Записки натуралиста

1955—1959 гг.

Обсуждая с Л. А. Зенкевичем отношение к гидробиологии в Академии наук, мы решили подать в Бюро отделения записку с изложением нашего мнения. В ней отразились все наши тогдашние тревоги по поводу дальнейшего развития этой науки. Вот что мы писали:

«Известно, что для нашего времени характерно усиленное развитие пограничных областей знания, находящихся на стыке разных наук.

Гидробиология, изучающая биологические процессы в водоемах, является одной из таких пограничных областей, не только синтезирующей для определенных целей биологические, физикохимические и географические методы и факты, но и создающей на их основе свои методы, направления и задачи исследования. Имея своим истоком как теоретические задачи, так и конкретные запросы практики, гидробиология зародилась и стала быстро развиваться во второй половине XIX в. и в настоящее время достигла широкого развития в США, Англии, ГДР, ФРГ, Италии, Франции, Канаде, Японии, в Скандинавских странах и во многих других государствах. Начиная с 70-х годов XIX в., когда была основана и Севастопольская биологическая станция, на побережьях всех океанов и на пресных водоемах появились сотни научных учреждений, изучающих жизнь водной среды. Океанографические и рыбохозяйственные институты всех стран, а в ряде стран также метеорологическая и гидрографическая службы включают в свои планы обширные биологические исследования.

Широко известны также комплексные работы многочисленных морских экспедиций. В Англии имеется большая организация — Морская биологическая ассоциация, содержащая первоклассную Морскую биологическую станцию в Плимуте и издающая один из лучших биологических журналов. Влиятельный американский журнал „Biological Bulletin“ является по существу органом крупнейшего в мире Морского научного института — в Вудс-Холле. Широко известны „Труды“ Неаполитанской зоологической станции, Парижского и Монакского океанографических институтов и многие другие. Необычайно энергично ведутся морские биологические исследования Японией. Румыния, Болгария и Югославия создали большие морские институты, ведущие не только рыбохозяйственные, но и гидробиологические и океанографические исследования. Международный совет для исследования морей (Копенгаген) издает журнал и многочисленные серии и отчеты, которые на 3/4 посвящены биологии моря. Энергичную деятельность развивает Международная комиссия для исследования Средиземного моря. В ряде экологических журналов, издаваемых по преимуществу в США и в Англии, непрерывно печатаются крупные исследования по гидробиологии.

Международные объединения ФАО, ЮНЕСКО и ИКСУ выдвигают на ближайшие годы вопросы развития морских биологических исследований и проблемы биологической продуктивности.

Можно было бы также указать и на большой подъем гидробиологических исследований на пресных водоемах, что связано с вопросами рыболовства, режима водохранилищ и санитарного состояния рек.

Вопросы качественного состава и количественного развития жизни в водоемах, биологических циклов водных организмов, их соотношения со средой, структуры водных сообществ, колебания продуктивности имеют не только существенное значение для народного хозяйства (для рыбной промышленности, климатологии, флота, здравоохранения), но представляют огромный общебиологический интерес, касаясь закономерностей распределения и развития жизни в водоемах в зависимости от исторических и современных условий и хозяйственной деятельности человека.

За последнее десятилетие были опубликованы большие сводные работы Вудс-Холльского института (Кларк) и Плимутской станции (Харвей), пытающиеся представить в количественных показателях уровень развития жизни в определенных районах Атлантического океана с анализом взаимоотношения отдельных групп организмов и выходом рыбной продукции. Американский планктонолог Райли в ряде работ пытается выявить количественные закономерности продукции планктона и довести их до математического выражения. Наблюдаемые в Северном море за последние 30 лет колебания биологической продуктивности и урожая рыб работами Плимутской станции поставлены в связь с крупными гидрологическими процессами в северной Атлантике, а через них с количеством биогенных веществ и планктона.

Ряд исследователей (Нильсон и др.) делает многообещающие попытки выразить в количественных показателях сумму жизни в океанах, ее географическое распределение, распределение по основным группам населения моря, их взаимосвязь и найти количественное выражение годовой продукции суммарной и для отдельных групп. Делаются подобные попытки и у нас В СССР. В многотомной серии перспектив белковой химии (Нью-Йорк) появляется большая статья Бельфорда и Вильбера „Море как потенциальный источник белковой пищи“, ставящая вопрос об использовании человеком не только рыбных ресурсов, но и всех других растительных и животных сырьевых ресурсов, составляющих массу неизмеримо большую, чем рыбы и киты, являющиеся лишь в ограниченном смысле конечными звеньями пищевых рядов. Недавно появившаяся английская работа Кешинга дает блестящий пример значения комплексного гидробиологического исследования для вопросов промысловой ихтиологии. Широко известно значение знания количественного развития и распределения планктона для вопросов рыборазведки.

На наших морях имеются также примеры крупных гидробиологических исследований, а в некоторых случаях были сделаны и предварительные попытки обобщений. Большие работы комплексного характера проводятся на Азовском море, в связи с изменением его режима, а также на Черном море. Общеизвестны крупнейшие советские экспедиционные исследования в дальневосточных морях. Обширные комплексные работы начаты в 1955 г. в антарктических водах, а в ближайшие годы советские исследовательские корабли выйдут в широкие просторы Мирового океана.

Однако общее положение гидробиологии в системе Академии наук СССР нужно признать совершенно ненормальным. Если в Институте океанологии (т. е. по Отделению геолого-географических наук) мы видим большую морскую биологию, то по Отделению биологических наук мы могли отметить такое странное явление, как исключение из плана ОБН гидробиологической проблемы („продуктивность водоемов“).

Нельзя не обратить внимание на то, что при наличии крупного коллектива гидробиологов в ОБН (Отдел гидробиологии ЗИН, станция „Борок“, Севастопольская биологическая станция и Мурманская биологическая станция) и при несомненном наличии больших теоретических и практических проблем гидробиологии в плане ОБН гидробиология представлена лишь в замаскированном виде (как „условия существования“ в проблеме динамики численности рыб). Такая установка была бы допустима и понятна в Институте рыбного хозяйства. Однако сейчас приходится считаться с фактом, что Ихтиологическая комиссия, в задачи которой входит планирование исследований в области ихтиологии и гидробиологии, не только не уделила в свое время должного внимания развитию гидробиологии, но, как известно, имели место выступления отдельных лиц против развития гидробиологии как самостоятельной науки и против проблемы продуктивности морей.

Этот печальный период принес определенный вред развитию исследований и резко отразился на положении гидробиологии в системе ВНИРО, в вузах и в Академии наук. Разве не является показателем то, что в Украинской Академии наук существуют два гидробиологических института (в Киеве и в Днепропетровске), а в АН СССР — ни одного. Пришло время позаботиться о восстановлении нормального положения гидробиологии в соответствии с ее общебиологическим значением и практическими задачами.

Подготовка кадров в области гидробиологии за последние годы резко сократилась. По морскому фитопланктону во всей стране имеются только три крупных специалиста и все уже преклонного возраста, по фитобентосу — один, тогда как в Японии имеются специальный альгологический институт и морская альгологическая станция. По отношению к гидробиологии в течение последних лет создался какой-то дискриминационный режим, в результате чего многие студенты в университетах не решались посвящать себя этой специальности, хотя и были ею заинтересованы.

Необходимо принять меры к тому, чтобы разработка проблем гидробиологии в планах ОБН соответствовала целям Академии наук СССР как высшего научного учреждения, развивающего основные научные направления, притом не только на уровне зарубежной науки, но по возможности и превосходя ее. Едва ли будет правильным пытаться достигнуть этого путем подмены отраслевых институтов, исчерпывая в основном плане ОБН Академии наук, частной, хотя и важной, прикладной проблемой, и наряду с этим затушевывая основные линии развития большой области исследования. Неправильно думать, что задачи гидробиологии достаточно обеспечены в добавочных к теме „Динамика численности рыб“ словах „в связи с условиями их существования“. Это так же неверно, как исчерпать проблемы ботаники проблемой питания травоядных животных.

Общепризнанно, что центральным вопросом современной гидробиологии является проблема биологической продуктивности водоемов. Эта проблема исчезла за последние годы из плана ОБН под влиянием утверждений некоторых руководящих ихтиологов, что якобы она не является целенаправленной и вообще не существует как биологическая проблема, так как реальное значение имеет только изучение кормовой базы рыб. Проблема продуктивности есть по существу своему проблема количественного развития жизни, уровень которого зависит от внешних условий, видового состава населения и взаимоотношений организмов. Повышение количественного и качественного развития жизни и наиболее полного использования организмами солнечной энергии есть результат эволюционного развития сообщества и взаимной приспособленности его частей к сосуществованию на наиболее высоком уровне, достигаемом морфофизиологическим разнообразием организмов. Таким образом, проблема количественного развития организмов есть широкая общебиологическая проблема.

Разработка этой проблемы осуществляется не только описательными и статистическими исследованиями, но и тесно связана с глубоким изучением динамики жизненных процессов в водоемах, биологических циклов и экологической физиологии организмов, что требует регулярных экспедиций, систематических стационарных наблюдений, обширных лабораторных экспериментов. Видя широкое развитие подобных исследований в зарубежной науке и располагая учреждениями и основными кадрами для соответствующей постановки таковых в системе Академии наук, где они наиболее уместны, ОБН имеет полную возможность восстановить эту область науки в своих планах и обеспечить ее достойное развитие в текущей пятилетке.

В связи со всем высказанным мы считаем необходимым включить в тематический план Отделения биологических наук раздел:

„Изучение биологических процессов, совершающихся в водоемах, на широкой комплексной основе в целях установления основных показателей и закономерностей биологической продуктивности и роли в этих процессах отдельных групп населения и массовых форм“.»

Эта записка обсуждалась довольно оживленно на расширенном заседании Бюро Отделения под председательством академика В. А. Энгельгардта, который к этому времени сменил А. И. Опарина на посту академика-секретаря. Противники нашей точки зрения по существу не возражали, и Бюро одобрило записку. Однако после этого заседания фактически мало что изменилось. Гидробиология по-прежнему находилась среди «смежных наук» и не имела самостоятельного места в официальных планах.

И все же вопреки всем официальным тенденциям продолжали стихийно широко развиваться биологические исследования на морях. Это отлично чувствовалось и на Черном море, в изучении природы которого все больше внимания уделялось проблеме биологической продуктивности в ее комплексном понимании.

Нельзя было не заметить, что вообще в течение последних лет чрезвычайно усилилось внимание к всестороннему изучению Черного моря, что в равной степени было связано как с теоретическими задачами океанологии, в частности морской гидробиологии, так и с конкретными запросами рыбной промышленности. Широкое развитие морских исследований наблюдалось и в других черноморских государствах — Румынии, Болгарии и Турции. За последнее время весьма существенно изменились уровень изучения природы Черного моря и характер использования его ресурсов. Появление множества новых научных учреждений на Черном море было связано не только с известными внешними удобствами работы в этом районе, но и с наличием большого количества разнообразных нерешенных задач.

В дореволюционное время на Черном море Россия имела лишь одно научное учреждение — Севастопольскую биологическую станцию, отчасти таковым являлась Гидрометобсерватория Черноморского флота. Карадагская биологическая станция начала заниматься морскими исследованиями лишь в 30-х годах. За годы Советской власти возникли Новороссийская биологическая станция, Азово-Черноморский институт рыбного хозяйства и океанографии (Керчь) с отделениями в Батуми и в Одессе, Одесская биологическая станция, Отделение Морского гидрофизического института (Кацивели), Станция геологии моря (Геленджик), Обсерватория гидрометслужбы (Севастополь). Не касаясь специальных интересов отдельных ведомств, можно сказать, что в исследованиях на Черном море обозначались три главных направления: проблема гидрологической структуры и общего водообмена; проблема биологической продуктивности и ее колебаний; промысловые ресурсы открытых вод моря.

Уже стало общепризнанным, что между глубинными и поверхностными слоями Черного моря происходит активный водообмен помимо процесса диффузии, что количественное развитие планктона и бентоса здесь выше, чем в Средиземном море, хотя и ниже, чем в Каспийском, и что запасы пелагических промысловых рыб довольно значительны и пока еще не полностью используются. Вместе с тем выявились значительные колебания по годам общей продуктивности и воспроизводства рыбных запасов в Черном море. Стала ясной необходимость многолетних систематических комплексных исследований колебаний продуктивности моря и численности рыб. В этом направлении систематические работы развернул Институт рыбного хозяйства.

Процессы биологической продуктивности моря находятся в зависимости от закономерностей внутреннебиологического характера, определяющих специфические особенности продукционного «поведения» каждого вида, а также от взаимоотношений хищников и жертв, от периодических изменений глобального характера и, наконец, от колебаний гидрометеорологических условий локального масштаба. Под влиянием совокупности этих факторов происходят значительные колебания по годам и периодам в развитии планктона, выживании молоди рыб и других животных, количестве рыб, мигрирующих через Босфор. Понимание и предвидение этих явлений возможны лишь на широкой биологической и океанографической основе.

Экспедиционное судно «Академик А. Ковалевский»

Характер вопросов, возникших перед гидробиологией на Черном море, требовал для их решения охватить исследованиями не только всю акваторию моря, но и соседние моря средиземноморского типа. Очень важно было также знать, какие биологические явления происходят у западных берегов и в южной части Черного моря, каковы размеры миграций рыб через Босфор и как протекает внечерноморский период их жизни. Изучение режима биогенных веществ, продуктивности планктона и ее колебаний требовало проникновения в сложные процессы динамики всей водной толщи Черного моря и его водообмена (через проливы) с соседними морями, влияющего на соленость моря.

Но прежде всего мы были заинтересованы в контакте с морскими учреждениями черноморских государств, в научном содружестве с зарубежными исследователями моря.

В начале 50-х годов очень энергично развивались наши отношения с учеными Болгарии и Румынии. По приглашению Румынской Академии наук я дважды посетил Румынию. В первой поездке моим спутником был А. В. Кротов (заместитель директора АЗЧЕРНИРО), во второй — Ю. Г. Алеев. Вместе с членом-корреспондентом АН СССР А. Н. Световидовым я был гостем Болгарской Академии наук. Несколько раз мы с большой группой сотрудников заходили на корабле «Академик А. Ковалевский» в порты этих стран, посещали многие научные учреждения.

Еще в 20-х годах я переписывался с корифеем румынской ихтиологии основателем Биоокеанографического института в Констанце и знаменитого Музея естественной истории в Бухаресте, исследователем Дуная академиком Грегором Антипой. При посещении Румынии с удивлением обнаружил, что мои письма тридцатилетней давности бережно хранятся в его институте, а одно из них, заключенное в рамку, к моему приезду было торжественно выставлено в его библиотеке. В нем я писал о важности будущего научного содружества советских и румынских ученых в изучении Черного моря.

Велико научное наследство другого крупного деятеля румынской науки — профессора зоологии Ясского университета Иона Борча, основателя биологической станции в Мамае (к северу от Констанцы). Его ближайшие ученики Михай Бэческу и Сердж Кэрауш являются выдающимися гидробиологами и исследователями фауны Черного моря. Главным организатором наших приемов и поездок в Румынии был ученик и преемник Г. Антипы член-корреспондент Румынской Академии наук Ф. Я. Бушница, большой знаток Дуная и его рыболовства. В Болгарии мы постоянно чувствовали дружескую заботу профессора А. К. Волканова, директора станции в Варне.

Президент Румынской Академии наук ботаник Траян Сэвулеску пригласил меня выступить на расширенном заседании Президиума Академии наук. Я должен был рассказать об очередных задачах исследования Черного моря и внести предложение о какой-нибудь важной комплексной теме, в разработке которой в дальнейшем приняли бы участие румынские ученые. На заседании я неожиданно встретился с бывшим сослуживцем, ректором Ростовского университета С. Е. Белозеровым, который находился в длительной командировке, связанной с вопросами высшего образования. Здесь же я познакомился с профессором-физиологом Е. Пора, проводившим очень интересные исследования по экологической физиологии черноморских животных.

В докладе я выдвинул предложение о всестороннем изучении влияния вод Дуная на геологию, гидрологию и биологию Черного моря. Предложение это встретило горячую поддержку (в его практическом осуществлении оказались заинтересованы представители многих специальностей) и было рекомендовано Президиумом румынским ученым. Впрочем, я еще раньше писал об этом в ответ на запрос Академии наук СССР о желательной тематике для совместных исследований ученых СССР, Румынии и Болгарии.

Президиум Академии наук Румынии решил основательно познакомить нас с Дунаем. Для этой цели выделили отлично оборудованный с хорошими каютами катер, принадлежащий Министерству рыбного хозяйства и носящий имя Г. Антипы. Под руководством Ф. Я. Бушницы мы объездили всю дельту Дуная, посетили многие порты, промыслы, научные и рыбоводные станции, заповедные участки и разработки зарослей камыша.

Большой интерес представила станция по разведению осетровых рыб. Здесь в неглубоких прудах выращивали мальков и, когда они достигали 15 см, выпускали их в реку. Любопытных результатов добились сотрудники станции в изучении биологии камыша. Оказалось, что камыш имеет несколько экологических рас, отличающихся восприимчивостью к разным условиям, разной скоростью роста и размерами. В дельте на камышовом сырье уже работала большая фабрика. Энтузиастом этого дела был зоолог-гидробиолог Л. Рудеску.

Во время нашего путешествия по дельте Дуная кончался паводок. Мы наблюдали, как с повышением уровня воды, перекрывшей сплетения корневищ камыша и других растений, происходило выжимание прошлогодней темно-бурой гумусной воды, застоявшейся под плавучими пластами корневищ. Эта темная вода уходила в море и отчетливо виднелась на значительном расстоянии. Так каждый год под плавнями меняется водная толща. Последнее очень важно для роста растений: под ними возобновляется свежая вода с запасом минеральных веществ.

Наше внимание привлекли посадки в дельте канадского тополя. Оказывается, он превосходно и быстро растет на болотах. Познакомились мы и с «плавневыми» свиньями. Их выгоняют на волю в плавни ранней весной, а поздней осенью они возвращаются домой с приплодом. Своеобразен и внешний вид этих животных: на высоких ногах, с очень длинным рылом, они имеют короткое округлое туловище, покрытое розоватой курчавой, как у овцы, шерстью. В дельте встречается очень много птиц — цапель, уток, гусей и лебедей, караваек, разных камышниц и болотных курочек.

Часть дельты объявлена заповедником. Министр рыбного хозяйства обратил наше внимание на пеликанов, которые, по его мнению, наносят людям слишком большой ущерб. Эти птицы устраивают на озерах самые настоящие облавы на рыб. Наступая плотным полукругом, они с шумом и хлопаньем гонят рыбу к берегу и там легко вылавливают ее своими громадными зобастыми клювами. Проехав на лодке по системе протоков, мы попали в одно такое озеро, на песчаных берегах которого грелись на солнце несколько сотен пеликанов. При нашем приближении они лениво поднялись в воздух и начали кружить над озером.

Мы добрались до больших приморских озер Разелм и Синое. Они соединены с морем протоками, через которые в озера заходят в большом количестве кефали и сельди. Здесь их и промышляют. Наше внимание привлек способ укрепления песчаных пересыпей посадками специально подобранных кустарников и трав с мощными корневищами.

На одном из островов мы посетили большое село липован (так себя называют местные жители). Это русские и украинские сектанты, ушедшие из России в давние времена. Они отлично сохранили родной язык, хотя все говорят и по-румынски. Некоторые из них, получив образование, занимают руководящие должности. Но большинство живет старым укладом, занимаясь в основном рыболовством и приусадебным хозяйством, ревниво оберегая старые обычаи и... древние иконы.

По возвращении в Бухарест мы поделились с работниками Президиума Академии наук своими впечатлениями от поездки. В Доме ученых в нашу честь был дан концерт, после которого состоялся многолюдный банкет. Во время банкета министр рыбного хозяйства обратился к нам с вопросом: «Не посоветуете ли, как быть с селедкой? Мы ее вылавливаем много, но румыны ее не любят и не покупают». Я ответил: «Охотно посоветую, если вы не упрекнете меня во вмешательстве во внутренние дела... Нужно продавать селедку не по 24 леи, а по 10, и тогда вы увидите, что румыны любят селедку». Я был награжден громом аплодисментов, смущенным выражением благодарности со стороны министра и одобрительным замечанием президента Академии наук о том, что действительно рыба непомерно дорога, несмотря на ее изобилие.

Меня пригласили прочитать в местном университете лекцию об изучении Черного моря и задачах морской гидробиологии. Послушать ее пришли многие студенты и преподаватели — самая большая университетская аудитория была полна. Я говорил по-русски, а Ф. Я. Бушница переводил на румынский. После лекции меня окружила большая толпа студентов. Они говорили: «Слушая вас, мы убедились, что понимаем по-русски. Обычно наши преподаватели говорят не очень внятно, а вы старались говорить отчетливо, и мы почти все понимали без перевода». Было очень приятно, что молодежь владеет русским языком и ценит это как достижение. Нам показали в университете биологические кафедры и познакомили с их работами на пресных водоемах и на море.

Во время неоднократных заходов нашего экспедиционного судна «Академик А. Ковалевский» в Констанцу советские гидробиологи и ихтиологи часто встречались со своими румынскими коллегами в Институте рыбного хозяйства и на Биологической станции в Мамае. Чувствовалось, что все они прошли хорошую зоологическую школу. О высоком уровне их подготовки свидетельствовало и отличное качество промыслово-ихтиологических, гидробиологических и эколого-физиологических исследований. Нельзя было не отметить, что в небольшой стране — Румынии — ведется очень основательная работа по изучению фауны Черного моря. Пожалуй, даже некоторые проблемы румыны в отличие от нас разрабатывают более энергично. Правда, деятельность наших учреждений, занимающихся изучением Черного моря, носит более компактный характер, ее основной уклон — это проблемы биологической продуктивности. Но последнее нисколько не противоречит выводу, сделанному в результате поездки в Румынию: содружество наших стран в изучении жизни моря может быть весьма плодотворным.

Не менее интересными и полезными явились наши посещения Болгарии. Мы побывали на Биологической станции в Варне, известной своими отличными исследованиями на Черном море. При станции действует хороший аквариум. Станцией руководит профессор А. К. Волканов, компетентный и разносторонний зоолог. В составе коллектива станции имеется большая группа молодых специалистов, отлично разбирающихся во многих вопросах, связанных с изучением природы Черного моря.

Находясь в Болгарии, я и А. Н. Световидов имели удовольствие еще раз встретиться с румынскими специалистами по Черному морю. Дело в том, что болгарские коллеги решили пригласить их для участия в совместном совещании, посвященном задачам и программе дальнейших черноморских работ. Приглашение было принято, и в Софию без промедления прибыли Ф. Я. Бушница, М. К. Бэческу и С. И. Кэрауш. В течение нескольких дней мы имели возможность основательно потолковать об общих интересах в изучении Черного моря. В наших встречах участвовал сотрудник болгарского Зоологического института, один из крупнейших знатоков ихтиофауны Черного моря, профессор Пенчо Дренски. О результатах совещания мы доложили президенту Болгарской Академии наук известному философу Тодору Павлову и директору Зоологического института академику Бурешу.

Болгарская Академия наук вообще очень тепло встречала советских ученых. Однажды, когда мы прибыли в Варну на нашем корабле, научному составу экспедиции предложили совершить поездку по Болгарии и предоставили для этой цели отличный автобус. Во время поездки мы посетили ряд научных учреждений, побывали в исторических местах, любовались природой этой чудесной страны.

Мы не раз заходили в Бургас — центр болгарского рыболовства, осматривали старинные своеобразные городки — Несебыр и Созополь. Знаменитый песчаный пляж в Варне не единственный в Болгарии. Около Несебыра и Созополя также имеются отличные пляжи, есть там и песчаные дюны, по которым как в заправских пустынях можно покататься на верблюдах. Но наибольшее впечатление произвела ка нас р. Ропотамо, протекающая к югу от Бургаса. Мы не раз бросали якорь у ее устья и совершали поездки по реке на катере пограничников. По ее левому берегу расположены густые заросли, за которыми тянулись песчаные дюны, по правому — скалы, лесистые горные склоны и сырые низины. Растительность берегов Ропотамо необычайно богата, могуча и разнообразна. На небольшом пространстве можно наблюдать несколько самостоятельных растительных ландшафтов в первозданной их красоте. В один из таких заходов в устье Ропотамо на дружескую встречу с нами прибыла большая делегация бургасских работников рыбной промышленности.

В свою очередь мы тепло и радушно принимали румынских и болгарских ученых в Советском Союзе — в Керчи, Севастополе, Одессе и Москве. Многие из сотрудников нашей станции поддерживали с ними постоянные научные контакты.

В 1958 г. начались наши научные плавания по Средиземному морю. Вопрос о них предварительно обсуждался в Москве на совместном заседании Океанографической и Ихтиологической комиссий. Я был поражен единодушной поддержкой наших проектов работы на Средиземном море. Наше предложение было одобрено и в Президиуме Академии наук, и в Морском флоте, и в правительственных органах. Но встречались и скептики: кое-кто ворчал, что хватает дел и на Черном море и незачем затевать столь экзотические предприятия. На протяжении добрых десяти лет мы слышали на сессиях Ихтиологической комиссии: «Что ищет он в стране далекой, что кинул он в краю родном?»

Но прежде чем начать экспедиционные работы в Средиземном море, мне пришлось совершить поездку в Стамбул. Здесь я участвовал в работе XV ассамблеи Международной комиссии для исследования Средиземного моря и IV сессии Генерального совета по рыболовству в Средиземном море. До этого времени представители СССР в эти организации не входили. Моими товарищами по поездке стали ихтиологи — сотрудники Института рыбного хозяйства и океанографии Т. Ф. Дементьева и А. В. Кротов.

Международная комиссия для исследования Средиземного моря — довольно старая организация. Она была создана в 1915 г. по инициативе известного океанографа монакского принца Альберта, а также ряда французских, итальянских и испанских ученых. Фактически же она начала действовать в 1919 г. С тех пор комиссия провела 14 сессий (ассамблей) и издала 13 томов своих «Трудов». Сессии устраивались в разных странах. Членами комиссии являются представители Франции, Италии, Испании, Греции, Югославии, Турции, Туниса, Монако, Египта, Израиля, Марокко, Румынии (последние два государства приняты на XV Ассамблее).

По характеру своей деятельности комиссия представляет международное научное общество. На ее сессиях слушаются научные доклады, в том числе обзоры результатов исследований, выполненных за отчетный период в рабочих группах (физики и химии моря, планктона, бентоса, нектона, микробиологии моря, лагун и геологии моря). В качестве рабочего языка комиссии принят французский. При комиссии состоит объединение биологических станций Средиземного моря, издающее информационный бюллетень с краткими рефератами текущих работ станций.

На XV ассамблею было представлено свыше 60 докладов по всем разделам исследования Средиземного, Мраморного и Черного морей. В ее работе приняло участие более 100 делегатов. Наиболее многочисленной оказалась турецкая делегация (около 30 человек). От Франции, Италии и Испании прибыло примерно по 15 участников, другие государства имели меньшее число представителей. В качестве наблюдателей на ассамблее присутствовали представитель Болгарии профессор Паспалев и трое советских ученых.

Ассамблея открылась 11 сентября в новом здании Стамбульского университета, 5—6 этажные корпуса которого заняли целый квартал. Амфитеатр большой аудитории биологического факультета заполнили члены официальных делегаций и многочисленные гости — по преимуществу преподаватели и студенты университета, сотрудники научных институтов, представители промышленности и прессы. Заседание открыл представитель турецкого правительства.

С речью о задачах ассамблеи выступил президент комиссии итальянский дипломат и общественный деятель У. Соли. Он тепло приветствовал вступление в состав комиссии новых членов — Румынской Народной Республики и Марокко, а также присутствие в качестве наблюдателей представителей СССР и Болгарии, выразив надежду, что эти государства в дальнейшем также станут членами комиссии. С приветствиями и небольшими декларациями выступили представители нескольких делегаций.

Затем участников ассамблеи пригласили на завтрак в старое здание университета. Здесь члены делегации смогли уже наладить личные контакты. Мы познакомились с рядом молодых сотрудников турецкого Института гидробиологии и Центра рыболовных исследований. Они тотчас же начали обсуждать с нами вопросы биологии черноморских промысловых рыб, гидрологии и гидробиологии Черного моря. Оказалось, что в Турции знают о многих работах Севастопольской биологической станции и Института рыбного хозяйства. В частности, недавно турецкие гидробиологи получили 28-й том «Трудов ВНИРО», посвященный черноморским промысловым рыбам, знакомы они и с нашей теорией общего водообмена в Черном море. К слову сказать, директор Центра рыболовных исследований гидролог Пекташ был не согласен с точкой зрения советских ученых и готовился выступить с докладом, в котором утверждал отсутствие водообмена поверхностных и глубинных слоев в Черном море. Некоторые данные из наших работ привлекли внимание весьма разностороннего молодого турецкого исследователя Музафера Демира, автора ряда работ по планктону, бентосу и ихтиологии. Мы обсуждали их при нашей встрече.

На завтраке мы встретились с известным немецким ихтиологом К. Коссвигом, вот уже в течение 18 лет являющимся профессором Стамбульского университета. Фактически он был основоположником названных выше турецких институтов, а большинство их сотрудников являлись его учениками. К. Коссвигу и другому немецкому ученому В. Нюманну, также длительное время работающему в Турции, принадлежит ряд очень важных работ по биологии промысловых рыб турецких вод.

Коссвиг держался с нами несколько напряженно и официально. Чувствовалось, что новое знакомство его беспокоит, и он быстро переключился на разговоры с другими делегатами. Напротив, Нюманн был очень приветлив. В беседе со мной он не без смущения заявил: «Я очень рад, что вы восстановили Севастопольскую станцию. Я знаком с ее работами и знаю ее здание, правда, уже в разрушенном виде. Я был солдатом во время войны и участвовал в осаде Севастополя».

На ассамблее я впервые встретился с Ж. М. Пересом, директором Марсельской морской станции, чрезвычайно энергичным организатором разнообразных гидробиологических исследований, крупнейшим средиземноморским специалистом по бентосу. Можно сказать, что мы взаимно стремились к знакомству: наши станции очень близки по общему направлению исследований. В дальнейшем нам пришлось иметь много общих дел и ряд встреч в Москве и Севастополе. Очень приятным оказалось также знакомство с директором французского Института рыбного хозяйства Ж. Фюрнестеном, который уделял очень много внимания членам нашей делегации.

Теплой и радостной была наша встреча с выдающимся итальянским зоологом профессором Падуанского университета Умберто Д’Анкона. Его можно считать одним из лучших знатоков советских черноморских исследований: с момента основания Средиземноморской комиссии он публиковал очень полные и дельные обзоры наших работ на Черном море. Огромное внимание проявил к нам генеральный секретарь комиссии профессор Парижского университета и директор биологических станций в Баньюльсе и Вилла-Франке Ж. Пети. Навсегда останутся в нашей памяти беседы и встречи с этим деятельным сторонником сближения Франции и СССР. Познакомились мы и с директором Стамбульского института гидробиологии профессором Эрмином. Мы условились о будущих встречах. Как ни странно, но он должен был предварительно согласовать вопрос о них с полицией.

До недавнего времени мы очень мало знали о последних черноморских исследованиях турецких ученых (безусловно меньше, чем они о наших). Между тем ряд важнейших вопросов биологии мигрирующих черноморских рыб затрагивают ту часть их жизни, которую они проводят у южных берегов Черного моря, в Босфоре, Мраморном и Эгейском морях. Лишь весной 1954 г., во время нашего посещения Болгарии, мы узнали о черноморских работах ряда турецких научных институтов. Поэтому знакомство с ними представляло для нас большой интерес. Забегая вперед, скажу, что турецкие специалисты отнеслись к нам доброжелательно, мы получили полный комплект их научных изданий за последние годы.

Советские делегаты сообщили генеральному секретарю комиссии, что готовы выступить с докладами, хотя и предварительно не заявленными. Профессор Ж. Пети тотчас согласовал этот вопрос с президентом комиссии У. Соли и на другой день сверх объявленной программы сессии было назначено специальное общее собрание для слушания наших докладов. Надо отдать должное замечательной оперативности сотрудников советского консульства, изготовивших в течение ночи 200 экземпляров наших докладов: мы смогли раздать их всем участникам.

День нашего выступления начался с заседаний секций. Особенно многочисленными на проходящей ассамблее оказались секции планктона и нектона (ихтиологии).

На секции планктона профессор Бернар зачитал обширный обзорный доклад председателя секции Г. С. Трегубова (заместителя директора Биологической станции в Вилла-Франке) об исследованиях планктона Средиземного моря за последние три года, а также свой доклад. Бернар призвал обратить серьезное внимание на изучение мельчайших жгутиковых, которые в огромных количествах населяют неосвещенные глубинные слои. Там жгутиконосцы, очевидно, усваивают растворенные органические вещества, служа в свою очередь пищей для планктонных животных. Таким образом, в пищевых цепях пелагиали создается очень важное промежуточное звено, до сих пор неучитываемое. Для нас доклад Бернара представил особенно большой интерес: исходя из тех же, что и он, предпосылок, мы уже поставили у себя вопрос об изучении этой группы фитопланктона.

В секции нектона председательствовал директор Биологической станции в Алжире профессор Дьюцейд. Он сделал обзорное сообщение по ихтиологии и продемонстрировал макет цветного атласа рыб Алжирского сектора Средиземного моря. Были заслушаны также доклады по биологии тунцов, кефалей, мерланга, сардины.

В середине дня состоялось общее собрание. Председательствовал У. Д’Анкона. Он объявил о выступлениях В. А. Водяницкого («Новейшие результаты изучения Черного моря, его жизни и промысловых ресурсов») и А. В. Кротова («Результаты советских исследований биологии промысловых рыб Черного моря»), В заключение своего доклада я заявил о предполагаемой серии экспедиционных работ в Средиземное море (имелись в виду главным образом сравнительные исследования количественного развития жизни и биологической продуктивности в разных морях Средиземноморского бассейна).

Наши доклады встретили такой горячий прием, какого мы и не ожидали. Особенно высоко оценили их итальянцы и французы. У. Соли предложил при вступлении СССР в состав комиссии образовать специальную подкомиссию по Черному морю.

Ж. Пети призвал присутствующих на сессии ученых к изучению русского языка, на котором публикуются важные исследования. Он сказал, что многие французские ученые уже сейчас учат русский язык. У. Д.’Анкона в заключительном слове выразил надежду, что Советский Союз вступит в число членов комиссии. Он отметил, что работы советских гидробиологов представляют большой интерес для исследователей Средиземного моря: советские ученые достигли уже определенных успехов в ряде вопросов, которые их зарубежные коллеги, работающие на Средиземном море, только начинают разрабатывать.

Реконструированный ход изменения солености Черного моря после прорыва Босфора (по В. А. Водяницкому) А — глубинные воды, В — поверхностные воды

На следующий день состоялся доклад турецкого гидролога Пекташа, изучавшего водообмен через Босфор. Я не имел возможности предварительно познакомиться подробно с его докладом (тезисы были очень краткие). Но он поразил меня своими парадоксальными выводами. Пекташ утверждал, что средиземноморская вода вовсе не поступает в Черное море, так как глубинное босфорское течение при выходе в Черное море наталкивается на возвышение дна (порог) и поворачивает обратно, вливаясь в поверхностное течение из Черного моря. Докладчик поддержал аналогичные выводы Эллиота и Илгаца (данные работ этих ученых были нам известны из американского географического журнала; полностью они были напечатаны в «Трудах Стамбульского университета»). Результаты классических исследований Босфора С. О. Макарова, впервые рассчитавшего количество черноморской воды, уходящей с поверхностным босфорским течением, и количество мраморноморской воды, вливающейся в Черное море, Пекташ объявил ошибочными, основанными, по его словам, на недостаточном числе наблюдений.

Сразу после доклада председатель заседания обратился ко мне с просьбой высказаться по данному вопросу. Сделать это было нетрудно, тем более что на заседании присутствовал переводчик — молодой человек, в совершенстве владеющий пятью языками и молниеносно переводящий с любого на любой из них каждое выступление. Его называли графом Толстым. Он действительно оказался внучатым племянником Льва Николаевича.

Я сказал, что если докладчик признает уход значительного количества поверхностной черноморской воды через Босфор, то неизбежно нужно признать и приток соответствующего количества более соленой воды к глубинам Черного моря. Если бы этого не происходило, то за те 60 лет, в течение которых ведутся регулярные гидрологические наблюдения на Черном море, произошло бы опреснение поверхностных слоев моря примерно на две промилле, чего в действительности нет. Поэтому задача исследователей детально изучить гидрологические процессы в Босфоре и прибосфорском районе Черного моря, что мы и выполним в ближайшие годы. Думаю, что при этом будет обнаружено присутствие соленых вод за пределами порога и, по всей вероятности, подтверждено, что соленая струя распространяется от устья Босфора на северо-восток, о чем свидетельствует распределение донных животных.

Пекташ учтиво выслушал меня, но не сказал ни слова.

В последующие годы мы действительно провели многочисленные комплексные съемки прибосфорского района и доказали постоянное наличие за пределами порога струи мраморноморской воды. Ее мощность колебалась в зависимости от соотношения уровней Черного и Мраморного морей, силы и направления ветра. Энтузиастом этих исследований была А. К. Богданова.

В тот же день участников сессии пригласили в Институт гидробиологии, состоящий в ведении университета. Он находился на берегу Босфора в 12 км от Стамбула. Весь северный берег Босфора представляет собой сплошную улицу-набережную, тянущуюся почти до самого Черного моря. Институт занимает отличный двухэтажный особняк, окруженный небольшим садом. Его лаборатории хорошо обставлены и имеют необходимую аппаратуру. Число научных сотрудников не превышает 20 человек, это преимущественно молодежь. Некоторые из них с целью специализации стажировались в иностранных морских институтах. Библиотека не очень большая, но неплохо подобрана. Институт обменивается изданиями почти с 200 иностранными учреждениями. В «Трудах» института опубликованы работы по биологии пеламиды, ставриды, скумбрии, барабули, по гидробиологии и океанографии. До 1956 г. «Труды» печатались на английском и немецком языках, в последнее время — только на турецком. На турецком языке изданы отдельными книгами и большие работы по бентосу и фауне рыб местных вод. Мы договорились с директором института профессором Эрмином, что по окончании сессии еще раз посетим это учреждение для более подробного обсуждения ряда взаимно интересующих вопросов.

В последующие дни продолжалась работа секций. Было представлено много докладов по физике и гидрологии моря. По гидрохимии же сообщений оказалось очень немного. Они касались режима биогенных веществ и были представлены в основном турецкими и югославскими учеными. Так же мало было докладов по микробиологии моря. Зато большое количество докладов экологического и биоценологического характера представили по группе бентоса. В группе лагун профессор У. Д’Анкона сделал большой доклад о кефалевом лагунном хозяйстве. Профессор Ж. Пети выступил с теоретическим докладом о классификации солоноватых вод. Большой отклик вызвал зачитанный на соединенном заседании групп доклад профессоров Ж. Фюрнестена (Париж) и Ж. М. Переса (Марсель) о последних погружениях на батискафе и некоторых его усовершенствованиях. Д’Анкона и профессор Пикотти доложили о результатах комплексной экспедиции (1955) в Адриатическом море. Ряд интересных докладов по разнообразной тематике представили югославские ученые.

В один из последующих дней мы посетили недавно организованный турецкий Институт рыболовных исследований. Он находится в Стамбуле и занимает обширное помещение в здании холодильника на берегу Босфора. Рядом с ним, у набережной, стоит отличное исследовательское судно «Арар» («Исследователь») водоизмещением примерно в 300 т. Институт ведет научные работы очень широким фронтом — от гидрологии, гидрохимии, гидробиологии и промысловой ихтиологии до технологии рыбных продуктов, техники и экономики рыболовства. При нем функционируют две станции: на Черном (в Трапезунде) и Эгейском морях. «Труды» института выходят с 1954 г. в виде отдельных брошюр. При содействии института издается хороший популярный журнал «Рыбы и рыбная промышленность», последний номер которого, посвященный происходящей научной сессии, был роздан всем ее участникам. Приятное впечатление на нас произвели широкий научный подход сотрудников этого института к изучению природы морей и их тесное содружество с работниками Института гидробиологии.

На обширном подворье управления мясной и рыбной промышленности и на стоящих вблизи рыболовецких судах велась оживленная подготовка к осенней путине. Вскоре ожидался массовый ход рыбы через Босфор из Черного моря в Мраморное. Здесь весной и осенью проходят огромные стада хамсы, скумбрии, пеламиды, луфаря и тунцов. В этом отношении Босфор представляет полную аналогию с Керченским проливом, в котором происходят весенние и осенние миграции рыб между Черным и Азовским морями. Странно даже вспомнить сейчас то недавнее время, когда считалось, что «бедное кормовыми ресурсами» Черное море является лишь местом голодной зимовки для рыб, нагуливающихся в Азовском. В действительности же оно летом служит местом нагула для огромных масс планктоноядных и хищных рыб, уходящих на зиму в Мраморное и Эгейское моря. Там некоторые из них, например пеламида, не питаются в течение всей зимы и возвращаются в Черное море отощавшими.

В Босфоре и Мраморном море осенью ведется главным образом большой промысел тунцов, идущих из Черного моря. В самом Черном море ни мы, ни турки еще не сумели наладить добычу тунцов. Известно, что количество пеламиды в Черном море сильно колеблется в разные годы. Согласно турецкой статистике за 50 лет, устанавливается довольно ясно 8-летний период этих колебаний.

Любопытный факт: турецкие ихтиологи пришли к заключению, что пеламида мечет икру в основном в Черное море. В этой связи нельзя не вспомнить, что, когда впервые сотрудники Севастопольской биологической станции обнаружили размножение пеламиды и тунцов в Черном море, результаты их наблюдений показались многим скептикам фантазией,— по общераспространенному тогда мнению, эти рыбы лишь случайно в отдельные годы заходят в Черное море. Весьма вероятно, что массовые миграции луфаря бывают лишь в годы малой численности пеламиды.

Прояснился и вопрос о крупной ставриде, появившейся в Черном море в массовом количестве всего лишь 10—12 лет назад. Этот вопрос представляет немалый общебиологический интерес. Мигрирует ли крупная ставрида через Босфор? Оказывается, что мигрирует, но почти неизвестна рыбакам на Мраморном море. Таким образом, массовое появление ее в Черном море — явление случайное. Как известно, в последующие годы проникшее в Черное море стадо крупной ставриды было постепенно выловлено, а ее потомство превратилось в обычную более мелкую ставриду. Перед нами как бы раскрылись многие неясные черты жизни важнейших промысловых рыб Черного моря; вместе с тем вновь подтвердилась правильность представления о продуктивности пелагиали Черного моря и о значительных запасах в нем пелагических рыб.

Мы осмотрели на рыбных холодильниках Стамбула большие запасы крупных тунцов, меч-рыбы, пеламиды, луфаря и др. Турецкие исследователи ориентируют свою промышленность на Черное море. На Анатолийском побережье проектируется строительство больших рыбоприемных и обрабатывающих предприятий.

Для участников сессий при центре рыболовных исследований организовали выставку немецких и норвежских приборов акустической разведки рыбы. Здесь же были выставлены новые приспособления для ловли тунцов на приманку с борта корабля. При захвате приманки тунец поражался электрическим током. Работа акустических приборов была продемонстрирована во время короткой поездки по Мраморному морю на судне «Арар». Обращает внимание большая компактность новых установок: их легко транспортировать и устанавливать путем закрепления соответствующих частей прямо на борту корабля.

15 сентября начались заседания Генерального совета по рыболовству в Средиземном море. Доклады слушались в специальных комитетах: исследований моря, рыболовства, технологии, внутренних водоемов, экономики и статистики. Всего состоялось около 50 докладов. Почти половину их представили турецкие институты. И это не только потому, что Турция стала местом созыва заседания; несомненно, сказалась и та энергия, с которой работали сотрудники этих институтов. Было решено доклады общенаучного характера (по гидрологии, планктону, бентосу) опубликовать не в «Трудах» совета, а в «Трудах» комиссии по изучению Средиземного моря.

Большой интерес вызвал ряд докладов по биологии рыб Черного моря. Участники заседания уделили много внимания биологии средиземноморской сардины и наметили проведение большой кампании по мечению тунцов, особенно маломерных. Они рассмотрели и приняли подготовленную специальной комиссией инструкцию по изучению сельдевых рыб, подробно обсудили вопрос об изучении мест, удобных для траления, а также об издании соответствующих карт. В 1957 г. должны были состояться специальные совещания по технике рыболовства и орудиям лова. В этой связи средиземноморскому совету было рекомендовано выступить со своими материалами, причем подчеркивалось, что особое внимание необходимо уделить вопросу о допустимых размерах ячей в целях сохранения молоди рыб. По мнению участников заседания, общее неудовлетворительное состояние статистики рыболовства в средиземноморских странах затрудняет научный анализ проблем рыболовства. В ряде докладов основательно освещались вопросы изучения биологии водохранилищ и борьбы с загрязнением вод.

В целом работы комиссии и совета давали полное представление о состоянии научных исследований в бассейне Средиземного моря, причем не только с чисто научной стороны, но и с хозяйственной. Благодаря тому, что устроители заранее отпечатали рефераты докладов, особенно подробные по линии совета и притом со списками литературы, можно было немедленно приступать к изучению всего этого огромного материала. Члены советской делегации пришли к единодушному мнению о целесообразности дальнейшего участия представителей советских научных учреждений и рыбной промышленности в работах комиссии и совета, в состав которых вошли уже некоторые черноморские страны.

Работы комиссии и совета перемежались небольшими экскурсиями и приемами. Мы осмотрели достопримечательности Стамбула: древнейший византийский храм; знаменитую Айя-София и ряд чрезвычайно похожих на нее огромных и роскошных мечетей; археологический музей с большим количеством древнегреческих и византийских памятников искусства. В музее хранится и огромный саркофаг, в котором, как предполагают, погребен Александр Македонский.

Центральная часть Стамбула, застроенная большими и хорошими 5—7-этажными домами, имеет очень узкие улицы, с трудом удовлетворяющие требованиям современного уличного движения. Поэтому особенно приятно было наблюдать значительные работы по реконструкции некоторых районов города: расширение улиц, строительство современных домов.

Вместе с советскими представителями в Турции мы устроили прием для всех участников сессии и многих научных работников Стамбула. Собравшимся в помещении нашего консульства показали советский научный фильм «Во льдах Арктики». Участники приема приняли его с одобрением. Затем состоялись угощение и беседа. Гости с интересом осматривали помещения консульства — красивый дворец, в котором прежде находилось русское посольство. Он был сооружен почти сто лет назад при после Игнатьеве.

По окончании сессии наша группа совершила небольшую поездку на побережье Мраморного моря для ознакомления с местными рыбопромышленными предприятиями. Накануне отъезда домой мы еще раз посетили Институт гидробиологии. Во время продолжительной беседы с турецкими учеными по проблемам изучения Черного моря мы вновь высказали свои пожелания и идеи по поводу расширения этих работ в масштабах Средиземноморья.

26 сентября советская делегация вылетела в Москву. Наш путь лежал через Афины, Рим, Париж (где мы задержались на два дня) и Прагу.

Собственно идея о расширении наших работ на Средиземном море не нова. Еще в предвоенные годы мы выдвинули такой проект и даже наметили основные задачи будущих сравнительных исследований в цепи южноевропейских средиземных морей. Сейчас же стало ясным, что работы на Черном море должны обязательно проходить параллельно с соответствующими исследованиями в соседних морях, тем более что многие важные промысловые рыбы совершают регулярные миграции между Черным и Средиземным морями. Однако именно в отношении биологической продуктивности бассейн Средиземного моря оставался изученным очень слабо. Широкие и регулярные работы на больших пространствах моря с полным комплексом необходимых гидрологических, гидрохимических и ихтиологических наблюдений здесь почти не проводились, несмотря на обилие научных учреждений и общий огромный объем исследований, имевших преимущественно зоологический уклон.

Важное место в наших работах на Черном море заняли в последнее время наблюдения суточных и многосуточных станций. Они позволили получить непосредственное представление о ряде гидрологических и биологических процессов, протекающих в водоеме, в частности определить суточную продукцию фитопланктона. К сожалению, для сравнения результатов мы смогли воспользоваться лишь весьма немногочисленными работами иностранных ученых на Средиземном море, носящими по преимуществу частный или местный характер.

Наша средиземноморская экспедиция в 1958 г. явилась в определенном отношении переломным моментом в работе Севастопольской биологической станции. За 87 лет существования станции лишь пятеро ее сотрудников вели работы на Средиземном море, причем в те времена, когда проблемой продуктивности морей, собственно, еще и не занимались. Таким образом, наша экспедиция может считаться первой отечественной гидробиологической экспедицией в Средиземном море.

За время нашего первого плавания мы работали в Эгейском, Ионическом и Адриатическом морях. Исследования велись по гидрологии, гидрохимии, планктону, бентосу, ихтиологии и паразитологии. Нам удалось провести комплексные работы на нескольких круглосуточных станциях с постановкой судна на якорь на больших глубинах.

Наши исследования проводились исключительно в нейтральных водах. Поэтому уловы и сборы донных животных не отличались большим богатством и разнообразием: жизнь на иловых грунтах, лежащих на больших глубинах, гораздо более скромна, чем в мелководных зонах. Однако для целей нашей экспедиции нужны были именно эти обширные открытые пространства, которые в первую очередь определяют общую продуктивность планктона, составляющего пищу пелагических промысловых рыб.

Невольно привлекает внимание почти вдвое большая, чем в Черном море, Прозрачность вод Средиземного, что указывает на более слабое количественное развитие планктона. Уловы планктонных сетей давали в склянке гораздо меньший слой осадка планктонных организмов, чем черноморские (в отдельных случаях в 3—10 раз). Растительные планктонные организмы здесь настолько малочисленны, что непосредственно в пробе воды они почти не заметны, в то время как в любой пробе, взятой в Черном море, их легко обнаружить.

Мы собрали множество количественных проб бентоса, а для более детального исследования взяли многочисленные живые образцы микробного населения воды и грунта, а также растительного планктона, которые были доставлены в Севастополь в виде культур. Во многих местах мы ловили рыб тралом и собрали большой материал по паразитам рыб. Само собой разумеется, что экспедиция привезла много экспонатов для музея станции.

Схема расположения станций, выполненных в восточной части Средиземного моря экспедицией на э/с «Академик А. Ковалевский»

Нас особенно интересовало Адриатическое море. Если биологическая продуктивность Эгейского и Ионического морей очень слабо освещена в литературе, то для Адриатического моря по этому вопросу имеются многочисленные работы югославских и итальянских ученых. Они дают очень важный материал для сравнения с результатами наших исследований.

Кроме того, имелось важное обстоятельство, обязывающее нас уделить особое внимание этому морю. Уже в течение 8 месяцев в водах Албании работала советская рыбопромысловая экспедиция при участии научных сотрудников Азово-Черноморского института рыбного хозяйства (Керчь). Эта экспедиция должна была помочь албанским рыбопромысловым предприятиям наладить добычу рыбы и определить промысловые перспективы южной части Адриатического моря, а также организовать местную рыбохозяйственную станцию. Мы считали, что наше участие может оказаться небесполезным при решении этих вопросов, тем более что в дальнейшем предполагали продолжить исследования в Адриатическом море.

В отличие от соседней Югославии, где рыболовство давно уже хорошо развито, в Албании оно является совершенно новым делом: албанцы вообще не привычны к рыбе. Так же как в Югославии, основной промысловой рыбой здесь считается анчоус, т. е. черноморская хамса, но значительно больших размеров. Мы знали, что в Дурресе уже начала работать небольшая рыбохозяйственная станция и главную роль в ее деятельности играют два молодых специалиста, окончившие московский Институт рыбного хозяйства. Наша задача — провести работы вдоль всего Адриатического моря, обратив главное внимание на количественное развитие планктона и бентоса. Сразу намечаем выполнить 2—3 многосуточные стоянки на якоре в открытом море. Их цель — уловить темп воспроизводства растительного и животного планктона. Мы намерены периодически заходить в Дуррес, а также в югославский порт Сплит, где имеется отличный морской биологический институт.

В Дурресе нас встречают товарищи из АЗЧЕРНИРО и сотрудники Албанской рыбохозяйственной станции, которую мы и посетили в первую очередь. Она расположена в небольшом, но очень удобном особняке и обставлена вполне комфортабельно. Заведующий станцией сообщает, что на днях намечено торжественное собрание по случаю официального открытия станции и меня приглашают выступить с докладом о задачах исследований в Адриатическом море с целью развития рыболовства. Я принимаю это предложение, но оговариваюсь, что сначала должен хотя немного ознакомиться с местными условиями и состоянием промысла.

Отправляемся в столицу Албании Тирану, чтобы повидаться с советским послом и согласовать нашу деятельность. Коротко рассказываю послу о наших задачах и выражаю надежду, что он приедет на открытие рыбохозяйственной станции. Затем идем осматривать город, планируя посещение местного университета, где по слухам имеется хороший зоологический музей.

Тирана делится на старую и новую части. Во второй — господствуют административные здания, окружающие большую площадь, которую замыкают корпуса университета. Директор и организатор музея — русский пожилой человек по фамилии Пузанов — ведет нас по залам действительно очень хорошо поставленного и обширного хранилища. Довольно полно отражена фауна Балкан и Черного моря.

Вечером возвращаемся в Дуррес и утром выходим в море на работу.

Начинаем с пролива Отранто. Становимся на якорь и через каждые четыре часа берем планктонные и гидрологические серии. Неожиданно со стороны Италии появляются два небольших американских самолета. Они долго кружатся вокруг нас, пролетают над самыми мачтами, а улетев, через час возвращаются снова. Мы продолжаем работать, не обращая на них внимания.

Наступает ночь. В полной темноте к нам приближается большой военный корабль, останавливается метрах в пятидесяти и освещает нас прожекторами. С его борта кто-то наблюдает за нами в бинокль. Постояв, корабль удаляется. В полночь совсем близко к нам подходит торговое голландское судно. С него что-то кричат, спускают большую шлюпку и в нее садятся 10 матросов, одетых в спасательные костюмы. Шлюпка подходит к нам, и спасатели лезут на палубу. Наконец, они разобрались, что мы не терпим бедствие, а занимаемся научными исследованиями. Разочарованные спасатели отбывают восвояси. В проливе мы стоим трое суток, и самолеты еще раз наносят нам визит.

В течение последующих 10 дней мы работаем в южной половине Адриатического моря, а затем возвращаемся в Дуррес для пополнения запасов продовольствия.

Тем временем наступает день открытия станции, где мне предстоит сделать вступительный доклад. Заседание проходит в клубе моряков, присутствуют многие руководящие деятели (местные и столичные), наш посол, несколько сот моряков и рыбаков. Директор рыбохозяйственной станции переводит мое выступление на албанский язык. Вот полный текст моего выступления: оно в известной степени характеризует в общих чертах наши представления об Адриатическом море и его промыслах, планы дальнейших исследований.

«Адриатическое море, лежащее в узле ряда древнейших европейских культур, является одним из старинных центров рыболовства и одним из наиболее освоенных морей. Однако интенсивные исследования Адриатического моря начались позже, чем в некоторых частях западной половины Средиземного моря, и имели в большинстве случаев локальный характер. Тем не менее в восточной половине Средиземноморского бассейна Адриатическое море является наиболее изученным. Основными научными центрами здесь были Венеция и Триест. Италия, имея крупные морские биологические станции в Неаполе и Мессине, на Адриатическом море создала небольшую станцию в Кьодже, которая преследовала главным образом учебные цели.

В отношении Адриатического моря уже давно сложилось убеждение, что это сравнительно бедное жизнью „олиготрофное“ море с малым запасом растворенных питательных веществ, слабым развитием планктона и низкой заселенностью рыбами пелагической области. Более обильная жизнь в нем сосредоточена главным образом на небольших глубинах и по преимуществу в северной более мелководной части моря... Знаменитый профессор У. Д’Анкона из Падуи опубликовал очень важные работы об изменениях относительных количеств хищных и мирных рыб в Адриатическом море, наблюдавшихся после первой и второй мировых войн. Оказалось, что в результате резкого сокращения рыболовства в военные годы количество хищных рыб значительно увеличилось, а количество мирных рыб (т. е. питающихся планктоном или бентосом) значительно уменьшилось. В дальнейшем, после восстановления рыболовства, соотношение хищников и мирных рыб стало приближаться к норме предвоенных лет.

Таким образом, было установлено, что промысел в Адриатическом море при сравнительно небольшой величине этого моря и значительном развитии в нем рыболовства является существенным фактором, регулирующим в определенных пределах соотношение численности разных групп рыб. Нужно иметь в виду, что итальянское рыболовство уделяло преимущественное внимание придонным рыбам и в относительно меньшей степени использовало таких пелагических планктоноядных рыб, как сардина.

Второй крупный итальянский исследователь Адриатического моря, А. Ватова из Венеции, выполнил большой труд — он опубликовал сводку всех сведений о составе фауны и флоры Адриатического моря. Еще в прошлом столетии в северной части Адриатического моря много работал венский профессор А. Штейер — один из создателей современного учения о планктоне и автор классического труда „Учение о планктоне“. А. Штейер очень много сделал для изучения планктона Адриатического моря, главным образом его систематического состава и особенно веслоногих рачков. Он основал лабораторию в самом северном углу Адриатического моря, в Триесте, а затем Биологический институт несколько южнее, в Ровиньи, который существует и в настоящее время. Впрочем, от прежнего института осталось только здание, так как во время войны немцы вывезли из него все имущество и библиотеку. В настоящее время это научное учреждение с очень небольшим числом научных сотрудников (3—4 человека). В нем по преимуществу работают ученые из других институтов и университетов, иностранцы и многочисленные студенты. Во главе института стоит известный югославский ихтиолог профессор Зей.

Основной югославский Морской институт находится в Сплите. Он основан в 1932 г. и с тех пор издал много ценных трудов по всем разделам изучения Адриатического моря, в частности по его рыбным промыслам, биологии рыб и особенно сардины. Институт имеет 18 научных сотрудников, среди них такие крупные ученые, как альголог Ерцегович, океанограф Бульян, директор микробиолог Цвиич и др.

Третий Морской институт находится на острове около г. Дубровника с постоянным штатом научных сотрудников лишь из 5 человек. Во главе его стоит один из крупнейших исследователей жизни Адриатического моря, профессор Гамулин.

В последние десятилетия сардина в Адриатическом море сделалась центром внимания югославской рыбной промышленности и научных исследований. В этом повороте к сардине заключается некоторое принципиальное новшество. Ведь сардина питается планктоном, а было распространено мнение, что в Адриатическом море планктон очень беден и для промысла могут иметь здесь существенное значение лишь рыбы придонные. И в настоящее время у итальянского побережья, особенно в северной части моря, донные рыбы имеют основное значение в промысле. В Югославии же сардина составляет сейчас уже более половины всего улова. Повышение промыслового значения сардины — пелагической планктоноядной рыбы — вызвало необходимость более глубокого изучения ряда вопросов гидрологии, гидрохимии и гидробиологии Адриатического моря, важных для понимания общих процессов биологической продуктивности этого моря, а также питания, роста, размножения и миграций сардины.

Нужно иметь в виду, что хотя Средиземное море и его жизнь изучаются уже очень давно и на берегах его в течение многих десятков лет существуют многочисленные морские научные учреждения, исследования именно в области биологической продуктивности начаты здесь лишь сравнительно недавно и не приобрели широкого и систематического характера. В этом отношении исследования бассейна Средиземного моря далеко отстали от исследований морей северной Атлантики и от советских исследований в Баренцевом, Каспийском, Черном и Азовском морях. Поэтому в изучении продуктивности Средиземноморского бассейна перед исследователями стоят серьезные задачи. Я попытаюсь в очень кратких чертах охарактеризовать некоторые важные для нас черты продукционных процессов в Средиземном и Адриатическом морях.

Для Средиземного и в несколько меньшей степени для Адриатического морей характерны очень большая прозрачность воды и слабое количественное развитие планктона. Вместе с тем нельзя не отметить, что для этих вод почти не имеется данных о темпе размножения и росте основных планктонных организмов и поэтому истинная картина оборачиваемости веществ и воспроизводства кормовых организмов далеко не ясна. Это вопросы, которые еще ждут своего разрешения. Уже давно было отмечено наличие в водах Средиземного моря значительных количеств мельчайших жгутиконосцев, однако их роль в продуцировании осталась еще не изученной.

В последнее время французский ученый Бернар утверждал, что в водах Средиземного моря имеют основное значение для продуктивности очень мелкие планктонные водоросли кокколитофориды, собственно даже один вид из них. Хотя этот вид и не очень многочислен, но он довольно равномерно удерживается в планктоне в течение круглого года, а при временных неблагоприятных условиях образует споры, которые быстро восстанавливают популяцию. Замечательно, что эти организмы населяют, по утверждению Бернара, не только освещенный поверхностный слой, но также и большие глубины, лишенные света, следовательно, они усваивают растворенные органические вещества, создавая оформленную пищу для зоопланктона вне зоны фотосинтеза.

Таким образом, общепринятое представление о послойном питании зоопланктона только за счет фитопланктона верхних освещенных слоев оказывается неполным. Если даже первичная продукция осуществляется только при участии света, то дальнейшая судьба органического вещества может зависеть от деятельности жгутиконосцев в неосвещенных глубинах. Изучение этих вопросов представляет первостепенный интерес для морской гидробиологии. Бернар считает, что в продуктивности западной части Средиземного моря большую роль играют атлантические воды, вливающиеся через Гибралтар и несущие гораздо более высокие запасы биогенных веществ, чем поверхностные воды Средиземного моря.

Известный югославский океанолог Бульян предполагает, что для продуктивности Средиземного моря имеют существенное значение подводные извержения в Тирренском море, обогащающие глубинные воды биогенными веществами, которые в дальнейшем распространяются по всему Средиземному морю и, как думает Бульян, в значительном количестве проникают периодически в Адриатическое море.

Известно со времен датской экспедиции 1908 г., что глубинные воды Средиземного моря содержат довольно большие количества биогенных веществ — нитратов и фосфатов. При зимней вертикальной циркуляции ими обогащаются и поверхностные слои, где весной они быстро исчерпываются вследствие усвоения их фитопланктоном. Принос питательных веществ реками в Средиземном море не настолько велик, чтобы оказать существенное влияние на продуктивность. В Адриатическое море впадает лишь одна более или менее крупная река — По, которая несомненно, оказывает влияние на продуктивность северной части моря.

Бульян недавно привлек внимание к чрезвычайно интересному факту — наличию 4,5 и 9-летних периодов в уловах рыб в Адриатическом море. Бульян считает, что те же периоды наблюдаются также в развитии планктона и в содержании биогенных веществ и что эти явления зависят от определенной пульсации водообмена между Средиземным и Адриатическим морями. Детальный анализ гидрологических данных указывает на то, что через 4,5 года происходит усиление проникновения в Адриатическое море глубинных вод Средиземного моря с повышенным содержанием биогенных веществ и что через каждые 9 лет водообмен бывает особенно сильным, что, по мнению Бульяна, связано с периодичностью холодных зим, т. е. имеет причины более общего характера.

Эта гипотеза представляет очень большой интерес и открывает обширную программу исследований, тем более что в южной части Адриатического моря и в проливе Отранто до сего времени даже и не проводились регулярные океанологические наблюдения. Исходя из своей гипотезы Бульян считает, что в 1959—1960 гг. можно ожидать повышения продуктивности Адриатического моря и уловов рыб. По-видимому, Албанская рыбохозяйственная станция должна будет организовать в южной части Адриатического моря и в проливе Отранто комплексные многолетние исследования, которые внесли бы ясность в этот сложный и очень важный вопрос.

Вопрос о размерах пополнения и выживания отдельных поколений рыб очень сложен и зачастую не может быть решен на основе формального анализа колебаний условий среды обитания. Необходимо вести одновременно глубокое изучение биологических явлений как таковых. В этом смысле большой интерес представляет недавнее обнаружение массовой зараженности яиц средиземноморской сардины паразитическим жгутиконосцем (от 30 до 80% зараженности), вызывающим смерть выведшейся личинки (из лопнувшего желточного пузыря, которой выпадает новое поколение мельчайших жгутиконосцев).

Обращаясь к общей характеристике продуктивности Адриатического моря, на основании как литературных данных, так и непосредственных впечатлений мы позволим себе высказать несколько предварительных соображений.

Нам, прибывшим с Черного моря, резко бросилось в глаза очень малое количество дельфинов в Адриатическом море. В то время как в Черном море численность дельфинов определялась в 0,5—1,0 млн. голов, в Адриатическом море, которое по площади примерно лишь в два раза меньше Черного моря, югославские ученые признают наличие лишь 3—5 тыс. дельфинов. Впрочем, говорят, что зимой количество их здесь несколько повышается, очевидно, за счет подхода их из Средиземного (а может быть, и из Черного?) моря. Для Черного моря мы знаем, что дельфины съедают в нем в течение года рыбы в несколько раз больше, чем ее добывают все черноморские государства, вместе взятые. Кроме того, в Черном море имеется и много таких хищных пелагических рыб, как пеламида, тунцы, ставрида, луфарь.

В то же время в Адриатическом море при малом количестве дельфинов обращает на себя внимание изобилие акул и скатов, которые, несомненно, истребляют здесь огромные количества рыбы. Мне кажется, что в Адриатическом море очень важной предпосылкой для дальнейшего развития рыболовства должно явиться усиление добычи хищных рыб. Тогда, не нарушая нормального отношения количества мирных рыб и их истребления (в настоящее время хищниками) и не подрывая запасов, человек сможет вылавливать дополнительно то количество мирных рыб, которое истребили бы выловленные хищники. Из сказанного вытекает, что плановая организация рыболовства должна носить комплексный характер и должна основываться на планомерном изучении взаимоотношений между различными группами населения моря. Добывающая деятельность человека может иметь характер направленного регулирования этих взаимоотношений таким образом, чтобы поддерживались запасы полезных рыб и человек получал бы наибольшую возможную пользу при данных природных условиях водоема. Мне кажется, должен быть поставлен вопрос о развитии добычи хищных рыб, например с помощью крючковых снастей. Необходимо разрешить вопрос о массовой утилизации их мяса и кожи. Весьма возможно, что часть улова акул и скатов можно будет сбывать в Италии.

Изучение взаимоотношений между различными группами рыб невозможно без систематического и регулярного количественного изучения основных источников пищи рыб — планктона и бентоса. Количественное развитие рыб и особенно, конечно, планктона подвергается значительным колебаниям в зависимости как от изменений гидрометеорологических условий в разные годы и колебаний запасов биогенных веществ, так и от чисто биологических отношений. Мы особенно подчеркиваем эту сторону дела, так как в ряде случаев недостаточно уделялось внимания регулярным исследованиям условий среды обитания рыб.

В настоящее время уже довольно много известно о биологии сардины. Югославские исследователи имеют карты распределения, миграций и мест икрометания сардины. Несомненно, что работами последних лет албанских и советских исследователей добыты обширные данные о запасах сардины в южной части Адриатического моря. Однако мне кажется, что имеющиеся данные еще недостаточны, во всяком случае хотя бы для того, чтобы уверенно планировать значительное и твердое расширение промысла сардины. Таково же мнение, насколько мне известно, югославских исследователей в отношении запасов сардины в средней и северной части Адриатического моря.

В связи с необходимостью, как мне кажется, осуществлять регулирование популяций главнейших рыб в Адриатическом море возникает необходимость организации исследований миграций рыб в проливе Отранто. Это необходимо, чтобы установить влияние прежде всего вновь вторгающихся в Адриатическое море крупных хищников и организовать по возможности массовый отлов этих хищников в самом проливе. По-видимому, не имеется достаточных данных о перемещениях между основным бассейном Средиземного моря и Адриатическим морем также и других групп рыб.

Мне хотелось бы в заключение подчеркнуть широкое развитие в последнее время международного сотрудничества в деле изучения промысловых запасов морей и особенно важное значение сотрудничества стран социалистического лагеря. Советская наука придает этому вопросу важное значение и готова планомерно сотрудничать с морскими институтами в деле изучения бассейна Средиземного моря».

Доклад был выслушан с большим вниманием. Затем выступили албанские специалисты и мы поздравили сотрудников станции с официальным открытием. Текст моего доклада обещали перевести на албанский язык и опубликовать, но перевода я так и не получил.

Участников экспедиции пригласили совершить поездку на виллисе. Наш путь лежал через Тирану на север до озера Шкодер, расположенного на границе с Югославией. Расстояние это небольшое. Однако, к нашему удивлению, во время короткого путешествия мы пересекли несколько, так сказать, этнографических поясов. Через каждые 15—20 км можно было наблюдать смену национальных костюмов и даже некоторые отличия в жилищах и селениях. Еще в Тиране мы заметили, что крестьяне, в том числе и мужчины, приезжавшие на рынок, одеты в довольно сложные национальные костюмы. Городские жители носят фески из белой шерсти.

Добираемся до города Шкодер (Скутари). Здесь нас прежде всего везут на вершину небольшой горы, где сохранились остатки крепости. Всех нас поразил вид, открывшийся с вершины. Прямо готовая картинка в учебник физической географии. Хорошо были видны море, озеро, реки, различные типы побережий, горы, долины и равнины, луга, болота, леса и возделанные поля. Затем мы побывали на озере, где трудятся рыбаки, объединенные в большие артели.

По возвращении в Дуррес снова выходим на работы в море. Теперь уже продвигаемся дальше на север, предполагая зайти в югославский порт Сплит. Проработав 10 дней, останавливаемся вблизи южного берега большого острова Хвар. Вскоре от берега отплывает большая лодка и подходит к нам. В ней югославские рыбаки. Они перебрасывают к нам на палубу несколько десятков красивых рыб и просят наполнить бочонок питьевой водой. Мы охотно выполняем просьбу. Лодка медленно обходит несколько раз вокруг нашего корабля, рыбаки, стоя и прихлопывая в ладоши, поют хором очень мелодичную песню, слов которой не разобрать. Все это очень красиво и неожиданно. Мы отвечали приветствиями как могли, довольно шумно и менее мелодично.

Потом подошла лодка с маяка. Интересуемся состоянием расположенного на острове тюленьего заповедника. Эти тюлени, так называемые монахи, представители теплолюбивой группы тюленей (они приносят детенышей летом на берегу в отличие от северных, каспийских и байкальских тюленей, у которых дети родятся зимой, на льду). Раньше они были распространены во всем Средиземноморском бассейне, в том числе и в Черном море, где еще сохраняются в количестве нескольких экземпляров в заповеднике на мысе Калиакра (Болгария). Оказалось, что местные тюлени живут на противоположном берегу острова, но подойти туда можно только по специальному разрешению. Несмотря на охрану, эти тюлени все же обречены на гибель: в погоне за рыбой они попадают в рыболовецкие сети и задыхаются.

Направляемся в порт Сплит. Наше место в порту оказалось рядом с военным учебным кораблем. Не успели мы встать на якорь, как на югославском корабле через репродуктор зазвучали советские песни.

Нас встречают сотрудники Института океанографии и рыбного хозяйства, который расположен в нескольких километрах к северу от порта. Они обещают прислать автобус, а пока предлагают осмотреть город. Вдоль набережной тянется пальмовая аллея и старинная стена, местами включенная в современные здания. Эта стена, как и расположенные по ее другую сторону значительные остатки старинных сооружений и колоннад, — небольшие части дворца и подворья римского императора Диоклетиана, построенных в III в. Диоклетиан был местный уроженец и под старость жил здесь, лечась от ревматизма сероводородными ваннами. Они функционируют и теперь, наполняя воздух в порту, куда стекают эти воды, сильным запахом.

Едем на автобусе в институт по дороге, идущей вдоль побережья среди садов и вилл. Институт основан в 1932 г. и хорошо известен нам своими работами, очень близкими по характеру и направленности к исследованиям советских рыбохозяйственных институтов и биологических станций. Сейчас в нем около двадцати научных сотрудников, среди них много способной молодежи. Превосходное здание института с просторными лабораториями, библиотечным залом и богатым аквариумом производят отличное впечатление. В читальном зале проводим взаимный обмен мнениями. Очень интересны работы Зупановича, продолжившего исследования Д’Анкона по колебаниям численности промысловых рыб. Директор института доктор Цвиич, известный микробиолог, принимает наше приглашение поплавать с нами 2—3 дня и принять участие в наших работах.

После совместного плавания снова заходим в Сплит и прощаемся с очень доброжелательным и деликатным доктором Цвиичем и его коллективом. Решаем в течение ночи пройти между многочисленными островами вдоль Далматинского побережья на север и утром начать работы в северной части моря. Разрешение на такой проход нам оформили быстро, и мы пускаемся в плавание в полной темноте, плывя среди сотни островов и мигающих со всех сторон огней маяков.

После работ в северной части моря заходим в порт Ровинь, где с 1897 г. действует Биологический институт, основанный знаменитым планктонологом А. Штейером. Я встречался раньше с его директором ихтиологом Зеем, но сейчас он в отъезде.

Здесь всего лишь три научных сотрудника, которые знакомят нас с институтом. В институте проходят практику около 30 студентов из ФРГ с руководителями, но ко времени нашего прихода они куда-то уехали.

Ровинь производит с моря оригинальное впечатление своими домами, стоящими прямо у воды, как в Венеции. Резко бросается в глаза иной тип населения, чем в средней части Хорватии, где преобладают высокие, стройные и красивые люди. Здесь больше плотных, небольших людей с округлыми лицами. Нас ведут на один из островов, где расположены санатории со множеством маленьких домиков среди парковой растительности.

После работ в северной и средней Адриатике мы посетили порт Дубровник. Этот город представляет большой исторический и художественный интерес, поэтому в нем много иностранных туристов. В давние времена он был богатой самостоятельной городской республикой, которая конкурировала с Венецией за торговые рынки. Разрушенный землетрясением Дубровник восстанавливается в эпоху Возрождения. До сих пор в нем сохранились в первоначальном виде многие древние здания. Обнесенный белыми стенами с боевыми башнями со стороны моря, город и теперь производит впечатление крепости, правда, очень нарядной и приветливой.

Нам предстоит познакомиться с местным Морским институтом, недавно, созданным под руководством известного гидробиолога (бывшего директора института в Сплите) профессора Гамулина. Он встречает нас на набережной миниатюрного порта и ведет в аквариум, который создан в крепостных стенах и башнях, окружающих порт. Сам институт расположен на острове, который раньше принадлежал династии Габсбургов, и размещается в помещениях дворца и частично в бывшем монастыре среди великолепного парка. Место сказочное. Ничего подобного не имеет ни один институт в Средиземном море. Главная задача института — изучение биологии и промысловых запасов сардины, а также планктона как ее основной пищи. Этим давно занимается профессор Гамулин и его помощник Гура. На острове имеется оригинальное соленое озеро, расположенное среди скал и сообщающееся с морем естественным каналом, идущим по тоннелю в небольшой грот.

Перед выходом из Адриатического моря после ряда повторных работ в его южной части заходим в албанский порт Саранду, расположенный вблизи греческой границы. Нам предстоит побывать на местном озере Бутринти, в котором недавно погибло большое количество рыб.

Чтобы попасть на озеро, нужно перевалить через небольшой хребет. С его вершины открывается вид на ближнюю болотистую низину, заросшую густой растительностью, с кое-где проглядывающими маленькими озерами. Поражает обилие птиц — цапель, караваек, шилоклювок, уток. Чуть дальше виднеется большое озеро, окруженное широким кольцом камышей. Долина имеет также болотистый характер. Нам объясняют, что озеро раньше получало приток речной воды, просачивающейся через множество мелких протоков, пронизывающих болотистую низину. Ответвление реки имело как бы сложную дельту перед впадением в озеро. Но недавно решили спрямить русло, чтобы осушить низину и обеспечить поступление в озеро свежей воды, не отравленной болотными выделениями. Но когда открыли спрямленный канал со свежей водой, в озере вымерло много рыбы. Возникло даже подозрение о диверсии, начали искать возможных виновников отравления озера.

Из разговоров выясняется, что горная река временами несет очень мутную воду, а после проведения прямого канала в горах как раз прошли сильные дожди и в результате в озеро хлынула масса очень мутной воды. Можно предположить, что это и послужило причиной массовой гибели рыб. Но нужно побывать на самом озере. Отсюда добраться к нему очень трудно, и мы решаем подойти на корабле со стороны моря к месту стока из озера.

Вскоре наш корабль входит в пролив ввиду острова Корфу. Картина удручающая: озеро заполнено мутной, грязно-желтой водой, на поверхности видны десятки тысяч мертвых рыб.

Вот и обеспечили озеро «свежей водой»! Очевидно, далеко не случайно жизнь в озере сохранялась, когда вода проходила через фильтр плавней и, конечно, не в таком количестве единовременно, как теперь через спрямленный канал. Это пример неудачного вторжения в природу с необоснованными представлениями о том, что для нее лучше. Низину осушить и превратить в огороды можно было и без «награждения» озера массой мутной воды. Об этом мы и сказали албанцам. Затем покинули Адриатическое море и ушли, чтобы продолжать исследования в Ионическом и Эгейском морях. Наше плавание продолжалось два месяца, домой мы возвратились с большим и разнообразным материалом.

На следующий, 1959 г. было решено отправить в Средиземное море комплексную экспедицию в составе четырех кораблей от разных организаций, разработав программу исследований таким образом, чтобы она явилась составной частью советских работ по тематике Международного геофизического года. Наряду с этим на каждом корабле должны будут проводиться исследования в соответствии со спецификой того или иного института. Основные биологические исследования возлагаются на наш корабль «Академик А. Ковалевский», причем небольшая группа наших сотрудников будет работать также на корабле Института океанологии «Академик С. Вавилов». Итак, наша идея об изучении Средиземного моря получает широкий, уже государственный и международный характер. Исследования приобретают всеобъемлющее океаническое содержание.

Созываем в Севастополе совещание участников экспедиции для согласования программы и времени работ. Нам предстоит провести в 1959 г. две экспедиции, каждая продолжительностью по 2,5—3 месяца. Работы будут проходить в открытых водах, с многосуточными станциями. Основная задача экспедиции — изучение динамики биологических процессов, интенсивности фотосинтеза, пищевых взаимоотношений в планктонном сообществе, вертикальных миграций. Кроме того, намечена большая программа экспериментальных исследований, предполагается также работа по созданию культуры микробов и планктонных водорослей для последующего изучения в Севастополе.

Во время плавания в 1959 г. мы познакомились с рядом интересных научных учреждений.

Неаполь.... Как не вспомнить, что сто лет назад два молодых зоолога — Антон Дорн из Германии и Николай Миклухо-Маклай из России, работая на Средиземном море, пришли к решению о необходимости создания самостоятельных биологических станций, широко доступных для ученых и студентов. К тому времени такие станции уже появились во Франции и в США, но они имели в основном назначение вспомогательных лабораторий отдельных университетов. В результате инициативы А. Дорна и Н. Миклухо-Маклая возникли Неаполитанская зоологическая станция и ее родная сестра Севастопольская биологическая станция.

Распределение солености в придонном слое воды в прибосфорском районе Черного моря (по работам экспедиций В. А. Водяницкого)

I — 13—15 октября 1960 г.; II — 21—22 февраля 1961 г.; III — 7—13 мая 1961 г.; IV — 5—6 декабря 1961 г.

Сейчас Неаполитанская станция одна из крупнейших в мире. Превосходно оснащенная, она по праву считается одним из передовых центров биологических исследований. Однако особенность станции в том, что она не занимается собственно гидробиологией и не изучает море как единую систему. Ее специфика — фундаментальные науки: зоология, эмбриология, физиология и т. д. Штатных научных сотрудников очень немного — 7—8 человек, и в основном в отлично и разносторонне обставленных лабораториях станции работают приезжие.

Отправляемся на станцию. Обширное помещение знаменитого аквариума несколько мрачновато, но бассейны заселены разнообразными животными и декоративно оформлены. С удовольствием познакомились с нынешним директором, представителем третьего поколения Дорнов — Петром Романовичем, как назвал он себя по-русски. Его мать и бабушка были русские, и вся семья владела русским языком. Для знакомства с нами приехал с дачи и его отец, почетный директор станции Рейнар Дорн. Осматриваем лаборатории с устройствами для постоянных температур, освещения, давления и т. д., новую радиобиологическую лабораторию, обширное помещение в нижнем этаже с сотнями аквариумов, прозрачных и темных, для экспериментальных работ. В обеденный перерыв нас приглашают в общую столовую, где встречаемся со многими работающими здесь иностранными учеными, проявившими большой интерес к нашим исследованиям. Потом все собираются в конференц-зале для взаимного обмена информацией. Заместитель директора известный зоолог и генетик профессор Монталенти рассказывает о деятельности Неаполитанской станции, мы — о нашей станции и задачах экспедиции. Договариваемся на следующий день с утра встретиться у нас на кораблях («Академик С. Вавилов» пришел в Неаполь одновременно с нами).

Утром поджидаем гостей. Их нет и нет. Наконец, наш капитан отправляется в город и, возвратившись, сообщает, что у входа в порт охрана не пропускает большую группу сотрудников станции и их иностранных коллег, требуя специального разрешения от полиции. Иду к воротам. Но в это время наши гости во главе с профессором Монталенти уже успели прорваться и направляются к нам. Охрана преграждает им путь. После некоторой перебранки Монталенти заявляет, что все они сядут здесь и не уйдут, пока не получат разрешения, которое и вообще-то не обязательно. Все садятся и мы с ними. Полицейские на мотоциклах уезжают в город и, возвратившись через час, с любезными улыбками препровождают гостей к нам. Все уже проголодались. Наша встреча начинается с угощения, причем капитан приглашает подкрепиться и полицию.

Гости пробыли у нас почти до вечера, нашлось много общих научных интересов. Вечером мы выступали с докладами перед большой аудиторией в Обществе итало-советской дружбы.

Наше посещение Мессины обошлось без происшествий. Здесь оказались совершенно иные порядки, никакого полицейского контроля около корабля: свободное его посещение.

Мессинский пролив — очень своеобразное место в гидрологическом и биологическом отношениях. В нем сталкиваются приливно-отливные течения из Ионического и Тирренского морей, имеющих неодинаковые фазы приливов и отливов. В результате в проливе часто возникают водовороты и толчея. Происходит глубокое перемешивание водных слоев, вследствие чего на поверхность и на берег часто попадают глубоководные животные. Благодаря обогащению поверхностных слоев питательными веществами в проливе наблюдаются повышенное развитие планктона, скопление планктоноядных рыб и хищников.

Многочисленны здесь меч-рыбы, которых добывают метанием ручного копья. Метальщик располагается на маленькой площадке, вынесенной далеко вперед и вверх с носа большой лодки на двух длинных жердях. Сотни таких лодок ждут своих хозяев на берегу в пригороде Мессины.

Пролив издавна считался самым опасным местом для мореплавателей. В давние времена по левую и правую стороны его северного прохода стояли опасные скалы, среди которых, по преданию, обитали страшные Сцилла и Харибда, губившие корабли. Теперь этих скал нет, они рухнули при сильном землетрясении, которые вообще здесь довольно часты. Сцилла и Харибда запечатлены в мраморных изваяниях на одном из фонтанов; они действительно, имеют далеко не привлекательный вид. В 1908 г. Мессина была разрушена землетрясением. Население свято хранит память о том событии, когда на помощь городу пришла команда находившегося поблизости русского военного корабля.

В Мессине имеется Институт мореведения (талассографии), который нам хорошо известен, главным образом исследованиями в области изучения размножения и развития рыб. Институт опубликовал многочисленные работы с полными сериями развития пелагических яиц и личинок рыб (ихтиопланктон), что для нас в связи с аналогичными работами на Черном море было очень важно. Хотелось нам познакомиться и с директором института А. Спарта — одним из старейших специалистов в этой области.

Отправляемся в институт, который расположен на окраине города. Нас принимают с величайшей любезностью. Профессор Спарта и его помощник, занимающийся фитопланктоном, довольно хорошо осведомлены о наших работах в Черном море, в частности о неожиданном обнаружении там тунца и пеламиды. Штат института очень мал, обширные помещения почти пусты. Профессор Спарта отправляется с нами в город, чтобы показать аквариум, находящийся в ведении института. Аквариум, построенный в сквере в центре города, невелик, но богат населением и очень живописен. Его стены обложены художественной керамикой с умеренно стилизованными изображениями картин подводной жизни.

Еще один небольшой центр морской биологии функционирует при местном университете. Его возглавляет молодой и очень энергичный профессор Женовезе, который руководит также небольшой биологической станцией, специально созданной для изучения биологии мидий. Вместе с профессором Женовезе мы отправляемся на станцию, расположенную около сообщающихся с морем соленых озер, где ведется промышленное разведение мидий. На всем пространстве озер забиты сваи, между ними протянуты тросы, на которые тесно навешены железные прутья. На них оседают личинки мидий и за три года достигают нужных размеров. Эти грозди мидий прямо на прутьях продаются в Мессине, причем прутья принимаются обратно. На озерах ведутся разнообразные исследования их биологического режима.

Мессинские биологи помнят, что в свое время в Мессине работали А. Ковалевский и И. Мечников.

Наш корабль посетили представители местных организаций коммунистической и социалистической партий. Все мы получили памятные подарки.

Наш заход в Венецию по окончании работ в Адриатическом море вызвал, по-видимому, некоторое замешательство у местных властей. Корабль поставили в очень удобном месте, в непосредственной близости Дворца Дожей, на Большом канале. Для сообщения с берегом выдали катер.

Но вскоре на корабле появляется какой-то чиновник и сообщает, что руководителя экспедиции просят явиться в управление порта. Я отвечаю, что сношения с портом — дело капитана, а если кто хочет говорить со мной, пускай приезжает на корабль, и мы будем рады принять гостей. Через некоторое время прибывают трое. Один из них представляется как инженер-химик, учившийся в свое время в Москве в институте им. Менделеева, говорит довольно сносно по-русски. Другие — явные полицейские, хотя и в штатском. Просят объяснить, почему, собственно, мы решили работать в Адриатическом море и что нас интересует в Венеции. Мы уже знали, что в одной римской крайне правой клерикальной газете появилась провокационная статья по поводу якобы особых целей нашей экспедиции. Разъясняем истинное положение вещей. Посетители явно удивлены сообщением, что в Венеции имеются научные организации, которые могут нас интересовать. Но больше нас не беспокоят.

Прежде всего пытаемся разыскать знаменитого А. Ватова. Известно, что он работает в рыбохозяйственной лаборатории, которая расположена недалеко от Дворца Дожей. На работе его не застаем. Наше знакомство состоялось в доме Ватова — он живет неподалеку от лаборатории. Это очень пожилой, но довольно бодрый человек. Он охотно обсуждает с нами задачи исследований в Адриатическом море. Мы говорим, что постоянно пользуемся его списками фауны Адриатического моря.

— Боже мой, — произносит он. — Думал ли я, когда был студентом и начинал эту работу, как свою дипломную, что она будет так нужна в течение многих десятилетий.

Идем вместе с ним в здание лаборатории. Здесь отличные большие помещения и необыкновенно мало сотрудников. Но регулярные наблюдения за режимом лагун и моря ведутся неукоснительно, так же аккуратно проводится рыболовная статистика. Ватова соединяет нас по телефону с лабораторией мореведения при естественноисторическом музее. Руководитель лаборатории профессор Сойка вскоре приходит за нами, и мы отправляемся в музей. Лаборатория мореведения фактически является как бы биологической станцией, которая изучает углубленно жизнь в лагунах Венеции. Возвращаемся на корабль нагруженные оттисками работ, многие из которых нам не знакомы; изданий музея мы прежде не получали.

На следующем этапе нашей работы зашли в Пирей, где предполагалось знакомство с деятельностью греческого Института гидробиологии. Однако оказалось, что здание института передано под больницу, а институт переведен в Афины, но еще не получил помещения. Большая часть его сотрудников находится на острове Родос, где существует биологическая станция.

В Афинах мы встретились с частью сотрудников института на заседании Общества греко-советской дружбы: они пришли послушать наши доклады. Кстати, председателем общества оказался бывший директор института.

На следующий день большая группа профессоров Афинского университета во главе с председателем Общества дружбы посетила наш корабль. Приятно, что многие явились с детьми — школьниками, которым родители хотели показать научное судно и познакомить с советскими учеными.

После работ в восточной части Средиземного моря зашли в Александрию. Здесь недавно создан Институт гидробиологии. Его деятельность заинтересовала нас и в первую очередь потому, что это единственный на Средиземном море институт, применяющий в своей работе по продуцированию фитопланктона метод радиоактивных изотопов. При институте имеется небольшой, но очень хороший аквариум с великолепным набором рыб, главным образом из числа тех, которые проникают в Средиземное море из Красного. Институт ведет углубленные исследования в зоне влияния нильских вод. Для нас они также представляли интерес в связи с влиянием на Черное море вод Дуная и Днепра.

Во время плавания в западной половине Средиземного моря мы посетили ряд учреждений в Монако, Вилла-Франке, Марселе и Тунисе.

Океанографический институт в Монако в течение длительного времени был больше известен своим музеем и превосходным аквариумом. В последние годы он начал разворачивать широкую исследовательскую и научно-общественную деятельность благодаря энергии и инициативе его нынешнего директора капитана Ж. Кусто, большого организатора подводных исследований, изобретателя и конструктора ряда очень важных приборов и подводных сооружений. Нам был оказан самый любезный прием, показаны фильмы подводных съемок; мы посетили ряд лабораторий и мастерские, где конструируются новые приборы для подводных исследований. За время стоянки в порту Монако мы неоднократно принимали гостей у себя на корабле.

Из Монако мы совершили поездку в Вилла-Франку на Биологическую станцию, основанную профессором Киевского университета Коротневым. После первой мировой войны станция принадлежала Чехословакии, а теперь Парижскому университету. Многие русские зоологи в свое время работали на этой станции. С 1907 г. здесь работает русский эмигрант крупнейший средиземноморский планктонолог Г. С. Трегубов, автор многочисленных обзоров планктонных исследований в Средиземноморском бассейне, составитель недавно вышедшего в свет большого руководства по планктону Средиземного моря. Это небольшая станция, имеющая лишь 5—6 постоянных научных сотрудников, время от времени выпускает сборники работ, представляющие большой интерес. Мы имели удовольствие потом принимать у себя Г. С. Трегубова и сотрудников станции.

С большим, интересом направлялись в Марсель, где издавна велись морские исследования и была основана Морская станция при университете. Работы этой станции за последние годы очень близки по общей направленности к работам нашего коллектива.

Итак, в Марсель за нами приезжают сотрудники станции во главе с директором профессором И. М. Пересом и везут нас на станцию, расположенную на окраине города, в Андуме. В беседах и обмене мнениями проходит целый день. Очень приятно было увидеть на столах сотрудников наши работы и даже сделанные с них переводы. После осмотра станции убеждаемся в необходимости дальнейших творческих контактов с ее коллективом: именно в работах Марсельской станции мы увидели наибольшее сосредоточие наших научных интересов на Средиземном море.

На следующий день назначен совместный выход в море нашего «Академика А. Ковалевского» и станционного судна «Антедон». Решаем частично обменяться сотрудниками. С нами отправляются профессора Перес и Девец, доктора Бурдийон и Пикар, четверо наших сотрудников идут на «Антедон». Мы проводим серию плановых работ в этом районе, пользуясь любезной консультацией марсельских коллег.

Наше пребывание в Марселе закончилось дружеским банкетом. В нем участвовали и представители флота. Они любезно сообщили, что нам разрешено работать в любых местах у французского побережья. Нас интересует Лионский залив — довольно мелководный район, находящийся под воздействием вод Роны. Сюда мы и направляемся для продолжения работ.

К сожалению, мы лишь посмотрели с моря на новую большую Биологическую станцию в Баньюльсе, вблизи испанской границы. Пришлось нам воздержаться и от посещения Алжира, где ведутся интересные работы под руководством профессора Бернара. В этом районе сложилась слишком напряженная обстановка, и, когда «Академик А. Ковалевский» шел вдоль алжирского побережья, над нами часто пролетали военные самолеты.

Переждав жесткий шторм у небольшого острова, мы направились в Тунис. Здесь находится Морской биологический институт, хорошо известный своими работами еще в довоенные годы. Сейчас его деятельность несколько поблекла в связи с отъездом многих сотрудников-французов, но не потеряла своего научного значения, особенно если учитывать местонахождение института — слабоизученная южная часть Средиземного моря.

Пройдя длинный канал, по обеим сторонам которого плещется большое мелкозодное озеро, заселенное большими стаями фламинго и других водяных и болотных птиц, прибываем в Тунисский порт. После необычайно длительной процедуры оформления пропусков в город отправляемся в университет и на Биологическую станцию.

В университете (он открыт недавно) мы находим профессора Лубе, известного нам по литературе как исследователя в области экологической физиологии морских моллюсков. Это в высшей степени доброжелательный и приветливый человек, который охотно рассказывает о работах его лаборатории и снабжает нас своими последними статьями. Биологическая станция размещается в небольшом, но довольно солидном здании. Сейчас на станции осталось всего лишь 12 сотрудников, но деятельность ее понемногу налаживается. На станции есть аквариум, хорошо известный нам по опубликованному в свое время подробному техническому описанию и фотографиям бассейнов с животными.

Нас пригласили посетить археологический музей, который находится за городом. Это большой дворец, где собрана огромная коллекция мозаичных картин. Эти мозаики украшали дворцы знати в разные периоды сложной истории Туниса. Они были перенесены сюда по частям и снова собраны на стенах и на полу музея. Сотрудники музея снабдили нас большим количеством литературы. По возвращении на родину мы передали ее в библиотеку Херсонесского музея. Кстати, его деятельность оказалась известной работникам Тунисского музея.

В жизни Севастопольской биологической станции за последние годы произошли заметные сдвиги. Наряду с экспедиционными исследованиями, в которых разновременно участвовало свыше 40 научных сотрудников, успешно развивались экспериментальные работы. Они приобретали все большее значение в гидробиологии, которая неуклонно превращалась из науки по преимуществу описательной в науку опытную и аналитическую. Математика, физика, химия, физиология занимали в работах гидробиологов основное место, что ни в какой степени не лишало гидробиологию характера самостоятельной науки. Правильнее сказать, что гидробиология шла по пути ускоренного роста в местах соприкосновения с другими науками.

Расширение работ станции требовало привлечения ряда новых сотрудников с хорошей физико-математической подготовкой и двух-трех крупных гидробиологов. Из Ленинграда к нам приехали два гидробиолога — В. С. Ивлев и В. Н. Грезе. В их лице станция получила очень серьезное подкрепление при разработке современных проблем гидробиологии, вопросов энергетической характеристики водных организмов, трофических уровней, структуры биоценозов. Прибывшие с ними И. В. Ивлева и И. И. Грезе выдвинулись в работах экспериментального направления. В. С. Ивлев привлек на станцию одного из энергичных представителей минской школы биолога Г. Г. Винберга — Л. М. Сущеню, развернувшего большие исследования по экологической физиологии ракообразных. Несколько позже у нас появился Г. Е. Шульман — автор интересных работ по биохимическим показателям жизненного цикла рыб.

Успешно развивались лаборатории радиобиологии, нектона, обрастаний, оформилась лаборатория экологической физиологии. Отделы планктона и бентоса все больше обращались к изучению живых организмов. Экспериментальное направление внедрялось и в экспедиционные работы. Это было существенным новшеством: обычно считалось, что главная задача морских биологов — сбор образцов животных и растений для последующего их изучения. Конечно, эта задача сохраняла свое значение, однако перед исследователями вставали новые вопросы, решить которые можно было только изучая живые организмы. Более того, экология все больше имела дело не только с отдельным организмом, но и с их совокупностями — популяциями и сообществами, которые своей суммарной жизнедеятельностью создают массовые биохимические и физико-химические процессы, обусловливают накопление разного рода веществ и осуществляют поток энергии от солнечного луча через первичную продукцию фитопланктона и последующие звенья пищевых цепей. Таким образом, если классическая физиология в основном занималась изучением функций отдельных органов и их систем, то экологическая физиология перешла к изучению организма как целостной системы и далее к изучению совокупной деятельности естественных группировок организмов, с чем связаны как теоретические задачи, так и большая серия практических, таких, как условия образования промысловых скоплений организмов, влияние организмов на физические и химические свойства вод, закономерность географического распределения зон различной продуктивности и т. д.

Все эти задачи должны решаться путем объединения данных о распределении, смене, перемещениях организмов с данными о физиологических, биохимических и физико-химических процессах. Таким образом, речь идет об экологическом изучении массовых биологических процессов, которые нужно не только описать, но проанализировать их сущность и зависимость от внутренних и внешних факторов. Эта сложная проблема гидробиологии требует большой методической и аналитической работы и привлечения новых сил.

По этому пути и шло развитие деятельности Севастопольской биологической станции, которая в данном отношении возможно даже определила некоторые коллективы, более занятые конкретными оперативными задачами как в академическом, так и в прикладном плане. И не для всех в то время было ясно, какой важности поисковую методическую работу начали работники нашей станции.

В 1957 г. меня избрали членом-корреспондентом Украинской Академии наук. Получив предварительное предложение, я счел необходимым предупредить о своем отрицательном отношении к вопросу передачи станции в состав Украинской Академии наук, считая, что станция по своей многолетней традиции должна оставаться в прежнем подчинении, а Украинская Академия может развивать морскую биологию в других местах — в Одессе или в Карадаге. Мне ответили, что речь идет обо мне персонально как ученом, которого желают видеть в составе Украинской Академии. Вскоре я получил приглашение принять участие в заседании Президиума Украинской Академии наук для обсуждения вопроса о задачах морской биологии. Я известил об этом свое московское начальство и поехал на эти «смотрины», где, впрочем, многие меня уже знали раньше. Сами выборы на ближайшей сессии Украинской Академии наук проходили, как мне передавали, не без драматических моментов. Но, к удивлению, я был единственным кандидатом (из нескольких десятков), который прошел единогласно.

Вопрос о переходе станции из системы АН СССР в систему АН УССР эпизодически возникал при переговорах между руководством обеих Академий на протяжении нескольких лет. Решился он только в 1961 г.