Банки с паштетом, печенье, скверное вино в картонном пакете и крошечные бутылочки коньяка: сейчас, шагая к стоянке, Адамберг думал только об этом странном наборе. В другое время и в другом месте такой объект желания выглядел бы недостойным и жалким, но сейчас он казался соблазнительным и прекрасным, и вся энергия комиссара была нацелена на него. Усевшись сзади, он разложил на сиденье припасы Фруасси. Консервы открывались без помощи ножа, к пакету с вином была приклеена соломинка: Фруасси умела предусмотреть всё. Как в хозяйстве, так и в работе: она была инженером-связистом и специализировалась на прослушке телефонов. Адамберг намазал паштет на печенье и мигом сожрал этот сладко-соленый бутерброд. Потом он сделал такой же для пса, потом еще один — для себя, и так до тех пор, пока все три банки не опустели. У него не возникло проблем с псом. Казалось, они вместе прошли огонь, воду и медные трубы, их дружба обходилась без прошлого и не нуждалась в комментариях. А потому Адамберг не сердился, что от Купидона пахнет навозом и этот запах пропитал всю машину. Он налил псу воды в пепельницу и открыл пакет с вином. Пойло — другим словом это назвать было нельзя — полилось ему в глотку, и он словно воочию увидел схему своей пищеварительной системы, вычерченную кислотой. Но он допил вино, ему даже понравилось это жжение внутри: не зря говорят, что небольшая боль обостряет вкус к жизни. Он чувствовал прилив счастья оттого, что нашел Эмиля и не дал парню истечь кровью под жалобное повизгивание пса. Счастье прямо-таки переполняло его, он сидел и любовался крошечными бутылочками коньяка и только спустя какое-то время спрятал их в карман.
Полулежа на заднем сиденье, чувствуя себя так же комфортно, как в номере дорогого отеля, он набрал номер Мордана. Данглар сейчас мог думать только о ногах своего дядюшки, Ретанкур пускай выспится, она проработала без отдыха двое суток. А вот Мордану, чтобы побороть чувство подавленности, необходимо действовать — именно этим, конечно же, и объясняется его нелепое поведение сегодня утром. Адамберг взглянул на часы: только один из двух циферблатов светился в темноте. Четверть второго. Прошло полтора часа с момента, как он нашел Эмиля, и два с половиной часа с момента, когда в Эмиля стреляли.
— Не спешите, Мордан, я подожду, пока вы полностью проснетесь.
— Говорите, комиссар. Я не спал.
Адамберг положил руку на спину Купидона, чтобы тот перестал скулить, и прислушался к шуму в трубке. Это был уличный шум: катили машины, проехал тяжелый грузовик. Мордан стоял на пустынном проспекте возле тюрьмы Френ и смотрел на стены.
— Я взял Эмиля Фейяна, майор. В него всадили две пули, он в больнице. Нападение произошло до двадцати трех часов, в двадцати километрах от Шатодёна, в сельской местности. Найдите мне Пьера Воделя, проверьте, вернулся ли он домой.
— По идее — да, комиссар. Он должен был приехать в Авиньон примерно в семь вечера.
— Но мы ведь точно не знаем, иначе бы я не просил вас проверить. Сделайте это прямо сейчас: если он сел на ночной поезд, то еще не успел доехать. Только не звоните, он мог выключить телефон. Пошлите авиньонских легавых к нему на квартиру.
— На каком основании?
— Водель у нас под наблюдением, он не вправе покидать страну.
— Ему незачем убивать Эмиля. Согласно завещанию, в случае смерти Эмиля его доля достается матери.
— Мордан, я прошу вас провести проверку и доложить мне о результате. Как только у вас будет информация, звоните.
Адамберг открыл пакет с одеждой Эмиля, вытащил слипшиеся от крови брюки и достал из заднего кармана сложенный в восемь раз лист бумаги, оставшийся сухим. Почерк угловатый, четкий: рука Воделя-старшего. «Кёльн, Кирхштрассе, 34, мадам Абстер». А дальше — «Bewahre unser Reich, widerstehe, auf dass es unantastbar bleibe». И наконец, непонятное слово, написанное заглавными буквами: КИСЛОВА. Водель любил немецкую даму. И у них был свой пароль, как у подростков.
Разочарованный Адамберг засунул бумагу себе в карман, растянулся на сиденье и мгновенно заснул, успев лишь почувствовать, что Купидон прижался к его животу и положил голову на его руку.