Запретный плод

Глава 16

Старинные часы отмеряли секунду за секундой, а над столом продолжала висеть тишина. Эдвард с беспокойством следил за тем, как Флоренс гоняет по тарелке горошинки. К ягнятине она даже не прикоснулась. Несмотря на крайнее увлечение содержимым тарелки, она не съела ни кусочка. Впрочем, граф тоже не был голоден. Он заставлял себя есть только затем, чтобы подать пример Флоренс.

Сегодня она была еще бледнее, чем обычно. Эдвард даже собирался принести обед ей в постель, но девушка заупрямилась.

– Я вовсе не тяжелобольная! – возмущенно сказала она. – Я способна сама одеться и спуститься в столовую.

Эдвард не стал спорить, но состояние Флоренс беспокоило его все больше. Словно она воздвигла между ними невидимую стену, несмотря на то, что они любят друг друга и все давно решено.

Совет Ипатии показался ему дельным, но не слишком успокоил. Тетка велела не дергать девушку.

– Она боится. Не думай, что дело в тебе. Флоренс боится самой себя. Если хочешь увидеть прежнюю Флоренс, дай ей время. И не стоит показывать ей свою тревогу и чрезмерную заботу – этим ты только сильнее смущаешь ее. Не будь эгоистом!

Эгоистом? Эдвард сознавал, что ни черта не понимает в женщинах. Разве можно назвать эгоистичной заботу влюбленного мужчины, который желает сделать женщину своей женой?

– Дай ей время, – снова и снова повторяла Ипатия, доводя его до отчаяния.

И вот после одного из таких разговоров герцогиня распорядилась подать роскошный ужин для Флоренс и Эдварда, а сама, сославшись на головную боль, удалилась в свои покои. Стол, за которым расположились граф и его невеста, был узким и длинным, поэтому им пришлось занять противоположные его концы. Эдвард решил, что это будет наилучшим вариантом, при котором Флоренс будет чувствовать себя свободнее. Однако сам граф свободы не чувствовал: вопреки тому, как далеко от него находилась девушка, он постоянно наблюдал за движением ее рук, трепетом ресниц, и все это казалось ему невероятно эротичным. Синее шелковое платье, расшитое узорами цвета слоновой кости, подчеркивало глубину ее взгляда, в то же время оттеняя бледность щек.

Почему она так быстро и неровно дышит, отчего ее грудь то чуть приподнимается, то опадает? Что тому причиной? Волнение? Страх? Она думает о пред-тстоящей ночи?

То, что Эдвард открыто заявил о своей любви к ней и выразил желание жениться, должно было сблизить их, а не загнать каждого в свою раковину. В чем же дело?

Граф встал, взяв свою тарелку и бокал, и направился к девушке.

– Я сяду ближе, – пояснил он, заметив удивленный взгляд Флоренс.

Она едва заметно кивнула и снова опустила глаза. Зеленые горошинки снова начали кататься по фарфоровому блюду.

– Послушай, кухарка будет расстроена, если ты даже не прикоснешься к ужину, – терпеливо сказал Эдвард, рассматривая Флоренс. В неровном свете свечей тени под глазами казались темнее, а сама девушка выглядела худенькой и хрупкой.

Флоренс отрезала кусочек ягнятины и со вздохом отправила в рот. После этого игра с горошинами возобновилась.

– Тебе надо восстанавливать свои силы, милая, – настойчиво продолжил граф. – Ты неважно выглядишь.

Флоренс неожиданно улыбнулась и, протянув руку, погладила его по волосам. Эдвард не ожидал прикосновения и вздрогнул. Он мог по пальцам пересчитать случаи, когда Флоренс касалась его так нежно, и сердце защемило. Еле держа себя в руках, граф стиснул зубы – обычно это помогало. Невероятным усилием воли он удержался от того, чтобы прямо здесь и сейчас наброситься на Флоренс, зацеловать с головы до пят, задрать все ее пышные юбки и ласкать до тех пор, пока она не начнет содрогаться от наслаждения.

Ничего этого он не сделал, опасаясь напугать Флоренс своим неистовством, а только улыбнулся в ответ на ее прикосновение.

– Эдвард, ты всегда такой дипломатичный, просто удивительно, как это тебе удается.

Тонкие пальцы еще раз взъерошили его волосы, затем скользнули по щеке и плечу. Эдвард перехватил руку, прежде чем Флоренс ее убрала. Желание было таким нестерпимым, что пересохло во рту, и другой рукой граф резко поднял бокал и отпил вина. Она назвала его дипломатичным! Он готов разорвать на ней одежду в клочья, а она считает его джентльменом!

– Я хочу тебя, – сипло сказал Эдвард.

Девушка подняла глаза – зрачки потемнели и расширились. Желание? Страх? Ресницы опустились, словно бабочки. Эдвард перевел взгляд на пухлую губку, которую она кусала. Его пронзил такой спазм желания, что он проклял все на свете.

– Послушай, Флоренс, – начал граф, с трудом подыскивая слова. – Я не хочу пугать тебя, но в крови у меня бушует пожар, и только тебе под силу погасить его. И больше того – я не уверен, что смогу держать себя в руках достаточно долго, чтобы дождаться брачной ночи.

Губы Флоренс сжались в одну линию.

– Тебе не обязательно дожидаться брачной ночи. И ты вовсе не обязан жениться на мне, чтобы залучить меня в свою постель.

Это был последний ответ, какого мог ожидать Эдвард. Ошеломленный, он откинулся на спинку стула, не выпуская руки Флоренс. Она опасается, что его желание жениться вызвано только жаждой плотских утех? Значит ли это, что она убежала тогда не только потому, что была оскорблена, но и потому, что боялась самой себя? Боялась, что не сумеет отказать графу Грейстоу?

– Флоренс, – сказал Эдвард как можно мягче. – Все не так, как ты подумала. Я хочу жениться на тебе и хочу, чтобы наша свадьба произошла как можно раньше, но вовсе не потому, что ты мне нужна для постели. То есть я понимаю, почему ты так решила. Та ночь в домике на острове, дело в этом, да? Возможно, мы делали то, что не имели права делать, но теперь все по-другому.

Она покачала головой:

– Ты меня не понял.

– Так объясни мне. – Эдвард нежно поцеловал сжавшийся кулачок.

Флоренс уставилась себе в тарелку, не решаясь посмотреть ему в глаза.

– Той ночью, когда ты пошел за мной на остров, когда нам было так хорошо вдвоем... я убеждала себя, что всего лишь хотела понять, каково быть желанной. Но позже, наутро... – Ее плечи поникли. – Наутро я решила, что эта ночь сблизила нас, решила, что что-то значу для тебя и, что ты попросишь моей руки.

– Ты правильно думала. Это я был глуп. Я должен был сделать именно это.

– Нет. – Флоренс протянула другую руку и погладила ладонь графа как бы в задумчивости. – Я не это хотела сказать. Просто тогда я придавала большее значение законам общества, потому что не так давно стала его частью. Поэтому мне было так важно соблюдение определенных приличий. А теперь я вижу, что эти законы делают с человеком, во что его превращают! Вспомни Фредди, своего отца. Я больше не желаю жить только по правилам, потому что боюсь потерять самое дорогое, что у меня есть.

Эдвард погладил ее руку, приподнял подбородок и задумчиво заглянул в глаза.

– И все-таки эти законы по-своему важны. Только через них мы понимаем, что дорожим друг другом.

– Это глупо! – Флоренс отвернулась, выдернув подбородок из его пальцев. – Ты сказал, что стыдишься меня. И при этом хочешь взять меня в законные жены. Разве это не глупо?

Эдвард уставился на нее с неподдельным удивлением.

– Я не говорил подобного. Я просто не мог сказать такое!

– Но ты сказал. Когда ты ворвался к Кэтрин, ты заявил, что так сильно меня любишь, что боишься этого. Ты стыдишься своей любви ко мне! – Глаза Флоренс наполнились слезами. – Я по-прежнему дочь викария. Небогатая. Некрасивая. Все, что у меня есть, – это моя честь и гордость. Не так уж и много, согласись. Если ты женишься на мне, это едва ли смоет пятно с имени Бербруков. Едва ли общество одобрит подобный шаг с твоей стороны. Я знаю, что ты хочешь меня, я вижу это в твоих глазах. Но когда ты устанешь от меня, не лучше ли будет в тот момент оказаться не связанными узами брака?

– Господи помилуй! – воскликнул Эдвард потрясенно. – Ты вообще меня слушала? Или все, что я говорил, пролетело мимо твоих чудесных ушек? Что ты советуешь мне? Повторить одну за другой все ошибки моего отца, чтобы всю жизнь потом раскаиваться?

– Насколько я поняла, ты хочешь переспать со мной, а из твоих рассуждений насчет законов общества я сделала вывод, что твое дурацкое джентльменство не позволит тебе сделать это, не будучи женатым на мне!

– Мое дурацкое джентльменство не имеет ничего общего с моим желанием жениться на тебе! Черт возьми, Флоренс, что за чушь тебе приходит в голову! Еще пару дней назад ты считала, что я хочу женить на тебе своего брата, чтобы при этом делить с тобой постель!

– Ну, – смутилась Флоренс, – признаю, в этом я ошибалась.

– И не только в этом. Я хочу жениться на тебе, потому что люблю тебя, глупая. Ты заполнила пустоту, в которой я жил до сих пор и сам не подозревал об этом. С тобой я счастлив. Даже когда просто держу тебя за руку. Когда просто смотрю на тебя. Я не могу представить жизни без тебя. И еще одно, самое важное: я не разлюблю тебя, потому что ты такая одна. Выкинь эти глупости из головы!

Флоренс разрумянилась от смущения, но по тому, как она кусала нижнюю губу, Эдвард понял, что она все еще сомневается.

– То, что ты говоришь, звучит очень красиво. Но мне сложно поверить в то, что это правда. Пока это только слова.

Эдвард чуть не застонал от отчаяния.

– Ты не веришь мне, потому что я уже однажды обманул тебя!

– Я не верю тебе, потому что на самом деле я не представляю собой ничего особенного.

– Флоренс, – с облегчением улыбнулся граф, – ты даже не знаешь, насколько ты особенная.

– Конечно! – хмыкнула девушка. – Я простая деревенская девчонка, и между нами всего лишь короткий роман, основанный на физическом притяжении. Я вовсе не бриллиант в навозной куче. Я не способна окрутить мужчину даже если очень этого захочу.

В этих словах Эдварду послышались нравоучительные проповеди Кэтрин Эксетер. Он усмехнулся и поцеловал Флоренс между нахмуренных бровей.

– Кэтрин удачно подтасовывает факты, чтобы доказать свою правоту. На самом деле я разорвал отношения с Имоджин потому, что все время думал о тебе. Уже тогда я жалел, что она не такая, как ты. Имоджин не смогла бы затронуть мое сердце. И если уж есть женщина, которая способна меня окрутить, то это ты, милая.

Огромная прозрачная слеза повисла на ресницах Флоренс, и она быстро смахнула ее пальцем.

– Мне так хочется поверить тебе! Сердце болит – так хочется верить!

– Тогда просто возьми и поверь. – Неожиданно граф поднялся и потянул Флоренс за собой. – Пойдем со мной?

Девушка смутилась, но послушно встала со стула.

– Куда?

Эдвард и сам затруднился бы ответить на этот вопрос. Единственное, что он сознавал, – необходимо заставить Флоренс поверить в его чувства. Она должна доверять ему! Если он хочет прожить с ней свою жизнь, он должен начать это делать прямо сейчас.

Граф быстрыми шагами вышел из столовой, затем резко остановился. Флоренс, которая спешила за ним, чуть не уткнулась в него носом. Эдвард обернулся и обнял ее.

– Я просил тебя довериться мне. А теперь я хочу показать, что и сам доверяю тебе.

– Это совсем не... не обязательно, – пролепетала Флоренс, не понимая, куда он клонит.

– Нет, обязательно. – Эдвард потянул девушку за собой, не выпуская ее рук. Он шел задом, постоянно наклоняясь к Флоренс, чтобы легким поцелуем коснуться виска или макушки. Они миновали холл, и парадную лестницу, прошли мимо десятков старинных портретов и стеклянных шкафов с доспехами и оружием.

Флоренс замечала эти неопровержимые признаки власти и гордости старинного рода, повторяя про себя, что ей не место в этом доме. Повторяла и сама не верила. Стоило ей поднять глаза на Эдварда, как все самое невероятное казалось возможным и исполнимым.

Когда они поравнялись с бильярдной, Эдвард замедлил шаг и отпустил ее руки, только чтобы перехватить ее за талию. Большая мужская ладонь казалась тяжелой, заставляя Флоренс чувствовать себя слабой и ранимой.

Они прошли в семейное крыло, миновали апартаменты Фредди, пустовавшие с момента его неожиданного отъезда вместе с Найджелом. За комнатами виконта следовала дверь в оранжерею, откуда доносился сладкий запах пионов, смешанный с тонким ароматом цитрусовых.

– Здесь мои комнаты, – негромко сказал Эдвард, толкнув тяжелую дверь вишневого дерева.

Сделав шаг вперед, Флоренс огляделась. Ковер был новым и пушистым, мебель тонула в вечернем сумраке. Стеклянные двери выходили на террасу с видом на озеро. Солнце почти скрылось за горизонтом, и небо казалось бесконечно огромным. На нем словно расплескалась палитра всех оттенков – от синего до розового и малинового. Гладь озера была спокойной, без ряби и казалась продолжением неба. Девушка ощутила сильное желание избавиться от одежды и нырнуть в пестроту заката.

– Сюда, – раздался голос Эдварда, и Флоренс последовала за ним.

Дверь вела в спальню. Здесь все было совсем иначе, чем в гостевых покоях, отведенных Флоренс. Массивная кровать на толстых широких ножках была такого размера, что на ней с легкостью могли устроиться четверо человек. Темно-красный балдахин был откинут и забран наверх, резное изголовье оказалось высоким. Драпировки на окнах и стенах были бордовыми, в тон кровати. Флоренс ощутила неожиданный трепет. Только сейчас она поняла, где оказалась. Это было то самое место, где Эдвард проводил ночи, где он одевался и раздевался, где видел сны.

Флоренс сделала круг по комнате, пытаясь рассмотреть каждую деталь, а Эдвард зажигал свечи. На стене у кровати висело небольшое изображение Мадонны, которое явно принадлежало руке современного художника, потому что в лице Марии не было и следа печали, глаза смотрели ласково и мягко, прямо в душу. Флоренс почувствовала, как слезы вскипают в глазах. Как Эдварду удается находить подобные шедевры?

Когда она обернулась за ответом к графу, тот усмехнулся:

– Я привел тебя сюда не для того, чтобы рассматривать картины, хотя они вполне достойны внимания.

Он сделал шаг к Флоренс, протягивая что-то зажатое в ладони.

– Ты хотела воспользоваться этим однажды. Надеюсь, ты не передумала. – Когда пальцы разжались, на ладони, словно черная змея, распрямился, свесив в стороны концы, бархатный галстук.

Флоренс охнула, прижав руку к груди.

– Я думала... думала, что женщина не должна делать... подобного.

– Мужчины не любят отдаваться во власть женщины. Но я доверяю тебе, поэтому ты можешь делать со мной все, что пожелаешь.

При мысли, что она может связать этого сильного, гордого мужчину и делать с ним все, что душе угодно, у Флоренс перехватило горло. Между ног сладко заныло.

– Но если ты на самом деле этого не хочешь, я не стану...

– Эй, посмотри на меня, Флоренс! Разве ты не видишь, как я возбужден? Думаю, что бы ты ни придумала, мне все равно понравится.

Смущенная собственной смелостью, Флоренс перевела взгляд на его брюки, наткнувшись на выпуклость, начинавшуюся чуть ниже пояса. Опасаясь попасть впросак, девушка спросила, не отрывая глаз от выпуклости:

– Я смогу делать все, что захочу? Любые фантазии? И ты не будешь против?

– Все, что захочешь, милая, – подтвердил граф, чувствуя, что даже разговор о предстоящем опыте возбуждает его. – Я буду целиком в твоей власти.

Флоренс не сдержала улыбки. Так странно, что горделивый граф Грейстоу, человек, способный одним взглядом или жестом осадить любого, властный и сильный мужчина, будет принадлежать ей! Почти невозможно в это поверить! Смутившись от подобных мыслей еще больше, Флоренс зарделась и кивнула:

– Я согласна.

Эдвард снова протянул ей бархатные путы, затем открыл дверцу тумбочки и указал на остальные галстуки, спрятанные там.

– Тогда бери быстрее, пока я не передумал, – почти прорычал он.

Флоренс выхватила полоску черной ткани из его руки и отступила назад.

– Мне нужно раздеть тебя. Можно? – В ее глазах появились хитрые искорки.

– Тебе не нужно спрашивать. Сегодня ты все решаешь сама.

Прежде чем расстегнуть первую пуговицу его пиджака, Флоренс посмотрела Эдварду в глаза.

«Она начинает мне верить», – подумал граф, прежде чем девушка толкнула его на кровать.

Пока Флоренс раздевала его, он боролся с невероятным желанием завалить ее рядом и подмять под себя. Эдвард терпеливо ждал, пока девушка снимет с него пиджак и ботинки, ослабит манжеты и воротничок, стянет рубашку. Когда дошло дело до носков, его почему-то охватил такой трепет, словно это была самая интимная из возможных ласк.

– Какие у тебя большие ноги! – простодушно удивилась Флоренс и пощекотала графу пятку.

Мужское достоинство Эдварда заволновалось еще больше. Он боялся шелохнуться, чтобы не нарушить хрупкое равновесие и не сделать то, чего так страстно желал – взять инициативу на себя. Он дал Флоренс обещание, что будет целиком в ее власти, и не собирался нарушать его.

Словно почерпнув уверенности в его покорности, девушка стала действовать смелее. Теперь она не столько раздевала, сколько ласкала лежавшего перед ней мужчину, рисуя кончиками пальцев круги на плечах и животе. Заставив его перекатиться на живот, она с еще большим интересом гладила его спину и шею, будто заново удивляясь крепким мышцам под загорелой кожей.

Повинуясь секундному порыву, она шлепнула Эдварда по заду. От изумления он сжал ягодицы и уставился на нее.

– У тебя такой крепкий... ммм... зад, – заметила Флоренс, краснея.

– Если бы ты знала, как крепко у меня все спереди, ты тотчас позабыла бы про зад! – хмыкнул граф.

На этот раз она не смутилась, а засмеялась. От ее смеха у Эдварда перехватило дыхание: он успел забыть, как женственно и естественно она умеет смеяться. Флоренс сзади обняла его, и ладони заскользили по сильной груди, спустились ниже, к дорожке волос, сбегавшей к паху. Эдвард молча ждал продолжения и за несколько мгновений ожидания слышал только бешеный стук собственного сердца.

– Если я продолжу раздевать тебя, если освобожу... его, – раздался жаркий шепот над ухом графа, – а затем начну ласкать... ты сумеешь держать себя в руках? Ты по-прежнему будешь слушаться меня?

– Сегодня все решаешь ты, милая, – кивнул Эдвард после короткого колебания.

Флоренс потянула его за руку, поднимаясь с кровати. Как только он встал, она снова спряталась у него за спиной. Теперь Эдвард видел только ее руки, расстегивавшие пуговицы штанов, как если бы это были его собственные руки, на короткое время ставшие более изящными и белыми. От этого ему стало казаться, что все его тело больше не принадлежит ему, а находится целиком во власти Флоренс. Почему-то это странное для человека, не привыкшего подчиняться, ощущение невероятно возбуждало.

Флоренс прижималась к нему сзади, тело ее было горячим и трепетным. Она была возбуждена не меньше, чем Эдвард, и при мысли об этом он застонал.

– Думаю, теперь меня лучше связать, – усмехнулся он сквозь зубы. – В противном случае я за себя не отвечаю.

В ответ на это девушка быстро присела на колени и укусила его за ягодицу. От неожиданности Эдвард почти подпрыгнул и выругался.

– О, прости! – воскликнула Флоренс испуганно. – Прости, пожалуйста! Я сделала тебе больно?

– Пожалуй, нет, – ответил Эдвард с улыбкой, пока девушка ласково гладила укушенное место. – Скорее, удивила.

– Даже не знаю, что на меня нашло, – призналась Флоренс. – Просто у тебя такой зад, что... я не удержалась.

Эдвард громко расхохотался, и это убедило ее в том, что его гордость не пострадала. На всякий случай она все же поцеловала укушенную ягодицу, отчего смех тотчас оборвался.

– Ммм, – пробормотал граф довольно. – И не надо извиняться. То, что ты делаешь, очень заводит меня.

– Да? Тогда я... э, я рада.

Граф с трудом подавил новый приступ веселья. Но стоило Флоренс появиться перед ним, он сразу забыл про смех. Продолжая ласкать его пальцами, девушка начала целовать его грудь, прикусив поочередно соски, отчего могучая грудная клетка стала вздыматься еще чаще.

– Тебе нравится то, что я делаю. Я вижу это. – Флоренс чуть потерлась щекой о волоски на его груди и закусила губу. Это вышло так соблазнительно, что Эдвард, смотревший на нее сверху вниз, чуть не зарычал от удовольствия. Изящные пальчики Флоренс продолжали свой путь по его телу.

Когда она опустилась на колени и уткнулась носом ему в бедро, он не выдержал и застонал.

– Только не прикасайся ко мне, – предупредила девушка, скользнув ладонью вверх по ягодице и спине. – Я хочу все делать сама.

– Тогда свяжи меня. Если ты будешь ласкать меня ртом, мне нужно будет трогать тебя. Оставаться неподвижным выше моих сил!

Флоренс поднялась. Взглянув на постель, потом на Эдварда, она сказала игриво:

– Я передумала.

Граф смотрел на нее, не понимая. Что значит «передумала»? Значит ли это, что она освобождает его от обещания быть покорным? Значит ли это, что теперь он может действовать сам и волен хоть сейчас тащить ее в постель, чтобы довести до изнеможения своими ласками? При мысли об этом стук сердца превратился в один сплошной гул. И все же какая-то частица хотела подчиняться воле Флоренс и была разочарована. Или он неверно понял ее?

Ожидая объяснения, Эдвард смотрел на девушку. С лукавым выражением лица она прижала палец к его губам.

– Я передумала. Сначала я хотела связать тебя, как ты связал меня той ночью. Но теперь я решила сделать это, пока ты будешь стоять. Так мне будет удобнее касаться тебя.

– Как тебе будет угодно, – хрипло ответил граф.

– Ты уверен? – Она приподняла одну бровь, закинув выше голову, словно хотела посмотреть на него сверху вниз. Вид у нее был весьма решительный. Уперев руки в бока, девушка приказала: – Встань у кровати, возле передней решетки. Я привяжу тебя к ней.

Эдвард молча повиновался. Ширины рук как раз хватало, чтобы схватиться ими за две передние колонны, державшие балдахин. Флоренс быстро привязала его запястья, причем значительно крепче, чем того ожидал Эдвард. Это были настоящие путы, со множеством узлов, и развязать было бы довольно сложно.

– Не туго? Если будут мешать, я сниму.

Эдвард покачал головой. Его все больше удивляло происходящее. Он совсем иначе представлял себе подобную вантюру – ему казалось, что, отдавшись во власть женины, он будет чувствовать себя жалким и униженным, и согласился только ради Флоренс. Но странное дело: быть связанным любимой женщиной так остро возбуждало его, то даже если бы его руки были закованы в тяжелые каналы, сдиравшие кожу до крови, все равно это волновало ы его.

Как раз в эту секунду взгляды Эдварда и Флоренс встретились. В глазах девушки было такое же желание, какое испытывал граф. Заметив, что он ее рассматривает, Флоренс отступила на шаг и улыбнулась.

– А сейчас я разденусь сама, а тебе придется просто наблюдать. Ты первый мужчина, для которого я раздеваюсь. Мне хочется, чтобы тебе понравилось то, как я это сделаю.

Эдвард задержал дыхание, чтобы прийти в себя. Смелость Флоренс потрясала его. Робкая и застенчивая, она всегда легко смущалась, когда на нее смотрели. Теперь же она была готова сама раздеваться для него, готова была отбросить привычную скромность. Разве это не означает, что она любит его?

Флоренс сняла платье, медленно, но без излишнего кокетства. Развязывая шнуровку, она засмеялась, запутавшись в ней пальцами. Смех был смущенный, но вполне искренний. Корсета на ней не оказалось. Еще утром Флоренс поняла, что в нем нет необходимости – за последние недели она сильно похудела.

Оставшись в одной нижней рубашке и панталончиках, Флоренс занялась волосами. Эта картина сразу напомнила Эдварду тот день, когда он, раздираемый сомнениями, прильнул к глазку в задней комнате лондонской портнихи и впервые увидел Флоренс. Точно так же, как и тогда, темные кружки сосков просвечивали сквозь тонкую ткань, приподнимая ее, а через панталоны виднелся треугольник волос. Только в этот раз он был возбужден увиденным в сотни раз сильнее, словно не только его плоть, но и сердце приподнялось и рванулось навстречу полуобнаженной девушке.

В этот момент Флоренс запуталась в кружеве панталон и еле слышно выругалась. Эдвард был потрясен и тронут одновременно: столько грации и столько естественности было в движениях Флоренс, что даже ругательные слова прозвучали в ее устах к месту. Граф снова с нежностью подумал, что любит ее все сильнее.

– Вот, – наконец сказал девушка, отбросив рубашку в угол. Она стояла прямо перед Эдвардом, не пытаясь прикрыться, как сделала бы застенчивая девственница, и не принимая соблазнительных поз, как опытная любовница. Волосы рассыпались по плечам, на лице играла неуверенная улыбка. Ладони, лежавшие на бедрах, дрожали даже сильнее рук графа.

– Ты – самая красивая женщина на свете!

– Ты говоришь глупости. – Флоренс снова улыбнулась.

– Нет, правда! Я не знаю никого красивее тебя.

– Тогда спасибо. Ты тоже ничего!

Она приблизилась и начала целовать его. Ей приходилось подниматься на цыпочки, чтобы достать его губы, затем она опускалась на колени, исследуя языком его бедра и колени. Несмотря на связанные руки, граф чувствовал, что все делается только для него, и ощущал себя хозяином положения. Тело отзывалось на каждое прикосновение, ему хотелось стонать и рычать от переполнявших его ощущений.

– Эдвард, – прошептала Флоренс, – ты такой красивый мужчина.

Она коснулась щекой его плоти, затем взяла ее в руку и стала чуть заметно двигать вниз-вверх. Когда она продолжила ласки губами, Эдвард так сжал руки в кулаки, что онемели пальцы.

Девушка продолжала ласкать его плоть, чуть поглаживая губами, беря ее в рот целиком, а затем выпуская, пока Эдвард перестал сознавать что-либо, кроме этих безумных ласк. Он чувствовал, что от финального аккорда его отделяет всего несколько мгновений, и надеялся, что успеет остановиться и предупредить Флоренс. Но она сама почувствовала, как напряглись его мышцы, как свело неожиданной судорогой бедра, и только ускорила ласку.

– Флоренс, о Господи! – прохрипел Эдвард, чувствуя, что его клинок словно взорвался от невыносимого наслаждения и теперь отдает всю накопленную влагу прямо в рот девушке. Оргазм был до того мощный и долгий, что перед глазами заплясали черные точки, а тело сотрясла конвульсивная волна.

– Вот это да! – улыбнулась Флоренс, поднимаясь с колен. – Теперь я понимаю, почему не всем женщинам нравится это делать. Хорошо, что я вовремя поняла, что сейчас произойдет.

Она поднялась на цыпочки и поцеловала Эдварда. Ответный поцелуй был нежным и благодарным. Граф сознавал, что на губах и языке Флоренс он чувствует собственное семя, но это придавало поцелую какую-то особенную остроту. Вкус был терпким и острым. Эдвард чуть застонал, и девушка, услышав этот звук, тесно прижалась к нему, затем тотчас оторвалась и начала торопливо развязывать бархатные галстуки.

Понимая, что она ждет ответных ласк, Эдвард позволил ей развязать одно запястье, а второе освободил мощным рывком.

Не теряя ни секунды, он бросил Флоренс на постель и склонился над ней. Видеть ее в своей комнате, на своей кровати, обнаженную, без страха быть застигнутыми врасплох – все это заставило Эдварда пережить невероятное счастье.

– Что ж, – хмыкнул он, – я должен отблагодарить тебя за твои старания. Ты ведь ждешь этого?

Флоренс кивнула и закрыла глаза, позволяя трогать и целовать свое разгоряченное тело.

Когда ей стало так хорошо, что это было невозможно скрывать, она простонала имя любимого.