Записки десантника. Повесть

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
«В Москву!»

Ночь. В лесу по-осеннему сыро, зябко. Непроглядная темень окутывает притаившийся под плотным навесом лохматых сосен небольшой домик у опушки леса. В домике, в ожидании самолета, Лена Мазаник, Валентина, Мария Осипова, Надя Троян, Галина Финская. Мы с майором Федоровым сидим у кромки аэродрома и изредка перебрасываемся короткими фразами. Тишина. Лишь слышится, как с берез с шелестом опадают жухлые листья. Справа, вдалеке, виднеются огни партизанских костров. Оттуда изредка доносятся отрывистые, едва слышные человеческие голоса. Это дежурные по аэродрому ведут последние приготовления к приемке самолета.

Наш разговор был прерван нарастающим гулом приближавшегося самолета. Мы одновременно вскочили на ноги и со стороны домика услышали возбужденные голоса - наши женщины торопились к встрече долгожданного самолета.

Но что это? Со стороны аэродрома в нашу сторону бегут партизаны, слышится команда: «Рассыпаться по лесу! Залечь!». Все еще недоумевая, приникаем к земле и мы.

Через две или три минуты все становится ясным: над аэродромом появляются два самолета и с первого же захода сбрасывают бомбы. В небо взлетают косматые султаны огня и дыма, нас обдает горячая струя взрывной волны, и мы еще теснее прижимаемся к земле.

Отбомбившись, самолеты улетают.

- Фу-у, черт! - ругается Федоров поднимаясь. - Чуть не угодили на тот свет!

Подошли наши женщины.

- Как же теперь наш-то сядет, когда весь аэродром разворочен? - затужила Валя.

- А вы разве не догадались, что мы жжем пока ложные костры? - спросил начальник аэродрома. - А еще опытные разведчики! Идите в свою избушку и ждите. Теперь уж скоро.

Женщины постояли еще немного и снова направились в домик, а мы с Федоровым, как и прежде, остались на вольном воздухе.

Прошел час. И вот снова в темном небе загудел самолет. Вслушиваемся.

- На этот раз, кажется, наш, - говорит Федоров.

Мы подошли к домику, откуда гурьбой высыпали женщины, и собирались уже было направиться на аэродром, как вдруг увидели подъехавшие к нам две подводы с необычными пассажирами. Тесно прижавшись друг к другу, тут сидели ребятишки.

- Как прикажете, - обратился возница к начальнику аэродрома, - здесь ссаживать?

Это были дети, родители которых замучены гитлеровскими палачами.

И вот мы вместе с детьми на борту большого транспортного самолета.

- Поклонитесь, товарищи, Москве! - слышатся последние слова начальника аэродрома.

Дверца захлопывается, и самолет, подпрыгивая на кочках, устремляется вперед. Еще несколько толчков, и мы в воздухе…

Проходит часа два. Мимо окошек самолета заскользили лучи прожекторов. Линия фронта. Всматриваюсь вниз и, к своему ужасу, замечаю, что пилот ведет наш самолет на бреющем полете. В чем дело? Припоминаю, как Антонов в свое время успокаивал нас тем, что мы летели на большой высоте. Теперь же мы летим так низко, что чуть не цепляемся за деревья. Только потом я постиг прием летчика… Самолет, летящий на бреющем, стремительно проносится над головами зенитчиков и прожектористов и мгновенно скрывается из поля зрения, и потому его труднее уловить для обстрела.

За линией фронта все почувствовали себя уверенно и свободно, как в автобусе. Но пережитая встряска давала себя знать. Женщины сидели в безмолвии.

- Минск, поди, вспоминаете? - обратился я к Лене Мазаник.

- Нет. Улетаю вот от прошлого и всю жизнь свою вспоминаю…

Я попросил Лену рассказать о себе, и она, как бы размышляя вслух, продолжала:

- Было мне всего четыре года, когда в восемнадцатом умер отец. В крестьянской семье нашей, и без того бедной, надолго поселилась нужда. С одиннадцати лет я стала батрачить. Потом умерла мать, и я осталась с младшей сестренкой Валентиной на руках. Жить в деревне стало невмоготу. Тетка отвезла меня в Минск и пристроила к одному инженеру в работницы. Со мной на кухне ютилась и Валентина.

Что было бы с нами, если бы не советская власть? В лучшем случае так и состарились бы мы с сестрой в горничных да в кухарках.

А у меня вскоре жизнь пошла по-иному. В Минске развернулось огромное строительство, молодежь устремилась на строительные площадки, нашлась и для меня, безграмотной в ту пору девушки, работа…

В тридцать первом вступила в комсомол, пошла учиться в школу рабочей молодежи. Потом замуж вышла, стала создавать семейное гнездышко, но и учебу не бросала. Валентина тоже встала на ноги: получила образование, вышла замуж и жила хорошо. Я была счастлива. Да недолго продолжалось оно, мое счастье. Все разрушил, растоптал фашистский зверь. Одну только ненависть оставил в сердце.

- Москва, товарищи! Приближаемся к Москве!

Мы бросились к окошкам, но, как назло, под нами был густой туман. Наш самолет вынужден был несколько раз заходить на посадку, и только когда в баках уже кончался бензин, пилот рискнул приземлиться. Обошлось.

Взволнованные и счастливые, высыпали мы из самолета. Нас ожидали легковые машины.

Итак, я снова в Москве. Как-то даже не верится, что я опять шагаю по московским улицам, встречаюсь с москвичами. Надо мной московское небо, не по-осеннему ясное, солнечное. И так же солнечно, светло у меня на душе.

Двадцать девятого октября 1943 года нам был объявлен Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении нас орденами. Елене Мазаник, Марии Осиповой и Наде Троян присвоено звание Героя Советского Союза. Четвертого ноября Михаил Иванович Калинин уже вручал нам награды…

А в декабре 1943 года я уже опять был под Смолевичами, куда прилетел с новой группой десантников. Борьба продолжалась.