Записки Александра Михайловича Тургенева. 1772 - 1863.

XIII.

Во все время моего адъютантства при фельдмаршале, разумеется, в течении времени по 12-е число марта 1801 года, я, смею сказать, ежедневно был соглядатаем бедствия, страдания, несчастия; не проходило дня, в который фельдъегеря не провозили-бы кого-либо в ссылку в Сибирь, в заточение в крепость, в каторжную, в крепостную работу, в безъизвестные. О безъизвестных потребно объяснение: безъизвестнаго везли в закрытой кибитке, зашитой рогожами, как тюки товарные обшивают, отправляя на ярмарку; чрез маленький прорезъ в рогоже в подвижной тюрьме заключенному подавали фунт хлеба и давали пить раз или два в сутки; утоление жажды несчастнаго зависело от милосердия и сострадания господина фельдъегеря, его сопровождавшаго; в средине кибитки было небольшое отверстие для необходимой естественной надобности. Сопровождавший фельдъегерь не знал кого везет, не видал арестанта; ему сдавали его зашитаго уже в кибитке. Под смертною казнию фельдъегерю запрещалось говорить с заключенным, равно как отвечать на все его вопросы. Коменданту крепости, в которой было назначено содержать арестанта, предписывали содержать его в секретном номере; инструкциею комендантам крепостей, единожды навсегда к исполнению данной, было запрещено спрашивать таковых арестантов кто они, было запрещено отвечать на их вопросы; их заключали в мрачный номер каземата, в который свет проходил чрез маленькое, вершка 3 в квадрате, окошко сверху. При водворении в сию могилу, на живого мертвеца надевали длинную рубашку; пищу и питье для продления его мучений подавали в прорезанное отверстие в двери; пища состояла из 2 фунтов хлеба, горшечка щей и кружки с водою; по употреблении пищи, горшек, в котором были щи, служил заключенному ватерклосом. По наполнении его, равно как и опорожненную кружку, в которой была вода, арестанту знаками было показано ставить на полку, приделанную к отверстию; языка для арестанта в мире не было, все люди для него были немы. Если арестант оставлял принесенную пищу и воду на полке, тогда раздаватель пищи рапортовал коменданту. Комендант приходил освидетельствовать арестанта, узнать—жив-ли он? но также не смел с ним разговаривать или выслушивать его прошения. Однако-же о приключившейся болезни заключенному, равно и о прекращении его жизни, рапортовали по команде, означая несчастнаго цифрой номера, в котором содержался. C'est pire que les oubliettes de Venise! в ублиетах отверзался под ногами пол (trappe), несчастный проваливался и колеса, с ножами устроенные, будучи силою воды безпрестанно движимы, резали тело человека в мельчайшие куски, как вермишель, и вода быстротою течения все уносила.

В 1823 году я имел честь быть губернатором одной в Сибири губернии и ко мне поступали еще отношения о ссылке заключенных под названием неизвестных! Горестно вспомнить, что форма предписаний о заключаемых в номера осталась без малейшей перемены. Вот что обнаружилось в 1824 году, когда император Александр I прибыл в Оренбург. Его величество изволил всегда осматривать сам больницы, рабочие дома, где были устроены и тюремныя помещения. Осматривая тюрьмы в крепости, его величество изволил обратиться с вопросом к военному генерал-губернатору в Оренбурге и начальнику отдельнаго корпуса, генералу от инфантерии Эссену:

— „Ну, все ли я у тебя видел?"

— Вот один номер неизвестнаго арестанта не изволили еще видеть.

— „Что такое неизвестный, для меня нет неизвестнаго", возразил государь и вместе спросил Эссена—когда арестант прислан и откуда.

Как генерал Эссен никогда ничего не знал, начальник штаба корпуса доложил его величеству: арестант прислан в крепость при предписании бывшаго военнаго министра графа Аракчеева содержать его в номере неизвестных; кто он таков—в предписании не сказано, содержится 9 лет. Император с заметным сожалением изволил повелеть cию минуту отворить номер.

— „Я хочу видеть арестанта".

В ту же секунду заскрипели ржавые ключ в замке и петли двери на крючьях и чрез 9 лет могила живаго мертвеца в первый раз отверзлась! Слеза блеснула в глазах государя. Государь увидел в узнике человека высокаго, стройнаго роста, лет за сорок от роду; он был истомлен долгим отчуждением от мира; мертвенная бледность господствовала на челе несчастнаго, но не разрушила, не исказила еще прекрасное расположение лица его; длинная черная борода простиралась до пояса. Александр спросил узника:

— „Знаешь ли ты, кто я?"

— Знаю, отвечал узник, вы наш государь император Александр Павлович.

— „Знал ли ты о моем приезде в Оренбург?"

— Не знал. Совершилось уже девять лет, что я в этой могиле и никого, кроме мышей, меня посещавших, не видал

— „Кто ты таков?"

— Был я, отвечал узник, полковник службы вашего величества, командовал одним из ста резервных баталионов, командированных на работы в Новгородския военныя поселения. Баталион мой находился в селе Грузине для рытья канав, чтобы осушить низменныя места и из болот сделать сенокосы, вырывать пни для очищения полей под пашни, собирать каменья что я теперь—не знаю!

— „Кто тебя послал сюда?"

— Также не знаю, по высочайшему ли повелению вашего величества или так было угодно военному министру графу Аракчееву. Под судом я никогда не был, служил во все время войны против французов, был награжден орденами 4-х степеней св. Равноап. Владимира с бантом, св. Георгия Победоносца и св. Анны 2-го класса.

— „Да разскажи мне как это случилось, что происходило, когда тебя сюда отправляли?"

— Меня, отвечал арестант, потребовали рано утром к графу; это было в Грузине, его сиятельство приказал меня арестовать, сняли с меня мундир, отобрали ордена, надели солдатскую шинель; тройка курьерских ожидала уже меня у крыльца; меня вывели, посадили на телегу, фельдъегерь сел после меня и сказал ямщику: „валяй", лошади понеслись со всех ног и чрез 5 суток фельдъегерь сдал меня здесь коменданту, а комендант отвел меня в этот номер, заперли эти двери, которыя чрез 9 лет, по высочайшему вашего величества повелению, сейчас в первый раз отворились!

Узник замолчал. Государь повелел поместить полковника в комнатах крепостных строений, дать ему по чину прислугу и 5 руб. асс. в сутки столовых денег. Еще повелел Эссену, со слов арестанта, составить подробную записку и подать ее, того же вечера, его величеству.

Два разсказа были в обществе о полковнике: подлые поклонники Аракчеева,— этот изверг имел их сотни, — разглашали, что полковник сослан за ослушание приказанию начальства,—преступление важное в военной службе, за него регламентом определена смерть; но прежде должно судить военным судом преступника,—полковник не был отдан под суд! Люди благородно мыслящие разсказывали, что Аракчеев приревновал его к наложнице своей, Настасье. Последняя молва достовернее первой.