Записки о поисках духов

Смутные времена

Первые столетия нашей эры были для Китая весьма драматичными. Империя Хань, объединявшая страну с 206 г. до н. э., пришла в упадок. Центральная власть, власть Ханьских императоров из дома Лю, ослабла. Малоспособные императоры легко становились игрушками в руках временщиков. Последний из временщиков, родственник императорского дома по женской линии Ван Ман, став в 6 г. н. э. регентом при малолетнем императоре, решил в конце концов, что способен управлять страной и от своего имени, в 8 году сверг законного государя и объявил императором себя самого, провозгласив основание нового государства под названием Синь. Так кончился период китайской истории, обычно именуемой Ранней Хань. Возглавив новую империю, Ван Ман принялся за реформы, которым предназначено было восстановить прежнее могущество Китая. Но реформы принесли очень мало выгоды, и уже на десятом году правления Ван Мана начались смуты и мятежи; в 18 году повстанцы, объединившись под началом Фань Чуна и Дяо Цзы-Ду, сумели поставить под удар власть Ван Мана по всей стране. Восстание это именуют обычно восстанием Краснобровых: в 22 году Фань Чун, чтобы отличать в бою своих от чужих, велел повстанцам красить брови в красный цвет.

Недовольство народа соединилось с оппозицией Ван Ману со стороны старой ханьской знати. Руководимые представителями свергнутого Ван Маном дома Лю, оппозиционеры присоединились к движению Краснобровых. В 21 году объединенное войско вошло в тогдашнюю столицу Чанъань, а в 23 году Синь, империя Ван Мана, прекратила свое существование, а сам Ван Ман был убит. Императором был провозглашен Лю Сюань, один из представителей дома Лю. Но вожди Краснобровых его признать не пожелали. В 25 году они вновь вошли в Чанъань, убили Лю Сюаня, но и сами власть удержать не смогли. Лю Сю, другой представитель той же фамилии Лю, разгромил Краснобровых, их предводитель Фань Чун бежал и в 27 году погиб. Лю Сю же объявил о возрождении империи Хань, просуществовавшей потом до 220 года, — этот период именуется Поздней Хань. Наведя порядок в стране, новый император правил до своей смерти в 57 году. В истории он известен под своим девизом годов правления Цзянь-у и посмертным (храмовым) именем Гуанъу-ди.

Новая империя в I веке нашей эры и в первой половине II века жила сравнительно спокойно, ее правители добились относительного процветания. Правда, границы империи постоянно нарушались соседствующими на северо-западе и на юге кочевыми племенами, но верные новой власти полководцы успешно отражали эти набеги. Мелкие вспышки недовольства в войсках и среди крестьян тоже легко подавлялись и серьезной опасности для существования Хань не представляли.

Положение неожиданно и резко изменилось начиная с сороковых годов II века. В центральных областях Хань — в первую очередь в междуречье великих рек Хуанхэ и Янцзы — начались все учащавшиеся восстания, в которых их участники убивали местных чиновников, грабили сокровищницы и часто оказывали серьезное сопротивление посланным на их усмирение войскам. Трудности центральной власти усугублялись двумя обстоятельствами. Первое из них — распространение тайных учений даосизма, второе — проникновение начиная с середины I века буддизма. Как то, так и другое учение обещали людям в условиях весьма непрочного и ненадежного существования, когда войны, пусть краткосрочные, набеги, смуты и стихийные бедствия сменяли друг друга, какую-то надежду на независимость от этих условий. Оккультные науки, бывшие основой даосской практики, сулили овладение стихийными силами, их подчинение человеческой воле. Астрология учила предвидению грядущих событий, магия обещала поддержку со стороны духов, алхимия излагала способы достижения если не бессмертия, то уж во всяком случае долголетия. Буддизм же, пришедший из чужих земель и, по китайским понятиям, полностью отрицавший все привычные основы в семье и государстве, позволял усомниться в истинности и прочности этих основ и нашел достаточно широкое распространение как среди вольнодумцев, так и среди восставших против существующего порядка — и это при том, что ни в эти века, ни позже, на всем протяжении китайской истории, ни буддизм, ни даосизм не смогли вытеснить конфуцианство, всегда лежавшее в основе китайских понятий о разумном устроении государства и общества.

После сказанного не вызовет удивления тот факт, что восстание 184 года, называемое «Желтые Повязки» (опять-таки потому, что его участники для отличения своих обвязывали головы желтыми платками), возглавили вожди даосских тайных обществ. В народе ходили предания, что победы, одна за другой одерживаемые Желтыми Повязками, есть результат магических действий их вождей, умевших в нужный момент призывать на помощь духов. И тем не менее верхи Ханьской империи смогли объединиться, объединенными силами выступить против восставших и к концу того же года одолеть их — не помогли ни магия, ни духи. Еще несколько лет ушло на подавление мелких очагов восстания, на которые разбилось прежнее единое движение, но и эти очаги к 193 году один за другим были уничтожены.

Казалось бы, империя Хань теперь должна была укрепиться. Но этого не произошло. Участники подавления восстания очень скоро передрались между собой. Каждый из них стремился стать поближе к трону и вытеснить конкурентов, особенно после того, как в 189 году умер («рухнул», как говорят китайские исторические сочинения о смерти государя) император Лин-ди (на троне в 167-189 гг.). Наследники были малолетними, и началась борьба за первое место возле трона. В том же году в междоусобице был убит один малолетний император, возведен на трон другой, последний Ханьский государь Сянь-ди (на троне в 189-220 гг.). Сначала у власти утвердился Дун Чжо. Потом, в 192 году, после нескольких неудачных попыток покончить с его самовластием он был наконец убит; за получение под свою опеку императора, чтобы управлять от его имени, сражались между собой Юань Шао, Цао Цао (или Цао-гун, как именуют его рассказы), Люй Бу, Юань Шу и многие другие — всё полководцы, выдвинувшиеся при подавлении восстания Желтых Повязок. Некоторые, как, например, Юань Шао и его брат Юань Шу, утвердились на Севере, и когда надежды на теплое место возле государя были утрачены, образовали собственное царство. В 196 году место возле императора прочно занял Цао Цао, прославившийся в истории своей неслыханной жестокостью: достаточно сказать, что в 193 году он, мстя за погибшего отца, вырезал, закопал живьем или казнил другими способами несколько сот тысяч человек в четырех уездах области Сюйчжоу, где после этого стал наместником.

После выдвижения Цао Цао другие претенденты на власть постепенно сходят с исторической сцены — кто убит, кто умер своей смертью, кто просто отошел в тень. Вскоре у Цао Цао остается только два серьезных противника. Власть его распространялась на земли севернее Янцзы. На Западе, на территории нынешней провинции Сычуань, укрепился потомок захудалой ветви фамилии Лю, считавший себя наследником Ханьского дома, — Лю Бэй, а южнее Янцзы обосновался Сунь Цэ.

Трем враждующим полководцам подчинялись три обширных региона, отделенные друг от друга трудно преодолимыми горными и водными преградами. Поэтому каждая из названных областей все более и более становилась с годами самостоятельной. Кончилось это вот чем. В 220 году, после смерти Цао Цао, его старший сын Цао Пэй отстранил от власти и понизил до ранга вана последнего государя империи Хань Сянь-ди, провозгласил императором себя, назвав управляемую еще его отцом территорию севернее Янцзы государством Вэй. Вскоре после этого младший брат умершего к этому времени Сунь Цэ — Сунь Цюань свою территорию к югу от нижнего течения Янцзы назвал государством У, а императором — себя. Не отстал от них и Лю Бэй, еще через год назвавший свои земли государством Шу с собою во главе. Так начался период Троецарствия, продлившийся несколько более сорока лет и оставивший глубокий след в памяти китайского народа. Множество рассказов о различных политических перипетиях и военных столкновениях этого времени и до сих пор в ходу во всех слоях китайского общества. В XIV веке собравший эти сюжеты и соединивший их с подлинными историческими материалами писатель Ло Гуань-чжун написал знаменитый роман-эпопею «Троецарствие». А после него китайская простонародная литература и китайский фольклор щедро заимствовали сюжеты для народных рассказов, пьес, народных картин из этого романа. И сейчас в Китае в сознании народа живы имена Цао Цао и Сунь Цюаня, Лю Бэя и его побратимов Гуань Юя и Чжан Фая, великого хитреца Чжугэ Ляна и его противника Сыма И и многих других персонажей истории и романа.

Сорок лет непрекращающегося междоусобия царств Шу, У и Вэй разоряли страну. Уже не было в живых ни Сунь Цюаня, ни Лю Бэя, ни Цао Пэя, ни всех, кто вместе с ними вписан в начало периода Троецарствия, а войны все продолжались. В конце периода все большую роль начинают играть некитайские племена Севера и Северо-Запада. Для помощи во внутренних конфликтах правители всех трех царств все чаще приглашают иноземных вождей с их войском. Это способствует их усилению, росту их политического авторитета, и вожди племен все чаще заявляют свои права как на земли, исконно им принадлежавшие, так и на занятые ими во время союзнической «помощи» китайским правителям территории.

Период Троецарствия кончился неожиданно. В 264 году внук Вэйского полководца Сыма И — Сыма Янь после удачного похода на царство Шу, присоединив Шу к Вэй, решил больше не таскать каштаны для потомков Цао Цао, сверг последнего правителя Вэй, себя объявил императором и назвал свое государство Цзинъ. Царство У еще существовало как самостоятельное государственное образование, но и оно в 280 году стало частью Цзинь — последний из Уских правителей Сунь Хао, потеряв титул государя, прожил еще три года и скончался в 283 году. Таков был конец Троецарствия, принесшего неисчислимые беды и столь же неисчислимые исторические легенды.

Новая империя Цзинь, объединив страну, на некоторое время обеспечила мир и покой, но ненадолго. В 290 году умер («рухнул») основатель государства Цзинь, Сыма Янь, именуемый в истории императором У-ди (по его посмертному титулу). В последние годы жизни У-ди при дворе усилился Ян Цзюнь, тесть императора, отец императрицы Ян. После восшествия на престол нового императора новая императрица Цзя, досадуя на неисполнение ее прихотей, убила Ян Цзюня, а императрицу — теперь уже вдовствующую — разжаловала в простолюдинки, а потом тоже убила. Будучи единовластной правительницей при безвольном муже, она управляла страной своевластно и жестоко, ни с кем не считаясь. Кончилось это ее свержением в 300 году и своеобразной казнью — ее заставили выпить вино с накрошенным в него золотом. Поскольку при дворе были заняты и это время больше интригами, члены царствующего дома Сыма старались один превзойти другого по части получения власти в свои руки. Выходя за пределы дворцов, их действия ввергали страну в усобицы, ослаблявшие и без того не очень прочную государственную власть. Особенно сказался на судьбе империи мятеж шести ванов, произошедший в 303 году, когда ваны (великие князья) открыто выступили против царствующего императора, причем каждый из них старался именно себя сделать наследником престола. Занятые подобными делами, правители проглядели усиление варварских племен на северных и северо-западных границах — настолько, что Цзинь не смогла противостоять их напору. В 305 году произошли «смуты пяти варваров»: пять иноземных предводителей племен Сюнну, Сяньби, Ди, Цзе и Цян перешли со своими войсками границы, завоевали ряд северных территорий, основав там свои государства. Но этим дело не кончилось. Вновь образованные государства стремились к дальнейшей экспансии, и в 316 году они захватили весь Северный Китай до реки Хуайхэ в междуречье Хуанхэ и Янцзы и перенесли свои ставки в прежние цзиньские столицы Чанъань и Лоян. Император Цзинь был ими захвачен и кончил свои дни в плену. Но существование государства Цзинь на этом не кончилось, завершился лишь период, когда название «Цзинь» («Западная Цзинь», как эту страну именовали впоследствии) означало всю страну в целом.

Когда некитайские, «варварские» племена завоевали Север страны, наместником в области Янчжоу был член императорского дома Сыма Жуй. Получив известие в 317 году о гибели своего племянника — последнего западноцзиньского императора, он собрал силы для сопротивления, остановил наступление с Севера и принял на себя императорский титул и управление оставшейся под его властью южной части страны. Столицей он избрал город Цзянье (ныне Нанкин) на южном берегу Янцзы (Цзяна — как именовали и именуют эту реку китайцы, название же Янцзы они, в отличие от европейцев, относят лишь к нижнему течению реки). С этого момента, с 317 года, начинается период истории Китая, который именуют «Северными и Южными династиями». Севером владели завоеватели, образовывавшие, одно за другим, недолговечные государственные объединения, как существовавшие одновременно, так и сменявшие друг друга. На Юге обосновалось государство Восточная Цзинь. Просуществовало это государство до 420 года, когда властители из дома Сыма были отстранены от власти, их заменили императоры дома Лю, переименовавшие страну в Сун. Потом на Юге сменяли друг друга правители, называвшие государство разными именами: Ци, Лян и Чэнь. Противостояние недолговечных и маломощных государств Севера и Юга продолжалось до 589 года, когда страна вновь объединилась под названием Суй.

Знаменитый историограф

Автор предлагаемой сегодня русскому читателю книги «Записки о поисках духов» Гань Бао жил как раз в то время, когда Западная Цзинь пала под ударами «варваров» и страна разделилась на Север и Юг. Как и полагается образованному китайцу, он кроме официального имени Бао имел «второе имя» — для дружеского и литературного обихода: Лин-Шэн. Родился он в уездном городе Синьцай (в восточной части нынешней провинции Хэнань) в чиновничьей семье. Его дед Гань Тун служил в период Троецарствия в государстве У, где получил звание Мужественного в Бою Полководца и титул Дутинского хоу. Он должен был быть знаком с Сыма Чжао, отцом основателя Цзинь Сыма Яня: именно Сыма Чжао был во славе победоносных походов царства Вэй на Шу и У. Понятно, что после смерти Сыма Чжао в 265 году семейство Гань перешло на службу в новую империю Цзинь, к сыну его Сыма Яню. Отец писателя Гань Ин служил правителем округа Даньян недалеко от Нанкина. Гань Бао в молодости усердно учился и еще в юношеские годы начал служить в канцелярии по составлению текстов указов. Проявил он также и военные таланты: в 311 году в западной части провинции Сычуань восстали бродяги под руководством Ду Тао. Восстание потом перекинулось и на области южнее Янцзы. За заслуги при подавлении восставших, продержавшихся до 315 года, Гань Бао получил титул Гуаньнэйского хоу (Гуаньнэй — земли в северной части пров. Шэньси). Его покровитель Ван Дао (276-339 гг.) служил Сыма Жую, и когда тот объявил себя императором в 317 году, подал новому государю доклад, в котором рекомендовал Гань Бао в качестве чиновника при историографическом ведомстве, который бы ведал как составлением государственной истории, так и написанием текстов императорских указов (такие чиновники официально именовались «пишущими»). Текст доклада сохранился, приведем его полностью:

Известно, что среди следов, оставляемых государями, нет таких, что были бы недостойны записей, которые помещают в хранилище указов и ниспосылают подданным непрерывно.

Император Сюань утвердился повсюду в Четырех Морях[1]; император У воспринял трон от царства Вэй. Беспредельна их благость, велики их заслуги; равномерно их наследие, высока их премудрость.

А вот хронология их жизнеописаний не хранится в государственных сокровищницах; отзвуки их благости еще не переложены для труб и для струн.

Премудрость и просветленность Вашего Величества указывает нам, что для грядущего достижения полного расцвета необходимо установить и обустроить императорскую историографию; написать и объединить государственную хронологию. Так сверху будут распространены доблести пращуров и дедов, снизу будут упорядочены заслуги исполнявших повеления. Надо стараться, записывая события, дать пример для позднейших поколений, удовлетворить чаяния ведущих и высших, усладить сердца людей и духов. В этом воистину наивысшая красота мира и расцвета, всеобъемлющая основа для тех, кто повелевает. Для устройства управления историографии надо повелеть служить «пишущими» Гань Бао и другим и велеть им не спеша приниматься за составление и сбор материалов.

В этом высокопарном произведении ясно выражено традиционное китайское отношение к истории как основе государственных установлений, позволяющей учесть положительный и отрицательный опыт предшественников, чтобы не повторять ошибок и сохранить достижения предков. Гань Бао назван здесь «пишущим» (чжу цзо-лан) по уже занимаемой им должности. По старинным китайским понятиям, государственные документы должны были составляться безукоризненно как с точки зрения точности приводимых в них в качестве обоснования фактов, так и с точки зрения самой изощренной стилистики. Поэтому на должность «пишущих» подбирались люди, умевшие доказать свои исторические познания и свое искусство как литераторов. Примером таких документов может служить приведенный выше доклад Ван Дао.

Гань Бао ко времени начала правления Цзиньского У-ди Сыма Яня успел уже доказать свои способности. Для придворного историографа, пишущего официальную историю страны, необходимы были те же качества, поэтому представление Ван Дао было принято, и Гань Бао был назначен на искомую должность. Однако он не сразу принялся за дело. Семья его была бедна, и он сперва испросил себе скромную для государственного деятеля должность начальника уезда Шаньинь. Должность ему была дана более высокая — правителя округа Шиань (ныне Гуйлинь, центр южной провинции Гуанси). Параллельно он занял место старшего историографа и, обеспеченный теперь жалованьем, смог посвятить себя написанию истории государства Цзинь — несколько позже он был зачислен в императорскую свиту и получил звание «постоянно состоящего при особе государя» (сань ци чан ши).

Через некоторое время Гань Бао представил на рассмотрение государя написанную им «Хронологию Цзинь» в двадцати цзюанях (свитки, бывшие в те времена обычной книжной единицей). Труд включал в себя подробное, составленное на основании государственных архивов, хронологическое описание событий в государстве Цзинь за пятьдесят три года — от основания Цзинь в 265 году до падения страны под ударами кочевников в 317 году. Таким образом, Гань Бао в своей истории дошел до правления основателя Восточной Цзинь Юань-ди (Сыма Жуя). Его кисти принадлежали и многие другие сочинения, в том числе комментарии на классические книги древности — «Книгу перемен», «Чжоуское уложение», «Вёсны и осени» (летопись владения Лу за 722-481 годы до н. э., сочинение Конфуция с добавлением преданий, зафиксированных современником Конфуция Цзо Цю-Мином) стихи и деловая проза и, наконец, «Записки о поисках духов», собрание рассказов о всякого рода необычных, чудесных, невероятных происшествиях. Можно видеть по названиям сочинений, сколь широк был крут интересов Гань Бао. Состоя на государственной службе в качестве официального историографа, он не ограничивается сферой этих своих обязанностей, но изучает конфуцианскую классику и даже составляет к ней комментарии, пишет стихи и изящную прозу и собирает в книгу материалы, которые мы сейчас могли бы назвать фольклором, но воздержимся от этого, потому что ни сам Гань Бао, ни его современники их таковым не считали.

Можно убедиться, что современники высоко ставили творчество Гань Бао. Рекомендация его одним из влиятельнейших при дворе Восточной Цзинь сановников Ван Дао уже в достаточной степени свидетельствует об этом: представление его на должность историографа обосновывается его опытом в составлении государственных бумаг. С другой стороны, его имя упоминается в биографии одного из значительнейших лиц того времени Гэ Хуна (жил примерно в 283-364 гг.), глубокого философа, автора трактата «Баопу-цзы», где рассмотрены проблемы мироздания и политики, алхимии и медицины, магии и этики. Они попали ко двору в одно и то же время, однако Гань Бао не был богат и ему приходилось зарабатывать службой себе на жизнь, Гэ Хун же имел возможность удалиться от двора и от мира и последние два десятилетия прожить отшельником, посвятив себя целиком алхимическим изысканиям. Был Гэ Хун и литератором, он составил «Жизнеописания-святых и бессмертных» — книгу, не только близкую по духу «Запискам о поисках духов» Гань Бао, но и в некоторых частях совпадающую с «Записками» по сюжетам. Возможно, что Гань Бао и Гэ Хун были знакомы с юных лет, ибо родился Гэ Хун в Даньяне — том самом округе, где служил отец Гань Бао.

Из круга знакомств Гань Бао точно определяется еще только одно имя — Лю Таня, человека младшего поколения, умершего в 30-е годы IV века в возрасте 36 лет. Происходивший из столь же бедной семьи, что и Гань Бао, Лю Тань был замечен все тем же Ван Дао, представлен ко двору и получил должность в Даньяне. Был он, как и Гань Бао, и Гэ Хун, любителем даосского учения, увлекался философией основателей даосизма Лао-цзы и Чжуан-цзы; видимо, читал трактат Гэ Хуна. Что же до знакомства с сочинениями Гань Бао, то мы имеем точное свидетельство, что он, после прочтения «Записок» Гань Бао, приравнял его к древнему историографу Дун Ху, современнику Конфуция, — но только добавил, что Гань Бао — Дун Ху в области духов.

Наверное, в число знакомых Гань Бао, а возможно, и его друзей, можно было бы отнести еще многих людей из окружения Ван Дао. Но прямых свидетельств об этом нет, а мы не можем произвольно объявлять кого-то близким Гань Бао человеком. Но одно можем утверждать уверенно: в «Записки» часто включены происшествия, о которых автор узнал от своих современников. А поскольку среди героев рассказов есть скромные служащие, начальники почтовых станций, простолюдины в городах и крестьяне, имена которых (а часто и населенные пункты, где они живут) известны только в записи Гань Бао, он, скорее всего, мог их услышать — во всяком случае, в подавляющей части — от самих этих людей.

Можно только пожалеть, что почти все наследие Гань Бас утрачено. В полном виде — хотя, возможно, несколько искаженном при переписке — до нас дошли только «Записки о поисках духов». «Хронология Цзинь», его главное историческое сочинение, видимо, была использована в дальнейшем при составлении «Истории Цзинь» в VII веке: в китайской историографии не только не полагали зазорным использовать прежний материал, но считалось правильным вводить его без изменений после проверки на достоверность. Можно думать, что «Хронология Цзинь» потому и утрачена полностью, что целиком вошла в «Историю Цзинь», в первый раздел ее — «Императорская хронология».

От остальных произведений Гань Бао мы имеем только названия — за небольшими исключениями. Во-первых, сохранилось целиком предисловие Гань Бао к «Запискам о поисках духов», где автор излагает причины, заставившие его взяться за кисть и написать этот труд, — предисловие это составляет неотъемлемую часть «Записок» и включается во все многочисленные их издания, и мы тоже следуем этой традиции. Сохранилось «Рассуждение о хронологии Цзинь» и еще два небольших рассуждения, относящиеся к Цзиньской истории. Очень интересно «Опровержение суждения о призывании духов и захоронениях» и еще два-три отрывка, дошедшие до нас в цитатах, приведенных в других сочинениях. И это все. Но если бы даже до нас не дошло ничего другого, он все равно остался бы в веках автором «Записок о поисках духов», уже полторы тысячи лет служащих и занимательным чтением, и неисчерпаемым источником сюжетов, и образцом фантастической прозы, а в прежние времена — и историческим источником.

Духи, демоны и всяческие чудеса

«Записки о поисках духов» («Coy шэнь цзи») появились как результат весьма продолжительного периода развития китайской литературы. Достаточно сказать, что первые письменные памятники, и сейчас реально существующие в Китае, относятся к середине II тысячелетия до н. э. Если же говорить о тех литературных жанрах, которые предшествовали «Запискам», то в I тысячелетии до н. э. такими предшественниками были, несомненно, два направления китайской древней литературы. Одно из этих направлений — исторические сочинения. Кроме начального исторического свода «Древнейшие записи» («Шан шу» или, по-другому, «Шу цзин»), собравшего исторические сюжеты, относящиеся ко времени не позднее начала I тысячелетия до н. э., имеется несколько исторических трудов более поздних, относящихся уже ко второй половине того же тысячелетия. Среди них наиболее знамениты три легендарных комментария (составленные Цзо Цю-Мином, Гунъян Гао и Гулян Чи), связанные с летописью «Вёсны и осени» («Чунь цю»), относимой преданием к самому Конфуцию. В летописи события только перечислены, обозначены каждое одной-единственной фразой. В комментариях же — особенно в комментарии Цзо Цю-Мина — каждое событие описывается подробно, занимательно и поучительно, с красочными и часто неожиданными деталями. Такими же качествами отличается другой труд Цзо Цю-Мина — «Речи царств», а также «Планы сражающихся царств», дошедшие до нас в редакции Лю Сяна (77? — 6 гг. до н. э.), крупного ученого, библиографа, историка и литератора. Завершением старой исторической традиции и началом традиции новой, просуществовавшей потом до самого XX века, явились два капитальнейших исторических труда: «Исторические записки» Сыма Цяня (род. ок. 145 г. до н. э., год смерти неизвестен) и «История Хань» Бань Гу (32-92 гг.), — вобравших в себя весь исторический опыт Китая того времени. Исторические сочинения были полны всякого рода сюжетов, рассказов о деяниях исторических лиц и служили, в числе других функций, также объектом занимательного чтения.

Другим направлением китайской литературы, предшествовавшим появлению сочинений типа «Записок о поисках духов», была китайская философская проза. Наиболее представительной с интересующей нас точки зрения будет знаменитая книга «Чжуан-цзы» (названная, как и другие философские сочинения древности, именем ее создателя). Отличительной особенностью этого замечательного во всех отношениях памятника китайской литературы является сочетание философского высказывания с иллюстрирующей его, это высказывание, притчей — то о философе Чжуан-цзы, видевшем удивительный сон, то о погибающем в пересыхающей луже карасе, то об искусно разделывающем тушу мяснике. Книга и до сих пор остается одним из любимейших чтений в Китае, а в последние десятилетия ее популярность перешагнула границы ее родины, и многие современные писатели в Европе и Америке, среди которых такие как Герман Гессе и Дж. Сэлинджер, обращаются к «Чжуан-цзы». Философские сентенции, иллюстрированные притчами, встречаются в изобилии и в других сочинениях древнекитайских философов — «Хань Фэй-цзы», «Хуайнань-цзы», «Ле-цзы».

И все-таки исторические сюжеты и философские притчи играли в произведениях литературы I тысячелетия до н. э. вспомогательную роль — или как часть общего потока истории, в которой на примере деяний предков следует находить себе поучение или образец для подражания, — или же как способ донесения до читателя или слушателя (многие из древних философских сочинений первоначально произносились перед слушателями) глубинного смысла, скрытого в том или ином высказывании. В начале новой эры литература как бы осознала ценность сюжета как такового, и в это время появляется много сборников сюжетов — как тематических (скажем, рассказы о святых отшельниках или почтительных сыновьях), так и смешанных, наиболее известным среди которых являются собрания рассказов об удивительном, о духах, демонах, сверхъестественных способностях людей и т. п. Не приходится удивляться, что сначала появились сборники фантастического содержания — именно в них наиболее ярко выступает сюжет как таковой, рассказ о занимательном происшествии. Потом, уже после Гань Бао, появляются и сборники бытовых и литературных анекдотов, где фантазия, сверхъестественное отсутствуют, а демонстрируются ловкость, искусность, блеск ума — самым знаменитым сборником этого рода считаются по справедливости «Рассказы о мире в новых словах» Лю И-цина (403-444 гг.). Все эти небольшие рассказы, безразлично — фантастического или бытового содержания, получили общее название сяошо, что первоначально означало «рассказы ничтожных». По словам в «Истории Хань» Бань Гу, в Ханьском государстве были специальные чиновники, записывавшие, что говорил простой народ, «у колодцев и в переулках». Целью же этих записей было узнавать мнение народное и сообщать его властям — так говорит Бань Гу. Но позже, и, видимо, уже ко времени Гань Бао, сяошо стали называть короткий сюжетный рассказ. А еще в более поздние времена, во II тысячелетии, термин сяошо приложили к сюжетной, повествовательной прозе вообще, включая новеллу, повесть, роман, — это употребление сохранилось до нашего времени.

«Записки о поисках духов» остались в веках как наиболее универсальный, всеобъемлющий сборник рассказов фантастического содержания. Впрочем, ни сам Гань Бао, ни его современники не считали их фантастикой. Из «Баопу-цзы», сочинения знакомца Гань Бао Гэ Хуна, можно видеть, что при всей общей мистической направленности этого сочинения сомнение в реальном существовании духов нередко проскальзывает — правда, Гэ Хун всякий раз находит способы опровержения подобных мнений. Если мы прочтем предисловие Гань Бао к его сборнику, то убедимся, что подобные же сомнения, наличие их, послужили началом для изыскания о духах, каковым по замыслу и является сборник «Записки о поисках духов». Как историк, Гань Бао подбирает материал прежде всего у древних, которые в китайской традиции всегда считались наивысшим авторитетом при разрешении споров. В то же время Гань Бао собирает сведения о всяческих удивительных происшествиях, случившихся с его современниками. Даже более того, непосредственным толчком, побудившим его начать изыскания, были два происшествия в его собственной семье.

Гань Ин, отец Гань Бао, имел служанку, к которой весьма благоволил, супруга же его чрезвычайно к ней ревновала Когда отец умер, матушка Гань Бао столкнула свою соперницу в склеп и там заперла. Когда же матушка тоже скончалась, склеп вскрыли и там обнаружили тело служанки, нисколько не поддавшееся тлению, и даже еще теплое. К вечеру служанка пришла в себя и рассказала, что покойник уделял ей долю от приносимых ему жертвоприношений и клал рядом с собой, как при жизни. Согласно биографии Гань Бао, служанку выдали замуж, и она родила сына.

Другой случай произошел с Гань Цином, старшим братом Гань Бао, который тяжело заболел, и дыхание его прервалось. Его уже считали мертвым, но через три дня он вернулся к жизни и рассказал, что видел духов и демонов, словно бы во сне, ничуть не помышляя о том, что умер. Эпизод этот зафиксирован даже трижды: в сочинении самого Гань Бао, в «Продолжении записок о поисках духов», приписываемых — может быть, неосновательно — великому поэту Тао Цяню (365-427 гг.), и в официальной биографии Гань Бао. Включение этих фактов в официальную историю показывает, что ни сам Гань Бао, ни Тао Цянь (или другой автор «Продолжения»), ни составители «Истории Цзинь» (VII век) не сомневались в достоверности этих сведений.

Все же Гань Бао делает оговорку. Он призывает читателя верить древним, неопровержимо свидетельствующим о существовании духов, чудес и всякого рода диковинок. Он даже, как истинный историк, фиксирует расхождения в источниках при изложении того или иного происшествия, что неопровержимо, с его точки зрения и, видимо, с точки зрения его современников, свидетельствует: такое происшествие имело место. Что же касается случаев, произошедших с современниками, то читатель может и не доверять личному опыту Гань Бао и лично им записанным фактам, но тогда они будут дополнением к несомненно достоверным древним свидетельствам.

Каковы бы ни были намерения Гань Бао и как бы мы ни сомневались сейчас в существовании чудес, духов и демонов, однако и китайская литература, и ее читатели, включая и нас, останутся навеки благодарны Гань Бао за неисчислимое количество сюжетов, им собранных. И китайская литература последующих веков и даже тысячелетий во множестве использовала материалы из «Записок о поисках духов». Прежде всего, вскоре после смерти Гань Бао (мы не имеем точных дат его жизни и смерти, но можем думать, что умер он в конце тридцатых или в начале сороковых годов IV в.) было составлено (все равно — Тао Цянем или кем-то другим) «Продолжение записок о поисках духов». Когда в начале XX века в буддийских пещерах-храмах недалеко от городка Дуньхуана в провинции Ганьсу была открыта рукописная библиотека I тысячелетия, среди рукописей отыскался текст «Записок о поисках духов», где автором значится некий Цзюй Дао-Син (имя, по другим источникам не известное). В XVIII веке искусный филолог и сам литератор Ван Мо решил издать свод сочинений периода Хань и последующих времен — вплоть до конца VI века. Он обнаружил и включил в составленную им серию еще один текст «Записок о поисках духов», автор которого указан не был и который ни с сочинением Гань Бао, ни с сочинением Цзюй Дао-Сина не совпадает. Академик В. М. Алексеев сообщает в одном из своих исследований, что он приобрел «Записки о поисках духов» — «с ужасными картинками», — также ничего общего с сочинением Гань Бао не имеющие. Таким образом, даже название этого произведения было столь привлекательно для авторов и читателей, что его неоднократно использовали при составлении сборников ему в подражание.

И тем не менее в веках остался как образец и как занимательное чтение только сборник Гань Бао. Это и не удивительно. Дело в том, что для своего времени труд Гань Бао явился наиболее обширным, всеобъемлющим и разнообразным. Чтобы в этом убедиться, достаточно перечислить (не обозначенные прямо, но делящиеся по цзюаням) темы, затрагиваемые в сочинении,

Цзюань первая: отшельники, бессмертные, чудотворцы; общение смертных с небожителями.

Цзюань вторая: борцы с нечистью, избавители от бед (главным образом, даосы; буддийский монах встречается лишь однажды — в отличие от последующей литературы, где буддисты выступают наравне с даосами).

Цзюань третья: предсказатели, провидцы, гадатели, врачеватели.

Цзюань четвертая: духи гор, рек, лесов и их проделки. К этой примыкает цзюань пятая: алтари духов и их происхождение.

Цзюани шестая и седьмая: знамения всякого рода и их объяснения; цзюань восьмая — гадания и предсказания на основании различных знамений.

Цзюань девятая: странные существа и что знаменуют их появления.

Цзюань десятая: вещие сны.

Цзюань одиннадцатая: странные случаи, почтительные дети, верные по гроб и после гроба супруги, неразлучные друзья.

Цзюань двенадцатая: оборотни, злые духи.

Цзюань тринадцатая: необыкновенные горы и воды, странные существа, обитающие в горах, водах и почве.

Цзюань четырнадцатая: животные, действующие как разумные существа.

Цзюань пятнадцатая: воскрешения.

Цзюань шестнадцатая: появление покойников, люди и духи умерших.

Цзюань семнадцатая: проделки оборотней.

Цзюань восемнадцатая: оборотни (лисы и собаки, предметы обихода, духи деревьев и вод и т. п.).

Цзюань девятнадцатая: оборотни (змеи, кайманы, рыбы, мыши).

Цзюань двадцатая: животные, выражающие благодарность за милости, оказанные им людьми, либо мстящие им за причиненное зло.

Любой из этих тем находятся продолжения в последующей китайской литературе — и в повествовательной (что понятно), и в исторической (что нам может показаться странным).

Судьба сборника

У нас есть многочисленные свидетельства того, что современники и потомки в ближайшие два-три века рассматривали «Записки о поисках духов» прежде всего как историческое произведение, а к сведениям, сообщаемым в «Записках», относились как к достоверным историческим фактам. Достаточно сказать, что историк Фань Е (398-455 гг.), автор «Истории Поздней Хань», в ней, этой своей истории, целыми кусками заимствует без изменений материал из сборника Гань Бао, прежде всего для биографий даосских магов и чародеев, но и для раздела «Сведения о движении пяти стихий», где всяческие знамения и странные происшествия тщательно фиксированы. Сразу же после установления империи Цзинь, объединившей Китай, историк Чэнь Шоу (232-297 гг.) написал «Историю Троецарствия». В более позднее время другой историк Пэй Сун-Чжи (372-451 гг.) обнаружил в сочинении Чэнь Шоу много огрехов и пропусков. Чтобы их исправить и дополнить, Пэй использовал как архивные материалы, так и данные, встречавшиеся в исторических и литературных трудах авторов, живших во время Чэнь Шоу и позже. Среди цитируемых Пэй Сун-Чжи сочинений «Записки о поисках духов» занимают одно из первых мест. И позже, в буддийской энциклопедии второй половины VIII века «Жемчужный лес сада закона» ее составитель Дао-Ши заимствует большое количество материала из труда Ганя. Признание «Записок» сочинением, содержащим достоверный исторический материал, подтверждается еще одним: в библиографических трудах того времени «Записки» (и все другие сочинения разряда сяошо) отнесены в отдел «Историки».

По тем же библиографическим трудам, но более позднего времени, начиная с конца X века, видно изменение оценки сяошо: теперь они уже помещаются в отдел «Философы» — и это, видимо, потому, что духи и творимые ими чудеса в китайском (даосском преимущественно) понимании рассматривались как одно из проявлений природных сил, стихий. И для относимых к области философии естественно-научных знаний материалы сяошо по-прежнему представляются ценными. Таким образом, занесенные в другой отдел традиционной китайской библиографии, «Записки о поисках духов» сохраняют значение научного труда.

С начала нашего тысячелетия в китайской литературе развиваются два направления. Одно из них-это так называемые бицзи (заметки обо всем). Авторы этих своеобразных произведений записывали все достойное внимания, что они видели вокруг или слышали от других людей. Эти пестрые заметки потом объединялись в книги, которым давались красочные названия. По своему характеру бицзи ближе всего сходятся именно с «Записками о поисках духов». Другое же направление, в противоположность первому, сохранявшему облик научного собирания сведений не слишком известных, но любопытных и полезных, носило развлекательный, беллетристический характер. К беллетристике относятся новелла, роман, повесть, на протяжении II тысячелетия представленные длинным рядом великолепных произведений, которыми много столетий зачитываются китайские читатели всех возрастов. Рядом с прозой стоит драматическая литература, непрерывно и бурно развивающаяся начиная с XIII века. Все эти направления и жанры литературы свои сюжеты во множестве заимствуют из старинных сяошо, и в очень значительной степени из «Записок о поисках духов». Собственно же короткий рассказ как будто бы сошел со сцены, особенно после того, как в XI веке была составлена огромная энциклопедия сюжетов, состоящая из пятисот цзюаней, под названием «Обширные записи годов Тай-пин». Энциклопедию читали, брали из нее сюжеты, но повесть, роман, драма неудержимо завоевывали умы и внимание читателей и зрителей.

В это же время, в XI веке, недавно изобретенное книгопечатание с резных досок (ксилография) позволило закрепить и сохранив тексты классической литературы, с одной стороны, а с другой обеспечило ее все более широкое распространение среди народа. В числе других изданных произведений были и «Записки о поисках духов» Гань Бао. Поскольку до конца I тысячелетия сочинения распространялись в списках, то у филологов нового времени возникали неоднократно подозрения, что мы имеем дело не с древними памятниками в их первоначальном виде, но с текстами, искаженными при многократных переписках. Целая армия ученых трудится над выяснением подлинности (аутентичности) тех текстов, с которыми мы имеем дело сейчас. Не миновали сомнений и имеющиеся тексты «Записок» Гань Бао. Сейчас, после более чем трех столетий сверок, перепроверок, перекрестных сравнений, ученые пришли к выводу, что, за исключением незначительных деталей, не меняющих характера произведения, мы в целом имеем дело с первоначальным текстом, каким он вышел из-под кисти автора. Наиболее убедительными оказались сверки цитат. «Записки о поисках духов» цитировались бесчисленное количество раз в исторических трудах, комментариях, энциклопедиях и сводах самого различного характера. Как правило, никакой разницы с ныне существующим текстом в этих цитатах нет, в некоторых случаях цитата сокращена, откинуты не необходимые для избранной цели места — и все. Правда, обнаружено несколько (около тридцати) отрывков, которых нет в нашем тексте, но неизвестно, есть ли это цитаты из произведения Гань Бао или же из других сочинений, заимствовавших это заглавие.

Остается сказать об еще одном любопытном этапе развития короткого рассказа. В XVIII веке, когда, казалось бы, полную победу одержали большие произведения повествовательной прозы — повесть и роман, жанр короткого рассказа неожиданно возродился в творчестве сразу трех крупнейших авторов. Один из них, Пу Сун-Лин (1640-1715 гг.), автор знаменитого сборника «Странные рассказы из Кабинета Неудачника», хорошо известен в нашей стране в многократно переиздававшихся блестящих переводах акад. В. М. Алексеева. Два других — Юань Мэй (1716-1798 гг.) и Цзи Юнь (1724-1805 гг.) известны меньше, хотя только русский читатель, в отличие от читателя на других европейских языках, имеет почти полный перевод сборников новелл этих двух авторов, выполненный О. Л. Фишман. Для всех трех авторов образцом (хотя и опосредованным последующими течениями литературы, особенно бицзи) были, несомненно, сяошо первой половины I тысячелетия. Однако есть и значительная разница между тем, что писал Гань Бао, и написанным авторами XVIII века. Гань Бао, как мы видели, не сомневался, что сверхъестественные явления существуют, он ставил своей целью собрать свидетельства о чудесах, определяя при этом степень их достоверности. К XVIII веку вера в существование чертей и духов была значительно поколеблена. Авторы нового времени прибегают к рассказам о духах и чудесах, скорее всего, как к литературному приему, где несуразности и несоответствия здравому смыслу в реальной жизни при разглядывании их через призму чудесного выглядят рельефнее, еще более нелепо, чем в действительности. С другой стороны, обращение к помощи и поддержке монахов-волшебников (даосов и буддистов), а также и благодеяния, оказываемые разными добрыми или просто сочувствующими человеку духами, — все это позволяет скорректировать действительность в сторону справедливости, более благоприятных обстоятельств.

И в XX веке китайские писатели многократно обращались к. волшебным рассказам того далекого времени. Это можно видеть и из постоянного внимания к литературе тех далеких времен со стороны таких корифеев, как, например, Лу Синь, и из достаточно частых переработок сюжетов для современного читателя многими другими писателями. Я не говорю уже о том, что современная китайская наука все чаще обращается к изучению истории этих текстов, установлению их подлинности и снабжению их комментариями. В частности, надежный и проверенный текст «Записок о поисках духов» Гань Бао и комментарии к нему подготовлены современным ученым Ван Шао-Ином, с издания которого 1979 г. сделан настоящий перевод.

Л. Н. Меньшиков