернулся ко мне. Столь же громкий и четкий, как звук машин за окном психотерапевта.

Я расплакался от радости, когда его услышал.

«The Sun» внесла коррективы в свою порноисторию. Маленькая заметка на второй полосе, где никто ее не заметит.

Что это изменит? Вред уже нанесен.

Кроме того, это стоило Мег десятки тысяч долларов расходов на юристов.

Я снова позвонил папе.

- Не читай это, мальчик мой.

Я его перебил. Я не собирался снова выслушивать эту чушь.

Кроме того, я - уже не мальчик.

Я попробовал новый довод. Напомнил папе, что эти же подлые ублюдки всю жизнь изображали его клоуном, насмехались, что он бьет тревогу из-за изменений климата. Это - мучители, которые подвергали его буллингу, а теперь они мучают и подвергают буллингу его сына с девушкой - разве это не способно вызвать его негодование?

- Почему я должен умолять тебя, папа? Почему тебе это не кажется важным? Почему это не причиняет тебе боль, почему ты не просыпаешься по ночам из-за того, что пресса третирует Мег? Ты сам говорил, что ее обожаешь. Вы подружились на почве общих музыкальных вкусов, ты считаешь ее забавной и остроумной, ты говорил, что у нее - идеальные манеры. Так что же, папа? Почему?

Мне не удавалось получить прямой ответ. Разговор ходил по кругу, и когда я повесил трубку, чувствовал себя брошенным.

Мег тем временем обратилась к Камилле, которая попыталась дать ей совет - сказала, что пресса всегда так поступает с новичками, со временем это всё пройдет, Камилла тоже когда-то была для них плохой девочкой.

В чем намек? Теперь - очередь Мег? Словно это - сопоставимые ситуации.

Кроме того, Камилла посоветовала Мег, чтобы я стал генерал-губернатором Бермуд, это решило бы все наши проблемы, мы смогли бы выбраться из эпицентра скандала. Я подумал: «Ну да- ну да, и еще один бонус от этого плана - от нас избавиться».

В отчаянии я пошел к Уиллу. Воспользовался впервые за много лет появившейся возможностью с ним поговорить - в конце августа 2017 года в Олторпе. Двадцатая годовщина маминой гибели.

Мы направились на маленькой лодочке на остров. (Мост убрали, чтобы мама могла находиться в уединении, сюда не могли добраться незваные гости). У нас было по букету цветов, мы положили их на могилу. Постояли там какое-то время, думая о своем, потом поговорили о жизни. Я вкратце рассказал ему, что сейчас переживаем мы с Мег.

- Не переживай, Гарольд. Никто не верит в это дерьмо.

- Неправда. Верят. Это им - как бальзам на душу изо дня в день, они бы поверили, даже не отдавая себе в этом отчета.

На это у него не нашлось удовлетворительного ответа, поэтому мы замолчали.

Потом Уилл сказал нечто необычное. Сказал, что мама - здесь. В смысле - среди нас.

- Да, Уилл, у меня - такое же чувство.

- Я думаю, она присутствует в моей жизни, Гарольд. Направляет меня. Устраивает мои дела. Думаю, это она помогла мне создать семью. А теперь я чувствую, что она помогает тебе.

Я кивнул:

- Абсолютно согласен. Я чувствую, что она помогла мне найти Мег.

Уилл отошел в сторону. Он был чем-то озабочен. Кажется, всё зашло как-то слишком далеко.

- Нет, Гарольд, я в этом не уверен. Я ЭТОГО не говорил!

Мег прилетела в Лондон. Сентябрь 2017 года. Мы были в коттедже «Ноттингем». Готовили обед на кухне.

Коттедж был наполнен...любовью. Переполнен до краев. Казалось даже, что любовь может политься через дверь в сад, на этот заброшенный клочок земли, который очень долго никому не был нужен, но который мы с Мег потихоньку восстановили. Мы скосили траву и расчистили ее граблями, сажали растения и поливали их, часто по вечерам мы сидели там на покрывале, слушали концерты классической музыки, проходившие в парке. Я рассказал Мег о саде с другой стороны нашей стены - о мамином саде. Мы с Уиллом играли там в детстве. Теперь он был закрыт от нас навсегда.

Так же, как закрыты были от меня прежде мои воспоминания.

- Кому теперь принадлежит этот сад? - спросила Мег.

- Он принадлежит принцессе Майкл Кентской. И ее сиамским котам. Мама этих котов презирала.

Я вдыхал ароматы сада и размышлял об этой новой жизни, трепетно лелеял эту новую жизнь, а Мег сидела в другом углу кухни и пересыпала «Wagamama» из картонных коробок в миски. Не подумав, я вдруг сказал:

- Я не знаю. Я просто...

Я сидел к ней спиной. Замер на полуслове, не решался продолжить, не решался оглянуться.

- Что ты не знаешь, Гар?

- Я просто...

- Что?

- Я люблю тебя.

Я ждал ответа. Ответа не было.

Теперь я слышал и чувствовал, что она идет ко мне.

Я оглянулся, Мег стояла прямо передо мной:

- Гар, я тоже тебя люблю.

Эти слова почти с самого начала нашего знакомства вертелись у меня на языке, так что в каком-то смысле они ничего нового не открывали и даже не были необходимы. Конечно, я любил Мег, и она об этом знала, Мег это видела, весь мир это видел. Я любил ее всем сердцем, как никого никогда не любил. Но когда я это произнес, любовь стала реальной. Когда я это произнес, всё автоматически пришло в движение. Когда я это произнес, это был шаг.

Это значило, что впереди у нас еще несколько очень важных шагов.

Например...поселиться вместе?

Я спросил Мег, не думала ли она о том, чтобы переехать в Британию, переехать ко мне в коттедж «Ноттингем».

Мы обсудили, что это будет значить, и что это принесет, и от чего ей придется отказаться. Обсудили логистику ее переезда из Торонто. Когда, как, и, самое главное...для чего именно?

- Я не могу просто бросить свой сериал и отказаться от работы, полагаясь на удачу. Переезд в Британию будет значить, что мы вместе - навсегда?

Я ответил:

- Да, навсегда.

Мег улыбнулась:

- В таком случае - да.

Мы поцеловались, обнялись и сели ужинать.

Я вздохнул. Подумал:

- Мы - в пути.

Но потом, когда Мег уснула, я начал анализировать свои чувства. Последствия психотерапии, наверное. Понял, что испытываю смесь раздражения и огромного облегчения. Она ответила именно: «Я люблю тебя», и это не было неизбежно, это не была просто формальность. Я не мог отрицать, что где-то в глубине души готовился к худшему: «Гар, мне жаль, но я не знаю, смогу ли...». В глубине души я боялся, что она сбежит. Вернется в Торонто, поменяет номер телефона. Последует советам подружек.

- Можно ли представить что-то хуже этого? В глубине души я считал, что она поступила бы умно.

По чистой случайности в 2017-м году Игры Непобежденных должны были пройти в Торонто. По соседству с Мег. Дворец решил, что это - отличный повод для нашего первого официального выхода.

Мег немного волновалась. Я тоже. Но у нас не было выбора. Мы сказали себе, что это необходимо сделать. Мы прятались от мира достаточно долго. Кроме того, это будет наиболее контролируемая и предсказуемая среда, на которую мы могли бы когда-либо надеяться.

И главное, когда мы начнем встречаться официально, нас просто благословят папарацци, которые уже потратили на слежку за нами почти сотню тысяч фунтов.

Мы попытались выйти на люди без суматохи, насколько это возможно. Смотрели игру теннисистов на колясках, сидя в первом ряду, сосредоточившись на игре и на благом деле, игнорируя жужжание камер. Нам удалось получить удовольствие от игры, обменяться парой шуток с гостями из Новой Зеландии, которые сидели возле нас, и фотографии, опубликованные на следующий день, были очень нежные, хотя несколько представителей британской прессы разгромили Мег за то, что она пришла в рваных джинсах. Никто не упомянул, что всё, что Мег надела, вплоть до туфель без каблуков и рубашки с воротником на пуговицах, предварительно одобрил Дворец.

И когда я говорю «Никто не упомянул», я имею в виду: «Никто во дворце».

Одно заявление на той неделе в защиту Мег..произвело бы огромный эффект.

Я сказала Эльфу и Джейсону, что хочу сделать Мег предложение.

Они меня поздравили.

Но потом Эльф сказал, что ему нужно быстро покопаться в документах и изучить протокол. Существуют строгие правила, которые регулируют такие вещи.

Правила? Серьезно?

Он вернулся через несколько дней и сказал, что, прежде, чем что-либо предпринять, я должен попросить разрешения у бабушки.

Я спросил, настоящее ли это правило, или мы его можем обойти.

- О нет, правило самое что ни на есть настоящее.

Это бессмыслица. Взрослый мужчина должен просить разрешения у бабушки, чтобы жениться? Не помню, чтобы Уилл спрашивал, можно ли ему сделать предложение Кейт. Или чтобы мой кузен Питер спрашивал разрешения, когда хотел сделать предложение своей будущей жене Отемн. Но, подумав еще, я вспомнил, что папа просил разрешения, когда хотел жениться на Камилле. Абсурдность того факта, что пятидесятишестилетний мужчина просит разрешения у матери, тогда от меня ускользнула.

Эльф сказал, что нет смысла задавать вопросы «почему» и «как», это - нерушимое правило. Первая шестерка насладников престола должна просить разрешения. «Закон о Королевских браках» 1772 года, или «Закон о Престолонаследии» 2013 года - он продолжал перечислять законы, я с трудом верил своим ушам. Суть в том, что любовь решительно уступала первенство закону. Действительно, закон не раз побеждал любовь. Довольно близкую родственницу...настоятельно убеждали...отказаться от брака с любовью всей ее жизни.

- Кого?

- Вашу тетю Маргарет.

- Правда?

- Да. Она хотела выйти замуж за разведенного мужчину, и...ладно.

- Развод?

Эльф кивнул.

Я подумал: «Черт, это действительно - не пара пустяков».

Сказал: «Но папа и Камилла были разведены, и получили разрешение. Не значит ли это, что правило больше не применяется?».

Эльф ответил: «Это они, а это - вы».

Не говоря уж о переполохе, который вызвало желание одного короля жениться на американской разведенке, и всё это закончилось отречением короля от престола и изгнанием:

- Герцог Виндзорский? Слышали о нем?

Так вот, ничего не добившись, в разочаровании я взял календарь. С помощью Эльфа выбрал выходные в конце октября. Семейная охота в Сандрингэме. На охоте бабушка всегда была в хорошем расположении духа.

Возможно, она будет более благосклонна к мыслям о любви?

Облачный суматошный день. Я прыгнул в достопочтенный старый лендровер, который когда-то был армейской машиной скорой помощи, но дедушка его переделал для других целей. Папа был за рулем, Уилл - на заднем сидении. Я сел на пассажирское сидение и спросил себя, смогу ли я сказать им то, что намеревался.

Решил, что не надо. Подумал, что папа уже знает, а Уилл предупреждал, чтобы я этого не делал.

Сказал: «Слишком быстро. Слишком рано».

На самом деле он был в унынии уже из-за того, что я встречаюсь с Мег. Однажды мы сидели в его саду, и он предсказывал, как много трудностей у меня возникнет, если буду мутить с «американской актрисой» - это словосочетание он использовал каждый раз, когда хотел, чтобы его слова звучали, как вердикт.

- Ты уверен насчет нее, Гарольд?

- Уверен, Уилл.

- Но ты знаешь, сколько трудностей возникнет?

- Что ты от меня хочешь? Чтобы я ее разлюбил?

Мы были в кепках, зеленых пиджаках и брюках для гольфа, словно играли за одну спортивную команду. (Думаю, в некотором роде так оно и было). Папа вел машину по полям, спросил меня о Мег. Не то чтобы с большим интересом, просто между прочим. Но он нечасто о ней спрашивал, так что мне было приятно.

- У нее всё хорошо, спасибо.

- Она хочет продолжать работать?

- Что, прости?

- Она хочет продолжать актерскую карьеру?

- О, я не знаю. Не думаю. Надеюсь, она захочет быть со мной, выполнять работу, которая исключает съемки в «Форс-мажорах»...их ведь снимают...в Торонто.

- Хм, понимаю. Ну, мальчик мой, не хватает денег, чтобы сойтись.

Я уставился на него. О чем он твердит?

Папа объяснил. Или попытался объяснить:

- Я не могу платить за кого-то еще. Мне уже приходится платить за твоего брата с Кэтрин.

Я вздрогнул. Как-то странно папа произнес имя Кэтрин. Помню времена, когда они с Камиллой хотели, чтобы Кейт изменила написание своего имени, потому что уже было два королевских вензеля с буквой C, увенчанной короной: Чарльз и Камилла. Возникнет путаница, если появится еще один. Они предложили писать ее имя «Katherine» с K.

Теперь мне было интересно, что вышло из этого предложения.

Я повернулся к Уиллу и спросил:

- Ты слушаешь?

Лицо его было непроницаемо.

Папа поддерживал финансово Уилла и меня, и наши семьи, не просто из щедрости.Это была его работа. Сделка. Мы соглашались служить монархии, ехать туда, куда нас посылали, делать то, что нам велели, отказаться от независимости и позволить закрыть себя в золотой клетке на веки вечные, а за это хранители клетки согласились нас кормить и одевать. Неужели папа со всеми его миллионами от невероятно прибыльного герцогства Корнуолл пытается сказать, что наш плен начал стоить ему слишком дорого?

Кроме того, сколько на самом деле может стоить проживание и питание Мег? Мне хотелось крикнуть: «Она мало ест! И я попрошу ее саму покупать одежду, если хочешь».

Вдруг я понял, что дело тут не в деньгах. Папа мог бояться роста расходов на наше содержание, но чего он действительно не мог стерпеть - это появления нового человека, который займет главенствующие позиции в королевской семье, отберет у них популярность, блестящая новая личность придет и затмит его с Камиллой. Он уже это пережил раньше, и ему вовсе не хотелось пережить это снова.

С этим я сейчас ничего не мог поделать. У меня не было времени на мелочную зависть и дворцовые интриги. Я всё еще пытался придумать, что именно сказать бабушке, и решающий момент приближался.

Лендровер остановился. Мы высадились, папа выстроил нас вдоль изгороди. Мы ждали, когда появятся птицы. Дул ветер, мыслями я был не здесь, но во время первого выезда вдруг понял, что хорошо стреляю. Я въехал в зону. Возможно, я смог отвлечься на что-то другое, и это стало для меня облегчением. Возможно, я предпочитал сосредоточиться на следующем выстреле, а не на том выстреле из тяжелой артиллерии, который планировал осуществить. Я просто поворачивал ствол, нажимал на спусковой крючок и поражал каждую цель.

Мы сделали перерыв на обед. Я несколько раз пытался, но не смог поговорить с бабушкой наедине. Ее все время окружали и что-то ей говорили. Так что я уткнулся в обед, ожидая подходящего момента.

Классический обед во время королевской охоты. Греем замерзшие ноги у костра, жареная картошка, сочное мясо, крем-суп - персонал предусмотрел каждую деталь. Потом - идеальные пудинги. Потом - немного чая, чашка или две. Потом - снова стрелять птиц.

Во время двух финальных заездов я постоянно бросал украдкой взгляды в сторону бабушки, чтобы узнать, как у нее дела. Выглядела она хорошо. И очень замкнуто.

Неужели она действительно понятия не имела, что грядет?

После финального заезда компания рассеялась. Все заканчивали собирать своих птиц и возвращались в лендроверы. Я заметил, что бабушка села в свой ренджровер поменьше и выехала в центр сжатого поля. Она начала искать мертвых птиц, а ее собаки продолжали травлю.

Рядом с ней не было телохранителей, это, кажется, мой шанс.

Я вышел в центр сжатого поля, встал рядом с ней и начал помогать. Пока мы прочесывали поле в поисках мертвых птиц, я пытался вовлечь бабушку в легкую беседу, чтобы она расслабилась и чтобы расслабились мои голосовые связки. Ветер усилился, бабушкины щеки, кажется, замерзли, несмотря на шарф, туго повязанный у нее на голове.

И мое подсознание мне тут никак не помогало. Оно начало проявлять себя. Я вдруг осознал всю серьезность ситуации. Если бабушка откажет...мне придется расстаться с Мег? Я не представлял себя без нее...но также и не представлял неповиновение бабушке. Моя королева, мой главнокомандующий. Если она не даст разрешение, мое сердце будет разбито, и, конечно, я буду искать новый повод, чтобы спросить ее снова, но обстоятельства были против меня. Бабушка славилась тем, что не меняла свое мнение. Так что в это мгновение решалась моя судьба: жизнь начинается или заканчивается. Всё зависело от того, какие слова я выберу, как их произнесу, и как бабушка их услышит.

Если всего этого было недостаточно, чтобы я лишился дара речи, я видел множество статей, в которых «источники во Дворце» сообщали, что в моей семье кто-то не особо, скажем так, одобряет Мег. Не нравится ее прямота. Смущает ее трудолюбие. Не нравятся даже ее неожиданные вопросы. То, что было здоровой и естественной пытливостью, они считали наглостью.

Также шептались о смутной и растущей тревоге по поводу ее расы. По углам выражали беспокойство, спрашивали, «готова» ли Братания. Что бы это ни значило. Достигал ли этот сор бабушкиных ушей? Если да, не станет ли эта просьба о разрешении безнадежной затеей?

Не обречен ли я стать новой Маргарет?

- О, шариковая ручка. Вау..

Я начал вспоминать другие важные моменты в моей жизни, когда необходимо было получить разрешение. Я запрашивал разрешение у Службы контроля, чтобы стрелять во врагов. Просил разрешения у Королевского фонда, чтобы провести игры Игры Непобежденных. Подумал о летчиках, которые просили у меня разрешение, чтобы пересечь мое воздушное пространство. Я сразу же почувствовал, что вся моя жизнь - бесконечная череда просьб о разрешении, и все они - предисловие к вот этой просьбе о разрешении.

Бабушка пошла обратно к ренджроверу. Я быстро пошел за ней, собаки кружились у моих ног. Я посмотрел на собак, и мысли мои завертелись. Мама любила говорить, что находиться рядом с бабушкой и собаками - всё равно что стоять на движущемся ковре, и я знал большинство этих собак, мертвых и живых, словно они были моими кузенами и кузинами. Дуки, Эмма, Сьюзен, Чиппер - утверждали, что все они были потомками корги, принадлежавших королеве Виктории, чем больше всё вокруг менялось, тем больше корги оставались всё теми же, но это были не корги, это были охотничьи собаки, у них было другое назначение, и я понял, что мне необходимо его понять, больше ни секунды не медля, так что, когда бабушка открыла заднюю дверь и корги бросились в машину, я подумал, что мне нужно их погладить, но потом вспомнил, что у меня в каждой руке - по мертвой птице, их обмякшие шеи расположились между моими пальцами, подернутые пеленой глаза закатились (птицы, я вас понимаю), я до сих пор чувствовал тепло их тушек сквозь перчатки, и вместо того, чтобы погладить собак, я повернулся к бабушке и увидел, что она повернулась ко мне и нахмурилась. (Неужели она поняла, что я боюсь. Боюсь просьбы о разрешении Ее Величества? Поняла ли она, что, несмотря на то, что я очень сильно ее люблю, я всегда волнуюсь в ее присутствии?). Я увидел, что она ждет, когда я начну говорить, и ждет с нетерпением.

Бабушка лучезарно улыбнулась:

- Ну, в чем дело?

Я закашлялся:

- Бабушка, ты ведь знаешь, что я люблю Мег, и я решил, что мне хотелось бы попросить ее руки, и мне сказали, эмм, что я должен попросить твоего разрешения, прежде чем сделать предложение Мег.

- Должен?

- Хм. Ну да, это сказали сотрудники твоей службы протокола, и моей - тоже. Что я должен попросить твоего разрешения.

Я замер, был столь же неподвижен, как птицы в моих руках. Смотрел на бабушкино лицо, но на нем ничего нельзя было прочесть. Наконец, она ответила:

- Ну, тогда, полагаю, мне следует ответить положительно.

Я зажмурился. Ты считаешь, что должна дать согласие? Значит ли это, что ты разрешаешь? Но на самом деле хотела бы отказать?

Я не понял. Это сарказм? Ирония? Умышленный полунамек? Она решила немного поиграть в слова? Я никогда не слышал, чтобы бабушка играла в слова, и было бы очень странно, не говоря уж о том, что очень неудобно, если бы она вдруг начала, но, может быть, она просто увидела возможность обыграть мое злосчастное слово «должен» и не смогла удержаться?

А может быть, за этой игрой в слова таился какой-то скрытый смысл, какое-то послание, которое я не понимал?

Я стоял и жмурился, улыбался и спрашивал себя вновь и вновь: «Что только что сказала мне королева Англии?».

В конце концов, я понял: «Она говорит «да», идиот! Она дает разрешение. Какая разница, как она это сформулировала, просто пойми, что ответ - «да».

Так что я начал захлебываться словами:

- Отлично, бабушка! Прекрасно! Спасибо! Большое тебе спасибо!.

Мне хотелось ее обнять.

Очень хотелось обнять.

Но я этого не сделал.

Посмотрел, как она садится в ренджровер, и пошел обратно к папе и Уиллу.

Я взял кольцо из шкатулки Мег и отдал его дизайнеру, чтобы тот узнал ее размер.

Поскольку у него также хранились мамины браслеты, серьги и ожерелья, я попросил его взять бриллианты из самого красивого маминого браслета и использовать их для создания кольца.

Я заранее обсудил это всё с Уиллом, спросил брата, можно ли получить браслет, и объяснил, для чего это. Не помню, чтобы он хотя бы секунду сомневался, прежде чем отдать браслет мне. Кажется, ему Мег нравилась, несмотря на всю часто высказываемую им обеспокоенность. Кейт она тоже, кажется, нравилась. Во время одного из приездов Мег мы пригласили их на обед, и всё прошло хорошо. Уилл простудился, чихал и кашлял, Мег побежала наверх и принесла ему одну из своих гомеопатических панацей. Масло орегано, куркума. Уилл, кажется, был тронут и очарован, хотя Кейт заявила за столом, что он никогда не принимает такие неконвенциональные лекарства.

В тот вечер мы говорили про Уимблдон, и про «Форс-мажоров», Уиллу и Кейт хватило смелости признаться, что они - суперфанаты сериала. Это было приятно.

Единственный диссонанс, который я смог вспомнить - заметная разница в одежде двух женщин, которую, кажется, они обе заметили.

Мег: рваные джинсы, босая.

Кейт: идеальный наряд.

Я думал, что это неважно.

Я попросил дизайнера добавить к бриллиантам из браслета третий - бриллиант из Ботсваны, в истории которого не было крови.

Он спросил, срочно ли это.

- Ну...теперь, когда вы спросили...

Мег упаковала вещи и отказалась от роли в «Форс-мажорах». После семи сезонов. Тяжелый для нее момент, потому что она любила этот сериал, любила свою героиню, актеров и съемочную группу, любила Канаду. С другой стороны, жизнь там стала невыносимой. Особенно - на съемочной площадке. Сценаристы были всё время раздражены, потому что пиар-отдел Дворца часто советовал им поменять линию диалогов, указывал, что должна делать героиня Мег, как ей следует себя вести.

Кроме того, Мег закрыла свой веб-сайт и забросила все социальные сети, тоже - по требованию пиар-отдела Дворца. Попрощалась с друзьями, с машиной, с одной из своих собак - Богартом. Его так травмировала осада дома Мег и постоянные звонки в дверь, что его нрав начал меняться, когда Мег была рядом. Он превращался в агрессивную сторожевую собаку. Соседи Мег великодушно согласились забрать его к себе.

А вот Гай прилетел. Не мой друг, а еще одна собака Мег, ее маленький покалеченный бигль, который недавно был еще больше покалечен. Конечно, он скучал по Богарту и по своему дому, но, хуже того, он был тяжело ранен. За несколько дней до отлета Мег из Канады Гай сбежал от женщины, которая за ним присматривала. (Мег была на работе). Его нашли за много миль от дома Мег, он не мог идти. Теперь его лапы были в гипсе.

Мне часто приходилось держать его в вертикальном положении, чтобы он мог помочиться.

Я вовсе не возражал. Я любил эту собаку. Постоянно его целовал и гладил. Да, мои бурные чувства к Мег выливались на всех и на всё, что она любила, но, кроме того, я так давно хотел собаку, но никогда не мог ее завести, потому что был кочевником. Однажды вечером, вскоре после приезда Мег в Британию, мы были дома, играли с Гаем, и кухня коттеджа «Ноттингем» была наполнена любовью так же, как любая комната, в которой я появлялся.

Я открыл бутылку шампанского - старый подарок, который приберег для особого случая.

Мег улыбнулась:

- Что за повод?

- Никакого повода.

Я взял Гая на руки, вынес его в обнесенный стеной сад и посадил на покрывало, которое расстелил на траве. Потом поспешил назад и попросил Мег хватать свой бокал с шампанским и идти со мной.

- Что случилось?

- Ничего.

Я вывел ее в сад. Холодный вечер. Мы завернулись в просторные пальто, капюшон ее пальто был оторочен искусственным мехом, обрамлявшим ее лицо, словно камея. Я поставил вокруг покрывала электрические свечи. Хотел, чтобы было, как в Ботсване, в буше, где я впервые подумал о предложении руки и сердца.

И вот я встал на колени на покрывале, рядом со мной сидел Гай. Мы оба вопросительно смотрели на Мег.

В моих глазах уже стояли слёзы, я достал из кармана кольцо и сказал то, что собирался сказать. Я дрожал, мое сердце громко колотилось, голос был нетвердый, но идею она поняла.

- Ты проживешь со мной всю жизнь? Сделаешь меня самым счастливым парнем на планете?

- Да.

Да?

- Да!

Я рассмеялся. Она тоже рассмеялась. Ну а какая еще могла быть реакция? В этом запутанном мире, в жизни, полной боли, мы это сделали. Смогли найти друг друга.

Потом мы плакали и смеялись, гладили Гая, который просто остолбенел.

Мы направились к дому.

- Ой, подожди. Ты не хочешь увидеть кольцо?

Мег об этом даже не подумала.

Мы поспешили в дом и завершили празднование в теплоте кухни.

Было 4 ноября.

Нам удавалось держать всё в тайне почти две недели.

Вообще-то мне следовало сначала пойти к отцу Мег, чтобы получить его благословение. Но Томас Маркл был сложным человеком.

Они с матерью Мег разошлись, когда ей было два года, и потом она делила своей время между ними. С понедельника по пятницу с мамой, выходные - с папой. Потом, в старших классах, она на время переехала к отцу. Настолько они были близки.

После колледжа Мег путешествовала по миру, но всегда поддерживала связь с папочкой. Даже в тридцать с лишком продолжала называть его папочкой. Мег любила его, беспокоилась о нем - о его здоровье, о привычках, и часто полагалась на его помощь. Во время съемок в «Форс-мажорах» Мег консультировалась с отцом каждую неделю по поводу освещения. (Он был режиссером по свету в Голливуде, получил две «Эмми»). Но в последние годы он работал не постоянно, в некотором роде скрывался. Снял домик в городке на мексиканской границе, и не всё у него шло гладко.

Мег понимала, что отец не сможет вынести психологическое давление от преследований прессы, теперь именно это с ним и происходило. Давно открылся сезон охоты на всех близких Мег, и даже на тех, кого она не знала, на бывших работодателей и сотрудников, а когда я сделал ей предложение, началась безумная охота...на ее отца. Его сочли завидным трофеем. Когда в «Daily Mirror» опубликовали его адрес, папарацци съехались к его дому, начали его подначивать, пытаясь обманом или посулами выманить из дома. Ни одна охота на лис или травля медведя никогда не была столь безнравственна. Незнакомые мужчины и женщины предлагали деньги, подарки и дружбу. Когда это не помогло, они арендовали соседний дом и начали день и ночь снимать отца Мег через его окна. В прессе сообщили, что в результате отец Мег забил окна фанерой.

Но это была ложь. Он часто заколачивал окна фанерой, даже когда жил в Лос-Анджелесе, задолго до того, как Мег начала со мной встречаться.

Сложный человек.

Потом папарацци начали преследовать его, когда он ехал в город, шли хвостом, когда он шел по делам, ходили за ним, когда он бродил вдоль стеллажей местных магазинов. Публиковали его фотографии под заголовком: «МЫ ЕГО ПОЙМАЛИ!».

Мег часто звонила отцу и уговаривала его сохранять спокойствие:

- Не разговаривай с ними, папочка. Не обращай на них внимания, они в конце концов уйдут, если не будешь реагировать. Так советует действовать Дворец.

Мы пытались справиться со всем этим, и нам было сложно одновременно сосредоточиться на тысяче и одной детали планирования королевской свадьбы.

Удивительно, но Дворцу тоже было сложно сосредоточиться.

Мы хотели пожениться быстро. Зачем давать газетам и папарацци время сделать свое черное дело? Но Дворец, кажется, всё никак не мог выбрать дату. Или место проведения церемонии.

В ожидании высочайшего повеления с заоблачных высот властной верхушки мы отправились в традицонное «помолвочное путешествие». Англия, Ирландия, Шотландия, Уэльс - мы объехали всю Великобританию, представляя Мег общественности.

Толпы безумствовали при виде нее: «Мег, Диана тебя полюбила бы!». Я слышал, как женщины кричали это снова и снова. По тону и смыслу - совсем не то, что в таблоидах, и напоминание: британская пресса - это не реальность.

Вернувшись из путешествия, я позвонил Уиллу, чтобы выспросить у него, где, по его мнению, мы с Мег могли бы обвенчаться.

Я сказал ему, что мы подумываем о Вестминстерском аббатстве.

- Плохая идея. Мы там венчались.

- Да, точно. Собор Святого Павла?

- Он слишком огромный. Кроме того, папа с мамой там венчались.

- Хм. Да. Точно подметил.

Он предложил Тетбэри.

Я фыркнул:

- Тетбэри? Часовня возле Хайгроува? Уилл, ты серьезно? Сколько там сидячих мест?

- Разве не этого, по твоим словам, ты хотел - маленькая тихая свадьба?

На самом деле, нам хотелось тайно сбежать. Босиком в Ботсване, возможно, друг в роли официанта - вот наша мечта. Но от нас ждали, что мы разделим эти мгновения с другими людьми. Это от нас не зависело.

Я снова обратился во Дворец. Вы как-то определились с датой? С местом проведения церемонии?

Ответ - нет.

Как насчет марта?

Увы, в марте всё занято.

Давайте в июне?

Жаль, но День Ордена Подвязки.

Наконец, нам назвали дату: май 2018-го года.

И согласились с нашей просьбой о месте проведения церемонии: Часовня Святого Георгия.

Всё уладив, мы впервые появились на публике с Уиллом и Кейт.

Форум Королевского фонда. Февраль 2018-го года.

Мы вчетвером сидели на сцене, а женщина задавала нам безобидные вопросы перед довольно большой аудиторией. Фонд существовал почти десять лет, мы говорили о его прошлом и и о будущем, о нашем будущем в Фонде. Зрители слушали с интересом, мы веселились, атмосфера была очень позитивная.

Потом один журналист прозвал нас Великолепной четверкой.

- Понеслось, - с надеждой подумал я.

А через несколько дней - спор. Что-то о том, что Мег выразила поддержку движению #metoo, а Кейт - не выразила, своими нарядами, что ли? Думаю, посыл заключался в этом, но кто может сказать точно? Это всё было не по-настоящему. Всё это заставляло Кейт нервничать, она и все вокруг заметили, что теперь ее начали сравнивать и заставляют конкурировать с Мег.

Всё это произошло после неловкого момента за кулисами. Мег попросила у Кейт блеск для губ. Американский. Мег забыла свой и обратилась к Кейт за помощью. Кейт, застигнутая врасплох, порылась в сумочке и нехотя достала крохотный тюбик. Мег выдавила немного блеска на палец и нанесла на губы. Кейт поморщилась. Может быть, некий конфликт стилей? Что-то, над чем вскоре мы могли бы посмеяться. Но осадочек остался. Потом пресса почувствовала, что что-то происходит, и попыталась это раздуть.

- Понеслось, - подумал я печально.

Бабушка дала официальное разрешение на брак в марте 2018-го года.

Королевским указом.

Тем временем наша с Мег семья росла. Мы принесли домой нового щенка - сестру для малыша Гая. Он так в ней нуждался, бедняга. Так что когда друг из Норфолка сообщил, что у его черной лабрадорихи приплод, и предложил великолепную собачку с глазами янтарного цвета, я просто не смог отказаться.

Мы с Мег назвали ее Пулой. На языке сетсвана это значит «дождь».

И «удача».

Много дней я просыпался и видел вокруг себя тех, кого люблю, кто любит меня и зависит от меня, и думал, что просто не заслуживаю такой удачи. Рабочие задачи отложил прочь, это было счастье. Жизнь была прекрасна.

И, кажется, бежала по предначертанному пути. Оглашение указа о свадьбе сверхъестественным образом совпало с выходом прощального для Мег сезона «Форс-мажоров», в котором ее героиня Рейчел тоже готовится к свадьбе. Искусство и жизнь подражали друг другу.

Какая доброта со стороны «Форс-мажоров», думал я - выдать Мег замуж, а не сбросить в шахту лифта. В реальной жизни хватало людей, пытавшихся это сделать.

Но той весной пресса поутихла. Ее больше интересовали новости о деталях свадьбы, чем изобретение новой клеветы. Каждый день появлялся очередной «мировой эксклюзив» о цветах, музыке, угощениях и торте. Для них не существовало незначительных подробностей, их интересовали даже переносные туалеты. Сообщалось, что у нас будут самые элитные переносные туалеты в мире - фарфоровые резервуары, позолоченные сидения, нас вдохновили туалеты на свадьбе Пиппы Миддлтон. На самом деле на свадьбе Пиппы мы не заметили ничего особенного в плане отправления естественных нужд и вовсе не занимались выбором переносных туалетов для своей свадьбы. Но мы искренне надеялись, что все смогут справлять нужду в комфорте и спокойствии.

Главное, мы надеялись, что королевский корреспонденты будут и дальше писать о фекалиях, вместо того чтобы пытаться их разбрасывать.

Так что, когда Дворец посоветовал нам сообщать этим корреспондентам, известным как «Королевский суд», побольше подробностей, мы последовали этому совету. В то же время, я сказал Дворцу, что в Большой день, самый счастливый день в нашей жизни, я не хочу видеть в часовне ни единого королевского корреспондента, ну разве что сам Мэрдок лично извинится за прослушивание телефонов.

Дворец поднял нас на смех. Придворные предупредили: если не пустить Королевский суд на свадьбу, начнется тотальная война.

- Значит, будем воевать.

Моя война с Королевским судом - с отдельными его представителями и с системой в целом - началась в незапамятные времена. Это началось сорок лет назад - журналистам британской прессы и телевидения позволили впервые сострить по поводу королевской семьи, и вонь поднялась до небес. Исчезла честная конкуренция, развился протекционизм, кучка бракоделов почувствовала свою силу.

После нескольких недель пререканий всё было согласовано: Королевский суд не пустят в часовню, но они могут собраться снаружи.

Маленькая победа, которой я был очень рад.

Папа хотел помочь выбрать музыку для церемонии, так что однажды вечером он пригласил нас в Кларенс-Хауз на обед... и концерт.

Он принес свой беспроводной плеер, и мы начали слушать разные образцы музыки, прекрасную музыку, музыку всех сортов. Он полностью поддержал наше желание пригласить оркестр, а не органиста, и включил подборку выступлений разных оркестров, чтобы у нас создалось сответствующее настроение.

Потом мы перешли к классике, он рассказывал, как любит музыку Бетховена.

Мег говорила о глубоких чувствах к Шопену.

Она сказала, что всегда любила Шопена, но в Канаде у нее буквально развилась зависимость от его музыки, потому что только музыка Шопена могла утихомирить Гая и Богарта.

Так что Мег день и ночь играла им Шопена.

Папа сочувственно улыбнулся.

Когда одно произведение заканчивалось, он быстро перезагружал плеер и начинал напевать или притопывать под новую музыку. Он был весел, остроумен, очарователен, я лишь качал головой от изумления. Я знал, что папа любит музыку, но не знал, что настолько сильно.

Благодаря Мег в нем пробудились качества, которые я видел у него так редко. В ее присутствии папа становился ребячливым. Я это видел, видел, что они становятся ближе друг другу, и это сильнее связывало меня с папой. Столь многие поступали с ней подло, меня переполняла радость, когда я видел, что отец общается с ней, как с принцессой, которой она вскоре станет и которой, возможно, родилась.

Испытав такой стресс в связи с получением разрешения от бабушки на свадьбу с Мег, я думал, что никогда больше не решусь о чем-то ее попросить.

Но тут решился еще на одну просьбу:

- Бабушка, пожалуйста, позволь мне на свадьбу не сбривать бороду?

Просьба вовсе не пустяковая. Некоторые считали бороду явным нарушением протокола и давно устоявшихся правил, особенно учитывая, что я собрался венчаться в военной форме. В британской армии борода запрещена.

Но я больше не служил в армии, и мне отчаянно хотелось оставить что-то свое при себе, что служило явным доказательством моей тревоги.

Нелогично, но правда. Я отрастил бороду во время путешествия на Южный полюс, и сохранил ее, вернувшись домой, она помогала, на ряду с психотерапией, медитацией и еще несколькими средствами, успокаивать мои нервы. Я не мог это объяснить, хотя нашел статьи, объясняющие это явление. Возможно, это было что-то фрейдистское - борода как защитное покрывало. Возможно, что-то юнгианское - борода как маска. Что бы это ни было, это меня успокаивало, а в день своей свадьбы я хотел чувствовать себя как можно спокойнее.

Кроме того, моя будущая жена никогда не видела меня без бороды. Ей нравилась борода, нравилось хватать ее и тащить меня к себе, чтобы поцеловать. Я не хотел, чтобы она подошла к алтарю и увидела перед собой абсолютного незнакомца.

Я объяснил всё это бабушке, она сказала, что поняла. Кроме того, ее собственный муж вечно разбрасывал вокруг щетину. Она сказала: «Да, можешь оставить бороду». Но потом я объяснил всё брату, и он...ощетинился?

Он сказал, что так не положено. Военные правила, все дела.

Я прочел ему краткий урок истории. Упомянул многих королевских особ, у которых была борода и не было военной формы. Король Эдуард VII. Король Георг V. Принц Альберт. Ближе к нашему времени - принц Майкл Кентский.

Подкрепил свои слова фотографиями из гугла.

Уилл сказал, что это вовсе не то же самое.

Когда я сообщил ему, что его мнение на самом деле значения не имеет, поскольку я уже поговорил с бабушкой, и она дала зеленый свет, он взбесился. Повысил голос.

- Ты пошел к ней за разрешением!

- Да.

- И что сказала бабушка?

- Сказала, чтобы я сохранил бороду.

- Ты поставил ее в неловкое положение, Гарольд! Ей не оставалось ничего иного, как ответить тебе согласием.

- Не оставалось ничего иного? Она - королева! Если бы она не хотела, чтобы я оставил бороду, думаю, она смогла бы об этом сказать.

Но Уилл всегда считал, что я - бабушкина слабость, что мне она делает поблажки, а для него устанавливает невозможно высокие стандарты. Потому что...Наследник и Запасной. Это его раздражало.

Наш спор продолжался - лично и по телефону - больше недели. Уилл не собирался это так оставить.

В один прекрасный момент он фактически приказал мне, как Наследник - Запасному, побриться.

- Ты серьёзно?

- Говорю тебе, сбрей бороду.

- Ради всего святого, Уилл, почему для тебя это так важно?

- Потому что мне оставить бороду не разрешили.

Уволившись из войск специального назначения, Уилл носил пышную бороду, и кто-то велел ему быть хорошим мальчиком и бороду сбрить. Ему была ненавистна мысль, что я буду наслаждаться бонусом, который у него отняли.

Кроме того, я подозревал, что история с бородой стала катализатором неприятных воспоминаний о том, что ему запретили венчаться в военной форме, которую он сам выбрал.

Уилл подтвердил мои подозрения. Сказал прямо: во время одного из наших споров он с горечью пожаловался на то, что мне разрешили венчаться в своем мундире королевской конной гвардии, а он хотел надеть этот мундир на свою свадьбу.

Уилл был просто смешон, и я сказал ему об этом. Но он злился всё сильнее и сильнее. В конце концов, я решительно и с вызовом сказал Уиллу, что его бородатый брат женится, а он может в этом участвовать или нет. Выбор - за ним.

Я пришел на мальчишник, готовясь хорошенько повеселиться. Смеяться, развлекаться, отдохнуть от всего этого стресса. Но боялся: если я слишком расслаблюсь, напьюсь и отключусь, Уилл с приятелями схватят меня и побреют.

Вообще, Уилл абсолютно серьезно именно так и сказал мне: таков был его план.

Так что, веселясь, я старался не выпускать старшего брата из поля зрения.

Мальчишник организовали в доме друга в сельской местности Гэмпшира. Не на юге, не в Канаде и не в Африке, хотя репортеры сообщали, что мальчишник будет именно там.

Кроме моего старшего брата, пришли пятнадцать приятелей.

Хозяин дома украсил теннисный корт в доме различными игрушками для мальчиков:

Огромные боксерские перчатки.

Луки и стрелы а-ля «Властелин колец».

Механический бык.

Мы разрисовали лица и буянили, как идиоты. Очень весело.

Через часик-другой я устал, и испытал облегчение, когда кто-то крикнул, что готов ланч.

Мы устроили масштабный пикник в просторном хорошо проветриваемом амбаре, а потом помаршировали на стрельбище.

Пьяные и вооружены до зубов - чертовски опасная идея. Но каким-то чудом никто не пострадал.

Когда всем надоело палить из винтовок, меня одели гигантским желтым цыпленком, поставили на направлении стрельбы, чтобы запускать в меня феерверки. Ну ладно, это я предложил: «Кто попадет ближе всего, выиграет!». Вспомнил далекие выходные в Норфолке, когда уворачивался от феерверков сыновей Хью и Эмили.

Мне стало интересно, будет ли Уилл в этом участвовать.

Почему мы больше не близки так, как тогда?

Но так ли это?

Я думал, что, возможно, мы можем всё вернуть.

Теперь, когда я женюсь.

В кулуарах Дворца разгорелись жаркие споры: может ли - или должна ли - Мег надеть фату. Некоторые говорили, что это невозможно.

Она разведена, так что фата даже не обсуждается.

Но сильные мира сего вдруг проявили неожиданную гибкость в этом вопросе.

Дальше - вопрос диадемы. Мои тетушки спросили, не хочет ли Мег надеть диадему моей матери. Мы с Мег были тронуты этим предложением. Мег провела много часов со своим модельером, подгоняя фату под диадему, делая волнистую кромку.

Но незадолго до свадьбы бабушка вышла на связь. Она предложила нам доступ к своей коллекции диадем. Даже пригласила нас в Букингемский дворец, чтобы Мег их примерила. Помню, она сказала: «Приезжайте».

Невероятное утро. Мы зашли в бабушкину частную гардеробную прямо возле спальни, я там никогда не был. С бабушкой там был эксперт по драгоценностям, выдающийся историк, который знал родословную каждого камня в королевской коллекции. Также присутствовала бабушкина костюмерша и наперсница Анжела. На столе лежали пять диадем, бабушка сказала Мег примерить каждую перед зеркалом в полный рост. Я стоял сзади и наблюдал.

Одна диадема была полностью из изумрудов. Другая - из аквамаринов. Каждая - ослепительней предыдущей. От каждой у меня перехватывало дыхание.

И не у меня одного. Бабушка нежно сказала Мег:

- Тебе идут диадемы.

Мег растаяла:

- Спасибо, мадам.

Но одна из пяти диадем выделялась. Все с этим согласились. Она была прекрасна, кажется, просто создана для Мег. Бабушка сказала, что диадему спрячут в сейф, и она с нетерпением ждет возможности увидеть украшение на голове Мег в Великий день.

И добавила:

- Обязательно потренируйся носить диадему. Со своим парикмахером. Это непросто, так что смотри, чтобы тебе не пришлось впервые ее надевать в день свадьбы.

Мы покинули Дворец, исполненные трепета, любви и благодарности.

Неделю спустя мы обратились к Анжеле с просьбой прислать нам выбранную диадему, чтобы мы могли потренироваться ее надевать. Мы провели исследования, обсудили с Кейт ее опыт и поняли, что бабушка предупредила нас не зря. Надевание диадемы было хитроумной процедурой. Сначала ее пришьют к фате, а потом парикмахер Мег должен закрепить диадему маленькой косичкой на голове Мег. Много усилий и времени - нам нужна минимум одна генеральная репетиция.

Но Анжела почему-то не отвечала на наши сообщения.

Мы пытались снова.

Нет ответа.

Когда нам наконец удалось с ней связаться, она ответила, что диадема может покинуть Дворец только в сопровождении специального персонала и полицейской охраны.

Это звучало...как-то слишком. Но я сказал: «Ладно, если этого требует протокол, давайте найдем сопровождающий персонал и офицера полиции, и запустим процесс. Время истекает».

Непостежимо, но она ответила:

- Это невозможно.

- Почему?

У нее слишком плотный график.

Очевидно, Анжела чинила нам препятствия, но зачем? Мы даже не осмеливались предположить. Я подумывал пойти к бабушке, но это могло стать причиной тотального столкновения, и я точно не знал, на чью сторону встанет бабушка.

Кроме того, по-моему, Анжела любила создавать людям проблемы, и я не хотел видеть ее своим врагом.

И главное - диадема по-прежнему была у Анжелы.

Все козыри - у нее.

Хотя пресса в основном оставила Мег в покое и сосредоточилась на предстоящей свадьбе, вред был уже нанесен. Восемнадцать месяцев ее поливали грязью, эти статьи разбудили троллей, которые повылазили теперь из своих подвалов и логов. Как только мы объявили себя парой, мы стали объектами расистских подколок и угроз смерти в социальных сетях. («Скоро увидимся, предатель своей расы!»). Но теперь официальный уровень угрозы, которые устанавливает служба безопасности Дворца для предоставления персонала и оружия, достиг просто заоблачных высот. Перед свадьбой мы разговаривали с полицей, нам сказали, что мы - призовая мишень для террористов и экстремистов. Помню, генерал Деннат сказал, что я - магнит для пуль, и все, кто будет стоять рядом со мной, подвергаются опасности. Ладно, я снова стал магнитом для пуль, но рядом со мной будет стоять женщина, которую я люблю больше всего на свете.

Сообщалось, что Дворец принял решение проинструктировать Мег относительно правил ведения партизанской войны и тактик выживания в случае попытки похищения. В одном бестселлере описан день, когда войска специального назначения прибыли в наш дом, военные схватили Мег и несколько дней ее тренировали, заталкивали ее на задние сидения и в багажники автомобилей, мчались на явочные квартиры, всё это - полнейшая чушь. Мег не прошла ни одной минуты тренировок. Наоборот, Дворец носился с идеей вообще не предоставлять ей телохранителей, поскольку я уже был шестым в списке престолонаследия. Как бы мне хотелось, чтобы в сообщениях о войсках особого назначения была хоть доля правды! Как мне хотелось позвонить друзьям из войск особого назначения, попросить, чтобы они приехали, потренировали Мег и снова потренировали меня. Или, еще лучше, пусть бы они энергично взялись за дело и защитили нас. Если уж на то пошло, как мне хотелось послать войска особого назначения, чтобы они схватили это диадему.

Анжела до сих пор ее не доставила.

Парикмахерша Мег прилетела из Франции на репетицию, а диадемы еще не было. Так что она улетела обратно.

Мы снова позвонили Анжеле, и снова - ничего.

В конце концов, Анжела появилась из ниоткуда в Кенсингтонском дворце. Я встретил ее в зале для приемов.

Она вручила мне документ о передаче, я подписал его, и она передала мне диадему.

Я поблагодарил Анжелу, но добавил, что она очень облегчила бы нам жизнь, если бы сделала это раньше.

В глазах Анжелы вспыхнуло пламя гнева. Сейчас будет скандал.

- Анжела, ты правда хочешь устроить скандал сейчас? Правда? Сейчас?

Она посмотрела на меня так, что мурашки пробежали по спине. На ее лице я прочел четкое предупреждение:

- Я этого так не оставлю.

Мег много месяцев пыталась успокоить отца. Он постоянно читал о себе что-то новое, что-то оскорбительное, и принимал это близко к сердцу. Его гордость постоянно ранили. Каждый день - новое унизительное фото в газетах. Томас Маркл покупает новый унитаз. Томас Маркл покупает упаковку из шести банок пива. Живот Томаса Маркла свисает из-за пояса.

Мы всё понимали. Мег сказала ему, что мы знаем, что он чувствует. Пресса и папарацци - ужасны. Невозможно полностью игнорировать то, что пишут - Мег это признавала. Но, пожалуйста, пусть он игнорирует их лично. Игнорируй всех, кто к тебе приближается, папочка. Будь настороже, если кто-то притворяется твоим лучшим другом. Кажется, он прислушался. Судя по его словам, его психологическое состояние улучшилось.

Но в субботу перед свадьбой нам позвонил Джейсон:

- У нас проблема.

- Что случилось?

- В воскресном выпуске «The Mail» собираются опубликовать статью о том, что отец Мег сотрудничал с папарацци и за деньги позировал для постановочных фотографий.

Мы сразу же позвонили отцу Мег и рассказали, что надвигается. Спросили, правда ли это. Позировал ли он для постановочных фотографий за деньги?

- Нет.

Мег сказала:

- Папочка, мы могли бы зарубить эту историю, но если окажется, что ты лжешь, мы никогда больше не сможем зарубить фейковую историю о нас или о наших детях. Так что это серьезно. Ты должен сказать нам правду.

Он поклялся, что никогда не позировал ни для каких постановочных фотографий, никогда не участвовал в такой шараде и вообще не знает этого папарацци, о котором речь.

Мег прошептала мне:

- Я ему верю.

Мы сказали отцу Мег, что в таком случае ему следует немедленно уехать из Мексики: «Преследования перейдут на абсолютно новый уровень, так что прилетай в Британию. Сейчас. Мы найдем квартиру, в которой ты сможешь в безопасности подождать вылета».

«Авиалинии Новой Зеландии», первый класс, забронировала и оплатила Мег.

Мы сразу же прислали за ним машину с личным водителем.

Он сказал, что у него еще остались дела.

Мег изменилась в лице. Что-то здесь не так.

Она повернулась ко мне и сказала:

- Отец лжет.

Скандал разразился следующим утром, всё оказалось еще хуже, чем мы думали. Появилась видеозапись встречи отца Мег с папарацци в интернет-кафе. Они сняли серию курьезных постановочных фотографий, на одной из которых отец Мег читает книгу о Британии, словно учится перед свадьбой Мег. В статье сообщалось, что фотографии стоили сотни тысяч фунтов, кажется, они вне всяких сомнений доказывали, что отец Мег лжет. Он участвовал в этом обмане, возможно, чтобы заработать денег, или, может быть, его использовали. Мы не знали.

Заголовки гласили: «Отец Мег Маркл - прохиндей! Постановочные фотографии за деньги!».

Вот это действительно скандал - за неделю до свадьбы.

Хотя фотографии сняли за несколько недель до того, их хранили в резерве, чтобы произвести наиболее катастрофический эффект.

Вскоре после того, как разразился скандал, Томас Маркл прислал нам смску:

«Мне очень стыдно».

Мы звонили ему.

Писали смски.

Снова звонили.

«Мы не сердимся, пожалуйста, возьми трубку».

Он не отвечал.

Потом мы вместе со всем миром узнали, что у отца Мег сердечный приступ и он не придет на свадьбу.

На следующий день Мег получила смску от Кейт.

Кажется, возникла проблема с платьями для подружек невесты. Их нужно было перешить. Платья были от французского модельера, пошили их вручную просто по мерке. Так что не удивительно, что их нужно теперь перешивать.

Мег не ответила Кейт сразу. Да, ей присылали бесконечные тексты по поводу свадьбы, но в основном она пыталась урегулировать хаос, окружавший ее отца. И вот на следующее утро она отправила Кейт смску с сообщением, что наш портной готов приступить к работе. Во Дворце. Его зовут Аджай.

Этого оказалось недостаточно.

Они условились о времени, чтобы обсудить этот вопрос днем.

- Платье Шарлотты слишком большое, слишком длинное и слишком мешковатое. Она плакала, когда примеряла его дома, - сказала Кейт.

- Да, и я сказала тебе, что портной готов приступить к работе в восемь часов утра. Здесь, в Кенсингтонском дворце. Можешь привезти Шарлотту на подгонку платья, как другие мамы?

- Нет, все платья нужно перешить.

Кейт добавила, что модельер ее свадебного платья согласился.

Мег спросила, знает ли Кейт о том, что сейчас творится. С ее отцом.

Кейт сказала, что прекрасно знает, но платья...

- Свадьба - через четыре дня!

- Да, Кейт, я знаю...

И Кейт не устраивало еще что-то в плане Мег относительно свадьбы. Что-то насчет вечеринки для пажей?

- Пажи? Половина детей на свадьбе - из Северной Америки. Они еще даже не прилетели.

Такой вот разговор - шаг вперед, два шага назад.

- Да, я уже не знаю, что сказать. Если платье не подходит, пожалуйста, возьми Шарлотту на встречу с Аджаем. Он будет ждать весь день.

- Прекрасно.

Вскоре я приехал домой и нашел Мег на полу. В слезах.

Я был в ужасе от того, что Мег так расстроена, но не считал произошедшее катастрофой. Конечно, эмоции зашкаливали после всего этого стресса прошедшей недели, прошедшего месяца, прошедшего дня. Это было невыносимо, но временно. Я сказал Мег, что Кейт вовсе не хотела причинить ей вред.

И действительно, следующим утром Кейт пришла с цветами и открыткой с извинениями. Линдси, лучшая подруга Мег, была на кухне, когда явилась Кейт.

Я сказал себе, что всё это - просто недоразумение.

Накануне свадьбы я остановился в отеле «Коворт-Парк». Выпивал с приятелями. Один из них заметил, что я кажусь рассеянным.

- Да, много всякого происходит.

Мне не хотелось вдаваться в подробности. Скандал с отцом Мег. Кейт и платье, постоянное волнение из-за того, что кто-нибудь в толпе сотворит что-то безумное - лучше обо всем этом не рассказывать.

Кто-то спросил о моем брате:

- Где Уилл?

Я снова не ответил. Еще одна больная тема.

Планировалось, что он присоединится к нам в тот вечер. Но, как и отец Мег, Уилл отменил встречу в последнюю минуту.

Перед посещением чаепития с бабушкой он сказал мне:

- Не смогу прийти, Гарольд. Кейт и дети...

Я напомнил ему, что это - наша традиция, что мы обедали вместе перед его свадьбой, ходили вместе и общались с народом.

Уилл оставался непоколебим:

- Не могу.

Я начал давить:

- Почему ты так поступаешь, Уилл? Я был с тобой всю ночь накануне вашей с Кейт свадьбы. Почему ты так со мной поступаешь?

Я спросил себя, что происходит на самом деле. Он обиделся, что я не назначил его шафером? Расстроился, что я попросил стать шафером моего старого приятеля Чарли? (Дворец хотел, чтобы Уилла пригласили стать шафером, как меня на их свадьбе с Кейт). Может ли это быть как-то связано?

Или это - отголоски «Бородогейта»?

Или он чувствует себя виноватым из-за ссоры Кейт с Мег?

От Уилла я не получил никаких намеков. Он просто продолжал говорить «нет». И спросил, почему для меня это так важно.

- Зачем тебе здороваться с толпами народу, Гарольд?

- Потому что пресс-служба мне сказала. Так же мы делали и на твоей свадьбе.

- Тебе вовсе не обязательно их слушать.

- С каких, черт возьми, пор?

Меня просто начало тошнить от всего этого. Я всегда верил, что, несмотря на все наши проблемы, наша кровная связь крепка. Я думал, что братство всегда будет важнее, чем платье подружки невесты или борода. По-видимому, нет.

Уехав от бабушки примерно в шесть часов вечера, Уилл прислал мне смску. Он передумал. Приедет.

Может быть, бабушка вмешалась?

Как бы то ни было, я поблагодарил его радостно и от всего сердца.

Несколько мгновений спустя мы встретились снаружи и сели в машину, которая отвезла нас к Воротам короля Эдуарда. Там мы выскочили из машины и пошли вдоль толпы народу, благодаря людей за то, что они пришли.

Люди желали нам счастья и посылали воздушные поцелуи.

Мы помахали им на прощание и вернулись в машину.

Когда мы отъехали, я попросил Уилла пообедать со мной. Сказал, что, может быть, он останется на всю ночь, как я накануне его свадьбы.

Он сказал, что придет на обед, но остаться не сможет.

- Ну же, Уилл, пожалуйста.

- Прости, Гарольд. Не могу. Дети.

Я стоял у алтаря, разглаживал свою форму гвардейца Королевской конной гвардии и смотрел, как Мег плывет ко мне. Я долго подбирал подходящую к этому случаю музыку, и в конце концов остановился на «Вечном источнике света Божественного».

Сейчас, когда звонкий голос певца раздался над нашими головами, я подумал, что сделал правильный выбор.

Да, по мере того, как Мег подходила всё ближе, я возносил хвалу за все свои выборы.

Удивительно, как я вообще слышал музыку - так громко колотилось мое сердце, когда Мег подошла и взяла меня за руку. Настоящее растворилось, прошлое отхлынуло. Наши первые робкие сообщения в Инстаграме. Наша первая встреча в Сохо-Хаус. Наше первое путешествие в Ботсвану. Наша первая взволнованная переписка после падения моего телефона в реку. Наш первый жареный цыпленок. Наши первые перелеты туда и обратно через Атлантику. Первый раз, когда я сказал ей: «Я тебя люблю». И услышал, как она сказала мне то же самое. Парень с медицинской шиной. Разъяренный лебедь Стив. Жестокая битва за то, чтобы оградить Мег от нападок прессы. И вот теперь мы здесь, на финишной прямой. На старте.

Последние несколько месяцев многое шло не по плану. Но я напомнил себе, что всё происходившее вообще не было запланировано. А вот это был план. Это. Любовь.

Я бросил беглый взгляд на папу, который вел Мег мимо последнего придела. Это не ее отец, но для нее столь же значим, и Мег была тронута. Это не компенсировало вред от поведения ее отца, которым воспользовалась пресса, но очень помогло.

Тетя Джейн встала и прочла в память мамы «Песнь песней Соломона».

Ее выбрали мы с Мег.

«Положи меня печатью на сердце,

Печатью на руку.

Ибо сильна, как смерть, любовь,

Люта, как преисподняя, страсть».

Сильна, как смерть. Люта, как преисподняя. Да, думал я. Да.

Я увидел, что руки архиепископа дрожали, когда он вручал нам кольца. Я забыл, а вот он, очевидно, нет: на нас были направлены двенадцать камер, два миллиарда человек следили за церемонией по телевизору, фотографы на стропилах, огромные толпы снаружи шумели и веселились.

Мы обменялись кольцами, кольцо Мег было из того же слитка уэльского золота, что и у Кейт.

Бабушка сказала, что это были чуть ли не последние крупицы.

Крупица золота. Вот какие чувства вызывала у меня Мег.

Архиепископ перешел к официальной части, произнес слова, которые превратили нас в герцога и герцогиню Сассекских - эти титулы даровала нам бабушка, и соединил нас, пока смерть не разлучит, но несколькими днями ранее он уже провел в нашем саду аналогичную церемонию только для нас двоих, Гай и Пула были единственными свидетелями. Неофициально, ни к чему не обязывающе, связь наших душ. Мы были благодарны всем в Соборе святого Георга и за его пределами. всем, кто следил за церемонией по телевизору, но наша любовь зародилась без посторонних глаз, и пребывание на публике приносило нам в основном только боль, поэтому мы хотели, чтобы наша любовь была впервые освящена, чтобы первые клятвы были принесены тоже с глазу на глаз. Сколь ни была волшебной официальная церемония, нас обоих слегка пугали...толпы народу.

Мы недооценивали это чувство: первое, что мы увидели, пройдя по приделу и выйдя из церкви, оказалось вовсе не морем улыбающихся лиц. Первым делом мы увидели снайперов. На крышах, среди флагов, за водопадами транспарантов. Полицейские мне сказали, что это необычно, но необходимо. Из-за беспрецедентного количества угроз, о которых им стало известно.

Подробности нашего медового месяца держали в строжайшей тайне. Мы уехали из Лондона на машине, замаскированной под фургон для перевозки мебели, и на десять дней поехали на Средиземное море. Как восхитительно - уехать к морю и солнцу. Но была и усталость. Подготовка к свадьбе нас вымотала.

Вернулись мы как раз вовремя - успели к официальному празднованию дня рождения бабушки в июне. Торжественный вынос знамени перед строем, одно из наших первых появлений на публике в качестве молодоженов. У всех присутствующих было хорошее приподнятое настроение. Но потом:

Кейт спросила у Мег, как ей ее первый вынос знамени.

И Мег пошутила: «Знаменательно яркий».

Воцарившаяся тишина угрожала поглотить нас всех.

Через несколько дней Мег отправилась в свое первое королевское турне с бабушкой. Она волновалась, но они с бабушкой отлично поладили. Подружились на почве любви к собакам.

Вернувшись из турне, Мег сияла. «Мы подружились, - сказала она мне. - Мы с королевой на самом деле подружились! Мы говорили о том, как мне хочется стать мамой, и она сказала, что самый лучший способ вызвать роды - проехаться в машине по ухабам! Я ответила, что запомню это до поры, когда придет время рожать».

Мы сказали друг другу: «Теперь дела пойдут».

А вот в прессе турне назвали полной катастрофой. Мег изобразили чванливой хабалкой, понятия не имеющей о королевском протоколе, потому что она совершила немыслимую ошибку - залезла в машину перед бабушкой.

На самом деле она делала именно то, что ей говорила бабушка. Бабушка сказала садиться в машину, она и села.

Не важно. Долго мусолили истории о том, как Мег нарушила этикет, о полнейшем отсутствии у нее чувства стиля, о том, что Мег осмелилась появиться в присутствии бабушки без шляпы. Дворец специально проинструктировал Мег, чтобы она не носила шляпу. Бабушка оделась в зеленое, чтобы почтить память жертв пожара в Гренфелл-Тауэр, а Мег никто не сказал надеть зеленое, поэтому в прессе объявили, что она не почтила память жертв.

Я сказал:

- Дворец позвонит им. Они исправятся.

Но нет.

Уилл и Кейт пригласили нас на чай, чтобы разрядить обстановку.

Июнь 2018-го года.

Мы пришли вечером. Я заметил, что глаза Мег расширились, когда мы зашли в парадную дверь, прошли мимо гостиной по коридору в кабинет.

Мег несколько раз сказала: «Вау».

Обои, лепные короны, книжные полки из орехового дерева, книги на которых расставлены по цвету, бесценные произведения искусства. Поразительно. Как в музее. Мы им так и сказали. Расхваливали их ремонт, застенчиво вспоминая свои лампы из «ИКЕИ», диван, который недавно купили со скидкой на распродаже сайта sofa.com, заплатив кредиткой Мег.

В кабинете мы с Мег сели на диванчик, а Кейт - напротив нас возле обитой кожей каминной решетки. Уилл - в кресле слева от нее. Принесли поднос с чаем и бисквитами. Десять минут мы поддерживали классическую светсткую беседу: «Как дети? Как ваш медовый месяц?».

Мег заметила, что в нашей компании из четырех человек существует напряжение, и решила, что мы возвращаемся к временам ее появления в нашей семье, к тому непониманию, которое исчезло почти бесследно. Кейт думает, что Мег нужны контакты ее модельеров. Но у Мег есть свои модельеры. Или, может быть, вы не с той ноги встали? Потом Мег добавила, что всё это усугубила история со свадьбой и адскими платьями подружек невесты.

Но оказалось, что дело в другом...о чем мы и не подозревали.

Оказывается, Уилл и Кейт расстроились из-за того, что мы не подарили им подарки на Пасху.

Подарки на Пасху? В этом проблема? Мы с Уиллом никогда не обменивались подарками на Пасху. Папа действительно придавал Пасхе большое значение, но это ведь - папа.

Но раз Уилл и Кейт расстроены, мы извинились.

Мы, со своей стороны, сказали, что нам не очень-то понравилось, что Уилл и Кейт переложили карточки с именами и пересели на нашей свадьбе. Мы следовали американской традиции и посадили пары рядом, а Уиллу и Кейт эта традиция не нравилась, так что только за их столом пары оказались разделены.

Они настаивали, что они тут ни при чем, карточки переложил кто-то другой.

И сказали, что мы сделали то же самое на свадьбе Пиппы.

Мы такого не делали. Как бы нам того ни хотелось. Нас разделяла огромная цветочная композиция, и, хотя нам оточаянно хотелось сидеть рядом, мы ничего для этого не сделали.

Но я чувстовал, что нет никакого толку от этих жалоб. Мы ни к чему не пришли.

Кейт посмотрела на сад, сжала кожаную кромку так, что пальцы побелели, и сказала, что ждет извинений.

Мег спросила:

- За что?

- Ты ранила мои чувства, Меган.

- Когда? Можешь сказать?

- Я сказала, что не могу что-то вспомнить, а ты сказала, что это у меня из-за гормонов.

- Ты о чем?

Кейт припомнила телефонный разговор, во время которого они обсуждали график свадебных репетиций.

Мег сказала:

- О да, я вспомнила. Ты не могла что-то вспомнить, а я сказала, что это неважно, мозг младенца. Потому что у тебя младенец. Это гормоны.

Кейт широко открыла глаза:

- Да. Ты говорила о моих гормонах. Мы не настолько близки с тобой, чтобы ты рассуждала о моих гормонах!

Мег тоже широко открыла глаза. Она была абсолютно сбита с толку:

- Извини, что я говорила о твоих гормонах. Я обычно так разговариваю с подружками.

Уилл ткнул пальцем в Мег:

- Это грубо, Меган. В Британии так не принято.

- Пожалуйста, убери палец с моего лица.

Что вообще происходит? Как до такого дошло? Неужели мы действительно кричим друг на друга из-за карточек с именами и гормонов?

Мег сказала, что никогда не пыталась намеренно ранить чувства Кейт, и если она когда-либо это сделает, пусть Кейт об этом скажет, чтобы это никогда больше не повторилось.

Потом мы все обнялись. Вроде как.

И я сказал, что нам лучше уйти.

Наш персонал чувствовал эти трения, они читали газеты и потом спорили на работе. Становились на одну из сторон. Команда Кембриджа против команды Сассекса. Соперничество, зависть, конкуренция повесток - всё это отравляло атмосферу.

И вовсе не помогало то, что народ работал круглые сутки. Было очень много запросов от прессы, постоянный поток ошибок, которые нужно было разъяснить, нам не хватало людей и ресурсов. Мы могли предоставить в лучшем случае 10 процентов от необходимого количества. Нервы расшатаны, люди язвят. В таком климате не существовало никакой конструктивной критики. Любой фидбек воспринимали как оскорбление.

Часто какой-нибудь сотрудник падал головой на стол и начинал рыдать.

Во всем этом целиком и полностью Уилл обвинял одного человека. Мег. Он несколько раз мне об этом говорил, и злился, когда я отвечал, что он не прав. Он просто повторял нарративы прессы, фонтанировал прочитанными или услышанными историями из фейковых статей. Я сказал ему, что великая ирония заключается в том, что истинные злодеи - те, кого он впустил в свой офис, люди из правительства, которые просто обожают сеять раздор. Это - мастера вероломства, талантливые интриганы, они постоянно натравливали две группы наших сотрудников друг на друга.

А Мег в гуще всех этих событий умудрялась сохранять спокойствие. Несмотря на то, что некоторые о ней судачили, я ни разу не слышал, чтобы Мег сказала хоть одно плохое слово кому-то или о ком-то. Наоборот, я видел, что она удвоила усилия, чтобы достучаться до людей, распространять в мире добро. Отправляла написанные от руки благодарственные открытки, проведывала заболевших сотрудников, отправляла корзины с продуктами, цветами или сладостями всем, кто находился в тяжелом положении, был угнетен или болен. В офисе часто было темно и холодно, так что Мег оплатила своей кредиткой новые лампы и обогреватели. Она покупала пиццу и бисквиты, устраивала чаепития и приемы с мороженым. Делилась всем, что получала в подарок, одеждой, духами и парфюмерией с женщинами в офисе.

У меня вызывала благоговейный трепет ее способность и решимость всегда видеть в людях хорошее. Однажды я оценил степень ее великодушия. Я узнал, что у мистера Р., моего бывшего соседа сверху, трагедия. Его взрослый сын умер.

Мег не была знакома ни с мистером Р., ни с его сыном. Но она знала, что эта семья - мои соседи, часто видела, как они выгуливают собак. Ей стало ужасно их жаль, она написала отцу письмо с соболезнованиями, написала, что ей хотелось бы его обнять, но она не знает, уместно ли это. К письму Мег приложила гардению, чтобы ее посадили в память о сыне.

Неделю спустя мистер Р. появился у дверей нашего коттеджа «Ноттингем». Он вручил Мег благодарственную открытку и крепко ее обнял.

Я так ею гордился, мне было так жаль, что я не ладил с мистером Р.

Еще сильнее мне было жаль, что мои родственники не ладят с моей женой.

Мы не хотели ждать. Хотели сразу окунуться в семейную жизнь. Мы работали, как сумасшедшие, работа у нас была напряженная, график вовсе не идеальный. А нашим главным приоритетом всегда была семья.

Мы беспокоились, что из-за ежедневного стресса не сможем завести ребенка. Стресс начал сказываться на Мег: за последний год она очень похудела, несмотря на все пастушьи запеканки. Она говорила, что ест больше, чем когда-либо, но всё равно продолжала терять вес.

Друзья посоветовали специалистку по аюрведе, которая помогла им зачать. Насколько я понял, аюрведическая медицина распределяет людей по категориям. Не помню, в какую из категорий доктор определила Мег, но она подтвердила наши опасения по поводу того, что потеря веса может помешать зачатию.

Пообещала, что, набрав пять фунтов, Мег забеременеет.

Так что Мег ела и ела, и вскоре набрала рекомендованные пять фунтов, и мы начали с надеждой смотреть на календарь.

В конце лета 2018-го года мы поехали в Шотландию, в замок Мей, чтобы провести несколько дней с папой. Дружба Мег с папой всегда была крепка, а за этот уик-энд еше больше окрепла. Однажды вечером, на коктейльной вечеринке перед обедом, где фоном шло кино с Фредом Астером, выяснилось, что Мег родилась в тот же день, что и самый дорогой для папы человек - Праба.

4 августа.

- Невероятно, - улыбнулся папа.

Вспомнив о Праба и выяснив о том, что ее связывает с моей невестой, папа вдруг развеселился и начал сыпать историями, которые я никогда не слышал, по большей части он просто играл и красовался перед Мег.

Одна история нас особенно восхитила, захватила наше воображение. Это была история про Шелки.

- Про что, папа?

Папа объяснил, что это - шотландские русалки. Они принимают облик тюленей и плавают вдоль берега неподалеку от замка, в котором мы сидим.

- Так что, когда увидите тюленя, - сказал папа, - никогда нельзя сказать точно...Спойте тюленю. Шелки всегда поют в ответ.

- Ой, да ладно. Не рассказывай сказки, папа!

- Нет, это - абсолютная правда!

Это я вообразил, или папа пообещал, что шелки могут еще и выполнить желание?

За обедом мы немного поговорили о давлении, под которым находимся. Если бы нам удалось просто убедить прессу, чтобы от нас отстали...хоть немного.

Папа кивнул. Но он чувствовал, что очень важно напомнить нам...

- Да-да, папа. Мы знаем. Не читать прессу.

На следующий день мы устроили чаепитие, атмосфера благодушия сохранялась. Мы смеялись, говорили о разных вещах, но тут в комнату ворвался папин дворецкий с телефонным аппаратом.

- Ваше Королевское Высочество, Ее Величество на связи.

Папа напрягся.

- Да-да.

Протянул руку к телефону.

- Простите, сэр, но она звонит герцогине.

- О.

Мы остолбенели. Мег нерешительно протянула руку к телефону.

Кажется, бабушка позвонила, чтобы поговорить об отце Мег. Это была реакция на письмо, которое ей написала Мег с просьбой о совете и помощи. Мег писала, что не знает, как заставить журналистов перестать брать у него интервью и обманом заставлять говорить ужасные вещи. Бабушка посоветовала Мег забыть про журналистов, проведать отца и попытаться вправить ему мозги.

Мег объяснила, что он живет в городке на мексиканской границе, и она не знает, как выбраться незаметно из аэропорта и пробраться мимо журналистов, окруживших его дом, потом - по городку, а потом - обратно. Как пробраться рнезаметно и безопасно.

Бабушка признала, что этот план повлечет за собой много проблем.

- В таком случае, может быть, написать ему письмо?

Папа согласился. Прекрасная идея.

Мы с Мег пошли на пляж перед замком. Прохладный день, но солнце светило ярко.

Мы стояли на скалах и смотрели на море. Посреди шелковистых островов морских водорослей мы увидели...нечто.

Голова.

Пара проникновенных глаз.

- Смотри! Тюлень!

Голова то появлялась, то исчезала. Глаза определенно смотрели на нас.

- Смотри! Еще один!

Следуя папиному совету, я побежал к кромке воды и начал им петь. Исполнил для них серенаду.

- Аруууу.

Никакого ответа.

Мег присоединилась ко мне, спела для них, и, конечно же, они спели в ответ.

Я подумал: «Она действительно волшебная. Даже тюлени ее знают».

Вдруг из воды высунулось множество голов, они пели для нее.

- Аруууу.

Тюленья опера.

Возможно, глупое суеверие, но мне было всё равно. Я счел это благим знамением. Разделся, прыгнул в воду и поплыл к ним.

Потом папин начальник охраны-австралиец пришел в ужас. Он сказал нам, что это крайне плохая идея, еще более неблагоразумно, чем плавать сломя голову в самых темных водах Окаванго. Эта часть побережья Шотландии кишит косатками, и петь тюленям - всё равно что вызывать их на кровавую погибель.

Я покачал головой.

Подумал, что это была столь очаровательная сказка.

Как она так быстро стала такой мрачной?

У Мег задержка.

Мы купили два теста на беременность, один - запасной, она взяла их в ванную коттеджа «Ноттингем».

Я лежал на нашей кровати, ждал, когда она выйдет, и...уснул.

Когда проснулся, Мег лежала рядом со мной.

- Что там? Это...?

Она ответила, что не смотрела. Ждала, пока я проснусь.

Тесты лежали на прикроватной тумбочке. Я там хранил лишь несколько вещей, среди них - голубая шкатулка с волосами матери. Подумал: «Да, отлично. Посмотрим, что мама может сделать в этой ситуации».

Я взял тесты и заглянул в их оконца.

Голубой.

Голубой, ярко-голубой. Оба.

Голубой значит...младенец.

- О, вау.

- Прекрасно.

- Да, прекрасно.

Мы обнялись и поцеловались.

Я положил тесты обратно на прикроватную тумбочку.

Подумал: «Спасибо, Шелки».

Подумал: «Спасибо, мамочка».

Ойджи собралась выйти замуж за Джека, мы были безумно счастливы за нее и за себя, эгоистично счастливы, потому что Джек был одним из наших самых любимых людей. Мы с Мег должны были отправиться в свое первое официальное зарубежное турне в качестве женатой пары, но отложили отъезд на несколько дней, чтобы прийти на свадьбу.

Кроме того, на официальных приемах по случаю свадьбы мы могли лично поговорить со всеми родственниками и сообщить им радостную новость.

На фуршете в честь жениха и невесты в Виндзорском дворце мы поймали папу в его кабинете. Он сидел за большим столом, перед ним открывался любимый вид на Большую тропу. Все окна открыли, чтобы проветрить комнату, ветерок ворошил его бумаги, сложенные приземистыми стопками и увенчанные пресс-папье. Он был счастлив узнать, что станет отцом в четвертый раз: его широкая улыбка меня воодушевила.

После фуршета в Сент-Джордж-Холле мы с Мег отвели в сторонку Уилла. Мы находились в большой комнате, стены которой были увешаны доспехами. Странная комната, странный момент. Мы шепотом сообщили новость, Уилл улыбнулся и сказал, что мы должны рассказать об этом Кейт. Она была в другом конце комнаты, разговаривала с Пиппой. Я ответил, что мы можем рассказать позже, но он настаивал. Так что мы пошли и рассказали Кейт, она тоже широко улыбнулась и от всей души нас поздравила.

Они оба отреагировали так, как я надеялся и мечтал.

Через несколько дней о беременности объявили официально. В газетах сообщили, что Мег борется с усталостью и приступами головокружения, никакая еда не задерживается в ее желудке, особенно - по утрам, но всё это была ложь. Мег уставала, но была полна энгергии. Ей повезло, что не было сильных приступов тошноты по утрам - ведь мы отправлялись в турне, требовавшее много сил.

Всюду, куда мы приезжали, нас встречали толпы народа, и Мег не хотелось их разочаровывать. Австралия, Тонга, Фиджи, Новая Зеландия - везде Мег блистала. Однажды после особо воодушевляющей речи ее благодарили бурными овациями стоя.

Мег была столь блистательна, что в разгар турне я счел необходимым...предупредить ее.

- Ты слишком хороша, любовь моя. Слишком чертовски хороша. Кажется, что тебе всё это слишком легко дается. Вот так всё начиналось...у моей матери.

Возможно, я казался безумным параноиком. Но все знали, что мамино положение становилось всё хуже и хуже с тех пор, как она показала миру и семье, что она лучше проводит турне и общается с людьми, ей лучше удается быть «особой королевских кровей», а она не имеет на это права.

Вот когда всё изменилось.

Мы вернулись домой, нас ждало ликование приветствий и восторженные заголовки. Мег - будущая мать и идеальная представительница Короны.

Ни одного плохого слова о ней не написали.

Мы сказали: «Всё изменилось. Наконец-то всё изменилось».

Но потом всё изменилось снова. О, как всё изменилось.

Истории накатывали, как буруны на пляже. Сначала - гнусная заказуха поденщика - автора папиной биографии, заявившего, что у меня был приступ гнева перед свадьбой. Потом - художественная выдумка о Мег, в которой ее сотрудников изобразили униженными и оскорбленными, утверждая, что их эксплуатируют, Мег совершает непростительный грех - шлет людям электронные письма ранним утром. (Так уж случилось - Мег не спала в ранний час, пытаясь оставаться на связи с друзьями-совами, живущими в Америке, она и не ждала, что ей немедленно ответят). Кроме того, утверждалось, что Мег заставила нашу помощницу уволиться. На самом деле эту помощницу попросил уволиться отдел кадров Дворца, после того как мы предоставили доказательства того, что помощница устроилась на эту должность к Мег, чтобы получать подарки. Но поскольку мы не могли открыто говорить о причинах ухода помощницы, начали ходить слухи. Во многом это и послужило катализатором неприятностей. Вскоре статьи о «Герцогине Проблеме» появились во всех газетах.

Потом в одном таблоиде появился рассказец про диадему. В статье утверждалось, что Мег требовала определенную диадему, принадлежавшую когда-то маме, а когда Королева отказалась, я устроил сцену: «Меган всегда получает то, что хочет!».

Несколько дней спустя последовал смертельный удар - научная фантастика от королевской корреспондентки, описывающая «растущую холодность» (Господь милосердный) между Кейт и Мег, и со ссылкой на «два источника» утверждающая, что Мег довела Кейт до слёз историей с платьями подружек невесты.

Эта королевская корреспондентка всегда вызывала у меня головную боль. Она всегда, абсолютно всегда искажала факты. Но это уже было нечто большее, чем просто искажение фактов.

Я прочитал статью с недоумением. Мег читать не стала. Она по-прежнему ничего не читала. Но о статье она слышала, поскольку в течение следующих суток в Британии обсуждали только эту статью, и я никогда не забуду тон, которым Мег спросила, глядя мне в глаза:

- Гар, я заставила ее плакать? Я заставила ЕЕ плакать?

Мы организовали вторую встречу с Уиллом и Кейт.

На этот раз - на нашей территории.

10 декабря 2018 года. Ранний вечер.

Мы собрались в маленьком флигеле, на этот раз не было светских бесед - Кейт сразу перешла к сути дела и признала, что все эти статьи в газетах о том, что Мег довела ее до слёз, были абсолютной ложью:

- Я знаю, Мег, это я довела тебя слёз.

Я вздохнул с облегчением и подумал, что начало - прекрасное.

Мег приняла извенения, но поинтересовалась, почему в газетах такое печатали и что было сделано для исправления ситуации? Иными словами:

- Почему твой офис не вступается за меня? Почему они не позвонили этой ужасной женщине, сочинившей статью, и не потребовали опровержения?

Взволнованная Кейт не отвечала, а Уилл попытался поддержать ее какими-то отговорками, но я уже знал правду. Никто из Дворца не мог бы позвонить журналистке, потому что такой звонок неизбежно вызвал бы вопрос: «Ладно, если эта история - неправда, какова тогда правда? Что произошло между двумя герцогинями?». А эту дверь нельзя открывать - это будет конфуз для будущей королевы.

Монархию необходимо защищать всегда и любой ценой.

Разговор переключился с вопроса, что делать, на вопрос, откуда взялась эта газетная утка. Кто мог ее запустить? Кто впервые слил прессе эту информацию? Кто?

Мы перебрали всех. Список подозреваемых уменьшался.

И вот, наконец, Уилл облокотился на спинку кресла и признался, что, кх-кх, когда мы уехали в турне по Австралии, они с Кейт пошли на обед к папе и Камилле...и, увы, - смущенно произнес Уилл, - у него там могло сорваться с языка, что пары враждуют...

Я закрыл лицо руками. Мег оцепенела. Воцарилась тяжелая тишина.

Теперь мы узнали.

Я сказал Уиллу:

- Ты...из всех людей...должен был знать...

Он кивнул. Он знал.

Снова тишина.

Им пора было уходить.

Это не прекращалось. Одна статья за другой. Иногда я думал о мистере Марстоне, непрестянно звоняшем в свой безумный колокол.

Разве возможно забыть лавину статей на первой полосе, в которых Мег объявили единолично виновной в наступлении Последних времен? Например, ее «застукали» - она ела тост с авокадо, и множество статей с придыханием повествовало о том, что сбор авокадо способствует уничтожению тропических лесов, дестабилизации в развивающихся странах и финансированию государственного терроризма. Конечно, эти же газеты недавно воспевали любовь Кейт к авокадо. («О, как сияет кожа Кейт благодаря этим фруктам!»).

Примечательно, что примерно в это же время начал меняться основной нарратив этих статей. Теперь статьи были не о вражде двух женщин, не о раздорах двух герцогинь и даже не о двух семьях. Теперь главная тема: одна женщина - ведьма, она заставляет всех бежать от нее прочь, и эта женщина - моя жена. И, очевидно, продвигать в прессе этот нарратив помогал какой-то человек или группа людей во Дворце.

Кто-то, у кого зуб на Мег.

Сегодня: Фу - видна лямка бюстгалтера Мег. (Позорная Меган).

Завтра: Фу - она надела это платье? (Вульгарная Меган).

Послезавтра: Боже правый, она покрасила ногти в черный цвет! (Меган-готка).

Через несколько дней: О боже, она до сих пор не умеет правильно делать реверансы. (Меган-американка).

Еще через несколько дней: Боже, она снова захлопнула дверь своей машины! (Высокомерная Меган).

Мы арендовали дом в Оксфордшире. Просто чтобы сбегать иногда не только из этого водоворота, но и из коттеджа «Ноттингем» - очаровательного, но слишком маленького. Кроме того, коттедж грозил развалиться и упасть нам на голову.

Дела обстояли так плохо, что в один прекрасный день мне пришлось позвонить бабушке. Я сказал ей, что нам нужен новый дом. Объяснил, что Уилл и Кейт не просто переросли коттедж «Ноттингем» - они сбежали оттуда, потому что дом требовал ремонта, там было тесно, а мы теперь оказались в той же лодке. А у нас два неугомонных пса...и скоро появится младенец...

Я сказал бабушке, что мы обсудили с Дворцом ситуацию с жильем, и нам предложили несколько поместий, но нам они казались слишком огромными. Слишком пышными. И их было слишком дорого раставрировать.

Бабушка всё обдумала, и мы поговорили снова через несколько дней.

Она сказала:

- Фрогмор.

- Фрогмор, бабушка?

- Да. Фрогмор.

- Фрогмор-Хауз?

Я прекрасно знал это поместье. Там мы делали фотографии со своей помолвки.

- Нет-нет, Фрогмор-Коттедж. Возле Фрогмор-Хауза.

Бабушка сказала, что коттедж находится несколько в стороне. В уединении. Изначально там жила королева Шарлотта с дочерьми, потом - один из адъютантов королевы Виктории, а позже поместье разделили на более мелкие земельные участки. Но их можно собрать заново. Очаровательное место, по словам бабушки. Кроме того, историческое. Часть Королевского поместья. Премиленькое местечко.

Я сказал бабушке, что нам с Мег нравятся сады Фрогмора, мы часто там гуляли, и если это рядом, что может быть лучше?

Бабушка предупредила:

- Там стройка. Каркас здания. Пойди посмотри, подойдет ли вам это.

Мы пошли в тот же день, бабушка оказалась права. Дом приглянулся нам обоим. Очаровательный, с большим потенциалом. Рядом - Королевское кладбище, ну и что? Нас с Мег это не беспокоило. Мы не побеспокоим покойников, если они не будут беспокоить нас.

Я позвонил бабушке и сказал, что коттедж Фрогмор - воплощение нашей мечты. Горячо ее поблагодарил. С бабушкиного разрешения мы начали совещаться со строителями, планировали минимальный ремонт, чтобы в коттедже можно было жить - трубы, отопление, вода.

Мы решили, что на время проведения ремонта можем переехать в Оксфордшир. Нам там нравилось. Свежий воздух, зеленые поля и никаких папарацци. И главное - мы сможем воспользоваться талантами давнего папиного дворецкого, Кевина. Он хорошо знал дом в Оксфордшире и знал, как быстро превратить его в удобное для жизни место. И главное - он знал меня, младенцем держал меня на руках, подружился с моей матерью, когда она блуждала по Виндзорскому замку в поисках отзывчивого взгляда. Он сказал мне, что мама была единственной из нашей семьи, кто решался приходить «под лестницу» поболтать с персоналом. Она часто спускалась и сидела с Кевином на кухне с выпивкой и снеками, они вместе смотрели телевизор. Именно Кевину выпало в день маминых похорон приветствовать нас с Уиллом после нашего возвращения в Хайгроув. Он вспоминал, что стоял на парадном крыльце, ожидая наш автомобиль, и репетировал, что скажет. Но когда мы подъехали и он открыл дверь машины, я спросил:

- Как ты, Кевин?

Он ответил учтиво.

Я подумал, что он подавлен.

Мег обожала Кевина, и он ее - тоже, так что я подумал, что это может стать началом хорошей истории. Столь необходимая нам смена обстановки и союзник в нашем уединении. Но в один прекрасный день я получил смску: сообщение от нашей команды, меня предупреждали о лавине статей в «The Sun» и «Daily Mail» с подробными фотографиями Оксфордшира с высоты птичьего полета.

Вертолет парил над поместьем, папарацци высунулся из двери и направил длиннофокусный объектив на каждое окно, включая окно нашей спальни.

Так закончилась мечта об Оксфордшире.

Я пришел домой из офиса и увидел, что Мег сидит на лестнице.

Она рыдала навзрыд.

- Любимая, что случилось?

Я был уверен, что мы потеряли ребенка.

Я встал перед ней на колени. Она просипела, что больше не хочет это делать?

- Делать что?

- Жить.

Сначала я не разобрал, что она говорит. Я не понимал, возможно, не хотел понимать. Мой разум просто не хотел воспринимать слова.

Она сказала, что это всё - так больно.

- Что - всё?

- Когда тебя так ненавидят... За что?

Она спросила: «Что я сделала?». Ей действительно хотелось знать. Что за грех она совершила, чтобы заслужить такое отношение?

Мег сказала, что просто хочет, чтобы боль прекратилась. Не только для нее, для всех. Для меня, для ее матери. Но она не может сделать так, чтобы боль прекратилась, поэтому она решила исчезнуть.

- Исчезнуть?

Мег сказала, что после ее исчезновения пресса от нас отстанет, и мне больше не придется так жить. Нашему нерожденному ребенку никогда не придется так жить.

- Это очевидно, - повторяла Мег. - Просто перестать дышать. Перестать существовать. Это существует, потому что существую я.

Я умолял ее не говорить так. Пообещал, что мы с этим справимся, найдем выход. А пока поищем помощь, в которой она нуждается.

Я просил ее быть сильной, держаться.

Невероятно, но, переубеждая Мег и обнимая ее, я не мог полностью перестать думать как чертов королевский отпрыск. Сегодня вечером в королевском «Альберт-Холле» у нас мероприятие фонда «Сентебейл», и я не переставал думать: «Мы не можем опоздать. Нам нельзя опаздывать. Они с нас шкуру сдерут живьем! Упрекать будут ее».

Не сразу я понял, что опоздание - наименьшая из наших проблем.

Я сказал Мег, что она, конечно же, может пропустить мероприятие. Мне нужно поехать, появиться там ненадолго, но я быстро вернусь.

Мег настаивала, что не доверяет себе, не может даже на час остаться дома наедине с такими мрачными мыслями.

Так что мы надели свою лучшую одежду, Мег накрасилась темной-темной помадой, чтобы отвлечь внимание от воспаленных глаз, и мы вышли из дома.

Автомобиль подъехал к королевскому «Альберт-Холлу», когда мы вошли в океан голубых ламп-вспышек полицейской охраны и белый свет фотовспышек прессы, Мег схватила мою руку. Крепко ее сжала. Когда мы зашли в здание, она сжала мою руку еще крепче. Ее крепкое пожатие меня вдохновило. Я подумал, что она держится. Это лучше, чем сорваться.

Но когда мы расположились в королевской ложе и свет погас, Мег дала волю эмоциям. Она не могла сдержать слёзы. Тихо плакала.

Грянула музыка, мы повернулись к сцене. В течение всего представления (Цирк дю Солей) мы сжимали руки друг друга, я шепотом обещал ей:

- Верь мне. Со мной ты в безопасности.

Проснувшись, я прочел смску от Джейсона.

- Плохие новости.

- Что на этот раз?

В воскресном выпуске «The Mail» опубликовали личное письмо Мег к отцу. Письмо, которое ее заставили написать бабушка и папа.

Февраль 2019-го года.

Я лежал в кровати, Мег лежала рядом, она еще спала.

Я немного подождал, а потом осторожно сообщил ей новость.

- Твой отец передал письмо в «Mail».

- Нет.

- Мег, не знаю, что и сказать, он отдал им твое письмо.

Этот момент стал для меня решающим. Я многое понял о мистере Маркле, но - и о прессе. Таких эпизодов было очень много, но этот для меня - «Тот самый». Я больше не хотел ничего слышать о протоколе, традиции и стратегии. Я решил для себя: «Довольно».

Довольно.

Пресса знала, что публиковать это письмо - незаконно, они прекрасно это знали, но всё равно опубликовали. Почему? Потому что они знали, что Мег - беззащитна. Знали, что Мег не пользуется твердой поддержкой нашей семьи, а откуда журналисты могли об этом узнать, если не от человека, приближенного к семье? Или от кого-то из членов семьи? Журналисты знали: единственное, что могла бы сделать Мег - это подать иск, а она этого сделать не может, поскольку с нашей семьей сотрудничает только один юрист, и он - под контролем Дворца, и Дворец никогда не разрешит ему действовать от имени Мег.

В этом письме не было ничего, чего можно было бы стыдиться. Дочь умоляет отца вести себя прилично? Мег подписалась под каждым словом. Она всегда знала, что письмо могут перехватить, что кто-нибудь из соседей отца или папарацци, из-за которых его дом ходуном ходил, могут красть его корреспонденцию. Всё было возможно. Но у нее никогда не возникло сомнений насчет того, что же случилось на самом деле: отец предложил журналистам письмо, или они его забрали и опубликовали.

И отредактировали. Да, вот что раздражало больше всего - то, как редактора копипастили слова Мег, чтобы они звучали менее нежно.

Мы смотрели, как столь личное послание смакуют на первых полосах, и британцы поглощают его с утренними тостами, намазанными мармеладом. Наблюдать за этим было тяжело. Но боль стала еще в десять раз сильнее - тут же последовали интервью с людьми, которые называли себя специалистами по почеркам. Они анализировали письмо Мег и на основании того, как она перечеркивала букву «Т»' или изгибала «Р», делали вывод, что Мег - ужасный человек.

Наклон вправо? Слишком эмоциональна.

Буквы слишком стилизованы? Непревзойденная притворщица.

Неровная нижняя линия? Она не контролирует свои импульсы.

Я смотрел в лицо Мег и рассказывал ей о распространении этой клеветы... Я хлебнул горя сполна, и тут ошибиться невозможно - у Мег было чистейшее горе. Она оплакивала потерю отца, но, кроме того, и потерю собственной чистоты. Мег напомнила мне - шепотом, на случай, если нас подслушивают, - что в старших классах она прошла курс каллиграфии, так что с тех пор у нее идеальный почерк. Ее за это хвалили. В университете она даже использовала это умение, чтобы подзаработать. По ночам и в выходные она подписывала приглашения на свадьбы и на дни рождений, чтобы оплачивать аренду. А теперь ей говорят, что почерк - это некое зеркало души? И это зеркало - грязное?

«Травля Меган Маркл превратилась в наш национальный вид спорта, нам должно быть стыдно» - гласил заголовок в «The Guardian».

Это точно. Но никому не было стыдно - вот в чем проблема. Ни у кого никаких мук совести. Замучает ли их, наконец, совесть, если это всё вызовет наш развод? Или станет причиной еще одной смерти?

Куда подевался весь тот стыд, который они испытывали в конце 1990-х?

Мег хотела обратиться в суд. Я - тоже. Скорее, мы оба чувствовали, что у нас нет выбора. Если мы сейчас не подадим иск, что это будет за сигнал для прессы и для мира? Так что мы еще раз посоветовались с юристом Дворца.

Нашли крайних.

Я обратился к папе и Уиллу. Они оба уже подавали иски против прессы за вторжение в частную жизнь и клевету. Папа подал иск из-за так называемых «Писем Черного паука» - публикации его записок государственным чиновникам. Уилл судился из-за публикации фотографий Кейт топлесс.

Но оба они резко воспротивились идее нашего с Мег судебного иска.

Я спросил, почему.

Они мямлили и хихикали. Единственный ответ, которого я смог от них добиться - это просто неразумно. Нарушение приличий, все дела.

Я сказал Мег:

- Такое чувство, словно мы собираемся подать иск против их близкого друга.

Уилл попросил о встрече. Хотел обсудить всю эту надвигающуюся катастрофу.

Сказал, что мы обсудим всё наедине.

Мег как раз не было в городе, она поехала проведать подружек, так что момент он выбрал идеальный. Я пригласил его в гости.

Через час Уилл вошел в коттедж «Ноттингем», в котором не был с тех пор, как сюда переехала Мег. Он раскраснелся.

Был ранний вечер. Я предложил ему выпить, спросил о семье.

Всё хорошо.

Он не спросил о моей семье, перешел сразу к делу. Выложил карты на стол.

- Мег создает проблемы, - сказал он.

- Да неужели?

- Она грубая. Нетерпимая. Разругалась с половиной персонала.

Не впервые Уилл, как попугай, повторял нарративы прессы. «Герцогиня Проблема» и всё это дерьмо. Сплетни, ложь его сотрудников, чушь из таблоидов, я снова сказал ему об этом. Сказал, что от своего старшего брата ожидал чего-то получше. Меня поразило, что мои слова просто вывели его из себя. А он пришел сюда, ожидая услышать что-то другое? Думал, я соглашусь, что моя невестра - чудовище?

Я посоветовал Уиллу успокоиться, сделать вдох и задать себе вопрос: «Разве Мег - не его невестка? Разве эта институция не токсична для любого новичка?». Наихудший сценарий: если его невестке сложно адаптироваться в новом офисе, в новой семье, в новой стране и в новой культуре, разве не логично, чтобы Уилл ей помог? «Ты не можешь просто поддержать ее? Помочь?».

Уилл не желал спорить. Не допускал никаких возражений. Он хотел, чтобы я согласился, что Мег неправа, а потом согласился что-то с этим сделать.

Что, например? Поругаться с ней? Прогнать? Развестись? Я не знал. Но Уилл тоже не знал, он руководствовался не разумом. Всякий раз, когда я пытался его успокоить и указать на нелогичность его слов, он только начинал кричать громче. Вскоре мы просто пытались перекричать друг друга.

Среди всех этих необузданных эмоций, которые бурлили в душе моего брата в тот день, одна мне действительно бросилась в глаза. Он казался обиженным. Выглядел обманутым в своих ожиданиях - я не стал ходить перед ним по струнке, мне хватило наглости отказаться выполнять его требования, я бросил ему вызов, опроверг сведения, полученные от доверенных помощников. Существовал сценарий, а я посмел не следовать сценарию. Уилл включил режим «Наследник» на полную, и не понимал, почему я отказываюсь играть роль Запасного, как подобает.

Я сидел на диване, Уилл возвышался надо мною. Помню, как я сказал:

- Выслушай меня, Уилл.

Нет. Он просто не хотел слушать.

Честно говоря, у него были те же чувства по отношению ко мне.

Он называл мне имена. Разные имена. Говорил, что я отказываюсь отвечать за происходящее. Не забочусь о своем офисе и о людях, которые работают на меня.

- Уилл, назови мне хоть один случай...

Он перебил меня, сказал, что пытается мне помочь.

- Ты серьезно? Помочь мне? Прости - вот как ты это называешь? Это помощь мне?

Почему-то это его взбесило. Он кинулся на меня с проклятиями.

До сих пор я чувствовал себя некомфортно, а тут немного испугался. Я встал, прошмыгнул мимо него на кухню к раковине. Уилл преследовал меня по пятам и осыпал ругательствами.

Я налил стакан воды для себя, и стакан - для него. Вручил ему стакан. Кажется, он не сделал ни глотка.

- Уилл, я не могу с тобой разговаривать, когда ты ведешь себя таким образом.

Он поставил стакан на стол, назвал еще одно имя и подошел ко мне. Всё произошло очень быстро. Слишком быстро. Он схватил меня за воротник, разорвал мои бусы и швырнул меня на пол. Я приземлился в собачью миску, которая треснула подо мной, осколки впились в мою кожу. Мгновение я лежал так, изумленный, потом встал и сказал Уиллу, чтобы он убирался.

- Ну же, ударь меня! Тебе станет лучше, если ты меня ударишь!

- Что?

- Ну же, мы ведь всегда дрались. Тебе станет лучше, если ты меня ударишь.

- Нет, разве что тебе станет лучше, если я тебя ударю. Пожалуйста...просто уйди.

Он вышел из кухни, но не покинул коттедж «Ноттингем». Я понял, что он - в гостиной. Я остался на кухне. Прошло две минуты, две длинных минуты. Он вернулся, полный раскаяния и с просьбой о прощении.

Он подошел к входной двери. На этот раз я последовал за ним. Прежде чем выйти, он оглянулся и сказал:

- Не нужно говорить Мег об этом.

- О том, что ты на меня напал?

- Я не нападал на тебя, Гарольд.

- Прекрасно. Я не буду ей говорить.

- Хорошо, спасибо.

Он ушел.

Я посмотрел на телефон. Подумал, что обещание есть обещание, так что я не могу позвонить жене, сколь бы мне этого ни хотелось.

Но мне необходимо было с кем-нибудь поговорить. Так что я позвонил своему психотерапевту.

Слава богу, она ответила.

Я извинился за вторжение, сказал, что не знаю, кому еще позвонить. Рассказал, что подрался с Уиллом, он швырнул меня на пол. Посмотре вниз и сказал, что моя рубашка разорвана, бусы разорваны.

Я сказал ей, что в жизни мы дрались миллион раз. В детстве мы ничего другого не делали - только дрались. Но здесь - другой случай.

Психотерапевт сказала, чтобы я сделал глубокий вдох. Попросила несколько раз описать эту сцену. Каждый раз, когда я описывал ситуацию, она казалась кошмарным сном.

А я постепенно успокаивался.

Я сказал ей:

- Я горжусь собой.

- Гордишься, Гарри. Почему?

- Я не ударил его в ответ.

Я сдержал слово, не рассказал Мег.

Но вскоре она вернулась из путешествия, увидела, как я выхожу из душа, и ахнула:

- Гар, что это за царапины и синяки у тебя на спине?

Я не мог ей солгать.

Ее это не удивило, и она вовсе не разозлилась. Ей стало ужасно грустно..

Вскоре после этого было объявлено, что два королевских двора - Кембридж и Сассекс - больше не будут управляться общим офисом. Мы больше не работали вместе в каком-либо качестве. Великолепная четверка...распалась.

Реакция была примерно такая, как мы ожидали. Общественность охала, журналисты изрекали глупости. А вот реакция моих родственников была более обескураживающей. Молчание. Они ничего открыто не комментировали и ничего не сказали мне лично. Я ничего не услышал ни от папы, ни от бабушки. Это заставило меня по-настоящему задуматься о молчании, которым они отвечали на всё, происходившее со мной и Мег. Я всегда говорил себе, что отсутствие явного осуждения журналистских нападений со стороны моих родственникоа не значит, что они их оправдывают. Но теперь я спросил себя: «Так ли это? Откуда я знаю? Если они никогда ничего не говорят, почему я так часто думаю, что знаю, что они чувствуют?».

И что они - безоговорочно на нашей стороне?

Всё, чему меня учили, всё, во что я привык верить о семье и о монархии, о ее фундаментальной справедливости, о том, что ее задача - объединять, а не разделять, было подорвано, подвержено сомнению. Это всё - фальшивка? Просто шоу? Потому что если мы не можем заступиться друг за друга, не можем сплотиться вокруг самого нового члена нашей семьи, женщины из межрасовой семьи, тогда кто мы на самом деле? Это - настоящая конституционная монархия? Это - настоящая семья?

Разве «защищать друг друга» - не первое правило каждой семьи?

Мы с Мег перенесли свой офис в Букингемский дворец.

И переехали в новый дом.

Фрогмор был готов.

Мы полюбили этот дом с первого мгновения. Такое чувство, словно жить здесь - наша судьба. Мы не могли дождаться, чтобы проснуться утром, долго гулять по парку, зачекиниться с лебедями. А особенно - ворчливый Стив.

Мы встретились с королевскими садовниками, узнали их имена и названия всех растений. Они были поражены, что мы так ценим и хвалим их мастерство.

Посреди всех этих изменений мы пообщались с новой главой нашего отдела по связям с общественностью, Сарой. Разработали вместе с ней новую стратегию, ключевым пунктом которой было не иметь ничего общего с «Королевским судом», и надеялись, что скоро сможем начать всё с чистого листа.

В конце апреля 2019-го года, за несколько дней до того, как Мег должна была родить, позвонил Уилл.

Я ответил на звонок в нашем новом саду.

Что-то произошло между ним, папой и Камиллой. Я не понял все подробности истории, он говорил слишком быстро и был очень расстроен. Буквально кипел. Я понял, что сотрудники папы и Камиллы запустили в прессе историю или серию историй о нем, Кейт и детях, и он больше не собирается это терпеть. Сказал:

- Дай папе и Камилле палец, они и руку откусят.

- Они поступили так со мной в последний раз.

Я его понимал. Со мной и Мег они поступили так же.

Но формально историю запустили не они, это самый фанатичный член команды папиных пиарщиков, их ярый приверженец разработал и запустил кампанию, чтобы получить хорошую прессу для папы и Камиллы за счет плохой прессы для нас. В течение некоторого времени этот человек распространял нелицеприятные фейковые сплетни про Наследника и Запасного во всех изданиях. Я подозревал, что этот человек - единственный источник историй о моей поездке на охоту в Германию в 2017-м году, в которых меня представили каким-то толстозадым бароном семнадцатого века, жаждущим крови и трофеев, а на самом деле я помогал немецким фермерам уничтожить вепря и спасти их урожай. Я считал, что историю предложили в обмен на получение большего доступа к папе и в качестве компенсации за подавление публикаций о сыне Камиллы, который шатался по Лондону и распространял грязные сплетни. Мне было неприятно, что меня использовали таким образом, но то, что они так постуиили с Мег, меня просто взбесило. Всё же мне пришлось признать, что с Уиллом в последнее время такое происходит намного чаще, и его злость оправданна.

Он уже однажды схлестнулся с папой из-за этой женщины лицом к лицу. Я пришел, чтобы оказать ему моральную поддержку. Сцена разыгралась в Кларенс-Хаузе, в папином кабинете. Помню, окна были распахнуты настежь, белые шторы шевелились от ветра, так что, должно быть, была теплая ночь. Уилл заявил папе:

- Как ты можешь позволять чужой женщине поспупать так с твоими сыновьями?

Папа сразу же расстроился. Начал кричать, что Уилл - параноик. Мы оба - параноики. То, что он нас с Уиллом журналисты пишут плохое, а о нем - хорошее, не значит, что за всем этим стоит офис папы.

Но у нас было доказательство. Журналисты в ньюсрумах заверили нас, что эта женщина нас продала.

Папа отказывался слушать. Отвечал грубо, жалко:

- У бабушки есть свой человек, а почему у меня не может быть?

Говоря о человеке бабушки, он имел в виду Анжелу. Поговоривали, что среди множества услуг, выполняемых ею для бабушки, было умелое распространение фейковых историй.

Уилл сказал: «Что за отвратительное сравнение. Никто в здравом уме не позволил бы взрослому человеку, чтобы у него была своя Анжела».

Но папа продолжал повторять: «У бабушки есть свой человек, у бабушки есть свой человек». Давно пора было ему тоже получить такого человека.

Я был рад, что Уилл чувствует, что по-прежнему может обратиться ко мне по поводу папы и Камиллы, даже несмотря на то, через что мы прошли за последнее время. Я увидел шанс разрешить наши недавние разногласия, и попытался связать то, как с ним поступили папа и Камилла, с тем, как пресса поступает с Мег.

Уилл огрызнулся:

- К вам двоим у меня другие претензии!

В мгновение ока весь его гнев переключился на меня. Не помню точные его слова, потому что я невероятно устал от нашей войны, к этому добавим недавний переезд в Фрогмор и в два новых офиса, а я сосредоточился на том, что скоро у нас должен родиться первый ребенок. Но я помню каждую физическую подробность этой сцены. Распускаются нарциссы, растет молодая трава, самолет взлетает из Хитроу и направляется на запад, необычайно низко, из-за двигателей я ощущаю вибрации в груди. Помню, я подумал, как чудесно, что я всё равно слышу слова Уилла поверх шума этого реактивного самолета. Я даже не подозревал, что в нем осталось столько ярости после столкновения в коттедже «Ноттингем».

Уилл говорил и говорил, я потерял нить. Ничего не понимал и перестал пытаться понять. Я молча ждал, когда он умолкнет.

Потом я оглянулся. Мег шла из дома прямо ко мне. Я быстро выключил микрофон в телефоне, но она уже услышала. И Уилл говорил так громко, даже с выключенным микрофоном, что она всё равно слышала.

Слёзы на ее глазах блестели на весеннем солнце. Я начал что-то говорить, но она остановилась и покачала головой.

Держась за живот, Мег повернулась и пошла обратно в дом.

Дориа остановилась у нас в ожидании появления младенца. Ни она, ни Мег никогда не забредали далеко. Мы все просто сидели и ждали, иногда ходили гулять, посмотреть на коров.

Когда у Мег прошла неделя после ожидаемой даты, пиар-отдел и Дворец начали давить на меня. Когда родится ребенок? Пресса не может ждать вечно, ты ведь знаешь.

О, пресса начинает сердиться? Боже упаси!

Врач Мег попробовала несколько гомеопатических средств, чтобы вызвать роды, но наш маленький гость был полон решимости оставаться внутри. (Не помню, пытались ли мы последовать бабушкиному совету насчет поездки в машине по ухабам). В конце концов, мы решили: «Надо просто пойти и убедиться, что всё нормально. И быть готовыми к тому, что врач скажет - пора».

Мы сели в неприметный автомобиль и поползли из Фрогмора, не предупредив никого из журналистов, расположившихся у ворот. Никто не заподозрил бы, что мы можем ехать в этой машине. Вскоре мы прибыли в больницу «Портленд», нас незаметно отвели в тайный лифт, потом - в частную палату. Пришла наша врач, обсудила с нами ситуацию и сказала, что пора стимулировать роды.

Мег была спокойна. Я тоже был спокоен. Но у меня было два средства, которые помогли стать еще спокойнее. Первое: цыпленок «Нандо». (Которого принес один из моих телохранителей). Второе: канистра закиси азота за кроватью Мег. Я медленно вдохнул его несколько раз. Мег подпрыгивала на огромном пурпурном мяче - провереренном средстве подтолкнуть Природу, смеялась и закатывала глаза.

Я сделал еще несколько вдохов и тоже начал подскакивать.

Когда схватки ускорились и стали глубже, пришла медсестра и попыталась дать Мег веселящий газ. Его не осталось. Медсестра посмотрела на канистру, потом - на меня, и я видел, как она начинает понимать: «Боже милостивый, муж весь газ вдохнул».

- Извините, - кротко сказал я.

Мег рассмеялась, медсестре тоже не оставалось ничего иного, кроме как рассмеяться и быстро заменить канистру.

Мег забралась в ванну, я включил успокаивающую музыку. Дева Премал: она делает ремиксы мантр на санскрите и создает душевные гимны. (Премал утверждает, что первую свою мантру услышала в утробе матери, пел ее отец, а когда он умер, она спела ту же самую мантру для него). Мощная музыка.

В чемоданчике у нас были те же электрические свечи, которые я расставил в саду в ту ночь, когда сделал предложение Мег. Теперь я расставил их в больничной палате. Поставил на столик мамину фотографию в рамке. Это была идея Мег.

Время шло. Час за часом. Минимальное расширение.

Мег часто и глубоко дышала, чтобы уменьшить боль. Потом глубокое дыхание перестало помогать. Ей было так больно, что понадобилось эпидуральное обезболивание.

Прибежал анестезиолог. Выключили музыку, включили свет.

Совсем другой вайб.

Он сделал ей укол у основания позвоночника.

Боль не отпускала. По-видимому, лекарство не поступало туда, куда было необходимо.

Он вернулся и сделал еще один укол.

Теперь боль утихла, всё ускорилось.

Ее врач пришла два часа спустя и надела резиновые перчатки. «Вот оно, началось». Я встал у изголовья кровати, взял Мег за руку и подбадривал ее: «Тужься, любимая. Дыши». Врач дала Мег зеркальце. Я пытался не смотреть, но должен был. Я увидел отражение появляющейся головки младенца. В пуповине. «О нет, пожалуйста, нет». Врач посмотрела, губы ее скривились. Дело серьезное.

Я сказал Мег:

- Любимая, мне нужно, чтобы ты тужилась.

Я не сказал ей, почему. Не сказал ей о пуповине, о вероятности неотложного кесарева сечения. Я просто сказал:

- Постарайся изо всех сил.

И она постаралась.

Я увидел маленькое личико, крохотную шейку, тельце и ручки, ручки сгибаются и двигаются. Жизнь, жизнь - невероятно! Я подумал: «Вау, действительно, всё начинается с борьбы за свободу».

Медсестра завернула ребенка в полотенце и положила на грудь Мег, мы расплакались, когда увидели его, встретились с ним. Здоровой маленький мальчик, и он был здесь.

Наш доктор аюрведы сказала нам, что в первую минуту жизни младенец впитывает всё, что ему говорят.

- Так что говорите ребенку шепотом, чего вы желаете для него, говорите о своей любви. Говорите. .

Мы говорили.

Я не помню, чтобы звонил кому-то или писал смски. Помню, что медсестры осмотрели моего сына, которому был всего час от роду, а потом мы вышли из палаты. Зашли в лифт, вышли на подземную парковку, сели в автомобиль и уехали. Когда нашему сыну было два часа от роду, мы уже вернулись в Фрогмор. Солнце встало, мы сидели за закрытой дверью, пока не было сделано официальное заявление...

В котором сказано, что Мег рожает?

Я поссорился из-за этого с Сарой. Сказал:

- Ты ведь знаешь, что она уже не рожает.

Она объяснила, что прессе нужно дать драматичную, полную напряженного ожидания историю, которой она жаждет.

Я возразил:

- Но ведь это неправда.

О. правда не имеет значения. Нужно настроить людей на шоу - вот в чем суть.

Через несколько часов я стоял возле конюшен в Виндзоре и говорил миру:

- Это мальчик.

Несколько дней спустя мы объявили миру имя: Арчи.

Газеты были возмущены. Писали, что мы их надули.

Действительно, мы так и сделали.

Они чувствуют, что, поступая так, мы...отказываемся с ними сотрудничать?

Поразительно. Они до сих пор думают, что мы будем с ними сотрудничать? Действительно ждут особого внимания, режима преференций, учитывая, как они обращались с нами последние три года?

А потом они показали миру, что они за «партнеры» на самом деле. Ведущий радио ВВС выложил на своей странице в социальных сетях фотографию, на которой мужчина и женщина держат за руки шимпанзе.

Подпись под фотографией гласила:

«Королевский младенец покидает госпиталь».

Я долго пил чай с бабушкой, как раз перед ее отъездом в Балморал. Рассказал ей все последние новости. Кое-что она знала, но я заполнил важные пробелы.

Бабушка выглядела шокированной.

Она сказала:

- Ужасно.

Пообещала прислать Пчелу с нами поговорить.

Я всю жизнь общался с придворными, со множеством придворных, но сейчас я имел дело главным образом с тремя белыми мужчинами средних лет, которым удалось сосредоточить в своих руках власть благодаря интригам, достойным Макиавелли. У них были человеческие имена, очень британские имена, но их проще было отнести к зоологическим видам. Пчела. Муха. И Оса.

У Пчелы было продолговато-круглое лицо, он был расплывчат и склонен скользить вокруг бесстрастно и хладнокровно, словно его присутствие - благо для всех живых существ. Он был так бесстрастен, что люди его не боялись. Большая ошибка. Иногда - их последняя ошибка.

Муха провел большую часть своей карьеры рядом с дерьмом и действительно был к нему привязан. Отбросы правительства и прессы, изъеденные червями внутренености - он любил всё это, жирел на этом, весело потирал руки над всем этим, хотя делал вид, что его это всё не интересует. Он старался казаться беззаботным, делал вид, что пребывает над схваткой, беспечно эффективный и всегда готовый помочь.

Оса был долговязый, очаровательный, надменный - комок энергии. Ему прекрасно удавалось притворяться вежливым, даже раболепным. Вы утверждаете что-нибудь, кажется, неоспоримое, например: «Я считаю, что солнце встает по утрам», а он начинал бормотать, так что у вас на мгновение могла возникнуть мысль, что вас, быть может, неправильно проинформировали: «Ну, хм-хм, мне об этом не известно. Ваше Королевское Высочество, понимаете, всё зависит от того, что вы подразумеваете под словом «утро».

И-за того, что он такой тощий и непритязательный, у вас возникал соблазн дать отпор, настоять на своей точке зрения, и вот тогда он включал вас в свой черный список. Вскоре без предупреждения он так колол вас своим огромным жалом, что вы кричали от неожиданности: «Откуда, черт возьми, это взялось?».

Я не любил этих людей, а им от меня не было никакой пользы. В лучшем случае они считали меня не имеющим особого значения, в худшем - тупым. И главное, они знали, как я их воспринимаю - как узурпаторов. В глубине души я боялся что каждый из этих мужчин считал себя Единственным Истинным Монархом, пользовался преимуществами своего влияния на королеву, которой было за девяносто, наслаждался своим влиянием, которое лишь казалось службой.

Я пришел к такому выводу на основании солидного тяжелого опыта. Например, мы с Мег советовались с Осой по поводу прессы, и он согласился, что ситуация - омерзительная, это нужно прекратить, пока никто не пострадал. «Да! У нас нет к вам никаких претензий по этому поводу!». Он предложил вот что: Дворец созовет редакторов всех крупных изданий, а мы изложим им свою точку зрения.

Я сказал Мег:

- Наконец-то кто-то понимает.

Больше от него вестей никогда не было.

Так что, когда бабушка предложила прислать к нам Пчелу, я отнесся к этому скептически. Но сказал себе, что не нужно делать поспешных выводов. Может быть, на этот раз будет по-другому, потому что на этот раз бабушка пришлет его лично.

Несколько дней спустя мы с Мег принимали Пчелу в Фрогморе, в нашей новой гостиной, предложили ему бокал розе, представили подробную презентацию. Он тщательно делал заметки, часто закрывал рукой рот и качал головой. Сказал, что видел заголовки, но не понимал, как сильно это может повлиять на молодую пару.

Он сказал, что этот поток ненависти и лжи беспрецедентен в истории Британии.

- Несоразмерен всему, что я когда-либо видел,

Мы сказали:

- Спасибо. Спасибо вам за то, что вы это понимаете.

Он пообещал, что обсудит этот вопрос со всеми сторонами конфликта и вскоре предоставит нам план действий, набор конкретных решений.

Больше от него никогда не было никаких вестей.

Мы с Мег говорили по телефону с Элтоном Джоном и его мужем Дэвидом, и признались, что нам нужна помощь.

- Парни, ситуация тут вышла из-под контроля.

- Приезжайте к нам, - сказал Элтон.

Он имел в виду их дом во Франции.

Лето 2019-го года.

Мы так и сделали. Несколько дней мы сидели на их террасе и наслаждались солнцем. Для исцеления мы долго смотрели на лазурное море, это было так по-декадентски, не только из-за роскоши вокруг. Свобода - любая и в любых количествах - теперь воспринималась, как скандальная роскошь. Побег из аквариума хотя бы на день - всё равно что освобождение на день из тюрьмы.

Однажды мы прокатились с Дэвидом на скутере по побережью вокруг местной бухты. Я вел скутер, Мег сидела сзади, она развела руки и кричала от радости, когда мы с шумом проносились через маленькие городки, вдыхали запах обедов из открытых окон, махали рукой детям, игравшим в своем саду. Все они махали нам в ответ и улыбались. Они нас не знали.

Самое приятное в нашем визите - наблюдать, как Элтон с Дэвидом и двое их сыновей просто влюбились в Арчи. Я часто замечал, как Элтон изучает лицо Арчи, и знал, о чем он думает - о моей маме. Я знал, потому что со мной часто происходило то же самое. Не раз я видел ее выражение на лице Арчи, и меня это заставало врасплох. Я чуть не сказал Элтону, как сильно мне хотелось бы, чтобы мама могла подержать на руках внука, как часто, обнимая Арчи, я чувствовал, что обнимаю ее, или хочу обнять. В каждом объятии - оттенок ностальгии, в каждом укрытии одеяльцем - примесь горя.

- Способно ли что-то настолько поставить вас лицом к лицу с вашим прошлым, как отцовство?

В последний вечер на нас накатила эта знакомая тоска окончания отпуска: «Почему так не может быть всегда?». Мы перемещались с террасы к бассейну и обратно, Элтон готовил коктейли, мы с Дэвидом болтали о новостях. И о плачевном состоянии прессы. И о том, что это значит для состояния Британии.

Потом мы переключились на книги. Дэвид упомянул о мемуарах Элтона, над которыми тот корпел много лет. Наконец-то они закончены, и Элтон может ими гордиться, скоро они будут опубликованы.

- Браво, Элтон!

Элтон сказал, что мемуары будут выходить по частям.

- Да?

- Да. В «Daily Mail».

Он увидел выражение моего лица и быстро отвел глаза.

- Элтон, что за полнейшее...?

- Я хочу, чтобы люди их читали!

- Но, Элтон...? Те самые люди, которые превратили твою жизнь в ад?

- Именно. Кто лучше поймет эти отрывки? Где лучше их публиковать, как не в газете, которая всю жизнь поливала меня ядом?

- Кто лучше поймет? Я просто...я не понимаю.

Ночь была теплая, так что я уже начал потеть. Но теперь с моего лба просто градом катился пот. Я напомнил ему о лжи, которую. как известно, печатала о нем «Mail». Черт - он ведь с ними судился немногим более десяти лет назад, когда они заявили, что он запрещал людям на благотворительном мероприятии с ним разговаривать.

В конце концов, они выписали ему чек на сто тысяч фунтов.

Я напомнил ему, что он зажигательно заявил в одном интервью: «Они могут говорить, что я толстый старый п.... Они могут говорить, что я - бесталанный ублюдок. Могут называть меня гомиком. Но они не должны обо мне лгать».

Ему нечего было ответить.

Но я и не настаивал.

Я его любил. Я всегда его любил.

И не хотел испортить отпуск.

Это невероятно - наблюдать, как вся страна влюбилась в мою жену.

Это было в Южной Африке.

Сентябрь 2019-го года.

Снова иностранное турне от имени королевы, и очередной триумф. От Кейптауна до Йоханнесбурга люди не могли налюбоваться на Мег. Мы почуствовали себя немного увереннее в себе, стали немного смелее, через несколько дней мы вернулись домой и объявили, что подали судебные иски против трех из четырех британских таблоидов (включая таблоид, опубликовавший письмо Мег к отцу) за недостойное поведение и давнюю практику прослушивания телефонов.

Частично мы возложили эту обязанность на Элтона и Дэвида. В конце нашего недавнего визита они представили нас своему знакомому адвокату, милейшему парню - я не встречал людей, которые знали бы о прослушке телефонных разговоров больше, чем он. Он поделился со мной своими знаниями, рассказал о множестве доказательств, фигурировавших в суде, а когда я сказал ему, что мне очень жаль - хотелось бы что-то с этим сделать, но, увы, Дворец блокирует каждый наш шаг, он предложил умопомрачительно изящный выход:

- Почему бы вам не нанять собственного адвоката?

Я пробормотал, запинаясь:

- Вы хотите сказать..., что мы могли бы просто...?

Вот так идея. Мне это никогда не приходило в голову.

Я был полон решимости последовать совету юриста.

Я позвонил бабушке, чтобы предупредить ее заранее. Папе - тоже. А Уиллу отправил смску.

Кроме того, я предупредил Пчелу - послал ему предварительное уведомление об иске, сообщил, что мы уже готовы дать ход заявлению, и попросил перенаправлять в наш офис все журналистские запросы, которые неизбежно последуют за подачей иска. Он пожелал нам удачи! Так что я очень удивился, когда они с Осой потом заявили, что никакое предварительное уведомление я им не посылал.

Объявив о подаче иска, я изложил миру суть своего дела:

«Моя жена стала одной из новых жертв британской желтой прессы, которая начинает кампании против людей, не думая о последствиях. Это была жестокая кампания, набравшая обороты за прошедший год, когда она была беременна, а потом ухаживала за нашим новорожденным сыном...Я не в силах описать, насколько болезненно это было....Хотя подача иска может оказаться небезопасной, это - единственно правильное решение. Я больше всего боюсь, что история может повториться...я потерял мать, и теперь на моих глазах моя жена становится жертвой тех же могущественных сил».

Наш судебный иск освещался в прессе не столь широко, как тот факт, что Мег посмела захлопнуть дверь своей машины. Фактически, он вообще почти не освещался. Тем не менее, друзья о нем узнали. Многие писали сообщения: «Почему сейчас?».

Очень просто. Через несколько дней британское законодательство о неприкосновенности личной жизни должно было измениться в пользу таблоидов. Мы хотели, чтобы наше дело рассмотрели до того, как в игру введут кривую биту.

Кроме того, друзья спрашивали: «Зачем вообще подавать иск, если тебя так превозносят в прессе? Турне по Южной Африке стало триумфом, о нем писали очень положительно».

Я объяснил: «В том-то и дело. Дело не в том, что мы хотим или нуждаемся в хорошей прессе. Мы не хотим, чтобы им сошли с рук оскорбления. И ложь. Особенно, ложь, которая может уничтожить невинных людей».

Возможно, ответ мой звучал несколько по-фарисейски. Возможно, это было белое пальто. Но вскоре после объявления о подаче иска мне придала сил действовать энергичнее ужасающая статья в «Express».

«Как цветы Меган Маркл могли угрожать жизни принцессы Шарлотты».

Этот новый «скандал» был связан с цветочными коронами наших подружек невесты, это было больше года назад. В коронах оказалось несколько ландышей, они могут быть ядовиты для детей. При условии, что дети их съедят.

Даже в таком случае это вызовет дискомфорт, родителям придется побеспокоиться, но лишь в очень редких случаях возможен летальный исход.

Ничего, что эти короны составил королевский флорист. Ничего, что это «опасное решение» приняла не Мег. Ничего, что другие невесты королевского дома, включая Кейт и мою маму, тоже использовали ландыши.

Это всё неважно. История Меган-Убийцы просто слишком хороша.

Статья сопровождалась фотографией моей бедной маленькой племянницы в цветочной короне, лицо искажено пароксизмом страдания, или она просто чихает. Рядом - фотография Мег, которую, похоже, совсем не волнует близящаяся смерть этого ангельского ребенка.

Меня пригласили в Букингемский дворец. Обед с бабушкой и папой. Приглашение содержалось в лаконичном электронном письме от Пчелы, и тон письма был вовсе не «Вы не против заглянуть на обед?».

Скорее: «Притащи свою задницу сюда».

Я надел костюм и прыгнул в машину.

Первыми, кого я увидел, войдя в комнату, были Пчела и Оса. Западня. Я думал, это будет семейный обед. Оказывается, нет.

Один, без сотрудников, без Мег, я подвергся нападкам из-за своего иска. Отец сказал, что это очень вредит репутации семьи.

- Как это?

- Усложняет наши связи со средствами массовой информации.

Усложняет. Именно. .

Что бы ты ни делал, это повлияет на всю семью.

- То же самое можно сказать и о ваших действиях и решениях. Они влияют и на нас. Когда, например, вы обедаете и пьете вино с журналистами и редакторами, которые нападают на меня и на мою жену...

Пчела или Оса подскочили, чтобы напомнить:

- Связи с прессой необходимы...Сэр, мы ведь это обсуждали раньше!

- Связи - да, необходимы. Но - не порочащие связи.

Я попробовал применить новую тактику:

- Все в этой семье подавали иски против прессы, даже бабушка. Почему сейчас - другое дело?

Стрекот сверчков. Молчание.

Потом мы еще поспорили, и я сказал:

- У нас не было другого выхода. И нам не пришлось бы подавать иск, если бы вы нас защищали. А заодно - и монархию. Не защитив мою жену, вы оказали себе медвежью услугу.

Я посмотрел на сидящих за столом. Каменные лица. Это - непонимание? Когнитивный диссонанс? Долгосрочная миссия в игре? Или...они действительно не знают? Неужели они находятся так глубоко в пузыре внутри пузыря, что действительно не понимают, насколько всё плохо?

Например, журнал «Tatler» процитировал слова старого выпускника Итона, заявившего. что я женился на Мег, потому что «иностранки» вроде нее «проще», чем девушки «с правильным просихождением».

А в «Daily Mail» написали, что Мег «движется наверх», потому что за последние 150 лет поднялась «из рабов в члены королевской семьи».

А в социальных сетях Мег постоянно называли «девушкой для яхт», эскортницей, охотницей за деньгами, шлюхой и черномазой лахудрой. Иногда - в комментариях на всех трех страницах Дворца в социальных сетях, и никто их не удалял.

Или такой твит: «Дорогая герцогиня, не могу сказать, что я вас ненавижу, но надеюсь, что в ближайшем будущем вы окажетесь в бассейне с акулами».

А девушка Джо Марни, лидера Партии независимости Соединенного Королевства, публиковала расистские посты, в одном из них утверждалось, что моя «черная американская» невеста «запятнала» королевскую семью, готовя почву для появления «черного короля», в другом мисс Марни заявляла, что никогда не переспит с «негром».

«Это - Британия, а не Африка».

«Mail» жаловалась, что Мег никак не может убрать руки от пузика, всё время трет его и трет, словно она - суккуб.

Ситуация настолько вышла из-под контроля, что семьдесят две представительницы двух главных партий в Парламенте осудили «колониальный оттенок» статей о герцогине Сассекской в прессе.

Но всё это не заслуживало ни одного публичного или частного комментария от моих родственников.

Своему поведению они искали рациональное объяснение - говорили, что Камилле достается то же самое. И Кейт. Но это - другое. В рамках одного исследования изучили четыреста подлых твитов о Мег. Команда исследователей данных и компьютерных аналитиков выяснила, что лавина ненависти вовсе не была похожа на то, с чем сталкивались Камилла или Кейт. Твит, в котором Мег назвали «Королевой Острова Обезьян», не имел исторических прецедентов или аналогов.

И дело тут вовсе не в оскорбленных чувствах или задетом самолюбии. Ненависть оказывает физическое воздействие. Сотни научных исследователей доказывают, как вредна для человека открытая ненависть и осмеяние. А более широкий социальный эффект даже еще более ужасающ. Люди определенного типа более склонны к такой ненависти, она их заводит. Отсюда - упаковка омерзительного белого порошка, которую прислали в наш офис с омерзительной расистской запиской.

Я посмотел на бабушку, посмотрел на всех, присутствующих в комнате, и напомнил им, что мы с Мег справляемся с абсолютно уникальной ситуацией, и делаем всё сами. Наших преданных сотрудников слишком мало, они слишком молоды и им не хватает финансирования.

Пчела и Оса хмыкнули и сказали, что нам следует знать вот что: у нас недостаточно средств.

Следует знать? Я ответил, что постоянно их просил, их всех, и один из наших главных помощников тоже много раз посылал запросы.

Бабушка посмотрела на Пчелу и Осу:

- Это правда?

Пчела посмотрел бабушке в глаза и ответил, пока Оса утвердительно кивал головой:

- Ваше Величество, мы не получали никаких просьб о помощи.

Мы с Мег пришли на «WellChild Awards», ежегодное мероприятие в честь детей, страдающих от серьезных заболеваний. Октябрь 2019-го года.

Я посещал это мероприятие много лет, поскольку являлся королевским покровителем организации с 2007-го года, и меня это всегда опустошало. Дети были такими храбрыми, родители так ими гордились и так были измучены. В тот вечер вручали награды за вдохновение и стойкость, а я вручал награду особо стойкому ребенку дошкольного возраста.

Я вышел на сцену, начал свою краткую речь, и тут увидел лицо Мег. Вспомнил о том, как год назад мы с ней пришли на такое мероприятие через несколько недель после того, как узнали результаты теста на беременность. Мы были полны надежд и волновались, как все будущие родители, а теперь нас дома ждет здоровый маленький мальчик. Мое сердце переполняла благодарность и симпатия, и я растерялся. Не в состоянии вымолвить ни слова, я схватил пюпитр и подался вперед. Ведущий, который дружил с моей матерью, подошел и похлопал меня по плечу. Это помогло - зал разразился аплодисментами, и у меня была минута, чтобы перенастроить голосовые связки. Вскоре после этого я получил смску от Уилла. Он был в турне в Пакистане. Написал, что я, очевидно, в бедственном положении, и это его беспокоит.

Я поблагодарил его за беспокойство и заверил, что у меня всё хорошо. Я разволновался перед полным залом больных детей и их родственников, потому что сам недавно стал отцом - в этом нет ничего необычного.

Уилл повторил, что у меня всё плохо. Снова сказал, что мне нужна помощь.

Я напомнил ему, что прохожу курс психотерапии. На самом деле он сам недавно говорил, что хочет пойти со мной на сеанс, потому что подозревает, что мне там «промывают мозги».

- Ну вот и пойдем, - сказал я. - Тебе это будет полезно. Нам обоим будет полезно.

Он так и не пошел..

Стратегия Уилла была абсолютно понятной: я нездоров, следовательно, делаю глупости. И всё, что я делаю, можно поставить под сомнение.

Я с трудом сдерживался, чтобы не нагрубить ему в смсках. Тем не менее, наш разговор перерос в спор, длившийся трое суток. Дискуссия продолжалась до поздней ночи - никогда прежде не было у нас такой перепалки в смсках. Мы злились, но настолько не понимали друг друга, словно говорили на разных языках. Сейчас я понял, что мой наихудший страх стал реальностью: после месяцев терапии, после тяжелой работы над собой с целью стать более осознанным и независимым я оказался чужим для собственного старщего брата. Он больше не воспринимает меня, как родственника, не может меня терпеть.

Или, возможно, это - просто стресс последних нескольких лет, последних нескольких десятилетий наконец вылился наружу.

Я сохранил сообщения Уилла. Они до сих пор у меня. Я иногда их перечитываю с грустью и недоумением, спрашивая себя: «Как мы вообще до такого дошли?».

В последних сообщениях Уилл писал, что любит меня. Очень обо мне беспокоится. Сделает всё необходимое, чтобы мне помочь.

Написал, чтобы я никогда в этом не сомневался.

Мы с Мег обсуждали отъезд, но на этот раз речь шла не о том, чтобы провести денек в Умблдоне или уик-энд с Элтоном.

Мы говорили о побеге.

Наш друг знал кого-то, кто может сдать нам дом на острове Ванкувер. Тихий, зеленый, кажется, вдали от цивилизации. Друг сказал, что добраться туда можно только на пароме или на самолете.

Ноябрь 2019-го года.

Мы прибыли туда с Арчи, Гаем, Пулой и няней под покровом тьмы, в грозовую ночь, и несколько дней пытались прийти в себя. Это было несложно. Нам больше не нужно было с утра до вечера думать, что на нас могут напасть из засады. Дом находился на краю искрящегося зеленью леса, здесь был огромный сад, где Арчи мог играть с собаками, почти рядом - чистое холодное море. У меня была возможность плавать по утрам для укрепления здоровья. И главное - никто не знал, где мы находимся. Мы мирно ходили в походы, плавали на каяках, играли в игры.

Через несколько дней нам понадобились запасы. Мы робко высунулись из дома, поехали в ближайшую деревню, пошли по тротуару, как люди в фильме ужасов. Откуда последует нападение? С какой стороны?

Но ничего не произошло. Никто не был в шоке. На нас никто не смотрел. Никто не доставал айфоны. Все знали или чувствовали, что с нами что-то происходит. Нас пропускали, давая понять, что нам здесь рады, нам дружелюбно улыбались и махали. Нам дали понять, что мы - часть сообщества. Благодаря местным жителям мы почувствовали себя нормальными.

На шесть недель.

А потом «Daily Mail» опубликовала наш адрес.

Через несколько часов приплыли лодки. Вторжение с моря. Каждая из лодок ощетинилась длиннофокусными телеобъективами, словно пушками на борту, и все телеобъективы были направлены на наши окна. На нашего сына.

С играми в саду покончено.

Мы схватили Арчи и потащили его в дом.

Они фотографировали через окна кухни, как он ест.

Мы задернули шторы.

Когда мы в следующий раз поехали в город, по маршруту нас встречали сорок папарацци. Сорок. Мы посчитали. Некоторые отправились за нами в погоню. В нашем любимом маленьком универмаге повесили печальное объявление «Журналистам вход воспрещен».

Мы поспешно вернулись домой, еще плотнее задернули шторы, в доме снова воцарились вечные сумерки.

Мег сказала, что круг замкнулся. Она вернулась в Канаду и боится открыть шторы.

Но штор оказалось недостаточно. Камеры слежения на заборе заднего двора вскоре зафиксировали мужчину, худого, как скелет: он ходил вокруг, вынюхивал, искал способ пробраться внутрь. И фотографировал через забор. Одет он был в замызганную дутую безрукавку, грязные брюки едва скрывали поношенные туфли, выглядел он так, словно способен на любую низость. На любую. Звали его Стив Деннетт. Он был папарацци-фрилансером, уже шпионил за нами раньше по заказу «Splash!».

Он был насекомым-вредителем. Но, возможно, скоро пришлют еще кого-то похуже.

Мы решили, что больше здесь оставаться нельзя.

И что дальше...?

Сколь бы недолгой ни была наша свобода, ее вкус заставил нас задуматься. Что, если жизнь может быть такой...всегда? Что, если бы мы могли хотя бы часть года проводить где-то далеко, продолжая работать на королеву, но вне досягаемости журналистов?

Свободны. Свободны от британской прессы, свободны от драмы, свободны от лжи. Но также свободны и от мнимого «интереса общественности», которым оправдывали оголтелые репортажи о нас.

Вопрос только,...где?

Мы обсуждали Новую Зеландию. Южную Африку. Может быть, проводить полгода в Кейптауне? Это могло бы сработать. Подальше от нервотрепки, но поближе к моим консервационным работам и к восемнадцати другим странам Содружества.

Я уже высказывал эту идею бабушке. Она даже ее одобрила. Потом я рассказал о своей идее папе в Кларенс-Хаузе в присутствии Осы. Папа сказал, чтобы я изложил свою идею в письменной форме, я немедленно так и сделал. Через несколько дней идея была изложена на бумаге и вызвала большой скандал. Так что сейчас, в конце декабря 2019-го года, когда я, болтая с папой по телефонгу, сказал, что мы еще более серьезно настроены проводить часть года за пределами Британии, я вовсе не удивился, когда он сказал, что мне следует изложить свою идею в письменной форме.

- Да, хм, я это уже делал. Наш план сразу же слили и уничтожили.

- Мальчик мой, я не смогу тебе помочь, если ты не изложишь свой план в письменной форме. Такие вещи утверждает правительство.

О боже...

Так что в первые дни января 2020-го года я отправил отцу письмо с водяными знаками, в котором в развернутой форме изложил свою идею, перечислили ключевые моменты и подробности. В последовавшей за этим переписке под грифом «Совершенно секретно» я развивал важную тему: мы готовы принести любые жертвы, необходимые для обретения мира и безопасности, готовы даже отказаться от своих титулов герцогов Сассекских.

Я позвонил папе, чтобы узнать, что он об этом думает.

Он не подошел к телефону.

Вскоре я получил от него длинное электронное письмо, он писал, что нам нужно сесть и всё это обсудить лично. Он хочет, чтобы мы как можно скорее вернулись.

- Папа, тебе повезло! Мы возвращаемся в Британию через несколько дней, чтобы повидаться с бабушкой. Так что...когда мы с тобой встретимся?

- Не раньше, чем в конце января.

- Что? Это больше месяца.

- Я в Шотландии. Не смогу вернуться раньше.

Я написал:

- Я действительно надеюсь, что в ходе нашего дальнейшего общения наша переписка не станет достоянием общественности и всё это не превратится в цирк.

Папин ответ прозвучал, как серьезная угроза:

- Если ты будешь упорно действовать в этом направлении до того, как мы встретимся и всё обсудим, это будет считаться неповиновением перед королевой и мной.

Третьего января я позвонил бабушке.

Сказал, что мы возвращаемся в Британию, и хотелось бы с нею повидаться.

Сказал ей без обиняков, что мы надеемся обсудить с ней свой план по разработке нового рабочего мехзанизма.

Бабушка не обрадовалась, но и не была шокирована. Она знала, как мы несчастны, и понимала, что этот день скоро настанет.

Я чувствовал, что нужно просто поговорить с бабушкой, и нашим суровым испытаниям придет конец.

Я спросил:

- Бабушка, ты свободна?

- Да, конечно! Я свободна всю неделю. Ежедневник пуст.

- Прекрасно. Мы с Мег придем на чай, а потом поедем обратно в Лондон. На следующий день у нас мероприятие в Канадском доме.

- Вы устанете после путешествия. Хотите остаться здесь?

Под словом «здесь» бабушка подразумевала Сандрингэм. Да, так будет проще, о чем я ей и сказал.

- Это было бы чудесно, спасибо.

- Ты планируешь повидаться и с отцом?

- Я спрашивал, но он сказал, что это невозможно. Он в Шотландии, и не сможет приехать до конца месяца.

В трубке раздался какой-то тихий звук - вздох или понимающее ворчание. Мне пришлось рассмеяться.

Бабушка сказала:

- Только одно могу сказать по этому поводу.

- Что именно?

- Твой отец всегда делает то, что хочет.

Несколько дней спустя, пятого января, когда мы с Мег сели в самолет в Ванкувере, я получил истерическое сообщение от сотрудника, который, в свою очередь, получил истерическое сообщение от Пчелы. Бабушка не сможет со мной встретиться. «Сначала Ее Величество думала, что это возможно, но оказалось, что нет...Герцог Сассекский не может приехать завтра в Норфолк. Ее Величество может назначить другую встречу в этом месяце. Никакие заявления о чем-либо не могут быть сделаны до проведения такой встречи».

Я сказал Мег:

- Они не дают мне встретиться с моей собственной бабушкой.

Когда мы приземлились, я решил всё равно поехать в Сандрингэм. К черту Пчелу. Кто он такой, чтобы помешать мне встретиться с бабушкой? Я представлял, как нашу машину останавливает у ворот охрана Дворца. Представлял, как мы прорываемся мимо охраны, разбиваем ворота капотом. Веселая фантазия, приятный способ скоротать время поездки из аэропорта, но нет. Не надо торопить события.

Когда мы приехали в Фрогмор, я снова позвонил бабушке. Я представлял, как телефон звонит на ее столе. Я буквально слышал этот звонок: «Дзенннь», словно звонок красного телефона в палатке повышенной боевой готовности.

- Войска в соприкосновении с противником!

Потом я услышал ее голос.

- Алло.

- Привет, бабушка, это Гарри. Должно быть, я неправильно тебя понял на днях, когда ты сказала, что на сегодня у тебя ничего не запланировано.

- Появилось кое-что, о чем я не знала.

Голос у нее был странный.

- Бабушка, можно я заскочу к тебе завтра?

- Хм. Ну. Я занята всю неделю.

И добавила, что, во всяком случае, так ей сказал Пчела...

- Бабушка, он там рядом с тобой в комнате?

Бабушка ничего не ответила.

Сара сообщила нам, что «The Sun» собирается опубликовать статью, в которой говорится, что герцог и герцогиня Сассекские отказываются от своих королевских обязанностей, чтобы проводить больше времени в Канаде. Нам сказали, что главный автор статьи - маленький грустный человечек, редактор рубрики «Шоу-бизнес» этой газеты.

Почему - он? Почему из всех людей именно парень, занимающийся шоу-бизнесом?

Потому что потом он переквалифицировался в кого-то вроде квазикоролевского корреспондента, в основном - благодаря силе своих тайных связей с очень близким другом секретаря Уилла по связям с общественностью, который скармливал журналисту банальные (и в основном - фейковые) сплетни.

Он определенно получил неверную информацию, точно так же, как во время предыдущего своего большого «эксклюзива» - Диадемагейта. И он столь же уверенно как можно быстрее скормил эту историю газете, потому что, похоже, работал по согласованию с Дворцом, а придворные были полны решимости опередить нас и раскрутить эту историю. Мы этого не хотели. Мы не хотели. чтобы кто-то еще сообщил нашу новость и начал ее раскручивать.

Нам нужно сделать срочное заявление.

Я снова позвонил бабушке, рассказал ей о «The Sun», сказал, что нам нужно поторопиться с заявлением. Она поняла. Разрешила сделать заявление, «пока спекуляции на этой теме не достигли широких масштибов».

Я не рассказал бабушке, о чем именно будет речь в нашем заявлении. Она не спросила. Но я и сам пока не знал. Сообщил ей суть и некоторые основные подробности, изложенные мной в докладной записке, которую от меня требовал папа и которую она видела.

Формулировку нужно уточнить. Заявление должно быть вежливо спокойным. Мы не хотим никого обвинять, не хотим добавлять масло в огонь. Наше заявление не должно стать темой для новых спекуляций.

Написать такое заявление - огромная проблема.

Вскоре мы поняли, что это невозможно: мы не успеем написать свое заявление первыми.

Мы открыли бутылку вина. Маленький человечек повторял: «Продолжаем, продолжаем».

Он продолжал. «The Sun» опубликовала статью поздно ночью, и вот - на первой полосе утреннего выпуска.

Заголовок: «СНИМАЕМ ШЛЯПУ!».

Как и ожидалось, в статье наш отъезд был изображен как беззаботное, бесшабашное и гедонистическое прожигание жизни, а не осторожное отступление и попытка спасти себя. Кроме того, статья содержала показательную подробность о том, что мы предлагаем отказаться от своих титулов герцогов Сассекских. В мире существовал только один документ, в котором упоминалась эта подробность - мое частное и конфиденциальное письмо отцу.

Шокирующе, убийственно мало людей имело доступ к этому письму. Мы не сообщали о нем даже нашим самым близким друзьям.

Седьмое января, мы еще поработали над проектом заявления, выступили перед публикой, встретились со своими сотрудниками. Наконец, зная, что готовится утечка еще большего количества подробностей, восьмого января мы спрятались в недрах Букингемского дворца, в одной из главных парадных комнат, с двумя нашими самыми высокопоставленными сотрудниками.

Мне всегда нравилась эта парадная комната. Ее бледные стены, сияние хрустальной люстры. Но сейчас эта люстра показалась мне особенно очаровательной, и я подумал: «Неужели так было всегда? Неужели она всегда выглядела...так по-королевски?».

В углу парадной комнаты стоял огромный деревянный стол. Мы использовали его для работы. Сидели за столом по очереди и печатали на ноутбуке. Пробовали подставить разные фразы. Мы хотели сказать, что уменьшаем свою роль, отступаем, но не спускаемся вниз. Тяжело найти точную формулировку, верный тон. Серьезный, но уважительный.

Время от времени мы по очереди располагались в стоящем рядом кресле, или давали отдых глазам - смотрели в одно из огромных окон, выходящих в сад. Когда мне нужен был более длительный перерыв, я растягивался на ковре цвета волн океана. Маленькая дверца в дальнем левом углу комнаты вела в Бельгийский кабинет, где мы с Мег однажды провели ночь. В ближнем углу было две высокие двери, именно такие двери люди представляют себе, когда слышат слово «дворец». Эти двери вели в комнату, в которой я присутствовал на множестве коктейльных вечеринок. Я вспомнил эти собрания, все те прекрасные моменты, которые пережил в этом дворце.

Вспомнил: в комнате за следующей дверью семья всегда собиралась, чтобы выпить перед рождественским обедом.

Я вышел в холл. Здесь стояла высокая красивая рождественская ель, ярко освещенная. Я стоял перед ней и предавался воспоминаниям. Снял два украшения - мягких маленьких корги, и отнес сотрудникам. Каждому - по корги. Сказал им, что это - сувенир на память об этой странной миссии.

Они были тронуты. Но чувствовали себя немного неловко.

Я заверил их:

- Никто по ним скучать не будет.

Мои слова прозвучали двусмысленно.

В конце дня, когда мы приближались к окончательной версии заявления, наши сотрудники начали волноваться. Вслух выражали обеспокоенность, не станет ли известно об их участии во всем этом? А если станет известно, не повлияет ли это на их карьеру? Но в основном они были воодушевлены. Чувствовали, что они - на правильной стороне, оба читали все эти оскорбления в прессе и социальных сетях, появлявшиеся много месяцев.

В шесть часов вечера всё было готово. Мы собрались вокруг ноутбука и в последний раз прочитали проект заявления. Наш сотрудник написал сообщения личным секретарям бабушки, папы и Уилла, рассказал, что скоро произойдет. Секретарь Уилла ответил сразу:

- Это будет взрыв ядерной бомбы.

Конечно, я знал, что многие британцы будут шокированы и расстроены, меня подташнивало от волнения. Но им пора узнать правду, я был уверен, что они поймут.

Один из сотрудников спросил:

- Мы это сделаем?

Мы с Мег ответили хором:

- Да. У нас нет выбора.

Мы отправили заявление своему сммщику. Через минуту оно появилось на нашей странице в Инстаграме, на единственной платформе, которая была нам доступна. Мы обнялись, вытерли слёзы и быстро собрали свои вещи.

Мы с Мег вышли из Дворца и прыгнули в машину. Когда мы мчались в Фрогмор, новость уже сообщали по радио. На всех радиостанциях. Мы включили одну станцию. «Меджик ФМ». Любимая станция Мег. Слушали, как радиоведущий разводил типично британскую злобную мыльную пену. Мы пожали друг другу руки и улыбнулись телохранителю на переднем сиденье. Потом все мы молча смотрели в окно.

Через несколько дней была назначена встреча в Сандрингэме. Не помню, кто назвал это «Сандрингэмским саммитом». Подозреваю, что кто-то из журналистов.

По дороге туда я получил от Марко сообщение о статье в «The Times».

Уилл заявил, что мы с ним теперь - «самостоятельные единицы».

- Я всю жизнь поддерживал брата, но больше не могу это делать, - сказал Уилл.

Мег вернулась в Канаду, чтобы быть рядом с Арчи, так что на этот саммит я приехал один. Я приехал заранее, надеясь быстро переговорить с бабушкой. Она сидела на скамье у камина, я сел рядом. Увидел, что Оса всполошился. Он выскользнул из комнаты и несколько секунд спустя вернулся с папой, который сел рядом со мной. Сразу после него пришел Уилл, который посмотрел на меня так, словно собрался убить: «Привет, Гарольд». Он сел напротив меня. Вот уж действительно, самостоятельные единицы.

Когда все участники прибыли, мы пересели за длинный стол для заседаний, бабушка села во главе. Перед каждым участником лежал блокнот с королевским гербом и карандаш.

Пчела и Оса вкратце изложили ситуацию. Тема прессы возникла довольно быстро. Я сослался на их жестокое и преступное поведение, сказал, что журналистам очень помогли. Эта семья попустительствовала газетам или даже обхаживала их, некоторые сотрудники прямо работали с прессой, инструктировали, предоставляли истории, иногда вознаграждали и чествовали. Во многом из-за прессы мы оказались в этой кризисной ситуации - бизнес-модель журналистов требовала, чтобы мы пребывали в постоянном конфликте, но журналисты не были единственными виновниками ситуации.

Я посмотрел на Уилла. Вот подходящий для него момент вскочить, поддержать мои слова, рассказать о своем досадном опыте взаимодействия с папой и Камиллой. Вместо этого он пожаловался на статьи в утренних газетах, в которых высказывалось предположение, что мы уходим из-за него.

- Теперь меня обвиняют в том, что это я довел вас с Мег и выгнал из семьи!

Мне хотелось сказать: «Мы тут ни при чем...но представь, что бы ты чувствовал, если бы мы действительно слили эту информацию. Тогда ты понял бы, что мы с Мег чувствовали на протяжении последних трех лет».

Личные секретари обратились к бабушке по поводу «Пяти вариантов».

- Ваше Величество, вы видели «Пять вариантов».

Бабушка ответила утвердительно.

Мы все их видели. Их нам прислали по электронной почте, пять разных способов действовать. Вариант 1 предлагал сохранить статус-кво: мы с Мег не уезжаем, все пытаются вернуться в нормальное русло. Вариант 5 предусматривал полное увольнение - никакого королевского статуса, никакой работы на бабушку и никакой безопасности.

Вариант 3 - какой-то промежуточный. Копромис. Наиболее близкий к тому, что мы предлагали первоначально.

Я сказал всем собравшимся, что для меня главное - сохранить безопасность. Вот что волновало меня больше всего - физическая безопасность моей семьи. Я хотел предотвратить повторение истории, еще одну безвременную гибель вроде той, которая до основания потрясла эту семью двадцать три года назад и от которой мы до сих пор пытались оправиться.

Я проконсультировался с несколькими старожилами Дворца, с людьми, которые были знакомы с внутренними механизмами функционирования монархии и ее историей, все они сказали, что Вариант 3 - оптимальный для всех сторон. Мы с Мег будем жить где-то часть года, будем продолжать свою работу и поддерживать свою безопасность, будем прилетать в Британию для благотворительности, церемоний и мероприятий. Разумное решение, по словам старожилов Дворца. И наиболее выполнимое.

Из-за родственников мне, конечно, придется принять Вариант 1. А сами они склонялись к Варианту 5.

Мы обсуждали «Пять вариантов» почти час. Наконец, Пчела встал и обошел всех сидящих за столом, вручив каждому проект заявления, которое вскоре сделает Дворец. Там сообщалось о реализации Варианта 5.

- Подождите. Я запутался. У вас уже был проект заявления? До начала обсуждения? С сообщением о реализации Варианта 5? То есть, вы всё решили заранее? Это собрание - просто для видимости?

Никакого ответа.

Я спросил, были ли у них проекты других заявлений. С сообщениями о реализации других вариантов.

Пчела заверил меня, что да, конечно. Можно мне их посмотреть?

Он сказал, что, к сожалению, в принтере закончились чернила. Невероятно! Именно тогда, когда он собирался распечатать другие проекты!

Я рассмеялся:

- Это какая-то шутка?

Все отвернулись или опустили глаза на свои туфли.

Я повернулся к бабушке:

- Можно я выйду на минутку, пойду пройдусь?

- Конечно!

Я вышел из комнаты. Зашел в большой зал и побежал к леди Сьюзен, которая много лет работала на бабушку, и к мистеру Р., моему бывшему соседу сверху по барсучьей норе. Они увидели, что я расстроен, и спросили, могут ли они что-то для меня сделать? Я улыбнулся и ответил:

- Нет, спасибо.

Потом вернулся в комнату.

Там как раз обсуждали Вариант 3. Или это был Вариант 2? У меня от всего этого разболелась голова. Они меня просто замучили. Мне было абсолютно всё равно, какой мы примем вариант, главное, чтобы он обеспечил нам безопасность. Я попросил, чтобы нам оставили вооруженных полицейских охранников, которые охраняли меня и чья охрана была мне нужна с самого рождения. Мне никуда не разрешалось пойти без трех вооруженных телохранителей, даже когда я считался самым популярным в нашей семье, а сейчас я вместе с женой и сыном превратился в мишень беспрецедентной ненависти, а они здесь обсуждают главное предложение - забрать у меня охрану?

Безумие.

Я предложил компенсировать расходы на охрану из своего кармана. Я точно не знал, как это сделаю, но найду способ.

Я пытался сделать последнее предложение:

- Пожалуйста, послушайте. Мы с Мег не беспокоимся о привилегиях, мы хотим работать, служить стране - и оставаться в живых.

Мои слова звучали просто и убедительно. Все сидящие за столом кивали в знак согласия.

Встреча приближалась к концу, мы заключили базовое генеральное соглашение. Множество мельчайших подробностей этого гибридного соглашения будут улаживать в течение годового переходного периода, и в это время у нас будет охрана.

Бабушка встала. Мы все встали. Она вышла из комнаты.

У меня оставалось еще одно незаконченное дело. Я пошел искать офис Пчелы. К счастью, нактнулся на добрейшего бабушкиного пажа, который всегда меня любил. Спросил у него, где офис, он ответил, что сам меня отведет. Провел меня через кухню, по боковой лестнице и по узкому коридору.

- Вот сюда, - указал паж.

Я сделал еще несколько шагов и наткнулся на огромный принтер, из которого сыпались документы. Появился помощник Пчелы.

- Привет!

Я указал на принтер и спросил:

- Кажется, он отлично работает?

- Да, Ваше Королевское Высочество!

- Не сломан?

- Это он-то? Сэр, эта штуковина никогда не ломается!

Я спросил о принтере в офисе Пчелы:

- А там принтер работает?

- Конечно, сэр! Вам нужно что-то распечатать?

- Нет, спасибо.

Я пошел дальше по коридору. Всё вдруг показалось мне знакомым. Потом я вспомнил. В этом коридоре я спал на Рождество после возвращения с Южного полюса. Вот по коридору идет Пчела. Вперед. Видит меня и очень робеет...как для пчелы. Пчела знает, зачем я пришел. Он слышал жужжание принтера. Знал, что разбит:

- О, сэр, пожалуйста, сэр, не волнуйтесь об этом, это на самом деле не важно.

- Неужели?

Я прошел мимо Пчелы и спустился по лестнице. Кто-то предложил мне перед отъездом выйти с Уиллом на улицу. Освежиться.

- Хорошо.

Мы ходили туда-сюда вдоль тисовой изгороди. День был морозный. На мне была легкая куртка, Уилл был в джемпере, так что мы оба дрожали.

Меня снова поразила окружающая красота. Как и в парадной зале, я почувствовал, что никогда на самом деле не видел прежде этот дворец. Я подумал, что эти сады - Рай. Почему мы просто не можем ими наслаждаться?

Я приготовился, что мне будут читать нотации. Но этого не произошло. Уилл был подавлен. Он хотел слушать. Впервые за долгое время мой брат меня выслушал, и я был так ему благодарен.

Я рассказал Уиллу об одном бывшем сотруднике, который вредил Мег. Плел против нее заговоры. Рассказал о нынешнем сотруднике, чей близкий друг брал деньги за слив прессе личной информации обо мне и Мег. Я получил эти данные из источников, заслуживающих наивысшего доверия - от нескольких журналистов и адвокатов. Кроме того, я посетил Новый Скотланд-Ярд.

Уилл нахмурился. У них с Кейт были свои собственные подозрения. Он изучит этот вопрос.

Мы договорились продолжить разговор.

Я прыгнул в машину, и мне сразу же сообщили, что Дворец категорически отрицает достоверность истории о буллинге. Отказ от обвинений подписан никем иным, как...мной. И Уиллом. Безымянные «другие» прикрепили мое имя к словам, которые я даже никогда не видел - и что, я это так оставлю? Я остолбенел.

Я вернулся в Фрогмор. Следующие несколько дней я участвовал оттуда дистанционно в составлении окончательной версии заявления, которое было обнародовано 18-го января 2020-го года.

Дворец объявил, что герцог и герцогиня Сассекские согласились «отстраниться», что мы больше не представляем «официально» королеву, наши титулы «Королевских Высочеств» будут «временно отменены» в течение переходного года, и нам предложено вернуть Суверенный грант на восстановительный ремонт Фрогмор-Коттеджа.

Твердое «без комментариев» на вопрос о статусе нашей охраны.

Я полетел в Ванкувер. Дивное воссоединение с Мег, Арчи и собаками. Но даже через несколько дней я не чувствовал, что вернулся полностью. Часть меня еще оставалась в Британии. В Сандрингэме. Я часами был прикован к телефону и сидел в интернете, мониторя последствия. Раздражение прессы и троллей в наш адрес внушало тревогу.

«Никаких сомнений, это - оскорбление», - кричала «Daily Mail», созвавшая «суд присяжных английской прессы», чтобы рассмотреть наши «преступления». В состав жюри присяжных входил бывший пресс-секретарь королевы, который со своими коллегами по жюри присяжных постановил, что отныне нам «не следует надеяться на милосердие».

Я покачал головой. Никакого милосердия. Язык войны?

Очевидно, это был не просто гнев. Эти мужчины и женщины воспринимали меня как экзистенциальную угрозу. Если наше существование представляло угрозу для монархии, как утверждали некоторые, следовательно, мы создавали угрозу для всех, кто прикрывал монархию ради заработка.

Следовательно, нас нужно уничтожить.

Одна представительница этого сброда, которая написала обо мне книгу, что якобы доказывало, что я оплачиваю ее содержание, пошла на стриминговое телевидение и с уверенность начала там объяснять, что мы с Мег улетели из Британии, не спросив разрешения у бабушки. Она утверждала, что мы ни с кем это не обсудили, даже с папой. Она лгала так уверенно, что даже мне захотелось ей поверить, ее версия событий быстро превратилась во многих кругах в «правду». «Решение Гарри застало королеву врасплох!». Таков был распространенный нарратив. Я чувствовал, что это просочится в учебники истории, и представлял, как десятилетия спустя мальчикам и девочкам в Ладгроуве будут забивать в голову этот вздор.

Я не спал допоздна - размышлял над всем этим, изучал развитие событий и спрашивал себя: «Что не так с этими людьми? Почему они - такие?».

Это всё - просто из-за денег?

Разве не всегда было так? Всю свою жизнь я слышал, что люди называли монархию дорогим анахронизмом, а теперь мы с Мег послужили тому доказательством. На нашу свадьбу ссылались как на наглядную демонстрацию. Она стоила миллионы, а потом мы взяли и улетели. Неблагодарные.

Но на самом деле свадьбу оплатила семья, а огромная часть остальных расходов ушла на обеспечение безопасности, во многом охрана нам была нужна потому, что пресса провоцировала всплеск расизма и классовой ненависти. Эксперты по безопасности сказали нам, что снайперы и розыскные собаки - не просто для нас: они - для того, чтобы помешать снайперу расстрелять толпу на Большом променаде или террористу-смертнику - взорвать парадный маршрут.

Возможно, вопрос денег лежит в основе любого спора о монархии. Британии давно сложно определиться на этот счет. Многие поддерживают Корону, но и расходы беспокоят многих. Это беспокойство усиливается тем фактом, что сумма расходов неизвестна. Зависит от того, кто проводит подсчеты. Стоит ли что-то Корона налогоплательщикам? Да. Платит ли она целое состояние в казну? Тоже да. Способствует ли монархия развитию туризма, от которого получают выгоду все? Конечно. Владеет ли монархия землями, которые были захвачены и присвоены в те времена, когда система была несправедливой и богатство получали с помощью эксплуатации рабочих и бандитизма, аннексий и порабощения людей?

Кто смог бы это отрицать?

По результатам новейшего исследования, которое я нашел, монархия стоит среднему налогоплательщику пинту пива в год. Учитывая, как много хорошего делает монархия, инвестиция кажется довольно разумной. Но никто не хочет слушать аргументы принца в защиту монархии, так же, как никто не хочет слушать аргументы принца против монархии. Анализ затрат и выгод пусть проводят другие.

Естественно, эмоции в связи с этим вопросом у меня сложные, но моя окончательная позиция проста. Я всегда буду поддерживать свою королеву, своего главнокомандующего, свою бабушку. Даже когда ее не станет. Моя проблема никогда не была связана с монархией или концепцией монархии. Моя проблема связана с прессой и с теми нездоровыми отношениями, которые установились между журналистами и Дворцом. Я люблю Родину, люблю свою семью, и всегда буду любить. Мне просто жаль, что моя Родина и моя семья не поддержали меня во второй темнейший момент моей жизни.

И я верю, что однажды они оглянутся назад, и им тоже станет жаль, что они меня не поддержали.

У нас возник вопрос: «Где жить?».

Мы рассматривали Канаду. В целом она нам подходила. Мы там уже чувствовали себя, как дома. Мы могли представить, что проведем там всю оставшуюся жизнь. Если бы нам только удалось найти место, о котором не узнают журналисты, Канада могла бы стать ответом на вопрос.

Мег обратилась к другу в Ванкувере, который связал нас с агентом по недвижимости, и мы начали осматривать дома. Мы делали первые шаги, пытались мыслить позитивно. Говорили себе: «Неважно, где мы живем, пока Дворец выполняет свое обязательство, которое я воспринимал, как само собой разумеющееся обещание, поддерживать нашу безопасность».

Однажды вечером Мег спросила:

- Ты ведь не думаешь, что они когда-нибудь заберут у нас охрану?

- Никогда. Не при таком накале ненависти. Не после того, что случилось с моей матерью.

И не в свете того, что случилось с моим дядей Эндрю. Он впутался в постыдный скандал, его обвиняли в изнасиловании молодой женщины, а никто даже не заикался, что у него нужно забрать охрану. Какие бы претензии люди нам ни выдвигали, половых преступлений в списке не было. Февраль 2020 года.

Я разбудил Арчи после полуденного сна и пошел погулять с ним на лужайке. Было солнечно, холодно, и мы смотрели на воду, ворошили сухие листья, собирали камушки и веточки. Я целовал его круглые щечки, щекотал его, а потом посмотрел на экран телефона и увидел сообщение от начальника нашей службы охраны Ллойда.

Ему необходимо со мной встретиться.

Я отнес Арчи через сад и передал Мег, потом пошел по сырой траве в коттедж, в котором остановился Ллойд с другими охранниками. Мы сели на лавочку, оба мы были в пуховиках. За спиной мягко перекатывался прибой, Ллойд сказал, что у нас забрали охрану. Ему приказали уехать со всей командой.

- Нет, они не могли.

- Я склонен с вами согласиться. Но они смогли.

А как же переходной год.

Ллойд сказал, что уровень угрозы для нас по-прежнему остается выше, чем практически для всех членов королевской семьи, работающих на королеву. Но указ принят, и никто спорить не будет.

Я сказал: «Ну вот, приехали. Самый страшный кошмар стал явью. Худший из худших вариант развития событый. Любой злодей в мире теперь сможет нас найти, и остановить его теперь смогу только я с пистолетом».

- Ой, погодите. У меня нет пистолета. Я в Канаде.

Я позвонил папе. Он не ответил.

Потом я получил смску от Уилла: «Можешь разговаривать?».

Прекрасно. Я был уверен, что после нашей недавней прогулки в саду Сандрингэма старший брат проникся ко мне сочувствием. Что это будет шаг вперед.

Уилл сказал, что это - решение правительства. Ничего нельзя было сделать.

Ллойд упрашивал свое начальство в Британии хотя бы перенести срок отозвания его и его команды на другую дату. Он показывал мне электронные письма. Он писал: «Мы не можем просто...оставить их там!».

Адресат отвечал: «Решение принято. С 31-го марта они предоставлены сами себе».

Я пытался найти новую охрану. Советовался с консультантами, готовил смету. Заполнил блокнот результатами исследований. Дворец дал мне конакты фирмы, где мне назвали цену. Шесть миллионов в год.

Я медленно повесил трубку.

Посреди всей этой тьмы пришла ужасная новость о том, что моя давняя подруга Кэролайн Флэк покончила с собой. По-видимому, больше не могла выдержать всё это. Год за годом ее постоянно оскорбляли в прессе, и ее это, в конце концов, сломало. Я чувствовал, какой это ужас для ее семьи. Помню, как они страдали из-за того, что она совершила смертный грех - встречалась со мной.

Она была такой светлой и веселой в вечер нашей встречи. Воплощение беззаботности.

Тогда было просто невозможно представить, что всё закончится вот так.

Я сказал себе, что это - важное напоминание. Я вовсе не драматизировал, не предупреждал о том, что никогда не случится. То, с чем столкнулись мы с Мег, было действительно вопросом жизни и смерти.

А время истекало.

В марте 2020-го года ВОЗ объявила о начале мировой пандемии, и Канада начала обсуждать возможность закрытия границ.

Мег ни минуты не сомневалась:

- Они точно собираются закрыть границы, так что нам нужно найти какую-то другую страну, в которую можно поехать...и туда добраться.

Мы поговорили с Тайлером Перри, актером, режиссером и сценаристом. Совершенно неожиданно он прислал Мег письмо перед свадьбой, написал ей, что она не одна, что он видел, что происходит. Сейчас мы общались с ним по FaceTimе, мы с Мег пытались храбриться, но в душе был раздрай.

Тайлер заметил. Спросил, в чем дело.

Мы изложили ему основные факты, рассказали, что у нас забирают охрану, закрывают границы. Некуда вернуться.

- Ой. Да, это как-то много. Но...просто дышите. Дышите.

Вот в чем проблема. Мы задыхались.

- Послушайте...переезжайте в мой дом.

- Что?

- В мой дом в Лос-Анджелесе. Там закрываются ворота, дом охраняется - вы там будете в безонасности. Я обеспечу вам безопасность.

Он объяснил, что путешествует, работает над проектом, так что дом пустует, ждет нас.

Это слишком. Слишком щедро.

Но мы приняли предложение. С радостью.

Я спросил, почему он это делает.

- Моя мама.

- Ваша...?

- Моя мама очень любила вашу маму.

Меня это полностью застало врасплох. Он сказал:

- После того как ваша мама посетила Гарлем, это и началось. В книге Максин Перри говорится о том, что ваша мама была просто неспособна совершить плохой поступок.

Потом он сказал, что его мать умерла десять лет назад, но он до сих пор горюет.

Я хотел сказать, что потом станет легче.

Но не сказал.

Дом был настоящим Ксанаду. Высокие потолки, бесценные произведения искусства, красивый бассейн. Роскошно, но, главное, сверхбезопасно. К дому прилагается охрана, которую оплачивает Тайлер.

Последние дни марта 2020-го года мы провели, изучая дом и распаковывая вещи. Пытаясь соринтероваться. Залы, гардеробы, спальни - кажется, никогда здесь не закончатся помещения, которые нужно исследовать, ниши, в которых будет прятаться Арчи.

Мег познакомила Арчи с домом. Посмотри на эту статую! Посмотри на этот фонтан! Посмотри на этих колибри в саду!

В парадном зале висела картина, показавшаяся ему особенно интересной. Он начал каждый день подолгу ее рассматривать. Сцена из истории Древнего Рима. Мы спрашивали друг друга, почему.

Мы понятия не имели.

Через неделю мы уже чувствовали себя в особняке Тайлера как дома. Через несколько месяцев Арчи сделал свои первые шаги в саду, это было на пике мирового локдауна из-за пандемии. Мы аплодировали, обнимали его, подбадривали. На мгновение я подумал, как было бы здорово сообшить эту новость его дедушке или дяде Уиллу.

Сделав первые шаги, Арчи вскоре помаршировал к своей любимой картине в парадном зале. Уставился на картину и начал узнавающе гугукать.

Мег наклонилась, чтобы посмотреть поближе.

Впервые заметила табличку с названием на раме.

Богиня охоты. Диана.

Когда мы сказали об этом Тайлеру, он сказал, что не знал об этом. Даже забыл, что картина там висит.

Он сказал:

- У меня от этого мурашки по коже.

- У нас - тоже.

Поздно ночью, когда все засыпали, я шел по дому, проверяя двери и окна. Потом сидел на балконе или на краю сада и забивал косяк.

Окна дома выходили в долину, на склоне холма было много лягушек, я слушал поздней ночью их песни, вдыхал аромат цветов. Лягушки, ароматы, деревья, большое звездное небо - всё это напоминало Ботсвану.

Но я подумал, что, может быть, это - не просто флора и фауна.

Может быть, это больше - чувство безопасности. Или - жизни.

Мы были способны делать очень многое. И у нас было много работы. Мы основали фонд, я восстановил контакты в сфере консервации. Мы снова начали контролировать ситуацию...а потом журналисты как-то узнали, что мы - в доме Тайлера. Им понадобилось на это ровно шесть недель, как и с Канадой. Вдруг над головой начали летать дроны, через дорогу от нас появились папарацци. На противоположном краю долины появились папарацци.

Они прорубили дырку в заборе.

Мы залатали дырку в заборе.

Мы больше не решались выйти из дома. Сад был у папарацци как на ладони.

Потом появились вертолеты.

Очень жаль, но нам нужно улететь. Нужно найти что-то новое, и побыстрей, а это значит, что нам придется платить за охрану. Я снова взялся за свои записные книжки, снова начал обращаться в охранные фирмы. Мы с Мег решили подсчитать, сколько охраны мы можем себе позволить и какой дом можем арендовать. Именно когда мы проводили ревизию своего бюджета, пришло сообщение: папа перестает оплачивать мое содержание.

Я осознавал абсурдность ситуации: мужчине давно за тридцать, а папа перестанет его содержать. Но папа был не просто моим папой, он был моим боссом, моим банкиром, главным бухгалтером, хранителем моего кошелька всю мою взрослую жизнь. Забрать мое содержание - значит уволить меня без компенсации и толкнуть в пропасть без страховки. Я всю жизнь получал содержание и стал просто нетрудоспособен.

Я чувствовал себя так, словно меня открамливали на убой. Кормили молоком, как молочного теленка. Я никогда не хотел зависеть от папы финансово. Меня против воли поставили в это абсурдное положение, поместили в это бесконечное «Шоу Трумана», в котором я почти никогда не держал в руках деньги, никогда у меня не было своей машины, я никогда не держал в руках ключ от дома, ни разу ничего не заказал в интернете, не получил ни одной посылки с «Амазона», почти никогда не ездил в метро. (Один раз в Итоне, когда ехал в театр). В газетах меня называли Нахлебником. Но между тем, чтобы быть нахлебником, и запретом учиться независимости - большая разница. Десятилетиями мне жестко и планомерно не позволяли взрослеть, а теперь вдруг бросили, и высмеивают за незрелость? За то, что я не стою на ногах самостоятельно?

Вопрос, как платить за дом и охрану, не давал нам с Мег спать по ночам. Мы говорили, что я всегда могу потратить часть наследства, полученного от мамы, но это была крайняя мера. Мы считали, что эти деньги принадлежат Арчи. И его брату или сестре.

Именно тогда мы узнали, что Мег беременна.

Мы нашли дом. С большой скидкой. Прямо на побережье, в пригороде Санта-Барбары. Много комнат, большой сад, лазалки, даже пруд с карпами кои.

Агент по недвижимости предупрндил, что у карпов кои - стресс.

У нас - тоже. Так что мы с ними отлично поладим.

Агент объяснил:

- Нет, карпам кои необходим особый уход. Вы должны нанять для этого специального человека.

- Хм. А где найти такого человека?

Агент точно не знал.

Мы рассмеялись. Проблемы первого мира. Мы совершили экскурсию. Дом - мечта. Мы попросили Тайлера тоже посмотреть, он сказал: «Покупайте». Так что мы собрали деньги на первый взнос, взяли ипотеку и в июле 2020-го года переехали.

Сам переезд занял всего несколько часов. Все наши пожитки уместились в тринадцать чемоданов. В первый свой вечер в новом доме мы тихо выпили, чтобы отметить переезд, зажарили цыпленка и рано легли спать.

Мы сказали себе, что всё хорошо.

Но Мег всё равно испытывала огромный стресс.

Она не могла не думать о своем судебном процессе против таблоидов. «The Mail» использовала свои старые трюки. Их первые саркастические заметки в свою защиту были просто смехотворны, так что теперь они попытались внедрить новую линию защиты, еще более смехотворную. Аргумент у них был следующий: они опубликовали письмо Мег к отцу из-за статьи в журнале «People», в котором цитировались анонимные высказывания множества друзей Мег. Таблоиды утверждали, что Мег инспирировала эти цитаты, фактически, использовала своих друзей в качестве спикеров, так что «The Mail» имеет полное право опубликовать ее письмо к отцу.

Более того, таблоиды хотели, чтобы имена прежде анонимных друзей Мег приобщили к делу, чтобы просто их уничтожить. Мег была полна решимости сделать всё, что в ее силах, чтобы этому помешать. Она не ложилась допоздна, ночь за ночью, пытаясь разработать план спасения этих людей, и вот теперь, в первое наше утро в новом доме, Мег пожаловалась на боль в животе.

Началось кровотечение.

Потом она упала на пол.

Мы поехали в местную больницу. Когда врач вошла в комнату, я ее не слушал. Я просто смотрел на ее лицо, на жесты. Я уже знал. Мы оба знали. Так много крови.

Но ее слова всё равно произвели эффект разорвавшейся бомбы.

Мег схватила меня за руку. Я поддерживал ее. Мы оба плакали.

Лишь четыре раза в жизни я чувствовал себя абсолютно беспомощным.

На заднем сиденьи автомобиля, когда нас с мамой и Уиллом преследовали папарацци.

В вертолете «Апач» в небе над Афганистаном, когда я не мог получить разрешение выполнить свой долг.

В коттедже «Ноттингем», когда моя беременная жена хотела покончить с собой.

И сейчас.

Мы уехали из больницы с нашим нерожденным ребенком. Крохотный пакетик. Мы пошли в тайное место, о котором никто, кроме нас, не знал.

Мег плакала, я вырыл яму под ветвистым баньяном и с нежностью положил крохотный пакетик в землю.

Пять месяцев спустя. Рождество 2020-го года.

Мы взяли с собой Арчи на поиски новогодней елки. Стихийный рынок в Санта-Барбаре.

Купили одну из самых больших елей, которая там была.

Привезли ее домой, поставили в гостиной. Великолепно. Мы отошли полюбоваться, подсчитали дары судьбы. Новый дом. Здоровый сын. Кроме того, мы подписали несколько договоров с компаниями, благодаря которым у нас появится возможность вернуться к работе, уделять больше внимания факторам, которые для нас важны, рассказывать истории, которые, как мы чувствовали, жизненно необходимы. И платить за свою охрану.

Был Сочельник. Мы общались в FaceTimе с друзьями, из них несколько человек жили в Британии. Смотрели, как Арчи бегает вокруг елки.

Открыли подарки. Следуя старинной традиции семьи Виндзоров.

Среди подарков оказалась маленькая елочная игрушка в виде...королевы!

Я расхохотался:

- Что за...?

Мег нашла ее в местном магазинчике и подумала, что мне может понравиться.

Я поднес игрушку ближе к свету. На меня смотрело бабушкино лицо. Повесил ее на елку на уровне глаз. Я был счастлив видеть ее на елке. Мы с Мег улыбались. Но Арчи играл возле елки, толкнул подставку, дерево закачалось, и бабушка упала.

Я услышал грохот и оглянулся.

По всему полу валялись осколки.

Арчи побежал и схватил аэрозольную бутылочку. Он почему-то думал, что разбрызгивание воды могло бы склеить осколки.

Мег сказала:

- Нет, Арчи, нет, не брызгай водой на Ба-ба!

Я схватил совок и подмел осколки, при этом думая: «Жуть какая-то».

Дворец объявил, что наши роли и соглашение, заключенное в Сандрингэме, будет пересмотрено.

С этого момента у нас отняли всё, кроме нескольких благотворительных проектов.

Февраль 2021-го года.

Я думал: «Отняли всё, даже мои военные звания. Я больше - не генерал-капитан военной пехоты Великобритании, а мне это звание вручил дедушка. Теперь мне запрещено носить свою парадную форму».

Я убеждал себя, что у меня никогда не смогут отнять мою настоящую форму и мое истинное воинское звание. Но всё же...

Далее в заявлении было сказано, что мы больше не работаем на королеву.

Звучало так, словно между нами был заключен какой-то договор. Ничего подобного.

В тот же день мы сделали свое собственное заявление, мы сказали, что никогда не перестанем служить королеве.

Этот новый удар со стороны Дворца - словно бензин в костер. С момента нашего отъезда нас не прекращали атаковать таблоиды, но этот официальный разрыв связей вызвал новую волну атак, мы чувствовали, что это - что-то другое. В социальных сетях нас поносили каждый день и каждый час, мы читали о себе грубую ложь в газетах, в статьях всегда ссылались на «королевских консультантов», «королевских инсайдеров» или «источники во Дворце», очевидно, эти истории придумывал персонал Дворца, и мы предполагали, что их распространение санкционировано моей семьей.

Я их не читал, даже редко о них слышал. Теперь я избегал интернета так же, как когда-то избегал центра Гармсира. Поставил телефон на беззвучный режим. Даже никакой вибрации. Иногда кто-то из близких друзей присылал сообщение: «Черт, мне так жаль из-за того-то и того-то». Нам приходилось просить этих друзей и вообще всех друзей не сообщать нам о том, что они прочитали.

Честно говоря, я совсем не удивился, когда Дворец разорвал все связи. Несколькими месяцами ранее я получил первый звоночек. Накануне Дня памяти погибших в войнах я спросил у Дворца, может ли кто-то возложить от моего имени венок на Кенотаф, потому что я, конечно, не смогу там присутствовать.

Запрос отклонен.

Я спросил: «В таком случае, может ли кто-то возложить от моего имени венок где-то еще в Британии?».

Запрос отклонен.

Я спросил: «В таком случае, может ли кто-то возложить от моего имени венок в какой-то из стран Содружества, всё равно, где?».

Запрос отклонен.

Мне сказали, что нигде в мире ни одному доверенному лицу не разрешено возложить какой-либо венок на какую-либо военную могилу от имени принца Гарри.

Я взмолился, что впервые в День памяти погибших в войнах я не воздам дань уважения павшим, среди которых - мои близкие друзья.

Запрос отклонен.

В итоге я позвонил одному из своих старых инструкторов в Сандхэрст и попросил возложить венок от моего имени. Он предложил Мемориал Ирака и Афганистана в Лондоне, который открыли несколько лет назад.

Мемориал открыла бабушка.

- Да. Отлично. Спасибо.

Он сказал, что для него это - честь.

Потом добавил:

- Кстати, капитан Уэлс. Что за хрень. Это всё чертовски неправильно.

Я точно не знал, о чем ее просить и что именно она делает. Я знал только, что, по ее словам, у нее есть «сила».

Я понимал, что велика вероятность мошенничества. Но женщина пришла с надежными рекомендациями друзей, которым я доверял, так что я спросил себя:

«Какой от нее вред?».

Посидев минуту рядом с ней, я ощутил окутывающую ее энергию.

Подумал: «О, вау. Тут что-то есть».

Она сказала, что тоже ощущает окутывающую меня энергию:

- Ваша мама с вами.

- Я знаю. Чувствую это в последнее время.

Она сказала:

- Нет. Она с вами. Прямо сейчас.

Я почувствовал, что моя шея становится горячей. На глаза наворачиваются слёзы.

- Ваша мама знает, что вы ищете ясности. Она чувствует, что вы запутались. Знает, что у вас очень много вопросов.

- Да, так и есть.

- Ответы придут со временем. Однажды в будущем. Наберитесь терпения.

Терпения? Слова застряли у меня в горле.

Женщина сказала, что сейчас моя мама очень мною гордиться. И полностью поддерживает. Она знает, что это всё непросто.

Что непросто?

- Ваша мама говорит, что вы живете той жизнью, которой она жить не смогла. Вы живете той жизнью, которую она хотела для вас.

Я поверил. Хотел верить. Я хотел, чтобы каждое слово этой женщины оказалось правдой. Но мне нужны доказательства. Знак. Что-нибудь.

- Ваша мама говорит...украшение?

- Украшение?

- Оно было здесь.

- Где?

- Ваша мама говорит...что-то насчет рождественского украшения? Мама? Или бабушка? Оно упало? Разбилось?

- Арчи пытался его склеить.

- Ваша мама говорит, что в связи с этим было много смеху.

Сад Фрогмора.

Несколько часов спустя после дедушкиных похорон.

Я гулял с папой и Уиллом примерно полчаса, но ощущение было такое, словно я прошел один из маршей-бросков, которые в армии мне приказывали пройти новобранцем. Чувствовал себя полностью разбитым.

Мы дошли до тупика. Дошли до готических руин. Окольным путем вернулись туда, откуда вышли.

Папа и Уилл по-прежнему утверждали, что не знают, почему я покинул Британию, по-прежнему утверждали, что не знают вообще ничего, и я уже собирался уйти.

Потом кто-то из них достал газету. Они спросили о моем несанкционированном судебном процессе.

До сих пор так и не спросили о Мег, но им очень хочется узнать, как там мой судебный процесс, потому что он непосредственно влияет на них.

- Процесс продолжается.

- Миссия самоубийственная, - проворчал папа.

- Возможно. Но оно того стоит.

Я сказал, что скоро докажу: журналисты - не просто лжецы. Они нарушают закон. Я хочу увидеть их за решеткой. Вот почему они атакуют меня с такой злостью: они знают, что у меня есть твердые доказательства.

Тут не во мне дело, это затрагивает интересы общественности.

Папа покачал головой и сказал, что журналисты - подонки общества. Так и сказал. Но...

Я хмыкнул. У папы всегда есть какое-то «но», когда дело касается прессы, потому что он ненавидит их ненависть, но как же он любит их любовь. Можно сказать, здесь и таится зерно проблемы, вообще всех проблем, существующих уже много десятилетий. В детстве его не любили, он столкнулся с травлей со стороны одноклассников, поэтому испытывал опасную компульсивную тягу к элексиру, который предлагала ему пресса.

Папа сослался на дедушку как на превосходный пример того, что не нужно слишком расстраиваться из-за прессы. Бедного дедушку пресса оскорбляла большую часть его жизни, а теперь - посмотри. Он - национальное достояние! О нем пишут самое прекрасное, что можно представить опубликованным о человеке в прессе.

Так что же? Просто подождать, пока мы умрем, и тогда нас отсортируют?

- Мальчик мой, если бы ты немножко потерпел, как ни странно, они начали бы тебя уважать.

Я рассмеялся.

- Я только лишь хочу сказать, что тебе не следует принимать это всё на свой счет.

Раз уж речь зашла о том, чтобы не принимать всё это на свой счет, я сказал им, что мог бы научиться терпеть нападки прессы, и даже простил бы оскорбления. Я мог бы, но в этом участвует моя семья, и на это невозможно больше закрывать глаза. Папин офис, офис Уилла потакает этим злодеям, или вообще сотрудничает с ними?

Мег изобразили хулиганкой - это была новейшая агрессивная кампания, которую они помогли организовать. Это было так скандально, так вопиюще, что даже после того, как мы с Мег опровергли их ложь, предоставив в Отдел управления персоналом отчет на двадцать пять страниц, содержащий все необходимые доказательства, я приготовился к тому, что этот отчет попросту проигнорируют.

Папа отшатнулся. Уилл покачал головой. Они начали говорить, перебивая друг друга. Сказали:

- Мы это сто раз проходили. Гарри, ты пребываешь в мире иллюзий.

Но это они пребывали в мире иллюзий.

Даже если бы, чисто теоретически, я согласился с утверждением, что папа с Уиллом и их сотрудники никогда не вредили мне или моей жене открыто, их молчание было неоспоримым фактом. Их молчание было убийственным. Бесконечным. И разрывало сердце.

Папа сказал:

- Мальчик мой, тебе следует понять, что Учреждение не может просто указывать средствам массовой информации, что им делать!

Я снова рассмеялся. Это как если бы папа сказал, что не может просто сказать своему камердинеру, что ему делать.

Уилл сказал, что чья бы корова мычала насчет сотрудничества с прессой. Что насчет моего разговора с Опрой?

За месяц до описываемых событий мы с Мег давали интервью Опре Уинфри. (За несколько дней до выхода интервью в эфир эти истории про хулиганку Мег начали появляться в прессе - вот так совпадение!). Когда мы покинули Британию, количество нападений на нас выросло в геометрической прогрессии. Мы должны были попытаться как-то это прекратить. Молчание не помогало. Из-за молчания становилось только хуже. Мы чувствовали, что у нас нет выбора.

Несколько близких друзей и горячо любимых мною людей, в том числе - один из сыновей Хью и Эмили, и даже Тигги отчитала меня за интервью Опре. Как ты мог рассказывать такое? О своей семье? Я ответил, что не вижу разницы между тем, что я рассказал Опре, и тем, как мои родственники и их персонал вели себя со мной десятилетиями, тайком сливая прессе сплетни. А как насчет бесконечных книг, в создании которых они принимали участие, начиная с папиной тайной автобиографии 1994-го года, написанной в соавторстве с Джонатаном Димблби? Или творений Камиллы, сочиненных при помощи редактора Джорди Грэга? Единственное отличие состояло в том, что мы с Мег действовали открыто. Мы выбрали интервьюера с безукоризненной репутацией и не прятались за фразами вроде «источники во Дворце», мы говорили открыто на глазах у зрителей.

Я посмотрел на готические руины. В чем дело? Я задумался. Папа и Уилл не слышат меня, а я не слышу их. У них никогда не было удовлетворительного объяснения для своих действий или бездействия, и никогда не будет, потому что объяснения этому нет. Я начал прощаться, пожелал им удачи, пожелал беречь себя, но Уилл просто кипел от ярости, кричал, что если всё настолько плохо, как я утверждаю, это моя вина, потому что я никогда не просил их о помощи.

- Ты ни разу не пришел за помощью к нам! Ни разу не пришел ко мне!

С детства такова была позиция Уилла по любому вопросу. Я должен идти к нему. Прямо, незамедлительно, официально - упасть перед ним на колени. Иначе не получу никакой помощи от Наследника. Я поинтересовался, почему я должен был просить своего брата о помощи, когда нам с женой грозила опасность.

Если бы на нас напал медведь, а он это увидел бы, неужели стал бы ждать, пока мы попросим о помощи?

Я упомянул Сандрингэмское соглашение. Я ведь просил его о помощи, когда соглашение нарушили, разорвали в клочья, когда у нас отняли всё, а он и пальцем не пошевелил, чтобы нам помочь.

- Это всё бабушка! Все вопросы - к бабушке!

Я с отвращением помахал Уиллу рукой, но он бросился за мной и схватил меня за рубашку.

- Послашай меня, Гарольд.

Я вырвался, стараясь не смотреть ему в глаза. Он заставил меня посмотреть.

- Послушай меня, Гарольд, послушай! Я тебя люблю, Гарольд! Я хочу, чтобы ты был счастлив.

Слова сорвались с моего языка:

- Я тоже тебя люблю...но твое упрямство...просто необычайно!

- А твое - нет?

Я снова вырвался.

Он снова схватил меня за рубашку и повернул, чтобы поддерживать зрительный контакт.

- Гарольд, ты обязан меня выслушать! Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, Гарольд. Клянусь...клянусь жизнью мамы.

Он замер. Я замер. Папа замер.

Уилл переступил черту.

Он использовал тайный код, универсальный пароль. Со времен нашего детства эти три слова использовались только в крайне кризисных ситуациях. «Клянусь жизнью мамы». Почти двадцать пять лет мы хранили эту душераздирающую клятву для тех случаев, когда одному из нас было необходимо, чтобы его выслушали, чтобы ему поверили немедленно. Для случаев, когда ничто иное не помогало.

У меня подкосились колени, собственно, для этого Уилл и применил клятву. Но колени подкосились не из-за произнесенной клятвы, а из-за того, что клятва не сработала. Я просто ему не поверил, я не доверял ему полностью. И наоборот. Уилл тоже это понял. Он понял, что наши души полны боли и сомнений, так что даже эти священные слова не могут нас освободить.

Я подумал о том, как мы потеряны. Как заблудились. Какой вред нанесли нашей любви, нашей связи, и зачем? Всё - из-за ужасной толпы безумцев и старух, низкопробных преступников и садистов с очевидным диагнозом с Флит-Стрит, которым хотелось получить удовольствие и прибыль, и решить свои личные проблемы, мучая одну очень большую, очень старинную и очень неблагополучную семью.

Уилл был не готов признать поражение:

- Я был абсолютно разбит после всего произошедшего, и, и...клянусь жизнью мамы, я всегда хотел, чтобы ты был счастлив.

Мой голос дрогнул, когда я нежно сказал ему:

- На самом деле я тебе не верю.

На меня вдруг нахлынули воспоминания о наших отношениях. Но одно воспоминание было особенно четким. Несколько лет назад мы с Уиллом были в Испании. Воздух сияет необычайно прозрачным светом Средиземноморья, мы вдвоем стоим на коленях за зеленой стеной, раздается первый сигнал охотничьих горнов. Опустили кепки, когда на нас полетели первые куропатки, бах-бах, несколько птиц упало, мы отдали ружья заряжающим, они вручили нам новые, бах-бах, еще несколько птиц упало, отдали ружья, наши рубашки потемнели от пота, землю усеяли тушки птиц, которые много недель кормились возле деревень, бах, один последний выстрел, никто из нас не может промахнуться, потом, наконец, встаем - взмокшие, голодные, счастливые, потому что мы молоды и мы вместе, это - наше место, наше настоящее пространство, вдали от Них и ближе к Природе. Это было такое чудесное мгновение, что мы повернулись друг к другу и сделали редчайшую вещь - мы обнялись. На самом деле обнялись.

Но теперь я понял, что даже в самых прекрасных мгновениях нашей жизни и в моих самых лучших воспоминаниях каким-то образом присутствовала смерть. Наши жизни были построены на смерти, самые яркие наши дни проходили в ее тени. Оглядываясь назад, я видел не отрезки времени, а танцы со смертью. Я увидел, как мы окунались в нее. Нас крестили и короновали, мы оканчивали университет и женились, теряли сознание и умирали над костьми наших любимых. Виндзорский замок как таковой был могилой, его стены были заполнены нашими предками. Лондонский Тауэр держался на крови животных, тысячу лет назад первые строители использовали эту кровь для укрепления раствора между кирпичами. Посторонние говорили, что мы сформировали культ, но не был ли это культ смерти, или что-то еще похуже? Отправив дедушку в место последнего упокоения, не напитались ли мы энергией? Почему мы здесь, почему крадемся по кромке «неведомой страны, из которой не вернулся ни один путник»?

Хотя, возможно, это - более точное описание Америки.

Уилл продолжал говорить, папа его перебивал, а я больше не слышал ни слова из того, что они говорили. Я уже улетел, я уже был на пути в Калифорнию, голос в моей голове говорил:

- Хватит смертей, хватит.

Когда кто-нибудь в этой семье освободится и начнет жить?

На этот раз было немного легче. Может быть, потому, что океан отделял нас от старого хаоса и стресса.

Когда настал великий день, мы были более уверены в себе, спокойны и непоколебимы. Мы сказали: «Как прекрасно, что больше не нужно беспокоиться о расписании, протоколах, журналистах у парадных ворот».

Мы спокойно и благоразумно поехали в больницу, где наши телохранители кормили нас, как раньше. На этот раз они принесли бургеры и картошку фри из «In-N-Out». И фахитас из местного мексиканского ресторана для Мег. Мы ели и ели, а потом станцевали танец «Мама младенца» в палате.

В палате царила радость и любовь.

Прошло много часов, и Мег спросила у врача:

- Когда?

- Скоро. Мы уже близко.

На этот раз я не трогал веселящий газ. (Потому что его там не было). Я полностью присутствовал в моменте. Я был рядом с Мег при каждой схватке.

Когда врач сказал, что всё решится через несколько минут, я сказал Мег, что хочу, чтобы первое лицо, которое наша маленькая девочка увидит в этом мире, было моим.

Мы знали, что у нас будет девочка.

Мег кивнула и сжала мою руку.

Я подошел к врачу и встал рядом. Мы оба наклонились. Словно собрались молиться.

Врач воскликнул:

- Головка прорезалась.

Я подумал: «Прорезалась. Невероятно».

Кожа была синяя. Я волновался, что младенцу поступает недостаточно кислорода. Не задыхается ли она? Я посмотрел на Мег:

- Любимая, еще один рывок! Мы так близко.

Врач сказал: «Вот-вот, вот сейчас», направляя мои руки.

Крик, потом - мгновение прозрачной тишины. Иногда бывает, что прошлое и будущее вдруг сливаются воедино, но здесь было другое. Сейчас прошлое не имело значения, а будущее не существовало. Было только это напряженное настояшее, а потом врач повернулся ко мне и закричал:

- Сейчас!

Я засунул руки под крохотную спинку и шейку. Мягко, но решительно, как видел в фильмах, я вытащил нашу драгоценную доченьку из того мира в этот и мгновение качал ее на руках, пытаясь улыбаться ей, видеть ее, но, честно говоря, я ничего не видел. Мне хотелось сказать: «Привет». Мне хотелось спросить: «Откуда ты пришла?». Мне хотелось спросить: «Там - лучше? Там - мир? Ты испугана?».

Не бойся, не бойся, всё будет хорошо.

Я буду тебя оберегать.

Я передал девочку Мег. Медсестра сказала, что они с девочкой должны соприкасаться кожей.

Потом, когда мы привезли ее домой, когда мы привыкли к совершенно новому ритму жизни семьи из четырех человек, мы с Мег обнялись, и она сказала:

- Я никогда не была влюблена в тебя сильнее, чем в то мгновение.

- Правда?

- Правда.

Она записывала мысли, вела нечто вроде дневника. И делилась мыслями со мной.

Я читал ее записи, как любовное стихотворение.

Я читал ее записи, как завет, как возобновление наших клятв.

Я читал ее записи, как цитату, воспоминание, манифест.

Я читал ее записи, как закон.

Она сказала: «Это стало для меня всем».

Она сказала: «Это - тот самый мужчина». Любовь моя. Она сказала: «Это - не Запасной».