Записки офицера Красной армии

12 апреля 1940 года. Лида

Зима закончилась, а с ней и буржуйская власть в Белоруссии. Пришла весна, так же, как и мы — солдаты Красной Армии — чтобы избавить пролетариат от капиталистической тирании. Солнце поднялось выше, чтобы уничтожить холода — так же, как и наше русское СОЛНЦЕ — отец Сталин — и согрело крестьян и рабочих лучами свободы и достатка. Кругом всё расцвело и свободно зазеленело — как в Советском Союзе. Прилетели птицы и поют себе громко и без принуждения в честь коммунистической партии и Центрального Комитета, довольные, что тут кончилась власть империалистических сатрапов. Очень приятно всё это видеть и слышать.

Прочитал я то, что написал про весну, и вижу, что у меня большой литературный талант. Может я ещё не совсем сравнялся с Пушкиным, но у меня наверняка выходит лучше, чем у буржуазных писателей, вынужденных всегда врать и прислуживать капиталистам. Да, литература не терпит принуждения, поэтому может расцветать лишь там, где мы находимся и где её опекает ОТЕЦ СТАЛИН.

Вот, например, что есть у этих поляков?.. Ничего… Спрашивал я, так они мне сказали о Мицкевиче, что был такой великий поэт и так далее. Тогда я сплюнул и спросил: «Что же такого замечательного он написал»? А мне говорят: «Пана Тадеуша». Ну, я потом так смеялся, аж до слёз. Он написал про пана, поэтому сразу ве-еликий поэт!.. Вот у нас есть Толстой. Хотя сначала он был графом и паразитом, но потом исправился и даже сам для себя лапти делал. И есть ещё много других писателей. А за границей что?.. Ничего… В той Англии, я слышал, был Шекспир, так он только про королей и министров писал и выслуживался при американских капиталистах, во вред классовому сознанию пролетариата. И в Германии до Гитлера ни одного хорошего не было, только Бетховен, который написал «Фауста» и то, наверное, украл идею у Ильи Эренбурга. Так что только русский народ может дать что-то прекрасное и полезное для мира. Я и сам собираюсь, когда будет побольше свободного времени, написать какую-нибудь очень толстую книгу о наших культурных достижениях и о величии нашего народа.

Однако той весной и у меня в голове малость помутилось, потому что я чуть не влюбился в буржуйку. Но вовремя опомнился и любовь свою ликвидировал. Поймите сами: еда хорошая, а бабы у меня нет, так что порой разные такие мужские мысли в голову приходят и человек совсем глупеет. Так вот, недалеко от казармы было несколько ларьков, в которых местные женщины продавали разную еду и чай. Там я заметил одну, ничего так себе, бабёнку. Она была старше меня лет на десять, но довольно толстая и морда у неё покрасневшая. Так что мне, можно сказать, даже понравилась. Ну я к тому ларьку начал часто ходить и даже чай сверх меры попивать. И всегда был очень порядочный: если чего съел, или выпил, то безо всяких выкрутасов платил. Она тоже начала меня даже уважать и весело на меня смотрела. Я заметил, что она курит, ну и иногда ей папирос приносил по дешёвой цене и очень любезно с ней разговаривал. Решил я, что надо будет начать с ней любовь крутить. А то что она старше меня, особого значения не имеет. Потому что нашими советскими — после того урока, который преподала мне Настя — я был сыт по горло. Мне даже смотреть на неё было противно. Я всегда думал, что и любая другая такая же самая выдра как Настя.

Значит хожу я в тот ларёк и хожу. Чай дую и дую. Но думаю так: «Еще придёт время, когда я буду даром, в соответствии с моим высоким чином, у тебя обжираться». Предложил я ей однажды в кино сходить. Но она сказала, что в кино не любит ходить и не хочет, чтобы её знакомые видели её с военным, потому что сразу начнут сплетничать. Я спросил её о семье. Оказалось, что уже три года она как вдова и живёт одна. «Это замечательно, — подумал я, — как раз для меня женщина. Очень богатая, ведь и ларёк у неё есть, и собственная квартира». Но было понятно, что с этими глупыми буржуйками дело идёт не так легко как с нашими бабами. Ясно дело, несознательный элемент, полный капиталистических предрассудков.

Несколько раз я помогал ей вечером отнести из ларька сумки с продуктами и большой, жестяной самовар. Она не оставляла это на ночь в ларьке — наши парни очень любили подобный провиант и вещи «национализировать». Когда заносил ей сумки, то всегда получал что-нибудь из еды. Но на ночь она остаться не позволяла.

— У меня, — сказала она, — дочка семи лет и я не хочу, чтобы ребёнок перестал уважать мать. Это плохой пример. Ну и соседи могут узнать.

Но как-то однажды, после долгого знакомства, она согласилась пойти со мной в воскресенье на прогулку за город. Но перед этим сказала:

— Только не рассчитывайте ни на что большее кроме прогулки — я женщина порядочная и гордая. Вижу, что вы ещё молоды и вам тоскливо одному, так что поговорим и проведём время на свежем воздухе.

Но я на эту её болтовню внимания не обращал. «Это так, — думаю, — твои буржуйские выкрутасы». Но придёт время, и это кончится.

В воскресенье я приготовился как следует. Вылил на голову много одеколона. Взял двое часов и обул сапоги английского фасона. Выглядел не хуже чем какой-нибудь советский маршал. Да.

В субботу купил бутылку водки, а в воскресенье пошёл к ларёчнице. Она тоже шикарно вырядилась. Даже трудно узнать в новом пальто и ботинках. Как важная капиталистка выглядела. Она тоже приготовила сумку с разной едой и мы пошли на прогулку за город.

Погода была отличная. Всё зелёное… Около города я приметил лес, поэтому сразу свернул туда с шоссе. Нашёл удобное место и расстелил шинель.

Начали мы есть и разговаривать. Было очень весело и культурно. Только водку она пить не стала. Едва уговорил её на пол стакана. Остальное выпил сам. Потом начал требовать от неё нормального удовлетворения меня как мужчины. А она и говорит:

— У нас так не делается. Я порядочная женщина, а не уличная девка. Вы пригласили меня на прогулку для компании, поэтому я согласилась. Но ничего кроме этого между нами быть не может. Наверное у вас в России по-другому и абы кто с абы кем развратничает. Но у нас это иначе.

Она встала, застегнула пальто и поправила шляпу на голове. Потом говорит:

— Извините, но мне уже пора возвращаться домой, у меня ребёнок остался один. Хотела с вами немного скоротать время за приятной беседой и в компании. Но если вышло иначе, то мне очень жаль. Не сердитесь на меня. Я отношусь к таким вещам серьёзно и уважаю себя.

Меня это очень разозлило. Я вскочил на ноги и говорю ей:

— Ты глупая, буржуйская свинья! Затуманили вас капиталисты и попы своей фашистской пропагандой и сделали из вас дикарей. И только мы принесли вам свободу и понимание мира. Мы показали вам настоящую культуру. Мы дали вам свободу. Но ты, идиотка, этого не понимаешь, потому что отравлена ядом капиталистических предрассудков!

У неё лицо покраснело и говорит она мне:

— Хотите знать правду, что вы нам принесли из России? Хотите это знать?

— Да, — сказал я. — Говори. У нас каждый имеет свободу слова.

— Так вот… — говорит она. Но где там «говорит», чуть ли не кричит: — Вы принесли нам голод, грязь, вшей, венерические болезни и террор. Потому что больше у вас ничего нет!

— И террор тоже мы вам принесли?! — спросил я, чувствуя что в глазах темнеет от злости.

— Да, — сказала она. — Люди боятся ходить по улице. Женщина вечером выйти из дома не может. Всё время грабят, убийства и кражи. Нет покоя ни днём, ни ночью! Как всё это ещё назвать?

Я посмотрел на её буржуйскую морду, на шляпу с пером. Потом отступил и хотел пнуть гадину в её толстый капиталистический живот. Но вспомнил, что я офицер и на мне форма Красной Армии. Поэтому я подумал, пусть знает моё благородство! И лишь заехал ей кулаком по зубам. А она, как куль муки, хлоп на землю. Наша, советская баба, даже и глазом не моргнула бы. А эта… сразу видать: буржуйское паскудство — никакой выносливости в ней нет! Плюнул я на неё с полным презрением и даже не оглядываясь гордо ушёл.

С того времени не ходил я больше в ларёк. И вообще ни на одну буржуйку внимания не обращал. Всё же наши советские женщины несравненно лучше и культурнее! Да.