Записки натуралиста

1920—1924 гг.

Я вышел из госпиталя в начале апреля, когда в городе уже сформировались органы Советской власти. Сразу же отправился в Отдел народного образования, где в одной из комнат увидел своего старого университетского друга зоолога Б. С. Виноградова, разговаривавшего с человеком средних лет. После первых приветствий и расспросов он обратился к своему собеседнику:

— Вот, Федор Федорович, кто вам поможет. Владимир Алексеевич как раз в этих делах понимает...

Б. С. Виноградов получил назначение на должность директора местного краеведческого музея. Его собеседник, Ф. Ф. Ильин, недавно вернулся вместе с семьей из Швейцарии, где провел несколько лет в эмиграции и был тесно связан с группой большевиков. Ему — старому деятелю московского общества «Природа и школа», специалисту по школьным пособиям — Наркомпрос поручил организацию на Северном Кавказе базы для сбора материалов для наглядных пособий.

— Пойдемте к Федору Васильевичу Гладкову,— продолжал Борис Степанович.— Это наш начальник, заведующий подотделом культпросветработы. Он местный учитель, но, кроме того, писатель и отличный человек.

Федор Васильевич Гладков (которого впоследствии все узнали как автора «Цемента») принял нас с распростертыми объятиями. Он внимательно расспросил меня о прежней работе.

— Вот какое дело,— сказал он.— Мне Борис Степанович передал три тетрадки, хранившиеся в музее. Это записки бывшего здесь проездом одного ученого, затронувшего вопрос об устройстве в Новороссийске морской биологической станции. Вот они.

На обложке первой тетради был указан автор: Бенинг Арвид Либорьевич, директор Волжской биологической станции в Саратове.

— Прочтите и выскажите мнение. На днях был в Краснодаре и узнал, что там появился видный профессор-ботаник из Харькова — Арнольди. Он тоже ратует за Биологическую станцию в Новороссийске. Не съездить ли Вам к нему потолковать? Я думаю, что станцию в Новороссийске мы создать можем.

A. Л. Бенинг

Вот так неожиданность, Владимир Митрофанович в Краснодаре. Конечно, нужно с ним немедленно связаться!

Я говорю Федору Васильевичу, что это предложение очень заманчиво. Но прежде чем решать что-нибудь, мне нужно подумать о житье и связаться с Харьковом, где остались семья, работа.

Подумав, Федор Васильевич сказал:

— Пока будут решаться вопросы о станции и базе Наркомпроса, мы зачислим Вас инструктором в Отдел народного образования; кроме того, вы будете читать лекции. А насчет квартиры нам что-нибудь подскажут наши сотрудники.

Он вышел в соседнее помещение и вскоре вернулся с адресом, по которому я разыскал домик бывшего преподавателя естествознания Рождественского и снял, по его рекомендации, комнату у соседей. На другой день я послал в Харьков (домой и в бывшее Коммерческое училище) извещение о своих делах в Новороссийске и приступил к работе в Отделе народного образования. Написал я также Владимиру Митрофановичу Арнольди в Краснодар по адресу Совета обследования и изучения Кубанского края. Как мне объяснили, этот Совет являл собой нечто вроде маленькой местной Академии наук.

Записка А. Л. Бенинга об организации Биологической станции оказалась чрезвычайно интересной. В ней говорилось о состоянии изученности и задачах исследований восточной части Черного моря, предлагались структура станции, список необходимого оборудования и основной литературы. Через неделю я выехал в Краснодар в Совет обследования и для встречи с Арнольди.

Первым, кого я встретил в Совете обследования, был профессор, бывший проректор Харьковского университета Торичан Павлович Кравец (он читал нам метеорологию). К моменту нашей встречи он являлся заместителем председателя Совета. Мы разговорились, и Кравец, к моему удивлению, вспомнил историю с премией им. профессора Степанова.

Получив адрес Арнольди, который работал в новом Кубанском университете, я отправился к нему. Записка А. Л. Бенинга понравилась Владимиру Митрофановичу и еще больше укрепила его намерения.

— Давайте будем устраивать Биологическую станцию,— сказал он.— Если Вы с Ниной Васильевной возьметесь за это, может получиться очень интересное дело. Мы найдем поддержку. Я уже написал Нине Васильевне в Харьков.

Вскоре мы с Арнольди посетили председателя Совета А. П. Протопопова и в принципе договорились о возможности включения станции в состав Совета. Тогда он еще подчинялся местным органам власти, но уже намечалась передача Совета в ведение центральных организаций.

Александр Петрович Протопопов, по специальности агроном, в свое время был назначен уполномоченным Комиссии по обеспечению поставок подсолнечного масла для армии. Он сумел хорошо организовать работу комиссии, привлек в нее почвоведов, климатологов, селекционеров, химиков и т. д. Одним из сотрудников комиссии являлся знаменитый в будущем селекционер по подсолнечнику В. С. Пустовойт, работали здесь и многие профессора Кубанского университета и сельскохозяйственного института.

На базе этой комиссии и был создан Совет обследования и изучении Кубанского края.

Но теперь Совет уже занимался не только подсолнечником, но хлопчатником и пшеницами: работы велись на опытных станциях с большими земельными угодьями. При Совете действовала группа библиографии Кубанского края под руководством Б. М. Городецкого, выпускавшая регулярно сводки литературы. Местный учитель Л. Я. Апостолов руководил группами климатологии и географии, публиковавшими интересные обзоры; функционировали секции ботаники, животноводства, местной промышленности и т. д. А. П. Протопопов сумел придать деятельности Совета живой творческий характер, а его заместитель Т. П. Кравец вносил в нее требуемую долю «академичности».

Большой интерес к идее создания морской биологической станции проявили профессор ботаники Павел Иванович Мищенко и геолог Иван Васильевич Попов, которые позже стали членами Совета станции.

Тем временем из Харькова в Новороссийский ревком пришла телеграмма: «Наркомпрос Украины просит срочно откомандировать в Харьков товарища Водяницкого, назначаемого ответственную должность». Однако Отдел народного образования не отпустил меня в связи с организацией Биологической станции. Пришло сообщение и от Нины Васильевны — она собиралась в Новороссийск, и ей был нужен официальный вызов. В июне Нина Васильевна вместе с дочерьми и моей матерью прибыли в Новороссийск.

В июле я был назначен заведующим Биологической станцией. Окончилась моя непосредственная служба в Отделе народного образования. За время работы там мне пришлось встретиться со многими интересными людьми. Так, я близко познакомился с тогдашним заведующим подотделом искусств В. Э. Мейерхольдом, освобожденным из тюрьмы при взятии Новороссийска. Мейерхольд проработал в Отделе народного образования всего полгода, но успел за это время развернуть широкую деятельность. В Новороссийске ставились оперные и драматические спектакли, шли эстрадные представления, выступал местный симфонический оркестр. В первые месяцы после освобождения поток зрелищ буквально захлестнул город. В последующие годы в местном театре уже играли укомплектованные труппы актеров.

К осени станции отвели небольшой домик (она и сейчас в нем размещается). Спустя полгода в него перебрались и мы. Нина Васильевна энергично включилась в работу. В центре ее внимания были водоросли-макрофиты. Продолжила она и исследования рода педиаструм (из протококковых водорослей). Я съездил в Москву и Ленинград и раздобыл некоторые необходимые книги и оборудование, без чего невозможно было начинать работу.

Неожиданно на меня свалилась масса дел, которыми пришлось заниматься одновременно. Кроме основных обязанностей по заведованию Биологической станцией, я был назначен начальником наркомпросовской базы по сбору естественно-исторических материалов, а также руководителем ихтиологической лаборатории. Организованная при Биологической станции, эта лаборатория занималась описанием рыболовства в нашем районе, уточнением систематического состава рыб в уловах и проведением их типового анализа. Много времени отнимало преподавание в Педагогическом техникуме и в школе водников. Кроме того, я был председателем правления профсоюза учителей и Общества изучения Черноморского побережья Кавказа, членом горплана и председателем его научной секции, членом Президиума Совета обследования и изучения Кубанского края, депутатом Горсовета.

Главной опорой во всех научных и общественных делах были учителя, с которыми я установил связи еще за время работы в Отделе народного образования. Наибольшую активность в первые годы Советской власти проявили учителя бывших высших начальных училищ (т. е. четырехклассных). Именно они составляли костяк отдела. Учителя гимназий и реального училища держались поначалу несколько в стороне, но постепенно и они стали вовлекаться в педагогическую жизнь города. Правда, первое время сохранялась некоторая отчужденность между двумя этими слоями учительства. Преодолеть ее помогли многолюдные вечера и концерты, которые устраивали учителя в помещениях бывших гимназий. Эти встречи «растопили лед». После них как-то живее заработали методические и предметные комиссии, отдельные преподаватели смогли проявить свой педагогический талант, с успехом внедряя новые методы работы советской школы.

В памяти новороссийцев старшего поколения навсегда сохранились имена таких замечательных педагогов, как Афиногенов, Макрояни, Касторный, Петрова, Архипов, Дулин и, конечно, Гладков.

В помещении бывшей женской гимназии был организован Педагогический техникум. Его возглавил один из молодых учителей — филолог Беловидов. Способный учитель, он как-то очень быстро и успешно наладил в техникуме учебный процесс. Набор студентов оказался превосходным, и я с увлечением преподавал им методику естествознания. Живо и интересно проходили наши краеведческие экскурсии по окрестностям Новороссийска — в Суджукскую лагуну, на озеро Абрау, Мархотский хребет. Эти экскурсии породили фенологические наблюдения. Их результаты в печение ряда лет публиковались в «Кубано-Черноморском метеорологическом бюллетене».

Летом 1921 г. для работы на Биологической станции прибыли ассистенты Кубанского университета: альголог Л. И. Волков и орнитолог Е. С. Птушенко. Вскоре из Москвы приехали эволюционные морфологи-ихтиологи В. В. Васнецов и С. Г. Крыжановский. Тем временем В. М. Арнольди с двумя сыновьями уже работал в Суджукской лагуне в составе экспедиции Гидрологического института. Ее организовал врач-физиолог Д. Н. Сорохтин, начавший изучать лагуну еще в гимназические годы. Работы экспедиции представляли большой интерес и для местных органов: в лагуне имелась лечебная грязь.

Владимир Митрофанович Арнольди в течение двух лет (1920-1921) являлся директором Биологической станции и принимал близкое участие в первых исследованиях. Уже после переезда в Москву (1922) вплоть до своей скоропостижной смерти (март 1924 г.) он продолжал поддерживать с нами тесную связь. Образ этого светлого человека, безгранично преданного передовым идеям, энергичного деятеля отечественной науки навсегда останется в памяти не только его учеников, но и всех, кто знал Арнольди. Проникнутый высокими общественными идеалами, он служил для молодежи образцом ученого-общественника. Несмотря на краткость своего пребывания на Северном Кавказе, Владимир Митрофанович успел выполнить важные гидробиологические работы в Суджукской лагуне (вместе со своими сыновьями), на озере Абрау и приазовских лиманах.

Новороссийская биологическая станция

До 1924 г. я и Нина Васильевна были единственными постоянными научными сотрудниками станции. Работы хватало. За короткий срок нам пришлось составить общее представление о флоре и фауне нашего района моря, о распределении грунтов и биоценозов, о планктоне и гидрологических условиях. Очень часто мы подолгу плавали в бухте на маленькой шлюпке, производя съемку распределения организмов в прибрежных водах.

В 1922 г. нас привлекли к изыскательским работам по проектированию канализации Новороссийска. Требовалось найти удобное место для спуска сточных вод. Этого нельзя было сделать без детального изучения гидрологии бухты. В результате проведенных исследований удалось обнаружить своеобразные течения, возникающие в бухте при нагонных ветрах с моря. Они легли в основу проектирования стока канализации. Одновременно совместно с городской санитарной лабораторией мы обследовали загрязненность порта сточными водами и сделали первые выводы о влиянии их на распределение донных животных и водорослей. Мы также описали волнообразное движение воздушных масс над бухтой при северо-восточных ветрах («бора»), что оказалось полезным для авиации.

Эти небольшие работы по гидрологии и метеорологии заинтересовали специалистов Гимецентра. Станцию посетил крупный гидрометеоролог Владимир Юльевич Визе. Вскоре было решено создать метеорологическую станцию на западном берегу бухты (она должна была дополнить известные и давно действующие станции на восточном берегу и на вершине Мархотского хребта). Для этой цели нам выделили дополнительные средства, отпустили новое оборудование и расширили штат, введя должность наблюдателя. Приборы мы установили во дворе Биологической станции, а на должность наблюдателя взяли моего ученика по Педагогическому техникуму Ивана Петровича Ротаря. После нескольких лет успешной работы в Новороссийске он провел большие исследования в Севастополе, в обсерватории Черноморского флота.

Первая наша печатная публикация появилась в 1923 г. Это была небольшая работа Нины Васильевны о систематике рода «педиаструм». В ней она показала, что к этому роду водорослей полностью применим выдвинутый Н. И. Вавиловым закон гомологических рядов. Мы также издали общий обзор деятельности станции, являющийся своего рода декларацией наших начинаний.

В этот период заметно возросло внимание к станции со стороны ряда центральных организаций и отдельных ученых. Моя маленькая статья о моллюсках Новороссийской бухты вызвала неожиданный интерес в Ленинградском зоологическом институте: до этого никто из молодежи не проявлял желания исследовать эту группу морских животных. Моллюсками в институте занимался В. А. Линдгольм — бывший банковский бухгалтер, ставший после любительского коллекционирования раковин крупным зоологом. Линдгольм настойчиво убеждал меня перейти в институт и специализироваться по описанной группе моллюсков. Он считал, что я могу стать его помощником, а в дальнейшем, быть может, и преемником. Но мы с Ниной Васильевной не решились принять его предложения, считая, что прежде всего нужно наладить работу Биологической станции и подготовить себе смену. А чтобы проделать все это, нам самим надо было еще очень многому учиться.

По совету Арнольди Нина Васильевна занялась изучением биологии харовой водоросли лампротамнус — основного источника грязеобразования в Суджукской лагуне. Это была ее первая работа по водорослям Черного моря.

Много времени отнимала база по сбору естественно-исторических материалов. Моя деятельность на посту ее заведующего не была лишена и приключенческих моментов. Однажды мы получили задание доставить Дарвиновскому музею в Москве по сто тушек некоторых видов чаек для изучения изменчивости. Наши охотники отправились на приазовские лиманы. Вскоре они сообщили, что имеется возможность изловить лебедей. Среди местных рыбаков нашлись старики, которые в давнее время ловили лебедей для экспорта в Турцию. Запросили Москву. Нам ответили, что Московский зоопарк просит доставить несколько лебедей.

За неделю наши охотники добыли 12 лебедей. Спустя несколько недель птицы уже ехали в Москву в товарном вагоне, предназначенном для отправки очередной партии собранных базой материалов. Лебеди заняли половину вагона, в другой — громоздились ящики с материалами. Мы с помощником разместились на нарах поближе к печке, установленной посредине вагона.

Наше путешествие в общей сложности продолжалось 24 дня. Примерно через 10 дней мы проехали Ростов, а запас ячменя для лебедей уже был на исходе. Пришлось подумать о добывании корма. Договорившись с дежурным по станции об отцеплении вагона, я с помощником отправился в местный исполком и к вечеру возвратились на станцию с пятью мешками ячменя. К нашему удивлению и огорчению, вагон с лебедями оказался отправленным с тем же поездом, от которого его при нас отцепили. Знакомый дежурный по станции уже сменился, и никто ничего не знал о нашем грузе. Начальник станции посоветовал нам обратиться к командиру стоявшего на станции бронепоезда и попросить его помочь догнать поезд с нашим вагоном. Командиром бронепоезда, охранявшего железную дорогу от бандитов, был кадровый рабочий средних лет, одетый в кожаную куртку, с солидным маузером на боку. Он сразу же согласился нам помочь и дал приказ к отходу.

Поезд мы догнали под Воронежем. Весь состав бронепоезда пришел смотреть лебедей, которые, не обращая внимания на людей, с жадностью хватали ячмень.

Наконец прибыли в Москву. Лебедей перевезли в зоопарк и поместили в закрытое помещение с большим бассейном. Черные от дорожной угольной пыли лебеди сразу же бросились в воду отмываться. На следующий день они уже мирно отдыхали после месячной грязи, тряски и шума. Почти все они хорошо прижились в зоопарке, а некоторые даже дали потомство. В последующие годы я несколько раз навещал их.

Прошли два нелегких года. Мои административно-хозяйственные нагрузки сократились. База Наркомпроса была переведена в Сочи. Закрылась ихтиологическая лаборатория (в связи с созданием аналогичной в Керчи). К этому моменту Биологическая станция уже находилась в ведении Высшего Совета Народного Хозяйства (ВСНХ). Правда, на месте мы подчинялись Совету обследования, который после перехода в ВСНХ получил звучное название «Кубчеронто» (Кубано-Черноморское отделение научно-технического отдела ВСНХ).

В 1923 г. нашу станцию посетила Черноморско-Азовская научно-промысловая экспедиция, плавающая на корабле «Бесстрашный». Экспедицию возглавляли прославленный исследователь морей и рыбных промыслов Николай Михайлович Книпович и энергичный ихтиолог Николай Лазаревич Чугунов. Н. М. Книпович слыл человеком суровым. Однако он с необычайным вниманием и теплотой отнесся к сотрудникам станции, долго беседовал с нами, вникая во все наши дела. Николай Михайлович даже согласился быть председателем Ученого совета станции. В дальнейшем он ежегодно посещал станцию, проводил заседания Совета (в его состав кроме нас входили представители Кубчеронто и ряд краснодарских профессоров), знакомился со всеми нашими работами. Два раза Книпович жил на даче вблизи Новороссийска, и мы часто виделись с ним. Он оказывал большое влияние на деятельность станции, внося в нее элементы большой науки. Смерть Николая Михайловича в 1938 г. разорвала наши тесные связи.

Одно лето на даче под Новороссийском жил В. Л. Комаров. Он неоднократно посещал нашу станцию и в дальнейшем оказывал нам значительную поддержку.

В 1924 г. состоялись наши первые выступления в «большом свете». Нина Васильевна сделала ряд докладов на Всесоюзном ботаническом съезде. Они имели такой большой успех, что по ним даже была принята специальная резолюция пленума съезда. Я выступал с докладами на Гидрологическом съезде в Ленинграде. Тогда-то и возникли наши крепкие связи с профессором К. М. Дерюгиным. Он помог мне наладить контакты с кафедрой гидробиологии в Ленинградском университете и Гидрологическим институтом. Константин Михайлович при всей своей занятости нашел время приехать на несколько дней в Новороссийск и познакомиться с работой станции.

В середине 20-х годов довольно энергичную деятельность развило Общество изучения Черноморского побережья Кавказа. Правление Общества находилось при нашей Биологической станции и довольно часто собиралось, чтобы обсудить текущие дела. На призыв — помочь работе общества — откликнулись многие представители общественности Новороссийска. Участвовали в ней и некоторые деятели дореволюционного общества, функционировавшего в Петербурге под аналогичным названием.

Среди них выделялся Михаил Михайлович Рейнке — заместитель председателя как старого, так и нового общества.

Почетный член Академии наук СССР Н. М. Книпович

В свое время он занимал очень крупный пост, являясь начальником наградного отдела «собственной его величества канцелярии», и знал многие тайны царского режима. Царь часто приглашал его как партнера по карточной игре. Поэтому Рейнке мог наблюдать и интимные стороны жизни высших сфер. Собственно это «знание» и погубило его служебную карьеру. Вместе с несколькими крупными сановниками Рейнке обратился к Николаю по поводу распутинского влияния на государственные дела. Вскоре все они были так или иначе отстранены от государственных дел, а Рейнке даже уволен в отставку. Он уехал на свою дачу в Геленджик и занялся устройством краеведческого музея. Вскоре после революции местный ревком привлек его как консультанта в связи с развернувшейся международной торговлей через Новороссийский порт. М. М. Рейнке, отлично знавший природу и историю Кавказского побережья, был неплохим краеведом. Об этом, в частности, свидетельствует созданный им музей.

Второй заместитель председателя общества — Петр Иванович Неволин, один из 192 «народовольцев», осужденных в свое время за антиправительственную деятельность и подготовку покушения на Александра II, был крупнейшим статистиком-экономистом. Неволина считали создателем земской статистики и лесной таксации. Он являлся одним из редакторов и авторов лучшего в свое время энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона. Петр Иванович считался большим знатоком местного края. В Новороссийске он заведовал статистическим отделом окружного исполкома.

Ученым секретарем общества был Г. В. Чайковский — директор Новороссийского краеведческого музея, бывший главный библиотекарь Варшавского университета, прекрасный знаток археологии и истории искусств. Казначеем являлся Н. Г. Рооп, бывший крупный чиновник переселенческого управления, а после революции — председатель сельскохозяйственной кооперации.

Обществу активно помогали педагоги, агрономы, работники многих советских учреждений города. Одного из местных преподавателей, В. Н. Четыркина, привлек для работы в обществе П. И. Неволин, предпринявший издание сборника о производительных силах Черноморского округа. Четыркин успешно подготовил эту книгу (в ней, в частности, имелась моя статья о флоре и фауне черноморского побережья Кавказа, которая долго служила пособием для местных преподавателей биологии). Вскоре Четыркин стал крупным работником Госплана, профессором и доктором экономических наук.

Общество тесно сотрудничало с окружной плановой комиссией. По ее поручению я составил обзор изученности Черноморского округа. Спустя много лет работники исполкома говорили, что до сих пор используют мою записку для получения разных справок.

В Батуме состоялся Всесоюзный съезд по изучению Черноморского побережья (1924). Наше общество предложило несколько докладов, в том числе и по изучению моря. К съезду было приурочено открытие выставки. Съезд способствовал установлению крепких связей между краеведческими обществами и музеями городов Кавказского побережья.

В это время в Цихисдзири (под Батуми) появилась еще одна биологическая станция. К сожалению, на ней тогда еще не было постоянного штата исследователей, и для работы приезжали сотрудники Тбилисского университета. Позднее мне разрешили провести здесь некоторые наблюдения. Я занимался ихтиопланктоном. Нина Васильевна обследовала распределения водорослей по Кавказскому и Крымскому побережьям и дала общую оценку запасов водорослей в Черном море.

Что касается нашей Биологической станции, то помимо морских работ на ней проводились исследования и пресных вод: на прикубанских лиманах и озере Абрау. Кроме того, мы изучали места обитания малярийного комара в районе Новороссийска.